Текст книги "Революция.com. Основы протестной инженерии"
Автор книги: Георгий Почепцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Смена политического и экономического устройства Советского Союза также велась сквозь атаку на нарративы и смену нарративов. Мы можем представить себе это как смену интерпретационного пакета советского времени на политический, а за ним и экономический пакет. Первый из них ввел и закрепил политические изменения, второй – экономические. На последующем этапе вместо интерпретационного пакета советского типа, где другие точки зрения на события не имеют права на существование, вводится интерпретационный пакет-2, когда удерживается доминирующая интерпретация, а остальные существуют на маргинальном уровне.
Рассмотрим эти состояния подробнее.
Интерпретационный пакет-1. Вводится и удерживается единая интерпретация событий регионального, центрального и глобального уровней.
Усиленная работа такой системы на последующих этапах естественно приводит к ограниченному числу объектов, поскольку их множественность затрудняет возможности контроля. При ограниченном числе объектов также облегчается проблема трансляции. Однако ограничение числа объектов имеет и существенные последствия, в результате уходят на маргинальные позиции остальные: например, центральность фигуры Владимира Ленина отправляет всех остальных участников процесса в его фон, на котором проходят действия самого Ленина. В результате соратники помогают Ленину, враги – мешают, но ни те ни другие не имеют права на самостоятельное существование.
Интерпретационная система интенсивно порождает положительные сообщения о своих объектах, запрещая негативные.
В результате образуется вариант солнечной системы, которая вращается вокруг своего собственного солнца. Остальные периоды или страны рассматриваются как предтечи или будущие переходы именно к данному состоянию.
Основными компонентами функционирования такой системы становятся следующие процессы:
• отбор;
• трансляция;
• коррекция.
Политический пакет. Перестройка реализовывалась с помощью процессов гласности, которые реально оказались просто снятием запретов на порождение негативной информации о «сакральных» объектах советской эпохи.
Первый этап разрушения этой системы начался еще до перестройки, когда система стала акцентировать иные приоритеты в характеристиках сакральных объектов: например, социализм (Ленин) с «человеческим лицом». Вероятно, такой была попытка системы адаптироваться к внешним изменениям. Однако за такой адаптацией последовала существенная трансформация системы: Ленин (социализм), удерживаемый пропагандой – Ленин (социализм) с «человеческим лицом» – Ленин (социализм) со «звериным оскалом».
Основными компонентами функционирования такой системы становятся следующие процессы, выделенные исследователями тоталитарных сект:
• размораживание старой информации;
• введение нового набора;
• замораживание.
В результате стандартные объекты прошлого для следующих поколений могут интерпретироваться сквозь новую систему, как, например, анекдот, в котором Чапаев понимается Вовочкой как предводитель черных, поскольку он воевал против белых.
Экономический пакет. Система изменений не могла лежать в чисто идеологическом изменении, она должна была поддерживаться экономически. Поэтому вслед за политическим пакетом со своим набором изменений вводился товарный пакет со своими последствиями.
Основными компонентами функционирования такой системы становятся следующие процессы:
• вложение денег в телеиндустрию;
• возврат денег сквозь рекламу западного товара;
• вход западных товаров и глобального типа экономики с существенной трансформацией местной экономики.
Здесь значимо то, что телевидение удерживало и введение политического пакета. Вспомним период гласности и перестройки, который делался принципиально сквозь ТВ, поскольку старые партийные «игроки» были не готовы быть столь же зрелищными, как игроки перестроечного типа, которые и хотели, и умели говорить. Властители дум предыдущего периода (секретарь обкома, например) были заменены властителями дум постсоветского типа (журналисты, писатели, режиссеры, актеры), то есть представители массовой культуры победили представителей политической культуры на поле политики.
Интерпретационный пакет-2. Вводится и удерживается доминирующая интерпретация событий регионального, центрального и глобального уровней. При этом вполне возможны и маргинальные нарративы, которые удерживаются в рамках нецентральных информационных сетей.
Если советский центр является центром жесткого типа, то новые типы центров являются центрами мягкого типа. Шмуэль Эйзенштадт видит возможность ненасильственного перехода от дореволюционных к постреволюционным структурам, если центр имеет способность к следующему [6. – С. 292]:
• мобилизовать ресурсы для решения проблем;
• включить новых претендентов на участие;
• установить связи с более широкими слоями общества.
Введение принципиально новых объектов невозможно без предварительной имплементации новых нарративов. Теодор Моммзен подчеркивал, что племена, окружавшие римлян, планомерно разрушали дороги и акведуки, даже понимая их полезность для себя. Сходно вьетнамцы сжигали школы, которые для них строили американцы во время войны во Вьетнаме. Дж. Андерсон объясняет эту неудачу тем, что никто не спрашивал крестьян, что они думают об этом, они не были вовлечены в принятие решения или строительство [9]. Тот же вариант аргументов можно применить и для случая построек римлян. Отсюда следует правило, что новый объект возможен только с помощью нового нарратива: новый нарратив – новый объект.
Новый нарратив должен вводиться раньше и параллельно с новым объектом. Христофор Колумб отправился в плавание с неправильным нарративом, пытаясь открыть путь к Индии, но это одновременно был правильный нарратив, поскольку он «освящал» подобное движение.
СМИ ориентируются на особый класс нарративов – негативные ситуации. Интересная дискуссия возникла в 1 959 году на одном из семинаров, где газету Le Monde упрекнули в том, что она всегда расскажет о том, что сгорел какой-то завод, но не расскажет о том, что для рабочих поставили телевизоры. Редактор ответил на это следующее: «Это правда, газета охотней расскажет о пожаре, чем о плодах умелого руководства компанией. Благополучные фирмы, как и люди, не имеют истории» [10. – С. 95]. То есть позитивная сторона автоматически смешается в сторону рекламы, удаляясь от журналистики.
Полноценно функционирующие государства призваны удерживать свои нарративы, отторгая чужие. В прошлом это было относительно легко, поскольку коммуникации между разными государствами были осложнены. Сегодня более сильные государства практически наводняют своими нарративами более слабые государства, что в результате создает конкурентную среду, вообще препятствующую порождению своих собственных нарративов. Самой благоприятной средой для распространения нарративов является массовая культура, поскольку она создает возможности для сочетания как рациональных, так и нерациональных компонентов. Если сюжетика носит ограниченный характер, то ее наполнение бесконечно. Те же сюжеты в процессе конкурентной борьбы начинают заполняться новыми объектами: герой Чапаев, например, меняется на героя мышонка Микки-Мауса, который однотипно ведет борьбу со своими врагами. Новизна нарратива покоится только во включении новых игроков в старые роли.
Мы видим мир сквозь нарративные рамки, которые являются естественным способом обработки и фиксации информации. В свое время Хейуорд Олкер попытался применить нарративную форму в качестве универсального способа фиксации реальных исторических событий [11]. То есть это форма, которая соответствует представлениям человеческого мозга об упорядоченности событий, именно она противостоит возможному варианту хаотического представления, носяшего несистемный и случайный характер.
Предварительное введение тех или иных нарративов является предпосылкой любого типа социальных изменений. С другой стороны, активное введение своих собственных нарративов, что делает, например, Голливуд, является важной долговременной стратегией по защите своих интересов, поскольку наперед форматирует пространство в ценностном измерении. Если мы посмотрим на советский фильм или советскую песню, то увидим однотипный вариант продвижения. Единственной разницей является то, что Голливуд работает в рамках глобального проекта, расширяя свое пространство в сторону еще не присоединившихся к нему.
Продвижение своих собственных ценностей является современным вариантом религиозного миссионерства. Это вариант работы по выдвижению аттракторов, вокруг которых может сформироваться нужный вариант картины мира. По сути это действия в «поле мечты», поскольку любая героика работает именно в этом направлении. Это поле может быть ориентированным социально, а может иметь индивидуальную направленность. Но в любом случае оно «обрабатывается» как со стороны идеологии, когда требуется достичь определенной унификации массового сознания по ключевым направлениям, так и со стороны прикладных задач другого уровня, выполняемых рекламой и паблик рилейшнз. Тот, кто будет работать на «поле мечты», тот и получит на нем свой урожай.
Нарратив оранжевой революции, как и любой другой революции, носит более обший характер, лишь частично заземленный на конкретику данного места и времени. Французская революция несла на своих знаменах, например, самые общие требования. Альберт Манфред пишет о речах Робеспьера или статьях Марата: «В их представлении совершаемая ими революция была не буржуазной, а революцией во имя торжества человечества, торжества добродетели, великих принципов свободы, равенства и братства» [12. – С. 216].
Революционная ситуация формируется в определенных сегментах общества, только затем происходит распространение ее на все общество. Поэтому должна иметь место сменяемость нарратива с частного на всеобщий, с мечты одного круга лиц на максимально широкие народные массы. Нарратив структурирует действительность под тот набор целей, которые перед ним стоят. Если нарративы власти пытаются удержать рамку действительности, то нарративы оппозиции направлены на смену, построение новой легитимности.
Революция: новый проект внутри чужого
Перетягивание ресурсаЛЮБОЙ ПРОЕКТ развивается как в системе своих целей, так и в рамках параллельно развиваемых чужих, преодолевая сопротивление среды. Революция интересна тем, что представляет собой проект, который строится внутри другого проекта – властного. Во многом это попытка построения из одного того же ресурса двух разных проектов, которые во многом противоположны друг другу. Мы говорим о сближении ресурсов, поскольку известно, что в революционное время армия, например, может переходить на сторону восставших, то есть ресурс в ходе строительства проекта начинает возрастать за счет противоположной стороны. То есть одним из важных процессов революции является перетягивание ресурса. Есть ресурс принципиально свой, принципиально чужой и ресурс, за который ведется борьба.
Проект – это движение сразу по трем плоскостям: физической, информационной, когнитивной. Причем возможна взаимозамена одних плоскостей другими, чтобы продолжать нужный вариант движения. Инструментарий каждой из плоскостей характеризуется своими особенностями:
• обладает разными функциями;
• может компенсировать другой инструментарий;
• проявляется по-разному на разных этапах в зависимости от динамики событий;
• может находиться в атакующей или защищающейся позициях.
О латиноамериканских революциях некоторые аналитики говорят как о магических, но все революции магичны из-за того, что как раз являются проектом внутри проекта, поэтому уровень неожиданности в их действиях всегда очень высок. Долгое время он проходит как скрытый от других проект. Более того, даже тот или иной ресурс в рамках революции становится «моим» только потому, что «я» таким его обозначил. Чем был переход Александра Лебедя на сторону Бориса Ельцина в 1991 году в России, как не решением одного человека, что его подразделение выступает в иной роли? Кстати, путч является наиболее характерным примером вставленности одного проекта в другой, поскольку путч является захватом власти одним из элементов бюрократического управления: военные, будучи лишь частью, объявляют себя всем целым.
Проект внутри проекта более чувствителен ко всем видам ограничений, поскольку они действуют на одной территории. Проектное сознание одной команды может обыгрывать проектное сознание другой команды, но нехватка ресурса не дает возможности воспользоваться этим преимуществом. Можно выделить следующий набор особенностей строительства одного проекта внутри другого:
• использование чужих ресурсов;
• нейтрализация контр-энергий;
• активация своих энергий;
• строительство союзов с друзьями, с врагами, с нейтралами;
• подключение к чужим трендам.
Чужой проект выступает в роли определенных «стен», учет которых необходим для строительства своего собственного проекта, поскольку они могут выступать в роли преград по достижению своих собственных целей. Одновременно можно воспользоваться «мостами», построенными другими для достижения своих собственных целей.
Учет «другого» заставляет менять свою собственную стратегию, поскольку действие происходит не в чистом поле, а в достаточно агрессивной среде, где есть субъект с активным поведением, направленным на создание помех, причем максимального свойства.
Возможны следующие варианты работы с этим субъектом:
• разделение: это известный метод, лежащий от «разделяй и властвуй» до тактики сознательного несоздания врагов из коммунистов в период развала СССР, чтобы не создавать дополнительный ресурс сопротивления, когда в пост-СССР были приняты все без всяких вариантов люстрации;
• втягивание: противник / оппонент вводится в ту область, где он, как просчитывается заранее, явно слабее, по этой причине там легче вести модельный поединок;
• затуманивание (введение в заблуждение): противника удерживают от активных действий или, наоборот, демонстрируют ему псевдовариант своих собственных действий, чтобы не дать заниматься тем, чем требуется на данный момент;
• перенос в иную систему координат: действие может уводиться, например, из политической в экономическую плоскость, из политической – в моральную;
• использование старых механизмов: в тех случаях, когда старые механизмы работают в нужном направлении, их используют – например, роль верховного суда в период оранжевой революции.
Самым важным инструментарием строительства одного проекта внутри другого является вариант «питания чужой энергией», поскольку своей собственной энергии не хватает. Глобальный «западный» проект строился за счет энергии «красного» проекта и наоборот, поскольку само существование антипода создавало дополнительные стимулы для развития. Возможно, что эти внешние стимулы превосходили стимулы внутреннего порядка.
В случае оранжевой революции у каждой из сторон энергия «против» превосходила энергию «за». Бархатные революции, как и революции вообще – это выброс энергии «против», которая иногда искусственно активируется. При этом внутренней энергии часто не хватает, ее приходится брать извне, преобразуя в свою пользу энергетические траты противника. Например, разгон демонстрации, сделанный властью, за счет преобразования энергии становится позитивом для оппозиции. В оранжевой революции разгона как такового не было, зато было ожидание этого разгона, которое однотипно усиливало энергетически оппозицию, поскольку работало на объединение усилий.
Каждая ошибка власти начинает работать как энергетическая подпитка оппозиции, поскольку может многократно использоваться в агитации. Например, оговорка жены Виктора Януковича об американских валенках сразу породила серию фольклорных высказываний и даже физических объектов (типа валенок с надписью Made in USA или ценой 100 долл.). То есть ошибка дает не суммирование, а умножение энергетики. Вариантом самоподзарядки являются речевки, песни, выступления, которые удерживают толпу в нужном состоянии активации. Такой высокий уровень возбуждения следовало удерживать постоянно, чтобы на Майдане находилось большое число людей.
Все революционные проекты когнитивны по своей сути, поскольку целью является захват пространства решений массового сознания. Массовое сознание всегда антивластно, вспомним кухонные разговоры советского времени как ареал обитания оппозиционности. Необходимо достижения порога, после которого начинается реализация протестности в физическом пространстве (см. рис. 3).
Рис. 3. Реализация протестности в физическом пространстве
Недостаточность собственного ресурса отражается в постоянном захвате ресурса другой стороны. Поле чужих механизмов / ресурсов, которые подлежат захвату, революция 191 7 года определяла как «почта, телеграф, телефон», сегодня это следующий набор:
• СМИ и через них информационное пространство;
• плошали и улицы и через них иное физическое пространство;
• население и пространство решений массового сознания;
• армия, спецслужбы и любые другие механизмы по противодействию революции.
Оранжевая революция 2004 года использовала также инерцию избирательной кампании для подготовки протестных настроений, что позволяло канализировать их либо в направлении выборов, либо в направлении революционных действий.
Революционный проект строится в системе «действие – противодействие». Идет поиск действий, которые будут встречать минимум противодействия. Этими типами действий оказались так называемые ненасильственные действия, происходящие в пространстве, к которому не готова государственная власть. Еще одним вариантом стратегии становится ускорение принятия решений, против которого также оказывается слабой бюрократическая машина, требующая иерархических согласований. Суммарно эти действия, на которые сложно строить противодействие, предстают в следующем виде:
• ненасильственные варианты действий, поскольку они являются асимметричными по отношению к возможностям государственной машины;
• ускоренные варианты действий, поскольку государственная машина работает медленно;
• включение проекта в международную рамку, поскольку она не подлежит внутренним законам (это международные наблюдатели, давление международных государственных деятелей и так далее).
Поскольку борьба ведется за пространство решений массового сознания, то очень важны процессы интерпретации и реинтерпретации событий, а также создание таких событий в нужном месте и в нужное время, которые получат нужную интерпретацию. Отсюда необходимость проведения всех протестных действий в столицах, перед центральными институциями и иностранными представительствами.
Чужой ресурс, как правило, блокируется не столько реальными действиями в физическом пространстве, как страхом от появления таких действий. То есть физические действия блокируются действиями когнитивного порядка. Бархатная революция вообще проводит большую часть своих действий в информационном и когнитивном пространствах, создавая в физическом только те виды событий и действий, которые несут символическое значение. Например, действия периода оранжевой революции (массовые митинги, блокирование административных зданий) в чисто физическом измерении не являются такими страшными. Более важна их символическая роль, указывающая на то, что власть теперь не является главным игроком, задающим правила.
Уверенней к победе движется тот проект, чья достоверность вызывает меньше сомнений у массового сознания. Достоверность одного проекта автоматически отражается на достоверности другого. Странным образом массовое сознание не может признать оба проекта достоверными, можно находиться только в одном. Советский глобальный проект также противостоял в этом плане проекту западному. Но это было облегченной ситуацией, поскольку сторонники того и другого проекта были разделены физически, а дипломаты отличаются от нормальных людей как раз способностью жить сразу в нескольких проектах.
Проект-1 может победить проект-2 путем присоединения себя к будущему, что каждый раз делали Борис Ельцин или Леонид Кучма, относя своих противников-коммунистов к прошлому. Новый проект всегда привлекательнее уже состоявшегося. Западный глобальный проект победил советский еще и по этой причине. Он также победил, задав больший уровень глобальности своему проекту, делая из советского проект регионального порядка. Однотипно оранжевая революция вписывала себя в проект Европы и США, а Виктора Януковича – в проект России и Казахстана. То есть уровень глобальности в одном случае был явно выше другого.
Введение ситуации в хаос позволяет стремиться к выигрышу тому, кто был к этому более подготовлен или обладает большими ресурсами, позволяющими пройти его более безболезненно. Дж. Форан определяет период хаоса в случае Ирака следующими словами: «США разрешили открыть период хаоса, поскольку они неверно поняли желание иракского народа, недостаточно разобрались во внутреннем разделении и политической культуре и не смогли развернуть полицейские силы вовремя, чтобы предотвратить начало плохой динамики. Интересно, был ли этот хаос предсказуем или сознательно создавался» [1].
Революция всегда действует в условиях хаоса, тем самым усиливая имеющиеся разрушительные тенденции. Революция приходит в момент хаоса и сама его создает. Это смена доминирования той или иной силы, которая возможна как следствие хаоса, то есть ухода одной из нормирующих сил.
Кризисная ситуация несет с собой сужение набора возможных ролей, откуда следует известное черно-белое восприятие мира. Возникает обязательность выбора ролей – либо друг, либо враг. Можно построить следующую таблицу возможных соотношений поля решений и поля возможностей (ресурса) (см. табл. 13).
Таблица 13
Соотношения поля решений и поля возможностей (ресурсов)
Развитие того или иного варианта проекта вытягивает определенные типы ролей, другие отодвигает на задний план. Революционный проект требует пламенных революционеров, требует революционных ораторов, что и произошло – на заранее заявленные роли пришли конкретные люди. Часто даже интерпретация ролей берется из старой истории, например, Юлия Тимошенко подавалась в свое время как Жанна д'Арк.
Социальный хаос в отличие от физического представляет собой удержание определенной зоны сверхпорядка на фоне общего хаоса, а точнее на фоне введения новых правил. Эти зоны (например, в случае оранжевой революции – охрана определенных административных зданий) удерживались за счет сверхнормативного использования имеющихся сил (условный пример: число милиционеров на квадратный метр на территории администрации президента превосходило все нормативы). Но и протестная масса на площади Независимости также была сверхнормативной. В этом случае удержание новых норм создается тем же способом, что и удержание старых.
Для строительства проекта внутри другого проекта важным является использование энергетики другого проекта из-за недостаточности своей собственной. В выборах в этой роли выступают политическая реклама, слоганы, критика оппонента. Оранжевая революция «питалась», например, за счет высмеивания образа Януковича («проффесор», «козлы», «американские валенки»). Каждое из этих обозначений несло свои собственные нарративы. Нарратив структурирует действительность под определенным углом зрения, тем самым он «вытягивает» определенные аспекты действительности, в ряде случаев делая осознаваемым то, чего может и не быть в такой активной позиции в самой действительности.
Возможности одного проекта внутри другого проекта опираются на смену идентичностей, благодаря чему происходит перераспределение ресурса. Сегодняшний мир предоставляет человеку целый набор идентичностей, причем большинство из них носят транснациональный характер. «В любой момент некоторые индивиды будут выбирать эти супертерриториальные, внетерриториальные, внегосударственные сущности, расширяя свои системы идентичностей за унаследованные пределы» [2].
Оранжевая революция вызвала сильное противостояние за счет борьбы на уровне идентичностей: «за» большой проект «западный», либо «за» большой проект «восточный». Произошла серьезная активация виртуальных идентичностей и границы между ними.
Революционное требование социальных изменений само может строиться разными проектами как общая цель, к которой можно двигаться при помощи разных механизмов. Революция в Латинской Америке, в частности в Сальвадоре, возникает сквозь удержание революционных идей в рамках трех институций: коммунистической партии, университетов и католической церкви [3]. Каждая из этих институций трактует себя как единственную способную выразить волю народа, каждая мобилизует молодых радикалов.
Студенчество приняло активное участие в оранжевой революции, будучи по определению антивластным ресурсом. В этот раз давление властей было снято (типа исключения за пропуски лекций), что вызвало высокий уровень участия. Тем более что само протестное движение оранжевой революции моделировалось в стилистике молодежного модного движения, где пламенные речи перемежались рок-концертами.
Неучет того, что революционный проект строится внутри властного проекта, ведет к определенным просчетам со стороны власти, которая попадает в два неверных типа решений: либо вообще не действовать, либо действовать слишком решительно, что приводит к перекодировке ее энергии в энергию восставших масс, как это было, например, в революции 1905 года, а затем в бархатных революциях Восточной Европы, которые развивались с еще большей силой после разгона демонстраций.
Революционный проект строится также в рамках других революционных проектов, которые с большей или меньшей степенью известны всем. Например, Великая французская революция описывается Альбертом Манфредом теми же словами, которые в 2004 году могли характеризовать оранжевую революцию [4]. Приведем два отрывка, описывающих ситуацию с разных позиций.
Со стороны населения [4. – С. 64]: «Население Парижа и других городов Франции находилось в непрерывном возбуждении. Газеты, многочисленные брошюры и листовки, выпускавшиеся в те дни, пользовались огромным спросом. У всех пробудился интерес к политике; люди жили нетерпеливым ожиданием перемен. В Париже, на площадях и бульварах, возникали импровизированные собрания».
Со стороны власти [4. – С. 65]: «Король и его окружение с тревогой и раздражением следили за развитием событий. Однако они отнюдь не считали свое дело проигранным. Напротив, они вновь готовились к решающему удару».
Перед нами тот же тип нарратива, который реализовывался и в период оранжевой революции, только в нем подставлены другие имена объектов. В принципе это интересная одинаковость революционного сюжета.
Строительство одного проекта внутри другого предполагает мобилизационные процессы, позволяющие использовать один и тот же ресурс для других целей, что было видно по перетягиванию армии и силовых структур на сторону оппозиции в период оранжевой революции. Мобилизационные структуры – один из краеугольных камней любого общественного движения.
Революционный (и любой другой) проект может опираться на внешние источники, реально став частью более общего чужого проекта. То есть возможны варианты сосуществования двух чужих проектов: борющегося против (провластного) и поддерживающего (внешнего). Сунил Аасгупта из Института Брукингса пишет о террористах, что они стараются мобилизовать в свою пользу внешние ресурсы (чужие правительства, диаспору, криминальные сети), что связано с материальной нехваткой восставших против государства [5]. В результате происходит экстернелизация врага и возникает легитимизация внутренней войны.
США, выстроив однополярный мир, отказываются от модели учета чужих проектов, привлекая их только по мере надобности. Один из апологетов этой позиции Чарльз Краутхаммер в своей речи 2002 года подчеркивает, что многополярность является прикрытием для бездействия [6]. Опираясь на слова Дональда Рамсфелда, что «миссия определяет коалицию», он говорит: «Мы берем наших друзей там, где можем их найти, но только для того, чтобы помочь нам выполнить нашу миссию. Первой появляется миссия, и мы задаем ее сами». Это пример одностороннего построения проекта.
Революции всегда строятся на пересечении множества проектов. Исторический и культурный опыт кодируют те или иные варианты выхода из имеющихся ситуаций. Э. Зельбин перечисляет в качестве формирующих революционные ситуации такие факторы, как коллективная память, символическая политика, социальный контекст [7]. Именно сквозь такие механизмы, вероятно, происходит формирование решений в массовом сознании, которое достаточно часто видит именно то, что хочет увидеть. И все это одновременно «осколки» чужих проектов, которые дошли до разной степени реализации. Для массового сознания нереализованный и реализованный проекты во многом эквивалентны, поскольку оно само может дополнить проект в своем виртуальном пространстве до полной реализации.
Революция может также быть реализована как вариант собственного национального проекта. Любая революция опирается на предшествующий опыт, как свой, так и чужой, возможных вариантов восстаний против действующей власти. В связи с этим особую роль играет виртуальный, мифологический пласт, где опыт подобного рода кодируется и хранится. В этом плане интересна позиция Советского Союза, который активно мифологизировал своих собственных революционеров, в то же время отрицал подобную правоту за теми, кто выступал против данной власти, например, диссидентами. Понятие справедливости борьбы здесь размывалось, чтобы принять другие формы, позволявшие использовать контрреволюционные стратегии в стране с революционной идеологией.
Революция – это неудовлетворенность и разочарование, которое может быть реальным и искусственно «подогретым» под необходимый уровень. В последнем случае собственное положение соотносят с определенным идеальным стандартом. Сегодняшний глобальный мир предоставляет множественность вариантов для таких идеализаций, поскольку его характеризует небывалая открытость. Советский Союз оказался «раздавленным» именно чужими стандартами, которые постепенно вошли в качестве точки отсчета, что и привело к 1991 году. С тех пор у большинства населения не произошло принципиального экономического улучшения, но одновременно это не приводит к революционному состоянию.
Оранжевая революция в Киеве продемонстрировала феномен несбалансированного движения в области нематериальных ценностей, когда положение человека в области экономического, социального и политического пространств перестало быть скоординированным. Завышение экономическое могло не соответствовать другим уровням (см. рис. 4).
