Текст книги "Кто укокошил натурщика? (сборник)"
Автор книги: Геннадий Кофанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Сор для поэзии
Махонькая сага о хулиганских действиях
И, взяв в руки перо, я стал что-то писать на листе. Сознаюсь откровенно: получилась какая-то белиберда…
М. Булгаков, «Театральный роман»
Пролетающая над Фёдором Натановичем бутылка искрилась в лучах полуденного солнца и бросала блики на его (не солнца, а Фёдора Натановича) начинавший лысеть затылок. Парень Ухабин, нетрезвый двадцатипятилетний индивид богатырского телосложения, горячо и красочно выразился в том смысле, что его не удовлетворяет траектория перемещения бутылки, которую он со всей страстью оскорблённого индивида отправил в полёт с целью соприкосновения с лицом Фёдора Натановича.
Нет, Фёдор Натанович никакими действиями или словами не оскорблял парня Ухабина, даже не делал ему никаких замечаний, типа «Нализался как свинья, алкаш»; ничего такого; Фёдор Натанович просто спокойно и молча прошёл мимо парня Ухабина. Но последнему не понравилось лицо Фёдора Натановича. Его, можно сказать, оскорбила недостаточная, с позиции его изысканного художественного вкуса, эстетичность черт этого лица. И он даже сказал об этом лице, дескать, «морда просит кирпича». Через непродолжительное время, когда Фёдор Натанович уже несколько удалился от парня Ухабина, тот решил вдруг удовлетворить эту им же самим придуманную просьбу. А поскольку кирпича под рукой не было, то была задействована стеклянная бутылка, из коей перед этим парень Ухабин высосал остатки водки. Хмель помешал бутылкобросателю сообразить, что не могла оная стеклотара войти в соприкосновение с лицом удаляющегося субъекта, ибо его голова была обращена к бутылке не лицом, а затылком, и чтобы добраться до лица, сия посуда должна была бы пролететь мимо этой головы, а затем развернуться и полететь в обратном направлении, каковыми свойствами обладают бумеранги, а вовсе не бутылки.
Фёдор Натанович, подняв лицо и нацепив на нос очки в тяжёлой роговой оправе, с любопытством разглядывал пролетающий над ним предмет, размышляя, не связано ли его перемещение с раздававшимся позади рокотом парня Ухабина.
По истечении некоторого времени опознанный летающий объект вошёл в контакт с затылком милиционера Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, каковой милиционер выходил из себя по поводу опаздывания его невесты на назначенное ей здесь и сейчас свидание. В результате соприкосновения затылка с бутылкой, милиционер перестал выходить из себя, а наоборот: ушёл в себя. Лёжа на тёплом шершавом асфальте, он производил впечатление человека сильного и телом и духом, морально устойчивого, постоянно повышающего свой культурный уровень.
Парень Ухабин, имевший честь лицезреть процесс соприкосновения бутылки с сотрудником известных органов и уход сотрудника в себя, получил неизгладимое впечатление, под влиянием которого окончил свой эмоциональный монолог и осознал всю тяжесть совершённого им броска. Развернувшись на сто семьдесят восемь с половиной градусов, он не твёрдой, а разболтанной и даже несколько как бы танцующей походкой стал удаляться от Лихтенштейна-Мухамедова и склонившегося над ним Фёдора Натановича.
В это время мужественный милиционер, несмотря на полученный тяжёлый удар судьбы в виде бутылки, собрался с силами и сурово произнёс: «Апчхи!». На что Фёдор Натанович, со свойственными ему деликатностью, вежливостью и человеколюбием, ответил:
– У, хулиганьё проклятое! Стрелять таких надо!
Поскольку фуражка милиционера слетела и откатилась при его перемещении из вертикальной позиции в горизонтальную, то ничто не мешало узреть на его короткостриженном затылке выпятившуюся от удара шишку. Народная медицина рекомендует в таких случаях приложить к такой, так сказать, возвышенности прохладный предмет, например, монету. Фёдор Натанович не стал заниматься поисками монеты в своих карманах, поскольку был уверен, что там её нет, а ощупал карманы лежащего стража порядка. Да, в нагрудном кармане Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, продолжавшего находиться в прострации, обнаружился металлический рубль с олимпийской символикой. Этой-то монетой Фёдор Натанович и произвёл, так сказать, термотерапию шишки.
Иван Лихтенштейн-Мухамедов пришёл в себя и тут же из себя вышел при мысли о вероломном нападении с тыла. Первым его вопросом было: «Где враг?» Фёдор Натанович ответил, что милиционер среди своих, а враг отступил. Мужественный работник внутренних органов с помощью Фёдора Натановича привёл себя в вертикальную позицию, поднял с асфальта выроненный им при падении букетик ландышей и слетевшую фуражку. Фуражку сжал в руке, а букетик надел на голову. То есть, тьфу, конечно же, наоборот. Затем без тени страха на суровом лице он переместился в ближайшую телефонную будку и, вставив указательный перст десницы (то есть, проще выражаясь, палец правой руки) в отверстие телефонного диска и произведя оным перстом вращательные шевеления, набрал номер «02».
А в это время пьяный парень Ухабин запутывал следы. Для этого он спотыкающейся походкой выписывал по тротуару синусоиду, временами шёл на четвереньках и даже полз по-пластунски, описывал круги вокруг фонарных столбов и деревьев, одним словом, всячески пытался сбить со следа возможных преследователей. Остановившись на перекрёстке улицы Гоголя с проспектом имени банщика-стахановца Ильи Шнапса, он, видимо, в целях маскировки, напевая ах-Одессу-жемчужину-у-моря, попытался сплясать танец маленького лебедя из балета композитора Чайковского, под названием, кажется, «Водоём пернатых водоплавающих», или что-то вроде того. Что, как ему показалось, у него вышло легко и красиво. Поднимаясь с асфальта и потирая ушибленный лоб, парень Ухабин произнёс длинную фразу, состоящую из однокоренных слов, которые не найдёшь ни в одном общедоступном советском словаре, чем, конечно, мог бы потрясти любого филолога. Филологов рядом не оказалось, а субъекты, которые рядом оказались, не оценили этой вербальной импровизации и выразились очень некультурно, мол, «нализался, скотина; куда милиция смотрит?» Такой извращённый взгляд на его творческие потуги певца, танцора и оратора покоробили нежную душу парня Ухабина, и он со словами «Спят усталые игрушки, книжки спят» опрокинул стоявший у обочины самосвал, посчитав его, видимо, игрушкой, которой положено спать на боку.
Не успел он насладиться произведённым на публику эффектом, как почувствовал, что его поддерживают под руки двое атлетического телосложения мужчин в штатском. Такая забота растрогала парня Ухабина, и он вдохновенно устремился навстречу светлому будущему, всей грудью вдыхая аромат свободы и выхлопных газов. Однако атлетического вида мужчины притормозили его устремление и, не выпуская его локтей из своих цепких рук, деликатно шепнули ему на ухо: «Стоять, зараза!»
Когда подали автомобиль, парень Ухабин душевно повествовал о том, что хотел что-то куда-то класть, и информировал окружающих про чью-то мать. Но его физическим воздействием остановили, сообщив, что свои показания он, по приезде на место, сможет изложить в письменном виде. Затем импровизатор был вдавлен внутрь автомобиля и отбыл туда, где его уже ждали.
Иван Лихтенштейн-Мухамедов, на время как бы растворившийся в толпе, после отбытия гражданина Ухабина сконцентрировался перед очами майора Зюрюкина, снимавшего с прохожих свидетельские показания о безобразиях увезённого. Очаровывая всех своей скромностью, Иван проинформировал Зюрюкина, что, мол, именно он, будучи травмирован правонарушителем, вызвал группу захвата. За что получил от майора устную благодарность на глазах у пришедшей-таки, наконец, на свидание невесты.
Что же касается Фёдора Натановича, то он, не ожидая от милиционера Лихтенштейна-Мухамедова никакой благодарности за терапевтические действия в отношении его травмированного затылка, скромно удалился, по рассеянности забыв вернуть оному милиционеру извлечённый из милицейского кармана терапевтический металлический рубль с олимпийской символикой.
Вся эта история пробудила вдруг в Фёдоре Натановиче поэтическое вдохновение, прежде не наблюдавшееся, и сей индивид по мотивам событий сочинил стихотворение, которое озаглавил «Стеклянный ангел»:
Вот бутылка пролетает над затылком,
Осеняя меня радужным стеклом.
Кто-то где-то поясняет дюже пылко,
Мол, траектория бутылки не по нём,
Мол, летит бутылка не по назначенью,
Хоть и послана была большим спецом,
Мол, должна бутылка в соприкосновенье
Чрез мгновение войти с моим лицом…
Но бутылка всё летит, как светлый ангел,
С милиционером на контакт…
Чу! Стекляшкой о фуражку звякнул!
Будет шишка. Приложить пятак.
Как читатель, может быть, помнит, прикладывался не пятак, а целый рубль. Но слово «рубль» никак не хотело рифмоваться со словом «контакт», поэтому, ради рифмы, пришлось погрешить против истины.
Фёдор Натанович даже хотел это произведение опубликовать, для чего предложил его редакции газеты «Советский ассенизатор». Редактор этого издания отказал начинающему поэту. Впрочем, сделал это деликатно и тактично. Мол, тема несколько мелковата. Покажите нам, дескать, другие свои стихи, может, они получше, и мы их напечатаем. Но других, увы, у Фёдора Натановича пока нет, поэтому публикация так и не состоялась. Но, как знать, может, в будущем… Одна выдающаяся поэтесса писала, дескать, если б вы только знали, читатели, из какого сора вырастают стихи! Хулиганские действия парня Ухабина, из которых, так сказать, выросло это поэтическое сочинение, вне всякого сомнения, можно считать именно что сором, позорящим нашу действительность. Но этот сор пробудил в другой личности поэтический дар, так что если Фёдор Натанович станет в будущем большим поэтом, то ценители поэзии должны будут испытывать за это некоторую благодарность к парню Ухабину, несмотря на его противоправное и асоциальное поведение.
Но это не значит, конечно, что нам следует пьянствовать и хулиганить в надежде, что наши бесчинства пробудят в ком-то поэтический или какой-либо другой полезный для общества дар.
Октябрь 1983, август 2011 гг.
_______________________________________
О чём глаголют эти трое
Конспект болтовни
И глаголют они там и сям, и глаголют о том и о сём…
Из несочинённого Уильямом Шекспиром
Любят они потрепаться о том, о сём, иногда даже и поспорить; за чашкой чая или за рюмкой коньяка, собравшись в квартире одного из них, или же без всяких напитков на скамейке в сквере. Они – это Клим Филиппович Майоров, Остап Богданович Рыбалко и Иосиф Соломонович Детектор. Рядовые, как говорится, наши сограждане; не суперзвёзды, не карьеристы, не олигархи, а обычный сапожник, простой слесарь и скромный бухгалтер.
Вот вам, бесценный читатель, фрагменты их трёпа:
***
Однажды, попивая чай с лимоном на кухне Остапа Богдановича, Клим Филиппович зыркнул в окно, узрел аккуратную забегаловку «Макдоналдс», а поблизости от неё два рекламных щита, так называемых билборда, на одном из которых ковбой соблазнял американскими сигаретами, а на другом красотка искушала американской газировкой (то ли пепси, то ли кока…), и сказал:
– Удивительная это страна – Америка. Своей навязчивостью она умеет до тошноты надоесть даже тем, кто в ней никогда не был.
– Да, страна чрезмерно навязчивая, – кивнул Иосиф Соломонович, беря из вазочки предпоследнее печенье. – А в принципе, американцы нормальные люди.
– Ну да, люди как люди, есть хорошие, есть плохие, – поддакнул Остап Богданович, подсыпая в вазочку ещё рассыпчатого печенья.
– Вот только хреново, – добавил Клим Филиппович, – что они в большинстве своём не умеют разговаривать по-человечески, а квакают как марсиане – ни хрена не поймёшь без переводчика.
– А знаете, что меня раздражает в Америке больше всего? – спросил Остап Богданович.
– Что? – полюбопытствовал Иосиф Соломонович и пососал полупрозрачный диск лимона.
– Меня в Америке больше всего раздражает то, что там нет меня…
***
Как-то Иосиф Соломонович говорил:
– Александр Македонский, Юлий Цезарь, Тамерлан, Наполеон Бонапарт и тому подобные шмакодявки…
– Шмакодявки?! – перебил его Остап Богданович. – Да это же великие полководцы!
– Завоеватели многих стран! – поддакнул Клим Филиппович.
– Ну да, милитаристы, агрессоры, оккупанты, – кивнул Иосиф Соломонович. – А поскольку я как бы пацифист, то мне положено презирать милитаристов. «Шмакодявка» – это ж презрительное слово, правда?..
***
– Довольно популярный певец, – заметил раз Остап Богданович, взглянув на телевизор, в котором под музыку издавал звуки мужчина, похожий на немолодого пупсика.
– Его песни уже, можно сказать, вошли в анналы современной отечественной эстрады, – поддакнул Клим Филиппович.
– Ага, он попу… гм… лярный. Все они там такие, – хмыкнул Иосиф Соломонович. – И песни у него, так сказать, аннальные.
– На что только не идут люди, чтобы иметь свой кусок хлеба с маслом, или, например, кусок золота с бриллиантами, – размышлял вслух Остап Богданович. – Некоторые ради этого докатились аж до того, что стали суперзвёздами. Хотя могли остаться просто людьми.
– Если пользоваться астрономической терминологией, то большинство наших так называемых эстрадных звёзд является, в лучшем случае, лишь эстрадными метеоритами, – произнёс Иосиф Соломонович. – И этот эстрадный, так сказать, метеоризм меня не радует.
– Да, многие хотят стать известными, – вымолвил Клим Филиппович. – Для этого даже создаются какие-то то ли комбинаты комет, то ли фабрики звёзд, то ли заводы астероидов…
– Я слыхал про мужика, который, желая, во что бы то ни стало, попасть в книгу рекордов Гиннеса и таким образом прославиться, пытается высморкать самую длинную в мире соплю, – сообщил Остап Богданович. – Наверно, он уже не может высморкаться, не приставив к носу линейку.
– Много также карьеристов, для которых смысл жизни в том, чтобы стать большим начальником, или, иначе выражаясь, влиятельной шишкой, – сказал Иосиф Соломонович. – Поистине, человек сам кузнец своего шила в заднице.
Собеседники снова посмотрели на телевизор, в котором темнокожий иноземец под музыку сообщал на русском языке с африканским акцентом, что он, дескать, шоколадное млекопитающее, что он ласковый мерзавец и что о-о-о…
– Вообще-то карьеристы – существа полезные, – изрёк Остап Богданович. – Прогресс цивилизации базируется в немалой степени на карьеризме.
– Да, карьеристы по-своему полезны, – кивнул Иосиф Соломонович. – А ещё полезны пауки: они харчуются мухами, комарами, молью, тараканами и другими нехорошими животными.
– Дождевые червяки тоже очень полезны, – подхватил Клим Филиппович, – они разрыхляют грунт и, глотая и переваривая опавшие листья и прочий природный мусор, удобряют землю, что необходимо растениям.
– Я осознаю немалую пользу этих существ – и пауков, и карьеристов, и дождевых червяков – и даже готов, как говориться, снять перед ними шляпу, – продолжил Иосиф Соломонович, – но лично меня вполне устраивает ипостась рядового бухгалтера, и я не хотел бы быть ни дождевым червяком, ни пауком, ни карьеристом…
***
Они сидели как-то в сквере напротив памятника Гоголю, и Остап Богданович говорил:
– Журналу, который рассказывает о политике, следовало бы носить название «Порнография».
– ?! – молча удивились Клим Филиппович и Иосиф Соломонович.
– Аргументирую. Всем известно, что политика – дело грязное, в моральном аспекте. Об этом даже сами политики иногда проговариваются. Стало быть, журнал, который правдиво пишет о политике, пишет, по сути, о грязи. А греческое слово «порнография» в переводе на русский именно это и означает: «писания о грязи». Таким образом, «Порнография» – это самое соответствующее название для журнала о политике.
– Логично, – оценил Иосиф Соломонович.
– Политики умеют так запудрить мозг, что потом на нём хоть кол теши, – молвил Клим Филиппович. – Политика. Давайте называть вещи своими именами…
– Давайте! – перебил его, поймав на слове, Иосиф Соломонович и так лукаво ухмыльнулся, что собеседники поняли: сейчас он чего-нибудь сострит или скаламбурит. – Давайте я назову своим именем – повторяю: своим – вот эту вещь, – и он указал ногтем на памятник. – Называю: это памятник имени Иосифа Соломоновича Детектора!..
***
Однажды, обсуждая какой-то вопрос, Клим Филиппович и Остап Богданович горячо заспорили. Каждый лихорадочно доказывал свою точку зрения, отмахиваясь от аргументов оппонента. Дошло даже до того, что Остап Богданович сердито крикнул:
– Да у тебя есть вообще голова на плечах?!!
– Это у тебя голова на плечах, – огрызнулся Клим Филиппович, – а у меня голова на шее. И я прав!
– Нет, это я прав! Даже один академик, лауреат Нобелевской премии, говорил, что…
– Ай, не хватало ещё слушать всяких там задрипанных лауреатов Нобелевской премии! – отмахнулся Клим Филиппович. – Вот ты, Иосиф, подтверди, что прав я.
– Ты прав, – подтвердил Иосиф Соломонович.
– Ага, вот как! – обиделся Остап Богданович. – Он прав, а я дурак, я безмозглый тупица. Да, Иосиф? Ну, спасибо! Я, стало быть, ничего не понимаю, ничего не знаю, я, стало быть, не прав!
Глядя на Остапа Богдановича, Иосиф Соломонович произнёс:
– Прав ты.
– Он?! То есть… А только что… – растерялся Клим Филиппович. – Так он, или я?
– Оба, – ответил Иосиф Соломонович.
– Как это? Не может быть! – опешил Остап Богданович. – Это что же получается: и вашим и нашим? Мнения наши по данному вопросу являются диаметрально противоположными и взаимоисключающими!
– Тут уж прав может быть только один из двух! – поддакнул Клим Филиппович.
– Отнюдь, – возразил Иосиф Соломонович. – Поймите: если два индивида долго спорят о чём-то и отстаивают каждый свою точку зрения, не соглашаясь с оппонентом, то это означает, что у каждого из них есть веские и неопровержимые аргументы, доказывающие его правоту. А раз и у того и у другого есть такие аргументы, значит, и тот и другой прав, каждый по-своему, даже если их точки зрения диаметрально противоположны. Вывод, может быть, парадоксальный, но, по большому счёту, наша жизнь во многом состоит из парадоксов. Таким образом, правы вы оба, – резюмировал Иосиф Соломонович, наливая в рюмки коньяк, – хотя и не согласны друг с другом. – И, подняв рюмку, добавил: – За это и выпьем.
Вот так мудрый Иосиф Соломонович примирил спорщиков и, может быть, даже спас их дружбу.
***
Как-то сидели они в сквере и молча смотрели на красивое небо.
– О чём думаешь? – спросил, нарушив молчание, Остап Богданович Иосифа Соломоновича.
– Да ни о чём я сейчас не думаю. А ты?
– И я ни о чём не думаю.
– Я тоже ни о чём не думаю, – признался и Клим Филиппович.
– Стало быть, мы единомышленники, – сделал вывод Остап Богданович.
***
– Она просто ангел! – сказал раз о некой женщине Иосиф Соломонович.
– Ага, ангел, – поддакнул Остап Богданович, – с силиконовыми… эээ… крыльями.
– А я знал девушку, которой море было по колено, так сказать, – вспомнил Клим Филиппович.
– Она что – это?.. – Остап Богданович постучал себя ногтем по горлу.
– Нет, не пьяница, – возразил Клим Филиппович, – а в смысле: ноги были очень длинные, а море в том месте мелкое. Азовское.
– Некоторые женщины имеют отвратительную привычку приклеивать или отращивать себе длинные ногти, – сказал Иосиф Соломонович. – От этого их ручки становятся похожими на куриные ноги.
– Ага, или на когти орла, – согласился Клим Филиппович. – Кажется: вот вцепится этими когтями, и не вырвешься, заклюёт… Впрочем, среди женщин много милых и обаятельных. А среди нас, мужиков, маловато таких, кто их по-настоящему ценит. Я знал одного сапожника, который был настолько похабным и циничным, что на вопрос «Что тебе больше всего нравится в женщинах?» отвечал: «Отверстия».
– Похабник, – сказал Остап Богданович.
– Циник, – сказал Иосиф Соломонович.
– Он был из тех, кого хлебом не корми, а дай впрыснуть очередную порцию семени в какое-нибудь влагалище, – добавил Клим Филиппович. – Циничный бабник с девизом «У каждой женщины должен быть свой я».
– Один мой сосед самым бесцеремонным образом надул свою любимую женщину, – сказал Иосиф Соломонович.
– Вот гад! А как он её надул? – полюбопытствовал Клим Филиппович.
– А ртом. После того, как купил её в секс-шопе.
– Тьфу, извращенец! – поморщился Клим Филиппович. – А согласитесь, друзья, что мы, нормальные мужики, очень мягко выражаясь, недолюбливаем всяких там извращенцев.
– Да, особенно если их извращения отличаются от наших собственных, – добавил Иосиф Соломонович.
– Мне один случайный попутчик в поезде после пяти стаканов водки признался, что он сексуальный маньяк, – поведал Остап Богданович, – а после седьмого стакана уточнил, что он маньяк настолько робкий, ленивый и трусливый, что за всю жизнь никого не изнасиловал и вообще девственник.
Собеседники на минутку замолчали, и стало слышно, что по радио в другой комнате какой-то чтец декламирует что-то патетическое, что-то типа «Над седой равниной моря гордо реет Гайавата, томагавком потрясая, быстрой молнии подобным…»
– Сказать по правде, люблю женский стриптиз, – сообщил Иосиф Соломонович.
– А я не люблю, а обожаю, – признался Клим Филиппович.
– А мне в женском стриптизе нравится не столько, может быть, даже сам процесс, сколько конечный результат, – откровенничал Остап Богданович. – Когда любуешься неодетой женщиной, то в голову даже приходит мысль, что напяливать на такую красоту одежду, пусть даже и так называемое сексуальное бельё, это такое же кощунство и святотатство, как на картине великого живописца – какого-нибудь там Рафаэля или Леонардо да Винчи – малевать каляки-маляки.
– Скажи, Иосиф, а это правда, что иудеи и мусульмане перед тем, как применить презерватив, производят его обрезание? – спросил Клим Филиппович.
– Плюнь в левую ноздрю тому, кто ляпнул тебе такую дурость!
– А в правую можно?
– Можно.
– Я заметил, что если женщина спрашивает тебя, не желаешь ли ты, дескать, расслабиться, то это означает, что тебе придётся напрячься, – сказал Остап Богданович.
– За милых дам! – воскликнул Клим Филиппович, поднимая рюмку с коньяком.
– А потом догоню и ещё раз за милых ка-ак дам! – мигом скаламбурил Иосиф Соломонович, и они весело выпили…
***
– Если тебя ударят по правой щеке, подставь левую, – процитировал однажды Клим Филиппович.
– А если ударят по левой, подставь челюсть, – добавил Иосиф Соломонович, но уже не цитату, а от себя.
– А если ударят по челюсти, подставь лоб, – продолжил Остап Богданович.
– А если ударят по лбу, подставь нос, – сказал Клим Филиппович.
– Ну, а если уж и по носу ударят, то тогда… тогда укокошь этих гадов самым зверским способом! – подвёл черту Иосиф Соломонович.
***
– Олигофрен, – указал раз Клим Филиппович на самодовольного субъекта в телевизоре. – То есть, тьфу, не олигофрен, а олигарх, оговорился. Похожие слова, путаю. Вот уж у кого денег куры не клюют!
– Да у всех, абсолютно у всех, в том числе и у нас с вами, денег куры не клюют, если подойти к вопросу педантично, – молвил Иосиф Соломонович. – И это связано не только с тем, что у нас с вами нет кур…
– У моей тёщи в деревне есть, – вставил Остап Богданович.
– …но в первую очередь с тем, что курам вообще не свойственно клевать деньги. Они клюют зерно, или там червячков… Другое дело – страусы. Вот они клюют всё что попало, клюют и глотают, в том числе могут и деньги… Поэтому правильнее было бы говорить: у него денег страусы не клюют. В смысле, денег так много, что страусы ими уже обожрались и больше не хотят.
Клим Филиппович пробурчал:
– Противно смотреть, как богачи жируют в то время, когда бедняки…
– Э, позвольте с вами не согласиться! – перебил его Иосиф Соломонович. – Нынче богатые следят за своим здоровьем, в частности, потребляют полезную пищу, дорогую и полезную, в которой, в частности, нет лишних жиров. А вот бедняки обречены есть пищу дешёвую и неполезную, в том числе, излишне жирную. Так что, жируют у нас, поневоле, именно бедняки, а богатые могут себе позволить не жировать.
– Гм… Бедняки жируют, а богачи наоборот… Парадоксальная ситуация, – сказал Клим Филиппович. – Хорошо всё-таки, что мы с вами не стали олигархами, обезображенными солидностью и озабоченными сверхприбылями, а остались нормальными людьми
– Не надо думать, что в олигархах нет ничего человеческого, – заметил Иосиф Соломонович. – Кое-что человеческое в них всё же есть.
– Вот, например, моча в них чисто человеческая, – подхватил Клим Филиппович, – думаю, это подтвердит любой анализ. Ну и ещё кое-что…
– По-моему, благородный, справедливый, сострадательный, бескорыстный человек, то есть человек настоящий, в принципе не может быть сверхбогатым, так же как вода в принципе не может находиться в дырявом сосуде, если только не стала льдом или не повисла в невесомости, – размышлял Остап Богданович. – Не сможет такой человек иметь миллиарды денег, когда на свете столько людей не имеют самого необходимого. Он раздаст лишние богатства нуждающимся и станет небогатым.
– Вот мы с вами люди сравнительно небогатые, но это далеко не единственное наше достоинство, – похвастался Иосиф Соломонович.
– В Библии сказано: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в рай, – процитировал Клим Филиппович.
– А это зависит от размеров иглы, – произнёс Иосиф Соломонович. – Очень богатый индивид может заказать и оплатить изготовление иглы настолько огромной, что сквозь её ушко сможет пройти не только верблюд, но и слон, или даже жираф, не пригибаясь.
– Жадность погубит наш мир, – вздохнул Остап Богданович. – Мало, очень мало, катастрофически мало в мире благородства, справедливости, духовности, порядочности, бескорыстия, сострадания…
– А я думаю, что в глубине души многие люди хотели бы быть благородными, справедливыми, бескорыстными и так далее, одним словом, хотели бы быть хорошими, но либо стесняются, боятся выглядеть «белыми воронами», либо прагматически прикидывают, что это невыгодно, – сказал Иосиф Соломонович. – Эх, как было бы здорово, если бы быть благородным, бескорыстным, духовным, справедливым, честным, неподкупным и т.д. было бы настолько модно и выгодно, что все, кто этого хочет, могли бы себе это позволить!..
***
Как-то сидели Остап Богданович и Иосиф Соломонович в сквере на скамье, где на деревянной спинке кто-то когда-то вырезал ножичком загадочный текст: «Тварь я бесстрашная, или лево имею?» Клим Филиппович не заставил их себя долго ждать, явился, пожал сидящим руки и, доставая из кармана блокнот, сообщил:
– А я тут намедни кое-что сочинил.
– Так ты у нас теперь сочинитель?! – изумился Иосиф Соломонович. А Остап Богданович иронично заметил:
– Ну, сочинять-то каждый сочинитель может. А вот ты попробуй стать сочинителем, ничего не сочинив! Это действительно не каждому дано!..
***
Вот и всё пока, что хотел я вам поведать, бесценный читатель, о трёпе Иосифа Соломоновича, Клима Филипповича и Остапа Богдановича.
А если бы это было не литературное сочинение, а кинолента, я закончил бы её такими титрами:
Во время съёмок этого фильма не пострадал ни один мазохист, как ни напрашивался.
Февраль 2007 г.
_____________________________
