Текст книги "Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона"
Автор книги: Генрих Шумахер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)
V
На следующий день миссис Кен взяла у Эммы том Шекспира. Эмма достала у букиниста другой. Мало-помалу она скупила все, что было у него из произведений Шекспира, и с рвением фанатички постигала творчество великого писателя. В пять ночей она одолела Джульетту, в семь – Дездемону. Затем она перешла к Офелии.
Ей было легко заучивать наизусть, да и мимическая игра представляла для нее мало трудностей. Маленького зеркала было достаточно, чтобы наблюдать за ртом, глазами и положением головы. Зато относительно движений плеч и бедер она была не уверена. Да и постановка голоса доставляла ей немало заботы. Она не смела декламировать вслух, чтобы не разбудить других продавщиц, спавших по соседству с ней; поэтому ей приходилось понижать голос до глухого шепота. Найдет ли она верный тон тогда, когда будет дебютировать в театре Друри-Лейн?
Да, честолюбие манило туда Эмму!.. Она безумно хотела играть с Гарриком и отодвинуть в тень миссис Сиддонс. В том, что ей это удастся, она ни минуты не сомневалась. Только бы попасть на сцену, а уж победа не заставит ждать.
И Чарльз Овертон увидит настоящую Джульетту.
На следующее утро после встречи в театре Эмма пришла в магазин с твердой уверенностью, что Овертон сейчас войдет. Он выследил их и явится под предлогом покупки, чтобы снова увидеть ее и вымолить у нее свидание. Так она это представляла себе и так поступила бы на его месте.
Что выйдет из всего этого, она не знала, да и не хотела думать об этом. Лишь бы он пришел, а там уж будет время подумать обо всем!
Но Овертон не шел. Неужели он не любил ее? Что же тогда говорил его взгляд? Зачем он тогда целовал ее?.. Что-нибудь задержало его, но он, конечно, справится со всеми затруднениями, и когда-нибудь в сумятице уличного движения выплывет его высокая фигура.
И каждый раз, когда дверь магазина раскрывалась, сердце Эммы начинало биться быстрее.
В первых числах августа она увидела, что перед магазином остановился экипаж. Грум открыл дверку, из кареты вышла дама в дорогом костюме и вошла в магазин. Это была мисс Келли.
Мистер Кен поспешил к ней навстречу и встретил ее низкими поклонами:
– Счастлив видеть вашу милость! Ваша милость давно уже не осчастливливала меня своими посещениями!
Она надменно посмотрела на него сверху вниз.
– В последний раз вы плохо услужили мне, предложив герцогине Девонширской лучшие бриллианты, чем мне. Я не желаю отступать ни перед кем, кто бы это ни был. Прошу считаться с этим. – Она лениво уселась в кресло, услужливо пододвинутое ювелиром, и рассеянно окинула взглядом помещение. При этом она не сделала ни малейшего движения, доказывавшего, что она узнала Эмму. – Я была в Париже, в обществе, где графиня Полиньяк…
– Обер-гофмейстерина французской королевы?
– …Где графиня Полиньяк говорила, что Мария-Антуанетта заказала для первого придворного собрания ценное украшение из смарагдов. Таким образом, в этом сезоне будет мода на смарагды.
Ювелир низко поклонился:
– Я крайне благодарен вашей милости за это указание! Я сейчас же напишу поставщикам.
Движением руки мисс Келли заставила его замолчать.
– Меня совершенно не интересует, как вы используете мое сообщение. Во всяком случае, я желаю надеть смарагды за неделю до французской королевы, и ни одна леди не должна опередить меня. Понятно?
Ювелир поклонился смеясь.
– Таким образом, новую моду введет не Мария-Антуанетта, королева Франции, а…
– А мисс Арабелла Келли, королева Лондона! Разрешите показать вам то, что у меня имеется из смарагдов?! – Ювелир позвал Эмму и велел ей принести ящики и футляры. – Ваша милость разрешит, чтобы мисс Лайон помогла мне? – прибавил он с затаенно-пытливым взглядом. – Мисс Лайон, новая продавщица.
Мисс Келли медленно подняла глаза на Эмму и равнодушно сказала:
– Мисс Лайон? Она кажется очень хорошенькой! – Мисс Келли перевела взор на камни, тщательно осмотрела их и выбрала себе украшение стоимостью в тридцать тысяч фунтов. – Пришлите мне это сегодня в пять часов на квартиру. С квитированным счетом. Пусть принесет эта хорошенькая мисс.
– Как ее зовут?
– Мисс Лайон.
Арлингтон-стрит, 14…
Миссис Крук, домоправительница мисс Келли, провела Эмму по высокой, покрытой коврами лестнице наверх и впустила ее в комнату, причем сама сейчас же исчезла.
Мисс Келли сидела около большой стеклянной двери, через которую виднелась зелень парка. Она сидела лицом к солнцу. Ее пальцы устало скользили по струнам арфы, извлекая тихие, мягкие аккорды. Казалось, что где-то вдали рыдает ветер.
Эмма остановилась около двери, не осмеливаясь двинуться с места. Торжественная тишина и роскошь убранства комнат пленяли и завораживали все ее чувства.
Стены комнаты были отделаны белой, украшенной золотом резьбой, панелями с большими плато из голубого шелка, на которых были изображены сверкавшие блеском красок сцены. В темных дубравах козлоногие мужчины преследовали нежных девушек, протягивая волосатые руки к их розовым телам; серебристо-белый лебедь обвивал крыльями пухлые бедра женщины, нежным жестом прижимавшей голову птицы к своей груди. На усеянной цветами лужайке смеющиеся служанки подсаживали свою госпожу на спину быка; большие, прекрасные человеческие глаза животного сверкали пламенной страстью. На шелковых подушках мечтательно возлежала голая женщина, на колени которой из светящейся тучки ниспадал золотой дождь…
Никогда не видывала Эмма подобных картин; они возбуждали в ней почти ужас, и она отвернулась от них, горя от стыда. Ей казалось, что она видит себя в обнаженных телах всех этих женщин.
Эмма смущенно приподняла ящичек, который держала в руках.
– Я принесла смарагды от мистера Кена! – сказала она дрожащим голосом. – Миссис Кен просит миледи…
Мисс Келли движением руки приказала ей замолчать, после чего, медленно встав и перейдя в дальний угол комнаты, опустилась на подушки кушетки. На ней было богатое турецкое одеяние, в волосах сверкали золотые цехины, из-за красного корсажа виднелась открытая белая грудь, а изящные восточные туфли обнажали розовую кожу пластичной голой ноги.
Вдруг она протянула руки к Эмме и сказала странно глухим голосом:
– Подойди сюда! Принеси ящичек!
Она внимательно следила, как Эмма шла через всю комнату. Затем она указала ей на подушку у своих ног:
– Опустись здесь на колени! Посмотри на меня!
Эмма, как во сне, безмолвно повиновалась. Она посмотрела на мисс Келли, и ей показалось, будто в черных глазах мисс Келли сверкают молнии.
– Как ты попала в Лондон? Говори все! Не скрывай ничего!
Эмма повиновалась. Мисс Келли молча слушала и, только когда Эмма упомянула о Томе Кидде, бросила ей короткий, отрывистый вопрос:
– Том Кидд? Ты любишь его?
Эмма покачала головой:
– Я не люблю его!
Она продолжала рассказывать тихим голосом. Она не хотела упоминать об Овертоне – какое-то непонятное чувство подсказывало ей скрыть от этой женщины свои ночные грезы. Но когда она дошла до вечера в театре Друри-Лейн, имя Овертона непроизвольно сорвалось с ее уст. Она испугалась, и жгучий румянец залил ее лицо.
Мисс Келли тяжело опустила руку на ее плечо:
– Почему ты покраснела? Почему ты не смотришь на меня? Кто этот Овертон? Ты его любишь? Да отвечай же!.. Ты боишься? Того, другого, этого Тома, ты презираешь, но Овертона любишь, хотела бы принадлежать ему! Это так? Да или нет?
Эмма, дрожа, опустила голову на грудь.
– Я не знаю… – пробормотала она. – Я не знаю, что такое любовь!
Мисс Келли возбужденно встала.
– Ты видела его еще раз? – резко спросила она. – Он приходил к мистеру Кену?
– Никогда! Я больше не видела его.
– Хорошо! Я разузнаю, кто этот человек. Встань!
Эмма поднялась с колен, а мисс Келли взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила. Сейчас же в комнату вошла миссис Крук.
– Два поручения, милая моя… должны быть сейчас же исполнены. Пусть Хокс сейчас же наведет справки о некоем Чарльзе Овертоне. Я хочу знать подробно все, что касается этого человека. Мое имя не должно быть упомянуто при этом.
– Слушаюсь, миледи!
Мисс Келли показала на связку банкнот:
– Эти тридцать тысяч фунтов отнесите мистеру Кену. Скажите ему, что я оставляю смарагды у себя. И мисс Лайон я тоже оставляю. Поняли? Мисс Лайон тоже!
– Мисс Лайон тоже, миледи!
Эмма смущенно вскрикнула:
– Миледи!..
– Тише! Чего вы ждете, Крук? Вам что-нибудь нужно?
– Осмелюсь напомнить, что миледи ожидает посетителя. Если я отправлюсь к мистеру Кену, некому будет провести посетителя к миледи!
Мисс Келли кивнула:
– В таком случае пошлите Дженнингса к мистеру Кену. Если посетитель придет, то попросите его подождать и дайте мне знать.
Миссис Крук вышла из комнаты. Смущенная всем происходящим Эмма подошла к мисс Келли.
– О, миледи, вы хотите, чтобы я осталась здесь? Но как я могу! Миссис Кен приняла меня и была всегда так добра ко мне. Я так обязана ей…
Мисс Келли рассмеялась:
– Ты еще юна, детка, и смотришь очень оптимистично.
Неужели ты думаешь, что миссис Кен взяла бы тебя к себе, если бы не заметила из твоего рассказа, что я интересуюсь тобой? В течение целого года я не покупала ничего у мистера Кена, и, разумеется, от него ушли и мой принц, и весь его штат. Это было очень чувствительно для ювелира. Поэтому добрая женщина возблагодарила Бога, когда ты встретилась на ее пути и дала мистеру Кену возможность снова завести со мной дела. Это был холодный расчет, дешевые соображения. Так при чем здесь благодарность? Благодарность уже заключена в тридцати тысячах фунтов. Или тебя угнетает, что миссис Кен купила тебе платье и несколько мелочей? Ну так хорошо, я оплачу ей и это! Но, конечно, другое дело, если ты не захочешь оставаться у меня!
Эмма невольно всплеснула руками:
– О, как я хочу этого, миледи! Вы так красивы, так добры!
– Добра? – рассмеялась мисс Келли. – Что ты знаешь о доброте, детка? Я влюблена в тебя, и только, и если бы ты могла хоть немного отвечать на мою любовь… – Она притянула Эмму к себе на кушетку и нежно погладила ее по голове. – Как хорошо мы заживем вместе с тобой! Две истинные подруги, без зависти, без эгоизма. Ни один мужчина не посмеет встать между нами… Как я тосковала по тебе все эти долгие месяцы! Из Парижа я написала Крук, чтобы она задержала тебя, если ты придешь. Она ответила мне… О, это письмо! Ты уже была у меня и ушла прочь, она не знала куда. Я сейчас же вернулась. Какие ужасные недели я пережила, пока Хокс не выследил тебя у мистера Кена! Но теперь ты со мной, и я уже не отпущу тебя.
Она обвила руками шею Эммы и притянула к себе, желая поцеловать девушку.
Эмма невольно отшатнулась. По лицу мисс Келли скользнула тень. Медленно выпустила она Эмму и печально сказала:
– Ты не любишь меня! Никто меня не любит!
– О, миледи…
– Миледи? К чему ты говоришь со мной этим холодным, формальным тоном? Если бы ты любила меня, то называла бы просто «ты, Арабелла», как я буду звать тебя «Эмми». – Она погрузилась в думы, но вдруг вздрогнула, и в ее глазах сверкнула молния гнева. – Разве ты не видишь, что я сгораю от страсти к тебе! Называй меня Арабеллой, слышишь! Я приказываю тебе это! Я так хочу!
Эмма полуиспуганно повторила это имя:
– Арабелла…
Мисс Келли громко рассмеялась.
– Как робко! И ты еще хочешь стать актрисой? – Она насмешливо поджала губы. – И я когда-то хотела стать актрисой… пока не заметила, что совершенно не нужно стать чем бы то ни было. Самая величайшая актриса остается только содержанкой мужчины… Что ты смотришь на меня с таким изумлением? Это так! Но я не хочу лишать тебя мужества. Учись, декламируй, а если захочешь пойти в театр, то у меня везде имеется ложа; пользуйся ею каждый раз, когда захочешь! – Она перебила себя и посмотрела на часы, стоявшие на камине. – Уже так поздно? Скоро придет мой гость. Ты знаешь, кто это?
– Мистер Ромни?
– Ах этот!.. Этот вообще никогда не придет ко мне. Я порвала с ним. Он вечно пускается в высоконравственные рассуждения и разыгрывает из себя судью чести. Нет, придет толстячок. Он хочет полюбоваться на мои новые смарагды. Он еще так молод, так ребячлив, но, раз содержит меня, должна же я сделать что-нибудь для него… Что с тобой, Эмми?
Эмма изумленно и испуганно посмотрела на мисс Келли.
– Содержит? – повторила она. – Содержит?
Мисс Келли, смеясь, снова усадила девушку на кушетку. Странным, словно ощупывающим взглядом она окинула всю фигуру Эммы.
Все, что ты видишь здесь, куплено на его деньги. Это ему кое-что стоит. Бедняга – он еще несовершеннолетний и должен довольствоваться теми крошечными карманными деньгами, которыми наделяет его папаша, этот буржуа-король. Поэтому толстячку приходится постоянно иметь дело с ростовщиками.
– И вы… и ты принимаешь от него все это?
– Кто хочет стать королем, должен рано начинать учиться, и если не возьму с него я, то возьмет другая. Ведь все мы на содержании, даже самые уважаемые замужние женщины. Да ты не делай такого ошеломленного лица, дурочка! Лучше подойди ко мне и принеси смарагды. Укрась меня для толстячка.
Мисс Келли, смеясь, вытянула вперед руки, и платье упало с нее, обнажая гибкое тело.
Эмма механически повиновалась. Услышанное словно оглушило ее. Насмешливый тон, которым мисс Келли говорила о Ромни, о принце, о самой себе и обо всем мире, смущал и печалил ее. Неужели это и в самом деле было так? Неужели повсеместно царил только трезвый расчет?
Она надела на мисс Келли браслеты, закрепила колье на шее, которая округло и гибко высилась на полных плечах, и вдела сережки в розовые мочки. Ее руки дрожали, когда ей приходилось касаться теплого тела мисс Келли. Безумно красивой казалась ей эта женщина, когда она лежала вот так, сложив руки под черными волосами, обнажая белоснежную грудь, плавно колыхавшуюся. Темные круги обрамляли глаза, а рот…
Взглянув на него, Эмма невольно вскрикнула. Над верхней губой виднелся нежный пушок. Чистой, благородной линией изгибалась верхняя губа; по уголкам рта она образовывала две ямочки. Они казались похожими на розовые бухты… бухты тоски и страсти.
– Что с тобой, Эмма? Почему ты так испугалась? – спросила мисс Келли.
– Твой рот! – пробормотала Эмма. – Как хорош твой рот! Совсем как у Овертона. Я не могла оторваться от него…
– И с удовольствием поцеловала бы его?
– Поцеловала бы…
– Ну, так почему ты не поцелуешь его, дурочка? – И мисс Келли неожиданно вскочила, обхватила Эмму руками, запрокинула ее лицо и покрыла шею, грудь ненасытными поцелуями. – Твой Овертон – я! Я люблю тебя, люблю тебя! Целуй меня, мой маленький белый голубь! Целуй меня, целуй!..
Наконец Эмма вырвалась. Она обеими руками схватилась за голову. Ей казалось, будто из ее распустившихся волос вылетают потрескивающие искры. Когда мисс Келли встала, Эмма с ужасом отскочила от нее.
– Не подходите ко мне! Оставайтесь на месте! Если вы встанете, если вы еще раз приметесь целовать меня так, я уйду и не вернусь более!
Мисс Келли села на край кушетки, тяжело откинувшись на спинку. Она тяжело дышала, ее лицо подернулось глубокой тенью, глаза смотрели мрачно и тускло. Казалось, она сразу постарела на несколько лет.
– Звонок! – с трудом пробормотала она. – Позвони! Пусть придет Крук… Крук…
Пришла миссис Крук. Увидев, в каком состоянии ее госпожа, она достала из шкафчика что-то, причем тщательно скрыла это от Эммы. Затем снова подошла к мисс Келли и наклонилась к ней, заслоняя от девушки. По комнате распространился резкий запах, и мисс Келли с легким вздохом запрокинулась назад.
– Мисс Келли нехорошо, – спокойно сказала миссис Крук, снова запирая шкафчик, – ее надо оставить одну. Пойдемте со мной, мисс Лайон! Я покажу вам дом и вашу комнату.
Ее слова звучали приказанием. Эмма безмолвно оправила на себе платье и волосы и последовала за ней. Уходя, она кинула назад быстрый взгляд. Мисс Келли лежала на подушках скорчившись, словно умирающая.
VI
Когда Эмма вошла в свою комнату, у нее вырвался вздох восхищения. Через открытое окно она увидела парк, раскинувшийся во всю ширину дома и уходивший далеко вглубь. Хороша была и терраса, связывавшая дом с парком. В ней было что-то, напоминавшее Эмме о представлении в Друри-Лейн… Ромео и Джульетту.
От трагедии Шекспира ее мысль невольно перескочила на Овертона. Увидит ли она его когда-нибудь, если останется в этом доме? Да и нужно ли оставаться тут?
Все казалось ей здесь крайне чуждым, диким. Странное поведение мисс Келли, прострация, в которую она погрузилась после того, как миссис Крук проделала с нею что-то таинственное… Да и разве не сказала сама мисс Келли, что ее содержит принц Уэльский? Что же подумает о ней мистер Овертон, если встретит ее в таком доме?
А может быть, ей лучше вернуться к миссис Кен? Может быть, эта дама действовала не только из холодного расчета, как уверяла мисс Келли?
Эмма повернулась к дверям, но в тот же момент в комнату вошла миссис Крук.
– Простите, мисс Лайон, если я помешала. К вам кто-то пришел; он уже был здесь однажды, но тогда вас еще не было, и мы не знали вашего адреса. Его зовут Том Кидд, и он похож на матроса.
Эмма испуганно вздрогнула. Том Кидд? Что ему нужно здесь? Не случилось ли чего-нибудь с матерью?
– Я сейчас проведу его к вам, – продолжала домоправительница. – Попрошу только помнить, что у мисс Келли гость и ей нельзя мешать.
Эмма с волнением побежала навстречу кузену.
– Это ты, Том? Что случилось? Зачем ты приехал в Лондон? Как здоровье матери?
В первый момент Том, казалось, лишился дара речи. Неужели эта изящная барышня – та самая девушка, с которой он гулял в Дыгольфе?
Наконец он начал говорить. Ее матери неплохо. Конечно, сначала она погоревала, но после письма из дома миссис Кен успокоилась. В Гавардене сначала много толковали об отъезде Эммы, но теперь о ней даже и не вспоминают.
– Но что же привело в Лондон тебя, Том? – спросила девушка. – Или ты тоже хочешь попытать счастья в столице?
– Я бедный деревенский парень, мисс Эмма, – печально ответил Том. – Я ничему не учился и не умею красиво говорить. Но вспомните, разве до сих пор везде, где бы вы ни были, за вами не следовал Том Кидд, готовый в любой момент защитить и охранить вас?
– Так ты приехал сюда из-за меня? Но ведь я лее сказала тебе, что ты не можешь помочь мне! Я должна одна идти своей дорогой.
Том грустно покачал головой:
– Одна? Среди этих мрачных домов и чужих людей? В городе, где нет ни единой живой души, с которой вы могли бы поговорить о матери и о милой родине?
– О «милой» родине! – В душе Эммы проснулась вся горечь бедствий детских лет и постоянных унижений. – С этим покончено навсегда. Никогда не говори со мной об этом, Том! Нет, Том, было бы лучше и для тебя и для меня, чтобы ты не оставался здесь.
Он побледнел и медленно поднялся со стула. Рука, в которой он держал шапку, заметно дрожала.
– Мисс Эмма, я – недалекий человек. Когда я ехал сюда, я думал только о том, что вам могло не повезти и вы нуждаетесь в помощи.
– Так вот что? Ты надеялся, что мне придется плохо и ты выступишь в роли спасителя? Но ты ошибаешься, Том! Ты не увидишь меня слабой. Молчи, не говори больше ничего! Я знаю, ты любишь меня. Я тоже люблю тебя, но не так, как ты хотел бы этого, и твоей женой никогда не буду!
Том немного нагнулся вперед. Его лицо побледнело еще больше, чем прежде, а глаза глядели безнадежно грустно.
– Никогда, мисс Эмма? Никогда?
– Никогда, милый Том! Для меня существует только одно: добиться своей цели или погибнуть.
– Спасибо и на этом, мисс Эмма! – тихо сказал Том. – Теперь я хоть знаю, чего мне держаться.
– И ты вернешься в Гаварден?
– Я останусь в Лондоне. Все-таки может настать день, когда я понадоблюсь вам. Согласны ли вы тогда обратиться ко мне? Поверьте, никогда более с моих уст не сорвется ни слова о былых надеждах. Обещаете ли вы, что обратитесь ко мне в трудную минуту?
Эмма взяла его руку и тепло пожала ее.
– Хорошо, я обещаю тебе это, Том!
– Я знаю, вы сдержите свое слово, а чтобы вы могли найти меня, я записал свой адрес вот здесь, на бумажке. Я плаваю матросом на судне капитана Гельвеса между Лондонским мостом и Гравезендом! – Он положил на стол бумажку и посмотрел на девушку долгим взглядом. – Будьте здоровы, мисс Эмма, и не сердитесь на меня, если я досадил вам!
Голос Тома прервался. Закрыв лицо шапкой, он вышел из комнаты.
После ухода Тома Эмма почувствовала себя ободренной. Страх перед мисс Келли казался ей ребячеством. Но так всегда бывало с ней, когда она оставалась одна; у нее было слишком пылкое воображение. В самом деле, ну что могло случиться с нею?
Напевая веселую песенку, она подошла к большому шкафу, где висели платья, приготовленные для нее мисс Келли. Тут были тяжелые шелковые платья с дорогим шитьем и светлые одеяния, легкие и нежные, словно сотканные из паутины. Все туалеты были совершенно новые.
Эмма выбрала себе белое домашнее платье и надела его. Долго рассматривала она себя в большом зеркале, причем думала об Овертоне. Ах, если бы он увидел ее теперь в этом платье, достойном Джульетты, ожидающей возлюбленного Ромео!
Миссис Крук принесла чай и зажженную лампу, поставила все это на стол и исчезла так же бесшумно, как и появилась. Эмма не обратила внимания на нее; все ее мысли и чувства были устремлены к великой поэме любви.
Любви… Что такое любовь? Все любили, и каждый по-своему.
Странные призраки реяли перед Эммой: бледные лица улыбались, взгляды темных очей страстно погружались друг в друга… Ромео и Джульетта, Гамлет и Офелия, Отелло и Дездемона… за ними необозримый рой мужчин и женщин… И все они любили… любили!.. Кивая ей, проносились они мимо, играли в лучах лампы, исчезали через открытую дверь в деревьях парка… И последней тенью был нежный овал женственного лица… Овертон!.. Его объятия раскрылись, губы потянулись к ней. Она бесшумно встала, стараясь прижаться к нему, но он отступал перед ней. На террасе его фигура рассеялась в лучах луны.
Тихий шепот таился в деревьях и кустах. Вдали сверкала сквозь шелестящие камыши блестящая гладь пруда. Слышались какие-то сдержанные рыдания, жалобные вздохи.
Стоя на террасе, Эмма чувствовала, как с ее уст слетают слова Джульетты:
Уходишь ты?.. Еще не скоро день!
Не жаворонка пенье испугало
Твой чуткий слух, а пенье соловья!
Он каждый день на яблоне гранатной
У нас в саду свои заводит песни.
Так не пугайся, милый мой, напрасно!
Клянусь тебе, что это – соловей.
Но что это? Из парка послышался ответ:
Нет, ангел мой, то жаворонка голос;
Предвестник утра, он поет всегда
Перед зарей. Взгляни, как на востоке
Озарены рассветом облака
И в небе гаснут робкие светила!
Веселый день уж золотит вершины
Окрестных гор. Пора!.. Остаться дольше
Мне будет стоить жизни.
Эмма испуганно повернулась, готовая бежать. Но кто-то уже взлетел по ступенькам террасы, две руки обхватили ее, и к ней склонилось юное лицо.
– К чему убегать, прелестная Джульетта? Ромео здесь и просит тебя остаться! – Незнакомец, смеясь, пододвинул ее в полосу лунного света, чтобы лучше рассмотреть лицо. – Черт возьми, да она прехорошенькая, эта Джульетта! Откуда ты выкопала ее, Арабелла?
У подножия террасы, где за густым кустарником было сооружено ложе из подушек и одеял, показалась фигура мисс Келли. Она медленно приблизилась к ним.
– Разве я не рассказывала вам про нее, Джордж? Я встретила ее в мае в Уэльсе.
– Ах, вспоминаю! Ромни был в полном восторге. И он прав! Она – красавица. Могу я поцеловать ее, Арабелла? – И он жадно склонился к губам Эммы.
Эмма была словно оглушена услышанным. Ведь это был принц!.. Сын короля, сам король в будущем, держал ее в своих объятиях!.. Но когда его горячее дыхание коснулось ее лица, она вздрогнула и уперлась обеими руками в его грудь.
– Пустите меня! – крикнула она задыхаясь. – У вас нет никаких прав на меня! Я не ваша возлюбленная!
Но принц не выпускал ее. Он с силой схватил ее за голову и пытался притянуть к себе. На его красивом лице горело мальчишеское бешенство.
– Да не дури ты, девка! – крикнул он, борясь с Эммой. – Если джентльмен Джордж захотел поцеловать твои губы, то это только честь для тебя и удовольствие для твоих губ. Держи ее за руки, Арабелла! Она сильна, как мужик.
Мисс Келли подошла к ним совсем близко, ее черные глаза пылали, а полные плечи вздрагивали из-под ночного наряда.
– Ты ребячишься, Эмма! Чего ты противишься? Целуйте ее, Джордж, не стесняйтесь! Кто обладает госпожой, тот имеет право и на горничную!
Она сказала это смеясь, с явной иронией. Принц с изумлением отстранился, словно близость к Эмме запятнала его.
– Горничная? Она горничная?
Мисс Келли погрозила ему пальцем:
– Да, да, Джордж! Чрезмерная смелость может даже принца привести к печальным последствиям. Но успокойтесь: я только пошутила. Вам не к чему бежать мыть руки. Эмма – моя подруга и хочет стать актрисой, поэтому с ней вполне можно завести интрижку. Если хотите, можете поиграть с ней в Ромео и Джульетту!
Как видно было, она хорошо знала принца: его мальчишеский гнев так же быстро рассеялся, как и вспыхнул.
В Ромео и Джульетту? Недурно! Роль Ромео я знаю наизусть. Ночь прекрасна, Джульетта прекрасна не менее, а с некоторой долей фантазии наш парк можно вообразить себе садом Капулетти.
– Ну а кормилица? – спросила мисс Келли. – Это буду я?
Джордж захихикал:
– Арабелла Келли в качестве кормилицы – великолепно! Вообще эта идея нравится мне. Ромео – между Джульеттой и кормилицей на балконе, не зная, которую из двух ему выбрать. Обе женщины – в сумасшедшем любовном соревновании. Разумеется, кормилица имеет перед Джульеттой все шансы, как испытанная артистка в делах любви. Чудная сцена, достойная Боккаччо! Давай начнем, Арабелла, а маленькая застенчивая Джульетта пусть посмотрит и поучится любви.
Принц обнял мисс Келли обеими руками и принялся импровизировать:
Приди ко мне, приди, наставница моя!
Кто опытом в любви с тобой сравняться может?
И персей пусть твоих мятежная волна
Мне душу страстью растревожит…
Он разорвал на ней платье и погрузил лицо в трепещущую зыбь полных форм мисс Келли.
Она спокойно допустила его, а когда принц сделал маленькую паузу, воскликнула:
– Ей-богу, Джордж, вы преподносите мне каждый день новый сюрприз! Да ведь вы поэт! Вы сочиняете стихи, словно Шекспир!
– Не правда ли? – сказал принц, тщеславно улыбаясь. – Что, если бы это узнал мой августейший папаша! Он ненавидит все, что пахнет поэзией, и с удовольствием нагрузил бы корабль философами и поэтами с тайным приказанием пустить этот корабль со всем грузом посередине океана ко дну. Знаешь ли ты, что он сказал недавно мисс Бирн? – Принц несколькими движениями придал своей фигуре разительное сходство с королем и заговорил, подражая его голосу: – «Вольтер – чудовище, а Шекспир – да читали ли вы когда-нибудь нечто более скудоумное? Что? Что? Что вы скажете? Что? Разве это не отвратительные писания? Что? Что?» – Принц с неподражаемой язвительностью воспроизводил эти ребячливые «что? что?» старого короля и потом прибавил: – Разумеется, он не выносит этих людей, которые без всякого почтения заглядывают прямо в сердце коронованным особам и представляют их обыкновенными людьми со свойственными всем и каждому недостатками и пороками. Он твердо верит в то, что он царствует «Божией милостию».
Эмма удивленно слушала слова принца. Он казался ей отвратительным и ничтожным в этой хвастливой болтливости. И в каком тоне он осмеливался говорить о короле, своем отце!
Она забыла, кто она и кто он, невольно откинула голову, сверкнула на него рассерженным взглядом и резко сказала:
– Вы высмеиваете принципы своего батюшки, принц! Но во что вы будете верить сами, когда станете королем?
Принц посмотрел на девушку с удивлением, но без малейшего неудовольствия.
– Ты слышала, Арабелла? У крошки, оказывается, тоже имеется язык! Ну-с, несравненная Джульетта, я буду верить во все, что мне предпишет парламент, а лично сам я буду королем милостью веселого божества. Амур, Вакх и Аполлон будут моей троицей. Да что ты смотришь на меня с таким отчаянием, целомудренный ангелочек? Разве ты никогда не слыхивала о знаменитом билле десяти заповедей, который хотел внести в парламент премьер-министр его величества, сэр Роберт Уолпол? Во всех десяти заповедях маленькое слово «не» должно было быть вычеркнуто! Как жаль, что из этого ничего не вышло! Конечно, мы и без того крадем, убиваем и нарушаем супружескую верность, но без этой приставки «не» грешники могли бы спать спокойно. Нет, Арабелла, ты только посмотри на крошку! Она великолепна! Бледное лицо… и испуганные глаза!
Он разразился громким хохотом и принялся похлопывать себя обеими руками по бокам, открыто наслаждаясь замешательством Эммы.
– Эмми очень недавно в Лондоне, – сказала мисс Келли, – еще ничего не видела, кроме единственного представления «Ромео и Джульетты» в Друри-Лейн, а о нашем свободомыслии и вообще ничего не слыхала.
Принц с удивленным видом подошел к Эмме и стал любопытствующим взором изучать ее.
– Невинность? Белый голубок? – Его глаза снова загорелись похотливым огоньком. Вдруг, охваченный неожиданной идеей, он обратился к мисс Келли: – Хокс и Дженнингс здесь? Мы покажем крошке Лондон. Сейчас же! Не противоречь мне, Арабелла! – нетерпеливо крикнул он, когда она недовольно нахмурила брови. – Все равно будет по-моему, а если ты не хочешь, то мы отправимся и без тебя.
Он хлопнул в ладоши. Сейчас же появилась миссис Крук, и принц приказал ей позвать Хокса и Дженнингса.
Хокс и Дженнингс! Принц Джордж звал их своими ищейками. Да они и были похожи на пару гигантских догов своими хитрыми, беспокойными глазами и крупными головами. Они служили своему господину телохранителями при ночных кутежах, а в остальное время – шпионами, которые узнавали обо всем, что случалось в Лондоне.
Принц не видел их три дня. Теперь они делали ему доклад.
Грабители аристократического квартала забрались во дворец архиепископа Кентерберийского и унесли всю серебряную посуду. У лорда-канцлера они украли большую государственную печать. На одной из самых людных улиц Лондона они задержали и ограбили парижскую почту. Полиция в отчаянии, народ смеется над ее бессилием, удивляется смелости грабителей и называет их «джентльменами».
В палате лордов епископ Лландэфский внес свой уже давно обещанный билль о разводе, в котором доказывал, что за семнадцать лет правления Георга III совершилось больше расторжений браков, чем за всю прежнюю историю Англии.
Какой-то ирландский лорд напал на осчастливленного метрессой лорда-соперника и страшно изувечил его. Соперник скончался в ту же ночь, лорд бежал во Францию.
В суде разбирался иск сэра Ричарда Уорсли к капитану Девису, похитителю его супруги. Похитителя оправдали, а супруга приговорили к уплате судебных издержек. Что же касается леди Уорсли, то ее избрали королевой клуба адских огней.
