Текст книги "Золото Маккены"

Автор книги: Генри Уилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

18
Приманка Венустиано Санчеса

– Нам надо спешить, – торопил Пелон. – Эта чёртова луна поминутно меняет место. К тому же Санчес теперь достаточно далеко опередил нас. Следует выступать. Как дела, Маккенна? Мы готовы?

– Думаю да, хефе, – подтвердил бородатый золотоискатель. – Колл, ты готов?

– Готов, – отвечал последний, выступая вперёд.

Трое мужчин остановились, бегло осматривая оставшихся коней, сёдла и уложенный багаж.

В уже отбывшей группе Санчеса были Лупе, пленница-скво из племени пима, и франко-канадский бродяга Рауль Деплен. Последнего выбрали на эту роль из-за того, что солдаты его не знали. Также и Венустиано Санчеса и, вероятно, женщину-пима. Таким образом, все трое могли правдоподобнее сыграть свои роли беглецов из лагеря разбойников. Санчесу и Деплену следовало въехать в солдатский лагерь у Яки-Спринг вместе с Лупе. В замешательстве, вызванном их появлением, внешние пикеты лагеря будут отвлечены. Пелон и прочие, следуя так плотно, как смогут, за Санчесом и Депленом, прорвутся мимо лагеря солдат-бизонов и скроются в открытой пустыне. Потом они обогнут холмы Яки с севера, подойдя к водопою апачей, известному под названием Черепов. Толстуху Лупе, рабыню пима, следовало оставить в солдатском лагере. Санчес и Деплен постараются ускользнуть прочь позже, когда лагерь отойдёт ко сну.

Лупе, понятное дело, была слабым звеном в плане Пелона. Но ни один замысел не бывает без риска, это было ясно всей группе. В действительности же она не представляла существенной угрозы в задуманной игре. Лупе была женщиной глупой, ещё более отупевшей из-за своей тяжкой доли в качестве пленницы мескалеро. Она не говорила ни слова по-английски и почти ничего – на апаче. По-испански её речь сразу же выявляла полное отсутствие мышления. Белый офицер, командующий чёрным кавалерийским патрулём, едва ли обратит серьёзное внимание на подобное создание. Риск состоял лишь в том, что Юный Мики Тиббс вступит с ней в беседу как с индианкой и таким образом выудит у неё связную историю. Но у того едва ли будет на это время прежде, пока Пелон и все, кто с ним, не прошмыгнут мимо солдатского лагеря. Что же до Санчеса и Деплена, то эти старые вояки могли и сами о себе позаботиться.

– Что ж, – сказал Бен Колл, нарушая молчание, – если мы идём, то двинулись. Как сказал Пелон, луна нам не друг, и не годится отпускать нашу приманку слишком далеко вперёд.

– Постой, – запротестовал предводитель бандитов. – Я должен ещё раз проверить белую девушку. Мне нужно удостовериться, крепко ли держат эти верёвки и кляп. Вскрикни она или освободи руки – мне придётся пристрелить её.

– Да, – отозвался Колл, – а тогда мне придётся пристрелить тебя, и кто знает, на чём все мы остановимся.

Пелон, не ответив ему, проехал вдоль цепочки до Фрэнси Стэнтон, чтобы проверить её путы. Её лошадь располагалась между лошадью Беша и Сэлли. Пелон ехал первым, за ним – Малипаи и Бен Колл впереди Хачиты. Замыкал цепь Маккенна, который отвечал за вьючную часть табуна – трёх костлявых мустангов.

– Ладно, – сказал, возвращаясь, Пелон, – Теперь поехали.

Колл и Маккенна только кивнули и быстро двинулись к своим лошадям. Последний, вскакивая в седло, передал по цепи Пелону:

– Двинулись, хефе!

И предводитель бандитов, буркнув коням гортанное слово на языке апачей, повёл кавалькаду в нарастающем свете луны к началу тропы на Яки-Спринг.

Пятью минутами раньше Санчес с Депленом выехали вниз по той же тропе в сопровождении тупоумной женщины-пима. Они уже скрылись из глаз среди чёрных валунов уходящей вниз тропы. Далеко внизу, в белом свете луны, ожидая их, лежала пустыня. С края скалы Нечаянных Трав Маккенна мог видеть её – простёртую, молчаливо прекрасную – там, за Яки-Спринг. Он мог видеть и затенённую серую расселину, ещё не наполненную светом восходящей луны, которая была каньоном, берущим начало у ручья. С такого расстояния и столь ясной, тихой ночью любые огни в солдатском лагере были бы заметны с высоты холма. Их и было видно. Маккенна ясно различал, как они пылают во мгле бивака у Яки-Спринг. Как и предсказывал Пелон, не все солдаты-бизоны спали.

К счастью, последующий спуск не оставлял возможности для обмена мнениями по поводу этого обстоятельства. Тропа почти целиком приковывала к себе внимание, заставляя призывать весь навык и инстинкт выживания. Её ужасающая крутизна и пугающая узость требовали невероятной ловкости, даже от всадника, выросшего в каньонах. С внешнего края тропы маленькие индейские лошади, казалось, ступали копытами по воздуху. Насколько было возможно, Маккенна прикинул своё нынешнее положение.

Ещё три дня назад он был бродягой, довольным жителем аризонских пустынь и гор. Он не задолжал ни одному мужчине, не знал ни одной женщины, владел лишь лошадью да седлом, ружьём и потрёпанным одеялом, один в целом мире. Он был другом кочевников-краснокожих да разбросанной горстки закалённых белых людей, что перегоняли скот и мыли золото в просторах дикого края. От случая к случаю он находил след золота где-нибудь в гравии у ручья, в сухом песке или заброшенной промоине под красными, охристыми стенами какого-нибудь не отмеченного на карте каньона. Эти скудные крупинки да изредка – несколько самородков размером чуть больше позволяли ему продержаться на луке да на кофе, на беконе, табаке и бобах да иметь про запас патроны. Ружьём он добывал мясо оленя и антилопы, когда встречался с ними или терпел нужду, и такая диета поддерживала его в бодрости и силе. Он пропадал в глуши и в нестерпимый летний зной, и в резком холоде зим, все те одиннадцать лет, что прожил здесь, не имея нужды в постоянном жилье и потому никогда не оседая на месте. На это у него был свой собственный взгляд, он почитал себя счастливым. После юности, проведённой в ученье, Запад стал для него избавлением от заточения оседлой жизни, от скуки больших городов на Востоке, где его беспокойный отец, будучи врачом, практиковал все те девятнадцать лет, что Маккенна провёл под его крышей.

Теперь и миру, и свободе грозила гибель. Он ещё мог бы справиться с индейцами, мексиканцами и метисами. Он мог бы справиться и с Пелоном. Неравные силы их странной компании были теперь сбалансированы. Силы ренегатов, сократившись до лысого предводителя бандитов, Санчеса, Беша и Хачиты, были не более как состязательным количеством для Бена и Колла, Рауля Деплена и Глена Маккенны.

В самом деле, белые люди их калибра могли вполне надеяться, что доберутся до Сно-Та-Хэй и вернутся на равных с эгоцентричным бандитом-полукровкой, дезертиром мексиканской армии и двумя аризонскими апачами, один из которых был всего лишь наполовину в уме, а второй – склонен к справедливости.

Но, Боже правый, эта девушка! Какого дьявола Маккенна мог с ней поделать? Маккенна не знал. Но он знал, что если не случится ничего такого, что вычеркнет её из его жизни, то можно считать, что он провёл своё последнее лето в горах Могийон и прощальную зиму в иссушенных солнцем каньонах Солта. Он женится на Фрэнси Стэнтон и расстанется с былой одинокой жизнью, пусть даже это будет его последним поступком на свете.

С той же абсолютной уверенностью он знал и ещё одно. Попытайся теперь кто-нибудь помешать ему, он задушит его голыми руками.

19
Прорыв у Яки-Спринг

В шести сотнях ярдов выше солдатского лагеря у Яки-Спринг находилась мрачного вида преграда – скалы. Здесь Пелон остановил всю группу, приказав поломать цепь и сгрудить лошадей, готовясь к рывку мимо кавалерийского лагеря, раскинувшегося внизу.

– Помните, – сказал он Маккенне и Бену Коллу, – что ружьё моей сестры будет бдить над белой девушкой.

Оба мужчины оглянулись. Они увидели, что Сэлли удерживает своего пони бок о бок с Фрэнси Стэнтон. Винчестер сквобыл неприметно прижат к боку девушки. Последняя старалась, насколько могла, сидеть спокойно, удерживая лошадь от прыжка. Но при обеих руках, прикрученных к седельной луке, и ногах – к лошадиному брюху, болезненные толчки ружья создавали явную опасность общей панической скачки.

– Сестре Сэлли, – заметил Бен Колл тихо, – лучше перестать надавливать ружейным стволом так сильно. Если лошадь этой девушки выйдет из повиновения, пострадают все.

При этих словах, обращённых к безносой скво,Пелон сердито выругался и, повернув лошадь, ударил двоюродную сестру по лицу тыльной стороной ладони. Тупой звук удара. Маккенне не нужно было напряжённо вглядываться, чтобы различить тёмную кровь в лунном свете. Однако сквов ответ на удар не двинулась, не произнесла ни слова. Пелон вернулся, по-прежнему ругаясь, в голову процессии.

– Возьми её Йосен! – рычал он. – Она вроде чёртовой волчицы.

Маккенна кивнул, поджав губы.

– Нам нужно быть благодарными, – сказал он, – что ты не унаследовал такого же злобного нрава.

Пелон прижал свою лошадь к лошади Маккенны.

– Ты снова взялся шутить со мной?

– Разве сейчас время обсуждать это? – отвечал рыжебородый золотоискатель.

Пелон осклабился.

– Нет, я думаю, нет. Чем больше я тебя узнаю, Маккенна, тем меньше доверяю. Всё дело в этих чёртовых синих глазах и в этом твоём невинном облике. Они всё время меня обманывают.

– И вновь нам всем везёт, – ответил Маккенна. – Потому что твой облик внушает полное доверие.

– Что это значит?

– Именно то, что я сказал.

– Маккенна, я тебя предупреждаю!

– Намёк принят, – проговорил белый.

– А вот ещё намёк, который лучше принять вам обоим, – вмешался Беш, заговорив впервые с тех пор, как они покинули Нечаянные Травы. – Говорите тише да смотрите за Санчесом с Депленом там, внизу, у ручья.

– Это хороший совет, – заметил быстро Пелон. – Ты уже различаешь их там, Беш?

Юный чирикауа внимательно вглядывался вперёд, чёрные глаза блестели.

– Да, – сказал он, – я только что различил блеск луны на их ружьях. Будем уповать на то, что Юный Мики Тиббс не стоит нынче на страже.

– Где расположились Санчес и Деплен? – спросил Пелон.

– В том кустарнике близ лагеря, повыше солдат на скале. Скоро они появятся в самом лагере.

Едва были произнесены эти слова, как снизу последовало подтверждение. Все они услышали голос Санчеса, а за ним – франко-канадский акцент Деплена, скликающего лагерь. Потом столь же явственно послышался стук копыт, значит, их спутники, насколько можно судить, выехали из кустарников навстречу сторожевым огням патруля.

Перепуганные кавалеристы-негры вскакивали на ноги из-под одеял, в то время как их пикеты кричали им, чтоб они не стреляли, что прибывшие всадники – друзья или, по крайней мере, не индейцы. В то же время Санчес и Деплен кричали солдатам – один по-испански, другой на ломаном английском – то же самое, то есть что они не апачи и просто счастливы, что нашли здесь американских солдат.

Всё вместе привело лагерь в совершенное смятение. Пикеты кричали своим товарищам-пехотинцам, чтобы не стреляли, белый лейтенант кричал на сержанта, растолковывая, что к чему, а трое-четверо цветных солдат палили из карабинов, невзирая на мольбы постовых прекратить огонь. Лучшего бедлама невозможно было организовать, имея загодя месяц подготовки и год счастливых случайностей.

– Вперёд! – вскричал в торжестве Пелон ожидавшим его спутникам. – Боже мой! Мы могли бы пройти пешком мимо этих чёрных солдат, глядя, как они откликнулись на тревогу, поднятую Венустиано!

– Может, и так, – заметил Бен Колл по-английски, – но я всё же предпочту лошадь.

– Держись, Фрэнси! – Маккенна услышал, как сам окликнул девушку по фамилии Стэнтон. И тут, даже в диком галопе вниз по склону, он успел осознать, что впервые назвал её по имени. Он был настолько поражён этой внезапной утратой привычной холостяцкой осторожности, что проскакал мимо бурлящего лагеря чёрных кавалеристов и ещё полмили за ним в пустыне, прежде чем вспомнил о том, что солдаты приветствовали его залпами карабинов.

В самом деле, отряд Пелона прорвался без происшествий. Это был славный, увлекательный, даже блестящий манёвр. Но окончательная победа была ещё впереди. Санчес и Деплен, завидев замешательство, вызванное среди негров хриплыми воплями Беша и Хачиты, добавили и свою долю разбойной изобретательности к дерзкому ходу своего предводителя.

Оставив Лупе, сквоиз племени пима, в центре толпы восхищённых цветных солдат, которые пытались помочь ей спуститься с коня и успокоить её мнимые страхи, двое ловкачей тихо вывели собственных коней к валунам, прочь от сторожевых огней лагеря. Там они неспешно сели верхом и отъехали в ярком свете луны в пустыню, чтобы присоединиться к Пелону и прочим в тот момент, когда те объезжали холмы к северу от кавалерийского лагеря.

Нельзя было лучше воспользоваться выпавшей им удачей. В обеих группах никто не был ранен. Никого из них солдаты не видели настолько близко, чтобы впоследствии узнать их; кроме Санчеса и Деплена, которые всегда могли заявить, будто у них понесли лошади. План Пелона Лопеса принёс золотые плоды храбрости, и перед мчащейся компанией полукровки теперь простирались только выжженные, безжалостные мили бескрайней земли. Только это стояло теперь между мучачосПелона и неисчислимым богатством Затерянных Копей Адамса.

Солдат-бизонов провели полностью. Юный Мики Тиббс всё ещё зевал, завернувшись в одеяло, когда Санчес с Депленом покидали кавалерийский лагерь. Как ни был ярок лунный свет, армейский скаут, вздумай он погоню, ничего не смог бы поделать до самого рассвета. Слишком много скал и острого известняка было там, куда они направлялись, чтобы даже Юный Мики смог в них разобраться без достаточного освещения. Пелон позволил себе роскошь лающего смеха и окликнул остальных, призывая успокоить лошадей, переведя их на лёгкую рысь. Таким аллюром они всё ещё могли достигнуть Черепов к рассвету. Они напоят лошадей и отдохнут несколько часов, зная, что солдаты-бизоны и Юный Мики Тиббс ещё только выступают из Яки-Спринг, тогда как сами они подъезжают к Черепам.

– Клянусь Богом! – вскричал Пелон, ударяя по больному плечу Глена Маккенны, которого он вместе с Беном Коллом и Фрэнси Стэнтон пригласил скакать рядом с ним в этот миг торжества. – Даже для меня это была отличная ночная работа! Эти бедные цветные! Вы видели, как они бегали кругами, словно перееханные собаки? И палили в воздух? И вращали белками своих потешных глаз, словно безумные мустанги, что борются с арканом? Ай де ми!Можете ли вы представить себе, чтоб Пелон Лопес думал, будто эти чёрные обезьяны способны доставить ему неприятности?

Ни Колл, ни Маккенна не ответили ему. Его огромная лысая голова угрожающе завертелась.

– Что это? – с вызовом бросил он. – Всё ещё горюешь, что не смог перехитрить меня, Бенито? Ты, Маккенна, мой друг, тоже недоволен, что мои мозги лучше твоих в этой игре?

– Ах нет, хефе, – отрицал Маккенна, увидев злобный блеск его глаз. – Мы просто ошеломлены.

– Что ж, я не виню вас. Я несравненен.

Глен Маккенна поглядел на него и кивнул.

– Ты слишком скромен, – сказал он.

– Всё шутишь, Маккенна?

– Нет, хефе,но «несравненен» – столь ничтожное, мелкое слово. Ты заслуживаешь чего-нибудь позначительнее.

– И у тебя, должно быть, есть лучшее название?

– Да. Как насчёт отвратителен?

Вождь разбойников выпрямился и гордо воссел в седле.

– Я знал, – сказал он горделиво, – что однажды тебе придётся познать мою истинную природу.

– Это было неизбежно, – признал Маккенна.

Они ехали всю ночь. То была замечательная ночь.

Пустыня благоухала так, как только способна пахнуть пустыня после невыносимо знойного дня. Солнечный жар запёк внутри каждого камня, внутри каждой крупинки песка и тоненького, стойкого к засухе растения весь его аромат. Теперь, за несколько часов прохладной тьмы, эти земные ароматы и едкие запахи полыни, медвежьей травы, нопаля и «испанского клинка» поднимались навстречу обонянию вместе с поднятой лошадьми пылью, пропахшей потом и седельной кожей, с крепким резким привкусом конского помёта. Это был тот сорт вина странников, которым люди породы Маккенны и Бена Колла упивались досыта.

Пелон и Санчес, убийца и дезертир, также пали жертвами колдовства горячих песков и ночной прохлады. Так же как и стройный Беш и безмолвный Хачита. Даже мрачная Сэлли и иссушенная как мумия Малипаи глубоко вдыхали аромат ночи. Фрэнси Стэнтон тоже чувствовала его. Она была на удивление взволнована, а не испугана, и, к изумлению своему, обнаружила, что не ощущает усталости.

Он был такого рода, этот ночной воздух пустыни, что превращал крестьян в поэтов, мужчин в мальчишек, женщин в девчонок и наоборот. Он даже делал философов из бандитов-полукровок из Соноры. И спорщиков – из рыжебородых золотоискателей и подозрительных бывших заместителей шерифа. Запах озона и влияние Дианы подействовали на всех. Малипаи захотелось ехать рядом с Маккенной и Фрэнси, в отдалении от Пелона и сплести для синеглазого горного инженера историю про эль хефе,всю подноготную вместе с подлинной историей отца Сэлли – не белого, а чистокровного апаче, великого воина, а также подробности печального недоразумения, из-за которого молодая скволишилась своего носа.

Маккенна не удивился, узнав из этого рассказа, что Сэлли была, как и её сводный брат Пелон, хорошей девушкой. Она вовсе не была неверной своему мужу, а просто попыталась доказать своему поклоннику, что её прелести недоступны. К несчастью, поблизости оказался муж. Не разобрав, что Сэлли оставалась верна ему, он отказался её слушать, просто заявив: трудно отвадить ухажёра, показывая ему то, чего у него нет. Достал свой нож и поставил отметину стыда на своей преданной супруге.

– Именно подобные поспешные ошибки, – заявила старая дама, – превращают жизнь в запутанный клубок. Если бы мужчины способны были слушать, вместо того, чтобы хвататься за нож да ружьё, в мире было бы куда меньше забот.

Маккенна, собравшись слушать ещё, вежливо осведомился о том, нет ли у Сэлли и Пелона ещё братьев и сестёр, и тут же был раздосадован, увидев скакавшую сразу позади них сквос пугающим взглядом, ту самую, история которой была только что рассказана. Она явно слышала каждое слово, переданное её матерью, и всё время следила за Маккенной. Только он подивился этому взору, как мрачная сквовнезапно перевела взгляд на Фрэнси Стэнтон, прежде чем вновь обратить его на Маккенну, и тот понял, что заставляло Сэлли метать глазами искры в свете луны. То была не только плотоядная страсть к нему, но и ненависть к белой девушке.

Тут он понял, что отныне нельзя позволять, чтобы Фрэнси оставалась наедине с апачкой, сестрой Пелона. Не должен он позволить и чувственной индианке оттеснить его от остальных. Что она убьёт белую девушку, чтобы добиться своего – яснее ясного… и всё же в мягкой атмосфере пустынной ночи, красота которой пробудила в их странной компании новое чувство – некое подобие дружелюбия, такой поступок казался невозможным. Но Маккенна знал, что он вполне согласуется с понятиями апачей.

Резко отведя взгляд от Сэлли, он вернулся к Пелону, Бену Коллу и Венустиано Санчесу. Сэлли подождала остальных апачей – Беша и Хачиту. Малипаи, оставшись наедине с Фрэнси Стэнтон, освобождённой от кляпа и пут по приказу Пелона, кивнула белой девушке, пробормотав:

– Жаль, что ты не говоришь по-испански, мучача;я б рассказала тебе кое-что о той плосконосой стерве, там, сзади. Ты мне пришлась немного по сердцу. Ты костлява и крепка, как и я. Но ты хорошенькая. А я никогда не была хорошенькой. Может, поэтому ты мне и приглянулась. А может, и то, что я знаю – Маккенна любит тебя по-настоящему. И это движет моим сердцем. Неважно. Я всё же хотела, чтоб ты поняла, о чём речь, бедная ты чёртова дура. Эх! Да мне-то что! Ты б, верно, только плюнула мне в лицо за мою заботу. В конце концов, ты белая, а я всего только чёрная, до безобразия красно-коричневая, словно старая бизонья шкура, высушенная солнцем. Чёрт с тобой! Надеюсь, Сэлли перережет тебе глотку!

Она завершила свой испаноязычный гнев гортанным проклятием на апаче, но Фрэнси Стэнтон улыбнулась, протянув руку, и похлопала сморщенную когтистую лапу Малипаи. Старуха, как змея, зашипела и убрала руку, словно обугленную, как головешка, Но в лунном свете белая девушка заметила блеск слезы в старых глазах матери Пелона Лопеса и улыбнулась снова, сказав тихим, приглушённым тоном:

– Я не думаю, чтоб ты меня обидела. Не знаю, что ты сказала, но почему-то не боюсь тебя. – Она нахмурилась на миг, пытаясь придумать, как передать старухе то, что сама чувствует и думает. Наконец серые её глаза просияли. Протянув руку, она дотронулась до груди безобразной сквоповыше сердца. Затем прижала руку к собственному, произнеся одно слово: «Друзья».

Смысл этого слова понятен на любом языке, в любой стране, как никакое другое. Старая сквоизумлённо оглядела её. Глаза их встретились и сказали что-то друг другу, затем расстались.

– Не знаю, – прошептала старая дама по-испански, – не знаю…