Текст книги "Под псевдонимом Ксанти"

Автор книги: Георгий Черчесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

В фойе Дома союзов стояли дежурные с красными повязками на левом рукаве да выглядывали из-за стоек гардеробщики. «Одни мужчины», – подивился Хаджумар, привычка все необычное подмечать и здесь сработала.

В комнате, куда проводил дежурный Мамсурова, стоял широкий и длинный стол с аккуратно разложенными стопками бумаги на случай, если кому-то из членов президиума нужно будет готовиться к речи. Круглый столик в углу заставлен бутылками с лимонадом и минеральной водой. Хаджумар позже не одну сотню раз бывал здесь, на разного рода совещаниях и заседаниях, съездах и конференциях, – и всегда, даже спустя четыре десятка лет, эта комната с дубовыми столами и стульями с высокими спинками выглядела все так же.

– Вы желаете подождать здесь или пройдете вовнутрь? – показал на дверь в глубине помещения дежурный.

– А как предписано? – спросил Хаджумар.

– Вам следует быть там, – сказал дежурный и пояснил: – В перерыве все члены президиума выйдут со сцены сюда… – он зыркнул глазами на Хаджумара, в его взгляде было любопытство – кто этот офицер с насупленными черными бровями и почему ему оказана такая честь – быть здесь, в святая святых? – И вы понимаете… – Он замялся.

– Я понимаю, – спокойно, без тени обиды вымолвил Хаджумар.

Внутренняя комнатка была маленькой, – здесь помещались лишь четыре кресла да круглый стол. Небольшое окошко выходило во двор, тихий и пустынный…

– Я вас оставляю, – сказал дежурный…

Хаджумар, стоя у окна, медленно повторял фразы, которые хотел произнести. Сперва он выскажет благодарность за то, что нарком нашел время его выслушать, потом коротко пояснит, что с ним происходит, и попросит поверить ему, что… Да что? Поверить во что? В его верность народу, в его надежность? Но разве это и так неясно? А произнося эти слова, чувствуешь себя так, точно свалился с другой планеты… Но что тогда он, Хаджумар, просит? Чтоб его допустили до служебного кабинета?..

…Вначале послышался шум отодвигаемых стульев: это поднялись с места члены президиума. Хаджумар уловил глухо доносившийся сюда гром аплодисментов. Потом вдруг совсем близко он услышал голос с характерным грузинским акцентом:

– Как будто все идет хорошо. – Слова растягивались, отчего они получали особую весомость и значимость.

И сразу в ответ раздались одобрительные возгласы:

– Отлично идет!

– И доклад слушался с интересом!

– Сколько раз прерывался аплодисментами!

– Все настроены торжественно.

Гул мгновенно умолк, ибо заговорил опять Он:

– Не будем спешить с выводами. Подождем, послушаем, посмотрим…

Дверь шумно распахнулась, и в комнату порывисто вошел Ворошилов. От неожиданности Хаджумар вздрогнул. Он давно не видел наркома вблизи и удивился, что Ворошилов все так же быстр и легок, точно годы не оставили на нем своих отметин. Из-за спины наркома выглядывал Жора; желая подбодрить Хаджумара, он озорно подмигнул ему. Мамсуров вытянулся, щелкнул каблуками, собираясь отрапортовать. Но нарком улыбнулся и дружески положил ему на плечо руку:

– Так это и есть полковник Ксанти?

– Он самый, – подтвердил Попов.

– Я ведь помню тебя, когда ты был совсем мальчонкой. А теперь… Такими и должны быть красные командиры: крепкими и… неотразимыми! Нарком опустился в кресло, еще раз окинул взглядом сверху вниз фигуру Мамсурова и одобрительно хмыкнул: – Джигит!.. – Вспомнив, какое дело привело сюда Хаджумара, насупился, забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, жестко бросил Попову: – Давай сюда… этого… – губы его презрительно сжались: – Ежова!

Помощник вышел. Ворошилов, точно забыв о стоящем перед ним Хаджумаре, тяжко размышлял о чем-то неприятном. Пальцы его нервно отбивали ритм. Наконец, он вздохнул, отгоняя от себя вызывавшие досаду мысли, поднял глаза на Мамсурова.

– Чего стоишь? – Он кивнул на кресло: – Садись. – Видя, что Хаджумар лишь шелохнулся, но не осмелился опуститься в кресло, приказал: – Садитесь же. – Когда кресло утопило Мамсурова в мягких складках, нарком, испытующе поглядывая на Хаджумара, произнес: – Как-то в один из приездов твоего дяди в Ростов я затащил его на рыбалку. Так он мне все уши прожужжал, твердя, что Дону, Днепру, Днестру, Дунаю наименование дали аланы – предки осетин. Убеждал, что Дунай по-осетински означает: всемирная вода. Так ли это?

– Так, – подтвердил Хаджумар.

– Вспоминая Саханджери, присматриваюсь к тебе – есть в вас нечто такое, что заставляет быть скромными и одновременно уверенными в себе, точно всем хотите внушить: мы знаем себе цену… Твои земляки специально развивают это чувство собственного достоинства или оно в крови у вас?

Хаджумар неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить, и поспешно встал, ибо на пороге показался невысокий мужчина. Он быстрым настороженным взглядом окинул наркома и Мамсурова, как бы прикидывая, что его здесь ожидает, и, успокоенный, шагнул в комнату. Подчеркнуто плотно, нажав на дверь обеими руками, прикрыл ее, вытянув шею, прислушался, не различимы ли здесь голоса, раздающиеся в соседней комнате. Убедившись, что в общем гуле ничего не разобрать, Ежов довольно улыбнулся и посмотрел на наркома, точно ожидая похвалы за такую предусмотрительность, ибо в помещении находился посторонний человек, которому не следует слышать то, о чем говорят члены правительства. Он явно страдал из-за малого роста и, чтобы как-то скрасить его, носил туфли на широкой подошве.

– Садись, – коротко бросил нарком.

Ежов аккуратно опустился в кресло, выпрямил стан.

– Ты… сел? – в гневе всем телом обернулся к нему нарком.

Ежов недоуменно посмотрел на него и торопливо встал.

– Вы предложили сами, – напомнил он.

– Не ТЕБЕ! – оборвал его нарком. – Не тебе! – и кивнул оторопевшему от такого поворота разговора Хаджумару: – Я предложил сесть тебе. Занимай свое место, Хаджи.

Мамсуров не верил своим ушам. Неужели это и есть тот самый Ежов, чье имя произносится шепотом, с оглядкой? Чья зловещая тень маячит повсюду, вызывая у людей реакцию, близкую к страху? Казалось, власть его беспредельна, поступки бесконтрольны. И вдруг с ним говорят таким тоном! При нем! Если у Ежова до сих пор не было серьезной причины преследовать Хаджумара, то теперь есть: ведь это он, Хаджумар, стал и поводом резкого нагоняя и очевидцем его. «Может, мне уйти», – подумал Хаджумар и обратился по-военному:

– Товарищ маршал, разрешите выйти?

Нарком сердито повел бровью, жестко скомандовал:

– Садитесь!

Хаджумару было неловко, он не смел взглянуть на Ежова, мгновенно выпрямившегося, прижавшего 7– по уставу! – руки к бедрам, евшего глазами лицо маршала.

– Вот так, – удовлетворенно сказал нарком и, кивнув на Хаджумара, спросил Ежова: – Знаешь его?

– Я обязан знать всех, кого направляют за кордон, – охотно ответил Ежов, не скрывая гордости за четко поставленную информацию в его ведомстве. – Это племянник врага народа Мамсурова.

«Врага народа» – слова больно ударили по Хаджумару.

– Кого-кого? – не дал договорить Ежову нарком.

– Врага народа, – упрямо опустил голову Ежов.

Нарком опять резко прервал его:

– Человек, которого ты назвал врагом народа, принимал активное участие в революции и гражданской войне. Я с ним не раз. встречался. Не один раз! Тебе это известно?

– Я досконально изучаю биографии людей, с которыми имею дело, – холодно блеснул глазом Ежов. – Саханджери Мамсуров осмелился бросить тень на самого товарища Сталина.

– Это как же?

– Выступая перед активом, он посмел заявить, что товарищ Сталин приглашал его посоветоваться по национальному вопросу, – у Ежова задрожали губы от негодования. – Представляете?! Товарищ Сталин нуждался в том, чтобы пригласить дядю этого офицера посоветоваться! Самобахвальства-то сколько! В президиуме нашелся человек, который ужаснулся сказанному и подсказал Мамсурову, что это не товарищ Сталин приглашал его советоваться, а он, Саханджери, просил товарища Сталина принять его и помочь разобраться в возникших проблемах. И знаете как повел себя этот упрямец? Ему бы внять рассудку и воспользоваться появившимся шансом отвести от себя обвинение. А зазнавшийся Мамсуров побагровел, с размаху ударил кулаком по трибуне и громогласно заявил: «Нет! Не я просился к товарищу Сталину, а он вызвал нас, нескольких нацменов, чтобы услышать наш совет!»

Хаджумар вздрогнул. Да, этот поступок его дядя мог совершить. Он в духе его порывистого, нетерпеливого характера. Так, наверняка, и было… Дядя, дядя, что же ты натворил?..

– Разве этот факт не говорит сам за себя? – повысил голос Ежов. – Разве налицо не типичный пример перерождения личности? И разве я имел право бездействовать?

– Ну, а как все-таки было на самом деле: встречались друг с другом товарищ Сталин и Саханджери Мамсуров? – уточнил Ворошилов.

– Да, встречались, – нехотя признался Ежов.

– И кто был инициатором встречи?

– Вождь, – сорвалось с уст Ежова, но он тут же спохватился: – Но это ничего не значит. Есть факты, которые не подлежат огласке, тем более в такой форме, какую избрал Мамсуров. По его словам выходит, что товарищ Сталин не всегда сам принимает решения. Что он нуждается в советах! Но мы знаем, что это не так! Товарищ Сталин, все видит и все знает! А Мамсуров бросил на него тень…

Нарком, не сводя взгляда с Ежова, медленно произнес:

– Не пойму, чего в тебе больше: глупости или ненависти к людям? Откуда это у тебя, Ежов?

– А разве я не прав? Разве товарищ Сталин?..

– Прекрати своим паршивым языком трепать это имя! – прервал его нарком. – Что-то фальшиво звучит твой голос… Невольно приходит мысль: мусоля этот случай, не пытаешься ли ты сам бросить тень на товарища Сталина?.. – Зловещие нотки прозвучали в голосе Ворошилова.

Ежов оторопел:

– Как это?

– Мне кажется, ты с радостью смакуешь мысль, что товарищу Сталину тоже потребовался совет другого человека…

Хаджумар поежился – ему не нравилось, что поклеп с его дяди нарком пытается снять не доказательством его правоты, а таким примитивным приемом, обвиняя в злом умысле Ежова, – обвиняя без приведения фактов, только такими домыслами. Он удивленно глянул на Ворошилова. Но на лице того не было и тени сомнения в своем праве на подобный ход.

Ежов вдруг мгновенно побледнел.

– …И ты нарочно распространяешь нелепые слухи, Ежов! – гремел голос наркома. – Зачем тебе это надо?

– Это неправда, – пролепетал Ежов.

– Я – и неправду?! – гневно воскликнул Ворошилов. – Ты это хочешь сказать?

– Простите, я неточно выразился.

– Почему я должен прощать тебя? Ты даже не представляешь, что Саханджери мог элементарно выйти из себя. Ведь он из тех, кто смотрел смерти в глаза, кто ходил в штыковую атаку. Они бесхитростны, говорят что думают. Он просто сказал, как было. Понижать таких людей надо. Но ты видишь врагов там, где их нет… Печально…

Не сводя глаз с наркома, вытянувшись как струна во весь свой жалкий рост, Ежов теперь не выглядел зловещей и всесильной фигурой.

Из-за двери послышался глухой голос, с характерными интонациями и знакомым акцентом. Оттого ли, что в соседнем помещении находится человек, чей облик гипнотизирующе действовал на каждого независимо от возраста, профессии и национальности, действовал безотказно, ибо все верили, что он непогрешим, то ли от несоответствия того, каким из газет и рассказов представлял себе Хаджумар этих двух известных всей стране людей, и тем, как они вдруг ему открылись, то ли оттого, что, наконец, выяснилась причина его страданий, оказавшаяся невероятно нелепой, – Мамсурову стало казаться, что все, происходящее сейчас на его глазах, нереально, не могло случиться в самой жизни… Жесткий тон наркома возвратил его к действительности:

– Ладно, Ежов, о тебе разговор впереди. А сейчас вот что, – нарком перегнулся через ручку кресла и указал рукой на Хаджумара: – Всмотрись в него внимательнее. Запомнил? Так вот, если с головы этого человека упадет хоть один волос, – тебе не сносить своей! – гнев душил Ворошилова, голос то и дело срывался. – Ты будешь иметь дело со мной… А меня ты знаешь. Я слов на ветер не бросаю… Уяснил? Забудь, чей он племянник…

От наркома, который в представлении людей был спокойным, рассудительным и добрым, повеяло зловещим холодом. Судя по тому, как сжался Ежов, он знал о нем нечто такое, что даже этого типа, явно повидавшего немало отвратительного, заставило содрогнуться. Стараясь успокоиться, нарком постучал в нервном тике костяшками пальцев по подлокотнику кресла и резко скомандовал:

– Кругом!..

И когда Ежов, повернувшись, шагнул за порог и осторожно закрыл за собой дверь, Ворошилов тихо добавил:

– Ошиблись мы в нем, сильно ошиблись…

Это было сказано в расчете на Хаджумара, чтобы он услышал и запомнил.

– Извините, – растерянно развел руками Мамсуров. – Из-за меня такой нервный разговор…

– И какое теперь у тебя отношение к Саханджери? – неожиданно спросил нарком.

– Как и прежде: с уважением, – сверкнули глаза у Хаджумара.

Теперь нарком смотрел на него тем же пронзительным взглядом, который, казалось, проникал до самого нутра человека.

– Смотри, не сделай для себя скоропалительных выводов, – предупредил он. – Подонки воспользовались неосторожностью Саханджери. Но это не значит, что Советская власть виновата. Время жесткое, нам как никогда надо быть спаянными. Никто не смеет терять веру в нашу цель, в торжество наших идей.

– Я знаю, что Советская власть не виновата, – выдержал взгляд наркома Хаджумар.

– Это надо точно усвоить, Хаджумар, – убеждая, повторил нарком. – Нельзя, чтоб обида недоверием обернулась. Да и следует точно знать, на кого обижаться.

В комнату вошел Попов, встревожено всмотрелся в лица наркома и Хаджумара, почтительно обратился к Ворошилову:

– Товарищ маршал, президиум уже занимает свои места.

Нарком резко поднялся, привычно поглаживая складки рубашки, провел ладонями вдоль широкого пояса.

– Да! Пора идти… – и уже на пороге обернулся к Попову: – Твоего протеже никто не тронет… Втолкуй ему, что в его интересах не распространяться о состоявшемся здесь разговоре с Ежовым… Отвечать будешь ты!..

Нарком закрыл дверь…

– Спасибо, друг, – сказал Хаджумар и вдруг порывисто шагнул к Попову, обхватил руками, прижался щекой к его плечу…

– Ну что ты, Хаджи?.. – растроганно произнес Жора и успокаивающе похлопал ладонью по спине Мамсурова.

Хаджумар отстранился, отвел глаза в сторону, тихо признался:

– Не представляешь, как тяжело, когда не смотрят тебе в глаза… – И с беспокойством спросил: – Что с моим дядей?..

– Погиб он, Хаджи, погиб… – печально сказал Попов…

…Так встретили Хаджумара – полковника Ксанти – дома…

Глава 8

Гете положил трубку на рычаг телефона, выпрямился в кресле и внимательно посмотрел на Кильтмана…

– Вам к лицу эта форма! – воскликнул Гете.

– Испанская кампания дала мне опыт и… генеральские погоны, – сказал Кильтман и добавил: – Я помню, кому этим обязан.

Но Гете энергично прервал его:

– Не благодарите – не люблю. Четкое выполнение очередного задания – вот лучшая благодарность. И я жду его!..

– Слушаю вас, господин генерал, – щелкнул каблуками Кильтман.

– Вы знаете личный приказ фюрера – постоянный поиск и арест коммунистов и особенно их главарей, на след которых мы напали, но они ушли из-под контроля. Разом, в один день. В нескольких европейских странах. Исчезли. Они действуют сообща, и нетрудно догадаться, куда они направляются. – Он подошел к карте на стене и ткнул пальцем в сторону Москвы.

– Есть другой ориентир – Лондон, – сказал Кильтман.

Гете усмехнулся, дав понять, что его предположение страдает наивностью.

– Исключается. Когда речь идет о коммунистах – и Лондон на нашей стороне. – Услышав звонок телефона, быстро направился к столу, поднял трубку, нетерпеливо спросил: – Никаких известий? Я жду, – и опять направился к карте. – Мой расчет верен: где-то здесь, – он провел рукой вдоль границы Советского Союза, – где-то здесь, господин генерал, вы должны их схватить.

– Почему я? – возмутился Кильтман. – Я кадровый военный, а не жандарм.

Гете предвидел его реакцию – ничуть не удивился, прошел к столу, произнес:

– Знаю: вы предпочитаете открытый бой. Я тоже. Но времена Александра Македонского и Аттилы давно прошли. Война перестала быть уделом одних военных. Теперь сражения ведутся не только на поле брани.

– Каждому свое. Бульдог не станет охотничьей собакой.

– Надо не только выследить дичь, но и завладеть ею, – назидательно произнес Гете. – И тут крепкая бульдожья хватка не помешает. – Гете неожиданно наклонился к нему, сменил тон: – Пауль, одержать победу в сражении – почетно. Но врага, лишенного вождей, можно покорить без боя. Отдать эту славу жандармам? Нет! Тот, кто их схватит, достоин Железного креста.

Опять зазвонил телефон. Гете лихорадочно схватил трубку.

– Напали на след? Где? Сколько? Препровождают на заставу? Вылетает генерал… Кильтман. – Довольный, он бросил трубку, отчеканил сурово: – Они попались! Машина у ворот. Одиннадцать минут – и вы на аэродроме! Лететь три часа сорок семь минут! Дадим на путь от аэродрома до заставы союзников ну, скажем, три часа. Вас будет сопровождать Шульц, один из моих лучших офицеров. Я жду вашего звонка через семь часов. Спешите, генерал! Я засекаю время!

* * *

Квартира Хаджумара была обставлена так, что сразу можно было определить: здесь проживает холостяк. Стол, диван, стулья – вразброд, застыли там, куда их поставили носильщики. На окнах отсутствовали занавеси. Никаких ковров и картин. На стене висела старенькая, почерневшая гитара. Да, та самая, что прошла многие пути дороги по Испании вместе с Гарсиа. В углу стояли два все еще упакованных кресла – одно на другом. На столе свалены свертки.

Прозвучавший дверной звонок застал Хаджумара на кухне. Хаджумар сорвал со спинки стула китель, одел его и, на ходу застегивая пуговицы, направился в прихожую. Он знал, что это ОНА, и торопливо открыл дверь. На пороге стояла Лина. Она смотрела на Хаджумара и смеялась, сконфузив его. Если бы она знала, какой сюрприз он ей приготовил!

– Вот куда ты забрался! – воскликнула она. – Еле нашла… Все собрались?

– Ты первая.

Она застыла на пороге комнаты и улыбнулась:

– О-о, у тебя неплохо. – Он уловил в ее словах легкую насмешку. – Уютно. Занавески с видом города. Хорошо подобранная к обоям мебель. Это склад кресел? Здесь случайно нет тола?

Хаджумар шутливо предупредил:

– Если гостья не перестанет бранить хозяина, он взорвет квартиру и… хорошо подобранную к обоям мебель без всякого тола.

– Один ноль? – усмехнулась она.

– Сдаюсь, – шутливо поднял он руки.

Лина вдруг выпрямилась и скомандовала.

– Стоять и не двигаться с места! – Палец, точно дуло пистолета, был приставлен к груди Хаджумара. – Или вы немедленно скажете, по какому поводу вы сегодня устраиваете… как это по-осетински? Кувд! Или…

– Или? – попытался он обнять ее.

– Опустите руки! – с шутливой суровостью ответила она. – Обниматься в такой обстановке! Да я перестану уважать себя! – Она закатала рукава. – Камарада советник! Слушайте мою команду! Ориентир – гостиная, цель – привести в порядок, время – до прихода гостей. Присту-пай! – И замурлыкала популярную в те времена песню: – «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…»

Глядя, как Лина порхала по комнате, он растроганно думал: «Вот так впредь и будет». Именно ее и не хватало в его холостяцкой квартире, которая на глазах стала преображаться.

– Занавесей нет, но зато есть торшер – последний крик моды! – Лина задорно оглянулась на него. – Камарада советник! Что с вами? Вы мне еще не ответили, в честь чего кувд.

Хаджумар враз посуровел, произнес:

– Будет объявлено о свадьбе.

Она смутилась; желая скрыть свое замешательство, деловито подступила к креслу:

– Помоги-ка мне вытащить эту тяжелую артиллерию на оперативный простор.

Он обхватил кресло руками, потащил на середину комнаты.

– Куда, куда ты его тянешь? – ужаснулась она.

– Поближе к столу, – ответил он.

– О-о святая Мария! – ахнула она. – Такие кресла и к такому столу! Они должны стоять отдельно, украшать твою гостиную… Вот так. А рядом будет красоваться торшер. – И вдруг внезапно, чуть не шепотом спросила: – О чьей свадьбе?

Он помедлил, колеблясь, сказать напрямик или сперва подготовить ее, и наконец ответил просто, точно объяснение у них давно состоялось и решение скреплено твердо и навечно:

– О нашей.

Она ждала этого, но когда услышала – растерялась и, будто не придала его словам особого значения, задумчиво произнесла:

– Сюда бы еще журнальный столик.

Он уловил в ее голосе напряженность и, догадываясь, что ей не по себе, торопливо и даже радостно воскликнул:

– А столик есть!

– Где?

– На кухне.

– А что он там делает?

– На нем хорошо гладить.

– О аллах! – в негодовании воскликнула она, предчувствуя, что ее в этом доме поджидает немало еще неожиданностей. – Твои дороги неисповедимы! Сделай так, чтобы журнальный столик оказался перед этими креслами…

Он круто повернулся, нырнул в дверь на кухню, через мгновение возвратился со столиком и со стуком приставил его к креслам:

– Аллах снизошел до твоей молитвы, женщина, – и смущенно признался: – В первый раз все приказы выполняю.

– И все ради кувда, на котором будет объявлено о… – она пристально посмотрела ему в глаза, – о чьей свадьбе? О нашей?

– Да.

Она шутливо протянула руки к потолку:

– О святая мадонна! Переводчица камарада советника выходит замуж, а я ничего не знаю.

– Я серьезно.

И тут сказался южноамериканский темперамент Лины. Обернувшись к нему, яростно закричала:

– А кто вам, камарада советник, сказал, что я собираюсь замуж?

Он растерялся от такого наскока, смущенно пробормотал:

– Лина…

– У вас на Кавказе согласия девушки не спрашивают? – прервала она его и решительно заявила: – Я ухожу!

Она видела, что ему стало не по себе, ибо он наверняка не ожидал такой реакции… Но на что другое он мог рассчитывать, заранее не согласовав с нею свои намерения? У порога Хаджумар ухватил ее за руку, обнял за плечи:

– Лина…

– Отпустите, – вырвалась она. – Я ухожу! Как вы смели без меня за меня все решить?

Он решительно встряхнул ее, резко заявил:

– Свадьбу сыграем в воскресенье.

– В воскресенье? – возмутилась она. – С ума сойти! Осталось два дня, а надо сшить платье, купить туфли. Да все надо! Нет! Я ухожу! – И стала вырывать руку.

– «Друзья, мы пригласили вас, чтобы сообщить вам о нашей свадьбе», – объявишь ты, – вновь встряхнув ее, сказал он.

– Я объявлю? – опять возмутилась она. – Нет, это ты объявишь!

– Хорошо, я, – улыбнулся он.

Улыбка успокоила ее. Но все-таки она упрямо произнесла:

– А если я не хочу за тебя?

И тут вскипел он:

– Ах, не хочешь! – Он не только отпустил ее руку, но еще и сам подтолкнул к двери. – Можешь идти!

– Идти? – Глаза ее сузились в гневе. – То есть как? – И вдруг ее ноздри затрепетали. – Чем-то пахнет.

– Несбывшимся счастьем! – парировал он.

– Горелым, – возразила она.

– Мой шашлык! – спохватился он и бросился на кухню.

Он очень гордился тем, что у него был один из лучших в Москве – по его, естественно, определению – мангалов и что ему удается делать в типичной московской квартире такие же шашлыки, какие пробуешь только в горах Кавказа. И вот теперь так опростоволоситься! Он торопливо срывал с шампуров обгорелые куски мяса и нанизывал на них новые – к приходу гостей он должен обязательно приготовить превосходный шашлык! Честь горца была под угрозой. Когда раздался звонок, он, не отрываясь от своего занятия, крикнул Лине:

– Принимай гостей!

– Вот так, – сказала сама себе Лина. – Только дашь согласие стать женой – и уже приказы. По доброй воле становишься рабыней.

Конечно же, он, и только он, Гарсиа, должен быть первым из гостей в этом доме. Он стоял на пороге и широко улыбался. Увидел Лину, глаза его еще сильнее заблестели, и он шутливо спросил:

– Здесь живет знаменитый испанский тореадор?

– Его ищет известный матадор? – в тон ему воскликнула Лина.

И тут она заметила за его спиной девушку. Стеснительная, она совсем зарделась под любопытным взглядом Лины.

– Я не один, – поспешил сообщить, увы, с опозданием, Гарсиа.

– Входите в комнату, – посторонилась Лина.

Увидев выглянувшего из кухни Хаджумара, девушка совершенно растерялась, однако сумела сообщить:

– Я Наташа… Здравствуйте!

Гарсиа закричал:

– Ксанти! Как давно я тебя не видел! – Он обернулся, указал девушке пальцем на Хаджумара. – Наташа, это…

– Я вас знаю, – торопливо перебила его Наташа. – Мне Гарсик о вас столько рассказывал!

– Гарсик? – усмехнулась Лина.

– Это я, – пришел на помощь смутившейся девушке Гарсиа и гордо поглядел на Хаджумара и Лину. – Красивая, а?

– Красивая, красивая, и очень молодая, – успокоил его Мамсуров.

– За некрасивой испанец ухаживать не станет, – тотчас же заявил Гарсиа. – Закон!

– По законам стал жить, анархист? – спросил Хаджумар и подмигнул девушке: – Ваша заслуга?

– Чего мы стоим? – спросила Лина. – Гости прибыли, а стол еще не накрыт. – Она стала разворачивать свертки. – Колбаса… Сыр… Вино… Коньяк… Вино… Колбаса… Шампанское… Колбаса… Опять колбаса… Полковник Ксанти, у вас испортился вкус.

– Там есть и другое, – махнул в сторону кухни Хаджумар.

– Тогда нам с Наташей надо туда, – обняла за плечи девушку Лина. – Вы мне поможете?

– Понравилась? – нетерпеливо спросил Гарсиа у Хаджумара.

– Понравилась, – кивнул головой Мамсуров.

– Я на ней женюсь, вот увидишь, – пригрозил неизвестно кому Гарсиа.

– Верю, – засмеялся Хаджумар.

Гарсиа глубоко вздохнул:

– Наконец-то ты вернулся! Поговорить надо… Я училище закончил, экзамены на отлично сдал. – И вдруг резко закричал: – Но меня никуда не посылают! Никуда! – Он схватил за рукав Хаджумара, просительно заглянул к нему в глаза. – Возьми меня с собой, а? Ты же часто уезжаешь… на Дальний Восток.

Мамсуров попытался перевести разговор на другую тему:

– Соскучился я по тебе, по песням твоим. – Сняв со стены гитару, подал ее Гарсиа.

– Ясно, – с огорчением произнес Гарсиа. – Молчу. – Он перебрал струны, поставил ногу на стул. – Я спою твою любимую. Лорку!

Он играл, а Хаджумар, вытянувшись в кресле, слушал с явным наслаждением и размышлял: «Гарсиа, Гарсиа, как я рад, что ты здесь, рядом… Полюбил я тебя, чертов анархист… Взять тебя на задание? Рано. Тяжело тебе будет. Уж больно ты горяч. А там ведь терпение требуется… Просишься? Любимая спросит – куда? А адреса – нет. В командировку – и все. И биографии – нет. Она появляется через век-другой после смерти разведчика… Так что ты уж не спеши. Огня хватит. Видел, что там творится? Скоро, уже скоро придется менять гитару на автомат».

Гарсиа поднял голову от гитары:

– Камарада полковник, ты во многих странах был – красивее моей Испании видел?

– Соскучился?

– По ночам снится, – огорченно покачал головой Гарсиа и вновь заиграл-запел.

«А мне снится моя Осетия», – сказал себе Хаджумар.

Гарсиа опять посмотрел на него:

– Когда ты исчезаешь на долгие месяцы, я не нахожу себе места… Скажи, ты в Испании больше не бывал?

Да, Гарсиа все-таки еще мальчишка. Знает, что нельзя подобные вопросы задавать, а не выдерживает.

– Я бываю на Дальнем Востоке, – сказал он значимо. – На нашем советском Дальнем Востоке.

Пришел Корзин. Увидели его, когда он уже вошел в комнату и заявил:

– Двери нараспашку – всех принимаете, что ли? Здравствуйте, Гарсиа!

– Здравия желаю, товарищ генерал! – оставив гитару, вытянулся бравым офицером испанец.

– Усвоил устав, – засмеялся Корзин.

Из кухни послышался голос Наташи:

– Гарсик, иди сюда!

– Женщинам без меня не обойтись, – пожал плечами Гарсиа и исчез за дверью.

– Извини за опоздание, – сел напротив Хаджумара Корзин и многозначительно посмотрел на него. – Ждал известий… Хочу посоветоваться.

Мамсуров подождал, но Корзин нерешительно замялся, и тогда Хаджумар пришел ему на помощь:

– Они не… пришли?

– Оттуда вышли – до нас не дошли, – вздохнул Корзин.

– Ясно, – промолвил Хаджумар. – Что же вы предлагаете?

– Я получил задание через час отправить на границу верного человека, который мог бы действовать на месте, судя по обстоятельствам. Мне было сказано коротко и ясно. – И он, подражая, повторил фразу с заметным акцентом: – «В настоящее время осложнения со странами гитлеровского блока весьма нежелательны… Но, с другой стороны, история, человечество нам не простят, если мы оставим в руках фашистов лучших сынов народа…» – Помолчав с минуту, он прямо спросил Хаджумара: – Кого послать? У меня есть несколько кандидатур. Одна из них…

И тут Мамсуров заученно произнес:

– Разведчик после задания два месяца не должен думать ни о чем другом, кроме как о рыбалке да еще – если невмоготу – о футболе. Нервы – вот что надо беречь. Чьи это слова, Иван Петрович?

Корзин гадал, всерьез ли он говорит или шутит. Не уточнив, сказал:

– Я не меняю свои правила, но если нарушаю их, то… А-а, сам понимаешь…

В комнату вошли Лина, Наташа, Гарсиа с тарелками в руках.

– Иван Петрович! Здравствуйте! – искренне обрадовалась ему Лина.

– Здравствуйте, Лина, – поднялся он и, увидев Наташу, развел руками: – А это что за… детский сад?

– Наташа, – представила ее Лина и кивнула на Гарсиа: мол, вот кто ее нашел.

– Будем знакомы, Наташа, – подошел генерал к ней, но Наташа обиженно и гордо подала руку, едва глядя на него. Корзин усмехнулся, потянул воздух: – Как вкусно пахнет!

– У меня к этой закуске что-то есть, – заспешил Гарсиа. – У дверей оставил.

Наташа попросила Лину:

– Научите меня готовить испанские блюда.

– Ой, забалуешь ты своего анархиста, – засмеялась Лина.

– Я научу тебя испанским блюдам. И еще осетинским, – заявил Хаджумар. – Особенно одному – фыдчин называется. Это пирог с мясом. Чудесный вкус… Но – чур! – встречать меня этим блюдом.

Не выдержав, Корзин кивнул ему на балкон:

– Выйдем на минутку…

– У меня отпуск, – засмеялся Хаджумар. – Отпуск! И мы за столом! Эй, Гарсиа, где ты?

Гарсиа появился высоко держа бутылку в руках:

– Амиго! Кальвадос! Настоящий!

Лина как заправская хозяйка протянула руку к столу:

– Прошу всех садиться.

Гарсиа, естественно, никому не доверил разливать кальвадос.

– Я рядом с вами, очаровательная Наташа, – заявил Корзин.

– Попробуйте шашлык, – предложила Лина. – Его жарил сам хозяин дома.

Корзин первым осмелился притронуться к шашлыку, заявив:

– Да он же совсем горелый! – пожевав, печально добавил: – Эх, Хаджумар, на тебя это не похоже.

– Это еще ничего, самые горелые куски виновник на. свою тарелку положил, – сказала, смеясь, Лина.

– Первый тост старшему за столом, – привычно закричал Гарсиа и обернулся к Корзину: – Вам быть тамадой, товарищ генерал!

– Называй меня Иваном Петровичем, – попросил Корзин и поднял рюмку, но не успел ничего провозгласить.

– Иван Петрович! – закричала Лина. – Гарсиа! Наташа! Мы с Хаджумаром желаем вам что-то сказать… Очень важное!.. В воскресенье у нас…

Хаджумар поднялся, обнял Лину: