Текст книги "Грешница и кающаяся. Часть I"
Автор книги: Георг Фюльборн Борн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Нищая графиня довольно рассмеялась. У нее снова было достаточно средств, чтобы забыть в вине мучившие ее воспоминания о прошлой жизни. Она смеялась диким, хриплым смехом. Можно ли было поверить, что эта бездомная в лохмотьях старуха была той прелестной женщиной, которая, весело и заразительно смеясь, позволила императору увлечь себя в благоуханную беседку у фонтана, где пробил час ее гибели.
История этой женщины так странна и печальна, что многие считают ее вымыслом; а между тем эта графиня – не игра фантазии; она жива еще и сейчас, когда я пишу эти строки, и влачит свою старость, погрязнув в пьянстве!
Монах торопился обогнать красавицу монахиню, чтобы прежде нее прийти к месту встречи и скрыть свое присутствие при таинственном разговоре.
Уже было около одиннадцати, когда он достиг Львиного мостика. Едва он успел оглядеться, спустив капюшон, чтобы остыть от скорой ходьбы, как между деревьями показалась темная фигура монахини. Быстрым шагом она подошла к мосту и осмотрела освещенное луной пространство.
Монах Краемус пошел ей навстречу.
– Ах, это ты, благочестивый брат,– сказала она мягким голосом.– Ты долго меня ждал?
– Да, довольно долго; но не беспокойся, у меня нет других дел, кроме поручения к тебе.
– Ради него,однако, ты и приехал из Парижа? Это доказывает важность поручения. Я горю нетерпением узнать о нем. Говори!
Высокий монах приблизился к монахине, с нескрываемым восторгом устремив взор на ее мраморное лицо.
– Адвокат Ренар и господин Эдуард находятся теперь в Париже и молятся в церкви нашего монастыря за свое спасение от погибели и смерти. О благочестивая сестра, небо чудесным образом покровительствует им!
– Ну, а Монте-Веро?
– Замысел рухнул. Адвокат Ренар велел передать, что известный вам Эбергард нанес им решительное поражение и что они едва-едва спасли собственную жизнь. Сила, мужество и хитрость этого человека прямо удивительны!
– Значит, ненавистный мне человек жив! – промолвила, побледнев, монахиня.
– Эбергард? Да. Он преследовал их на море, стрелял по кораблю и оставил в плохонькой лодчонке среди океана.
– Дальше! Говори дальше! – торопила монахиня.– Почему же они не стреляли по кораблю Эбергарда?
– Потому что их силы были неравными. Адвокат Ренар с дочерью и Эдуардом провели четыре дня и четыре ночи среди волн, пока их не подобрал португальский корабль, который следовал в Лиссабон. Оттуда они, после долгих лишений, явились с рекомендательным письмом в наш монастырь и были приняты нами с любовью.
– Боже милостивый, какое горькое известие! – проговорила монахиня с горечью.– А Эбергард в Монте-Веро?
– Нет, благочестивая сестра, он плывет в Германию.
– Значит, все напрасно?! – едва сдерживая гнев, воскликнула монахиня.
– Не сердись на посланного, который исполнил свою обязанность,– проговорил монах,– я с большим удовольствием принес бы тебе более приятное известие. Но и дурную весть следует вовремя сообщить!
– Ты прав, благочестивый брат,– ответила Леона со скрытой насмешкой.– Я постараюсь воспользоваться этим известием.
– Что же передать в ответ адвокату Ренару?
– Скажи, что он услышит обо мне! Достаточно ли у тебя денег, чтобы возвратиться в твой монастырь?
– Благочестивому монаху очень мало надо, почтенная сестра!
– На всякий случай возьми это, чтобы не терпеть нужды,– сказала монахиня, кладя деньги в руки монаха.
– Да благословит Святая Дева аббатису Гейлигштейнского монастыря, прекрасную монахиню, которая скрывает свою красоту под темной рясой, наложив на себя обет целомудрия и отрекшись от света. Твой образ еще долго будет стоять перед глазами бедного Краемуса, смущая его сны дивными видениями. Не суди меня строго, благочестивая сестра, ведь я такой же человек из плоти и крови.
Леона с презрительной улыбкой слушала страстную речь монаха, хотя она и говорила ей, что ее красота еще не утратила своей силы.
– Давно ли ты постригся? – полюбопытствовала она.
– Двенадцать лет назад, благочестивая сестра, но твоя красота не могла не пробудить во мне прежних чувств. Двенадцать лет я не испытывал подобных ощущений.
– Ты дрожишь, благочестивый брат, твои глаза горят, что с тобою?
– Позволь мне уйти… Счастье для меня невозможно! – с отчаянием воскликнул монах, поднося к губам нежную руку монахини и падая перед ней на колени.
– Почем знать, может быть, ты не в последний раз видишь меня! – промолвила Леона с интонацией, которая еще больше возбудила монаха.
– В Париже? Эта мысль будет поддерживать меня! Надежда воскрешает меня! Видеть тебя только раз без этого покрывала, налюбоваться тобою – потом можно и погибнуть!
– Потом хоть всемирный потоп! – подхватила Леона с дьявольской улыбкой.– А теперь уходи!
Краемус все еще сжимал нежные руки монахини, осыпая их горячими поцелуями. Наконец Леона сделала движение, чтобы уйти, и он поднялся с колен.
Он пошел рядом с нею по темной аллее.
– Да сопутствуют тебе святые! – промолвила Леона, когда они дошли до места, где их пути расходились.
– Ты приказываешь – я повинуюсь, благочестивая сестра.
Он направился в сторону королевских ворот, но через несколько шагов остановился, а потом ускорил шаг и расстегнул рясу, чтобы холодный ночной ветер освежил его горячую грудь.
Леона слышала, как монах остановился, но она торопливо продолжала путь, однако слова страстного монаха не шли у нее из головы.
«Все вы рабы ваших страстей! – думала она.– Кто станет уважать вас? Все вы должны лежать у моих ног и безмолвно покоряться моей воле. Только он один составляет исключение. Он, которого я люто ненавижу, который и теперь сумел разрушить мои планы. Но моя душа не успокоится, пока моя ненависть не уничтожит его. Это что за хижина? – Леона внезапно остановилась, увидев домик с открытой дверью.– Это не хижина лесничего; вон он раскладывает дрова, а внутри сидит женщина».
Вдруг лицо Леоны исказилось, словно злой дух шепнул ей что-то. Тихо приблизилась она ко входу, чтобы посмотреть, чем так ревностно занята женщина, черты лица которой трудно было разглядеть при слабом мерцании огня. Вальтер стоял к ней спиной и ничего не видел, а женщина нагнулась к ребенку и, целуя его, старалась закутать в платок.
Леона кралась неслышно. Проницательным взглядом смотрела она на молодую мать. Должно быть, это жена сторожа, решила она.
Однако отчего ее так привлекла эта картина? Зачем она так долго смотрела на этих милых существ? Неужели графиня Леона Понинская, которая без всякого сожаления отдала собственного ребенка, которой были недоступны материнские чувства, растрогалась от увиденного?
О нет! Ее холодный взгляд перечеркнул подобное предположение.
Маргарита, еще слабая и бледная после долгой болезни, с улыбкой смотрела на спящего ребенка. Счастье светилось в ее бесконечно добром взгляде.
Леона, хотевшая было удалиться так же незаметно, как и подошла, вдруг увидела нежное лицо женщины и вошла в хижину. Прошмыгнув в темный угол, где ее не было видно, она позвала глухим голосом:
– Маргарита!
Девушка быстро обернулась.
На лице Леоны мелькнула довольная улыбка.
– Ты меня звал, Вальтер? – спросила Маргарита тихо, боясь разбудить спящего ребенка.
Монахиня вышла из тени на свет.
Несчастная женщина вскрикнула: перед нею стояла невысокая знакомая фигура в коричневой монашеской рясе, слабый свет делал ее появление не только неожиданным, но и страшным.
Вальтер, услышав возглас Маргариты, вбежал в хижину и увидел монахиню.
– Отчего ты испугалась? – серьезно, хотя и. благосклонно, спросила Леона.– Разве ты не знаешь, что означает одеяние, которое я ношу, разве оно так страшно, что ты дрожишь?
– Монахиня! – прошептала Маргарита.
– Может быть, вы сбились с пути? – спросил Вальтер.– В таком случае я провожу вас.
– Нет, не это заставило меня остановиться здесь,– ответила Леона.– Я увидела тебя, молодую девушку, в жилище сторожа, и почувствовала беспокойство, заботишься ли ты о спасении своей души. Вы здесь живете уединенно, я вижу ребенка, это твой ребенок, я это знаю – видела, с какой любовью ты его целовала и убаюкивала!
Маргарита не могла вымолвить ни слова, она чувствовала, как ее лицо покрывается краской, а слезы подступают к горлу.
Вальтер счел своим долгом ответить монахине:
– Если бы вы пришли через полчаса, то увидели бы, что я сплю не в хижине, а там, под деревом, тогда как Маргарита и ребенок остаются здесь!
– О, он так добр, благочестивая женщина, он стережет, защищает и печется о нас! Я была очень больна, и этот дорогой друг день и ночь проводил у моей постели! – быстро лепетала Маргарита.
– Ты еще очень слаба на вид, бедная девочка, а в этой сырой, старой хижине тебе никогда не выздороветь. Я желала бы взять тебя с собой; я благочестивая сестра и с радостью уступлю тебе свою келью,– говорила Леона мягким, нежным голосом, протягивая руку Маргарите.
Ласковые слова монахини вселили в Вальтера беспокойство, а Маргарита почувствовала невыразимый страх, когда благочестивая сестра пожимала ей руку.
– Оставьте ее здесь, ей теперь лучше,– сказал лесничий.
– Да-да, оставьте меня здесь, я себя совсем хорошо чувствую. Лесной воздух мне на пользу!
– Я не имею права оставить тебя в хижине лесничего! При всей его доброте и заботе о тебе здесь твоя душа не получит спасения. Поверь моим словам и пойдем со мной!
– Маргарита, оставайся здесь! – сказал Вальтер решительно.– Если она после выздоровления захочет переменить убежище, я не стану ей препятствовать. Спроси ее сама, благочестивая сестра, и пусть Маргарита решит!
– Вы уже слышали мой ответ; благодарю вас за ваше предложение и за вашу заботу обо мне, но я не могу поступить иначе!
– Так ты уже подверглась порче, безумная! -воскликнула монахиня; в ее словах слышалась явная угроза, обнаружившая злые намерения Леоны. Маргарита с испугом отступила к спящему ребенку.
– Ты та безродная девушка, что воспитывалась в семействе Фукс…
– Вы знаете это? Да кто же вы? – дрожа, спросила Маргарита.
– Вы можете знать и говорить, что угодно,– вмешался Вальтер,– но Маргарита останется здесь. Если вы, благочестивая женщина, только и способны угрожать бедствиями, то нам гораздо приятнее будет видеть вас уходящей, чем приходящей. Нехорошо заставлять дрожать и бояться больную женщину, кем бы вы ни были!
С этими словами Вальтер двинулся на женщину так, что она отступила за порог. Он захлопнул за собой дверь и встал в темноте перед монахиней, которая не ожидала такой твердости.
Леона поняла, что силой здесь ничего не возьмешь, а того, что она узнала, было достаточно, чтобы раньше, чем молодые люди начнут подозревать, употребить свое могущество и захватить отыскавшуюся девушку, которую она ненавидела и боялась и которую хотела использовать в своих планах.
Сердце графини Понинской было темным лабиринтом, она знала только одну цель – господствовать над миром посредством несметных богатств Эбергарда и могущества страстей.
Она бросила злобный взгляд на Вальтера, который спокойно и твердо смотрел ей в лицо, и скрылась в густой чаще.
XXXV. ПЕРЕД ВОСПИТАТЕЛЬНЫМ ДОМОМ
Князь Монте-Веро возвратился в Германию. Ловко задуманный обман, в котором принимали участие Фукс, Черная Эсфирь и Рыжий Эде, занимал не только придворных, но и все слои общества. Старались доискаться, каким образом преступникам удалось завладеть официальными бумагами, но Фукса и компанию не разыскивали, так как Эбергард уверял, что мошенники погибли в море. Вообще дознаться правды было очень трудно – чиновников было много, и узнать, кто из них подделал подпись и злоупотребил официальной печатью, оказалось почти невозможно.
Только одно обстоятельство было достоверно известно: в преступном замысле участвовал один почтамтский чиновник, который исчез сразу же после отъезда Монте-Веро. Полагали, что он бежал в Англию.
На князя Монте-Веро, новый титул которого был подтвержден королем, гнетущее действие оказывала атмосфера дворца.
Уже перед самым отъездом он заметил, что двор переменил свое отношение к нему, королева просто избегала его общества. При дворе явно происходили решительные перемены.
Многочисленное дворянство многолюдной столицы безнаказанно удовлетворяло свои прихоти, восстанавливая против себя народ. Росла нищета. Недовольство людей стало принимать угрожающие размеры, когда правительство, поддавшись реакции, стало разгонять собрания и обнаружились клерикальные тенденции.
К тому же появились демагоги, которые старались увеличить брожение умов, разжигали страсти и в конечном счете стремились встать во главе народных масс, завладев их доверием.
Один из таких мнимых пророков, толстый белокурый мужчина в неряшливом платье, с остекляневшими пьяными глазами, всеми силами старался сделаться предводителем. Он собирал тайные народные сходки, произносил речи, слушая которые, всякий беспристрастный наблюдатель сказал бы, что этот человек подкуплен теми, кто хотел вызвать в народе возмущение, чтобы иметь основание усмирить его пушками.
Эбергарда все это очень заботило. Правда, ему удалось несколько успокоить бурю, но все-таки оставались беспокойные умы, которые будоражили народ. К их числу принадлежал литератор Фельд и его товарищи, которые по собственной вине, в результате распутной жизни, дошли до такой нищеты, что подчас не имели своего очага и жили за счет добродушных и доверчивых рабочих.
Князь Монте-Веро понял, что корень зла кроется в высших сферах, что корень этот пустил ростки очень глубоко и быстро разрастается. Атмосфера дворца была для него невыносима, аудиенция у короля еще больше убедила его в том, что его враги при дворе становятся ему поперек дороги, навлекают на него подозрения и стараются вытеснить его. Но совесть Монте-Веро была так чиста, и душа так переполнена стремлением осуществить завещание своего приемного отца, что он спокойно взирал на козни и происки врагов.
Монте-Веро сознавал, что он всегда стоял за добро и преследовал зло, и этого сознания ему было достаточно, чтобы успокоить свою совесть.
Благороднейший человек своего времени, правдивый, кроткий, беспристрастный, любящий, высокий в своих устремлениях и чувствах, он решился ждать, когда враги сами выдадут себя. Он замечал перемену и в короле, чувствовал его холодность и потому решил возвратиться в свой дворец на улице Мареталь. Там вместе с Ульрихом, Вильденбруком, Юстусом и доктором Вильгельми он неутомимо занимался благоденствием народа, расширением его образования. Он часто засиживался до поздней ночи над планами создания новых предприятий, где десятки тысяч людей могли бы получить работу. Вместе с друзьями он разыскивал жилища бедняков, помогал больным, семьям, где были дети. Потеряв единственное дитя, он хотел видеть счастливыми других.
Но вся его щедрость не могла в корне исправить бедственное положение народа. Тем более что всякий тратил больше, чем мог, и требовал больше наслаждений, чем ему позволяли средства. Всякий старался казаться значимей, чем был на самом деле, и роскошничал не по средствам. Женщины не желали носить ситец и нанку, солидные торговцы гонялись за счастьем, играя в азартные игры. Лотереи сделались главной забавой общества. Бедняги несли последний грош ради обманчивой надежды вдруг сорвать большой куш.
Полиция ежедневно сталкивалась с детоубийствами. Грабежи, разбои, обманы все учащались, и вместе с тем открывались новые кабаки, блестящие концертные залы, проводились танцевальные вечера, где процветал прикрытый блеском порок.
Мы уже видели переполненный народом цирк, людей прельщало жестокое представление, печальный конец которого нам уже известен
Маргарита осталась жива, но после тяжелой борьбы со смертью окончательно выздоровела только благодаря заботе Вальтера.
Раны, нанесенные львом, оказались неопасными, и Маргарита поправилась бы быстро, если бы не жестокая лихорадка, которая сильно усложнила болезнь. Вальтер все жалованье тратил на лекарства. Уходя в аптеку, он запирал Маргариту с ребенком на ключ и бежал всю дорогу, чтобы как можно скорее возвратиться к больной, которая бредила и металась на постели. Когда деньги кончились, пришлось продать кое-какие вещи.
Дни и ночи проводил юноша у постели любимой женщины, он готов был отдать собственную жизнь, если бы это могло помочь ей.
И вот однажды, когда он шептал у ее изголовья, Маргарита умолкла. Вальтер оцепенел: девушка, о которой он мечтал в дни юности и которой был предан всей душой, лежала бездыханной.
В отчаянье он прильнул к ее ногам.
– Бесценная моя, ты меня никогда не любила,– говорил он сквозь рыдания.– Ты никогда не относилась ко мне так, как я относился к тебе. Ты не могла любить меня, я не стоил того, но я только раз рассердился на тебя за это, уж очень мне было горько! Прости меня, дорогая. Я тебя очень люблю! Я был счастлив и тем, что мог быть полезен тебе. Когда лишен всего, доволен и немногим. Я был счастлив видеть тебя рядом, даже не имея надежды назвать тебя своей! Я еще больше полюбил тебя и простил от чистого сердца, когда ты явилась ко мне с ребенком на руках. Это было тяжело и больно, но с Божьей помощью я не пришел в отчаяние. Когда я увидел тебя такой несчастной, оставленной всеми, когда услышал твой нежный голос, моя душа наполнилась неизъяснимой любовью к тебе. Ты умерла, но оставила мне ребенка, твое сокровище и твою радость; не бойся, я клянусь перед тобой всеми святыми, что твой ребенок не испытает нужды и не будет брошен на произвол судьбы, как это сделали с тобой. Ты меня слышишь, Маргарита?…
Вальтер в отчаянье схватил руку девушки и поднес к губам. Вдруг ему показалось, что он слышит слабое дыхание. Сердце юноши забилось; он склонился над лицом Маргариты… Она дышала тихо и ровно. Вальтер осторожно отошел от постели, он понял, что она спала. Он принял сон за смерть и кризис за предсмертную борьбу. Маргарита спала крепко и спокойно. Вальтер упал на колени. Он молился страстно, искренне, благодарил Бога за то, что он оставил в живых любимую им женщину.
Маргарита постепенно поправлялась. Вальтер уступил ей с ребенком хижину, а сам ночевал рядом, под двумя деревьями. Зимой он рассчитывал перевести Маргариту в город, к знакомым, бедным, но добрым людям.
В одну из таких спокойных и мирных ночей и явилась Леона. Когда ее фигура растворилась во тьме леса, испуганная Маргарита почувствовала, что с ней непременно случится какое-то несчастье. Сердце ее замирало при одном воспоминании о мстительных глазах монахини, и хотя Вальтер старался ее успокоить, но и он сам предчувствовал беду, хотя и не знал, откуда она угрожает.
Они долго обсуждали, что же предпринять, потому что оба были уверены, что монахиня, не медля, исполнит свою угрозу.
– Сердце подсказывает мне,– говорила Маргарита,– что она замышляет что-то против меня и ребенка. Какая бы участь меня ни постигла, я все перенесу, но дитя я должна спасти от нее. Время дорого. Я не имею права медлить, я должна поскорей бежать отсюда, искать убежище где-то в другом месте.
– Останься здесь, Маргарита, я буду защищать тебя и ребенка, пока жив,– просил Вальтер.– Я никому не дам коснуться тебя и малютки!
– Вальтер, я не могу иначе. Мне кажется, завтра же над нами разразится гроза!
– Ну что же, тогда делай, как тебе подсказывает сердце.
– Ты так добр, Вальтер. Ты столько сделал для меня, хотя я этого не стою. Было бы ужасно, если бы мне пришлось с тобой расстаться. Как ты можешь думать, что я покину тебя, тебя, который для меня жертвовал всем.
– У меня есть руки, и я ничего не боюсь.
– Не думай, голубчик, что я неблагодарна,– умоляла Маргарита со слезами на глазах.– Я только укрою ребенка, а потом возвращусь к тебе.
– Но куда, кому ты его отдашь? Я вижу, ты права, но не могу придумать, куда его отдать.
– Предоставь это мне, завтра рано утром я пойду искать убежище. Материнское сердце подскажет мне.
Вальтер больше не возражал.
Как только свет показался между густыми деревьями, Маргарита покинула хижину. Она не знала, куда идти с ребенком, у нее не было ни души, кому она могла бы его доверить, но она должна была во что бы то ни стало удалить его от опасности, которую она предчувствовала.
Уже рассвело, когда Маргарита подошла к столице.
Несчастная мать остановилась в отчаянии. Люди проходили мимо, не обращая на нее внимания. Все куда-то спешили, а она в оцепенении смотрела им вслед. Если бы у нее были средства, она могла бы вознаградить за услугу, но ведь у нее не было ничего, кроме жизни и любви. И где бы она нашла человека, который за любовь пожертвовал бы чем-нибудь? Где бы она нашла человека, который взял бы ребенка из сострадания? О вы, матери, которых Бог наградил счастьем самим воспитывать своих детей, вы, которые любуетесь своими здоровыми и веселыми малышами, войдите в положение несчастной Маргариты и не осуждайте молодую мать, которая так жестоко наказана за свое увлечение.
Вдруг отчаянная мысль озарила ее лицо. Нужда делает людей изобретательными, и зачастую девушка с твердой волей находит выход из положения, о котором никогда не догадается человек в благоденствии.
В первую минуту Маргарита содрогнулась при мысли о спасении такой ценой, потом сказала себе, что хотя она теряет материнские права, но в воспитательном доме ребенку будет лучше. Когда же она представила себе, что ребенок ее будет отдан в чужие руки, в которых она не была уверена, сердце ее облилось кровью. Но ведь в воспитательном доме, думала она, благочестивые сестры, они с одинаковой заботой принимают всякого ребенка, какого им принесут. К тому же несчастная вспомнила, что у ее малыша есть пять родимых пятнышек, по которым она всегда сможет его отыскать.
Маргарита поспешила к воспитательному дому. Но чем ближе она подходила, тем походка ее становилась медленнее. Стыд, страх и ужас охватили несчастную. Ей казалось, что каждый прохожий угадывал ее намерение, смотрел на нее с презрением, как бы говоря: «Смотрите, она несет своего ребенка в воспитательный дом!» И все же, превозмогая себя, она шла дальше. Уже приблизившись к воспитательному дому, она обратила внимание на высокую стену напротив. Это была ограда столичной тюрьмы.
Нижние окна воспитательного дома были настолько высоки, что под ними можно было смело пройти незамеченной (тем более, что на противоположной стороне глухая стена) и положить ребенка в корзинку.
– Пресвятая Богородица! – шептала несчастная женщина, вынимая ребенка из платка и прижимая к губам.– Будь покровительницей моему маленькому! Будь ему матерью, защити его от всякого зла, ты ведь знаешь, что я погибла навсегда! А ты, милый ангел, ты, невинное создание, дай Бог тебе лучшей участи, чем та, что выпала на долю твоей матери! Не проклинай ее, когда ты будешь среди чужих, когда будешь чувствовать, что ты сирота. Да пошлет тебе Божья Матерь силы, чтобы оставаться всегда доброй, как Она дает ее мне пережить этот час!
Маргарита подошла к двери. Маленькая корзина была пуста. Еще минута – и ее ребенок будет лежать там, быть может, навсегда погибший для нее, брошенный, преданный! Она со страхом смотрела на роковую корзину, покачивающуюся, когда в нее клали маленькую ношу и дергали за колокольчик у двери. Корзина казалась ей могилой, в которую она опускала навеки своего ребенка. Лицо ее исказилось. Но ведь в воспитательном доме были сестры милосердия, благочестивые сестры, отрекшиеся от света, чтобы посвятить себя заботам о ближних,– успокаивала себя Маргарита. Ведь столько детей находят себе там приют!
Вдруг, остановившись в нерешительности, она вспомнила о монахине и решительно положила ребенка в корзину. Никого не было вокруг… Никто ее не видел… Все кончено!… Она отвернулась: слезы заволокли ее голубые глаза. Маргарита закрыла лицо руками, потом с отчаянием посмотрела на небо, еще раз поцеловала свою милую девочку и дернула за звонок. Колокольчик весело зазвенел, но для бедной матери это был погребальный звон.
