Текст книги "Под псевдонимом Ксанти"
Автор книги: Георгий Черчесов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Георгий Черчесов
Под псевдонимом Ксанти
РОМАН
Слово к читателю
Хаджумар Мамсуров… Это о нем легендарный Герой Советского Союза, боевой генерал армии Павел Иванович Батов в свое время сказал: «К сожалению, у еще не наступило время, чтобы в полный голос рассказать о деятельности этого высокоодаренного человека, а настанет – люди будут читать и удивляться и радоваться тому, что среди нас живут такие натуры…»
Слова эти звучат не просто как признание неоценимых заслуг человека, сделавшего все возможное и невозможное, чтоб назначенье свое в мире оправдать, но и преклонением перед силой духа и мужеством человека, которого он в течение многих лет близко знал и жизнь которого он вправе возвысить до подвига, что светит бессмертьем…
Да, жизнь любой выдающейся личности непременно обрастает самыми мыслимыми и немыслимыми легендами. Но в данном случае, даже и молва при всей своей изобретательности не смогла достичь того взлета фантазии, что бы превзошло живую правду действительности. А она такова, что в жизни человека, чьей судьбе посвящен представляемый вашему, уважаемый читатель, вниманию роман, чуть ли не каждый миг – легенда: под псевдонимом «полковник Ксанти», якобы македонского продавца апельсинов, он во время гражданской войны в Испании совершил ряд дерзких рейдов по тылам франкистов, стал прообразом главного героя романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол»; в годы Великой Отечественной войны руководил партизанским движением Юга нашей страны, будучи командиром дивизии, смелым и нестандартным маневром опрокинул в несколько раз превосходящие части врага, а войну закончил на Эльбе; в послевоенные годы сорвал крупномасштабную акцию западных разведок, развенчав матерого резидента, несколько лет подряд передававшего за границу государственной важности секретные сведения и чертежи… Это он посмел на представительном совещании по итогам советско-финской войны прервать, в присутствии Сталина, хор подхалимско-восторженных бахвальств и сказать горькую правду о той военной кампании…
Любого из этих подвигов – кстати, перечень их далеко не полный! – достаточно, чтобы вызвать любопытство и заинтриговать, но еще более они восхищают тем, что все они совершены одним человеком – Хаджумаром Джиоровичем Мамсуровым. Герой Советского Союза, генерал-полковник, человек удивительно цельной натуры, человек-легенда, по единодушному утверждению самых высоких авторитетов – выдающийся разведчик сложного и напряженного двадцатого века.
Многие вехи жизни X.Д. Мамсурова воплощены в образе главного героя моего романа «Противоборство», который в 1989 году был издан московским издательством «Советский писатель». В свет он вышел стотысячным тиражом и мгновенно разошелся. Но не столько это обстоятельство, сколько невероятный интерес читателей, а главное, их многочисленные вопросы побудили меня продолжить работу – тем более, что в то время, когда создавался роман, к сожалению, серьезнейшим препятствием являлось требование секретности. Оно сковывало перо, заставило завуалировать фамилии и Хаджумара Джиоровича и многих знаменитостей, с кем сталкивала его судьба разведчика, не позволило даже назвать страны и города, где происходило действие… И хотя у героя романа «Противоборство» была другая фамилия, видимо, то, что я в нем рассказал со слов многочисленных друзей и знакомых Мамсурова, легко узнаваемо, и ко мне посыпались вопросы читателей о Хаджумаре Джиоровиче. Множество вопросов. Правда ли, что, выполняя задание, он как-то сразился со Скорцени, которому было поручено перехватить и обезвредить Хаджумара, но хитрейший фашистский ас-диверсант был посрамлен? На самом ли деле Мамсуров в качестве разведчика побывал во всех странах Европы, исключая скандинавские, где его фактура жгучего брюнета чересчур бы бросалась в глаза? Неужто он выкрал у гитлеровцев и переправил в нашу страну семью генерал-фельдмаршала Паулюса? Верно ли, что он знал двадцать языков? (В воспоминаниях Паулины Мамсуровой – его очаровательной жены и боевой подруги, приводится и такой факт: Хаджумар, когда ему уже исполнилось пятьдесят лет, всерьез взялся за изучение арабского языка и освоил его!) На меня обрушилось множество «Я слышал, что он…» – и следовало ошеломляющее утверждение…
Все эти обстоятельства побудили меня доработать роман, и издается он под новым названием «Под псевдонимом Ксанти». В нем, благодаря гласности, властно врывающейся в нашу жизнь, уже восстановлены реальные фамилии, факты, хотя – увы! – еще не все… Еще не наступило время, о котором упомянул П.И. Батов, и многое пока еще скрыто завесой секретности… Учтено и пожелание читателей поместить в книге снимки, запечатлевшие героя в различные периоды его жизни.
Глубоко убежден, что о Хаджумаре Джиоровиче Мамсурове будут написаны десятки, сотни книг – и документальных, и художественных, о нем поставят фильмы, – ведь герои таких масштабов не уходят в забвение… Ну а этот роман – долг моей памяти о славном нашем земляке, достойном потомке алан…
Глава 1
Едва переступив порог кабинета Корзина, Хаджумар уловил неладное. Иван Петрович нервно массировал ладонями лоб – верный признак встревоженности. Хаджумар непроизвольно весь подобрался и осторожно сел в кресло. «Ему не до меня, – подумал Мамсуров и не стал вытаскивать рапорт из кармана кителя. – Потом…»
Хаджумар с полуслова понимал Ивана Петровича. Порой ему казалось, что они вообще могут обходиться без слов, так часто их мысли совпадали. Стоило Хаджумару приступить к обдумыванию одного из возможных вариантов, как при первой же встрече выяснялось, что Корзин тоже пришел к этой версии. Вначале Мамсуров подозревал, не читает ли Иван Петрович мысли на расстоянии, затем пришел к выводу, что в сложнейших разветвлениях лабиринта тайн резидента они оба находили наиболее уязвимые места.
Иван Петрович оторвал ладони от лица и перевел взгляд на окно.
– Что вас взволновало? – помолчав, спросил Хаджумар.
– Фирма «Ксари», – тяжело глянул на него Корзин. – Союзное министерство в третий раз – уже по нашему настоянию – предложило представителям фирмы встретиться и подписать договор о поставках на будущий год. Но опять они ушли от ответа. Не отказываются от контракта, но и не подписывают его. Но мы-то знаем: существовать им без вещества С нельзя! Тем более что фирма продлила контракты с постоянными партнерами на поставку продукции, в которую непременным компонентом входит С.
Хаджумар мысленно чертыхнулся и повел шеей, точно желая, ослабить ворот рубашки. Вот уже которую неделю аппарат целого отдела пытался уточнить причины, по которым западноевропейская фирма «Ксари» оттягивает возобновление контракта на будущий год. На что же рассчитывает эта фирма?
– Много договоров подписано? – уточнил Хаджумар.
– Десятка три! – вздохнул Корзин.
Три десятка! Больше, чем в нынешнем году. Три десятка контрактов подписано «Ксари» с партнерами, а с теми, от кого зависит выпусках продукции, договора нет… На такой риск фирма может пойти лишь будучи твердо уверена, что компонент С, у нее будет.
Продукция фирмы нарасхват. Об экономической несостоятельности «Ксари» не может быть и речи: в прошлом году прибыль составила почти двести миллионов долларов. У фирмы появились дочерние предприятия во Франции, в ФРГ, Италии, Бельгии… С каждым годом потребность в компоненте растет. Так отчего же утрачен интерес к контракту с нашим министерством? Многие зарубежные научно-исследовательские институты и конструкторские бюро работали в этом направлении, но ни одно из них и близко не приблизилось к разгадке секрета технологии производства вещества. И все же у фирмы есть твердая гарантия, иначе ее поведение равносильно самоубийству.
– Предположим, что фирме пообещали технологию С, – сказал Хаджумар. – Но, заполучив ее, она вынуждена будет ухлопать год-два на разработку оборудования. А фирма сразу рвет контракт с нашим министерством. Не рассчитывает ли она в ближайшее время иметь не только секреты технологии, но и чертежи машин?
– Верно, – пристально посмотрел на него Иван Петрович. – На Западе секрет вещества не известен. Значит, тот, на кого рассчитывает фирма, находится здесь. Да, да, как ни больно признать, что враг притаился в нашей стране, но отбрасывать эту версию нельзя. Нужна тщательная проверка. И как можно быстрее!
С улицы донеслись веселые голоса детворы, стайкой прошмыгнувшей мимо здания. Окна кабинета выходили в переулок, куда машинам запрещено въезжать, и улица с раскинувшимся посреди бульварчиком выглядела уютно и свежо. Лето! Хаджумар и не заметил, как оно пришло. Такова уж их с Иваном Петровичем судьба: сидеть в кабинетах и наигрывать варианты: обдумывать версии, проверять подозрения, выискивать самые мелкие погрешности в работе врага. И так изо дня в день, независимо от того, зима на дворе или лето. А кому-то улыбается солнце, кто-то имеет возможность выехать за город, побродить босым по траве, забросить удочку… И он, Хаджумар, мог бы так жить. Для этого ему нужно вытащить из кармана кителя рапорт и протянуть его сидящему напротив уставшему и огорченному человеку.
Вопрос этот ежедневно обсуждался в доме Хаджумара. И виноват в том его внук, пятилетний Сережа, который по утрам непременно провожал до подъезда отправляющегося на службу деда. И хотя Лина запретила Сереже задавать этот вопрос, внук все равно спрашивал: «Деда, ты когда придешь?»
– Нельзя об этом спрашивать дедушку, – сердилась Лина. – Он отучил меня от подобных вопросов двадцать пять лет назад!
Много лет прошло, как поженились они с Линой. И все эти годы он чувствовал ее немой укор себе. Нет, она ни разу не высказала ему, как ей бывает тяжко, когда он исчезает на месяцы и она не знает, где он и жив ли. Но в самом ее молчании был упрек ему. Десятилетия ждет она, когда муж наконец станет принадлежать только ей. И вот сегодня впервые у нее вырвались эти слова. Правы вы, мои дорогие, правы. Я и сам давно уже всерьез подумываю об отставке.
Как отыскать ЕГО? Может быть, этот тип сейчас гуляет по бульвару, всматривается в голубое небо, вслушивается в шепот листьев. Он может себе это позволить. А Хаджумар и его товарищи – нет! Впрочем, генерал знал, что этот человек не в состоянии по-настоящему радоваться природе, солнцу, небу, ибо над ним все время витает угроза разоблачения.
Корзин посмотрел на Хаджумара долгим взглядом и неожиданно официальным тоном приказал:
– Товарищ генерал! Отложите все дела и лично, слышите, ЛИЧНО займитесь утечкой материалов по С! – И, устыдившись приказного тона, мягко добавил – Нехорошее предчувствие у меня. Он махровый резидент, и поймать его не каждому по зубам. Возьмись сам.
…С чего начинается поиск преступника? С детального знакомства с людьми, имеющими допуск к секретным документам. Но не придешь же ты в коллектив и не скажешь: я такой-то, прибыл, чтобы разоблачить врага. Наоборот, ни одного настораживающего слова, ни одного лишнего посещения, чтоб не вспугнуть резидента. Он чует опасность, как зверь в лесу. Малейшая оплошность заставит его на годы притаиться, чтобы потом, когда вокруг все успокоится, вновь приступить к своей тайной работе.
Было разработано несколько направлений поиска. Версий было так много, что впору подозревать чуть ли не всех конструкторов и экспертов. Расследование поручено наиболее опытным работникам, рассмотрены самые что ни на есть невероятные варианты.
Несколько дней ушло на побочные ходы, в частности, на то, чтобы исключить версию о проникновении врага в коллективы заводов-поставщиков. Этот заказ – важнейший, государственный, имеющий огромное оборонное значение – выполняют десятки крупнейших заводов. Дело поставлено так, как положено в таких случаях, с предельной степенью осторожности и секретности. На заводах неизвестно, куда, для каких именно машин и механизмов предназначены детали, над которыми трудятся коллективы. Знают, что это важно, что выполняемое ими задание находится под контролем высших инстанций, – и только… Лишь на последнем этапе, там, где производится сборка всех узлов, не утаить секрет.
Внимание спешно созданной оперативной группы привлек один из заводов, находящихся далеко на Востоке. Потом стало ясно, что резидент, находясь там, не мог одновременно иметь доступ как к оборудованию, так и к самой технологии. Мысль, что работает несколько резидентов, казалась абсурдной, хотя и ее пришлось проверять.
Доставленные личные дела работников конструкторского бюро легли на стол несколькими стопками. Всех их надо было не просто просмотреть, а проштудировать. И при этом не поддаваться очарованию добротных характеристик и ясных биографий. Хаджумар всматривался в фотографии. Со стандартных, три на четыре, снимков глядели на него укоризненно профессора, доценты, лауреаты, ученые, чьи имена могли украсить любой коллектив; они, казалось, не спускали с него глаз, пока он вчитывался в короткие, наполненные точными фактами строчки, констатировавшие, где, когда, в какой семье родился автор биографии, где и когда учился, где работал, какие награды получил, за что…
Перелистывая папки, всматриваясь в лица, Хаджумар прислушивался к себе: ох как много значит в его профессии интуиция! Бывало, что документы, поступки, поведение человека безупречны, жесты и глаза ясны и непорочны; товарищи по работе, соседи, начальство, подчиненные – все в один голос твердили о нем как о замечательном человеке, можно сказать, идеале… А у тебя в душе зарождалось неизвестно как и по какой причине подозрение, даже сперва не подозрение, а недоумение, неверие в то; что может быть все так прекрасно, и ты, злясь на самого себя за это ощущение, все-таки начинал прощупывать, – и в конце концов оказывалось, что это именно тот, за кем ты так долго охотился. И когда это открывалось, то опять же все: и товарищи по работе, и соседи, и родственники – опять же единодушно! – начинали твердить о том, что и у них таился в душе холодок к общительному, отзывчивому человеку с таким правильным образом мыслей и поведением, а некоторые прямо заявляли: чувствовали – что-то утаивает этот человек. А на вопрос, почему же не поделились этим ощущением, пожимали плечами: не видели в соседе ничего определенно плохого, настораживающего.
Детальное знакомство с работниками столичного конструкторского бюро ни на что не натолкнуло. Пришлось запрашивать личные дела экспертов по координации научно-исследовательских работ, имевших допуск к документации по С. И здесь работали солидные, опытные ученые, заслуженные деятели науки. И биографии их соответственно украшены открытиями и наградами. Жизненный путь каждого из них был однотипным: от достижения к, достижению, и в зависимости от важности и количества открытий их личная служебная лесенка все круче взбиралась ввысь. И это было закономерно и справедливо. Все они имели доступ к самой секретной документации, регулярно встречались с прибывающими в нашу страну деловыми людьми Запада, систематически выезжали за границу с важными поручениями. Неужели среди них притаился резидент? Ради чего он мог пойти на такую подлость? Из-за денег? Но все они имели хорошие оклады и практически ни в чем не нуждались.
Вот уже который день выслушивает Хаджумар доклады об экспертах, работниках министерства и научно-исследовательского института, чьи личные дела вызвали интерес, – и не выявлено ничего такого, за что можно было бы зацепиться, что помогло бы начать серьезное расследование. Безупречность работников проверялась годами. Каждый, кто чем-либо скомпрометировал себя, рано или поздно переводился на другую работу. Здесь серьезно наказывали за аморальные поступки и за частые посещения ресторанов, справедливо считая, что тяга к беспутству и выпивкам ни к чему хорошему не приводит.
Наконец, взвесив все обстоятельства, Хаджумар пришел к выводу, что резидента все-таки следует искать среди конструкторов…
Хаджумар взял очередную папку, раскрыл ее. На него глянули спокойные глаза уверенного в себе человека. Внуский Владимир Олегович 1921 года рождения. Родился в городе Владикавказе… Стоп! Да это же земляк! Интересно… Хаджумар внимательно прочел его личный листок, с радостью отметил множество заслуг земляка, его твердое поступательное движение по служебной лесенке… Женат. Две дочери. Старшей пятнадцать, а младшая вторую весну встречает… Чудак, надо бы пораньше обзавестись вторым ребенком, разница в возрасте дочерей великовата… Полковник запаса… Заместитель начальника отдела… Солидная должность… Хаджумар опять посмотрел на фотографию. Вид серьезного и опытного работника. Взгляд властный, каким он бывает у людей, под чьим руководством немало подчиненных. Глаза проницательные… Надо бы с ним познакомиться… А где он учился? Выясним из автобиографии. Ого, исписал целых семь страниц. Так. Родился во Владикавказе, а детство провел на Ставрополье… Ага, приезжал на лето в родной город. Когда? В 1928 году… Жил у тети, Дмитриевой Клавдии Серапионовны, на улице Красивая… Смотри, какое совпадение! И он, Хаджумар, в это же время жил во Владикавказе и тоже на улице Красивая!
Он вспомнил далекие годы, южный городок с чистыми улицами и шумными площадями, проспект с многоязычной толпой, праздно прогуливающейся по вечерам по бывшему Александровскому плацу. Вспомнил друзей и дома, где ему всегда радовались, как своему. Он появлялся в семьях своих сверстников-товарищей и – языки ему легко давались – чеченца приветствовал по-чеченски, кабардинца – по-кабардински, ингуша – по-ингушски… Он хорошо знал обычаи кавказских народов, их этикет, детали одежды, умел уловить своеобразие психологического настроя и поведения в той или иной ситуации, и это помогало ему в общении. Появлялся ли Хаджумар на проспекте или в русской, армянской, осетинской или ингушской семье, повсюду его. сопровождал восторженный шепот и следовали несмелые расспросы о его знатном дяде Саханджери. Восторг дядиными подвигами бросал яркий отсвет и на племянника. Хаджумар был красив, в танцах, в джигитовке мог поспорить с кем угодно и привык к тому, что постоянно ловил на себе волнующие девичьи взгляды. И сам нет-нет да поглядывал на них.
Теплое чувство сохранилось у Хаджумара от этого периода жизни, от улицы с таким светлым названием – Красивая. То время само по себе предвещало много радостей. Дни были полны трудностями быта, а почему-то вспоминается не то, что жили впроголодь, питались лишь картофелем и кукурузой, а то, какими прекрасными надеждами на близкое счастье билось сердце. Поднимаясь утром, Хаджумар спешил поскорее натянуть с каждым годом становившуюся ему все теснее кожанку дяди и за час до начала занятий отправлялся на проспект. Из уважения к дяде Саханджери преподаватели разрешали его племяннику появляться в училище с огромной деревянной кобурой, в которой вместо браунинга лежали учебные принадлежности. Кожанка Хаджумара поскрипывала при каждом движении, на сапогах позвякивали шпоры. Он шел по улице, и встречные глазели на его выправку, на черные, с озорной искоркой глаза.
Он был кумиром мальчишек, проживающих на Красивой и прилегающих к ней улицах. Толпа ребятишек – голопузых, в рваных штанишках, босоногих – каждое утро, как бы рано он ни покидал дом, ожидала его у ворот и сопровождала до самого проспекта, жадно глазея и всякий раз, когда шпоры особенно ловко издавали звон, восхищенно цокая языком. Возвращаясь домой, Хаджумар непременно слышал громкий вскрик: «Идет!» – и отовсюду навстречу ему неслись остриженные наголо бесенята, которые и гордились им, и страшно завидовали ему, и верили, что придет время, когда и они будут разгуливать по городу в такой же кожанке, и кривая, покрытая позолотой сабля будет шлепать их по голенищу сапога.
Помнит Хаджумар, с какой завистью смотрели мальчуганы, когда он отправлялся в Москву вместе с дядей, приглашенным на празднование юбилея Октябрьской революции. Всю дорогу Саханджери радовался предстоящей встрече со своим боевым другом Иваном Корзиным, человеком, достойным восхищения. По словам дяди выходило, что его друга пуля не берет, а когда требуется, он и невидимкой становится.
– Точно определял: где можем на засаду наткнуться, какой дом следует обойти, чтоб не влипнуть в беду, в каком нам будут рады. И знал я, что он впервые в селе, и никак не мог понять, как он все угадывает.
Для Хаджумара поездка в Москву и Ленинград была не только сказочной, она ошарашила его. Поезд, трамваи, машины, улицы, по которым сновали тысячи мужчин, женщин, стариков, детей, шести-семиэтажные здания, крыши которых можно увидеть, лишь сильно задрав голову, грохочущие цеха заводов, посреди которых проводились митинги, – и повсюду марши духовых оркестров, приветственные речи, объятия незнакомых людей, крики, аплодисменты.
Все это мелькало перед глазами паренька, пьяня воображение.
Глядя на растерянного племянника, дядя весело усмехался в усы. Дни их были расписаны до минуты. Митинги, встречи на заводах и фабриках, в школах и на рабфаках, торжественные собрания, открытия памятников, чествование активных борцов революции – по-разному назывались мероприятия, но роль на них Саханджери, как и других приглашенных в Москву, была одна: его приветствовали, к нему обращались с речами, его просили поделиться воспоминаниями о жарких днях революции и гражданской войны. Дядя, сидевший в президиуме в папахе и черкеске, с кинжалом на поясе и кобурой браунинга на боку, с саблей, упиравшейся в пол, заметно выделялся среди почетных гостей, и к нему чаще других обращались с просьбой рассказать, что и как было десять лет назад. Просили с таким трепетным волнением, что Саханджери не смел отказать и рассказывал то один, то другой случай из боевой жизни, с трудом подыскивая слова, боясь выглядеть в глазах слушателей бахвалом. Он умалчивал о личных подвигах, так что Хаджумара, сидевшего в первом ряду зала, так и подмывало вскочить и дополнить его воспоминания. Племянник упрекал дядю в попытках умалить свои заслуги, и дядя терпеливо выслушивал его, кивая в знак согласия, что Хаджумар прав, нельзя так искажать то, что было, но на новой встрече опять говорил о смелых подвигах товарищей по отряду, а о себе ронял лишь скупые фразы, приводя племянника в отчаяние. Саханджери бегал звонить по телефону, оставлял адрес гостиницы, но выяснилось, что встретиться с Корзиным не так-то легко. И когда совсем потерял надежду, Иван Петрович сам неожиданно появился.
Слушая рассказы дяди о Корзине, Хаджумар представлял его себе высоким, могучим, сильным. Поэтому, когда ночью в номер постучались, и Хаджумар, открыв дверь, увидел на пороге худенького, скуластого мужчину, ему и в голову не пришло, что это и есть отчаянный разведчик-кавалерист Иван Петрович Корзин. Мужчина спокойно посмотрел на паренька и вежливо, не повышая голоса, произнес:
– Скажите Саханджери, что его хочет видеть товарищ. – Он не спросил, в номере друг или нет, будто знал наверняка, что тот готовится лечь в постель.
Хаджумар, которого приучили к тому, что держать гостя на пороге худо, отступил в сторону и предложил незнакомцу войти в комнату. Тот медленно перешагнул порог и застал своего боевого друга в весьма несуразной позе, когда тот, в трусах, не знал, как себя повести: нырнуть ли поскорее под одеяло или в таком виде встречать ночного гостя. Он замялся, переступая с ноги на ногу, лицо его стало багровым от стыда, но, оглянувшись на вошедшего, дядя сделал прыжок и, оказавшись возле гостя, крепко обнял его, закричал:
– Ваня! Ваня! Ты ли это?!
– Прости, что так поздно нагрянул. Другого времени не нашлось, а не увидеться с тобой не мог.
– Ты угодил горцам, – протянув руку Ивану Петровичу, сказал Саханджери. – У нас так: чем позднее гость стучится в дом – тем больше радости доставляет хозяевам.
– Какая от ночного посетителя радость? – усмехнулся Корзин. – Одни хлопоты и неудобства.
– Не говори так, – возразил дядя. – Ты ведь поздно ночью не постучишься к тем, к кому сердце не лежит. К таким ты и днем-то не заглянешь. Не так ли?
– Это уж точно, – засмеялся Иван Петрович, и глаза его весело оглядели горцев, потом остановились на Хаджумаре. – У меня в машине кое-что припасено для такой встречи. Спуститесь, товарищ…
Это вежливое обращение к нему, подростку, поразило Хаджумара. Сколько он себя помнил, еще никто ни разу не обращался к нему на «вы». Он было сорвался с места, но дядя остановил его, в сердцах воскликнув:
– Неужели у нас не найдется, чем встретить боевого друга!
Потом они сидели за столом, на котором лежала нехитрая холодная закуска горцев, выловленная в бездонных хурджинах [1]1
Переметная сумка.
[Закрыть]: куски мяса, козий сыр, помидоры, лук, головки чеснока, пахучий тархун, кинза [2]2
Кориандр (однолетнее травянистое растение, используемое в медицине и кулинарии).
[Закрыть]и еще какие-то травы… Дядя радостно смеялся и вспоминал очередной случай из боевой жизни, в котором Корзин совершал еще один отчаянный подвиг. Иван Петрович слушал друга внимательно, но глаза его то и дело весело сверкали, при особенно залихватской фразе Саханджери он подмигивал Хаджумару, вот, мол, дает.
Слова дяди о том, что Хаджумар мечтает стать командиром, Иван Петрович воспринял серьезно, повернулся всем телом к подростку и долго расспрашивал его, выпытывая, какой характер должен быть у командира. Дядя вмешался, рассказал о том, как Хаджумар закаляет тело и волю, тренирует память и каких успехов в этом добился. Последнее особенно заинтересовало Корзина. Он произнес несколько фраз и попросил подростка повторить их. Хаджумар, волнуясь и спотыкаясь на незнакомых словах, повторил слово в слово. Иван Петрович по-доброму улыбнулся.
Дядя поднял витиеватый тост за семью Корзина, которая сейчас волнуется и беспокоится, где же их кормилец. Иван Петрович посуровел, тяжело вздохнул и признался:
– Вот от этого я не могу избавить жену и детей. Часто отлучаюсь из дома и надолго и волнений семье доставляю много. Но что делать? Служба такая… – И поднял стакан: – За то, чтобы после разлук обязательно были встречи!
…А спустя год в самый разгар занятий в один из классов Владикавказского военного училища заглянул дежурный и объявил:
– Курсант Мамсуров, на выход!
Чеканя шаг, Хаджумар вошел в кабинет и собрался отрапортовать начальнику училища, но его там не оказалось. У окна стоял человек в штатском и внимательно глядел на курсанта. Хаджумар посмотрел на него, и черные брови его поползли вверх – он узнал Ивана Петровича. Корзин шагнул к нему и поздоровался за руку. С минуту он испытующе глядел на восемнадцатилетнего паренька, затем спросил:
– Вы довольны училищем?
– Очень! – вырвалось у Хаджумара. – Здесь…
Корзин жестом прервал его.
– Не об этом речь. Я знаю, что вы успешно проходите курс обучения. И память ваша поразительна. Дядя ваш не ошибся – будете хорошим командиром. У вас есть все для этого: и данные, и прилежание… – Он надолго умолк, размышляя, приступать ли к тому, для чего он прибыл сюда; наконец решившись, глянул прямо в глаза Хаджумару: – Будете командовать эскадроном, потом ротой, корпусом, армией…
– Ну что вы… – засмущался Хаджумар.
– Так может быть. Может. Если пойдете по этому пути. – И повторил: – Все у вас для этого есть.
– Я буду стараться, – сказал пунцовый от похвалы курсант.
– Служить в армии трудно, но она дает тем, кто талантлив и верен, и почет и достаток… Но я хочу вам предложить другое будущее. – Иван Петрович внезапно попросил: – Повернитесь, пожалуйста, кругом, но только медленно… Так, спасибо… А теперь пройдитесь, но не по уставу, просто так, будто гуляете… – И опять подчеркнуто вежливо повторил: – Пожалуйста. – Потом он заставил его сесть, сам устроился напротив и сказал: – Внешность у вас вызывает доверие. И жесты мягкие, естественные… – он поискал слова, – успокаивающе-убедительные… Вы– сама откровенность. Про таких, как вы, говорят: «Душа светится». Это хорошо… На той службе, что хочу вам предложить, – хорошо… – Он помолчал. – Почему не спрашиваете, куда вас сватаю?..
Хаджумар смущенно повел плечом – горцу положено молча ждать, пока старший не выскажется.
– Я хочу, чтоб вы знали: на той службе, о которой я говорю, жизнь постоянно на волоске. Вы вечно в командировках – для всех так именуются ваши частые отлучки из дому. Семья видит вас лишь изредка. Дети растут БЕЗ вас, воспитываются БЕЗ вас, женятся и выходят замуж БЕЗ вас… Жена стареет в ожидании, когда вы вновь окажетесь рядом. Друзей вы не видите годами. Командир в армии всегда на виду, его приказы мгновенно исполняют, солдаты восторгаются его выправкой, ловкостью, умом, знаниями… Там, куда я вас зову, ничего этого нет. Не будет зрителей – очевидцев ваших подвигов, не будет поддержки ни словом, ни взглядом, ни делом… Один, всегда один – а вокруг враги, но вы должны, несмотря ни на что, добиваться выполнения задания. Совершите подвиг – вы о нем никому не сможете рассказать – не позволено… Вы живете жестокой жизнью – всегда среди врагов, и никто вокруг не должен знать, кто вы, зачем здесь, чего хотите… Вы улыбаетесь врагу, вы чокаетесь с убийцей, НАДО – вы и обниматься с ним станете… Погибнете – опять же враги не должны узнать, кто лежит перед ними. Родным не будет ведомо, как погиб, за что, где могила… Так может случиться, дорогой товарищ, так… Идти на эту службу могут лишь те, кто понимает, что это ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ нужно Родине. Вы слышите? ОЧЕНЬ! Те, кто любит Родину не вообще, те, кто отдадут за нее жизнь в любую минуту, вот сейчас, не умоляя ни о секунде промедления… Я не хочу приказывать вам выбрать этот путь… Я могу лишь предложить вам его…
Хаджумар во все глаза смотрел на Корзина, ловил каждое его слово. Вон, оказывается, какую судьбу он избрал. Вот в чем заключается его служба!
– Я… – Голос Хаджумара сорвался, ему стало стыдно при мысли, что Корзин может подумать, что это от трусости и неуверенности. – Я говорю да!
– Нет! – прервал его Иван Петрович. – Не так… Это сказали ваши эмоции. Не чувства должны руководить вами, а трезвый рассудок. Вы должны обдумать мое предложение. И, лишь взвесив все, уверовав, что это ваш путь, дать ответ. Нет, сейчас ни слова не говорите, не то я подумаю, что вы легкомысленны и я ошибся в вас, – мне ничего не останется, как взять свое предложение назад. Даю вам на обдумывание двадцать четыре часа. Завтра вечером я буду гостем у вас дома – ваш дядя пригласил. Если решитесь – там и скажите мне. Не пожелаете – никто вас не упрекнет, никто и знать не будет о моем предложении. Кстати, и вам запрещается рассказывать о нем кому-либо, даже вашему дяде… – Он усмехнулся: – Как видите, уже само предложение является для вас проверкой…
Корзин давал Хаджумару право самому сделать выбор. Самому. Он ему ясно дал понять, что речь идет не просто о другой военной профессии. По сути, это дело – не профессия, которой человек посвящает свои рабочие часы. Оно требует от человека всего его, не считается ни с его интересами, ни с его склонностями, надеждами и мечтами, ни с его здоровьем и настроением; и тем более не принимает в расчет сиюминутные мечты и чаяния его жены, детей, родителей, родственников, друзей… И сон, не говоря уже о часах бодрствования и отдыха, будет подчинен главному. Ты и во сне должен видеть только то, что требуется для Дела. Для ДЕЛА!..
