Текст книги "Белые перья шпиона (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)

      – А вот этот мистер утверждает, что так же, как и вы познакомился с Адамом Моровским в Чикаго. Как раз незадолго до отъезда Адама в Европу. Задайте ему несколько вопросов.

      – Хм... Э-э... простите мистер?

      – Моя фамилия Мортано, зовут Луиджи. Капитан...?

      – Бенджамин Дэвис. Рад познакомиться, мистер Мортано. Вам не трудно будет рассказать, при каких обстоятельствах вы познакомились с Адамом в Чикаго?

      – Ничуть. В день гонок в Лэнсинге, я...

      – А разве вы на аэродроме были в тот день?!

      – Я даже помогал тогда еще второму лейтенанту Моровски покупать азотный наркоз для системы форсажа его машины. Взгляните вот на это фото, я храню его с того самого дня...

       Вместе с капитаном полковник вгляделся в фотокарточку. Лица людей были хорошо узнаваемы.

      – Вот спортивный 'Хадсон'. А рядом стоим мы. Господа, Моровски, Терновски, а вот и я...

      – Все точно, господин полковник! Сам-то я в тот день торчал в университете, но Адам приезжал туда именно в этой форме. Так что Мистеру Мортано можно верить...

      – Хорошо. Спасибо вам, капитан. Дальше мы тут сами как-нибудь разберемся. Идите, вас ждут.

      – Всего наилучшего, господа. Полковник. Мистер Мортано. Я рад знакомству с вами.

      – Взаимно, капитан...

      'Гм. А этот черный, оказался нормальным. Но вот как он сам познакомился с «Нашим Шустриком», как назвал его старина Понци? Хотя я не сильно удивлен широте его знакомств. В Голландии его ребята сумели купить половину фабрики и типографию. Документы мы теперь можем делать, не связываясь с Синдикатом. И я не удивлюсь, если узнаю, что у Адама есть еще и собственная семья, считающая его Доном...'.

       Черный капитан вернулся к шагистике, но командующий тренировочным парадом югославский полковник распустил строй на отдых. В тот же момент к недавнему собеседнику Мортано подскочил молодой парень в похожем на британский офицерском мундире, и что-то задиристо крикнул на своем славянском. Дальнейшего Мортано не разглядел, тем более что сразу же, после этой проверки его, наконец-то, допустили до генерала Корнильон-Молинье...

       За последующую после той беседы неделю, Луиджи успел многое. На летающей лодке русских добровольцев он вместе с Джани слетал в Мессину, разыскал там падре Франческо в монастыре Святого Сальваторе, и передал ему послание от Дона Валлоне, и его Нью-Йоркских друзей. Поначалу задача казалось простой – всего-то наладить связь с родиной через нужных людей, используя возможности добровольцев и имя Моровски. Но новости, с которыми они с Джанни вернулись в штаб Армии Добровольцев, перевернули все верх дном. Теперь просто так уехать обратно в Штаты было нельзя. Ведь именно сейчас появилась возможность освободить дальнюю родню Дона, и еще несколько каподрежиме из других кланов. У падре Франческо и его людей были хорошие связи на Устике и в Неаполе, но не хватало подготовленных боевиков для этого дела, а всего в тысяче километров от Сицилии имелись бойцы и командиры, готовые на многое во имя борьбы против Дуче. Этот шанс грех было не использовать. Один только этот жест сразу же мог поднять Дона Валлоне над равными ему главами семей. И значит, использовать этот шанс было просто необходимо. В телефонной беседе с Аллиотто на этот вопрос, заданный эзоповым языком, Луиджи получил четкий ответ, недопускающий сомнений. Вот только проведение такой операции паре молодых людей было не по силам, и нуждалось в серьезной поддержке...

       Через пару недель такая поддержка была Добровольческой Армией получена из России. Группы будущих участников налета на тюрьмы Устики и Неаполя, прибывали в Каламату по отдельности. Русские разведчики и водолазы, уже приступили к тренировкам вместе с ныряльщиками островов Калимноса и Симы. Греками командовал пожилой Адонис Спанидис, брат старшины калимносской артели ныряльщиков за губками. Старик хорошо знал водолазное дело, и даже случайно получил опыт подводной схватки. Когда на его дядю напала большая акула, Спанидис сумел ее ранить топориком, и тем спас своему родственнику жизнь. Вместе с ним в тренировках участвовало десятка полтора греческих ныряльщиков лучшим, из которых был молодой Петрис Лериос. Мортано постепенно перезнакомился с греками, с русскими, и даже с парой французов. Неделю назад из Марселя на Крит пришел французский крейсер, который привез двух энтузиастов подводного плавания. Лейтенанта Мартинье, и мичмана Кусто. Большим опытом погружений они похвастаться не могли, зато привезли с собой двадцать комплектов 'ножного пропеллера де Корле' и четыре аппарата для подводного дыхания 'Марк-II' Ле Приера. Русским идея с ножными плавниками очень понравилась, и в последние дни они азартно учились подводному плаванию с этим приспособлением. Но вот, когда подготовка почти уже подошла к концу, на базу пожаловали очередные гости. И цвет кожи этих гостей очень сильно напомнил Луиджи тот самый первый день, когда его личность устанавливалась опросом одного темнокожего капитан-пилота. В этот раз с гостями знакомил улыбчивый русский майор, которого на базе все звали Гауриос. Говорил он на французском, который Мортано и все остальные понимали достаточно хорошо...

      – Вот, прошу любить и жаловать. Звания у наших гостей – язык сломаешь, поэтому, буду назвать их европейские аналоги. Итак, знакомьтесь. Старшим по званию в абиссинской делегации является подполковник Бабичев. Он прилетел сюда в Каламату за штурвалом летающей лодки. Сейчас Михаил Иванович временный командующий ВВС Абиссинии.

       Мортано в душе присвистнул. Внешне тот эфиопский пилот с русским именем и фамилией, больше походил на араба, чем на русского, хотя отвечал по-французски довольно бойко. И как потом рассказывал Майор Гауриос, по-русски он шпарил не хуже...

      – Как видите, перед вами потомок русского офицера и абиссинской аристократки. Человек компанейский и очень смелый.

      – Да, неужели?!

      – Представьте себе, его связные самолеты летали в Абиссинии до самого конца организованного сопротивления абиссинских армий, и ни разу не были сбиты врагом. А сам подполковник в последний момент эвакуировал монарха во французские колонии.

      – Не перехвалите, мсье майор. Благодарю вас...

      – Кстати, мсье подполковник, а как вас отпустил со службы ваш король?

      – Мы в Женеве получили известия о том, что на Устике держат в плену князя Имру и еще несколько наших офицеров. Король Селласие очень уважает генерала, поэтому, сразу же вызвал нас, и попросил оказать любую посильную помощь в освобождении князя и наших людей. Такой человек как раса Имру очень бы пригодился в дальнейшей борьбе с нашим общим врагом. И вот поэтому с согласия моего короля, и надеюсь, с вашего разрешения, я бы очень хотел принять участие в этом достойном деле. Те, кто борется против палачей Муссолини, вызывают у меня восхищение, и желание помочь. Думаю, еще один гидросамолет не будет лишним?

      – Браво! Вот это по-нашему. Из командующих ВВС, и прямо в простые добровольцы!

      – Господа, шутки потом, продолжим наше знакомство. Второй наш гость Майор Умвата.

      – Знакомится рад... мсье.

      – Мы также рады знакомству майор.

      – Будьте как дома. Кофе хотите?

      – После... Э-э... удовольствие...

      – Может быть, расскажете о войне у вас на родине?

      – Сфините, не очень... сказать франка...

      – Господа помилосердствуйте, мсье Умвата, только с дороги, к тому же французский и греческий не слишком удобны для майора. Ну, а немецкий и итальянский здесь не все поймут. Если передать вкратце его опыт, о котором я его уже расспросил, то картина выйдет такая. В 20-х майор служил несколько лет в итальянских колониальных войсках, затем командовал взводом в абиссинской гвардии называемой Кебур Забанга. В декабре 35-го во время итальянского вторжения служил офицером связи, и участвовал в наступлении на Асуму. Лично знаком с князем Имру и некоторыми офицерами его штаба. После этого майора Умвату перевели в другую армию, и он воевал под командованием маршала Мулугеты под Амба-Арадом, где был ранен и эвакуирован во Французское Сомали. Это спасло его от смерти, когда через три дня после его ранения, фашисты применили ядовитые газы против армии маршала Мулугеты. Тогда погибли десятки тысяч...

      – Стыдно мне... я жить... а раса Мулугета и солдата...

      – Перестаньте майор, вы сражались честно! И не ваша вина, что они погибли, а вас ранило чуть раньше!

      – Муссолини мерзавец!!! Применение газов – это подлое нарушение Конвенций!

      – Да господа, фашисты хуже зверей. Но сейчас нам не до проклятий. Давайте продолжим знакомиться с нашими гостями, ведь скоро нам всем идти в бой с фашистами. Будем учиться взаимодействию, чтобы было легче воевать и понимать друг друга... Итак, представляю вам. Лейтенант Кимана, из первого выпуска военной школы в Холете, рядовой член союза 'Черные Львы'...

       Последние дни, все жили в напряжении. Майор Гауриос часто ездил в штаб гидроавиабазы. Что-то там с подготовкой операции не клеилось. Но вот, наконец, Мортано услышал команду всем прибыть на пирс, занять места на катере, и ждать посадки в бухту русской летающей лодки. Луиджи уже почти привык к дисциплине. В Чикаго и Милуоки его сержантские лычки значили немного, но там и спрос с него был невелик. Там он был скорее инструктором по парашютному спуску, и воспитателем юношей, которых присылали в 'Лигу Юных Командос' со всей округи. А вот здесь он действительно почувствовал себя на армейской службе. И не сказать, чтобы ему совсем не нравилось это чувство...

       ***

       Первое, что Павла увидела меж стреляющими болью веками, была спина огромного дядьки одетого я явно казачью форму. Лампасы, шашка на боку. Сбоку раздался насмешливый голос...

       – О!! Очнулся, краснозадый?! Глянь Семен, какой нам живучий попался?

       – Ничё, это не надолго.

       – Беззубцев что там со связью?

       – Помехи, ваш бродь. Следующий сеанс через три часа будет. Ждать остается...

       'Неужели снова Монголия?! Как же я так? А Америка и Европа как же. Неужели все мне приснилось?'.

       – Чего ты там себе под нос бормочешь комуняка! Какая тебе тут Монголия?!

       – С четниками свяжись, пусть у нас этих под конвой примут.

       – Душан! Душан! Я Хвист... Душан...

       Голова у Павлы болела, мысли перескакивали с одного на другое. В смысл происходящего вокруг вникать категорически не получалось...

       – Господин хорунжий, четники тоже не слышат меня.

       – Ладно, подождем. Пока новых команд не было, можно и здесь схорониться.

       – Верно ваш бродь. Може еще какие краснюки тут мимо нашей лежки поскачут.

       – А с этим, что делать? Кончить или ждем?

       – Да шлепнуть его, нам такой дохлый язык без надобности. Тащи его еще мимо их бандитских постов.

       – Погоди, Павло. Это офицер ихний, пусть пока немного подуркует в припадошного играя. У генерала Панвитца и не такие на допросах пели...

       – Ваш бродь, радио!

       – Что там Сенчук?!

       – Их благородие господин майор, приказывают нам отсюда ночью уходить. Если не сможем этих с собой забрать, то всех кончать разрешается. Там вроде еще одних поймали. Так что будет кого Панвицу на допрос послать...

       – Добре. А теперь вражин послушай. Может чего нужное узнаем...

       'Значит, генерал Панвиц, казачки и четники. И что-то еще услышала но упустила... Выходит, все же где-то в Югославии мы. Но как я сюда попала! Черт побери, как!!! Мать же в детсад, ничего ведь не помню...'.

       – Пан, майор, как вы?

       'Какой нахрен, майор?!! Капитан мое последнее звание. Да что же такое прах меня побери происходит?!!'.

       – Ты кто? Где мы?

       – Це ж я, Рузчак. Припомнили?

       – Уммм... Чем меня стукнули?

       – Вот тот мордатый прикладом вас огрел...

       'Угу. Опять прикладом, и опять в голову. Да сколько же можно-то?!'

       – Сколько нас здесь? Кто старший?

       – Семеро нас из отряда осталось вместе с вами. Старший вы...

       'Этого мне еще не хватало. Да что за жизнь у меня такая. Нет бы просто пристрелили, так теперь еще за бойцов которых я совсем не помню, отвечать перед своей совестью! '.

       – А ну краснозадые, молитесь своей комуняцкой богоматери! Ежели, кто из вас хочет тут чего рассказать, то самое время. А нет, так у нас и без вас всякого брахла хватает. Нет на вас места во вьюках. Мы щас вас всех вон в той канаве и упокоим...

       – Семен, а пусть они нам свой Тернационал напоследок споют. Я его давно не слухал.

       – Да на кой оно тебе? Хреновенько они в прошлый раз пели.

       – А ну пойте, суки красные!

       Рядом шуршало казачье радио, время от времени прорываясь чьими-то голосами. Люди молчали и глядели ей в лицо. В их глазах стояла тоска. Понимали они, что смертный час близок и до ночи не доживут, но зачем-то еще вглядывались в глаза своего командира. А Павле стало стыдно, что она ничего не может сделать для них. И от этой обиды слова сами полезли на язык. Словно чужой голос стал глухо отдавать команды...

       – Отряд построиться...

       Прихрамывая, и поддерживая друг друга, шестеро выстроили в неровную шеренгу у сложенной из грубых камней каменной кладки какого-то амбара.

       – Перестроиться. За мной в колонну по двое становись! Запевать буду я...

       Павла повернулась к стене спиной и, слегка покачиваясь от головокружения, распрямилась. Казаки в форме похожей одновременно, и на казачью, и на немецкую, подтягивались поближе к зрелищу. На лицах гуляли улыбки. Павла сглотнула слюну, и негромко запела...

       Когда мы были на войне...

       Когда мы были на войне.

       Там каждый думал о своей подруге или о жене.

       Там каждый думал о своей подруге или о жене...

       Казаки слушали, ухмыляясь. Песня явно нравилась им.

       – Семен то ж про тебя спето. Ну ка, дай мне свою носогрейку с тютюном подымить!

       – Хрен те. Сыщи свою...

       Свои за спиной как-то невнятно бубнили, подпевая. А впереди пожилой казак, спокойно закрывал крышку ствольной коробки немецкого пулемета. В глазах казаков не было ни тени сочувствия к пленным. Павла глядела в глаза этим русским людям, и пыталась понять, как же они могли встать на сторону врага. Как?! Борьба с большевизмом? Убивая русских людей, они борются не с большевиками, а с Россией. Неужели же им это не понятно?!'

       Когда мы будем на войне

       Когда мы будем на войне.

       Навстречу пулям полечу на вороном своем коне.

       Навстречу пулям полечу на вороном своем коне...

       – Гляньте ка станичники, чем они разжалобить нас решили?! Во, дают коммуняки!

       – А ну хватит брехать, собаки советские! Кому сказано, замолкли! Тихо! А то мозги на волю выпущу!!!

       Кашлянул 'Люгер', и пуля чиркнула о каменную стену совсем рядом, обдав стоящего ближе всех партизана каменными осколками. Павла глядя прямо в еще дымящийся ствол продолжала петь чуть глуше, но все также резко выплевывая слова. И замолкшие было за ее спиной люди, снова начали тихо подпевать, еле шевеля губами. Короткая пулеметная очередь раскрошила еще кусок стены. Павла не оборачивалась...

       ...навстречу пулям полечу на вороном своем коне...

       – Ну, щас я всех этих одной очередью.

       – Погодь Губанов. Не спеши...

       Черный зрачок MG-34 чуть пошевелился, словно бы всматриваясь в лицо. Но фельдфебель носком сапога отвернул его немного в сторону.

       – Еще успеешь ты их на бисову сковороду отправить, Сашка. А, пущай еще попоют! Вишь, как они душевно выводят.

       – А ну, слыхали краснюки?! Дальше пойте! И шоб мне так же душевно выводили, правильно я говорю ваш бродь?

       – Да пусть себе попоют. Все равно нам тут до ночи ждать. Хоть какое-то развлечение. А шлепнуть-то мы их завсегда успеем...

       'Ах, вам песен подавай?! Их есть у меня! Раскройте ваши ухи нашему таланту. Вот как мыв им сейчас споем, хлопцы'.

       Здесь птицы не поют. Деревья не растут.

       И только мы... к плечу плечо... врастаем в землю тут

       Горит и кружится планета. Над нашей Родиною дым

       И значит, нам нужна одна Победа! Одна на всех мы за ценой не постоим!!!

       С каждым куплетом голос звучал все яростнее, а лица казаков смурнели все сильнее. Павла чувствовала, что слова 'ветеранского гимна' хоть и с трудом, но доходят до очерствевшего сердца солдат Панвитца. А за спиной шесть голосов чеканным ритмом подпевали последние строки куплетов...

       ...нужна одна победа. Одна на всех мы за ценой не постоим!

       Одна на всех мы за ценой не постоим!

       – А ну, ша!! Другую песню давай! И шоб казацкую!

       – Тю, так они тебе и споют.

       – Да откуда им казацкие песни знать? Только первая вроде и звучала похоже.

       Павла разозлилась, и ее хриплый голос неожиданно для будущих палачей спросил.

       – А зачем вам казацкие песни?

       – Не твоего ума дело! Пой, тебе сказали!

       – Спою, но про настоящих казаков. А не про такое как вы недоразумение.

       – Дозволь, господин хорунжий, я его нагайкой вдоль перетяну? Враз, как надобно запоет!

       – Да пусть этот майор подерзит напоследок. Слышь майор, чем тебе мы не казаки?

       – Казаки защищают свою Родину, а вы ее топчете, и служите мучителям нашей Родины. Падальщики вы. Вот вам песня про настоящих русских казаков! Отряд запевай!

       По берлинской мостовой кони шли на водопой.

       Шли помахивая гривой кони дончаки.

       Напевает верховой. Что ж ребята не впервой.

       Нам поить коней казацких из чужой реки

       Казаки, казаки.

       Едут, едут по Берлину наши казаки...

       За спиной с каждым куплетом все громче и громче звучал припев. Слова 'наши казаки!' партизаны пели резко и нагло. Мол, это наши казаки уже в Берлине, а не вы в Москве. В этот момент из динамика радиостанции сквозь шум помех раздался далекий голос...

       ... апреля, преодолев ожесточенное сопротивление противника, штурмом захватили Зееловские высоты, и вышли к окраинам Берлина!!! Одновременным ударом в район Магдебурга опрокинули две резервные германские армии... и замкнули кольцо окружения вокруг германской столицы!!! Наша артиллерия ведет огонь по предместьям Берлина! Ура, товарищи!!!

       Лица двух казаков пулеметного расчета все сильнее багровели. Звука пулеметной очереди Павла не услышала. Сильный удар в грудь, и свет сразу поогас...

       – Герр Пешке, собирайтесь.

       – Что, где?!

       – Подъезжаем к Медиашу. Нас там встретят.

       – Гер Лемке?!

       – А что вас так сильно удивило? Вы сейчас словно с вашей любимой Луны свалились. Забыли для чего мы едем к профессору Оберту?

       – Нет, нет. Я помню. Я все помню...

       'А Победа все равно придет, и неважно где и в каком агрегатном состоянии к тому времени будет находиться капитан Пешке или старший лейтенант Павел Колун. Совсем не важно...'.

       С ДНЕМ ПОБЕДЫ!!!!

      ***

      'Темно и страшно тут. Правда, я-то свое уже давно отбоялась. И все равно, как-то странно все это. Да еще и 'Прассоне' эти уродливые над башкой грусть моей душе навевают. Того и гляди рванут эти пузыри синим пламенем, и все... привет. Глупее такой смерти уже и не придумаешь. Люди в газетах прочтут и только фыркнут. Это как вообще звучит? Советский разведчик Павел Колун идиотски погиб в Румынии. При испытании немецкой ракеты в целях дезинформации британской контрразведки, инспирированной секретной службой Третьего Рейха. Да еще и 'при посредстве воздушного шара'. Бред жутчайший. Но теперь, нет мне уже обратного хода. Да, и в пассажирском модуле этой недоракеты, 'ракетонавты' мои пищат, ну так жалобно. Аж, слезы на глаза наворачиваются, как жалко этих зверушек. Уж скорее бы они бедные где-нибудь приземлились...'

      Павла кинула взгляд вниз и успела заметить серию световых сигналов. Наземная команда видимо протравила трос на максимальную четырехкилометровую длину, и сигналила о своей готовности к отцеплению. Ветер был южный и не слишком сильный. Ненадолго в памяти всплыла череда последних событий. Шелленберг сам предложил съездить к Оберту, и потом сильно дулся, услышав вместо ожидаемого восхищения дружескую резолюцию...

      – Вальтер! От души благодарю вас за эти 'Сказки Венского Леса'. Давно я уже так не смеялся...

      – О чем это вы, мой друг?! Вы же видели, профессор уже далеко продвинулся, и совсем скоро приступит к созданию полноразмерной ракеты. По-моему, его проект большой ракеты воплотится во что-то грандиозное!

      – Вальтер, вы комик. Я едва сдерживаюсь от смеха!

      – Адам, прекратите паясничать! Я не понимаю вашего сарказма!

      – Не понимаете?!

      – Совершенно!

      – То есть вы хотите мне внушить, что весь тот 'Венский заповедник имени Оберта' несет в себе более серьезную нагрузку, чем изоляция гения ракетостроения, от настоящей проектной работы. А где-то на секретном полигоне...

      – Адам, это чушь...

      – Молчите, мой друг. Лучше молчите. Иногда как говорится, лучше жевать что-нибудь. Это, чтобы не жевать слова. Да-а, а я ведь чуть было не поверил, в свою удачу. Но если мне уготована судьба Оберта, то лучше сразу отдайте команду на мою ликвидацию. Если вы НАСТОЛЬКО не доверяете мне, то продолжать все эти танцы нам с вами просто незачем...

      'Вот теперь-то, 'дружище' я действительно верю выражению твоих глаз. Угу. Ты разочарован, что ваш цирк с Обертом, вот так быстро раскрыт. Да и кем? Непрофессионалом! А чего ты хотел? Наивных восторгов юного адепта секты ракетчиков?! А вот, хрен тебе! История ракетостроения была моей любимой темой в 70-х, и читала я тогда довольно много. А вот мысль, что ваш 'камуфляж' не стоит и ломанного польского грошика в глазах любого разведчика, теперь будет тебя преследовать постоянно. И, значит, деваться тебе будет некуда от моих бредовых идей... '.

       Потом Павла не раз задумывалась, не слишком ли тогда вышло? Не перебрала ли она с юмором? Однако следующая беседа на удивление прошла полностью конструктивно. Более того, Шелленберг искренне восхитился прозорливости столь юного агента, и предложил капитану рассказать и о других выявленных косяках режима секретности. На что получил циничное предложение в стиле 'утром деньги – вечером стулья', но и на это не обиделся. По всей видимости, широта его ума допускала и такие выверты сотрудничества с агентурой. А Пешке в его глазах стал кем-то вроде прирученного хакера, способного своими ценными комментариями здорово усилить защиту корпорации...

       Дальше обсуждение грядущей шведской эпопеи шло как по маслу. Согласившись с тем, что Оберта можно и нужно использовать в игре намного эффективнее, Шелленберг, санкционировал и первый этап операции. А скорость, с которой тот улаживал все формальности и запреты, показалась Павле просто запредельной. На следующей встрече в Вене, объектом уговоров стал уже сам Оберт...

      – Профессор! Я только предлагаю вам раскрыть глаза, и трезво оценить свои шансы на успех вашего дела в Германии.

      – То есть вы считаете, что успеха в Германии мне не добиться?!

      – Я на вашей стороне. Вы ведь уже видели фото моих достижений, и надеюсь, понимаете и мои перспективы?

      – Гм. Да уж... Ракетный самолет, скафандр, противоперегрузочное кресло, крылатый снаряд с тремя типами ускорителей... Я ничего серьезного не упустил?

      – Ничего серьезного. Но ваш-то опыт 35-го года имел куда как лучшие перспективы...

      – Мда-а. Вы, юноша, и правда, много добились за ничтожное время. Вместе мы могли бы построить ракету и здесь в Германии.

      – В Германии нам с вами не стоит надеяться на серьезную помощь. Вы ведь знаете, что Рейх готовится к войне, и не собирается вкладывать большие деньги в бесконечные эксперименты во имя какого-то туманного приоритета.

      – Но ведь ко мне уже даже приезжали с намеками, на привлечение к более серьезным работам!

      – Это только пыль, профессор... Вы слишком заметная фигура, чтобы пускать такого матерого зайца на 'армейские ракетные грядки'. Такой жест сразу сделает бессмысленной любую секретность, а противники Германии моментально сделают свои выводы.

       Собеседники немного помолчали. Павла выдерживала паузу, чтобы не передавить этого все-таки очень наивного усатого дядьку. Умного, но, увы, не слишком мудрого и фантастически доверчивого...

      – Вскоре вас поставят перед выбором. Или работа на армию и производство боевых ракет, или концлагерь. Вы ведь иностранец, следовательно, любое ваше проникновение в военные секреты должно быть пресечено, как, впрочем, и возможность разглашения этих секретов. И ладно бы речь шла только о вас! Вас ведь наверняка будут шантажировать семьей. Возможно, вам даже предложат гражданство, но вот лавров первооткрывателя и главного действующего лица вам точно не видать.

      – А в чем ваш интерес, герр Пешке?

      – Я просто хочу быть первым на орбите Земли. И вскоре такой шанс у меня появится, с вами или без вас...

      – Хорошо, я готов выслушать ваше предложение.

      – Вот и отлично, герр профессор...

       Следующие дни оказались заполненными событиями до предела. Цеха заводов, сменяли лаборатории мюнхенской клиники Люфтваффе. А вскоре состоялась и третья их встреча в румынском Медиаше...

      – Профессор, как вы уже заметили вся ваша семья сейчас в Румынии. Ваш венский контракт стоил недорого, а смысла имел еще меньше. Как и обещал вам, неустойку за его расторжение, я готов оплатить немедленно.

      – И что будет дальше? Я помню те ваши венские намеки, но мне хотелось бы все представить поточнее...

      – После старта нашей ракеты, когда ваши знакомые астрономы из пяти румынских городов подтвердят своими наблюдениями, что наша ракета долетит до высоты около тридцати километров, в нескольких румынских и французских газетах появятся сообщения и ваша статья 'о первых в мире ракетонавтах в стратосфере'. Грызуны станут мировыми знаменитостями, а нас с вами ждет регистрация девятнадцати патентных заявок, и усиленное внимание со стороны ваших коллег по всему миру.

      – Но ведь это лишь пыль, как вы говорите. Тут будет гораздо больше рекламы, чем реального успеха...

      – А что вы хотели. В мире победившего чистогана без рекламы никуда. В идеале нам с вами нужно получить самый мощный в мире носитель, способный вывести уже полноразмерную ракету для старта на высоты свыше пяти тысяч метров. И без предварительной рекламы нам с вами его никто не даст. Кстати, германская лодка 'Дорьне-X' хоть и имеет титанические размеры, для этой цели не годится, как и его итальянские клоны. А вот взлетевший в этом году русский самолет Туполева '20бис', брат которого до своей гибели звался 'Максим Горький', нам как раз подойдет.

      – И на что мы с ним можем рассчитывать?

      – На пять-шесть тысяч метров с грузом в шесть-семь тонн на скорости стопятьдесят -стовосемьдесят...

      – Хм. Двух человек мы, наверное, сможем забросить на высоту в сто километров.

      – Не будем пока так далеко загадывать. Завершить бы уже начатое. На вас сейчас вся наземная часть нашего эксперимента. А на мне воздушная.

      – А, вы не боитесь, Адам? Я, конечно, помню, и о вашем парашютном опыте, и о польских подвигах, да и о рекорде скорости. А сколько у вас полетов на шарах?

      – Этот будет третьим. И вы рано сомневаетесь в нашем успехе, профессор. Кроме меня сейчас в мире нет ни одного пилота, столь же хорошо подготовленного к космическому старту. За мышей тоже не волнуйтесь, на самолете они уже испытывали пятикратную перегрузку, и этого им должно хватить. Просто доверьтесь мне, и не прогадаете...

      'Не скрипите мозгами, герр патриарх космонавтики. Я знаю, что рискую, и все-таки в предсказание Харьковской бабки верю с каждым днем все сильнее. Потому трястись от страха я сейчас права не имею. А Шелленберг, хоть и змий редкостный, в технике понимает слабо. Что ему и аукнется в итоге...'.

      – Эх, юноша... Вам бы поступить в институт, и поучиться хотя бы пару лет. Не желаете поступить на экстернатуру здесь в Медиаше?

      – Я подумаю над вашим предложением, после успеха ракетного пуска этой ночью... А затем нас с вами ждет путешествие в Швецию. У шведов хорошая компрессорная индустрия, да и с русскими нам будет легче договариваться из нейтральной страны. Все-таки у них нет общей границы с Россией...

       'Кстати, насчет экстерната в Румынии это ведь стоящая мысль. Спасибо за нее герру профессору, может, что и получится...'.

       Павла просигналила фонариком в ответ и почувствовала толчок отсоединения троса от лебедки. Начался свободный полет. Сейчас пилот балансировал на трехслойном брезентовом полу этой странной воздушной конструкции. В основе были поставленные вертикально баллоны двух аэростатов 'Прассоне' итальянской конструкции общим объемом чуть меньше трех тысяч кубических метров. Между ними было восемь метров легкой дюралевой фермы с большим просветом посредине для запуска ракеты. Как таковой корзины у сдвоенного аэростата, с двумя вращающимися за хвостами винтами, попросту не было.

       По счастью двухметровый ветерок не сильно мешал подъему. Связанная между собой дюралевыми трубами со смонтированными снизу мотогондолами моторов 'Циррус' в 60 л.с. каракатица, довольно быстро набрала высоту. Павла поглядела на альтиметр, и отметила прохождение четвертого километра над землей. Двухсоткилограммовая трехступенчатая ракета, пока просто покоилась на своем подвесе. Помимо самописцев и метеоприборов в ее грузовом отсеке находился пластиковый контейнер амортизированный резиновыми шнурами и пружинными подвесами. В нем своей судьбы дожидались четыре грызуна. Причем двое должны были на себе испытать жесткую систему амортизации, а другие двое более мягкую.

      – Юлиус! Позови сюда капитана Кордеску.

      – Сейчас, папа.

       Профессор сильно нервничал перед этим стартом. Радиоуправление аппаратом на тридцатикилометровой высоте казалось не слишком надежным. Уверенность могли обеспечить сдублированные хронометрические приборы отстрела разгонной ступени, и выпуска осветительных ракет. А вот управлять обитаемой кабинкой с грызунами на этапе спуска было не возможно. Одна надежда была на радиомаяки и поисковые команды.

      – Герр профессор?

      – Капитан, передайте, пожалуйста, наблюдателям в Яссах, Бухаресте, Галаце и Констанце, что пора наводить телескопы.

      – Условные сигналы уже отданы по телефону. Еще что-нибудь требуется, профессор?