Текст книги "Полустанок"

Автор книги: Георгий Граубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРЕМЕНЫ

За тот месяц, что я пролежал в больнице, в Клюке про изошли немалые перемены. Внешне поселок, правда, остался прежним. Так же, подбоченясь, стояли на горе дома, так же весело брехали во дворах собаки. За поселком светло и покойно золотились сосны, внизу шумно ворочалась в своих берегах речушка. И все же, во всем этом – в светлости и покое – чувствовалось дыхание приближающейся беды и тревоги. Люди стали строгими и печальными. По вечерам на перроне уже не слышались песни и шутки – все молодые парни были призваны в армию. Многие мужчины тоже ушли на фронт. Остались только те, кто работал на станции и на ремонте железнодорожных путей, дежурные, стрелочники, путевые рабочие. В магазине рассуждали о том, как там воюют на фронте, жаловались, что некому стало косить сено и готовить дрова. Проклинали сухое, знойное лето: почти во всех огородах засохла картошка и повяла капуста.

В тайге весь месяц полыхали пожары: косматый дым огромными белыми грибами поднимался в небо, закрывая солнце. В воздухе плавали черные хлопья сажи, пахло смолой и паленой шерстью. В поселок стали забегать дикие козы, по крышам прыгали взъерошенные рыжие белки.

Славкина мать ходила молчаливая, неприкаянная. Невысокая ростом, она сейчас казалась совсем маленькой, хрупкой. Начиная о чем-нибудь говорить, она вдруг растерянно замолкала, теряя нить разговора. Ее настроение передавалось Славке. Только дед Лапин, которого все называли Хрусталиком, старался казаться бодрым.

– Не такой наш Левонид, чтобы сгибнуть запросто так. На Халхин-Голе не сгиб, не сгибнет и тут. Вон какая битва идет, где же ему, хрусталику, писать. Остановят немцев, тогда и напишет. Вот вам истинный крест.

Дедушка в бога не верил, но за каждым словом добавлял эту фразу.

– Нам с вами о другом печалиться надо. Теперь, не ровен час, япошки выступить могут. Неспроста они суетились на Хасане да Халхин-Голе. Нам, Шлава, надо помаленьку готовиться в партизаны. Если приспичит – и я еще в них постреляю.

Дед Кузнецов заскорузлыми пальцами набивал самодельную трубку и возражал:

– Ну, до нас они нонче не доберутся. Вон, чай, какая сила стоит на нашей границе.

После Галкиной смерти Кузнецов стал понемногу оттаивать, отходить, но возле его глаз так и остались скорбные лучики.

– Сила она, конешно, может, и велика, а десант? Ведь теперь запросто так можно перелететь через голову армии и сбросить парашютистов. Да и на западе у нас, поди, тоже была немалая армия. А немчура вона как прет.

– Ну, там Гитлер нас подкузьмил на пакте,– не сдавался Петр Михайлович.– Кто же думал, что он такой скорпиен.

– Так-то оно так, да ты бы, хрусталик, получше кормил своего конягу. Чует мое сердце, что нам с тобой снова в леса подаваться надо, истинный крест. Эх, сбросить бы мне сейчас годков двадцать, сел бы я на свою драндулетину и показал бы вам, чего стоит Никифор Лапин!

– Ишоба, молодой-то был рисковый. Вон как ловко угнал тогда семеновский броневик. Прямо как в кино!

– Это еще что,– оживился Хрусталик,– вон в первые-то годы я такие кардибалеты выделывал, прямо страх! Разгонишься, бывало, дашь резко руля и едешь на двух колесах, как на велосипеде. По обрыву над Ингодой такие фокусы демонстрировал, истинный крест!

А то однажды такую штуку придумал,– дедушка захихикал и лукаво подмигнул Славке.– Пришли в наш гараж «Уайты», это еще тоже до революции было. Ну, а шоферами на них сели купеческие сынки – тогда эта профессия был вроде нынешней летчицкой. Знают наши купчишки мало, а форсу в них много – не подступись. Вот и задумали мы им свинью подложить. Помараковали с дружком, склепали на каждую машину по воронке-сирене и прикрутили их снизу, под раму.

Тогда колоннами редко ездили, на всю область чуть больше десятка машин набиралось. Выскребется купчишка на хороший проселок, прибавит газу, а сирена снизу у-у! Остановит он, сермяга, машину, прислушается – ничего, тихо. А разгонится – снова выть начинает. До того доходило, что некоторые, бывало, бросали машину в степи – и тягу!

Дедушка довольно засмеялся и с гордостью посмотрел на Славку.

– Вот и внук, видно, весь в меня пошел – тоже изобретает. Такую вам мину сможет сварганить – япошки только ногами задрыгают.

КУНЮША ТОРГУЕТ ШРАМОМ

Выписывая меня из больницы, Яков Андреевич наказывал :

– Ну, теперь ни бегать, ни прыгать тебе нельзя. Летать с крыши тем более, а то шов может разойтись. Если почувствуешь что неладное – немедленно приезжай. Вдруг я у тебя в животе какой-нибудь инструмент забыл?

Поэтому носить воду и колоть дрова мать мне категорически запрещала. Забравшись на чердак, я или читал книжки, или придумывал братишке сказки.

В первый день после возвращения из больницы меня навестил Кунюша.

– А Вовка-Костыль на значок сдал,– выпячивая губу и воровато поводя глазами, похвастался он.– Правду трекают, что тебя резали?

– Правда...

– Покажи шов, а?—взмолился Кунюша.– От тебя же ведь не убудет?

Пожав плечами, я задрал рубашку. Кунюша со знанием дела осмотрел розоватый шрам, посчитал, сколько было наложено скобок и швов, деловито осведомился:

– Финкой?

– Что финкой?– не понял я.

– Ну, резали финкой?

– Да нет, скальпелем.

– Орал?

– Не, меня усыпляли. Не успел до двадцати досчитать, как вроде с обрыва свалился.

Утром нарисовался Костыль – Вовка Рогузин. Был он торжественный, гордый. На его рубашке красовался -«Ворошиловский стрелок» – не маленький, что выдавался школьникам, а большой, величиной с орден.

– Ну что, будем еще играть в войну?– напрямик спросил он.– Я еще два пулемета сделал. Могу оба тебе отдать,– и одернул рубашку, чтобы значок был на виду.

– Какая уж тут игра – теперь вон война идет с настоящими пулеметами и броневиками,– тоном Ивана Андреевича ответил я. И неприязненно спросил:

– Значит, все-таки утаил от ребят стрелковый кружок? Эх ты!

– Да нет, что ты, я говорил Генке со Славкой, так они ведь в городе чуть не месяц болтались.

– А разве других ребят не было? Одному со значком пофорсить захотелось, да? Эх ты, хрясь расфасонистый!

Вовка плюнул и сердито показал кулак:

– А это видел? Скажи спасибо, что ты с операции. Ну, ладно, покажи шов, а то мне бежать надо.

Не успел он закрыть калитку, как заявился в своей неизменной форме Мишка Артамонов. Посмотрев на часы, он категорически потребовал:

– Дай глянуть, тебя, правда, располосовали?

– Да я тебе фотокарточка, что ли?– возмутился я.– Ну располосовали, а тебе-то что?

– А то, что если тебя не полосовали, я Кунюше деньги должен отдать. Он со всеми на твой живот спорит.

– И за сколько же он сторговал шрам?– оторопел я.

– С кем как: с Вовкой на рублевку поспорил, а со мной на полтину.

Посмотрев на шов, Мишка-Который час разочарованно протянул:

– Я думал, весь живот посекли, а тут только в одном месте. Вот когда мне аппендицит вырезали, чуть ли не все кишки отмотали. Аппендицит у меня был метров пятнадцать.

И безо всякого перехода добавил:

– Мне нарком ящик петард выслал. Как узнал, что я останавливал поезд спичками, так и велел послать.

– Интересно, как же можно спичками остановить поезд?

– Известное дело как,– солидно пояснил Артамонов.– Увидел я лопнувший рельс, а петард с собой не было. По правилам их надо обязательно положить на рельсы. Когда они бабахнут под колесами, машинист услышит и остановит поезд. Ну, я взял три коробки спичек и положил заместо петард. Так и предотвратил крушение. Пятьсот человек спас!

– А говорят, что поезд был грузовой,– засомневался я.– Какие же в нем люди?

– Грузовой был в другой раз,– отвел глаза Артамонов.– Я вот этой зимой еще два лопнувших рельса найду, меня в Москву повезут.

После Артамонова приходил Федька Мирошников, Захлебыш. В окно было видно, как на перроне за линией выжидательно маячил Кунюша. Наконец мне надоела эта торговля, и я с братишкой подался на речку. Мы взяли подаренную Цыреном Цыреновичем медвежью шкуру и постелили ее в кустах.

– Ой, мухи, мухи!– закричал вдруг Шурка и бросился бежать домой.

Я ухватил его за рубашку и успокоил:

– Да перестань ты бояться мух, это не осы, а пауты. Вот, смотри.

Я поймал одного, оборвал ему крылья и бросил в речку.

– И не кусается, ничего. Наоборот, его сейчас рыбы слопают.

Шурка успокоился и стал перебирать свои разноцветные ярлыки.

– Ты посиди тут, а я искупаюсь,– наказал я ему.

И, раздевшись, нырнул в воду. Когда вынырнул, Шурки уже не было.

– Вот ненормальный, наверно, опять мух испугался.

Развалившись на шкуре, я подставил спину под горячее солнце и закрыл глаза.

– Ну вот, а ты, дурачок, боялся, что Васька твой утонул,– раздался вдруг распевный голос Савелича.– Вот он, живой и исключительно невредимый.

Бежит твой брательник в магазин, орет, ну я его и перехватил дорогой, незаконной чтобы паники не подымал,– присел Савелич рядом, с интересом разглядывая черно-коричневый, с проседью, мех.– Сначала, говорит, у него руки оторвались, а потом голова, а потом ноги. Голова всплыла, а все остальное нет.

Савелич погладил лапы, пощупал когти и спросил:

– Знатной величины медведна, дорого заплатили?

– Да нет, это отцу подарили. Цыренов, может быть, знаете его?

– Как же, слыхал, исключительно законный охотник.– И, подумав, вкрадчиво попросил:

– Ты поговори с матерью, может быть, продадите? Она теперь вам вроде бы ни к чему, а деньги были бы не лишними – времена-то вон какие трудные наступают.

– Не знаю, вряд ли продаст, дареная,– как можно равнодушнее сказал я.

– Так в этом то и вся соль; вам она даром досталась, а тут вдруг законные деньги... Ну, ладно, я пойду, делов исключительно много. Этот казенный мерин все жилы из меня повытянул – то сбрую надо ему чинить, то телегу. Одного сена надо вагон,– заморыш, а жрет, как бегемот. А тут еще здоровье неважное – ревматизм, то-се.

Савелич кряхтя поднялся и, уходя, напомнил:

– Так ты все-таки поговори с матерью. А ежели кто приценяться начнет, скажи, что уже есть покупатель. Законно?

ПОЛИВНАЯ ПЛАНТАЦИЯ

Здесь, возле речки, и разыскал меня Славка Лапин.

– У вас тут вон какая мокрень, а у нас на горе все позасохло,– грустно сообщил он, поправляя очки.– Картошку будто кипятком обварило, никакие удобрения не помогли.

Слушай, у вас огород все равно пустой, давай посеем лекарственные травы. У нас дед не разрешает, говорит – вдруг картошка еще оклемается.

Лекарственные травы! Это о них тогда в больнице говорил врач. Я охотно согласился.

– Давай, только уже, наверное, сеять поздно: скоро заморозки начнутся.

– А может, им заморозки и нипочем. Посеем немного для пробы, а остальное оставим на будущий год.

Пригревшись на солнышке и поглаживая длинный шелковистый мех, я уже представлял себе наш огород, заросший лекарственными растениями, как вдруг вспомнил, что живот у меня зашит, тяжести поднимать нельзя, а ведь огород-то поливать надо. Но когда я сказал об этом Славке, он меня успокоил:

– Я уже все продумал: проведем в огород водопровод! Видел, сколько около водокачки труб валяется? По просим у Кунюшиного отца, он не откажет. А после разберем и унесем их на место.

– Как же ты его через линию поведешь, ведь под рельсы трубы не разрешат просунуть.

– Причем тут рельсы, не от водокачки проведем, а от речки. Тут всего метров сто, не больше.

Я снова засомневался.

– Тут насос нужен, кто тебе его даст?

Славка терпеливо объяснял'

– Чудак, мы без всякого насоса обойдемся. Возле речки поставим козлы, а на них бочку. Внизу бочки продолбим дыру и вставим трубу. Будем черпать воду ведрами в бочку. И она сама побежит в огород.

Я не унимался:

– А ты свинчивать трубы умеешь? Там же всякие инструменты нужны, гайки.

Но у Славки на все был готов ответ:

– Не обязательно их свинчивать. Можно стыки забинтовать, а потом промазать варом или глиной. Засохнет глина, зубами потом не отдерешь!

Степан Васильевич Голощапов, заведующий водокачкой, разрешил нам взять старые трубы с возвратом. Славка и Генка перетащили их в наш огород, а потом вытянули в одну линию от огорода до речки.

Дед Кузнецов, увидев наши приготовления, неодобрительно хмыкнул в бороду. «Ну, кино. Ишобы вы водокачку во дворе взгромоздили!» Зато Савелич наблюдал за строительством с большим интересом.

– И что же, думаете, самотеком пойдет? – прошелся он вдоль разложенных труб.– Если бы тут исключительно ровное место было, а то вон какой кумпол – зигзага получается.

– Так ведь принцип сообщающихся сосудов,– пояснил Славка.

– То сосуды, а то бочка,– пожал плечами Савелич.– Взяли бы лучше у меня коня и навозили воды, я ведь дорого не беру.– И вспомнив, что конь казенный, а мать заведующая магазином, поправился:—За бочку беру, не за коня. Сделали новую, исключительно дорого взяли, холеры, незаконные расходы оправдать надо.

Генка Монахов принес кучу бинтов. Он их выпросил у Глафиры. Мы забинтовали стыки, а сверху обмазали их разогретым варом. Со стыками мы справились быстро, а вот с козлами и бочкой провозились три дня. Когда все было готово, Генка и Славка стали наливать в бочку воду, а я на другом конце встал с резиновым шлангом.

Скоро в трубе что-то заурчало, забулькало, и вода полилась из шланга слабой, но довольно толстой струей.

– Исключительно ловко придумано,– похвалил Савелич.

Славка радостно потер переносицу. А Савелич продолжал:

– Думаю, не заказать ли вам такую штуковину, а то ведь ее, язву, не навозишься. Глядишь, и старуха моя когда бы взялась за поливку. Недосуг теперь самому: мужики на фронт поуехали, то одна просит накосить сена, то другая. Помогать фронтовичкам надо. Законно!

Как им помогает Савелич, мы уже слышали.

– По пятьдесят рублей дерет, окаянный, за день! – возмущалась в магазине одна из женщин.– Говорю, давай срядимся сразу за пай. Не могу, грит, ищи дураков.

Когда испытания водопровода были закончены, Славка сказал, что завтра надо копать землю.

– Ты, Гена, может соберешь свое войско?– поправляя очки, осторожно осведомился он.– Плантация есть, надо набрать плантаторов.

– А чего же не собрать, соберу,– с готовностью подхватил Генка.– Я уже со всеми переговорил, завтра с утра и заявимся. Только плантаторы – это не рабочие, а что-то другое.

Шедшие в магазин женщины с любопытством наблюдали, как раздетые по пояс пацаны ковыряются в нашем огороде.

– Уж не озимую ли картошку думаешь выращивать, Яколевна?– шутили они.– А может, какую зимнюю травку надыбала?

– Почти что,– так же шутливо отмахивалась мать.– Лекарства ребята задумали выращивать. Пускай, все равно земля пустует. Да и к хулиганству будут тянуться меньше.

– Ну, у твоего Васятки дружки сурьезные. Лапин Славка ровно маленький старичок. Вот только Кунюшу близко к дому допущать нельзя. Отвернулась лонись, а он, вислогубый, в погреб, схватил кринку с молоком и драпать. Хоть бы подавился им, окаянный!

Когда земля была перекопана и аккуратно переборонена граблями, Славка задумался.

– Кто ее знает, как лучше сеять: сплошь или рядками?

– А как хоть травы-то называются?– поинтересовался Генка, словно это имело какое-то значение.

– Наперстянка, спатолия гималайская,– прочитал на пакетике Славка.– Немного валерьянки и белладонны.

На всякий случай решили сеять рядками: так удобнее поливать, да и полоть сподручней.

Сделали несколько грядок, провели палкой бороздки. Славка посыпал в них семена, потом: землю опять разровняли граблями.

Полили несколько раз, и Генка огорченно вздохнул:

– Ну вот, и опять нечего делать, пока не вырастет.

Потом вдруг хлопнул ладонью по лбу и резко повернулся к Славке:

– Слушай, ведь тебе Яков Андреевич подарил собачий учебник?

– Не собачий учебник, а «Служебное собаководство»,– поправил Славка.– Ну, подарил, а что?

– И ты его прочитал?

– Прочитал,– опасаясь подвоха, осторожно подтвердил Славка.

– Там о санитарных собаках написано, да?

– Не только о санитарных. Можно выучить собаку бросаться с минами под танки, сбрасывать мины под поезда, разыскивать мины под землей и в домах. А к чему это ты? – подозрительно покосился на Генку Славка.

– Так ведь у Нади Филатовой щенков целый выводок. Может, начнем их учить, они уже начинают лаять?

– Нет,– охладил его Славка,– они еще несмышленыши. Сырых собак начинают обучать с году.

– Каких это еще сырых?– не понял я.– Будто сушеные бывают.

– Сырые – это значит не обученные,– назидательно сказал Славка.– До году даже овчарки ни бум-бум, не то что всякие лайки.

– Может, попросим собак у Лямбарского?– с надеждой в голосе спросил Генка.– У него их целая псарня.

Славка решительно отверг и эту мысль:

– Не, не успеем их теперь обучить, скоро мне в интернат,– и добавил: – Вот с будущего лета можно будет приняться за Надиных щенков – им как раз будет по году.

Генка совсем было упал духом, но тут его осенило:

– Тогда, может быть, начнем что-нибудь конструировать?

– Вот это другое дело,– оживился и просветлел Славка.– Давай помаракуем: дед тут мне подкинул одну мыслишку.

БУТЫЛКИ, ОГОНЬ И МИНА

Эту «мыслишку» дедушка Лапин высказал несколько дней назад.

– Шлава, а Шлава,– озабоченно позвал он внука,– ты помнишь, хрусталик, как твой отец рассказывал о Халхин-Голе? Там япошки подожгли его танк какой-то бутылкой. Привязали ее к шесту, высунули из окопа, хлопнули по танку, и он вспыхнул, ровно как свечка. Ты не знаешь, что это за зараза такая была? Смаракуй, хрусталик, будь ласка, такую штуку. Запросто пригодиться может, когда полезут япошки. Ихним же оружием и бить их начнем.

Славка отмахнулся:

– Нет, дедушка, там, наверное, какая-нибудь особая смесь, жидкий термит или еще что.

– А ты попытай, хрусталик, не бойся. Когда-то мы на спирту вместо бензина ездили и на скипидаре. А опять же обратно: сыпанешь в бензин сахару или соли, мотор глохнет.

– Ладно, попытаю, дедушка,– нетвердо пообещал Славка.

Вот такое испытание они решили теперь провести.

У Леньки Хвостова мы с большим трудом выпросили бидончик бензина. Пришлось сказать, что он нужен дедушке для приготовления особого лекарства. За скипидаром Генке опять пришлось идти к Глафире.

Набрав на чердаке пустых бутылок, мы вкопали за огородом обрезок рельса.

– Это будет вместо танка,– пояснил Славка.– Главное не промахнуться.

В одну бутылку он налил бензину, в другую скипидару, а в третьей смешал то и другое. К горлышку бутылки Славка привязал клочок ваты, пропитанной бензином.

– Вот, допустим, идет на нас танк. Мы вытаскиваем спички, поджигаем и – у-р-ра!

Славка поджег вату и бросил бутылку в обрезок рельса. Бутылка тоненько звякнула, бензин разлился, и обрезок рельса вспыхнул, как большая свеча.

– Здорово!– восхитился Генка.– Так хоть машину, хоть грузовик спалить можно.

Но Славка не разделил наших восторгов:

– Здорово, да не совсем,– сказал он.– А если спичка сломается или не загорится? Интересно, как это делается в бутылках с горючей смесью?

– Может, запал какой вставляется?– предположил я.

– Или по радио взрывают,– сфантазировал Генка.

В это время Шурка схватил стоящую рядом бутылку и побежал к горящему рельсу с воинственным воплем:

– Вперед на немцев, ура!

– Вот ненормальный! – бросился я за ним и схватил за рубашку. Братишка растянулся, бутылка шлепнулась о камень и разбилась.

– А-а-а!– заревел Шурка, размазывая кулачком по лицу слезы. На его щеках остались черные полосы.– С чем теперь воевать будем?

– Тоже мне, вояка из-под печки. Шел бы лучше домой, а то сейчас дупло распечатаю и мух выпущу, ― пристращал я.

Братишка обиженно сел в сторонке.

На сегодня хватит, надо мороковать, как поджигать бутылки, ― веско заключил Славка.– Горит хорошо, а поджигается плохо. Запал никуда не годный.

Бензин на земле около рельса догорал, и мы собрались расходиться. Но откуда ни возьмись появился Вовка Костыль. Он поздоровался как пи в чем не бывало, сплюнул и вытащил из кармана замусоленный мешочек.

– Ребя, а у меня пироксилин есть, Кунюша из петард наковырял. Давайте запузырим его в огонь?

Если Кунюша, значит ворованный,– убежденно заявил Славка.– Своего у него ничего не водится.

– Ясное дело ворованный,– подтвердил Вовка и снова сплюнул.– Откуда его взять, неворованный-то?

– Жечь не годится,– потер переносицу Славка,– лучше давайте попробуем мину сделать. Предположим, что по этой дороге должны пройти немцы, а мы их должны взорвать.

Славка выкопал палкой яму и положил в нее мешочек, с пироксилином.

– Сюда мы ставим мину, а от нее выводим бикфордов шнур.– При этом он процарапал от ямки бороздку в сторону и притрусил ее черным порошком из мешочка.– Но пироксилин вспыхнет быстро, мина сразу взорвется, и нам несдобровать. Значит, к концу вместо бикфордового шнура надо пристроить фитиль.

Славка взял вату и скрутил ее вроде шнура. Мы почтительно следили за ним.

– Вот теперь поджигаем конец, вата будет тлеть, а как дотлеет до порока, наша мина сработает.

Славка зажег конец ватного фитиля и скомандовал:

– А теперь скорее в укрытие, немцы рядом!

Подхватив Шурку, мы опрометью бросились в кусты.

– Раз, два, три, четыре,– с расстановкой стал считать Славка.

И тут из-за нашего дома показалась телега. На ней восседал Савелич, лениво помахивая прутиком.

– Ой, надо ему крикнуть,– всполошился Генка,– сейчас как бабахнет!

– Ничего, фитиль длинный, еще не скоро догорит до пороха,– успокоил Славка и невозмутимо продолжал: – Восемнадцать, девятнадцать, двадцать...

Лошадь уже переступила через закопанный в землю мешочек и тут мы увидели, как к тому месту побежала белая змейка: от фитиля вспыхнул насыпанный в бороздку пироксилин.

Тр-рах! – бабахнуло вдруг под телегой и комья земли ударили в днище платформы. Лошадь, заржав, рванулась вперед, Савелич плашмя упал ка телегу, закрыл голову руками и завопил:

– Убили, окаянные, ой, убили!

Задрав голову, лошадь влетела в кусты и остановилась. Увидев нас, Савелич схватил прут и заорал:

– У, варнаки каторжные! Вот безотцовщина, вот фулиганы! Подождите, я покажу вам, хамюги, как устраивать на честного человека покушение!

– Да мы не нарочно, мы не хотели,– начал было я, но Савелич злобно хлестнул лошадь и сердито крикнул:

– Найду я на вас управу, найду! По закону отвечать будете, этого я вам так не оставлю!

Славка приуныл. Удрученно потер переносицу.

– Ну, теперь будет шуму. И надо было тебе подвернуться с этим пироксилином!

Вовка беззаботно взмахнул прутиком и сердито пообещал :

– Подумаешь, напугал. Будет зубатиться, так я ему кишки вытащу и на барабан намотаю.