Текст книги "Загадка Чудского озера"

Автор книги: Георгий Караев

Соавторы: Александр Потресов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Самым же примечательным было название часовни: Параскева-Пятница. Эта святая в древние времена считалась покровительницей торговли, и церкви ей ставили всегда на торгу, во всех древних городах.

Здесь часовня, посвященная ей, стоит на торговом пути, там, где останавливались для волока, чтобы торговые люди могли помолиться ей.

Несомненным становится то, что прорытая в гряде траншея является материальным остатком древнего волока.

Но почему Волошово в стороне? Не здесь, а в нескольких километрах ниже, на реке Вердуге?

Всматриваются в карту. Казалось бы, так просто: перетащил суда через гряду, сел и поехал.

Трудно сказать, кому первому пришла в голову догадка:

– Ну, а если воды у самого истока Вердуги было мало? Бассейн водосбора очень мал – одно только озеро, а у Волошова река Вердуга принимает три притока, из них два значительных – Лубеть и Теребешку.

^{Два варианта древнего волока из бассейна Луги в бассейн Плюссы.}

И опять все зашумели:

– Ясно, что пустые суда можно гнать и по самому верховью Вердуги, а грузы, пожалуй, пришлось везти до Волошова на конях.

И опять, в который уже раз, всеведущие старики говорят:

– А вы поищите заброшенную дорогу от Сяберского озера до Волошова. Ее нетрудно найти: она вымощена бревнами, местами в девять настилов.

Девять настилов! Совсем как в Новгороде на раскопках у Арциховского. Странно, что дорога заброшена.

Сколько ни регистрировали курганов, всегда они стояли у дорог или даже у развилок. Многие столетия дороги не меняют направления. А тут вдруг дорога заброшена, да еще такая хорошая!

Действительно, в нескольких местах удается обнаружить по настилам проходившую между озерами дорогу.

Становится ясным положение Волошова: здесь начинался волок для судов, шедших по Вердуге из бассейна реки Плюссы, и заканчивался для судов, идущих через Сабу, из бассейна Луги.

Волок контролировал древний Сяберский монастырь. Монастыри были сильными крепостями. Каменная кладка фундамента монастыря и сейчас хорошо сохранилась.

Но реки Вердуги уже нет. Еще ясно видно ее русло, но огромный торфяной массив протяженностью около двадцати километров сейчас осушается. Прорыт магистральный канал до самой Плюссы и огромная сеть мелких каналов. Озеро Вердуга тоже доживает последние годы – вода из него отводится в бассейн Луги через канал в реку Сабицу.

Многие десятки заболоченных километров превращаются в торф, а затем в плодородные земли.

А что хранит народная память?

Хорошо найти в селе двух-трех старых дедов. К ним, правда, нужен подход.

В деревне Волошня на Желче опустился однажды вертолет. При посадке мощной струей воздуха от мотора он разметал стог сена и до смерти испугал мирное стадо.

Из кабины вышла Таня Тюлина и, не теряя времени, строго обратилась к сбежавшимся людям:

– Ну, показывайте, где у вас тут был древний волок.

Растерявшиеся жители клятвенно уверяли, что никакого волока у них не было и сейчас этим тоже никто из них не занимается.

К деду надо подсесть, поговорить о погоде и о видах на урожай. Надо рассказать о себе и целях путешествия, затем можно свести разговор на историческую тему и обязательно самому рассказать что-нибудь интересное. Тогда и дед, собравшись с мыслями, вспомнит то, что в далекие годы «старики сказывали».

И пойдут, пойдут неторопливые рассказы… Их надо хорошо запомнить, но записывать тут же никак нельзя. При виде бумаги и карандаша дед или совсем прекращает рассказ – «как бы чего не вышло», или живая, образная доселе речь его станет какой-то чужой, наполненной новыми, не то книжными, не то канцелярскими, слышанными им от районных ораторов выражениями. Так иногда застывают люди перед нацеленным на них фотоаппаратом. Деда запись его слов волнует, беспокоит, отвлекает.

А деды многое знают…

Вспоминается рассказ деда с Кироновой Горки на той же Вердуге.

– Да, Александр точно ходил по нашей реке. Но он больше по Курейке ходил, вы туда лучше пойдите. Да мы и сами недавно еще, лет двести-триста тому назад, кому в Новгород надо было, по Курейке ходили, а там в Ситню, в Шелонь, в Ильмень-озеро, тут уж до Новгорода рукой подать.

«Мы» – это, конечно, не он и не его соседи лет двести-триста тому назад ходили, а жители его села. На вопрос, откуда он знает об Александре, отвечает:

– А нам деды сказывали, а им ихние деды.

И действительно, в век лучины, в век безграмотности рассказы дедов с великим вниманием слушались в долгие зимние вечера. Рассказывались они неоднократно: не так и много было рассказов этих, запоминались и передавались дальше следующим внукам.

Теперь культура. Поголовная грамотность. Газеты, книги, кино, радио. Жизнь стала интересной, насыщенной, содержательной. Предания дедов больше не слушают: они такие далекие, несовременные…

И рассказы дедов умирают вместе с дедами. Если в течение самых ближайших лет не собрать исторический фольклор, не записать «преданья старины глубокой», то ценнейшие сведения, факты, объяснения событий и явлений безвозвратно пропадут для будущих исследователей.

Есть, правда, и еще прочно живущие в памяти народа не предания, а отдельные слова. Это географические названия. Иногда по ним можно узнать, кто здесь жил, чем занимался.

Порой эти названия бывают и непонятны собирающим их, но, если их передать ученым-топонимистам, они в сочетании с другими находками вдруг могут осветить события глубокой древности, доселе неведомые людям.

Ежедневно мы употребляем разные географические названия, по значению своему нам непонятные. Иногда это слова не существующих ныне и неизвестных нам древних языков.

Сколько не придумывали объяснений названию реки и от нее городу «Москва»! Но чем больше разных толкований, тем все меньший процент вероятности правильного объяснения…

И все же собирать названия надо. Надо записывать точное звучание слова с обязательным указанием ударения. Пусть даже и хочется грамотности ради «подправить» слово – нельзя.

Услышал, к примеру, название Псков – пиши так, как слышится: не Псков, а БСКОФ!

Такие простые слова, как Волошóво и Перéволока, Большой Волочок и Волошня, легко самому объяснить, но порой приходится прибегать к словарям. Если и это не поможет – пусть разбираются ученые.

Был в походе такой случай.

Обследовали водораздел между рекой Городонькой, притоком Плюссы, и системой озер Врево – Череменецкое, связанных с Лугой. Географическое расположение рек допускало возможность волока. Большое число курганных групп свидетельствовало о древней заселенности края. Два древних городища на противоположных скатах водораздела в селе Городец и деревне Городище – древние укрепленные пункты, контролировавшие водный путь.

И вот на водоразделе обнаружено селение Крени. Путешествие на байдарках в отличие от пешего позволяет таскать с собой тяжелые, но необходимые вещи. И юные исследователи везли с собой весящий несколько килограммов четырехтомник В. Даля.

– «Крени (женское, архитектурное) – сани, дровни, салазки».

Ничего не говорит. Собираются закрыть словарь, но вдруг из-за плеча кто-то требует:

– А крень, крень что такое?

Читают:

– «Крень (женское, архитектурное) – полоз».

Ну понятно: крени – сани, а крень – полоз от саней. Но вот еще:

– «Крень, на севере, – фальшкиль, или подбойный брус, подбиваемый под днище судна для переволакивания его через льдины, торосы».

Это подходит! Новгородцы-путешественники могли привезти с севера это слово, могли дать его в название селению, жители которого помогали при волоке – подбивали крени к судам новгородцев.

Срочно обследуем местность. Скат к востоку от Креней в сторону системы озер зарос лиственным лесом. В нем дорога идет по просеке в широтном направлении запад – восток. Она никогда не прогревается полуденным южным солнцем. Группа шла в засушливое лето, везде песок и пыль, а на просеке мокрая глина, грязь. Если под легкие ушкуи новгородцев подвести крени, то можно, даже не смачивая почвы, легко тащить суда. И притом гораздо быстрее, чем на катках.

Сообщаем о своей находке Караеву и вскоре получаем ответ:

«По поводу Крени – я в восторге от вашего сообщения. Это не только косвенное подтверждение возможного волока, но и объяснение того, каким способом новгородцы волочили суда. До сих пор считалось, что это делали на катках, а ваша находка хоть и малое, но новое открытие».

Волок давно не существует. Кренями не пользуются. Жители села даже слова такого не знают – «крень», не понимают его значения.

А хрупкое слово пережило века и звучит в названии селения.

Движение по торфяному массиву было очень тяжелым. Канавы еще не готовы: местами использовали русло Вердуги, местами тащили байдарки по жидкому торфу канав, а где и на себе.

Передвигаться пришлось главным образом на бечеве. «Бурлаки» же могли двигаться только по отвалам земли вдоль канав – единственному сухому месту.

^{По дренажной канаве.}

Если добавить к этому дым от горящего торфа, ясно, что «болотный туризм» – вещь не сладкая.

Но везде возможны находки. В селении Стаи отряд получил сведения об урочище Мостище.

По преданию, Александр Невский приказал построить здесь дубовый мост для переправы войска через Вердугу и на правом ее берегу дрался с врагом. И летописи подтверждают предания: князья, идущие в по ход, приказывали: «Сбирайте войска, мостите мосты».

Дубы в этих местах сейчас не растут, но в дренажных канавах находят огромные дубовые карчи.

На том месте, где по указанию жителей была битва, стоят два больших кургана. Один из них частично разрыт.

Копал местный учитель. Нашел меч и «каску со стрелкой» – возможно, русский шлем. Находки эти хранились в школе, но при немцах школу сожгли, а вещи пропали.

Мост, вероятно, здесь строился спешно, на один раз – для перехода войска. В таком случае не было времени строить высокий сложный мост. А более простой, низкий, мешал бы судоходству на реке. Для судоходной реки факт постройки такого моста, очевидно, был столь необычным, что о нем помнит народ на протяжении семи веков, а место, где стоял мост, зовут и поныне Мостищем.

Слово «мостище» не означает мост огромной величины, так же как слово «пожарище» не говорит о большом пожаре, а лишь о месте, где был пожар.

Так слово становится одним из косвенных подтверждений того, что Вердуга в древности была судоходной.

Интересно регистрировать находки, собирать предания, находить топонимы, раскрывающие историю. Еще интереснее, сопоставляя факты, делать выводы. Фантазировать у костра, разбивать в горячих спорах иные скороспелые теории, искать новые объяснения. Истина рождается в споре, но… всего не предусмотришь.

– А вы пробовали искать остатки моста? – спросил по окончании похода Караев.

– Нет, не искали.

– А почему?

А кто его знает – почему! Столько было этих «почему», а здесь оплошали.

– Но вы хоть взяли спилы дубовых карчей, которые там видели?

И это тоже не сделали, хоть и просто было сделать. Карчи часто преграждали путь байдаркам, их распиливали поперечной пилой. Но к чему брать эти образцы спилов?..

^{Распил карчей.}

А ведь методом разложения углерода ученые могли определить, сколько времени лежало дерево.

Да и сами ребята могли определить, когда эти деревья росли, причем сделать это можно было с очень большой точностью.

Есть такой дендрохронологический метод. Прежде чем объяснить, что это такое, расскажем об одной как будто бы не имеющей отношения к изучаемой эпохе, но весьма интересной находке.

В нижнем течении река Желча образует ряд озер. В узкой протоке между озерами Долгое и Белино сохранились остатки древнего Покровского монастыря.

На старом монастырском кладбище отряд обратил внимание на странного вида часовню. Над двускатной крышей ее возвышался барабан[13]13
  Барабан – часть церковного здания, поддерживающая купол.


[Закрыть] из цельного бревна большой толщины. Барабан увенчан тесовой круглой крышей с главкой.

Оказалось, что внутри часовни стоит огромная сосна со спиленной верхушкой, а верхняя часть сосны и есть барабан над часовней.

В сосне выдолблена большая ниша, в ней иконы и лампадка.

Старики рассказали, что нишу в сосне в 1470 году сделал старец Илларион. Это было его мольбище. Вскоре на этом месте был построен монастырь, где Илларион стал настоятелем.

Подтверждение этой легенды отряд нашел в соседней церкви, построенной в 1687 году. На одной из икон там имеются даты:

1470 год – основан монастырь.

1476 год, марта 28 – смерть Иллариона.

1764 год – монастырь упразднен.

Еще позднее, уже вернувшись из похода, участники отряда прочли:

«Мужской Озерский монастырь на Желче основан преподобным Илларионом, учеником преподобного Ефросиния Псковского, скончался он 28 марта 1476 года»[14]14
  «Россия», под редакцией Семенова-Тян-Шанского, том III, с. 314.


[Закрыть].

В часовне нашлись и две иконы, изображающие Иллариона на фоне древнего монастыря с деревянными стенами и башнями. Одна из башен на четырех столбах, очень высокая.

Монастырь-крепость контролировал водный путь в узкой протоке между двумя озерами. Башня нужна была, чтобы издали видеть идущие по озерам суда.

Ценным оказалось то, что деревянные постройки, архитектурный памятник XV века, разрушенный временем, дошли до нас на изображениях старинных икон.

Но самым главным, оказывается, было… И тут мы возвращаемся к дендрохронологии.

Имеется датированное дерево, в данном случае сосна, которая перестала расти в 1470 году оттого, что в ней была вырублена ниша.

Сосна огромной толщины, ей не менее 250–300 лет. Возраст ее очень легко подсчитать по годовым кольцам в нише или на верхнем спиле. Последнее, наружное кольцо 1470 года.

Оказывается, если точно измерить толщину каждого слоя или сфотографировать эти слои, а затем сделать большое увеличение, то по разнице в толщине слоев можно составить календарь погоды, начиная от начала роста сосны и кончая 1470 годом. В сухие годы дерево дает меньший прирост древесины, в благоприятные для роста – больший.

Если сопоставить порядок чередования слоев датированной сосны с чередованием тех дубовых спилов, которые отряд не догадался привезти, можно было бы точно датировать и эти деревья.

До чего все это интересно, и ради этого стоило бы съездить туда еще раз!

Поздний вечер. Небольшая сухая площадка в торфяниках Вердуги. Здесь трудно найти безопасное место для костра: как бы не поджечь торф.

Где-то недалеко подземный пожар: дым, смешанный с туманом, стелется по земле. Трудно понять, где же очаг пожара.

– Живем как на вулкане!

Но земля холодная, да и самим стало холодно. Туман сгущается.

В отвалах осушительной канавы нашли песок, сделали из него подстилку под костер. Скорее ужин, а потом спать, спать… Это сейчас самое главное после тяжелого дня, после перетаскивания байдарок и всего груза на собственных плечах.

Но отдых не состоялся.

Дима, дежуривший у костра, споткнулся и упал с полным ведром горячего кофе. Он обжег себе грудь и живот. Боль, очевидно, была адская, но Дима держался молодцом. На первую же перевязку извели все имевшиеся бинты. Растолкли в порошок все таблетки стрептоцида, чтобы присыпать места, где сошла кожа. Заставили проглотить побольше кодеина – единственный наркотик в аптечке. Засунули Диму в спальный мешок.

Кодеин и усталость сделали свое дело. Несмотря на боль, пострадавший сразу же заснул и спал до утра.

Утром высланная разведка установила, что в нескольких километрах имеется деревня Стай, а еще дальше Заполье, где есть медпункт. Там дали бинты и мазь Вишневского и посоветовали доставить больного к ним для отправки в больницу в районный центр Ляды.

Диму в спальном мешке положили в байдарку. Байдарки пошли по узкой канаве с ничтожным количеством воды, но скоро земляная перемычка пересекла канаву. За ней сухо, а еще дальше работают экскаваторы. Вспомнили про старое, заброшенное русло Вердуги. Бережно перенесли на плечах байдарку.

Идти по болоту и без груза тяжело – прыгаешь с кочки на кочку, а если не угадаешь, проваливаешься по колено. А здесь, когда Дима стонет на каждой неровности, совсем трудно.

Вот наконец Вердуга, но что это за река! Заболоченные берега, заросла вся, ширина порой меньше метра и бесчисленное количество заколов.

^{Вердуга.}

Заколы – это вбитые поперек русла колья, заплетенные ивовыми прутьями на манер плетня. Служили они для хищнической ловли рыбы. Сейчас они заброшены, но многие колья пустили корни, прижились, и разбирать все эти сооружения для того, чтобы прошла флотилия байдарок, чрезвычайно трудно.

На каждый километр уходит много времени и сил, отряд движется, распугивая целые стада утиных выводков.

Поздно вечером, наконец, Стаи.

Зажегся свет в нескольких домах. Пока ходили в поле ловить коня, колхозницы принесли к телеге свежее, мягкое сено.

Ночь ушла на перевозку, двигались очень медленно. Утром из медпункта Диму отправят машиной в Ляды. Это на реке Плюссе. Там отряд рассчитывает быть через несколько дней, и Дима сможет, подлечившись, вернуться в группу.

Когда ребята захотели заплатить за лошадь, бригадир обиделся:

– Если вы брали лошадь для того, чтобы кататься, тогда платите. А если для того, чтобы больного перевозить, то какая может быть оплата?

И снова байдарки тянутся по торфу. Сейчас это магистральный канал, но, несмотря на пышное название, воды в нем очень мало. Путь постоянно преграждают карчи мореного дуба. Их приходится распиливать. Под ногами топко, грязно.

– Вода! Вода!

Так, наверно, кричал долгожданное «Земля! Земля!» марсовый на каравелле «Санта Мария».

Еще несколько усилий, и байдарки скользят по настоящей реке с настоящей чистой водой, с сухими настоящими берегами, поросшими сосновым лесом.

^{Магистральный канал.}

Вот чудесный песчаный пляж. На песке даже не видно следов человека.

Плюсса. Ребята прозвали ее курортной рекой, но, конечно, не за обилие курортников, а за ее красоту, прозрачность, течение, несущее вниз байдарки, отсутствие препятствий.

Движение по Плюссе было заслуженным отдыхом после всех невзгод на Сабе и Вердуге.

Смыли с себя торф, ил и просто грязь. Надо было разбить лагерь для отдыха, но Володя-завхоз потребовал двигаться дальше: нет хлеба.

Пристали в селении Игомель, но магазин заперт: продавец уехал в Ляды за товаром.

Попутная машина забросила двоих ребят в соседнее село, где есть пекарня. Когда они с полными мешками вернулись к отряду, выяснилось, что игомельский магазин открылся и торгует хлебом.

Ну что же, бывает…

Ребята хотели скорее попасть в Ляды, узнать, что с Димой, но от дедов прослышали о деревне Дворец и о каких-то валах около него.

Предполагая найти городище, ребята отправились на розыски. Селение Дворец находилось в шести километрах от реки, а укрепление – еще в нескольких километрах дальше.

Это был огромный вал, длиной больше двух километров. Местами высота его достигала девяти метров. Он был вытянут в широтном направлении параллельно Плюссе и концами упирался в труднопроходимые болота, полностью пересекая перешеек. Только в одном месте в валу был прокоп – ворота.

Очевидно, вал был сделан для того, чтобы преградить и контролировать подступы к Плюссе, важной водной артерии.

Но определить – это дело историков, а сейчас – подробная топосъемка, замеры сечений вала, описание. Тут же зарегистрированы два огромных могильника. В одном из них свыше двухсот жальниковых захоронений. Здесь, верно, было большое селение.

День работы – и почти никакого продвижения по воде к Лядам.

И на следующий день до Лядов не дотянули, но разведчики бегали туда и видели Диму – он поправляется.

Наконец Ляды. Но сегодня воскресенье, врача нет, без него Диму не выпускают.

Ляды – районный центр. Шоссе. Фундаментальный мост через Плюссу. Почта. Письма из Москвы и из Самолвы – штаба экспедиции. Отряд ждут там.

Но впереди еще многие десятки километров пути. Волок. Очевидно, будут трудными река Люта и верхнее течение Желчи. Археологическая разведка. А сейчас вынужденное бездействие: нет ни дедов, ни легенд, ни исторических памятников.

Рассказали, правда, о найденном скелете огромного размера: череп пришлось трактором тащить, но все это неправдоподобно, и, главное, ничего от всего этого не сохранилось.

Утро. Врач категорически отказывается выписать больного:

– Ждите еще четыре-пять дней, тогда, может быть, выпишу.

Ребята клянутся, что создадут Диме в байдарке санаторные условия, но врач непоколебим.

Наконец выход найден: Дима через пять дней выписывается и автобусом доедет до районного центра Ямм на реке Желча. Там он поселяется в Доме колхозника и ждет отряд.

Трогательное прощание. Снабдили его консервами и деньгами. Послали от имени Академии наук грозное предписание в Яммский Дом колхозника принять пострадавшего участника экспедиции – и снова в путь.

^{Плюсса у с. Игомель.}

Красивый помещичий дом на горе. Парк спускается к реке. И название какое интересное – мыза Лог. Дому более ста лет. Необычайной формы старинный рояль, гравюры на стенах, дагерротипы, мебель прошлого века.

Дом принадлежал писательнице Ямщиковой-Алтаевой. Сейчас в нем живет ее дочь Людмила Андреевна.

Может быть, скучно жить в такой глуши, далеко от города, далеко от железной дороги? Оказывается, нет. Людмила Андреевна дописывает незавершенные работы своей матери; она энтузиаст здешних мест: любит и хорошо знает исторические и археологические памятники своего района. Неоднократно сообщала о своих находках в Москву и Ленинград с просьбой прислать исследователей, но ученые занимались другими проблемами, а до мызы Лог у них руки не доходят.

Понятно, что мыза для юных исследователей была огромной находкой. Сразу же после первого знакомства, несмотря на грозу с ливнем, Людмила Андреевна со своей приятельницей Ольгой Константиновной Гориневской повели ребят на Пупкину Гору.

Скорее всего это было древнее языческое мольбище. На вершине горы, господствующей над местностью, закрытые толстым слоем хвои и заросшие мхом – семь каменных ступеней площадью около двух метров каждая. Наверху россыпью навалены грубо обтесанные камни. Под ними какой-то подвал или пещера. Длинный шест уходит на несколько метров в небольшую щель между камнями.

Внизу, под горой, огромное кладбище с жальниковыми захоронениями. Всего около мызы четыре древних могильника. Видно, прежде это был густонаселенный район.

Самое необычное кладбище у селения Лосицы. Начинается оно несколькими десятками курганов, за ними идут жальники, и заканчивается все это современными захоронениями. И хоронят на нем уже около тысячи лет. Широкий проезд, он же прогон для скота, также был занят могилами. В ряде мест, где брали песок, видны прослойки золы, следы захоронений с сожжением трупа.

Ограда современной части кладбища сложена из крупных валунов. Можно предположить, что они сняты с жальников.

Ниже мызы Лог в Плюссу впадает Люта. Это чрезвычайно быстрая речка, шириной около десяти метров и с удивительно постоянной в любом месте глубиной в двадцать-тридцать сантиметров.

Идти вверх на веслах невозможно. Тащить на бечеве очень трудно, так как берега густо поросли ивой, бечевника[15]15
  Бечевником называется тропа у кромки воды, по которой могут идти бурлаки.


[Закрыть] нет, дно – зыбучий песок.

Промучившись первые километры, нашли выход: связали байдарки в одну связку. Один «бурлак», по колено в воде, идет серединой реки. Смена через каждые десять минут. Остальные идут по берегу и бьют гадюк.

Люта течет в широкой долине и, как выражается Александр Сергеевич, сильно меандрирует, попросту говоря, крутит из стороны в сторону, как только не лень. Коренные берега ушли на несколько километров от русла.

Большие отряды косарей и уборщиц сена яркими пятнами светлых одежд вкрапливаются в зелень лугов.

Гадюки, выгнанные шумом покоса, ползут к реке.

Туристы двигаются по берегу цепочкой. Передние в резиновых сапогах.

Первую гадюку поймали еще на Плюссе и везли с собой несколько дней. Когда увидели, что гадюк очень много и собирать их живьем нет смысла, стали их бить. А первую отпустили с миром. Как-то жалко ее было: привыкли к ней, своя стала.

Но гадюки, обозленные косарями, порой бывали агрессивны. Марк Александрович, обладающий исключительно тонким слухом, дважды заметил гадюк, подкрадывавшихся к Александру Сергеевичу и к Володе-маленькому, и предотвратил нападения.

И все-таки одна гадюка укусила Александра Сергеевича за ногу, но яд, очевидно, остался в штормовых брюках, кровь из ранок быстро выдавили, да и сами гадюки в июле менее ядовиты. Самый опасный укус змеи бывает в мае.

Передвигаясь таким веселым способом, сделали за день около двадцати километров. Да еще и два могильника зарегистрировали. Значит, и здесь жили люди.

На следующий день отряд добрался до деревни Заполье. Где-то близко протекает Желча, и на ней стоит деревня Волошня. На водоразделе стоит селение Стреково. По словарю Даля, «стрекаться» означает «встречаться», «стыкаться». Не говорит ли это о встрече на волоке? Все это надо определить. Вышли на разведку.

Первое, что заметили на берегу, – одиночный курган. Потом еще и еще. Дальше пошли большие жальниковые и курганные кладбища. Но формы курганов у Студеного ручья и у Стрекова были совсем необычны. Длинные курганы, один даже Т-образной формы, с круглыми насыпями по концам. Это может говорить и о братских захоронениях, и о том, что места эти издревле хорошо обжиты.

Разбили лагерь на берегу.

Водораздел между реками Лютой и Желчей пересекает тянущаяся на шесть километров, частично заболоченная низина. По обе стороны ее – цепочки селений, по три с каждой стороны. В этом районе селения вообще редки. Сильно пересеченная местность мало пригодна для земледелия. Большие лесные массивы. Отдельные деревни, отмеченные на карте, большей частью не существуют. Это или брошенные хутора, или разрушенные немцами и невосстановленные селения.

^{Конь провалился.}

Но трасса предполагаемого волока и теперь еще густо заселена.

Почему же деревни Стреково и Волошня лежат не на этой трассе, а несколько западнее?

Ответ на очередное «почему» должна была дать высланная разведка. Она вышла днем, но к ночи не вернулась. Поздним вечером дождь загнал ее под стог сена, а утром после краткого совещания ребята решили двигаться дальше. Да и как возвращаться в лагерь, когда так много интересного встречается на пути?

Огромный курганный могильник у Стрекова называется ни много ни мало, а Пёсьи Могилы. А что, если здесь были похоронены псы-рыцари, ливонцы, рвавшиеся к Новгороду и часто находившие смерть на чужой земле?

Обследовали и другой вариант волока: Волошня – Стреково – Заполье. Это сухой, возвышенный, но сравнительно ровный путь. Сделали вывод, что малые суда переволакивали кратчайшим, густонаселенным путем от Заполья на Юхново, а более крупные суда, требующие переволакивания на катках, по сухой дороге волочили через Стреково на Волошню – река там полноводнее.

Обследованию волоков мешали и естественные «препятствия» – заросли черники, голубики и россыпи земляники. А тут еще и малина начала поспевать. Все это отнимало уйму времени, и в итоге часть группы, вышедшая на разведку водораздела, вернулась в лагерь только на следующий день вечером, затратив на этот выход около тридцати часов. Другая часть разведки, оставленная на ночлег в Стрекове для регистрации могильников, вернулась только на следующее утро, а в дневнике появилась такая запись:

«Начался ужасный дождь, но, к счастью, мы укрылись от него под мостом. Там дождь был не такой сильный, но очень грязный, и мы вышли оттуда в невыразимом виде».

^{На волоке.}

Теперь, когда связь Луги с бассейнами Плюссы и Желчи стала очевидной, отряд мог считать, что основная работа выполнена. Следует скорее двигаться в Ямм за Димой и в Самолву – в штаб экспедиции.

Но сперва волок в Желчу. Решено сделать его кратчайшим путем на Юхново. Байдарки разобрали. Председатель колхоза в селении Музовер для переброски вещей предоставил грузовик.

Разные видел отряд реки. Большие и совсем малые, вроде Сяберки. Эта же и на речку непохожа. Совсем ручей.

– От Волошни она поболее будет, а здесь вам не пройти, – сказал шофер.

Правым берегом на Волошню не только машиной, но и пешком пробраться трудно. Путь пересекает та самая заболоченная низина, по которой предполагался волок. На левую сторону ведет мост, широкий, но такой древний, что машину он никак не выдержит, да и дороги проезжей для грузовика на той стороне тоже нет.

Вещи выгружены и с опаской перенесены на левый берег через ветхий мост – он и человека с грузом плохо держал. Двое ушли в Волошню искать коня.

^{Ужинское озеро.}

До деревни километров восемь. Дорога скоро превратилась в тропу. Потом и она пропала. Спуски, крутые подъемы. Заболоченные низины, заросли и буреломы на высотках. Трудно было идти в деревню, но еще труднее возвращаться с подводой.

Когда же погрузили все имущество, стало совсем тяжко. В одной из низин конь провалился по брюхо. Его быстро выпрягли и вытащили. Телегу тянули все, а Олег работал в качестве домкрата. Под него подвели три толстые жерди, чтобы он не проваливался. До чего же полезны в походе тяжелоатлеты!

Опасаясь повторения аварии, решили дальше тащить телегу на себе, а лошадь вести на поводу. Ребятам было жалко коня, и только перед самой Волошней конь занял подобающее ему место в оглоблях.

На краю села разбили лагерь. Река для байдарок подходящая. Узкая, но глубокая. Ребята от усталости валятся с ног. Сборка байдарок отложена на завтра. Но тут пришли деревенские ребята знакомиться с экспедицией. Хочешь не хочешь, надо принимать гостей, рассказывать о задачах отряда и находках.

Желчу прозвали рекой-космополитом.

Может быть, это и не совсем точное название. Сперва это узкая, очень извилистая и глубокая протока в заболоченных берегах, со слабым течением. Дно илистое. Изредка кусты ивы свешиваются над водой. На поворотах реки длинные корпуса байдарок с трудом вписываются в излучины.

Но вот слева в Желчу впадает Еглина, и Желчу как будто подменили. Около тридцати километров это быстрая мелкая речка. Дно песчаное, но с большим количеством валунов и затопленного леса. Лес разный: тут и сплавные затонувшие кругляки, и карчи подмытых деревьев. Неба не видно. Над головой зеленый тоннель из ивы и ольхи. Двигаться по такой реке можно лишь со скоростью течения, отталкивая байдарку от валунов и карчей.

Сразу после впадения Белки Желча сильно расширяется, становится полноводной, течение медленное. Препятствий для байдарок нет никаких. Берега сухие, с лугами и перелесками.

^{Жальник на Желче.}

Ниже села Ямм неожиданно начинается озерное плаванье. Река протекает через озера Ужинское, Долгое и Велино. Берега уходят вдаль и чернеют сосновыми борами. Селений на берегах мало. Песчаные пляжи обрамляют воду. Иногда они заросли тростником.

Выйдя из озер, Желча начинает блуждать в заболоченной низине, образуя большое количество стариц и проток. Берега заросли всевозможной болотной растительностью. Сказочное обилие водоплавающей дичи. Берега топкие и не везде доступны для высадки, но время от времени встречаются песчаные высокие острова или мысы с сосновым лесом.