Текст книги "От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии"
Автор книги: Генри Мортон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Стоя в темном, загадочном склепе и слушая, как с крыши срывается водяная капля, я понимал, как страшно, должно быть, было сидеть с кумской сивиллой в глубинах матушки Земли. Ее голос – по описанию Вергилия – звучал с разных сторон. Жрецы наверняка сделали сеанс как можно страшнее. Я не мог определить, где сидела сивилла, и видел ли ее клиент или только слышал. Все, что могу сказать, это что после аудиенции доверчивый человек шел по каменной галерее в тревожном состоянии духа. Эхо разносило стук моих шагов по циклопическому коридору, и, выйдя из туннеля на солнечный свет, я облегченно вздохнул.
Античная мощеная дорожка обвивала холм до самой вершины, как Виа Сакра на римском Форуме. На холме, среди утесника, тимьяна и клевера находятся руины храма Аполлона. На половине дороги есть ферма, обнесенная стеной. В стене – арочный вход, словно в замке. Я увидел босоногую девушку. Она вела черно-белого вола. С ловкостью, выработанной практикой, она опустила в колодец ведро и вынула его, наполненное водой. Такой картине – подумал я – столько же лет, сколько самим Кумам.
Здесь не было ни души, не слышно ни звука, если не считать жужжания пчел, перелетавших с цветка на цветок. Акрополь в Кумах… На его вершине – храм Аполлону, в его глубинах – грот оракула. Мне кажется, что это – одно из по-настоящему магических мест Италии. Я смотрел в сторону моря, видел Мизенский мыс и невольно вспомнил Энея. Смотрел в глубь материка и видел озеро Аверн, а к северу, в дымке, там, где горы сходятся с береговой линией, была Гаэта, имя этого города снова вызывает в памяти Вергилия, ибо там была легендарная могила Кайеты, кормилицы Энея. Поэзия и ландшафт идут здесь рука об руку.
12
Наконец-то наступило праздничное воскресенье в Ноле – «Танец лилий». Мэр Нолы пригласил меня в ратушу. Праздник должен был начаться в полдень, но, будучи человеком опытным в части публичных церемоний, я приехал в Нолу (от Неаполя до нее всего двадцать миль) еще до завтрака. Улицы были почти пусты, зато собор набит битком, из громкоговорителей на площади доносятся звуки праздничной мессы. Выбрав кафе с теневой стороны площади, я заказал то, что в Италии сходит за завтрак, в данном случае – кофе и булочку. Затем прогулялся по городу.
Увидел отличную статую Августа в генеральских доспехах. Он был запечатлен молодым, когда зачесывал волосы на лоб. Умер в этом городе в возрасте семидесяти шести лет на руках у Ливии, со словами: «Ливия, помни, как жили мы вместе!» Даже на боковых улицах чувствовалось предпраздничное волнение. Дети бегали, кричали и пели, а выведенные из себя женщины звали их с балконов. Начали звонить церковные колокола. Интересно было слушать их в Ноле: ведь, по слухам, в них впервые зазвонил святой Паулин, призывая свою паству в храм.
«Танец лилий», появившийся тысячу шестьсот лет назад, привлек меня с того момента, как я впервые о нем услышал. Считаю, что это – одна из самых интересных встреч с ускользающим прошлым. Святой Паулин родился в 353 году, а его первым учителем стал поэт Авсоний. Паулин был патрицием и, как многие люди его класса, во время падения империи стал христианином и епископом. Будучи другом святого Августина, находился с ним в переписке. Многие его письма и стихи сохранились до наших дней. Он был епископом Нолы, когда в 410 году Аларих с вестготами захватил и разграбил Рим и двинулся на юг с добычей. Варвары явились в Нолу, арестовали Паулина и забрали с собой, то ли потому, что тот оказал им сопротивление, то ли потому, что он предложил себя вместо сына вдовы. В любом случае, его увезли, некоторые говорят, что в Африку. Как и почему его освободили, неизвестно, но он вернулся в Нолу, где его приветствовало население. Люди на радостях танцевали и размахивали букетами лилий.
Событие сделалось ежегодным праздником. Торговые гильдии начали соперничать друг с другом: кто из них сделает лучшую композицию из лилий. Сначала они носили цветы на шестах, как сейчас это происходит в Бари на празднике святого Николая (там носят гвоздики). Затем шесты постепенно сделались шире, а гнезда для лилий все больше, они становились все эффектнее, пока то, что по-прежнему называют «лилиями», не превратилось в огромные деревянные башни, пятьдесят и более футов в высоту, но танцы, зародившиеся в V веке, танцуют по-прежнему.
В одном узком переулке я наткнулся на мужчин, приколачивавших к башне из деревянных реек парусину с цветными изображениями. Сверху на башню ставят раскрашенную гипсовую статую святого Паулина. Платформа под башней очень толстая. Мне сказали, что ее будут нести пятьдесят мужчин. Команды пронесут башню на расстояние двадцати ярдов. На парусине изображены сцены из Библии. О процессе трансформации лилии в башню поведала история религиозных церемоний. Люди верят, что, напрягая мышцы под страшным весом – башню необходимо пронести вокруг города или поднять в гору, – они избавятся от грехов и обретут добродетель.
Я нашел в ратуше окно, зарезервированное специально для меня. Окно выходило на собор, так что я хорошо видел площадь. Каждый год здесь танцуют восемь «лилий».
Они символизируют восемь торговых гильдий римской Нолы, некогда приветствовавших возвращение святого Паулина в родной город. Отдаленный хлопок в ладоши означал, что «лилии» обходят город и вскоре появятся на площади. С приближением полдня волнение нарастало. Пьяцца заполнялась народом. Группы молодых людей и мальчиков, взявшись за руки, образовали хороводы. Женщины и девочки в плясках участия не принимали.
Появление «лилий» представляло собой необычайное зрелище. Они выходили поодиночке, с интервалом примерно в полчаса. Башни были одной высоты, каждую сопровождал оркестр. Несли их обливавшиеся потом мужчины. Их можно было уподобить галерным рабам или арестантам, осужденным на пытку. У каждой «лилии» был собственный оркестр, игравший собственную музыку. Когда появилась первая башня, я удивился тому, что двенадцать крупных мужчин, дудевших в трубы и игравших на других инструментах, не маршировали, как это обычно делают оркестры, а сидели на платформе «лилии», увеличивая еще больше вес башни, которую несли их земляки. Это огромное и, очевидно, бессмысленное физическое напряжение напомнило мне о празднике свечей в Губбио в провинции Умбрия, когда группы мужчин бегут в гору с огромными деревянными цилиндрами.
Каждая «лилия» под звуки оркестра медленно вползала на заполненную народом площадь. Она вставала напротив ратуши, а вспотевшие носильщики опускали ее и отдыхали. Затем оркестр играл живую мелодию, и под дикие крики зрителей носильщики поднимали платформу вместе с оркестром себе на плечи и, переступая с ноги на ногу, заставляли башню качаться или танцевать. Такого странного зрелища я еще не видел. Толпа восторженно ревела. Исполнив танец, каждая «лилия» отходила в сторону, пока на площади не выстроились друг против друга.
Все восемь «лилий», по четыре с каждой стороны. Затем на площадь явился белый корабль с золотой фигурой на носу. Его втащила команда из пятидесяти человек. Корабль символизировал судно, на котором святой Паулин вернулся из Африки. Статуя епископа стояла под алтарем на корме, а фигура, непременный участник церемоний Южной Италии – сарацин в тюрбане и с ятаганом, – была капитаном корабля. Когда галера явилась на площадь, с каждого балкона на нее дождем полетели цветы. Воздух задрожал от криков «вива!». Все приветствовали «Сан-Паолино», я уже подумал, что эмоции достигли наивысшей точки, но оказалось, что ошибся.
Церковь, великий мастер по части организации пышных исторических праздников, добавила завершающий штрих. Зазвенели колокола; толпа враз замолчала; распахнулись двери храма, и из темноты на закатное солнце вышли священники: епископ в парчовом облачении и митре, а за ним – серебряная статуя святого Паулина в окружении гладиолусов. Епископ обошел площадь, благословляя «лилии», затем процессия вернулась в собор. Носильщики статуи святого Паулина обошли площадь, так чтобы святой ни разу не повернулся спиной к народу. Солнце осветило его серебряную митру, и он исчез в темноте нефа. Свидание Нолы с прошлым закончилось до следующего года.
Неудивительно, что город сдулся, словно воздушный шарик. Улицы опустели. Три «лилии» остались стоять на пьяцце, и по ним карабкались мальчишки. Я тоже испытывал опустошение. Несколько часов мое внимание поглощали духовые оркестры, танцующие толпы, качающиеся «лилии», а теперь праздник закончился. Я вернулся в Неаполь, думая, что все повторяется: счастье, испытанное Людьми полторы тысячи лет назад, проявилось и сегодня во всей своей полноте.
13
На следующее утро в воздухе повисла легкая дымка, и даже кресельный лифт работал. Я подумал, что интересно будет пройти последний отрезок пути на Везувий пешком. Я ехал по дороге, становившейся все более зловещей. С обеих сторон видел ужасные реки лавы, серые, словно шкура слона. Они остановились и застыли после извержения 1944 года. Я не был готов к такому лунному пейзажу. Удивился, как и люди, читающие рассказы о вреде, нанесенном стихией: почему крестьяне продолжают жить на этом пепелище? Ответ прост: когда старая лава перемешивается с землей, почва становится необычно плодородной. Говорят, здесь выращивают лучшие виноградники и оливковые деревья.
Оглядываешься назад и видишь нетронутые горные склоны с богатыми всходами и леса с восхитительными золотыми порослями утесника, отделенные несколькими футами от серой застывшей мертвой реки. В свое время она ползла с Везувия в виде раскаленной массы, пожирая дома, леса, оливковые рощи и виноградники.
Из дома выскочила девочка и сказала мне, что дорога окончилась и теперь я должен идти пешком. В доме мне предложили холодные напитки, запонки и ожерелья, сделанные из блестящей переливчатой лавы. Посоветовали сменить обувь – надеть сандалии на веревочной подошве и взять напрокат крепкую палку. Я сделал и то и другое. Мне было забавно наблюдать за суматошной маленькой француженкой. Похоже, она боялась, что ее обманут, а потому не воспользовалась советом: отказалась и от обуви, и от посоха. Начала восхождение в красивых уличных туфлях. Через полчаса выдохлась, а туфли изодрались в клочья. Я упрекнул себя за то, что не догадался взять с собой лишнюю пару веревочных сандалий, но, в конце концов, с ней был муж. Судя по всему, он не смел обсуждать ее решения.
Не знаю, сколько миль было от дома до Везувия. Может, одна, а может, и три мили. Все, что могу сказать, это то, что идти было очень трудно. Я шел по обуглившейся и размолотой в порошок лаве. Дорога была мягкой, в некоторых местах скользкой, к тому же она петляла, как и все горные дороги. С каждым поворотом кажется, что вершина еще дальше, чем прежде. Туман по-прежнему выплывал из залива. Я утешал себя тем, что вид компенсирует мои мучения, напомнившие мне самые болезненные моменты в «Пути паломника» Баньяна.
Подумал, что, несмотря на автомобили и малоподвижный образ жизни, мы в некоторых отношениях покрепче наших предков. Никто в наши дни не согласится, как когда-то наши предки, чтобы его тащили к Везувию на ремне проводника. В 1786 году подобным образом поднимался Гёте, молодой, мускулистый и ловкий. «Такой проводник опоясывается кожаным ремнем, за который цепляется путешественник и, влекомый им, да еще опираясь на палку, все же на собственных ногах подымается в гору». Пока тащился, мысленно развлекал себя, вспоминая любимую историю о Везувии. Когда миссис Пьоцци в 1786 году поднималась на кратер, путешественники обычно останавливались в хижине отшельника и перекидывались несколькими словами с анахоретом, который жил там в то время (вероятно, зарабатывал честные деньги тем, что продавал лимонад или куски лавы). Обсуждая с ним литературу, миссис Пьоцци обнаружила, что отшельник – француз. Он сказал ей: «Не встречал ли я вас раньше, мадам?» (Странный вопрос для анахорета с Везувия, однако миссис Пьоцци не заостряет на этом внимания.) Да, они встречались. Вглядевшись в лицо отшельника, миссис Пьоцци признала в нем некогда модного лондонского парикмахера! Обсудив нескольких дам, посещавших его салон, миссис Пьоцци попрощалась и продолжила путь. Уходя, она услышал, как отшельник бормочет: «Ах, как же я стар – помню, когда впервые появились черные заколки!»
Жизнь удивительна и непредсказуема. Как бы хотелось чтобы и со мной на склоне Везувия случилось что-нибудь в этом роде. Увидеть бы в качестве отшельника бывшего лондонского таксиста или старого раскаявшегося издателя… Но нет, черная дорога безжалостно вела меня наверх, не давая приятной передышки. Вдруг, уже близко к вершине, я увидел силуэты женщин, поднимавшихся по воздуху в спокойной и деловитой манере: кресельный подъемник все-таки работал. Он заменил знаменитую железную дорогу Кука, разрушенную последним извержением. Вереница женщин (среди них ни единой валькирии) скрылась в тумане. Поднявшись наверх, я зачарованно смотрел, как дамы, аккуратно пристегнутые к креслу, выходили на вершину, словно это была самая обыкновенная вещь на свете. Проводники подозвали к себе свои группы и повели их к кратеру.
Словно стая маленьких любопытных птиц, мы, туристы, числом около двухсот, остановились на вершине большой груды шлака. Воздух звенел от полезной информации. Я слышал, как один гид сказал: в поперечнике кратер достигает ста пятидесяти ярдов, а глубина его – семьсот футов. Ничто не указывает на то, что Везувий до сих пор жив, за исключением фумеролей, точно таких, какие я видел на Флегреанских полях. Гиды подносили к щелям газеты, и они немедленно вспыхивали. Люди задавали сотни вопросов, но на самые интересные ответов не получили.
Любопытно, что до извержения 79 года, когда погибли Помпеи, никто и не думал, что Везувий – действующий вулкан. Ужасная гора шлака, которую мы видели перед собой, была тогда густым лесом, славившимся кабанами. Затем произошло извержение. С тех пор оно повторялось через неравные промежутки времени. Иногда случался длительный простой, как, например, с 1500 по 1631 год. 0 тот период гору снова возделали для земледелия, а кабаны вернулись в поросший лесами кратер. В то время, мне кажется, Везувий выглядел менее активным, чем Флегреанские поля.
Самым лучшим очевидцем извержения 79 года был Плиний Младший. Его дядя, Плиний Старший, адмирал флота при Мизене, погиб во время стихийного бедствия. 24 августа 70 года было, возможно, одним из тех жарких дней, когда невозможно охладить себя даже в море. Плиний жил со своей вдовой сестрой и ее сыном, Плинием Младшим. Мальчику было семнадцать лет. После прохладной ванны Плиний вернулся в библиотеку, чтобы прибавить что-то к ста шестидесяти томам своих заметок, ставших потом «Естественной историей». Сестра попросила его оставить работу и выйти на улицу, посмотреть на повисшее над Везувием странное облако. Она сравнила облако с пальмой. Он попросил подать ему сандалии и вышел. Взглянув на облако, понял, что это – природный феномен, требующий расследования. Приказал подать себе небольшую галеру и перевезти через бухту. Когда он совсем собрался выходить, услышал жалобный крик о помощи. Кричала жена его друга, жившего в вилле у подножия горы. Она просила Плиния прислать корабль, так как спастись можно было только по морю. Адмирал решил организовать спасательную экспедицию и приказал собрать несколько кораблей.
Когда суда двинулись по направлению к Везувию, на палубы полетел пепел и посыпались обожженные черные Камни. Хотя был день, над ними повисла черная туча, и стало темно, как ночью. Воздух сотрясали страшные взрывы, а море начало отступать, словно его втягивали в себя подводные воронки. Плиний приказал, чтобы галера подошла как можно ближе к Стабиям, где жил его друг Помпониан. В доме была страшная тревога. Ценности упаковали, и Помпониан готовился бежать. Плиний успокоил его, заставил слуг работать и уговорил повара приготовить обед. После ванны он уселся за стол вместе с хозяином и с удовольствием пообедал, затем спокойно отправился спать. Слышно было, как он храпит. Пока он спал, в коридор, ведущий в спальню, налетел горячий пепел. Плиния разбудили. Поняв, что опасность куда серьезнее, чем он представлял, Плиний решил, что им остается одно: попытаться пройти через падающие обломки к кораблям. Полотняными лентами привязали к головам маленькие подушки, прикрыли салфетками рты и вышли из дома. Добравшись до берега, увидели, что море бушует и ни один корабль не сможет их забрать. Плиний был грузным мужчиной пятидесяти шести лет. Его утомили эти события, и он улегся на разостланное покрывало, но тут огонь и сернистый запах заставил всю компанию вскочить на ноги. Плиний тоже начал вставать, но вдруг упал замертво. Очевидно, надышался сернистыми парами. (Далеко от них, в Риме, люди с недоумением заметили странное серое облако. Они не понимали, что это такое.)
Рассказ об извержении вулкана и смерти Плиния был написан его племянником в письме историку Тациту. Тот собирал свидетельства очевидцев. К сожалению, кроме писем, ничего не было найдено.
Я спустился по коварной горе и был вознагражден: туман полностью рассеялся, и внизу я увидел прекрасное голубое море и плавный изгиб берега, на который накатывали ласковые волны. Среди цитрусовых деревьев – лимонов и апельсинов – блестели белые дома.
14
Наши деды и прадеды верили – или притворялись, что верят, – будто Венера Медичи представляет идеальную женскую фигуру. А вот наши затянутые в корсеты бабушки и прабабушки утверждали, что в реальной жизни такой идеал красоты не поощрялся. Массивная богиня без талии хотя и вызывает уважение, однако не украшает собой альбомы репродукций. Появись она на современном пляже, и скорее всего, пробежал бы шепоток, что такой женщине следует посидеть на диете. Талию открыло Средневековье, и эта часть фигуры до сих пор является главным показателем женской красоты.
Возможно, одной из нескольких античных Венер, которая имеет шанс получить титул «Мисс Античный Рим», является Венера Каллипига «Прекраснозадая». Она стоит в Национальном музее Неаполя. Ее обнаружили среди руин Золотого дома Нерона в Риме. Скульптура являлась частью знаменитой коллекции Фарнезе. В XVIII веке ее приобрел Карл III. Рим разгневался, когда статую перевезли в Неаполь. Венера стоит, придерживая одной рукой покрывало, а в другой руке держит зеркало и через плечо смотрит на себя сзади, любуясь собственным отражением в воде. Скульптор с самого начала предполагал поставить фигуру на краю бассейна или на острове в озере, как нимф в Казерте. Для скульптуры нашли самое удачное место в музее: вы наталкиваетесь на нее внезапно, словно вы – пресловутый мифический пастух.
В гигантском помещении хранится больше предметов Этичного искусства, нежели в любом другом музее. Любопытно, что в XVI веке здание предназначалось для кавалерийских казарм. В музее находятся все известные сокровища Фарнезе – фарнезский бык, Геркулес, Флора фарнезская чаша, принадлежавшая когда-то Лоренцо Великолепному, – а также тысячи менее известных статуй из бронзы и мрамора. Есть залы, полные серебра, золота, драгоценностей; комнаты с фресками работы великих, но неизвестных художников. Я обратил внимание на отделы с медицинскими инструментами – зондами, хирургическими щипцами, имеющими современную форму; в других залах много красивой кухонной посуды – горшков, сковородок, а также обуглившихся фруктов, хлеба и мяса, хрупких и черных. 24 августа 79 года они были свежими, их приготовлялись съесть, но Везувий нарушил планы, уничтожив Помпеи и Геркуланум.
Жаль, что некоторые организаторы поездок по Европе превращают эти мероприятия скорее в историю передвижения, чем в настоящее путешествие. Гиды ведут группы в Помпеи, а Национальный музей пропускают. Не знаю места, которое давало бы чувство большей связи с классическим прошлым. Здесь находится античный «Танцующий фавн» из Зала фавна в Помпеях, а также фрагмент прекрасного мозаичного пола из того же здания. Мозаика запечатлела Александра Великого и Дария в пылу битвы. В соседнем зале лучшая из всех существующих – статуя Дианы Эфесской. Фантастическая фигура, заключенная в панцирь из символов. Из ее торса выпирают выпуклости, которые, согласно аннотации, называются женскими грудями. Я считаю, что это – орнамент из пчел. Пчела была символом Дианы Эфесской, ее изображали и на монетах. Богиня считалась королевой пчел. Устройство храма Дианы отражало жизнь пчелиного улья.
Я часто возвращался в музей и каждый раз находил нечто новое, достойное восхищения. Какими интересными казались мне гладко выбритые римские лица сенаторов периода правления Августа! Они напоминали викторианцев. Вряд ли найдется хотя бы один из них, кого нельзя было представить себе в палате общин XVIII века. В прошлом столетии, вместе с автором «Трех мушкетеров», назначенным куратором, музей проникся духом комедии. Дюма-отец путешествовал по Средиземноморью, желая поправить расшатанное здоровье. В экипаж его яхты входила очаровательная девушка-матрос в брюках клеш и аккуратном жакете. Дюма снабжал оружием Гарибальди н попросил в качестве вознаграждения должность куратора музея Бурбонов (так тогда назывался Национальный музей). Настоящей целью Дюма был поиск сокровищ в Помпеях, и должность куратора делала такие поиски легальными. Это назначение возмутило общественность. Тем не менее Дюма занимал эту должность четыре года, после чего вернулся в Париж, к кредиторам и не менее требовательной любовнице.
