Текст книги "Человек, личность, духовность (СИ)"

Автор книги: Генрих Грузман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Тем не менее, язык не служит преградой культурной экспансии тех заимствований и проникновений, которые способствуют формированию высшей синтетической культуры, именуемой мною философской культурой. Даже напротив. Язык активизирует в формирующейся духовности то таинственное качество, какое, переведя духовность в протокультуру, двигает последнее на со-общение с подобными, но иного содержания, сюжетами, способствует безмерному развитию духа духовности. Сохраняя, язык ставит стимул для развития, а развитие гарантирует сохранение. Укоренённость тут вовсе не есть антитеза миграции, а только динамическая стадия одного процесса: укоренённость в такой же мере исходит в миграцию, как любая миграция стремится к укоренённости. Таковы парадоксальные особенности метода свободного радикала, отражающего характер духовной динамики в том секторе реальной действительности, где рождается феномен культуры в его принципиальном отличии от рационального метода сравнительной филологии, а это отличие состоит в том, что динамическим принципом культуротворных движений полагаются пульсации. Пульсационный характер заимствований и проникновений, укоренённости и миграции, сохранения и развития в совокупности образует пульсационный режим, посредством которого каждая культура зарождается, сохраняется и развивается. Данная пульсационная схема культуры антиподальна бытующей в академическом культуроведении «биологической» модели, выводящей культуру в уподоблении биологическому телу со стадиями зарождения, расцвета и упадка; в пульсационной схеме в противоположность биологической культура не умирает и не исчезает – она только рождается, ибо культура вечна; культура здесь не знает ни побед, ни поражений, ибо она не борется, а взаимопроникает; победа для культуры – это беда.

Однако в науках о языке, образующих очень разветвлённый комплекс дисциплин, связанных общим предметом познания (грамматика, фонетика, синтаксис, языкознание, филология, семантика. Этимология отсутствуют признаки какого-либо влияния пульсационного воззрения. На фоне этого в той части духовных катавасий, где образуются зачатки культурного движения и которая известна под термином "народный эпос", а в пульсационной духовности названа "протокультурой", усилиями А.Н. Веселовского создана база для качественно новой отрасли, какую он не совсем удачно поименовал "история литературы". Недостаток определения Веселовского заключён в том, что он создаёт иллюзию отождествления культуры с эстетической сферой, а из эстетических форм наиболее информативной для культуры делается литературная форма, хотя перед новой отраслью русский учёный ставит задачи, какие не могут быть решены вне пульсационного обзора. Веселовский рассуждает: "История литературы напоминает географическую полосу, которую международное право освятило как res nullius (бесхозное хозяйство – Г.Г.), куда заходят охотиться историк культуры и эстетик, эрудит и исследователь общественных идей. Каждый выносит из неё то, что может, по способностям и воззрениям, с той же этикеткой на товаре или добыче, далеко не одинаковой по содержанию. Относительно нормы не сговорились, иначе не возвращались бы так настоятельно к вопросу: что такое история литературы? Одно из наиболее симпатичных на неё воззрений может быть сведено к такому приблизительно определению: история общественной мысли в образно-поэтическом переживании и выражающих его формах" (2001, с. 707). Говоря об "общественных идеях" и "истории общественной мысли", Веселовский погружается в пучину социального мира, и на фоне знания о природе социальных реалий проступает новаторско-познавательный ход мысли русского учёного.

Известно, что социальный мир представляет собой модификацию реального бытия и состоит из коллективного сочленения вещественно-конечных предметов в их полном противопоказании идеям, идеальным видам и идеальной сфере, откуда проистекают культурные импульсы. Выходит, что Веселовский ищет решение культурной проблемы в поле, непригодном для культурных посевов вообще. (Противоречие тут гнездится в том, что Веселовский, поставив вопрос об одной из кардинальных проблем философской культуры, обращается к среде, где зарождается суррогат философской культуры – государственная культура. Но противоречие это, однако, мнимое, ибо государственная культура не существует как таковая в своей самостоятельности, а есть искажение, девальвация философской культуры. Веселовский показал, что социальный мир также несёт в себе потенции философской культуры, как и возможности государственной культуры. Всё зависит от целевой установки).

Если довериться авторитету отца научной социологии Эмиля Дюркгейма, то требуется склониться к тому, что социальная жизнь базируется на трёх опорах: 1.принуждение индивидуального, – Дюркгейм определяет: "социальным фактом является всякий способ действий, устоявшийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение"; 2.социальное коллективное знает только внешний генератор, – у Дюркгейма сказано: «Ведь для того, чтобы коллективные представления были умопостигаемы, необходимо, чтобы они из чего-то появились, а поскольку они не могут образовать круг, замкнутый в самом себе, источник, из которого они возникают, должен находиться вне их»; 3.сочетание множества индивидов даёт единое коллективное тело, свойства которого не идентичны свойствам единичного члена сомножества, – Дюркгейм пишет: «Для нас совершенно очевидно, что материя социальной жизни не может объясняться чисто психологическими факторами, т.е. состояниями индивидуального сознания. Действительно, коллективные представления выражают способ, которым группа осмысляет себя в своих отношениях с объектами, которые на неё влияют. Но группа устроена иначе, чем индивид, и влияющие на неё объекты – иные по своей сути»; по-другому это называется эффектом эмерджентности. В качестве основных признаков сущности социального явления Э. Дюркгейм выделили положения о том, «...что социальные факты в известном смысле независимы от индивидов и являются внешними по отношению к индивидуальным сознаниям» и "...с той точки зрения, на которой мы стоим, если называть духовностью отличительное свойство сферы представлений у индивида, то о социальной жизни надо сказать, что она определена сверхдуховностью; под этим мы имеем в виду, что определяющие признаки психической жизни в ней обнаруживаются, но они возведены в гораздо более высокую степень и образуют нечто совершенно новое" (1995, с.с. 39, 203, 14, 232, 243). «Нечто совершенно новое», открытое французским социологом, по своим конструктивным параметрам очень близко напоминает «народность», обнаруженную русским мыслителем А.П. Хомяковым на стадии зарождения русской духовной философии, и которая в недрах последней превратилась в ёмкое учение, сыгравшее бурную роль в судьбе русской философской школы. Философская конкретизация социологических представлений Э. Дюркгейма уместилась в лаконизме "духовность-сверхдуховность", что по смыслу есть идеологическая парафраза генеральной формулы материализма "бытие определяет сознание", в которой материя всегда витает сверх духа, ибо материя в социологическом мире всегда первична, а дух всегда вторичен

Тем не менее, отношение духовность-сверхдуховность в понимании Э. Дюркгейма не привилось в академической социологии из-за философской стерильности, а точнее, прямолинейности материалистической формулы, а социальный мир на поприще духовности более определяет себя через ноуменальную потребность коллективного для индивидуального. За последние два столетия социальный мир явился самым динамичным и наиболее деятельным образованием в нашем планетарном континууме. Первую скрипку тут сыграла наука с сопутствующей технологией, и по мере развития научно-технической революции (НТР) человечества прогрессивно повышалась удельная доля этой потребности в духовностном выражении, ибо НТР ХХ века привела человечество к экологическому конфликту, существующему по формуле знания против сознания. Эти знания росли столь стремительно, что привели к созданию особой науки о науке, названной не совсем строго философией науки (а точнее, социологией науки). Европейскую философию залила волна специфического новомыслия и глубокомыслия (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Г. Парсонс, Г. Маркузе, Т. Кун, С. Тулмин, М. Мерло-Понти, И. Лакатос, П. Фейерабенд, Венский кружок) по очень широкому спектру. Но, пожалуй, самым радикальным было выступление Карла Поппера с идеей «третьего мира науки». Н.П. Лебедева в реферате работы К. Поппера написала: «В своей работе „Объективное знание“ автор (К. Поппер – Г.Г.) выдвигает тезис о том, что можно различить следующие три мира: „во-первых, мир физических объектов или физических состояний, во-вторых, мир состояний сознания, мыслительных (ментальных) состояний и, возможно, диспозиций к действию, в-третьих, мир объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических мыслей и произведений искусства“. Третий мир возникает как результат взаимодействия физического мира и сознания, как естественный продукт человеческой деятельности. Необходимым условием его возникновения является появление языка. Именно закрепляясь в языке, знание превращается в „объективный дух“, приобретает объективный характер. Поппер подчеркивает, что „третий мир“ в значительной степени автономен, хотя мы постоянно воздействуем на него и подвергаемся воздействию с его стороны. Обитателями третьего мира являются теоретические системы, проблемы и критические рассуждения, сюда же относятся и содержание журналов, книг и библиотек. Процесс развития научных теорий происходит в „третьем мире“ и имеет собственную логику развития.»(1997)

В философии науки Поппер единственный выставил трёхчленную структуру научной отрасли, но никто из аналитиков науки, в том числе он сам, не придали этому основополагающего значения. Тогда как в русской духовной философии триадизм был положен ведущим концептуальным критерием: С.Л. Франк назвал этот момент "антиномическим монодуализмом" и указал: "Этот антиномический монодуализм принимает для нас характер триадизма, троичности реальности. В этом и заключается самое глубокое и общее основание, почему человеческая мысль постоянно, в самых разнообразных философских и религиозных своих выражениях приходит к идее троичности, как выражению последней тайны бытия" (1990, с. 316). Другой русский мыслитель о.С.Н. Булгаков в своём оригинальном гнозисе о триединстве определил: "В основе самосознания, также, как и всякого акта мысли, его запечатлевающего, лежит тройственность моментов, триединство, которое имеет выражение в простом суждении: я есмь А...И эти три начала вовсе не суть лишь диалектические моменты единого, друг друга сжимающие и утверждающиеся в синтезе, нет, это суть три одновременно и равноправно существующие, как бы корни бытия, в своей совокупности являющие жизнь субстанции" (1993, т.1, с.с. 317, 319).

Генеральная особенность русского строения триады, общая формула которой дана в "простом суждении" отца С.Н. Булгакова, состоит в процессуальном акценте на связке есть, и её динамический приоритет представляет собой специфически русскую характеристику духовной динамики, в отличие от конструктивного европейского плана. Отец Сергий Булгаков разъясняет: "Я как ипостась самозамкнуто и недоступно, оно в себе самом, в своих собственных недрах, в своей природе должно породить своё собственное откровение, которое было бы уже иным относительно я, и в этом смысле не-я, но вместе с тем являлось бы откровением я. Об этом-то и свидетельствует и возвещает связка есть (столь привычный и безобидный в грамматике и столь таинственный и значительный в философии «вспомогательный глагол»). Это ЕСТЬ, которое есть главное орудие мысли в её операциях, также совершенно непостижимо логически, ибо оно соединяет в качестве равного и тожественного различное и инаковое. А есть А есть либо бессмыслица, тожесловие, лишение слов их определённого содержания и оперативного значения для мысли, либо синтез разного как равного, иного как тожественного. Всякое есть имеет в первоистоке не грамматический и логический, но онтологический смысл: в нём осуществляется самооткровение ипостаси, оно есть мост над бездной, соединяющий сущее и бытие, подлежащее и сказуемое, им утверждается действительность, существование. Им в бытии полагается образ сущего, животворится, живёт. Связка ЕСТЬ есть жизнь сущего. Итак, субстанция, т.е. дух, есть существующее actu триединство субъекта, объекта и связи между ними, их бытия, причём все три момента полагаются нераздельно и неслиянно" (1993, т.1, с. 324-325).

Таким образом, дух в своём общем онтологическом определении есть триада – "нераздельное и неслиянное" сочетание субъекта, объекта и связки. Но динамическое сердце триады принадлежит связке, которая осуществляет процесс со-общения крайностей (кодов Я и А) и, стало быть, связка (часто её называют "третьей реальностью") не только несёт в себе назначение духовности, но сама духовность и есть с типичным и специфическим парадоксом: связка (духовность) в общем значении есть составная часть триады – духа, но одновременно, двигая к со-общению противоположные крайности, служит вместилищем духа. Таким образом, рациональное отношения дух-духовность включает в своё смысловое содержание и иррациональный казус, при котором внешнее подменяет внутреннее, а внутреннее в одном отношении замещает внешнее. Итак, триада есть гностическое условие духовности и духовность зарождается там и тогда, где и когда мысль находит связь между противоположными крайностями, – третья реальность даёт полную гарантию духовности. Идеальным образцом русского триадизма является теория биосферы академика В.И. Вернадского, архитектонику которой составляет триада: живое вещество – биокосное вещество – косное вещество, а идеальным выразителем сущности третьей реальности (или биокосного вещества) выступает почва, как специфическое природное образование. Гениальное исследование плодородия русской почвы было выполнено учителем В.И. Вернадского профессором В.В. Докучаевым («Русский чернозём», 1883 г), которому удалось показать, как русский чернозём источает флюиды духовности, определяя и формируя жизненный уклад русского народа.

В совершенно ином познавательно-онтологическом режиме раскрылась духовная ёмкость феномена "третьего мира" Карла Поппера. Философия науки, или, как К. Поппер называет "эпистемология знания", формально представляет собой компактную отрасль, состоящую непосредственно из трёх различных элементов. По К. Попперу: 1. "...знание или мышление в субъективном смысле, состоящее из состояний ума, сознания или диспозиций действовать определённым образом, 2. знание или мышление в объективном смысле, состоящее из проблем теорий и рассуждений, аргументов как таковых...Знание в объективном смысле есть знание без того, кто знает: оно есть знание без познающего субъекта" (1983, с.с. 442, 443); и, наконец, «третий мир», как совокупность мыслительной деятельности людей, к которой принадлежат per se научные теории, поэтические вдохновения, произведения искусства и определённые продукты творчества, шедевры живописи, библиотеки, театры, архивы, издательства. Непреходящая историческая заслуга К. Поппера состоит в том, что архифеномен третьего мира, который всегда был на виду, но не признавался объектом рефлексии, австрийский учёный возвёл в сан деятельного атрибута эпистемологии, как теории познания науки.

В структурно-функциональном разрезе трёхчленная конструкция эпистемологии знания К. Поппера кажется ноуменальной триадой, где в центре положен "третий мир", естественно размещённый между двумя полярными крайностями – физическим и психическим сферами, или объективным и субъективным знаниями, обладая признаками обеих. Поппер установил, "...что третий мир есть естественный продукт человеческого существа, подобно тому, как паутина является продуктом поведения паука" и "...что третий мир в значительной степени автономен, хотя мы постоянно воздействуем на него и подвергаемся воздействию с его стороны". Другими словами, К. Поппер выявил в сфере эпистемологии знания объективные критерии третьей реальности, которые, уподобляясь русскому триадизму, таким образом, несут в себе потенциальную возможность материнской среды истинной духовности. Но таким способом проявляется только формальная сторона третьего мира, а содержательно в постижениях К. Поппера таится иной смысл.

Раскрывая суть собственного понимания "третьего мира", Поппер заявляет: "Объективная эпистемология, исследующая третий мир, может в значительной степени пролить свет на второй мир субъективного сознания, особенно на субъективные процессы мышления учёных, но обратное не верно". Тобто объект воздействует на субъект, но "обратное не верно", и в этом слышится отголосок социологической константы Э. Дюркгейма "духовность-сверхдуховность" с приматом материальной "сверхдуховности", а, следовательно, в среде попперовского мира нет условий для подлинной духовности, ибо тут невозможна взаимная, но бытует только односторонняя, связь объекта и субъекта. В противоположность русской третьей реальности третий мир Поппера лишён динамической инициативности, и он возникает в результате взаимодействия, но никак не взаимопроникновения, физического и психического секторов сущего. К. Поппер отмечает, «...что посредством этого взаимодействия между нами и третьем миром происходит рост объективного знания и что существует тесная аналогия между ростом знания и биологическим ростом, то есть эволюцией растений и животных» (1983, с. 446-447).

Эволюционная аналогия, утверждаемая Поппером между третьим миром и биологической средой, в корне противоречит всей идеологии русского триадизма, а потому духовность третьего мира К. Поппера изначально не коррелируется с русской духовной доктриной. Данный случай есть яркое подтверждение тонкого наблюдения о. Александра Меня о наличии духовностей противоположных качеств. Поэтому духовный климат третьего мира Европы самобытен, как в историческом, так функциональном порядке, а его своеобразие состоит в том, что в динамическом центре процесса полагается не только возрождённое воззрение социологического отношения духовность-сверхдуховность, но и онтологически усиленная аксиологическая (ценностная) концепция духовности, где ценностный фактор определяется количеством денежных единиц. Непрекращающийся ряд аукционов, ярмарок, выставок, торгов, центральным и целевым действием которых служит купля-продажа, заполняет большую часть пространства и времени третьего мира, данного в редакции К. Поппера. Коммерциализация духовного творчества, состоящая в замене духовно-эстетических качеств шедевров произведения духа внешними ценностными величинами, выступает целевой установкой третьего мира в европейском течении философии науки. НТР ХХ века не только усугубляет процедуру коммерциализации в третьем мире, придавая ей затейливый и сложный нормативный вид, но и снабжает третий мир тезисом, могущим быть даже философским оправданием – знания против сознания.

Итак, третья реальность русских духовников и третий мир европейских мыслителей принципиально не сходятся в духо-духовностном контексте. Но это не значит, что в идеологическом рубеже между ними сосредоточены назидательные поучения типа плохй-хороший. Как уже говорилось, в сфере духа и духовности отсутствуют подобные оценки-наречия, а наличествуют только предикаты реального бытия. Для попперовского третьего мира это наличие стало результатом мыслительного творчества по образу и подобию диалектики Г. Гегеля, великого соавтора европейской концепции человека как члена человечества. К. Поппер подробно раскрыл свой способ мышления, какой делает его правоверным гегельянцем: "Диалектика (в современном, то есть главным образом гегелевском, смысле термина) – это теория, согласно которой нечто – в частности, человеческое мышление,– в своем развитии проходит так называемую диалектическую триаду: тезис, антитезис и синтез. Сначала – некая идея, теория или движение,– «тезис». Тезис, скорее всего, вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, он, вероятно, будет небесспорен, то есть не лишен слабых мест. Противоположная ему идея (или движение) называется «антитезисом», так как она направлена против первого – тезиса. Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое в каких-то отношениях выходит за рамки и тезиса, и антитезиса, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение, которое является третьим диалектическим шагом, называется синтезом. Однажды достигнутый, синтез, в свою очередь, может стать первой ступенью новой диалектической триады и действительно становится ею, если оказывается односторонним или неудовлетворительным по какой-то другой причине. Ведь в последнем случае снова возникнет оппозиция, а значит, синтез можно будет рассматривать как новый тезис, который породил новый антитезис. Таким образом, диалектическая триада возобновится на более высоком уровне; она может подняться и на третий уровень, когда достигнут второй синтез"(1995) .

С другой, русской стороны выступил С.Л. Франк, такой же великий соавтор русской концепции человека как культа личности, который с позиции своей троичной теории заявил: "Но в этой троичности – мы подчёркиваем это ещё раз, и здесь мы стоим в прямой оппозиции к философии Гегеля, – третья, высшая ступень – "синтез" – именно безусловно трансрациональна, невыразима ни в каком суждении и понятии, а есть как бы само воплощение "непостижимого"(1990, с. 316). Таким образом, речь идёт не просто о мыслительных разногласиях и не только о персональных расхождениях, а об антагонизме мировоззренческих категорий, которые могут претендовать на философскую истину ХХ века: человек против личности. Но в виртуальном мире духовности не бывает конфронтационных отношений, и потому следует иметь в виду сосуществование духовности человека (философского тела или юридического лица) и духовности личности (как религиозного тела).