Текст книги "Под псевдонимом Ксанти"
Автор книги: Георгий Черчесов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 10
Сверкающим покрывалом навис над залом потолок. Люминесцентные лампы были хитроумно упрятаны, скрыты от глаз, но свет их проникал в помещение, проникал в каждый угол, ярко выделял многокрасочный рисунок пышного ковралана, покрывшего пол. Несмотря на отсутствие окон, здесь было обилие света и не верилось, что зал под землей.
– И все-таки это так, – довольный эффектом, произведенным дворцом, заявил сопровождавший Мамсурова студент-немец, специализировавшийся в Мюнхенском университете по русской филологии, и привычно тряхнул головой, после чего его светлые длинные волосы веером улеглись на спине. Четко подбирая слова, он дотошно пояснил: – Потолок зала находится на глубине пяти метров, пол – двенадцати… Связь с поверхностью только через лифты.
Амфитеатром расположились бесконечные ряды кресел, обитых желтым бархатистым поролоном. Вдоль первого ряда медленно двигался телевизионный оператор, целясь портативной камерой, примостившейся на его правом плече, в седовласых мужчин, похожих друг на друга из-за черных костюмов и огромных очков. Хаджумар невольно отметил, что добрая треть их была, как и он, в возрасте, близком к рубежу шестидесяти лет.
– Вот ваш ряд, – остановился студент. – Сейчас отыщем и ваше место.
– Ничего, я сам, – посмотрел в пригласительный билет Хаджумар.
– С вашего позволения… – Уверенный в своих познаниях русского языка, Отто чопорно, особо жестко подчеркивая каждый слог, произнес: – Я вас покину на несколько… мгновений. – Он слегка поклонился и – высокий, худощавый, легкий – деловито направился к двери.
Пробираясь к пятнадцатому месту, Хаджумар еще издали приметил пожилого мужчину, пристально следившего за его продвижением. Он сидел выпрямившись, не облокачиваясь на спинку кресла. «Армеец», – определил Хаджумар и, приблизившись (их места оказались рядом), слегка кивнул. Продолговатое лицо, светло-зеленые пронзительные глаза и насупленные брови кого-то ему напоминали. Тонкая кисть соседа с длинными узловатыми пальцами лежала на подлокотнике ладонью вниз и нервно отбивала какую-то маршевую мелодию.
Хаджумар, чтоб не выдать своего любопытства и спокойно поискать в памяти похожий незабытый образ, повел взглядом по рядам.
Зал постепенно наполнялся. На сцене, украшенной глобусом и зеленой ветвью, пересекающей материки, показался уже знакомый Хаджумару, вчера устраивавший его в гостиницу, распорядитель, положил на стол президиума папку, вероятно, с текстом выступлений и резолюцией, прошел к трибуне, откупорил бутылку воды, поставил рядом стакан и еще раз окинул сцену, прикидывая, все ли учтено. Удовлетворившись, направился за кулисы.
Повеяло свежим воздухом. Хаджумар поискал глазами, выискивая, где укрылось отверстие, сквозь которое конденсаторы подавали его в зал. Сосед по-своему расценил его взгляд и, обернувшись к Хаджумару, сказал по-английски:
– Конечно, можно было нанять другое, более привычное помещение, но организаторы форума остановились на этом подземелье, чтобы подчеркнуть символ – человечеству сейчас спокойнее всего под землей… – Он усмехнулся скептически: – Они верят в успех затеянного и, выходя отсюда на поверхность, как бы провозгласят миру: форум выводит человечество из подземелья на простор… Сколько в этом утопического и трогательно наивного! Не так ли?
– Об этом лучше судить после завершения работы, – улыбнулся Хаджумар, не оставляя попытки вспомнить, где же он видел этого человека.
– Яволь, яволь. Конечно, – охотно закивал головой сосед и признался: – Я постоянно задаю себе вопрос: разве можно ждать результатов от форумов? Катастрофа надвигается на человечество, ее не остановить словами. Люди поклоняются только силе. Кулак и броня – вот аргумент, что во все века действовал безотказно. И это доказывали и мы с вами, генерал…
Генерал? Хаджумар быстро глянул на него. Смутно появилось лицо, которое напоминало соседа… Да, глаза те же, брови, рот… Неужто это он? Но как он здесь? И почему? Он же…
– Да, да, яволь, – слабо улыбнулся сосед. – Мы с вами, господин генерал, знакомы уже много лет. Знакомы, как… враги. Впервые мы встретились в Испании.
И сразу исчезли сомнения. Конечно же, перед ним генерал Кильтман. Тот, кто в далекие годы шагал по городам и селам Испании, Чехословакии, Франции, Югославии, Польши, Советского Союза. Тот, кто после войны вновь всплыл, уже в бундесвере… А теперь он на форуме ветеранов борьбы за мир, собранном партией зеленых! Невероятно… Или Кильтман здесь как разведчик?
Воистину – пути господни неисповедимы. Неожиданно получив приглашение в ФРГ на форум защитников мира, он поехал посоветоваться к своему бывшему начальнику, а теперь персональному пенсионеру Ивану Петровичу Корзину. Они вместе стали гадать, почему приглашение пришло именно Хаджумару, ведь там, за кордоном, известно, в каком вёдомстве и кем служил Мамсуров. Они ломали голову, не ловушка ли это. Не желанием ли выманить Хаджумара в Западную Германию продиктовано это приглашение? И чем эта поездка может обернуться для него? В конце концов, взвесив все «за» и «против», Иван Петрович заявил: «Думаю, не стоит отказываться. Это ими может быть расценено как нежелание советского генерала бороться за мир. А в сегодняшней ситуации, когда в мире столько еще бряцания оружием, важно еще и еще раз показать, что мы ценим движение борцов за мир и мы заодно с ними».
И вот теперь эта встреча… И с кем?! Поверить в то, что Кильтман не ведал, кто будет сидеть рядом с ним?
Мамсуров, усмехнувшись, произнес:
– Случай опять свел нас.
– Увы, это не случай, – отозвался Кильтман. – Когда организаторы форума посетили меня, уговаривая принять участие, я вдруг вспомнил о вас и выдвинул условие. Им это понравилось – усадить в зале рядом тех, кто воевал друг против друга.
Неужто провокация? Не спеши, Хаджумар, не спеши.
– Но по натуре я стал скептиком: был уверен, что вы не отзоветесь…
Не торопись, Хаджумар. Выслушай, спроси, чем же руководствовался Кильтман, выдвигая условие?
– Все последние годы я мысленно беседовал с вами. – Кильтман пристально посмотрел на Мамсурова. – Провидение нас трижды столкнуло друг с другом.
«Трижды? – усмехнулся про себя Хаджумар. – Ошибаетесь, господин генерал. Пять раз».
– Во имя чего? Меня упорно мучает эта мысль.
– Мы не могли не столкнуться, – кивнул головой Хаджумар. – Вы боролись против идеи, которую защищал я.
Ему вспомнились встречи с Кильтманом и в Испании, и в одной из европейских стран… И вот пятая встреча. И вновь на чужой земле. И он, генерал Мамсуров, мирно сидит сейчас рядом с Кильтманом, не ставшим другим за все эти долгие годы. И он произнес:
– Все наши встречи закономерны. Кроме… сегодняшней.
Кильтман нахмурился.
– Не намекаете ли вы на то, что мое присутствие здесь выглядит несколько… хм… странно?
Хаджумар серьезно кивнул головой.
– Вся наша жизнь, господин Кильтман, была, по сути дела, посвящена другому. Генерал Кильтман и война, генерал Кильтман и пепелища, генерал Кильтман и… простите… смерть – это звучит привычно… Но генерал Кильтман и… мир. Это немыслимо!
– Позвольте! – возразил Кильтман. – Вы тоже генерал, и тоже ходите в мундире, и в руках у ваших солдат были не детские побрякушки, а оружие, которое несло огонь и гибель… Ваша артиллерия тоже стреляла снарядами, ваши Пулеметы посылали очереди свинцовых пуль, ваши самолеты бомбили не шоколадками и тортами, а бомбами, взрывы которых рушили здания и рыли воронки глубиной до десяти метров. Оттого, что оружие находилось в руках ваших солдат, оно не становилось безобидным.
– Да, и мы берем в руки оружие. Мы тоже, когда требуется, нажимаем на курок. Но спросите меня: ради чего? И я отвечу: ради того, чтобы этого больше не было.
– Вы все еще верите, что человечество может жить без войны? – Кильтман не стал скрывать своего изумления, он смотрел на собеседника широко открытыми глазами. – Как можно? Вся история человечества – сплошная череда зла и насилия. Да возьмите те семь десятилетий, что проскочили у нас на глазах. Из года в год насилие усиливалось. Крупные державы поглощали мелкие, сильные личности брали власть в свои руки, заставляли массы поклоняться себе… Это происходит не только в каких-то отдельных странах. Это явление общее, повсеместное… Не перебивайте, пожалуйста, меня. На каждый ваш факт добра я приведу десятки, нет, сотни фактов зла и насилия. В этом – все человечество! Мир содрогается от того, что творится на Ближнем Востоке, в Центральной Америке. Масштабы насилия становятся все глубже, а круг пострадавших – шире. И это характерно не только для международной политики. Посмотрите на деяния мафии, террористов, бизнеса. Группы вооруженных молодчиков бродят по паркам и улицам, грабят стариков и издеваются над женщинами и подростками. Мир всегда поклонялся силе, а теперь вообще не представляет себя без власти сильных над слабыми.
– Наконец я узнаю вас, генерал Кильтман, – произнес Хаджумар. – Вы заговорили своим языком.
– Я всегда говорил своим языком, – гордо вскинул голову Кильтман. – Эти мысли – мои убеждения. Так устроен мир, и ничто не в состоянии его изменить. Говоря вашими фразами: так было, так есть, так будет. Это естественное состояние мира, и я твердо убежден, что шел единственно верной стезей – оружием доказывал, что я и моя отчизна сильны и нам предназначено быть не жертвой истории, а властителями мира.
– Когда вы мчались по дорогам Европы, сметая все на своем пути, у вас, конечно, не было никаких сомнений в своей правоте. Но после Сталинграда не задумались ли вы?
– После Сталинграда… – прикрыл на минуту глаза Кильтман, – я понял, что допущен просчет, и цена ему – крах Дойчланда. Я мечтал о смерти. Я не хотел видеть, как война шагает, разрушая города, по моей родине. Было страшно. И это чувство не прошло до сих пор. Нет, нет, мы не слабы – моя Германия вновь выпрямилась и зацвела. Но мы, как это ни горько сознавать, не свободны в своих помыслах и делах.
– Иными словами, вы поняли, что глубоко заблуждались? Служили не той цели?
– Неправда. – Кильтман повернулся всем телом к Хаджумару. – У меня ясная цель в жизни – я служил и служу Германии. Не вздумайте убедить себя, что я нахожусь здесь потому, что собираюсь перейти в ваш лагерь. Это не так. Я здесь потому, что – как заявили мне эти крикуны – это требуется Германии, моему народу.
– Скажите откровенно, как вы стали военным?
– В том нет тайны. Военный мундир я выбрал не сам. Задолго – даже не за годы, за столетия до моего рождения – судьба избрала его для меня. И когда я впервые столкнулся с тем, к чему, к каким лишениям принуждает военная форма, я своим детским умом ужаснулся. Я даже бежал домой. Я, потомок Кильтманов, тайно покинул корпус. Но вскоре на смену слабости пришло прозрение; я понял: мир взрослых надо принимать таким, каков он есть. И я стал верным воином своей родины…
Устроители форума поприветствовали собравшихся в зале, особую благодарность каждый из них счел нужным выразить прибывшим из-за рубежа. Начались выступления. Манера у ораторов была разная: кто говорил горячо, захлебываясь словами, кто сухо, подчеркнуто бесстрастно, – но у всех сквозили тревога и боль; каждым владело предчувствие всемирной катастрофы.
– …Земля перегружена взрывчаткой, – предупреждающе поднимал палец известный физик-атомщик. – На каждого европейца приходится ядерный заряд, мощность которого превышает шестьдесят тонн тринитротолуола. От него не скрыться и в глубоком подземелье…
– …Крылатые ракеты чудовищны по конструкторским замыслам, – доказывал бесстрастным голосом изобретатель из Великобритании. – Они идут по-над самой землей, и их траектория меняется в зависимости от рельефа местности. Практически невозможно перехватить и уничтожить эти носители смерти…
Мамсуров слушал с интересом даже тех, чьи рассуждения были до нелепости наивными, ибо основывались не на науке, а на случайных житейских ситуациях. Внимание же генерала Кильтмана раздваивалось: он то приникал к наушникам, в которых можно было, нажав на кнопку, услышать перевод речей на одном из шести европейских языков, то неторопливо поворачивался к соседу – его так и распирали воспоминания.
– Сегодня каждый должен видеть разницу между прежними войнами и будущей, – говорил епископ из Дании. – Будущая война – это не борьба за победу, ибо победителей не будет. Все и вся погибнет. Будущая война – это катастрофа не отдельных народов, а всего человечества…
Несколько мгновений Кильтман молча переваривал эти слова, потом посмотрел на Хаджумара:
– А вы, советские военные, понимаете, что мы с вами возьмем с собой в могилу все человечество? И тех, кто только вступает в жизнь, и тех, кто…
– И тех, кто еще не родился, – подсказал Хаджумар. – Оратор прав: атомная война уничтожит и будущее. Этим она отличается от прежних…
– …Когда наступит тишина, понятия «победа» и «гибель» станут идентичными, – предсказывал датчанин. – Невероятно, но факт – никто не скажет: я победил. Люди успеют лишь проклясть того, кто первым нажал кнопку…
– Вы не задумывались, почему в тридцать шестом мы пришли на помощь испанцам? – спросил Хаджумар Кильтмана. – Мы тогда уже знали, что произойдет цепная реакция, и поэтому ее необходимо в зародыше предотвратить…
– Вы думаете, истоки сегодняшней ситуации там? – ужаснулся этой мысли Кильтман и покачал головой: – Нет, нет, разве мы ставили перед собой конечную цель – гибель человечества? И вы, и мы мечтали о победе – каждый о своей… Будем откровенны. Вы генерал, и я генерал. И вы, и я, отдавая приказ идти в бой, посылали людей на гибель. Когда выигрывают бой, погибших не считают. Но если потерпите поражение, вам вспомнят и то, в чем вы не виноваты! Я проиграл – вот вам и легко по-своему трактовать факты прошлого…
Чем дольше длился форум, тем сильнее раздирали его противоречиями ораторы. Каждый выдвигал свое средство спасения мира. Были и серьезные предложения, и наивные, и просто курьезные:
– Господа! Сравните две цифры: двадцать девять минут и пять минут, – гремел в микрофон ученый из Франции. – За двадцать девять минут ракетоносец преодолевает расстояние от Америки до территории СССР. Тем же «Першингам-2» и крылатым ракетам требуется всего пять минут, чтоб достичь границ СССР и государств Западной Европы. Всего пять минут! Случись непредвиденное и сработай автоматический механизм пуска, через две минуты средства слежения сообщат противной стороне, что ракета летит на них. Если компьютер ошибся в США, то еще будет двадцать семь минут на то, чтобы двум правительствам связаться, объясниться, избежать цепной реакции, предотвратить ответный удар. Можно еще успеть уладить недоразумение… Но когда времени всего пять минут! Пять минут! Тут же последует удар возмездия всей мощью. И через пять минут Европа перестанет существовать. Через пять минут, господа! Отсчет этих пяти минут может начаться сию минуту, – ужаснулся ученый. – Может, уже начался?!
– Да, это верный подсчет, – кивнул Кильтман. – Пять минут – и не станет Европы… – В глазах немецкого генерала притаился страх, из груди вырвался вздох: – Майн гот!
– Понимая это, как вы, западные немцы, разрешили американцам расположить «Першинги-2» и крылатые ракеты на территории ФРГ? – спросил Мамсуров. – Не есть ли это самоубийство, сознательное безумие?
– Я всегда считал: чем более мощным оружием мы располагаем, тем спокойнее для Дойчланд, никто не посмеет потревожить ее. И не стоит прислушиваться к болтовне штатской мелюзги, которая во все века кричала о мире и разоружении. И не думайте, что американцы нас обманули. Мы раскусили их, увидели, в чем их хитрость. И сознательно пошли на размещение «першингов» и крылатых ракет на территории ФРГ.
– И теперь радуетесь, глядя, как они замерли возле ваших домов, зловеще ощетинившись на Восток, – сказал Хаджумар.
– А оттуда на нашу землю смотрят ваши ракеты. Молча. Пристально. Готовые каждую секунду вырваться из своих шахт, – холодно парировал Кильтман. – Такова жизнь… И приходится играть в ее жестокие игры.
На трибуне сменился оратор. Теперь выступал молодой мужчина, широкие темные очки скрывали пол-лица…
Внезапно Кильтман зааплодировал. Хаджумар покосился на него.
– Этот парень мне нравится, – сказал Кильтман. – Он смотрит в корень. Уговорить людей действовать сообща трудно. А вот суметь внушить им страх – это уже что-то. Заимей он одну-вторую ракету – и к нему прислушаются.
– Терроризм в борьбе за мир? – усмехнулся Хаджумар. – Это что-то новое в политике.
– Сейчас не время церемониться, – упрямо гнул свое Кильтман. – Или мы их прижмем к стенке, или они нас.
– Кого это их?
– Политиканов, что у власти. На совесть их воздействовать – гиблое дело. Нужна сила, угрожающая каждому из них… Если бы можно было сразу их всех изолировать, – мечтательно сказал Кильтман. – Раз! – и сразу чтоб они оказались в наших руках.
– Знакомые способы, – покачал головой Хаджумар. – И помнится – вы их охотно пускали в ход.
– Пускали, – не стал отнекиваться Кильтман. – И зачастую они давали эффект… Откровенно говоря, я был сторонником джентльменского сражения с противником – на поле боя, с мечом в руках… Но один человек раскрыл мне глаза.
– Не генерал ли Гете? – спросил Хаджумар. – И не в тридцать девятом ли году, когда вы взялись доставить в Берлин задержанную пограничниками одной из восточноевропейских стран группу пытавшихся перебраться через границу в Союз?
– Точное попадание!.. Но зачем вы напомнили мне ту неудачу? Впрочем, я доставил бы их в Берлин, если бы не проклятый туман, что густой пеленой навис над аэродромом… Генерал Гете дал мне семь часов на путь до заставы. Туман задержал мое прибытие туда на двенадцать часов… День, когда я возвратился в Берлин, был самым ужасным в моей жизни… – Кильтман помолчал, заново переживая давнюю историю, потом продолжил:
* * *
– …Гете был взбешен. Он не скрывал, что недоволен мной. Он ничего не хотел знать. Бегал по кабинету и рычал на меня: «Провалить такое дело?!» «Я сделал все, что мог», – защищался я. «Значит, ваши возможности ничтожны!» – взревел Гете. «Я просил вас не направлять меня на это задание». «Представляю себе: вся застава лежит пластом, связанная и молчаливая! – в негодовании воскликнул Гете. – И начальник заставы уверяет, что это произошло без всякого шума?! Я уверен: здесь не обошлось без русских». «Один из солдат слышал, как нападавший позвал другого по-испански: „Амиго!“» – вспомнил я. «Чепуха! – отрезал Гете и задумчиво пробормотал: – Нам нужен один факт… Маленький факт о вмешательстве русских во внутренние дела соседней страны… И все!» – «Война?» – «Они еще не перевооружили армию, – сказал весомо Гете. – Они не станут артачиться, они выполнят все наши требования… Но нужен повод! По-вод!.. – Он деловито спросил: – Так что там за глухонемой?» – «Он сидел на берегу моря… – пояснил я. – Недалеко от того места, где заканчивались следы…» «Боже мой! Преследовать похитителей и привести… жалкого глухонемого! – рассердился опять Гете, но сдержал себя. – Как он выглядит?» – «Тупое выражение… Полуголый. Вид такой, точно неделю по морю его таскало, пока выбросило на берег. Мы объехали сотню километров по побережью – жители его не знают…» – «Он должен заговорить, ваш глухонемой!» – резко заявил Гете. «Профессор исследовал его и пришел к выводу, что он и в самом деле глухонемой», – сообщил я и рассказал дяде о методе ученого, который, уяснив стоящую перед ним задачу, пояснил, что можно симулировать шизофрению, болезнь сердца. Наконец, притвориться калекой. И можно ввести врачей в заблуждение при соответствующем таланте – история знает много удачливых симулянтов. Но притвориться глухонемым – безумие. Немой мыслит без помощи слов – только понятиями: ведь он в жизни не слышал ни одного слова. Обыкновенный же человек, хочет он этого или нет, думает – ну хотя бы о том, что ему нельзя отвечать, – с помощью конкретных слов. Профессор создал аппарат, который и определил, что наш пациент мыслит без слов, а следовательно, он глухонемой. «Не верю, не верю профессору! – отмахнулся Гете. – Этот „глухонемой“ – один из тех, кто причастен к нападению на заставу. И мы разоблачим его». И он приказал отдать его парням Миллера, заявив, что от их «приборов» тот заговорит!
– Да, они умели устраивать проверку, – глухо произнес Хаджумар.
Кильтман, недоумевая, посмотрел на него. Советский генерал намекает на то, что знает парней Миллера? Откуда? Или он сам неточно построил фразу на английском языке?
Хаджумар слегка отвернул рукав пиджака:
– Вот. Шрамы. Как видите, кандалы я знаю не только по рисункам в учебниках истории. Мне их пришлось таскать шесть месяцев на руках и ногах.
– Вы… Вы… – От догадки генерал Кильтман стал заикаться. – Вы хотите сказать, что побывали в наших руках?
– Да, мы сегодня не в первый раз встретились, генерал Кильтман. Всмотритесь. Похож я… на глухонемого? – усмехнулся Хаджумар. – Да, да, это меня после пыток, заковав в кандалы, отправили в шахту…
– Фантазия! – упавшим голосом произнес Кильтман. – Это были вы… Но ведь ученый? И агенты, которые вели за вами слежку в шахтах… Ганс, Макс, Рыжий и… и… – Он хитро глянул на Хаджумара, еще раз проверяя его, чтоб окончательно убедиться, тот ли «глухонемой» перед ним.
– И Геральд, – подтвердил Хаджумар.
– Да, и он. Их проверка подтвердила диагноз ученого.
– Им все хотелось узнать, слышу ли я, – горько произнес Хаджумар. – Возле спящего бросали ведра, кричали «Пожар!», «Караул!». Спишь – а сам в напряжений: не вскочить бы, не открыть глаза… Не знаю, спал ли или только глаза закрывал. Досталось и вашим агентам – больше месяца никто из них не выдерживал в этой дыре.
– Вы живы. А мне докладывали, что вы упали в шахту.
– Друзья инсценировали несчастный случай. Месяц скрывали в шахте.
– Кто вам помогал? В шахте, кроме немцев, никого не было!
– И среди немцев есть коммунисты…
– Я не верю, чтобы тогда… После трагедии в Сталинграде я допускаю мысль, но тогда… Нация была сплоченной и верной фюреру.
– Вам хотелось, чтобы так было.
– Я еще в Испании поверил, что мы рано или поздно, но встретимся, – сказал Кильтман и огорченно покачал головой. – И вот так… держать вас в руках – и не знать, что это вы! Потом еще представился случай схватить вас. Знаете когда?
– В сорок первом – на Украине… – Щелки глаз Хаджумара сузились в гневе. – Вы тогда две недели гоняли нас, голодных, измученных, – остатки разбитого полка, по лесам и полям. Танки бросали на нас, авиацию.
– Мне очень хотелось вас заполучить, – признался Кильтман. – Это прозвучало бы символично: сражавшиеся в Испании друг против друга завершили спор на российской земле. Но вы выскользнули из мешка.
– Я тоже верил, что мы еще встретимся друг с другом. И это случилось.
– В сорок четвертом, – кивнул согласно головой Кильтман. – Об этом я узнал после войны. Но признайтесь: ваше решение встать у меня на пути было… авантюрой? Я мог сбросить вас в реку.
Хаджумар не стал возражать.
* * *
Генерал видел, что нельзя принимать такое решение, что это рискованно, но вновь и вновь крутил карту, заходил к ней с разных сторон, то смотрел издали, то низко склонялся к ней, но она неумолимо втолковывала: чуда не существует, не за что зацепиться. Примитивный подсчет тоже утверждал: не остановить врага, который чуть ли не в девять раз превышает по своим силам и огневой мощи его дивизию… Но почему Хаджумар медлил? Почему не мог произнести нескольких коротких фраз, после которых войска отошли бы в сторону и пропустили немецкие дивизии, уползавшие к границам рейха? Опыт, военная наука убеждали его: нет причин для оптимизма, а он никак не желал примириться с очевидным и отогнать наваждение, которое основано было лишь на ненависти.
Громкий голос радистки, сидевшей под деревом метрах в семи от генерала, отвлекал от мучительных поисков, мешал сосредоточиться. Хаджумар поднял голову, прислушался. Так и есть, раз Наташа насторожилась, отвечает сухо, сугубо официальными фразами, значит, у рации Корзин.
– Извиняюсь, товарищ Главный! – вырвалось у радистки.
– «Извиняюсь»? – загремело в рации. – Погоны-то есть у вас на плечах?
– Есть, товарищ Главный! Сержанту Котовой без погон никак нельзя!
– Я вас слушаю, товарищ Главный, – сказал Хаджумар.
– Говорю тебе открытым текстом. Противник отступает в направлении Кузово значительными силами. Приказываю – в соприкосновение не входить. Отойти на юг, к высоте 1417. Все ясно?
Хаджумар покосился на Наташу, которая машинально кивнула головой. «Вот и ей ясно, – досадливо подумал он. – Всем ясно. И генералу-пруссаку ясно, что Хаджумар сейчас отступит в сторону, пропуская его. Но неужели так и следует поступить – шаг в сторону, чтоб враг ненароком не зашиб?» Мамсуров почувствовал, как внутри стало закипать то самое чувство, что заставляет идти наперекор всему, даже логике.
– Знаете, товарищ Главный, чья армия перед нами? – спросил Хаджумар.
– Генерала Кильтмана.
– Того самого, что в сорок первом две недели преследовал нас.
– Ничего, он от нас далеко не уйдет.
– Вот и я говорю: мы его можем взять в мешок, – подхватил Мамсуров.
– Как это? – спросил Корзин.
– А просто: Кильтману необходимо стремительно форсировать реку, чтоб избежать окружения. Мы встанем у него на пути и…
– Ты не успеешь переправиться на тот берег.
– Зачем переправляться? Мы займем оборону на левом берегу.
– У Кильтмана танки, – закричал Корзин. – Он вас сбросит в реку.
– Не уверен, – возразил Хаджумар. – Он не ожидает, что мы пойдем на риск. Да и вы не дадите ему времени на подготовку удара.
– Чушь! – рассердился Корзин. – Твои кавалеристы устали, трое суток без сна… У Кильтмана девять дивизий. Значит, каждому из вас предстоит драться с девятью фашистами.
– Главный никогда не меняет своих приказов, – сказала будто сама себе Наташа, но так, чтобы ее услышал комдив.
– Товарищ Главный, не могу забыть сорок первый. Кильтман чувствовал тогда себя охотником, безнаказанно преследующим дичь. Теперь пусть сам испытает, каково дичи.
– Кровная месть кавказца?! – рассердился Корзин.
– Можете называть так.
– Без кавказских шуток, Хаджумар! – закричал Корзин. – Сейчас не сорок первый – зря рисковать не стоит. Приказываю в соприкосновение не входить!
Мамсуров покосился на Наташу, которая горестно покачала головой, неожиданно наклонился к самому аппарату и громко закричал:
– Куда вы исчезли, товарищ Главный? Я вас не слышу!
Наташа удивленно зыркнула на него отчаянными глазами и начала крутить ручку, но Хаджумар плечом слегка оттолкнул ее в сторону.
– Приказываю идти на юг! Приказываю идти на юг! – неслось из рации четко и громко. – Хаджумар, ты меня слышишь?
Наташа качнулась было к рации, готовая ответить, но Мамсуров удержал ее и, прижав палец к губам, приказал ей молчать, а сам закричал:
– Товарищ Главный! Почему молчите? Товарищ Главный!..
– Я вас слышу! Слышу! И приказываю вам отходить на юг! – надрывалась рация.
– Совсем не слышно, – пробормотал комдив. – Что у них могло случиться? – И выключил рацию.
– Согласно инструкции я обязана… – непреклонно начала Наташа.
– Ты не сделаешь этого. Я все беру на себя.
– Я слышала приказ.
– Он предназначен мне. – Хаджумар повысил голос. – Товарищ сержант, слушайте мою команду!
Наташа привычно вытянулась.
– Кругом! Три шага вперед, марш!
Наташа послушно выполнила приказ.
– Стоять смирно!
Из-за деревьев показался Крылов, вытянулся перед комдивом:
– Товарищ генерал, ваше приказание выполнено. В одиннадцать ноль-ноль все командиры полков и батальонов будут здесь.
– Прекрасно, – сказал Хаджумар и посмотрел на Наташу. – Товарищ сержант, включите рацию и передавайте шифровкой. – Он продиктовал ей: – «Члену военного совета фронта. Считаю возможным занять позицию на левом берегу реки и преградить путь отходящим дивизиям Кильтмана. Прошу поддержать это решение». Подпись моя. Повторите дважды.
Наташа неожиданно вскочила на ноги и заученно, громко, чересчур громко, высказывая тем самым свою обиду, закричала:
– Слушаюсь, товарищ генерал!
Комдив, скрыв улыбку, обернулся к Крылову:
– Мины расставляют?
Крылов непроизвольно, в тон Наташе, рявкнул:
– Так точно, товарищ генерал! – и, встретив удивленный взгляд Хаджумара, укоризненно глянул на улыбающуюся радистку. – По всему видно, что много танков у него.
– Много, очень много, – думая о своем, произнес Хаджумар и, подняв голову, попросил: – Сходи, Никитич, к минерам, проследи, чтобы был порядок.
– Прослежу, – вовсе не по уставу, просто и серьезно сказал Крылов и торопливо ушел.
…После того как комдив закончил совещание и отпустил командиров, замполит задал вопрос, мучивший его на протяжении всего обсуждения операции:
– Как мы устоим против танков?
– Риск, конечно, есть, Федор Федорович, – тяжело поглядел на него комдив.
– А зачем рисковать жизнью людей? – засомневался тот. – У каждого из бойцов есть матери, жены, дети… Всех нас ждут дома живыми.
Комдив нахмурил брови:
– Знаю, на что иду. И не могу обещать, что никто из нас не погибнет. Это была бы ложь. Предстоящий бой во многих семьях отзовется плачем. Но я знаю: в другой ситуации, чтобы разгромить девять дивизий Кильтмана, от нас потребуется в пять-шесть раз больше жертв. Ясно? В пять-шесть раз! Если не больше! Я это знаю – и иду на риск. Он необходим на войне… – Хаджумар, видя, что и замполит и Наташа смотрят на него косо, добавил: – Силой кулака можно одолеть одного человека, а силой ума – тысячи.
Раздались позывные рации. Наташа бросилась к ней. Хаджумар предупреждающе поднял руку:
– Если Главный – я на передовой.
– Где Пятый? – раздался гневный голос Корзина.
Наташа поглядела на комдива, замполита и нехотя сказала:
– Товарищ Пятый на передовой.
– Скажи, чтоб связался со мной. И еще вот что, Наташа, передай ему: падающий орел или поражает цель или… – Он вдруг сам себя перебил, строго приказал: – Скажи, чтоб связался со мной! – и отключил рацию.
– Почему ты не откликнулся? – удивленно поглядел на комдива Федор Федорович. – И вообще, что он хотел сказать?
– Падающий орел или поражает цель или разбивается о камни, – задумчиво произнес комдив. – С этой поговорки началась моя солдатская жизнь. Ею напутствовал меня на службу мой дядя Саханджери.
– Мне кажется, Главный тоже не одобрит твое решение, – проницательно посмотрел на Хаджумара замполит. – Не так ли?
– Хочу тебя успокоить. Я не позволю Кильтману развернуть все силы. Не позволю, зажав его вот на этом пятачке. Да и времени у него не будет на развертывание, ибо оттуда по нему двинет Корзин. Считай, что соотношение будет один к трем. То есть обычное для обороны и наступления… Если, конечно, все будет так, как я предполагаю.
