Текст книги "Грешница и кающаяся. Часть I"
Автор книги: Георг Фюльборн Борн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
XXXI. ОХОТА НА МОРЕ
Можно представить удивление двора в Рио-де-Жанейро, когда стало известно, что граф Монте-Веро жив и невредим.
Император принял Эбергарда и отдал приказ найти мошенников, учинивших столь наглый разбой.
Позволит ли мне ваше величество,– сказал Эбергард,– обеспокоить вас просьбой?
– Нам будет очень приятно хоть чем-нибудь услужить вам, дорогой граф фон Монте-Веро,– взволнованно проговорил Педру.– Горесть, испытанная нами, перешла в радость, так как мы вас любим как брата. Говорите!
– Вы весьма милостивы, ваше величество. Но я прошу позволения самому преследовать и наказать разбойников,– спокойно сказал граф.
– Нам известна ваша справедливость, и потому мы передаем нашу власть в ваши дружеские руки. Делайте все, что найдете необходимым, но не лишайте нас слишком скоро вашего дорогого для нас присутствия. Скоро ли мы увидим вас окончательно поселившимся в наших странах?
– Мои обязанности заставляют меня возвратиться в Германию, как только я покончу с разбойниками, ваше величество. У меня там еще не окончены многие дела.
– Слава о ваших делах дошла и до нас, господин граф, вы и там приносите пользу человечеству, и мы счастливы тем, что можем называть вас своим другом! Но мы бы желали как-то ознаменовать эту радостную встречу, чтобы расстаться с вами с сознанием, что оказали вам все почести, которые в руках правителя служат выражением любви и уважения, чего вы в высшей степени достойны, граф Монте-Веро! За то, что вы не только в своих владениях, но и повсюду, где появляетесь, сеете добро, мы возводим вас в княжеское достоинство. Ваше графство с сегодняшнего дня становится наследственным княжеством Монте-Веро. Канцлер немедленно исполнит необходимые формальности. Мы счастливы, что первыми поздравляем вас и желаем вам полного благоденствия, князь Монте-Веро.
Эбергард, растроганный, преклонил колена и пожал протянутую ему императором руку.
– Я благодарен вам за все, ваше величество,– проговорил Эбергард, когда император поднимал его с колен.– Вы оказываете мне слишком великую честь. Сердце мое чувствует вашу доброту и благодарит вас, государь, лучше слов! Но в моей жизни есть многое, что делает слишком тяжелой пожалованную вами корону.
– Горделивая скромность заставляет вас искать доводы, которые мы не можем принять. Князь Монте-Веро, мы были счастливы доверием, которое вы нам оказывали, мы знаем всю вашу прошлую жизнь. Не лишайте нас удовольствия выказать вам нашу любовь и уважение!
– Я не в силах далее возражать, ваше величество; мне остается только сделаться достойным такой милости.
Поцеловав Эбергарда, император удалился. Происшествия последней недели потрясли его более, чем полагал Монте-Веро: даруя ему одному во всей стране княжеское достоинство, император желал тем самым заплатить двойной долг. Его сильно беспокоила мысль о Корнелии Ренар.
В отдаленной зале дворца было прохладно; занавеси на окнах защищали от солнечного света.
Усевшись в кресло и подперев голову рукою, император погрузился в тяжелые раздумья. Только равномерное движение маятника нарушало тишину.
Вдруг портьера у двери откинулась и смуглая Эсфирь быстро вошла в комнату. Она казалась очень расстроенной, глаза ее блестели, лицо было бледно, волосы распущены. Она протянула руки, точно издали еще хотела просить о милости.
Педру обернулся и с удивлением узнал Корнелию Ренар.
Эсфирь уже стояла на коленях перед императором. Он встал с места, не находя, что сказать.
– Будьте милостивы, государь… Я невинна – ах, моего отца так жестоко обманули!
– Однако он убежал с ложным графом и принимал участие в убийстве и грабеже.
– Это невозможно! – воскликнула Эсфирь, закрывая лицо руками.
– Не сомневайтесь больше, донна Корнелия, ваш отец – соучастник преступления!
– Это ужасно! Лучше смерть, чем такой позор!
– Ваш отец знал об обмане, но, разумеется, не посвящал вас в свои тайны!
– Он был тоже обманут незнакомцем, который представился нам в нашем доме как граф Монте-Веро. Отец не мог быть замешан в этом деле! Сердце дочери не может допустить этой мысли! Верьте мне, ваше величество, он не виновен, он обманут!
– Я жалею вас от души, Корнелия: вы страдаете без вины!
– Я близка к сумасшествию, ваше величество!
– Успокойтесь, не будьте опрометчивы! Разве брат виновен в грехах брата, а дочь – в злодеяниях отца?
– Я пришла сюда, ваше величество, чтобы проститься с вами и поблагодарить за милости, которые вы мне оказали. Несчастная Корнелия возвратится опять в Европу, где у нее есть далекие родственники, к которым она пойдет просить приюта. У несчастной Корнелии есть только одно желание, только одна последняя просьба: не откажите в ней женщине, которая в отчаянии и которая может дойти до самоубийства, не будучи в силах перенести позор.
– Говорите, донна Корнелия!
– Прикажите, ваше величество, не преследовать моего отца, который и без того страдает от угрызений совести; избавьте меня от стыда и мучений, которые я не в состоянии буду переносить! – произнесла Эсфирь взволнованно.
– Очень сожалею, но я уже не в состоянии исполнить вашу просьбу, бедная девушка. Князь Монте-Веро уже получил позволение преследовать и наказать ложного графа и вашего отца.
– Значит, они пропали, и я вместе с ними! Вы меня больше никогда не увидите, ваше величество, никто не должен знать, где покончила с жизнью дочь несчастного, никто не должен больше ее видеть! – Эсфирь в отчаянии заметалась по комнате.
– Да утешит тебя Святая Дева, бедное, прекрасное создание! – проговорил Педру. Ему тяжело было расстаться с нею, но и невозможно было дольше удерживать ее в Рио-де-Жанейро.
– Донна Корнелия,– сказал император,– возвращайтесь в Европу к вашим родственникам, но мне бы хотелось быть уверенным, что вас дорогой никто не обидит. У вас здесь нет никого, кто бы мог защитить вас и помочь вам, поэтому извините мой нескромный вопрос: достаточно ли у вас денег? Вы не отвечаете, вы закрываете свое прекрасное лицо… подождите минуту…
Дон Педру подошел к столу, взял перо и написал на листе бумаги значительную сумму.
– Передайте эту записку казначею, а теперь желаю вам всего хорошего!
– Мой государь! – подавленно проговорила Эсфирь.– Воспоминание о ваших милостях будет вечно сопровождать меня и придавать мне сил! – Она взяла бумагу и быстро вышла из кабинета.
Дон Педру смотрел ей вслед с тяжелым чувством – хитрая интриганка ловко сумела обойти доверчивого императора.
Закутавшись в темную тальму, Эсфирь быстрым шагом направилась в казначейство. «Следует поскорее уехать отсюда,– думала Эсфирь.– Было бы безрассудством поджидать Фукса и Рыжего Эде. Розыск и наказание разбойников поручено Монте-Веро, от которого они могли бы спастись, только убив его».
Но сила и могущество графа отнимали у нее всякую надежду на их спасение. Эсфирь решила довольствоваться деньгами – Дон Педру подарил ей около пяти тысяч талеров – и в тот же вечер уехала с первым отходящим кораблем.
Возвратимся теперь к Эбергарду, который, оставив императорский замок, торопился в свой дворец у французских ворот. Это была прелестная вилла. Простая и уютная, она напоминала швейцарские шале и стояла посреди великолепного парка в окружении тенистых пальм. Изящные беседки виднелись среди зелени, яркие птицы покачивались на ветках, обезьяны прыгали и играли в проволочных домиках.
Эбергард с особым почтением был встречен своими преданными слугами. Известие о получении им княжеского титула быстро разлетелось по городу и дошло и сюда, так что ему пришлось принимать поздравления со всех сторон.
Князь Монте-Веро тотчас поручил управляющему Шенфельду, сопровождавшему его в плавании, преследовать разбойников. Сам же он хотел на следующий день поехать в свое поместье, чтобы до отъезда на родину успокоить поселенцев своим появлением. Хотя разбойники разыскивались государственными сыщиками, он со своей стороны хотел отрядить людей в помощь им.
Когда многочисленные визиты грандов и прочих вельмож страны окончились и совсем уже стемнело, к его комнате подошел штурман Мартин и попросил Сандока доложить о нем. Но Эбергард сам вышел ему навстречу, радушно протягивая руку.
– Входи, Мартин! Судя по выражению твоего лица, у тебя важная новость!
– Очень важная, князь,– кормчий притворил за собой дверь.
– Называй меня по-прежнему, Мартин. Ты же знаешь, я не люблю титулов. Для тебя я был и останусь господином Эбергардом! Давай присядем, а Сандок зажжет нам свечи.
– Как пожелаете, господин Эбергард.– Мартин присел на стоявший поблизости стул.– На самом деле это были Фукс с сообщником.
– Я так и думал, судя по рассказу Шенфельда. Откуда ты это узнал?
– Я его только что видел на берегу. Он меня не заметил, я же его отлично разглядел.
– Значит, он в Рио?
– Только что приехал, господин Эбергард. Он говорил с негром, который, без сомнения, и есть тот мошенник.
– Марцеллино! Значит, этот черный тоже принадлежит к шайке? Отчего ты не схватил их?
– Тогда бы господин Эбергард не увидел ни меня, ни Фукса.
– Ну, рассказывай!
– Час назад я оставил «Германию», украшенную тридцатью флагами в честь сегодняшнего торжества, чтобы явиться сюда. Я подходил уже к улице Иеро-нима, как вдруг заметил трех мужчин, которые свернули к трактиру на берегу. Негр показался мне знакомым. С ним были двое белых. Я осторожно пошел за ним, стараясь остаться незамеченным. На террасе у трактира было темно, так что я мог усесться там со своею кружкой пива. И тут я узнал негра, а в одном из белых – Фукса, второй был мне незнаком. Видно, именно он выдал себя за сына господина Эбергарда, и тут я понял, что это один из тех мазуриков, которых мы видели в трактире «Белый Медведь». Я не упустил бы их, если бы был не один. С тремя мошенниками я бы еще справился, напади на них врасплох, но к ним подошли еще двое. Как я после понял, один из них был капитаном невольничьей шхуны, а другой кем-то вроде штурмана. Фукс о чем-то с ними условился, и мне казалось, что речь шла о бегстве.
– Ты давно вышел из трактира? – нетерпеливо спросил Эбергард.
– Еще часу не прошло. Молодцы эти говорили очень тихо, к тому же Фукс говорил на ломаном португальском. Наконец они, по-видимому, сговорились и, заплатив хозяину за водку и вино, вышли из трактира.
– Ты не пошел за ними?
– Разумеется, пошел! Как я мог оставить без присмотра этих проклятых мошенников! Я следил за ними на расстоянии двадцати или тридцати шагов. Они подошли к берегу, и, насколько я смог разглядеть впотьмах, там к их обществу присоединилась еще и женщина.
– Это, должно быть, была невеста ложного графа, о которой рассказывал Шенфельд.
– Я не мог ее узнать, она была закутана в темную тальму, но она явно принадлежит к их шайке. Недалеко от берега стоял неказистый невольничий корабль, легкая шхуна, какими пользуются торговцы, чтобы уходить от преследования. Такая шхуна идет при попутном ветре быстрее парохода. Ее-то и нанял Фукс. Мне показалось, что они произнесли слово «Нью-Йорк».
– Значит, они уже отправились?
– В это время подъехали шесть крытых карет, и шхуна на свист капитана приблизилась к берегу.
– Но как же выйдут они из гавани, не заявив прежде об этом?
– Бьюсь об заклад, они ночью выйдут в море!
– Но Мартин, ведь это невозможно!
– Для этой шхуны все возможно, господин Эбергард. В ней так много темных закутков на палубе, что никакой таможенник не заподозрит там пассажиров.
Эбергард встал.
– Плохое дело,– сказал он.– Но мошенники не уйдут от меня!
– Им потребуется не менее четырех дней, чтобы достигнуть Нью-Йорка, и нам не больше.
– Их корабль, вероятно, будет держаться берега.– Эбергард в беспокойстве ходил по комнате.
– У «Германии» тоже ход неглубок, так что мы спокойно пойдем за ними.
– Этот Фукс, который уже однажды находился в моих руках и которого я тогда выпустил с строгим предостережением, теперь не уйдет от меня. Его следует обезвредить. Еще тогда я поклялся ему, что если только он еще раз станет мне поперек дороги, пусть прощается с жизнью. Я избавлю общество от него не из личной мести, а за то, что он неисправимый разбойник. Мы должны догнать шхуну во что бы то ни стало. Вели затопить машину, Мартин, через несколько часов я буду на «Германии»; мы должны выйти вслед за негодяями этой же ночью.
В это время раздался сигнальный выстрел.
– Черт возьми! – воскликнул Мартин.– Теперь мы не можем выйти раньше утра. Если шхуна успела выйти до выстрела, она будет на двенадцать часов впереди нас. Да еще при попутном юго-западном ветре.
– Тем не менее мы должны выйти как можно раньше; ветер, попутный для шхуны, надует и наши паруса! Пока ты сделаешь нужные приготовления, я напишу письмо Шенфельду, так как мне самому уже не придется отправиться в Монте-Веро. Торопись, Мартин, вскоре я буду на пароходе.
Попрощавшись, кормчий быстрым шагом вышел из комнаты.
Князь Монте-Веро принялся за письмо к управляющему. Когда он окончил его, настала полночь. Он переговорил с вестовым, который должен был отвезти депеши в Монте-Веро, и в сопровождении Сандока направился к гавани.
На «Германии» все уже было готово к отплытию.
Поднявшись по трапу, Эбергард поздоровался с матросами. Это были здоровые, широкоплечие молодые парни, в белых рубашках с синими воротниками, в синих куртках, таких же панталонах и широкополых шляпах, которые они, здороваясь, сняли. На лентах шляп золотыми буквами было написано название парохода и имя Монте-Веро.
Подняли трап, но машинист еще не получил приказ отчаливать.
– Ребята! – обратился Эбергард к матросам.– Нам предстоит погоня. Мы должны догнать корабль, отправившийся в Нью-Йорк на двенадцать часов раньше нас; тот, кто первым увидит шхуну с темными парусами, получит сто долларов. Если мы догоним корабль и захватим его добром или силою, то каждый получит по сто унций золота, а теперь – вперед!
Довольные возгласы были ответом князю, если бы он и не обещал матросам награды, то и тогда их преданность не уменьшилась бы.
– Вперед! – скомандовал князь Монте-Веро. Колеса начали медленно вращаться, вода запенилась, и пароход двинулся.
Еще до утра судно достигло острова Виллегеньонь, где через несколько часов послышался выстрел, извещавший об открытии гавани. «Германия» обошла бухту и прошла мимо острова Лаге. Восход солнца застал корабль уже в открытом море; свежий ветер поднял паруса, и красавец-корабль как птица полетел по багряным волнам.
Прошел день, а следов шхуны никто не заметил. Эбергард стал уже подумывать, не взяла ли она другой курс. Мартин же уверял, что они еще не могут видеть шхуну. К тому же вечером небо заволокло тучами, что мешало наблюдению. Князь приказал зарядить все шесть пушек и держать фитиль наготове, зная, что невольничьи корабли обычно первыми стреляют по судам, которые кажутся им подозрительными. Свободные от вахты матросы разместились на мачтах. Сандок взобрался на самую высокую. Но шхуны не было видно.
Под утро ветер сменил направление. Теперь «Гер-мания» получила преимущество – корабль неприятеля не мог идти против ветра.
В полдень зоркий глаз Сандока завидел на горизонте черную точку, которая казалась совсем неподвижной.
– Шхуна! Шхуна по курсу! – радостно закричал он.
На палубе поднялось движение. Эбергард направил подзорную трубу в направлении, которое указывал негр, и действительно увидел корабль, на котором убирали паруса.
– Судя по всему, это должна быть шхуна, нанятая Фуксом,– заключил он.
Сандок получил обещанную награду. Он продолжал зорко следить за неприятельским кораблем и вскоре сообщил, что на шхуне их, видимо, заметили, так как там поднялось сильное движение. Тут подул западный ветер, и матросы на шхуне распустили часть парусов. Мартин, взглянул на компас, заключил, что неприятель больше не держит путь в Нью-Йорк, в свернул на северо-восток.
– Они делают все, только бы убежать от нас,– сказал Эбергард, наблюдавший за действиями шхуны в подзорную трубу.
– Эти мошенники не удерут от нас, даже если мне придется догонять их вплавь,– зло проговорил Мартин, держась за руль и следя за тем, чтобы не сойти с курса, которого держался неприятель.
К вечеру «Германия» заметно нагнала шхуну. На пароходе царила радость. Эбергард велел подать всем по двойной чарке вина. Неожиданно прорезавшаяся сквозь тучи луна позволила увидеть, что неприятельское судно уже настолько близко, что до нее могут долететь слова, сказанные в рупор.
– Еще немного – и мы догоним эту ореховую скорлупу,– сказал Мартин.
– Возьми правее! – приказал Эбергард и поднес к лицу рупор.– Капитан! – закричал он.– Есть ли у вас на корабле двое немцев?
– Нет, наш корабль не принимает пассажиров, я плыву для закупки товара на рынок в Рио! – послышалось со шхуны.
– А почему вы изменили курс?
– Я не обязан отчитываться перед вами. И вообще, почему вы нас преследуете? Ведь вы тоже изменили курс!
– Потому что я хочу вас задержать! И если вы не исполните мое требование, я заговорю с вами другим языком!
– Вы мне грозите своими пушками? Но берегитесь, если оторвете от моей шхуны хоть щепочку! Кто вы такой?
– Князь Монте-Веро. Я преследую двух немецких разбойников! Отдайте мне их! В противном случае я открою огонь.
Со шхуны послышалась сильная брань.
– Я в последний раз требую выдать мне беглых разбойников. Жду ответа!
– Сейчас получите ответ! – послышалось со шхуны.
Через несколько минут блеснул фитиль, раздался выстрел, и ядро просвистело мимо «Германии» и с шумом упало в воду.
– Огонь! – спокойно скомандовал Эбергард.– Сбейте им мачту.
Едва раздался приказ, как выстрелили три пушки правой стороны. Сильный треск доказал, что ядро попало в цель.
– Ого! – обрадовался Мартин.– Одной мачты как не бывало.
Эбергард увидел в подзорную трубу, что матросы с криками хлопочут возле сломанной мачты – своей тяжестью она накренила корабль, так что всем находившимся пришлось перейти на поднявшийся борт. Среди команды выделялись двое, которые, судя по одежде, не были матросами, а также негр и женщина со сложенными на груди руками.
Сомневаться не приходилось, и прежде чем отдать приказ стрелять снова, Эбергард хотел попробовать, не удастся ли получить разбойников без дальнейшей борьбы. Он еще раз спросил, не желает ли капитан теперь выдать ему тех, кого он требовал.
Но негодяи, вероятно, увеличили плату капитану. Сломанную мачту выбросили за борт, и снова раздался выстрел. На этот раз ядро задело корму «Германии», которая в эту минуту меняла курс.
– Не желаете покончить добром – так получайте! Огонь!
Пушки выстрелили, и пороховой дым скрыл пароход, сделав невозможными дальнейшие наблюдения, тем более что луна снова скрылась за тучами.
– Похоже, ядра попали в цель,– заметил Мартин,– по-моему, господин Эбергард, нужно идти на абордаж.
Во тьме ничего не было видно, и даже Сандок закричал, что он больше не видит шхуну. Можно было предположить, что она пошла ко дну, но Эбергард сомневался в этом. Ему казалось более вероятным, что неприятель, поняв, что борьба ему не по силам, воспользовался темнотой и пустился в бегство. Князь приказал направить пароход туда, где находилась прежде шхуна, а матросам – вооружаться. Команда быстро разобрала остро отточенные тесаки и ружья, Эбергард и Мартин взяли по пистолету, а Сандок засунул за пояс кинжал.
Было так темно, что и за десять шагов ничего нельзя было разглядеть, поэтому на мачте повесили красный фонарь, как это предписывали морские законы. Но неприятельский корабль имел преимущество, которым пользуется каждый мошенник перед честным человеком: он не подчинялся законам, надеясь на счастливую случайность, которая очень часто сопутствует ему.
Эбергард особенно внимательно следил за маневром своего судна, так как каждую минуту могло произойти столкновение со шхуной, хотя более вероятным было, что она уже успела далеко удрать. Но один из матросов закричал, что видит шхуну недалеко от носа «Германии».
– Вот! Вот этот проклятый пароход! Черт вас побери! Вы еще предстанете перед морским судом за то, что испортили наш корабль, мошенники! Вам это дорого обойдется! – послышались голоса со шхуны.
– Встаньте так, чтобы мы могли перекинуть абордажный мост! – отозвался Эбергард, не обращая внимания на брань.
– Только рискните на абордаж! Всякий, кто ступит на мостики, поплатится жизнью! Заряжайте пистолеты, друзья! – скомандовал капитан своим трем матросам, которые были заняты тем, что затыкали дыры в бортах или выкидывали за борт балласт.
– Отложите оружие! – кричал Эбергард.– Соглашайтесь на мои условия, и разойдемся с миром! В противном случае мы силой заставим вас выдать скрывающихся разбойников, и вы тогда будете обвинены в укрывательстве убийц!
– Вы ошиблись, здесь нет разбойников, можете сами обыскать корабль. Но если вы их не найдете, заплатите мне за все повреждения! Помните, в Рио есть суд.
– Господин Эбергард, вы слишком добры и снисходительны,– в бешенстве прошептал Мартин,– этот плут спрятал обоих разбойников в трюм. Предоставьте его нам!
– Успокойтесь, штурман Мартин! – одернул Мартина Эбергард.– Всегда следует быть справедливым! Я не могу выпытывать признания, но постараюсь сам во всем убедиться. Накидывайте мостики. Со мной пойдут десять человек.
– А Сандок? – спросил негр.
– И Сандок, у него хорошие глаза и отличное чутье.
Эбергард направился к борту, где перекидывали абордажный мостик. Матросы встали по сторонам его, а Сандок гордо замыкал шествие.
Мартин остался у руля и провожал князя беспокойным взглядом. Однако его беспокойство скоро сменилось удивлением. Эбергард приказал зажечь два факела и нести их впереди, а сам шел так твердо и уверенно, с таким достоинством, как будто следовал на королевский прием.
Капитан невольничьего корабля, широкоплечий мускулистый мужчина в большой соломенной шляпе, сдвинутой набекрень, отчего хорошо было видно его грубое бородатое лицо, с недоверием наблюдал за приближением князя. Его матросы все еще были заняты чем-то в трюме. На шхуне царил хаос: валялись обрушенные мачты, щепа, канаты.
– Вы должны доказать свое право на обыск, сеньор! – закричал капитан.– Но клянусь всеми святыми, вы меня запомните, хоть и сил у вас побольше моего.
– Теперь нам с вами не о чем говорить. Я и так сделал больше, чем следовало, трижды предложив покончить дело без драки и выдать мне беглецов.
– У меня нет пассажиров, сеньор; я шел с четырьмя матросами за товаром на тот берег. Теперь мне надо идти обратно в Рио ремонтировать шхуну, и вы должны мне заплатить за все потери.
Князь приказал Сандоку позвать Мартина.
Темное море покачивало сцепленные корабли. Только два факела освещали стоявших друг против друга Эбергарда и капитана. Матросы невольничьего корабля в стороне изредка перекидывались словами.
На мостике появился кормчий.
– Мартин,– обратился к нему владелец «Германии»,– узнаешь ты этого капитана корабля?
– Клянусь Богородицей, я ни на миг не сомневаюсь в этом. Он встретился третьего дня вечером с обоими разбойниками на берегу и получил от них деньги за переезд! Может, вы и это станете отрицать, капитан? Как называется кабак, куда вы заходили? Над его дверью старая вывеска с изображением монаха!
– Я не знаю никакого кабака! Если вы говорите о кабаке, который содержит Иероним, то советую лучше присматриваться к людям. Я там не бываю, а если вы что-то имеете против меня, давайте разберемся в Рио.
– Ну, это уж слишком! – возмутился Мартин.– Ведь мы же видели при свете фитиля двух разбойников, черного плута и женскую фигуру!
– В таком случае, ищите их! Их нет на моем корабле! Вы забываете, что невольничьи корабли по большей части похожи один на другой! Не говорил я ни с какими немцами и не принимал их на борт!
– В таком случае откройте трюм,– потребовал Эбергард.
– Нечего и отпирать. Все люки открыты. Идите и обыскивайте. Но повторяю: если вы ничего не найдете, то обязаны заплатить мне за все потери.
– Вдвое, втрое. Но не хотите ли вы заранее решить и то, что делать с вами, если мы их найдем? – спросил Эбергард.
– Тут нечего и обсуждать! Обыскивайте все – от палубы до кают.
Мартина так поразили спокойствие и уверенность капитана, что он стал присматриваться к нему, подозревая, не ошибся ли. Как известно, что все шхуны построены одинаково, так известно и то, что капитаны невольничьих судов – самый скверный и грубый народ. Это происходит от рода их занятий и от огромного денежного оборота, который им приходится вести. За мизерную плату они принимали от торговцев невольниками на африканском берегу негров, погружали их на корабль и везли, обходясь с ними как с животными, едва давая пищу. А на американском берегу тащили их на рынок, чтобы получить за них большую плату. Одних несчастных покупали за силу, других за красоту. Человек обращался в товар; лишнее говорить, какую роль играл при этом кнут. Торговцы невольниками были самыми страшными людьми на земле.
Мартин еще раз внимательно посмотрел на капитана. Нет, он не ошибся, больше того, этот нахальный плут явно что-то замыслил. Это подозрение заставило его остаться на палубе с факелом и несколькими матросами, в то время как остальные вместе с Сандоком, хорошо знавшим устройство корабля, последовали за Эбергардом к внутренним помещениям.
– Не смейте давать никаких приказов, пока владелец «Германии» внизу, берегитесь, если люк якобы случайно закроется. Вы за это заплатите жизнью,– сказал Мартин капитану, который с пренебрежением осмотрел его с ног до головы.
– Скажите, какая забота! А мне, друг штурман, охота посчитать вам ребра!
– Верю вам, верю! А скажите-ка, что это там за шум? – спросил Мартин.
– Вас уже и рыба раздражает! Не удивительно, что вам вздумалось стрелять в корабль!
– Хотел бы я посмотреть на эту рыбу: учиться никогда не поздно! – спокойно заметил Мартин, сделав знак матросу, чтобы тот шел за ним.– Что-то заждался возвращения господина Эбергарда.
– Проклятый проныра! – буркнул капитан, заскрежетав зубами.
– Вы что-то сказали? Не стесняйтесь, говорите громче. Может быть, вы вспомните о каких-нибудь пассажирах, спрятанных в глубине мытни?
– Нет, я только выразил скромное желание, касающееся вашей особы.
– Ого! Тогда мне следует вас отблагодарить,– рассмеялся Мартин и, пройдя мимо капитана и матросов, направился к противоположному борту.
Тем временем Эбергард спустился в глубокий, могилоподобный трюм. Сандок шел впереди него, а матрос сзади. Красноватый свет факела озарил затхлое помещение.
По обе стороны его находились двери, одни из них вели в каюты, другие в кладовые. Эбергард подходил с факельщиком к каждой двери, отворял ее и осматривал эти грязные, отвратительные закутки. В носовой части располагались тесные конуры, запертые толстыми досчатыми дверьми. В них обычно запирали после наказания кнутом провинившихся негров. Но и там не было видно и следа пассажиров.
Сандок указал Эбергарду на дверцу, ведущую в трюм.
– Это место для бедных негров,– сказал он.– Их набивают сюда как сельдей в бочонок.
Эбергард отворил дверцу, и они спустились в трюм. Здесь не было ни одного окна – волны бились о верхние балки, полусгнивший тростник покрывал пол, не было ни одной скамейки, словом, ничто, кроме зловония, не свидетельствовало, что тут неделями находятся десятки, если не сотни людей.
Эбергард приказал уже подниматься наверх, как Сандок вдруг быстро прошел в кормовую трюма к дверце, не заметной для всякого другого. После сильного толчка дверца отворилась, за нею был уступ; во тьме казалось, что за ним ничего нет.
– Хозяин! Факел сюда! – закричал Сандок.
Подошел матрос с факелом. Сандок наклонился и издал крик, каким обычно черные выражают свое удивление. На полу стоял тяжелый мешок.
– Золото, хозяин! – торжественно проговорил Сандок!
– Это был мешок из сокровищницы Монте-Веро.
– Теперь нет сомнений,– сказал Эбергард,– что разбойники на этом корабле! Просто они отлично спрятались.
В эту минуту наверху послышались крики и шум. Эбергард прислушался. Матросы подбежали к выходу, чтобы сбросить лестницу и стрелять в каждого, кто приблизится к люку.
– Вот они, мошенники! – послышался голос Мартина.
Эбергард в сопровождении матросов поспешно поднялся наверх. Оглядевшись, он тотчас понял, в чем дело.
Мартин, стоя у борта, смотрел на воду, слабо освещенную факелом. Шагах в пятидесяти от корабля на волнах качалась большая лодка, которую Эбергард считал разбитой при падении мачты. В лодке стоял Фукс, Рыжий Эде и дочь Гирша, на корме у руля сидел Марцеллино. Мартин приказал спустить лодку со своего корабля, чтобы догнать разбойников. Он хотел спасти и их, и сокровища. Но князь Монте-Веро остановил его.
– Они идут на смерть, Мартин, предоставь их воле Божьей,– сказал он, глядя на качающуюся среди волн шлюпку.
– Когда мы уплывем, господин Эбергард, они возвратятся на шхуну и спокойно отправятся дальше вместе с награбленной добычей. Позвольте хотя бы пустить пулю в этого проклятого черного дьявола.– И Мартин, схватив из рук матроса ружье, спустил курок, прежде чем Эбергард мог помешать ему.
За выстрелом последовали дикий крик, проклятия и призывы на помощь. Шлюпка покачнулась так сильно, что непременно опрокинулась бы, не будь на дне мешков с золотом.
Пуля попала Мерцеллино прямо в грудь, он резко вскочил и в судорогах повалился за борт. Плеск воды говорил о том, что черный дьявол борется со смертью под покрытой мраком водой.
Через несколько минут мир освободился от него.
Капитан невольничьего корабля, казалось, не обращал внимания на происходившее на палубе. А Фукс и его приятели, схватив весла, погоняемые смертельным страхом, старались изо всех сил уйти подальше от «Германии».
Но их бот сделался игрушкой волн, и хотя усилиями двух преступников удалось увеличить на какое-то время расстояние между ним и кораблями, но было безумием надеяться спастись на такой скорлупе среди разъяренной стихии. А потому князь Монте-Веро смотрел на них, как на людей, обреченных на неминуемую гибель, с мыслью о прощении, сознавая, что они принимают наказание от руки самого Бога.
Когда шлюпка исчезла из виду, Эбергард возвратился со своей свитой на «Германию» и приказал капитану невольничьего корабля плыть к Африке. Капитан скрежетал зубами, но уже ничего не говорил о возмещении убытков.
Эбергард подождал до утра и, убедившись, что воссоединение шхуны и шлюпки невозможно, на рассвете приказал рулевому держать путь в Европу.
Князю еще многое оставалось совершить в его немецком отечестве. Он думал о своем бедном потерянном ребенке, и горячая слеза скатилась по щеке. Он отдал бы все миллионы Монте-Веро и свои бразильские копи, с радостью променял бы свое могущество на бедность, если бы мог таким путем исполнить самое заветное, вымаливаемое у Бога желание – найти свою дочь.
