Текст книги "Белые перья шпиона (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

       Из Москвы поторапливали, но сроки начала первых ударов, все же, согласились перенести на конец декабря, или даже на начало января 40-го. Это позволяло тщательнее отработать планы ударов, и научить правильному бою хотя бы командование основных ударных соединений и подчиненные им отдельные штурмовые подразделения. По настоянию комбрига Карбышева отработка штурма финских укреплений проводилась 'в обстановке приближенной к боевой'. Часть занятий шла на специально построенных в районах Каргополя и Тихвина полигонах ОКОНа, другую часть 'отрабатывали на натуре', в качестве которой использовались настоящие укрепрайоны на 'старой польской границе' в Белоруссии. Причем, сам Карбышев организовал переброску сводной инженерной бригады из Карелии и всеми силами взялся за дооборудование построенных в 20-х годах укреплений по стандартам финской обороны середины и конца 30-х годов. Построенный инженерно-саперными частями 'укрепрайон', поочередно штурмовали сразу несколько дивизий. Против них условно воевали кадровые арт-пульбаты РККА и лыжно-стрелковые роты НКВД, имитирующие финские легкие части. Вместе с пехотными дивизиями ленинградского округа в штурме укрепленных позиций тренировались еще две другие инженерных бригады с приданными им тяжелыми артиллерийскими парками и танковыми полками прорыва (оснащенными Т-28). С большим трудом Генеральному штабу удалось убедить Командование РККА выделить для этих тренировок достаточное количество боеприпасов. Ворошилов рвал и метал, но Шапошникову и Василевскому удалось доказать, что выпущенные по врагу 'в молоко' шестидюймовые снаряды окажутся гораздо дороже тех же снарядов выпущенных на учениях. Нарком вынуждено согласился с их доводами, и представление началось.

       К концу второй недели учений пятнадцатикилометровая оборона противника оказалась условно взломана. Сводные ударные полки уже на второй день смогли гаубичным и пушечным огнем перемешать с землей тонкостенные бетонные коробки устаревших дотов. Но на третий день штурмовые танковые роты по-настоящему забуксовали на минных полях перед второй полосой укреплений, где чуть ослабленные противотанковые мины успешно рвали гусеницы грозных трехбашенных танков, а замаскированные пушки обороны, тут же, изображали обстрел застрявших стальных чудовищ. Пехота лежала в снегу в ожидании подавления огневых точек. Бомбардировочная авиация в полигонных условиях сыпала сериями 'полусоток' и 'соток' по выявленным узлам обороны. Атакующие в белых маскхалатах бросались на штурм прямо за огненным валом, но по команде посредников, вынуждены были откатываться под внезапно открывшимся огнем проснувшихся или сменивших свою позицию вражеских пулеметов, минометов и полевых орудий.

       Командование требовало повторить атаку. Удары в лоб натыкались на фланговый огонь, темп продвижения падал до нуля. Посредники снова фиксировали большие потери. Тюленев нервничал, и требовал снова вызвать авиацию, Штерн с Карбышевым на карте проигрывали варианты новых атак. После прорыва очередной линии обороны, войска втянулись на лесную дорогу меж замерзших болот, заросших густым кустарником. Головная походная застава оторвалась почти на три километра, и какое-то время все было тихо. Неожиданно прямо из-под ног следующего за парой головных танков стрелкового батальона, вырвались дымы взорвавшихся 'условных фугасов'. И тут же походные порядки были внезапно атакованы одетыми в белое лыжными отрядами противника. Вооруженные самозарядными винтовками фланговые лыжные охранения «снеговиков» походной колонны, по команде посредников, были «смяты» и тут же попали в «безвозвратные потери». А их противники «снежные черти» ОСНАЗ, помимо автоматических карабинов, ручных пулеметов и ротных минометов, оказались вооружены даже установленными на санных станках германскими авиапушками (трофеями Освободительного Похода в Польшу). 'Вражеские' снайперы стали шустро и дружно выбивать настоящими пулями буксируемые на санях манекены, изображающие красных командиров и пулеметные расчеты. Наступающие спешно рассыпались с дороги, в поисках укрытий от вражеского огня. Группы прорыва в этом неудобье под вражеским огнем суетливо и немного бестолково занимали оборону. Посредники, снова и снова, фиксировали потери. Условно раненых на импровизированных волокушах и носилках начали оттаскивать в тыл. В этот момент, изображаемые ОСНАЗом НКВД «мобильные отряды противника», повторили налеты. А пытающиеся их преследовать уже неполные штурмовые роты, оказывались на внезапно обозначенных посредниками минных полях, и снова несли 'условные потери'. Наконец атаки были отбиты, а вызванная по рации авиация еще и проштурмовала убегающего 'врага' холостыми очередями пулеметов и «эрзац-бомбами» (мешочками с крашеным мелом и хлопушкой). У наступающих частей появилась короткая передышка, совмещенная с повзводным приемом пищи. Расслабляться не получалось, даже несмотря на ненастоящую опасность от их визави по учениям...

       И вот, в перекрестье биноклей очередной рубеж обороны. Штаб атакующих привычно командует артналет, но выясняется, что выпустив несколько залпов по ложным ориентирам, сменившие перед этим позиции, артбатареи наступающих остались практически без боеприпасов. Тыловики где-то застряли с новым БК, и повторение артналета откладывалось, а тут и вечер наступил. Новый день тратился на перегруппировку сил атакующих. Вновь, корректируемый с воздуха удар артиллерии, и повторение атаки. Но, в этот момент, над полем боя появляются, до поры до времени спрятанные на паре площадок подскока, силы штурмовой авиации противника, разрисованные кривыми голубыми крестами. Командарм гневно орал в трубку на своего зама по авиации. Истребители прилетали в атакованный район, но никого не обнаруживали. Зенитчики рапортовали об уничтожении вражеского штурмовика. Бомбардировщики нанесли удар по узлам обороны, штурмовые роты снова пошли в атаку, и в очередной раз уперлись в неподавленные огневые точки. И, как назло, посредники снова зафиксировали большие условные потери в технике и живой силе. Тюленев охрип от раздачи разносов подчиненным...

       Вдруг, приехавший на КП командующего учениями комбриг Громов, тактично отозвал в сторону комбрига Карбышева, и поделился новостями. Спустя несколько минут очень эмоциональной беседы, оба военных новатора попросили у командарма разрешения отбыть с учений, для изучения возможности новейшей разведки вражеских позиций. Непечатное и гневное разрешение командующего Лен ВО их вовсе не обескуражило. Оба комбрига, глазом не моргнув, тут же испарились, пока грозный командарм не передумал. А прорыв вражеской обороны продолжался вместе с сопутствующим ему бардаком. Но силы 'красных' упрямо гнули оборону 'синих'. И в итоге, к концу второй недели, таки прогнули ее, что вроде бы воодушевляло. Правда, большие условные потери в пехоте и танках заставляли задуматься о цене такой «победы», но хвалебный рапорт уже унесся в Москву. И все бы ничего, но сами только что прошедшие учения, наглядно продемонстрировали будущим победителям Линии Маннергейма, что тщательно замаскированные и сильно укрепленные позиции кадровых войск быстро штурмовать не получается, даже при наличии сильных танковых кулаков, бомбардировочных ударов и активной воздушной корректировки арт-огня тяжелой артиллерии.

       Через два дня после учений, итоги подводили уже в здании главного штаба, что на Дворцовой площади Ленинграда. На совещании помимо участников учений и командования, присутствовали комбриг Громов и майор Грязнов (командир отдельной дальней разведывательной эскадрильи вооруженной высотными мотореактивными разведчиками РДД). А в приемной перед закрытыми дверями дожидались вызова "на ковер" несколько инженеров, кроме Громова и Карбышева практически незнакомых присутствующим красным командирам...

      Ракетные опыты Оберта в СССР и черные добровольцы САСШ-Абиссиния 

       Перед главным расширенным совещанием по начавшейся войне в Карелии, в узком кругу людей посвященных в ракетные планы страны, обсуждались новые и тоже очень секретные вопросы. Сталин слушал магнитофонную запись (с наложенным поверх нее синхронным переводом), задумчиво сложив руки на столе. Нарком НКВД Берия и Старший майор госбезопасности Давыдов сидели на стульях, и напряженно ловили своими взглядами каждый жест Вождя. Запись с этой катушки с проволокой сами они уже слышали...

       –

       – Юлиус, ты сошел с ума! Ты не полетишь!

       – Это потому что Сталин воюет с Маннергеймом? Выходит, ты боишься прослыть 'красным' в газетах?!

       – Я чихать хотел на всех этих мерзавцев-писак! Эту войну начали не русские. И я рад, что последние четыре ступени 'Фоккер' успела нам сюда прислать, пусть и за два дня до финского налета. Но я запрещаю тебе первые полгода даже думать о полете на ракете! Запрещаю!

       – Но, почему, папа?! Только потому, что ты дал обещание первого полета этому нахалу Пешке?! Поэтому?!!!

       – Не говори так о нем! Я дал слово Адаму, но дело совсем не в этом, мой мальчик... Конечно, я хочу сдержать свое слово. Ведь Оберты всегда были людьми чести. Однако если бы первый полет был точно безопасным, то я нарушил бы то свое обещание, и отправил бы на орбиту тебя...

       – Но, ты же сам говорил...

       – Дай мне сказать! Прояви хоть каплю уважения, Юлиус. Твоя мать никогда не простит мне твоей гибели. К тому же... сейчас ты еще просто не готов к этому полету.

       – 'Просто не готов'? Да, почему это! Я теперь умею летать и прыгать с парашютом, а технические и математические задачи я в уме решаю в разы быстрее этого чикагского недоучки!

       – Мальчик мой, ты забыл...

       – Ничего я не забыл! Я отлично помню, что Пешке чуть не погиб на автогонках, но победил, и что он летал на всем, что летает. Даже на шарах. Что твой любимчик успел повоевать в Польше, а потом поставил в Мюнхене рекорд скорости со своими компрессорными ракетами. Да, он был много раз ранен и травмирован, но оставался живым. Но почему ты не веришь в меня?!! Я же твой сын!!!

       – Ты сам перечислил почти все причины моей веры в Пешке, но позабыл одну маленькую деталь.

       – И какую же?!

       – Удачу, сынок. Временами мне кажется, что Адаму подыгрывает сами Небеса. А может, и преисподняя... Он много раз был на волосок от гибели, и оставался жив. Притом, что другие-то в тех же ситуациях гибли десятками. Дай ему хотя бы выявить основные сбои машины в первых полетах, а там посмотрим.

       – А почему бы русским это не сделать сейчас без Пешке? Мы же договорились, что останемся тут в России до конца 40-го года, а уже потом решим, что нам делать дальше. Пока война идет, нам все равно не вывезти ракеты в Европу. Да и почему-то не горят желанием нам помогать в испытаниях, ни шведы ни голландцы. К тому же... Я ведь позавчера сдал пилотский экзамен русского ОСОАВИАХИМа, и уже получил права пилота. Герр Стефановский даже пригласил меня пройти обучение на пилота-испытателя в их исследовательском институте военной авиации. Да и русские пилоты-испытатели могут...

       – Доннэрветэр, Юлиус! Неужели ты не понимаешь?!

       – Чего, не понимаю, папа?!

       – Я боюсь, что они украдут выстраданную нами идею! Как только мы перестанем быть сами по себе, и останемся в какой-либо стране надолго, нас возьмут в оборот. Так было бы в Германии. Тут Пешке тысячу раз прав. И то же самое случилось бы в России или Британии. И в Швеции или Америке разницы не будет... Даже Адам, при всем его предпринимательском таланте и умении везде находить деньги и спонсоров, не столь опасен нашему делу, как те, у кого в руках большая власть.

       – Но ведь, после моего полета Пешке станет только 'вторым'. И имя Обертов навсегда останется в Истории. Даже если потом нас оттеснят от проекта... А, уж я-то сумею договориться с русскими, чтобы...

       – Как ты не поймешь, сын, что нам необходимо остаться нейтральными. Мы не можем вечно рассчитывать на благоволение герра Сталина. Не забывай, на меня давят из Германии. Марта даже показывала фотографию строящегося 'Гиганта' на заводе Мессершмитта. Они хотят, чтобы мы вернулись, но не спешат обещать нам постройку большой ракеты, именно поэтому я в раздумьях. Хотя, уже в апреле...

       – Из-за этого ты планируешь отложить старт третьей ракеты, до завершения подготовки к которому осталось всего три недели. А если русские заберут своего 'воздушного монстра' и не станут нас ждать до апреля??? Или они устроят каверзу, и сожгут нам все четыре оставшиеся ступени, чтобы покопаться в технических решениях под видом тушения пожара??

       – По аренде их 'Туполева-20 бис' (который ПС-124) у нас с ними письменное соглашение, которое они не посмеют нарушить. Да и про страховку не забывай. Если ракета сгорит по их вине, то будут вынуждены строить нам новую, и не хуже, чем была. Хотя, ты прав идеи они у нас подглядят, да и время будет потеряно. Но ждать-то уже не долго. В феврале прилетит Пешке, и тогда начнем испытания. Если же он не прилетит, я обещаю тебе, что договорюсь о русском испытателе с герром Сталиным. В общем, я не хочу пустых споров, и прошу тебя поверить мне. После первых двух полетов, мы, как ты помнишь, планировали переделать первую кабину на не слишком высокий полет с экипажем из двух человек.

       – Те два кресла сделанные русскими по образцу, привезенному Адамом из Мюнхена?

       – Да, Юлиус. И нормальные скафандры, которые раньше мая, увы, готовы не будут. И это твой шанс, мой мальчик. А где-то в июле нам желательно будет выехать из России, чтобы обезопасить наш проект. И очень бы хотелось уехать триумфаторами. А пока готовься по той методике, которую прислал мне Пешке из Америки.

       – Но этого мало, папа! Мы же с тобой мечтали, что первыми в стратосферу и в космос полетят Оберты!

       – Все, Юлиус! Разговор окончен...

       Слышен звук хлопнувшей двери. Спорщики покинули прослушиваемое помещение, и нарком НКВД остановил шуршание записи.

       –

       Сталин встал, и задумчиво прошелся по кабинету.

       – Это вся запись?

       – Здесь самое главное, остальное мелочи.

       – Товарищ Берия, вы всерьез считаете, что нам удастся привлечь молодого Оберта на свою сторону, и оставить его работать в СССР?

       – Такая возможность не исключена. Хотя аппетиты у них с отцом быстро растут. 'Кантонец' ведь увлек старшего Оберта лишь ракетными полетами собак и доработкой ракеты для своего 'высотного прыжка', а они вон, уже и к парному полету готовятся...

       – Пусть они пока готовятся... СССР им поможет, хотя, брать на себя много расходов по их проекту наша страна, пожалуй, не станет. Пусть Оберт с сыном сами себе делают рекламу, и ищут для своего "европейского агентства" богатых меценатов в Европе. Так будет правильно...

       Взгляды наркома и хозяина кабинета ненадолго встретились. Берия понимающе кивнул, и торопливо поставил своим 'паркером' пометки в записной книжке, вслушиваясь в новый вопрос Вождя.

       – А, как вы, товарищ Давыдов, оцениваете вероятность успешного полета человека на ракетах Оберта? Что вам подсказывает опыт работы советских ракетчиков?

       – Вероятность высокая, товарищ Сталин. Хотя долететь до космоса они пока не в состоянии. Но высоту порядка тридцати– пятидесяти километров набрать в принципе могут. Главное, чтобы не случилось аварии.

       – Какой аварии вы опасаетесь?

       – Например, аварии на старте. Или при расцеплении ступеней. Или при спуске в стратосфере. И даже при приземлении. Вариантов сбоя у столь сложной техники очень много...

       – Политически важно, товарищи, чтобы в СССР с Обертом не случилось никаких аварий. Вот если Оберт, один, или вместе с сыном, сбежит от нас в Британию, или Германию, то пусть с ним там и случаются аварии... Но не в Советском Союзе.

       Берия снова поймал взгляд генсека, и опять незаметно кивнул, но записывать ничего не стал. Этот приказ был понятен без уточнений. В такой момент, дать буржуазной прессе еще один повод для антисоветской шумихи было бы преступлением. А вот после отъезда из России любая авария Оберта начала бы работать на престиж его совместных с советской страной достижений. Дескать, 'глядите, нищие коммунисты справились, а богатые буржуи, бездарно, обос...лись'.

       – А какие детали в устройстве этой ракеты могут оказаться наиболее важными для работы наших советских ракетчиков?

       – Товарищ Сталин. В принципе мы уже сейчас неплохо изучили всю эту конструкцию. Ангар для хранения ступеней им предоставили с секретом. Поэтому, по ночам, целая бригада инженеров НИИ-3 и группа курсантов института военных ракетчиков тщательно осматривала и фотографировала устройство всех ступеней. При доступе к агрегатам, несколько раз пришлось обходить контрольные провода, оставленные голландскими сборщиками. Бригвоенинжинер Королев, по итогам этих осмотров, подготовил закрытый доклад о ракетах Оберта, и даже предложил использовать похожие пилотируемые аппараты для отработки запусков тяжелых боевых ракет. Там слишком сложным оказалось наведение на цель, поэтому смысл в этом есть. На начальном этапе...

       – Он что же, предлагает стрелять по врагу ракетами с людьми?

       – Нет, Товарищ Сталин. Речь идет только об отработке длительного полета на всех режимах. Пилот должен иметь возможность катапультироваться с парашютом на любом этапе маршрута. Разбрасываться ценными кадрами летчиков-испытателей наша страна не может.

       – Вы правы, товарищ Давыдов. СССР не может разбрасываться опытными специалистами.

       Звонок Поскребышева поставил точку в беседе. Маленькое совещание по секретной ракетной тематике пришлось закруглить, поскольку подоспело время для оценки ситуации и принятия срочных решений по начатым военным действиям. Причем военные действия шли уже не только в Карелии...

       ***

       Первые негритянские кинозрители за океаном смогли ознакомиться с краткими версиями этого кинопроизведения лишь в январе на подпольных кинопоказах в Новом Орлеане, Чикаго, в нескольких небольших городах Алабамы и Калифорнии и даже на Кубе. Причем, несмотря на страшные клятвы, взятые перед просмотрами, уже через день и полиция и ФБР отлично знали, что кто-то привез в Америку и показывает 'нигерам' опасное с идеологической точки зрения кино, способное вызвать противодействие властям. Но, пока шел фестиваль негритянской культуры, поддержанный, в преддверие новых выборов, даже несколькими конгрессменами, устроить шумную облаву на 'забывших свое место черномазых' никак не получалось. Гувер злился, но вынужден был ждать более удобного момента. В сенате пока только шли разговоры, но серьезных слушаний по делу не планировалось. А полиция тоже не горела желанием попасть в прицелы журналистов.

       С точки же зрения идеологических противников 'американских ястребов', такой фильм нужен был как можно скорее. И по другую сторону океана, молодой коллектив 'Звезды', воодушевленный сценарием дописанным Бен Салемом, несколькими текстами негритянских песен и первыми кинопробами, очертя голову бросился в омут нового кинотворчества. Работа была большая, хотя часть материала собранного еще при съемках 'Соколов' уже дожидалась своего часа на запасной полке. И киношники вновь подтвердили свой талант. Незадолго до нового 1940-го года руководство советской страны все же увидело скороспелый двадцатиминутный минифильм, собранный из отснятого материала киностудии 'Звезда' и фрагментов, полученных от эфиопов, и просто кадров удачно совпавших по фактуре. Вместе с этой, практически 'короткометражкой', ближний круг Вождя и их титулованные абиссинские гости, в лице маршала Имру и офицеров его штаба, смогли оценить и, смонтированный параллельно, документальный фильм об абиссинской войне. Причем второй фильм, был создан советскими мастерами монтажа из киноматериалов отснятых личным кинооператором короля Селласие, и в ряде мест дополнен постановочными кадрами отснятыми Гольдштейном в Средней Азии еще в сентябре. Просмотр удался. А оба фильма так понравились высокопоставленным зрителям, что разрешение на камерный кинопрокат в САСШ и во Франции, не только документальной военной киноленты, но и даже недоделанной версии художественного фильма, было сразу дано. Такой случай, ускорить сбор средств на войну с фашистами, и на набор черных добровольцев по обе стороны Атлантики, упускать было никак нельзя...

       Советское название игрового фильма 'Живи свободным!' родилось в громких спорах киношников с их куратором от НКВД. Чекист оказался умным. И вскоре, снял свои же первоначальные требования, по полной переделке сюжета, в русле отправки в Эфиопию негров не из САСШ, а из СССР. Но, вот, по названию советского фильма он встал насмерть. Впрочем, в САСШ фильм так потом и шел, под своим пилотным названием 'Ты будешь жить!'.

       И, так уж получилось, что первый настоящий показ на экранах СССР этого по своей форме и актерам очень негритянского, а по содержанию остро антиимпериалистического кинофильма, удалось провести в больших городах советской страны только в марте 40-го года. Но здесь, 'на родине социализма', никакой спешки с показом уже не усматривалось, тем более, что в советском кинопрокате успех фильма, ожидаемо, вышел грандиозным.

       Зрителей по обе стороны океана подкупала, показанная в фильме, жизненная правда тяжелого положения черных американцев в их вроде бы такой демократической, но слишком уж внимательной к цвету кожи, стране. Кстати актером главной роли стал Мартин Робсон, один из племянников Пола Робсона, который давно симпатизировал коммунистическому движению и даже помогал своему дяде готовить концерты в Америке. Его юный актерский талант Гольдштейн сумел раскрыть и использовать в фильме. Переживающему на экране драматические моменты, молодому добровольцу зрители верили, искренне сочувствовали и восхищались им. Причем, глядя на поведение в кадре белых актеров изображающих 'гринго', даже «латиносы», стали сильнее сочувствовать своим черным братьям-пролетариям.

       Вскоре, очередная по сути своей пропагандистская кинокартина полностью оправдала ожидания, инициировавшего всю эту историю Пола Робсона, и его друзей из Советской России. Но еще до ее выхода на экраны, к концу декабря, активной агитацией черных в Америке на участие в войне за свободу Абиссинии, а также сбором средств и подготовкой добровольцев, руководил уже целый штаб 'Черной Свободы'. В эту новую организацию «цветных», Пол, вместе с бывшим черным капитаном РККА, а ныне уже полковником Кадором Бен Салемом убедили вступить черных добровольцев Таскиги и черного полковника американской армии Дэвиса старшего, а также ряд других негритянских активистов. А первые застрельщики и будущие командиры черных наземных частей еще с конца с ноября 1940-го включились в боевую подготовку, совмещенную с партизанскими действиями в фашистских тылах на Абиссинском нагорье.

       В конце декабря, в те же края, но во французский Джибути, для освоения ТВД, отправились и первые авиационные части 'Легиона Саванны' и 'Легиона Пустыни'. В их состав вошли, возглавляемый негритянским лейтенантом Майклом Дорном сборный сквадрон оснащенный отремонтированным в Греции десятком бывших истребителей Аэронаутики (которыми оказались трофейные 'Фиат CR-42' 'Фалько', и более ранние 'Фиат CR-32'), усиленный тремя старыми британскими истребителями 'Бристоль 'Бульдог' и четверкой их 'земляков' – легких бомбардировщиков 'Хоукер 'Харт'. А сводный сквадрон, под командованием мулата Рэя Фишера (на самом деле лейтенанта госбезопасности и командира звена авиачастей НКВД СССР), оказался оснащен двенадцатью 'таинственными немецкими' истребителями 'Хейнкель-45' (которыми на деле оказались уже отметившиеся в Польше в составе 'Сражающейся Европы' модернизированные советские И-7 'Ястреб') и шестью выкупленными у Авиации Корпуса морской пехоты САСШ старыми одномоторными пикировщиками-торпедоносцами Мартин ВМ-2. Для последних вместо их вдребезги изношенных 650-ти сильных моторов 'Прат энд Уитни R-1690-44 Хорнет', из СССР прислали вместе с моторамами и с запчастями десять моторов М-100 (760-ти сильная реплика 12-ой 'Испано-Сюизы').

       В общем, несколько недель фестиваля негритянской культуры 'Африка в сердце', предоставили скороспелому проекту не только толпу желающих записаться добровольцем, но и неплохие связи с негритянской общиной, немалые суммы денег на закупки вооружения. И все это время, не останавливаясь, шли тренировки. Десятки и совсем юных, и недавно отслуживших в черных частях Армии цветных парней азартно метали макеты бомб, и учились воздушной стрельбе. Обученных пилотов в двух сквадронах имелось пока даже меньше чем самолетов, но дело было совсем не в этом. Боевой дух черных добровольцев оказался довольно высоким. Впереди их ждали трудные месяцы учебы на секретных аэродромах во французских колониях. А немного позже их ждали и настоящие воздушные бои с лучшими по опыту и оснащению, боевыми пилотами региона Медитеррании. И для хоть сколько-нибудь сопоставимого по силам противостояния с опытными итальянскими асами, черным пилотам еще предстояло изо всех сил учиться и трудиться...

       ***

       Еще в конце октября, в кабинет тогда только что вернувшегося из Москвы ректора ХАИ, как уж повелось, без доклада, постучались заслуженный мастер ракетного производства Савва Цымбалюк, в компании Глебом Лозино-Лозинским. Вид у этой беспокойной парочки новаторов был, мягко говоря, слегка очумелый. Профессор Проскура, в последние полгода, наслушавшись от соратников разных завиральных идей и насмотревшись в чертежах и схемах всяких 'технических феерий', удивляться уже почти разучился. Впрочем, до новых идей и открытий он был жаден, поэтому от народа не бегал, и оборонительных линий вокруг своей персоны и своего кабинета не возводил. Единственное, что могло его встревожить и выбить почву из-под ног, это аварии с человеческими жертвами. Но, в этот раз, разговор пошел несколько о другом..

      – Войдите!

      – Доброго дня.

      – Здоровья вам, товарищ профессор.

      – Приветствую коллеги!

      – Георгий Федорович, мы тут эта... Посоветоваться нам нужно.

       Странное звучание голосов визитеров тут же было отмечено чуткими ушами многоопытного педагога и ученого. Быстро протертые фланелью линзы очков тут же украсили лицо ректора. И выявленное с их помощью, выражение некоторой растерянности на лицах подчиненных, вызвало нешуточный интерес и тревогу.

      – Что это с вами коллеги!

      – Нам бы, э...

      – Случилось что-то необычное? Авария?! Есть жертвы!? Да говорите же не играйте на нервах! Савва Михалыч!

      – Та ни, товарищ профессор. Вси целы покудова. Испытания 'Кальмаров' идут себе и идут, потихоньку. Тут эта... Не, пусть лучше Глеб Эугеньич сам доложит.

      – Даже не знаем, как вам сказать, Георгий Федорович... Мы ведь нарезной артиллерией и не занимались никогда. А тут, пока вас не было, из УПР пришел секретный приказ – 'срочно начать разработку специальных артиллерийских снарядов'.

      – Вот как? Снарядов? Не ракет? Гм... действительно, очень странно и интересно. Но пока, повода для паники я не усматриваю. Где там те документы? Ну ка, все сюда на стол кладите!

      – Вот, читайте, товарищ профессор.

      – Так-так. Гм... Получено от разведки... 'Для увеличения дальности стрельбы тяжелых орудий'. Угу... Ясненько. Ага. Что ж, отлично! Теперь вполне понятен нетленный замысел наших столичных мудрецов-заказчиков!

      – Но сроки, Георгий Федорович! Да и...

      – Тихо-тихо! Вот что, многоуважаемые коллеги. Стране, видимо, срочно понадобились реактивные артиллерийские снаряды. Тема вообще-то известная. Если не ошибаюсь, еще в 33-м начатая. Результаты тогда вышли не ахти и ее закрыли. То, что высокая дальнобойность и мощность таких снарядов Красной Армии понадобились, тоже ничуть не удивительно. Вон, сколько немцы в Гданьске с польскими фортами провозились! И выбранный калибр 152-180мм прямо намекает – готовятся операции против сильных укреплений, и удаленных целей, защищенных дальнобойной артиллерией и авиацией. Но мы с вами люди думающие, и отлично понимаем, что об этом нигугу. Наше с вами дело – лишь сделать такое изделие и предложить принципиальные решения.

      – Но ведь это для пушек, Георгий Федорович, мы же...

       Профессор властным жестом пресек стенания растерянных подчиненных, мгновенно подтвердив свой статус мудрого начальства.

      – Спокойно коллеги! Хотя вопрос вроде бы не нашего института, но понятна и логика руководства. У нас с вами тут на ракетном участке товарищи Баткин с Пиротти испытывают свои новые 130мм ракеты для 'безоткатных авиационных барабанов'. Стало быть, некоторый опыт уже есть. Ведь так? Опять же монгольские результаты тут точно пригодятся. Да и взгляд у наших ракетчиков наверняка не столь замылен, как у артиллеристов. Так что и с современнейшими артиллерийскими задачами мы бы вполне...

       Посетители неловко переглянулись и профессор осекся.

      – Что не так, товарищи? Чего вы тут мнетесь, как курсистки на экзамене, и такими томными глазами на меня смотрите? В чем, собственно, дело?!

      – Дело в том, Георгий Федорович... что у Михалыча дома нашелся прообраз проекта всей системы, под заказанный у нас боеприпас. Причем, привез ему эти наработки один знакомый вам крылатый полковник из...

      – Из Житомира. И ничего удивительного! Я так понимаю, что Василий Иванович Петровский в тот раз привез Савве Михайловичу очередное письмо от Павла Колуна. Но ничего ужасного и зубодробительного я в этой истории не усматриваю. Да-да. Не напугали!

      – Это если не вспоминать намеков на 'сведения, полученные от разведки'.

       Брови профессора лишь слегка собрались у переносицы. Проскура тут же вспомнил закрытый доклад Королева, на котором присутствовали со своими замами руководители научных групп и КБ ракетных направлений УПР.

      – Даже тут, коллеги, я не вижу повода для демонстрируемых вами отчаяния и беспомощности. Ведь, если вы не забыли, дорогие коллеги, Павел еще полтора года назад в Китае смог получить новейшие разведывательные сведения о реактивных опытах на Западе. Ага! А в мае, как вы помните...

      – Все так, Георгий Федорович. Но, в той бандероли, которую Михалыч в октябре получил, помимо набросков лепестковых механизмов регулировки тяги 'Кальмара', были и наброски вот этих многоколесных артиллерийских установок со сменным вооружением. Вам это странным не кажется?