Текст книги "От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии"

Автор книги: Генри Мортон

После утренней мессы падре Пио возвращается в ризницу, чтобы переодеться в обыденную хламиду. Затем идет в исповедальню, где в течение двух часов выслушивает исповеди женщин. Каждой женщине выдают номерок с очередью. Для мужчин падре более доступен, потому что этот список не столь велик. Мужчины исповедаются ближе к вечеру. Потом падре Пио отдыхает и читает. Ест он один раз – в полдень. Падре не вегетарианец, однако предпочитает мясу овощи и рыбу. Нельзя сказать, что трезвенник – он пьет вино и пиво. Но, как заметил отец Карти, обычно он потребляет от трехсот до четырехсот калорий, а этого недостаточно для восполнения ежедневной потери крови. Во время болезни он восемь дней ничего не ел – пил только воду, тем не менее к концу этого срока немного набрал в весе. Святой человек с медицинской точки зрения представляет собой неразрешимую проблему.

У моего собеседника был личный контакт с одним из людей, которого чудесным образом излечил падре Пио. Это – Джемма ди Дорджи из Риберы, что на Сицилии. Слепая от рождения: в ее глазах не было зрачков. Врачи заявили, что не смогут ей помочь.

Падре Пио сказал ей: «Вы хотите видеть? Значит, увидите». И провел рукой по ее глазам. Неожиданно женщина громко вскрикнула и сказала, что видит. Я при этом не присутствовал, однако встречал Джему впоследствии: она поступила в монастырь, и, смею вас уверить, хотя сейчас она зрячая, у нее по-прежнему нет зрачков.

Мне сказали, что к некоторым людям падре Пио даже не притрагивался. Были и те, кого он отказывался исповедовать. Говорят, он обладал способностью читать чужие мысли. Когда однажды в ризницу пришел человек, падре воскликнул: «Убирайся, убийца!» Вскоре тот человек покаялся и сознался, что хотел убить жену.

Мы разговаривали в коридоре монастыря и увидели падре Пио. Он шел в нашу сторону в сопровождении двух братьев.

– Встаньте на колени, когда он будет проходить мимо, – сказал мой знакомец, – и я вас представлю.

Я послушался. Святой монах пребывал в некотором трансе – то ли после многочасового выслушивания женщин, сознававшихся в своих грехах, то ли по какой-то иной причине. Встретив невзначай человека, который ни о чем его не спросил, он взглянул на него (то есть на меня) пролившими столько слез голубыми глазами и, резко стукнув рукой в митенке меня по голове, благословил и пошел в свою келью.

5

Нельзя не встретиться с теми, кто приехал в Сан-Джованни-Ротондо, рассчитывая провести здесь день, и остался на годы. Кто-то приехал из любопытства, а некоторые даже для того, чтобы посмеяться. Так в свое время теологи приезжали к святой Екатерине Сиенской, и оставались молиться. Часть людей явилась сюда в поисках защиты и духовного здоровья.

Самой известной из таких обращенных стала мисс Мэри Макальпайн Пайл. Сейчас ей за семьдесят. Она ходит в одежде, которую сшила сама, – модификации рясы капуцина, только без капюшона. Ее духовные взаимоотношения с падре Пио иногда сравнивают с теми, что существовали между святой Кларой и святым Франциском.

Мисс Пайл – американка. В двадцатых годах в свой отпуск она отправилась на Капри и тогда впервые услышала о падре Пио. Вместе с подругой поехала повидать его, а потом забросила свою нормальную жизнь, вернулась и стала жить в Сан-Джованни-Ротондо. Купила участок земли и построила на нем дом, известный английским и американским путешественникам. Она всегда оказывает им радушный прием. К сожалению, мисс Пайл была нездорова, когда я приехал в город, поэтому я так ее и не увидал.

Она посвятила себя возведению монастыря и церкви в Петральчине, месте рождения падре Пио. Во время последней войны ее как американку интернировали, однако ей удалось попасть в эту деревню, где она подружилась с родителями падре Пио, ныне покойными. Мне говорили, что она купила простой домик, где родился падре. Со временем она надеялась превратить его в часовню.

Пока я оплачивал счет, молодая приятная женщина-администратор ответила на какую-то мою реплику в отношении города:

– Я приехала сюда пятнадцать лет назад из Южной Америки, да так и осталась. Заинтересовалась религией. Я много читала о разных религиях. Занималась йогой и буддизмом, однако в моей голове все перепуталось, и я была недовольна…

Я улыбнулся, подумав, что она повторила путь, так хорошо описанный святым Августином.

– Затем, – продолжила она, – я увидела падре Пио и обратилась в его веру. Было чувство сродни тому, которое испытываешь, открывая из темноты дверь, ведущую на свет. И впервые в жизни я стала счастлива. Здесь замечательно.

Она поставила печать на мою квитанцию и, радостно улыбнувшись, протянула ее мне. Затем позвонила в звонок, вызывая швейцара. Я попрощался.

6

Я ехал по горной дороге в Санникандро Гарганико. За поворотами под утренним солнцем сверкало Адриатическое море. Дорога поднималась и опускалась; голые известняковые холмы слепили глаза; пробегали стороной оливковые рощи, и деревья-гиганты жалобно тянули к небу кривые руки. Эта картина казалась мне скорее геологической, нежели ботанической.

Я подумал, как редко в наши дни путешествуешь по пустынной стране. И в самом деле, по дороге мне встречались редкие грузовики или местный автобус, и лишь однажды на окраине деревни я увидел маленький «фиат».

Думая о дороге в Санникандро, я часто буду вспоминать о ящерицах-самоубийцах. Эти очаровательные создания, относящиеся к немногочисленному виду сохранившихся до наших дней рептилий, стараются перебежать дорогу в самый последний момент, причем, как я заметил, – справа налево. Когда в дорожном инциденте гибнет курица, то это бывает от нерешительности птицы, но с ящерицами все происходит наоборот. Если ящерица вздумает перебежать дорогу, то делает это без всяких сомнений, и ничто не сможет ее отвлечь. Курица десять раз переменит решение, а ящерица выберет именно тот момент, когда колеса окажутся совсем рядом. Водителю стоит лишь надеяться, что игра со смертью не окажется для ящерицы фатальной.

Санникандро показалось мне голодной горной деревней. Оттуда я поспешил вниз, к морю в Каньяно, что на северном побережье полуострова. Здесь, возле большого голубого водоема, носящего название озеро Верано, стоит городок, отделенный от моря узкой полосой суши. Я свернул с главной дороги, чтобы купить спичек, и встретил в кафе двух французских путешественников. Они спросили меня, что представляет собой дорога в Сан-Джованни-Ротондо. На них были голубые костюмы, подбитые гвоздями горные ботинки, а в руках они держали то, что я сначала принял за посохи паломников, но оказалось, что это – альпенштоки. Я заметил возле кафе маленький автомобиль, груженный мотками веревки и другим альпинистским снаряжением. Удивился: неужели люди приехали на полуостров Гаргано, чтобы подняться на невысокие известняковые холмы, ведь недалеко отсюда можно совершить восхождение на высокие зубцы Апеннин?

Альпинистами они, однако, не были. Напротив, их можно было назвать антиальпинистами, и я с любопытством смотрел на первых встреченных мною спелеологов. Для меня обследование пещер, даже если в них подсвечены сталагмиты, не представляет никакого интереса, и, когда приходится там оказываться – я вспоминаю страшный подземный мир в Пиренеях, – мне никак не удается быстро оттуда выйти.

Я рассмотрел, что более мускулистой и ловкой из двух пещерных исследователей оказалась женщина. Они рассказали, что являются страстными спелеологами, участвовали в исследовании пещер в Северной Италии вместе с группой спелеологов из Пьемонто, а теперь жаждут познакомиться с еще не исследованным подземным миром полуострова Гаргано. Я никогда бы не узнал, если бы они мне не сказали, что полуостров пронизан пещерами, похожими на гроты горы Святого Ангела, однако они куда более впечатляющие, и большинство из них неизвестно. О падре Пио они никогда не слышали, зато знали все об огромной пещере, к которой сейчас направлялись. Пещера находится в нескольких милях от Сан-Джованни-Ротондо. Ее название – Грава-ди-Камполата. Женщина сказала, что она частично исследована. Туда спускались в 1961 году, и это место все еще опасно. Глубины ее еще не измерены, возможно, там есть тихие черные озера. Я продолжил свой путь, думая, как удивительно, что, когда в небе над головой и на земле под ногами есть столько опасностей, некоторые люди специально их ищут глубоко под землей. И все же, сказал я себе, если уж ты вознамерился сделать это, неплохо взять с собой полногрудую и сильную Персефону.

Местность снова стала демонстрировать признаки интенсивного огородничества. Акры капусты и салата сменялись оливковыми деревьями на склонах покатых холмов и изгородями из кактусов с желтыми цветами. Я почти не видел в поле человека и редко встречал случайную повозку или фургон по пути в маленький портовый город Роди, живописную красоту которого трудно преувеличить. К террасам прилепились дома – белые, голубые, розовые. Улицы в ярд или два шириной, вымощены булыжником; арочные входы в арабском стиле. Вся местность звенела от криков и пения детей и громких распоряжений их веселых родителей. На песчаный берег накатывались волны мелководной Адриатики – от ярко-зеленого до темно-синего цвета.

Роди не достиг той изысканности, с долей сумасшествия, которая сделала столь привлекательным остров Капри. Этот город все еще мало известен и – я бы сказал – не испорчен. Мне он страшно понравился. Мне нравились старые женщины на рыбном рынке, торгующие осьминогами и кальмарами. Нравились играющие и визжащие дети. Понравился ученик пекаря – весь в муке, словно клоун, он вышел из подвального помещения, распространяя вокруг себя восхитительный запах свежего хлеба. На его руке висела корзина, полная огромных круглых буханок, какие пекут в Апулии. А маленькая площадь со старинными зданиями была похожа на кадр из какого-то фильма: настолько живописная, что казалась ненастоящей.

В ясный день с высот Роди на море можно увидеть маленькие каменистые островки. Это – группа островов Тремити. Самый большой из них называется Сан-Домино. Юлия, дочь императора Августа, умерла, проведя здесь двадцать лет ссылки. Она была наказана, как до нее и ее мать, за адюльтер. Однажды, когда Августа попросили простить его дочь Юлию, он на глазах собрания пришел в ярость и закричал: «Если вы снова когда-нибудь затронете эту тему, то пусть боги покарают вас, подарив вам дочерей, столь же похотливых, как моя, и таких же неверных жен!»

Роди давно позабыл Юлию, зато помнит Санта Розу, девушку-рыбачку, которая двадцать пять лет назад занималась предсказаниями и лечила людей. Кульминацией был момент, когда она предсказала дату, в которую произойдет сильный шторм. При этом – будто бы заявила девушка – сама она умрет, а война закончится. Ее слава была так велика, что в назначенный день в Роди собрались огромные толпы, и из Фоджи прислали полицию, чтобы она контролировала ситуацию. Шторм и в самом деле состоялся. Во время особенно яркой вспышки молнии кто-то видел, что душа Санта Розы поднялась на небеса. Происшествие было исполнено таких эмоций, что, когда в кафе с громким стуком перевернулся столик, карабинеры открыли огонь. Но – увы! – когда шторм закончился, Санта Роза оказалась Жива, а война продолжалась. Впрочем, лояльные жители Роди говорят: каждый может ошибаться.

Мало какие районы Италии можно назвать неописанными, но, по сравнению с более популярными регионами, Полуостров Гаргано все еще мало исследован, и мне кажется, что какое-то время он будет находиться в счастливой изоляции. Я обнаружил, что в восхитительном Роди есть только один отель четвертого класса, и, хотя мне хотелось там остановиться, пришлось поспешить в Бари, чтобы успеть на ежегодный праздник святого Николая.

За городом я увидел южную оконечность огромного леса Умбра, последнего остатка первобытного леса, некогда покрывавшего Апулию. Он был очень похож на лес вокруг Брокенхерста. [18]18
  Небольшой город в южном английском графстве Гэмпшир.


[Закрыть]В жаркий летний день огромные дубы и буки замирали в молчании, прерываемом лишь редкими для Италии звуками – пением птиц. Это была разновидность лесной местности, которую некогда завоевали норманны. Она совершенно не похожа на лысые очертания сегодняшней Апулии. В этих лесах водилась дичь, на которую охотились ястребы и собаки Фридриха II. Так продолжалось до сравнительно недавних времен, до неразумных действий Фердинанда IV Неаполитанского, аппетит которого к кабанам и оленям было невозможно удовлетворить. Я проехал мимо еще одного симпатичного городка Пешичи – полный контраст Роди. Он стоит на скале над голубой водой. Спустя несколько миль я въехал в крошечный порт Виесте, где на глаза мне попалась приятная траттория. Там было всего шесть столиков и отсутствовало меню. Меня пригласили на кухню, чтобы я сам выбрал себе то, что пожелается. Здесь мне показали рыбу и морепродукты, все только что выловленное и плескавшееся в ведрах с соленой водой. Посоветовали взять креветки величиной с небольшого омара. Их восхитительно поджарили, без всякого соуса или гарнира, за исключением лимона. Вино было все то же, крепкое красное, которое я впервые попробовал в городе Святого Ангела. Угощение обошлось мне примерно в пять шиллингов.

Кроме меня, в помещении за соседним столиком сидели четверо рабочих. Их джинсы и майки были слегка припорошены каменной пылью. Завтрак они начали со спагетти, за этим последовали креветки. Один человек предпочел телятину, зато все заказали черешню. Они выпили две бутылки вина, которое принесли с собой, и бутылку минеральной воды. На протяжении трапезы рабочие болтали, смеялись и шутили. Хотя я и мало что понял из их разговора, мне было интересно сравнить их довольно аристократическую трапезу с завтраком такой же группы английских каменщиков.

Проходя по маленькой пристани, увидел человека в одежде из голубой шерсти. Он был похож на древнего финикийца. Я обратил внимание на тонкий семитский профиль, расчетливые темные глаза, склонные тем не менее к глубокой меланхолии. Человек вызвался отвести меня в грот, который, по его словам, отличался исключительной красотой, по сравнению с ним «Голубой грот» Капри выглядел монохромным. Назывался он Гротта Кампана. Я уже почти соблазнился, пока не выяснил, что путешествие займет час. Спросил, есть ли здесь другие гроты. Человек ответил, что побережье буквально продырявлено ими. Он упомянул Гротта Санта-Никола, Гротта делл Аббате, Гротта делл Аква и много других. Когда я сказал, что у меня нет времени осматривать эти чудеса, мужчина пожал плечами и вздохнул. Глаза его подернулись печалью, и я почувствовал, что пропустил один из величайших шансов в жизни.

Глава третья. Город святого Николая

Праздник святого Николая в Бари. – Ограбление могилы. – Старый город Бари. – Святой выходит к морю. – Святой Франциск в Бари. – Святой и проститутка. – Морепродукты.

1

По пути к Бари я обратил внимание на автобусы с паломниками. Они ехали туда же, куда и я, – на ежегодный праздник святого Николая. На перекрестке, дожидаясь разрешающего сигнала светофора, я имел хорошую возможность рассмотреть пилигримов. В основном это были женщины в черных одеждах. Они сидели напряженно и торжественно, держали на коленях узлы и сумки. На плечах у них лежали черные шали, седые волосы прикрыты черными платками. Дожидаясь, пока автобус продолжит движение, все пели литании.

Я сделал вывод, что это – новый способ паломничества, отвергающий правило, что духовная добродетель заключается в физических трудностях. Эстелла Канциани еще в двадцатых годах описывала длинную средневековую процессию, по двое в ряд, идущую по унылой местности вслед за человеком с крестом. Возможно, это еще и существует, но только не на юге страны, где появились хорошие дороги и автобусные компании. Тем не менее старые обычаи соблюдаются: пилигримы по-прежнему следуют за крестом: я увидел, что его привязывают к радиатору.

Когда я приехал, уже темнело. Бари – самый большой город на юге Италии после Неаполя. Как и большинство старинных портов Адриатики, старый город соседствует с новым. Последний часто превосходит старый город размерами и совершенно на него не похож. Старый Бари живописно расположился вокруг собора и церкви Святого Николая и старинной гавани, служившей местом отправления рыцарей в крестовые походы. Мюрат, во время короткого пребывания королем Неаполя, интегрировал в старый город новый Бари. С тех пор здесь появились широкие проспекты, обсаженные пальмами, выросли внушительные здания, отличные магазины, появилось одностороннее движение, тем не менее возникли обычные транспортные проблемы.

Я был поражен размером и оживленностью Бари. Отель меня восхитил: он был современным, служащие встретили меня приветливыми улыбками. Оказалось, что я поселился в одном из лучших отелей Италии. Номер был оборудован кондиционером; имелась ванная; в стену был вмонтирован приемник; возле кровати на тумбочке стоял телефон, и лампа для чтения была такой, как следует, и в нужном месте.

Портье принял мои сумки и широко улыбнулся. Спросил, настроен ли кондиционер по моему вкусу и не надо ли выгладить мне одежду. Затем отдернул занавеску и, указав на луч света, тонкий, словно свеча, сказал, что это колокольня собора. Рассказал также, что он женат и у него четверо детей. В войну он был в плену – в Индии! Когда он снова улыбнулся, я почувствовал, как далеко я нахожусь от туристских путей. Там ночной приезд пассажиров с чемоданами и дорожными сумками, как бы хорошо к приезжающим ни относилась гостиничная обслуга, стер с лиц принимающей стороны приветственные улыбки. Нет в мире людей с большим чувством собственного достоинства, чем итальянцы. Однако со временем узнаешь, что жизнь состоит не из одних лишь приятных человеческих контактов. Каждый вечер приходится таскать вверх по лестнице сотни чемоданов, а потом каждое утро спускать их вниз. И так каждую неделю, месяц за месяцем, на протяжении сезона помогаешь бесконечной череде явно сумасшедших людей, которые не могут усидеть на месте. Это, согласитесь, может ухудшить настроение даже оптимистичным итальянцам. Юг страны в целом еще не испытал этого, однако все впереди.

Я узнал, что отель стоит на периметре старого города, значит, до него всего несколько сотен ярдов, а потому после ужина решил туда прогуляться. Через несколько минут я вошел в другой мир. В Новом Бари был исключительно шумный вечер: громкоговорители в темноте разносили гнусавые голоса гигантов. Казалось, на улицах праздновали какое-то важное городское событие. Движение в тот вечер тоже было ненормально шумным. Пришлось с главного проспекта свернуть на второстепенную улицу, но едва я оказался в обволакивающей тишине Старого города, как обо всем позабыл. Массивные каменные стены полностью заслонили собой шумный современный город. Улицы в большинстве своем были узкими, и по наружности – восточными. Другие, главные улицы Старого города хорошо освещены и запружены народом. Луна проливала свет на старинные двери и белые арки, выхватывала из темноты дворы. Ступени поднимались к домам, где долгие столетия жили люди.

Скоро я безнадежно потерялся. Оказалось, что я позабыл в гостинице карманный компас, который обычно ношу с собой. Не желая обнаружить свое иностранное происхождение, обратившись к прохожим, я шел вперед по узким улочкам – повернул налево, потом направо. То и дело меня привлекал то ли двор, залитый лунным светом, то ли звук высоких голосов, в которых слышались арабские нотки, то ли старинное здание, массивное, точно крепость. Казалось, что там среди жильцов есть крестоносцы. Я подумал, что, если случай не выведет меня из уличного лабиринта, придется все-таки попросить о помощи.

Выйдя из очередного переулка, я оказался на широкой и пустой площади и замер, глядя на залитую лунным светом великолепную норманнскую церковь. Фонари освещали башню, в ней я узнал колокольню, ту самую, которую в гостинице показал мне портье. Прекрасное здание, с окном-розеткой над западным фронтоном, напомнило мне некоторые норманнские церкви Англии, хотя было и отличие. Где, например, в Англии вы увидите боковые колонны, покоящиеся на спинах двух слонов? И все же, думаю, люди, построившие эту базилику, говорили на том же языке, что и те, кто возвели Даремский собор и собор в Или. Я подумал, что, возможно, единственная причина, по которой чувствуешь себя в Апулии, как дома, это то, что в каждом городе встречаешь дома, похожие на норманнские здания английских городов и деревень.

Из-под высокой арки я прошел на другую площадь, похожую на первую, но еще более величественную. И снова передо мной предстал массивный норманнский храм, купающийся в лунном свете. Оказалось, что это – церковь Святого Николая, центр церемоний, намеченных на последующие три дня. Широкие ступени призывали подняться к трем великолепным дверям. Над ними тоже имелось окно-розетка. Не успел я восхититься архитектурным шедевром, как на пустынной площади появилась группа паломников, опирающихся на длинные посохи с набалдашниками в виде сосновых шишек. Такие же палки я видел в городе Святого Ангела.

Паломники дошли до середины площади и положили посохи на булыжное мощение. Группа была женская, за исключением трех мужчин. Должно быть, крестьяне из какого-нибудь небольшого местечка в Мурдже или Капитанате. Паломники хриплыми старческими голосами громко запели гимн, в котором я угадал лишь два слова – «святой Николай». Отворилась дверь маленького монастыря, и из тени вышел доминиканский монах со связкой ключей Он поднялся по ступеням церкви и вошел в боковую дверь, а коленопреклоненные паломники продолжали петь гимн святому.

Я подумал о том, что пора бы вырваться из Средневековья и отыскать дорогу в отель. Пришлось обратиться к прохожему, и он с любезной настойчивостью проводил меня сначала до одного угла, потом до другого, пока не вывел на нужную дорогу.

Жители Бари вот уже тысячу лет посвящают три майских дня – с седьмого числа по девятое – празднованию мощей святого Николая Мирликийского, являющегося, конечно же, рождественским Санта-Клаусом. Моряки украли реликвию из гробницы в Малой Азии. (Жители Бари предпочитают говорить «спасли».) Сделали они это, возвращаясь из Антиохии, куда доставили апулийскую пшеницу. После всех испытаний и опасностей священная реликвия надежно покоится в серебряной раке в крипте церкви Святого Николая. Самыми последними потрясениями можно считать события Второй мировой войны – высадка союзников, немецкие воздушные бомбардировки и взрыв в гавани американского корабля. Мощи плавают в жидкости, прозванной «манна святого Николая». Их чудесная сила помогла сделать святилище на юге Италии одним из самых популярных в мире.

Мне очень захотелось посетить праздник, когда я услышал, что во время церемонии статую святого Николая отнесут в гавань и отправят в дневное плавание на рыбачьей лодке. Верующие думают, что святой покровитель моряков с удовольствием проведет день на воде. В Италии, а также и в Греции святых выносили раз в год на море и даже купали в нем, но стать свидетелем того, как великий святой – вытеснивший в Греции даже Посейдона – отправится в морское путешествие, казалось мне невероятно заманчивым.

Святой Николай защищает не только матросов и рыбаков, он является и святым покровителем детей, грабителей, волков, России и ростовщиков. Некоторые исследователи полагают, что вывеска ростовщика представляет собой не шары Медичи, а три мешка золота, которые добрый святой зашвырнул в дом вдовца, чтобы у трех его дочерей было приданое. Трансформация в Санта-Клауса – еще одна ипостась этого разностороннего святого.

Если бы устроили рейтинг, Николай оказался бы среди святых на одной из первых строчек. В одной только Англии ему посвящено более четырехсот церквей, а что уж говорить о старинных фамилиях, образованных от его имени – Николе, Николсон (Nicholson, буква h вкралась сюда в XII веке), Никсон и менее очевидные – Коул, Колли, Коллис, Колет и Коллинз. Во Франции популярны женские имена – Николетт и Колетт.

О краже реликвии рассказали три исследователя тех времен. Среди них – Иоанн Архидьякон, чья история стала известна в следующем, 1088 году. Это красивый средневековый рассказ, в котором, я думаю, натренированное ухо способно распознать эхо интервью с главными актерами той драмы. Название довольно длинное: «Translatio S, Nicolai episcopi ex MVra LVciae urbe ad Apuliae oppidum Barim vel Barim, scripta ab Johanne archidiacono Barensi jubente Ursone Barensi et Canusino archiepiscopo, circa annum Domini 1088, apud Surium die nono Mai». [19]19
  «Перенесение св. епископа Николая из ликийского города Миры в Бари, город Апулии, написанное барийским архидиаконом Иоанном по велению Урсона, архиепископа Барийского и Канусинского, около 1088 года от Рождества Господа Нашего, у Сурия, 9 мая».


[Закрыть]

Автор говорит, что, когда моряки Бари разгрузили в Антиохии свою пшеницу, то повстречали команду венецианцев. Те сознались, что запаслись молотками и ломами, чтобы перед возвращением домой завладеть реликвией святого Николая в Мире. Не говоря ни слова, моряки Бари спешно покинули Антиохию, прихватив собственные ломы и молотки.

Такие действия можно назвать самой странной смесью набожности и бессовестности. Культ реликвий Церковь переняла у Востока. Хотя лучшие умы осуждали эксгумацию тел, одинаково отвратительную в глазах римлян и евреев, а тем более торговлю фальшивыми реликвиями, распространившуюся со времен святого Августина, ничто не могло остановить всеобщего желания заполучить святые мощи, способные к чудесным исцелениям. Больше всего в этом преуспели венецианцы. От капитанов кораблей, возвращавшихся из восточных путешествий, каждый раз ждали святых реликвий – купленных либо украденных. Самым большим торжеством для венецианцев стало похищение останков святого Марка из Александрии. Это событие произошло в 828 году. Египет тогда стал мусульманской страной, а святой будто бы во сне выразил желание быть «спасенным» и перевезенным на христианскую землю. Похожая ситуация была в Мире, ныне разрушенном городе на южном побережье Турции. В 1087 году он был захвачен неверными. Как и в Александрии, христианам Миры было дано право молиться и ухаживать за своим святилищем. В том и другом случае моряки Венеции и Бари ограбили церкви и уплыли восвояси с драгоценными реликвиями братьев-христиан.

Прибыв в Миру, моряки Бари тут же пошли помолиться к святилищу святого Николая, и греческие монахи дали им маленькую чашу со святой жидкостью – «манной», излившейся из мощей святого. Это первое упоминание об этой жидкости. Тактика мореходов Бари после нахождения могилы была такой же, что и два с половиной столетия назад у венецианцев в Александрии. Они предложили за мощи золото. Венецианцы в свое время заметили, что египетские монахи не прочь на сделку, однако греки из Миры пришли в негодование. «Мы хотим увезти это святое тело, – сказали моряки Бари, – и перенести его в нашу страну. Мы пришли сюда на трех кораблях по повелению римского папы. Если вы согласитесь на наши условия, каждый корабль даст вам по сто золотых монет».

Такая невероятная ложь на монахов не подействовала: мораль греков оказалась на порядок выше, чем у латинян. Обнаружив, что итальянцы намерены взломать гробницу, они сказали: «Вот она. Неужто не побоитесь Божьей кары?» Моряки встревожились. Два священника, которых они привезли с собой, молились в церкви, «но были так напуганы, что голоса дрожали».

В конце концов моряки расхрабрились и решили действовать. Взяв молотки, разбили крышку и внизу, под кирпичами, обнаружили то, что они назвали «мраморной урной». Вероятно, это был саркофаг. Разбив мрамор, увидели священную жидкость, «манну святого Николая». Как и венецианцы, в свое время разрушившие захоронение святого Марка, моряки ощутили чудное благовоние, «запах святости». Иоанн Архидьякон говорит, что «на присутствующих повеяло тонким ароматом». Тем временем молодой человек по имени Матвей – по-видимому, он у них был лидером – засунул руку в саркофаг и обнаружил, что он до половины залит священной жидкостью. «Тогда он сунул в него правую руку и, нащупав бесценное сокровище, которым так страстно хотел обладать, не теряя ни минуты, начал бесстрашно его извлекать. В поисках головы святого окунулся в саркофаг всем телом и стал рыться руками и шарить ногами, стараясь ее найти. Когда вышел наружу, с тела его стекала священная жидкость».

Благочестивые воры поспешили со своей добычей к кораблям. В отличие от венецианцев, попытавшихся обмануть местных жителей, не стали засовывать в саркофаг другое тело. Венецианцы в свое время скрыли останки святого Марка в бочке с соленой свининой, зная, что мусульманам не останется ничего другого, как смириться с воровством. Моряки Бари посчитали такую предосторожность излишней. «Отчалили в полном восторге. Реликвию завернули в новую белую ткань и положили в деревянный сосуд, наподобие бочонка для вина».

Жители Миры столпились на берегу. Они были преисполнены гнева и горя, рвали на себе волосы и бороды, завывали о потере святого покровителя, пели траурную песнь:

 
Несчастный день! Какой позор!
Бесчестье нашего народа!
Дар Бога, славная награда,
Исчезла с наших глаз,
И не на ратном поле,
Уступлена она большому войску,
Ее похитили подкравшиеся люди,
(Увы, всего-то трое человек).
Мы плачем по сокровищу, которое пираты
Отняли у страны без всякого труда.
 

Религиозное похищение оказалось успешным. Венецианские соперники не сделали попытки помешать барянам, так что в мае 1087 года корабли доставили драгоценный груз на родину к высыпавшим на берег восторженным толпам. (Тот год оказался примечательным для англо-норманнской истории. В сентябре в Руане умер Вильгельм Завоеватель.) Желание архиепископа Бари поместить реликвию в соборе было, по некоторым причинам, непопулярно. Ковчег с мощами положили на повозку, а впряженный в нее осел остановился возле побережья, где вскоре построили церковь Святого Николая. Поэтому столбы крыльца покоятся не на спинах львов, как это принято, а на двух непонятных животных, которые на самом деле являются ослами. Животные потеряли бронзовые рога, но углубления, из которых они вырастали, заметны в камне. Неплохо было бы восстановить эти рога, а вместе с ними и настоящий облик двух странных существ, двух украшений, уникальных для Италии.

Каждое утро перед завтраком я приходил в Старый город и шел либо на мессу в собор, либо в церковь Святого Николая. Удивительные старинные улицы казались мне еще интереснее при дневном свете. Не припомню другого населенного средневекового города в Европе, столь же большого, как Старый Бари. За это, думаю, следует благодарить Мюрата: он оставил его без изменений и пристроил к нему новый, прямоугольный город. Оказавшись в Старом Бари, слышишь шум человеческого происхождения: голоса торговцев, нахваливающих свой товар; звучание музыкальных инструментов в неумелых руках; крики женщин, переговаривающихся друг с другом с балконов; детский плач и звон колокола. Большая часть улиц Старого города слишком узка для автомобилей; разносчики ходят с тележкой от одной двери до другой. Женщины, Кажется, только и делают, что набирают воду то ли из колодцев, то ли из фонтанов. У меня сложилось впечатление, что жители Старого Бари наслаждаются веселой людной жизнью улиц, с их старинными домами, и отвергнут всякие попытки переселить их в современный город.