Текст книги "Революция.com. Основы протестной инженерии"
Автор книги: Георгий Почепцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Общественное движение и порождаемые им акции протеста, как видим, поддаются изучению с помощью достаточно сложного инструментария, который выработала наука за достаточно долгий период интенсивного изучения этого феномена. Весь этот опыт демонстрирует постепенный переход к изучению все менее материальных объектов, которые, однако, являются теми типами составляющих, которые составляют суть общественного движения и коллективного действия протеста.
Переворот /революция как интенсивный инструментарий изменения будущего
Управляемый хаосУЖЕ АНАРХИСТЫ говорили о том, что их предвидение будущего основывается на данных наблюдения. Петр Кропоткин может рассматриваться нами как инициатор создания общественных неправительственных структур – достаточно любимой сегодняшней темы. Он писал: «В настоящее время замечается сильное стремление к созиданию, помимо государства и церкви, тысяч и тысяч небольших союзов для удовлетворения всевозможных потребностей: экономических (железнодорожные общества, рабочие синдикаты и синдикаты предпринимателей, кооперативы, товарищества земледельческие, для вывоза продуктов и т. д.), политических, умственных, художественных, воспитательных, для пропаганды и т. далее. […] Будущее и прогресс лежат в этом направлении, а анархия есть выражение того и другого» [1]. Но он видит этот процесс как процесс разрушения пут, идущих от церкви и государства, то есть как модель определенной смены имеющегося строя.
При этом анархисты принципиально отказывались от законодательной деятельности, считая, что только освободительные движения могут им помочь.
Революция представляет собой введение страны в управляемый хаос. Хаос по причине того, что переход к следующей ситуации идет по нелинейному сценарию, а управляемость подчеркивает задействованность вполне определенных факторов, наличие которых создает революционную ситуацию. Находясь в точке турбулентности, где малые воздействия могут иметь большие последствия, можно перевести систему в нужное состояние. Именно это составляет суть путча или переворота, которые действуют точечно, в отличие от революции, которая подразумевает включенность более широких масс. Революция также отличается политической окрашенностью, как правило левой, путч или переворот, например военный, отличает политическая нейтральность.
При этом очень большая часть этих факторов проявляется именно в виртуальной среде. Создается виртуальная «буря», которая с определенной неизбежностью требует выхода в среде реальной. Последние события в Грузии проходили по тому же сценарию, что шли события в Югославии, например, когда оппозиция, не признавая результаты выборов, начинает реализовывать ситуацию общественного неповиновения.
Моделью движения при этом становится переход от виртуальной к реальной действительности, проводимый циклично несколько раз (см. рис. 8).
Рис. 8. Переход от виртуальной действительности к реальной
Эта модель не только проста и понятна, но и в достаточной мере отработана. В нее только надо вставить новые фамилии: «Долой Милошевича!» – «Долой Шеварднадзе!»
При всем имеющемся неприятии фигуры Шеварднадзе явно ощущается интенсификация данного процесса, поскольку выборы становятся одновременно предлогом для замены президента, что никак не заложено в модели парламентских выборов.
Переворот / революция – интенсивная модель введения новой макроситуации. Причем это результирующее действие является следствием микроситуации. При этом макроситуация как раз и отличается тем, что происходит внесение изменений как в пространство реальности, так и в виртуальное пространство. Революция 1917 года выбросила на свалку истории весь сонм богов прошлого, полностью переформатировав модель мира. Та же ситуация имела место и в «революции» 1991 года, которую никто не называет революцией по причине того, что смена идеологии в данном случае не отразилась на смене действующих лиц. Второй эшелон руководителей стал на место первого, первые секретари ПК компартий стали называться президентами, комсомольцы – бизнесменами. Идеология действительно была выброшена на свалку, но на временно освободившиеся места сели те же люди.
В этой теоретической парадигме перед нами возникает конкретный набор объективных и субъективных параметров. Власть оказывается не в состоянии управлять, элита «капсулируется», население готово к тому, чтобы его позвали на баррикады. Недовольная элита должна иметь ресурсы для своей оппозиционной позиции, образуя мультиэлитные сочетания (бюрократическая + военная, интеллигенция + партийная и так далее). Кстати, мультиэлитное сочетание также является определенным индикатором создавшегося напряжения. Подобная «виртуальная сцепка» должна получить дальнейшее развитие в мире реальности: недовольство в виртуальном пространстве – недовольство в реальном пространстве.
При этом разные ресурсные возможности требуются для удержания недовольства в том и другом случае. В первом случае достаточно ресурса, который есть у интеллигенции, во втором уже нет. То есть в идеальной модели должно происходить нарастание ресурсного подключения. В случае советского варианта:
• интеллигенция художественная (плюс журналисты);
• интеллигенция научно-техническая;
• директорат;
• советская элита;
• военная элита;
• партийная элита.
При этом построенная система разрушения прошлого позволяла каждому типу элиты выжить в предлагаемой новой системе. В результате даже партийная элита в основном сохранила свои ряды.
Если принять гипотезу, что Михаил Ходорковский шел по своей модели, то его «нарастающий потенциал» будет выглядеть следующим образом:
• потенциал бизнеса;
• потенциал интеллигенции;
• потенциал партийный;
• потенциал парламентский;
• потенциал президентский.
Учет этого подключения разных ресурсов на разных этапах развития, вероятно, и вызвал «негодование» со стороны Владимира Путина, поскольку финансовая поддержка разноплановых оппозиционных партий со стороны Ходорковского может трактоваться только подобным способом.
Владимир Путин прореагировал на виртуальные полки тем, что применил полки реальные. При этом показательна относительно молчаливая реакция общества. Одновременно массовое сознание получило подтверждение своему негласному тезису, что все олигархи воры. Советская схема всегда признавала арестованного виновным. Сам арест уже является манифестацией вины.
Управление будущим в принципе может быть революционным и эволюционным. В результате оно может быть заметным для современников и нет. Кстати, Рэндал Коллинс считал, что и революция 1 91 7 года не была заметной [2]. Это была микроситуация, которая не ощущалась как угроза для макроситуации. Более того, он замечает, что более стабильные варианты макроситуаций должны быть устроены так, что микроситуации не должны быть связаны одна с другой и что связь должна быть рутинной. Реально тем самым он «защищает» макроситуации от каскадного эффекта, когда падение одной костяшки домино повлечет за собой все остальные.
Революция, как показал Дж. Девис, возникает отнюдь не тогда, когда все плохо, а когда оказываются нарушенными ожидания людей [3–4]. Когда же негативная ситуация длится несколько лет, то вероятность революционных изменений вновь затихает. Вот график Дж. Девиса из работы А. Назаретяна (см. рис. 9) [5].
Рис. 9. Динамика удовлетворения потребностей и революционная ситуация по Davis J., 1969
Сплошная линия – динамика удовлетворения потребностей (экономический уровень, политические свободы и т. д.). Пунктирная линия – динамика ожиданий. Точка х на горизонтальной оси – момент обострения напряженности, чреватый социальным взрывом. (Взрыв происходит или не происходит в зависимости от ряда «субъективных» факторов.)
Революцию вполне можно трактовать и как коммуникативный процесс. Именно по этой причине ненасильственная методология уделяет столь много места пропаганде, подчеркивая, что в целях эффективности целевую аудиторию следует разделить на сегменты, каждый из которых должен получать собственные типы сообщений [6].
В процессе подготовительного периода революции негативный стимул распространяется по официальным и неофициальным каналам коммуникации, захватывая разные сегменты общества. Любое такое сообщение несет две составляющих:
• единую интерпретацию происходящего;
• мотивацию на будущую смену.
Это очень важный феномен единой оценки. Психологически сегодня такую роль выполняет телевидение, и мы к ней привыкли. Но, допустим, в 1 91 7 году какая-нибудь листовка «Смерть буржуям» должна была обладать огромной движущей силой именно из-за того, что ей удавалось кристаллизовать общественное мнение, бывшее до этого нечетким и расплывчатым. Здесь реализуется очень важное ощущение перехода от индивидуального мнения к общему – человек начинает мыслить, как все, он не ощущает того, что является исключением. Это как результирующий крик «А ко-роль-то голый!»
Системно революционная ситуация выполняет следующие функции:
• приводит к автономизации действий до этого синхронных различных частей системы;
• отказу от работы разных частей, что увеличивает хаотическое функционирование системы;
• переносит недовольство одного сегмента общества всему обществу;
• вводит единые интерпретации происходящих событий, в результате побеждающие официальные.
В результате легитимность власти начинает расшатываться как внутри страны, так и за ее пределами. И тут особую роль начинает играть внешнее давление, вынуждающее власть идти на уступки, как это было в период бывшего СССР. Строится следующая схема внесения асистемных импульсов, что реализовывалось в период холодной войны (см. рис. 10).
Рис. 10. Схема внесения асистемных импульсов
Достаточно долго система может удерживаться в сбалансированном состоянии, но затем хаотические явления начинают преобладать.
Советский Союз удерживал свою упорядоченность и за счет того, что не давал распространения негативным сообщениям. Система цензурировала именно их. То есть этот чисто коммуникативный способ удержания порядка в результате прятал подобные сообщения исключительно в сферу неофициальных коммуникаций (так называемые кухонные разговоры). Да и в целом холодная война большую часть ресурсов забирала именно на работу в информационном пространстве. И именно глобализация делает ее бессмысленной, поскольку снимает ограничения на распространение сообщений.
Холодная война вводила в информационном пространстве два вида сообщений:
• повествующие о правилах;
• повествующие о случаях, конкретных историях.
Разница между ними состоит в том, что если первые повествовали об абстрактном человеке и человечестве, то вторые – о конкретных Иванах Ивановичах Ивановых. Информационное столкновение шло как на уровне правил, так и на уровне историй.
Предреволюционная ситуация даже интереснее революционной, поскольку из нее существует несколько возможных вариантов перехода к другим будущим ситуациям. Такое множество вариантов говорит о максимальной нестабильности данной ситуации.
Такая промежуточная зона перехода характеризуется следующим набором:
• снятие параметров, удерживающих упорядоченность (армия, полиция центральная власть начинают функционировать в холостом режиме);
• появление новых игроков, захватывающих виртуальное пространство;
• возникновение новых ситуаций, которые были бы невозможны при прошлой системе удержания упорядоченности.
И лишь затем следует захват почты, телеграфа и банков. В этой промежуточной зоне внезапно начинают работать мини-ситуации, которые ведут к макси-последствиям.
Куррцио Малапарте, считая Владимира Ленина стратегом большевистской революции, а Льва Троцкого тактиком государственного переворота, приходит к выводу, что данная стратегия связана с условиями страны в тот период, зато применение этой тактики не обусловлено никакими обстоятельствами [7]. Сама по себе стратегия не может обеспечить захват власти.
К. Малапарте подчеркивал: «Люди, знающие все труды Ленина, в особенности его заметки о технике декабрьского восстания в Москве в 1 905 году, будут поражены наивностью его представлений о тактике и технике восстания в канун октября 1917 года» [7. – С. 108]. Интересно, что сам Троцкий плохо отнесся к книге Малапарте.
Но следует признать и то, что в книге Льва Троцкого действительно много конкретных замечаний, выдающих именно практика [8]. Сопоставляя февральский и октябрьский перевороты, он подчеркивает стихийность первого и организованность второго. За время, прошедшее после февраля, страна была подготовлена к новому шагу. Было реальным серьезное влияние партии на Советы, но была и диспропорция между слабой партийной организацией и имеющимся уровнем влияния. Вопрос о призыве к восстанию был связан также с тем, кто должен был призывать: Советы или партия.
Лев Троцкий описывает ситуацию того времени как такую: «Командные высоты государства продолжали оставаться в руках правительства. Но материальная база была из-под них вырвана. Министерства и штабы возвышались над пустотой» [7. – С. 383]. Кстати, еще как цель оставались банки, телефон, телеграф.
Особую роль Троцкий передает моменту определения начала действий: «В революции это все быстротечные процессы. Все тактическое искусство состоит в том, чтобы уловить момент наиболее благоприятного для нас сочетания условий» [7. – С. 274]. Если этот момент пропустить, то сила масс сменится разочарованием.
Сегодня исследователи уже строят графики, позволяющие видеть, когда идет нарастание общественного недовольства, а когда оно спадает. Троцкий считал, что возможно провести нужное развитие событий почти из любой позиции: «Теоретически рассуждая, наиболее выгодный момент для восстания сводится к какой-то точке во времени. О практическом уловлении этой идеальной точки не приходится, разумеется, и думать. Восстание может с успехом развернуться на повышающейся кривой, приближающейся к идеальной кульминации; но также и на снижающейся кривой, если соотношение сил не успело еще радикально измениться» [7. – С. 377].
Интересно, что 1917 год, который трактовался Троцким как исключительный по причине отсутствия того, что связано с представлением о восстании, не был таким, если посмотреть на передачу власти, состоявшуюся в 1991 году.
Троцкий нашел свое объяснение 1917 года: «Демонстраций, уличных боев, баррикад – всего того, что входит в привычное понятие восстания, почти не было: революции незачем было разрешать уже разрешенную задачу. Захват правительственного аппарата можно было выполнить по плану, при помощи сравнительно немногочисленных вооруженных отрядов, направляемых из единого центра» [7. – С. 384]. Но вероятным ответом на этот вопрос в году 1 991 – м стало то, что власть переходила из рук первых секретарей в руки президентов, однако фамилии эти совпадали. И Борис Ельцин, и Эдуард Шеварднадзе, и Гейдар Алиев, и Бразаускас, и Леонид Кравчук, как бы не выходя из своих кабинетов, меняли на них название своих должностей. Это равноценно тому, что Николай Второй написал бы на своем кабинете свою новую должность «председатель Совнаркома».
Александр Неклесса характеризует поствестфальскую систему мира как обладающую принципиальной нестанционарностью, которая предполагает активный, турбулентный характер ряда процессов и постоянное употребление хаотизированной среды [9].
В последней истории мы прошли 1917-й и 1991-й, существовали также варианты событий в Тбилиси и Вильнюсе, а еще был Новочеркасск и так далее. Все это были квазиреволюционные события, поскольку они не имели последствия для макси-ситуации, так как власть все еще обладала силой, позволявшей вернуть ситуацию на круги своя. Ведь по сути «революционные» изменения после 1 991 года имели место только потому, что сама власть решила так: быть революции. Реально произошла не революционная, а элитная смена: элита второго эшелона власти заняла первые позиции, объявив элиту первого эшелона во главе с Михаилом Горбачевым мешаюшей правильному развитию.
Советский Союз до этого делал существенные смены лидеров, например, Леонид Брежнев вместо Никиты Хрущева, но они не несли с собой существенной трансформации системы. Смена Борис Ельцин – Михаил Горбачев уже была иной.
Эдвард Луттвак в своей книге о перевороте формулирует три необходимых условия для осуществления подобного действия [10]:
• социальные и экономические условия страны должны быть такими, чтобы удерживать политическое участие в рамках небольшого сегмента населения;
• страна должна быть существенно независимой, а влияние иностранных государств на внутреннюю политическую жизнь относительно ограниченным;
• страна должна иметь политический центр. Если есть несколько центров, то они должны идентифицироваться и не быть этническими. Если страна контролируется неполитическим центром, переворот возможен при его согласии или нейтральной позиции.
Эдвард Луттвак был специальным советником по национальной безопасности у президента Рональда Рейгана, в научном же мире ему приписывается формулирование основ геоэкономики. Переворот он трактует как определенную смену внутри бюрократического центра, когда одна часть бюрократии используется для того, чтобы заменить правительство в его контроле над другой частью. 1991 год подходит под это определение, поскольку Ельцин сменяет Горбачева в рамках России. Остальные республики стали следствием уже этой смены, поскольку удержать их не могли. В рамках же каждой из республик вновь повторяется бюрократическая смена по Луттваку, поскольку в большинстве из них именно партийные лидеры возглавили новые независимые государства, тут же забыв о нерушимой дружбе народов.
Правильная стратегия переворота, по его мнению, требует выдерживания двух принципов:
• максимальная скорость переходного этапа;
• нейтрализация сил, способных к оппозиции до и непосредственно после переворота.
Если посмотреть с точки зрения этих принципов на путч 1991 года, то, несомненно, эти принципы не работали. Произошло явное торможение, которое было уже в исходной диспозиции сил и их намерений. Сопротивление путчу если и не поощрялось, то и не останавливалось. Растерянность высшего уровня была продиктована вниз, в результате чего все поспешили занять нейтральные позиции, позволявшие вовремя присоединиться к победителям. Тексты поддерживающих не отличались от текстов возражавших (например, выступление Леонида Кравчука), такая амбивалентность закладывалась в них писавшими.
Что касается поведения нижестоящих веток иерархии, то, по Луттваку, они сохраняют свою преданность бюрократии до тех пор, пока им платят жалованье и поддерживают связь из столицы. Элиты в свою очередь должны выбирать между опасностью оппозиции и безопасностью бездействия, что, как правило, и происходит.
По проведению самого переворота Луттвак считает, что можно обойтись без руководящего центра при наличии детального планирования. Наоборот, наличие такого центра делает из него мишень для оппозиции. Лучше, если команды будут занимать заранее предназначенные цели как независимые единицы, а лидеры переворота будут разбросаны по этим командам.
Перед нами возникает повтор того, что сегодня именуется использованием системы роя, по которой, кстати, действует и «Аль-Каида». Понятно, что во многих случаях она может возникать сама по себе из-за явной неподготовленности подобных мероприятий. Неумение в этом случае становится приметой высокого умения. Нечто сходное было и в 191 7 году.
В ситуации после переворота задачей становится создание ощущения безопасности для наибольшего числа военной и бюрократической элиты. Теперь от их поведения будет зависеть успешное развитие ситуации. Кстати, это четко было сделано в 1991 году, когда сознательно подчеркивалось, что специально не пошли на люстрацию, чтобы не делать из бывших членов КПСС активной оппозиции.
Особое внимание при этом уделяется средствам массовых коммуникаций. Во время путча СМИ получают самую внимательную аудиторию. И вновь ошибка августа 1991 года: ни «Лебединое озеро», ни пресс-конференция, которую сразу же обратили в «трясущиеся руки», не являются тем информационным продуктом, который требуется в такое время. Кстати, Леонид Кравченко, возглавлявший Центральное телевидение в тот период, в своей книжке «Как я был телевизионным камикадзе» вспоминает, что «Лебединое озеро» не специально было поставлено, а просто раньше стояло в программе [11]. Он считает, что при серьезной постановке вопроса его следовало предупредить за сутки, а не вытаскивать в последний момент с дачи. А с известной пресс-конференции Янаева и других он вынес печать неуверенности. Кстати, Джорджу Бушу, наоборот, специально создавали уверенность перед его первым телевыступлением после 11 сентября [12].
Задачей информационной кампании становится следующее:
• расхолаживать сопротивление путем подчеркивания силы пришедшей новой власти;
• снимать страхи, которые могут дать толчок появлению оппозиции.
Любые новости о сопротивлении будут стимулом, поскольку оппозиция не будет ощущать себя в изоляции. Поэтому в случае сопротивления, наоборот, надо доказывать, что это группки, которые не связаны ни с какой политической силой. Для всего же населения преследуется цель показать всем, что переворот не представляет для них угрозы.
При этом акцентируется следующее [12. – С. 119]: «Нашей целью является не просто контроль, а монополизация информационного потока, поэтому следует иметь дело с каждым вариантом из имеющихся средств». Все это достаточно четко и недвусмысленно выводит информационную составляющую в качестве одной из центральных для переворота.
Анализируя первые выступления революционеров / путчистов, Эдвард Луттвак видит в них четыре стиля [10. – С. 169]:
• романтический, лирический;
• мессианский;
• неподготовленный;
• рационально-административный.
Наверное, август 1991-го продемонстрировал нам неподготовленный вариант выступления, поскольку в результате него у слушавших появилось ощущение провала еще не начавшегося действия. В результате август 1991 – го выступил в качестве спускового крючка для совершенно иного действия – окончательного развала СССР.
Американский устав FM 100-20 «Военные операции в конфликтах малой интенсивности» в анализе целей повстанческих движений предлагает уделить внимание следующим аспектам.
• К какой цели стремятся повстанцы? Как четко сформулированы эти цели? Как открыто они высказываются?
• Все ли повстанцы разделяют общие взгляды?
• Отлично ли желаемое состояние от того, которое публично провозглашается?
• Чем отличается желаемое повстанцами общественное устройство от правительственного?
Аналитик должен сопоставить две системы ценностей (правительства и повстанцев) и определить, какие из этих ценностей можно включить в возможную стратегию, он должен предложить программы, знающие группы от противника к нейтральному состоянию или к поддержке.
В революционных схемах большая роль отводится лидерам, поэтому аналитику следует уделить им особое внимание. Проблемы лидерства выстраиваются в следующем порядке.
• Кто является лидерами повстанцев? Есть ли среди них доминирующий харизматический лидер?
• Насколько лидеры преданы своей идеологии?
• Привязаны ли лидеры к определенным организационным или операционным моделям?
• Следует определить разницу среди лидеров по целям и методам.
• Какая связь между лидерами и сражающимися? Участвуют ли лидеры непосредственно в акциях?
• Каков процесс принятия решений? Решения принимаются диктаторски, консенсусом или по демократическим процедурам?
Аналитик должен определить политические и физические сильные и слабые стороны лидерства и то, как можно использовать слабости, чтобы разрушить или дискредитировать их. Соответственно, следует подвергнуть анализу слабости со стороны правительства, чтобы усилить их защиту.
Революционная ситуация имеет место более часто, чем сама революция, поскольку не всякая революционная ситуация завершается революцией. Но в любом случае перед нами конструкция перехода к будущему, которая носит достаточно интенсивный характер. Как правило, она строится на активной опоре на население, то есть на имеющийся ресурс в настоящем. Даже недовольство населения – это тоже ресурс, и достаточно сильный. Революция всегда окрашивается в цвета будущего. Вспомним риторику 1917 года и всю советскую риторику, которая была очень оптимистичной. Но по сути революционная риторика совпадает с риторикой избирательной. Она строится на том, что появляется группа людей, которая заявляет, что пришла решать проблемы всех. Как правило, вся вина при этом перекладывается на власть. Революционная ситуация способствует созданию хаоса, из которого возникает возможность перехода на иной системный уровень.
В ряде случаев смена ситуации достигается вне массовых протестных движений, просто путем смены лидера. То есть возникает два варианта, только в них меняются местами ключевые элементы (см. рис. 11).
Рис. 11. Смена ситуации путем смены лидера
В современной достаточно прагматической политике и такие виды воздействия не только являются предметом реалий, но и теоретического обоснования.
Можно привести в подтверждение следующее высказывание: «Соединенные Штаты пытаются достаточно давно использовать атаки на лидеров для изменения политики и поведения враждебных государств и других недружественных деятелей» [13]. В рамках этого исследования приводятся три варианта операций, направленных против лидера:
• проведение прямой атаки на лидера;
• поддержка путча или восстания против его правления;
• использование внешних военных сил для смены его режима.
Приводится список из 24 примеров, завершающийся именами
Джохара Дудаева (1 996-й, Чечня), Усамы бен Ладена (1998-й, Афганистан) и Слободана Милошевича (1999-й, Сербия).
Эти действия, по мнению автора, позволяют выполнять следующие функции:
• заставить враждебное государство запретить политику или поведение, вступающее в конфликт с американскими интересами;
• не дать противнику осуществлять будущие нападения на эти интересы;
• свергать потенциально опасные режимы;
• уменьшить возможности врага по ведению войны и включенности в терроризм.
Конечно, в таком случае возникает ощущение разыгрывания шахматной партии по отношению к живым людям и реальным странам. Но такова реальность, даже если она плоха, ее следует знать и изучать.
Катрин Лотрионт дополняет данный список попытками убрать Кастро [14]. Она также ссылается на одно из исследований, которое называет две причины ослабления международных норм в этом вопросе:
• возрастающая роль нетрадиционных видов насилия, включая партизанскую войну и терроризм;
• разрушительная суть современной войны, включающая средства массового уничтожения людей.
Странным образом рассуждая о моральности такого подхода, Катрин Лотрионт пытается найти причины, которые бы позволили его применение. Среди них она перечисляет следующие:
• предотвращение еще больших жертв;
• минимизация военных и гражданских потерь;
• прекращение кровавой деятельности этого режима;
• избегание сложностей с принятием ВИП-заключенного;
• предотвращение применения оружия массового поражения.
В любом случае предлагаемая модель дает возможность выработки определенного рода критериев, позволяющих принимать решения на какой-то рациональной основе.
Паскаль Бонифейс предлагает свой набор критериев [15]:
• диктаторство;
• распространение оружия массового поражения;
• геноцид;
• государственный терроризм.
Это все, несомненно, важные параметры. Но более важным все же представляется призыв автора делать операции по смене режима в рамках международного одобрения подобных действий. Кстати, давно фиксируется потеря статуса фундаментального понятия суверенности государств. Приводимые рассуждения в очередной раз иллюстрируют именно эту тенденцию. Граница национального государства оказывается не на замке.
Путч характеризуется тем, что имеет место предварительное вхождение во власть отдельной группы заговорщиков, которые затем забирают ее в свои руки. Эдвард Луттвак считает, что сила и размеры современных армий и спецслужб обладают как позитивом, так и негативом, с точки зрения подобных целей [10. – С. 63]. С одной стороны, современная армия может отразить любое выступление толпы, чего не было, например, во Франции 1 789 года. С другой, размеры армии и спецслужб позволяют входить в нее будущим путчистам.
Джин Шарп с коллегой различают общее сопротивление путчу и организованное [16]. Последнее возникает, когда сопротивление разворачивается в соответствии с инструкциями, получаемыми из группы, которая может состоять из членов легитимного правительства. Кстати, своей разработкой по Анти-путчу Шарп демонстрирует подлинное понимание стратегии, являясь сам скорее специалистом по проведению путчей. В этой антистратегии предлагается большое число методов, лишь часть из которых мы перечислим ниже:
• отвергайте путч, объявляя его лидеров нелегитимными;
• рассматривайте все декреты и указы путчистов как противоречащие закону и отказывайтесь их выполнять;
• удерживайте сопротивление в ненасильственной сфере, чтобы сделать его наиболее эффективным;
• не подчиняйтесь всем попыткам путчистов устанавливать контроль над аппаратом правительства и обществом;
• не сотрудничайте с путчистами ни в каких областях;
• поддерживайте нормальную жизнедеятельность общества в соответствии со старыми законами и конституцией;
• сохраняйте функционирование легитимных политических и общественных организаций;
• отказывайтесь предоставлять путчистам жизненно важную информацию;
• не предоставляйте путчистам припасы и оборудование;
• вступайте в дружескую «креативную коммуникацию» с функционерами и войсками, поддерживающими путчистов, демонстрируя отсутствие насилия по отношению к ним;
• отказывайтесь распространять пропагандистские материалы путчистов;
• документируйте действия путчистов.
Важным, на наш взгляд, является прослеживаемый в этих правилах призыв к сохранению старых институций, именно институты общества (формальные и неформальные) в состоянии удержать на себе нужный уровень противодействия. Это связано также и с тем, что против одних институций могут выступать другие институции, индивиды, как правило, не столь эффективны.
Ускоренные смены ситуации, предлагаемые данными подходами, все равно будут иметь место вне зависимости от рассуждений об их моральности или нет. Все равно происходит определенное «выравнивание» систематики национальной подсистематику международную. Напряжение во взаимоотношениях всегда будет решаться в сторону более глобального понимания справедливости.
