Текст книги "Кто укокошил натурщика? (сборник)"
Автор книги: Геннадий Кофанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Геннадий Кофанов
КТО УКОКОШИЛ НАТУРЩИКА?
Несколько текстов. Иронических, фантастических, а также иронически-фантастических.
Содержание:
Чисто харьковская легенда
Апчхи
Поцелуй
Яйцо
Главный герой
Ерунда
Сон эльфа
Кто укокошил натурщика?
Куда идёт Зильберкукин?
Михайлиада
Покупка
Сор для поэзии
О чём глаголют эти трое
Томагавки, мокасины, скальпы, перья и вигвамы
Житие таракана Пафнутия
Апокрифы
Корзинка для бумажек
Не воробьи
Месть Оскола
Глупые твари
Чисто харьковская легенда
Произведение на почве квасного провинциального патриотизма
В руках писателя все слова, все идеи, все умствования подобны разноцветным камушкам калейдоскопа. То же самое всякий переврёт по-своему, выйдет другая фигурка, и – он счастлив, ему кажется, что он её выдумал. Безумный мир! Как всё старо в тебе.
А.Ф. Вельтман, «Странник»
Конан, сын Лиатлуахра, укокошил дракона в Ирландии. Ланцелот укокошил дракона в Британии. Зигфрид укокошил дракона в Германии. Георгий Победоносец укокошил змея (дракона) в Ливане. Кирило Кожемяка укокошил змея (дракона) близ города Киева…
И так далее… Читатель сам может продолжить этот список, если желает…
А вот город Харьков и окружающая его Харьковская область, где обитает и автор этих строк, оказались в этом аспекте обделены. По крайней мере, автору неизвестно ни одной легенды о контактах витязей с драконами в Харькове или его околицах. Похоже, древние харьковчане просто поленились творчески поработать над этим вопросом и сочинить такую легенду. А может, не поленились и сочинили, но потомки, погрязшие в прозаической суете, эту легенду забыли…
Но автор, будучи в душе квасным харьковским патриотом (впрочем, без фанатизма), не может терпеть такой обделённости родного города в этом аспекте! Раз такой легенды нет, значит, надо срочно её сварганить! Чем Харьков хуже других территорий и населённых пунктов?!
Короче говоря, в припадке квасного харьковского патриотизма автор расчехлил пишущую машинку и принялся трудолюбиво топтать её перстами, выдавливая, буква за буквой, оную легенду…
***
Порфирий Сидорович жил в городе Харькове, на Павловом Поле в четырнадцатиэтажном доме по улице 23 Августа. Работал печатником высокой печати в типографии при издательстве «Вища школа». А в свободное от основной работы время он иногда охотился на дракона. Поскольку драконы к 1985 году в Харькове полностью вымерли, или были истреблены харьковскими витязями, Порфирию Сидоровичу приходилось отправляться на охоту за город.
Придя с работы домой, съев свой любимый омлет из трёх яиц и запив его цейлонским чаем, Порфирий Сидорович выводил из ванной, служившей одновременно и конюшней, своего коня по кличке Велосипед Буцефалович, напяливал на него седло, напяливал на это седло самого себя и выезжал из квартиры на лестничную площадку. Конь был белый в яблоко. Яблоко было зелёное и располагалось на левой передней ноге коня. Порфирий Сидорович собственноручно нанёс это яблоко фломастером, ибо хотел, чтобы конь был именно в яблоко (пусть и одно), а не полностью однотонным.
Спустившись на грузовом лифте со своего десятого этажа и выехав из подъезда своего дома, Порфирий Сидорович верхом на Велосипеде Буцефаловиче скакал в сторону посёлка городского типа Солоницевка, именуемого также Посёлком Энергетиков, что километра на два-три западнее города Харькова. Именно там, по всем приметам, обитал огнедышащий крылатый одноголовый дракон. Его логово находилось в пятиэтажном доме – «хрущёвке» по адресу: улица Пушкина, дом № 13, квартира №… Впрочем, адреса обитания драконов, как правило, таинственны (мало в какой легенде о драконах вы найдёте координаты логова с точностью до пяти метров).
В правой руке Порфирий Сидорович сжимал копьё, которое он смастерил из лыжной палки, а в левой, как читатель уже, конечно, догадался, – карманный калькулятор «Электроника Б3-14М», купленный в 1985 году за 55 рублей в универмаге «Харьков» для подсчёта поверженных драконов.
Добравшись до той обитой коричневым дерматином двери, за которой, по всем приметам, имело место драконово логово, Порфирий Сидорович давил большим пальцем правой руки пластмассовую кнопку электрического звонка, слыша, как за дверью диньдилинькает оный звонок, затем стучал копьём по одерматиненной двери, затем кричал: «Выходи, подлый трус!»
Но дракон не выходил, ибо, сказать честно, его не было. Да, его, как правило, в такое время не бывало дома. Дело в том, что этот дракон то периодически совершал беспосадочные перелёты в российское Заполярье, где пожирал замороженных мамонтов, оттаивая их своим огненным дыханием из вечной мерзлоты, то просто порхал в небе для разминки крыльев, то где-то занимался чем-то таким, о чём даже автор этого текста ничего не знает... И лишь вечером, к 21.00 он успевал прилететь обратно в Солоницевку и посмотреть информационную телепрограмму «Время», после чего чистил зубы, мыл ноги и ложился спать.
Но и Порфирий Сидорович тоже спешил домой, чтобы его верный Велосипед Буцефалович успел посмотреть телевизионную вечернюю сказку «На добраніч, діти» с дедом Панасом. Поэтому сему доблестному витязю до поры до времени никак не удавалось дождаться дракона.
И всё же они встретились однажды с глазу на глаз…
Это произошло 15 января 1986 года в семь часов вечера.
Был знойный январский вечер. Тёплый снег поскрипывал под копытами Велосипеда Буцефаловича. Этот скрип напоминал визг старых половиц, когда по ним грузно топает увесистый таракан. Сугробы радовали око молочной белизной. Их белоснежность напоминала непорочную чистоту хлопчатобумажных кальсон Порфирия Сидоровича. Аромат знойного январского воздуха походил на запах зымкукуры – любимого блюда терентопских аборигенов, и наш герой вдыхал его всей грудью, а если не всей, то, как минимум, восьмьюдесятью восьмью процентами груди…
И вот представь, читатель: по этому белому и тёплому, как парное молоко, снегу, с копьём наперевес, в светло-коричневой фетровой шляпе, дублёнке, джинсах и кроссовках Порфирий Сидорович подкатывает на своей одной лошадиной силе к подъезду, в котором имеет место логово дракона. Привычно сходит с Велосипеда Буцефаловича, привычно входит в подъезд, привычно поднимается по ступенькам на второй этаж, привычно звонит, стучит и кричит, привычно отворачивается от двери, чтобы как всегда ни с чем вернуться домой… И вдруг обитая коричневым дерматином дверь открывается, и оттуда вываливается огромный, даже больше чем «Запорожец», фиолетово-синий дракон! (Кто-то может возразить, что, дескать, сквозь стандартную дверь в «хрущёвке» даже «Запорожец» не протиснется, а не то чтобы… Но в легендах и не такое бывает!) Он дымится и изрыгает огонь, как пародия на вулкан. Порфирий Сидорович смущён. Он так привык к отсутствию в логове объекта охоты, что встреча с потенциальной жертвой шокирует его.
– Извините… – бормочет он, машинально, но галантно приподняв фетровую шляпу. – Я Порфирий Сидорович… Гм… Кхе… И вообще…
Он умолкает и теребит пальцами наконечник копья.
Дракон шипит, клокочет, фыркает… Подъезд наполняется запахом горелого мамонта…
Тут Порфирий Сидорович вспоминает, что он прибыл сразиться с этой ужасной рептилией, дабы по примеру других легендарных витязей укокошить чудовище, с тем, чтобы передать его бездыханную тушу в дар Харьковскому музею природы; дескать, пусть там будет и чучело дракона, наконец.
Дракон близоруко пялится гороховыми глазками на незваного индивидуума, пыхкает дымом из ноздрей, топорщит перепончатые крыла, вибрирует шершавым хвостом…
Порфирий Сидорович, прижав подбородком копьё, поправляет перчатки на пальцах, затем берёт копьё в правую руку и, размахнувшись, тычет наконечником в чешуйчатую морду монстра. Дракон пятится и захлопывает обитую дерматином дверь, а копьё от контакта с дверью с хрустом раскалывается…
Вот так закончилась единственная и лаконичная битва этого харьковского витязя с этим околохарьковским драконом.
На следующий день дракон подал заявление на имя поселкового участкового милиционера. Заканчивалось заявление так (на языке оригинала):
«… Якщо цей бешкетник не припинить наді мною знущатися, я вимушений буду піддати його термічній обробці, або ж з’їсти разом з кобилою. Аби цього не трапилось, бо я істота нервова, благаю Вас, товаришу старший лейтенанте, суворо угамувати цього Порфирія Сидоровича у капелюсі! Нехай більш не турбує добропорядних драконів!
З повагою, дракон Щелепенко.
(Підпис).
16 січня 1986 року»
Вечером 16 января Порфирий Сидорович мастерил новое копьё из второй лыжной палки.
А вечером 17-го он с новым оружием отправился всё туда же, добывать дракона.
Вернувшись с работы, поглотив яичницу с чаем, оседлав белого в зелёное яблоко Велосипеда Буцефаловича, наш герой выехал с Павлова Поля в сторону исторического центра Харькова…
В центре, у монумента с неофициальным названием «Пятеро из ломбарда спёрли холодильник» свернул направо…
Перевалил через Холодную гору…
Выехал из Харькова…
И, наконец, въехал в Солоницевку.
У знакомого подъезда знакомого пятиэтажного дома Порфирий Сидорович обнаружил поглядывающего на наручные часы мужчину в зимней милицейской униформе. Только наш витязь сошёл с верного коня, как милиционер спросил его (не Велосипеда Буцефаловича, конечно, а витязя), не он ли Порфирий Сидорович. Наш герой, галантно приподняв фетровую шляпу, честно ответил, что да, дескать, я самый. Тогда страж порядка грациозно пристыковал ногти к серому меху ушанки и представился:
– Участковый, старший лейтенант Сёма Эльфман.
После чего виртуозно провёл с Порфирием Сидоровичем воспитательную беседу, после которой у Порфирия Сидоровича совершенно отсохло желание охотиться на дракона…
И с тех пор Порфирий Сидорович не охотится-таки на дракона.
Чего и всем желает.
***
Вот такая вышла… гм… мягко выражаясь, легенда… Зато теперь никто не сможет аргументировано брякнуть, будто у Харькова нет собственной легенды о контакте витязя с драконом!
Теперь какая-никакая легенда о каком-никаком контакте, пусть и без летального исхода, какого-никакого витязя с каким-никаким драконом у Харькова есть!
Ну, пусть где-то не совсем пафосная, где-то доморощенная, нелепая, странная, курьёзная… Но есть же!
Теперь те, кто отмечают все места легендарных контактов витязей с драконами, упомянутые в литературных и прочих произведениях, должны и напротив слова «Харьков» поставить «галочку»!
А автор теперь может с чувством исполненного патриотического долга прекратить топтание перстами пишущей машинки и упаковать её обратно в чешуйчатый чехол из драконовой кожи.
15 января 1986 г., 2004 г.[1]1
Впервые текст «Чисто харьковская легенда» был напечатан в журнале «Порог» (Кировоград) № 9, 2004; вместе с текстом «Легенда о морском волке и сухопутном пастухе», под общим заголовком «Две легенды».
[Закрыть]
________________________________
Апчхи
Мелкий случай межгалактического масштаба
А ведь вы не господь бог!
Братья Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»
Бухгалтер Остап Григорьевич Кондратюк вышел из сумеречного подъезда своего дома и прижмурился. Яркое мартовское солнце с безоблачного голубого неба щедро облучало улицу Джордано Бруно, на которой проживал Остап Григорьевич и по которой он ежедневно (за исключением выходных и праздников) ходил в типографию № 2, где трудился в должности главного бухгалтера. Типография эта имела место на этой же улице всего в пятистах шагах от дома Кондратюка.
Потемневшие от пыли барханчики слежавшегося снега активно таяли вдоль края тротуара, являясь родителями резвого потока талой воды, искрящегося у бордюра и проваливающегося в решётку канализации. Дворник Феликс Предрасположенный, чиркая по асфальту прутьями метлы, перемещал мелкий мусор с тротуара в поток. Дворника освистывали пичуги, роем порхавшие с дерева на дерево. Весенний воздух бодрил утренних прохожих, будто газообразный эликсир.
Бухгалтер Кондратюк, жмурясь от света, улыбнулся весне, поправил кашне, поздоровался с дворником Предрасположенным шляпоподнятием и, совершая маятникообразные движения портфелем, пошествовал по улице Джордано Бруно к типографии № 2.
Когда Остап Григорьевич поравнялся с табачной лавкой, в витрине которой пестрел товар, не одобряемый Минздравом, в глубине левой ноздри Кондратюка защекоталось и бухгалтеру невыносимо захотелось чихнуть. От этого лицо Остапа Григорьевича исказила непроизвольная гримаса: зрачки наполовину закатились под верхние веки, брови подпрыгнули, сложив лоб гармошкой, нижняя челюсть отвисла, рот приоткрылся и растянулся в форме коромысла, на нижнюю губу выполз кончик языка. Бухгалтер, начиная издавать гортанный звук, выхватил из кармана носовой платок и, прикрыв им лицо, мощно чихнул, свибрировав всем телом и чуть не выронив портфель. После чего, вытерев платочком рот и ноздри, продолжил путь…
***
Чихая, Остап Кондратюк не думал, конечно, о том, что согласно неизвестным нам законам существования Вселенной, совершенно незначительное событие, случившееся в одном месте, может спровоцировать значительные события в другом месте, бесконечно удалённом от первого; спровоцировать необъяснимым образом.
Так, после того как на планете Земля, в Харьковской области страны Украина, в городке-райцентре, название которого не играет в данном случае большой роли, на улице Джордано Бруно рядом с табачной лавкой чихнул некто Кондратюк, в совершенно другом районе Вселенной, на планете Раедэм, над столицей одной небольшой империи пронёсся буйный ураган, разметавший лачуги простолюдинов, сорвавший крыши с домов вельмож и даже сбросивший шпиль с дворца императора. Кроме того, стихия смела несозревшие злаки на полях окрест столицы, а стало быть, здешним жителям в ближайшие месяцы, вплоть до будущего урожая, придётся жить не так сытно, как бы им хотелось.
В то время как жители столицы, ругая стихию, приступали к разбору руин, император Шен-Уаф Бах со свитой отправился из своего дворца в главный столичный храм, дабы посоветоваться с Верховным Жрецом насчёт случившегося. Император брёл по потрёпанному, раскрошенному городу, обходя фрагменты разрушенных зданий и упавшие деревья, вывороченные из грунта с корнями; плёлся, ужасаясь и сокрушаясь. За императором семенил кортеж придворных, также угнетённых видами ущерба. Горожане на минуту приостанавливали восстановительные работы, чтобы почтительно поклониться проходящему мимо правителю.
Шен-Уаф Бах приблизился к главному храму, каменному, пирамидальному и оттого более устойчивому перед натиском стихий, чем обычные жилые строения. Один из придворных, опередив властелина, взбежал по лестнице и исчез в дверях, дабы предупредить Верховного Жреца о прибытии императора. Шен-Уаф Бах стал неторопливо подниматься туда же. Когда он по лестнице вознёсся к дверям святилища, сам Верховный Жрец – Шур-Оэф Бэх – вышел навстречу.
Шен-Уаф Бах и Шур-Оэф Бэх велеречиво поприветствовали друг друга. Затем император спросил Верховного Жреца, в чём, по его мнению, причина постигшего их стихийного бедствия и есть ли возможность предотвратить подобные беды в будущем.
– Я, Ваше Величество, как раз собираюсь проникнуть в Высшие Сферы Знаний, чтобы там получить ответ на этот вопрос, – ответил Шур-Оэф Бэх. – При этой процедуре разрешается присутствовать только жрецам, но для вас я сделаю исключение, тем более что среди ваших предков тоже были жрецы. Однако вашим придворным придётся на время покинуть пределы святилища.
Император отослал свиту, а сам, в сопровождении жрецов, в том числе и Верховного, прошествовал в священные недра храма.
Там жрецы стали производить действия, необходимые для ритуала вхождения Верховного Жреца в Высшие Сферы Знаний. Одни облачали Шур-Оэф Бэха в священные одеяния, другие разжигали огонь в священных светильниках, третьи окуривали помещение дурманящим священным благовонием, четвёртые готовили священный напиток в священной чаше…
Отхлебнув жидкость, Верховный Жрец прокричал священное звукосочетание, после чего допил до дна. Минуты три он пребывал в неподвижности, затем его ноги подкосились, и два жреца, подхватив его под руки, аккуратно уложили Шур-Оэф Бэха на приготовленную подстилку. Ещё несколько минут Верховный Жрец пребывал в оцепенении, а затем стал корчиться, биться в конвульсиях, изрыгая из уст звуки и пену. Звуки складывались в неразборчивые слова, лишь одно Шур-Оэф Бэх повторил несколько раз довольно внятно. Таинственное слово, не известное ни императору, ни жрецам, ни самому Верховному Жрецу, ни одному из жителей планеты Раедэм. Это было слово «Кондратюк».
Императору было жутко смотреть на мечущегося в беспамятстве Шур-Оэф Бэха, и глава государства отвёл взгляд в сторону, стал разглядывать озаряемую огнями светильников фреску на стене, где было изображено, как чудесная обезьяна по имени Памва рожает первого человека по имени Амад.
Вдруг в храме стало совершенно тихо. Император вернул взгляд на Верховного Жреца. Тот потерял сознание. Жрецы подхватили своего предводителя под руки и под ноги и быстро понесли на свежий воздух, император устремился за ними. На некоем подобии балкона жрецы стали приводить Шур-Оэф Бэха в чувство: один бил его по щекам, другой плескал на него холодной водой, третий подносил к ноздрям какую-то гадость с острым запахом, четвёртый вытирал пену с губ и подбородка.
Верховный Жрец очнулся. Он был совершенно обессилен и измождён общением с Высшими Сферами Знаний.
– Что… я… говорил? – с трудом, чуть слышно просипел он.
– Ты несколько раз повторил таинственное слово «Кондратюк», Верховный Жрец, а больше мы ничего не разобрали, – сообщил вытиравший пену.
– Кондратюк? Гм… – задумался Шур-Оэф Бэх. – Что бы это значило? Что ещё за Кон… Ага, кажется, припоминаю… Кажется, Высшие Сферы Знаний сообщили мне, что ураган как-то связан с каким-то Кондратюком… Видимо, этот таинственный Кондратюк и наслал на нас ураган!
– А что это такое – Кондратюк? – спросил император.
– Ну, это… эээ… это… гм… это, видимо, некое великое и всемогущее существо, способное повелевать стихиями, – изрёк Верховный Жрец, дрожа от усталости.
– А за что этот Кондратюк нас так наказал? – продолжал выпытывать император.
– Ну… эээ… наверное… гм… наверное, за то, что мы ему не молимся и не приносим ему жертв, – размышлял Шур-Оэф Бэх. – Мы же молимся Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню, которые считаются первоосновой всего сущего, а Великому Кондратюку мы сроду никогда не молились, вот он на нас и осерчал, и наслал на нас ураган, чтобы наказать за неуважение.
– Значит, для того чтобы Кондратюк нас простил и больше не наказывал, мы должны ему молиться и приносить жертвы? – сообразил император.
– Да, отныне мы должны будем молиться и приносить жертвы не только Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню, но также и Великому и Всемогущему Кондратюку, – вещал обессиленный Верховный Жрец. – Вы, Ваше Величество, объявите об этом народу, разошлите гонцов с этой вестью по всей стране, а мы, жрецы, приступим к составлению соответствующих молитв, к разработке соответствующих обрядов и ритуалов…
Новые молитвы, обряды и ритуалы были сочинены жрецами очень быстро, всего в течение нескольких дней, ибо жрецы боялись медлительностью разгневать Великого и Всемогущего Кондратюка и спровоцировать новые стихийные бедствия. В ходе этой работы жрецы пришли к величайшему открытию: раз Великий и Всемогущий Кондратюк способен повелевать стихиями, значит, он и есть Творец Великой Почвы, Великой Воды, Великого Неба и Великого Огня, то есть Кондратюк, по сути, есть ни кто иной, как Творец Вселенной!
Было решено, что все жители империи обязаны молиться Кондратюку три раза в день, тремя молитвами: главной в полдень и двумя дополнительными утром и вечером. Главная молитва должна сопровождаться ударами в барабаны. Раз в неделю – курением благовоний, а раз в месяц – принесением в жертву мелких домашних животных, обычно – домашних птиц, трупы которых дотла сжигаются на жертвенном огне.
Так в империи началась религиозная реформа.
Все, от мала до велика, в полдень приходили в храмы, где под ритмичный рокот барабанов орали главную молитву, в которой семнадцать раз повторялось слово «Кондратюк».
Все да не все. Некто Шав-Аоф Бох – известный учёный, лекарь, астроном, изобретатель, путешественник и мыслитель – посчитал новую веру в Великого и Всемогущего Кондратюка суеверием и мракобесием. Шав-Аоф Бох так прямо и заявил при свидетелях Великому Жрецу Шур-Оэф Бэху:
– Ураган – это всего лишь перемещение воздушных масс, вызванное перепадом давления, а вовсе не происки какого-то мифического Кондратюка. Когда мы молились Великой Почве, Великой Воде, Великому Небу и Великому Огню – это ещё куда ни шло: почва, вода, небо и огонь действительно существуют и их все видят. Но кто когда видел этого пресловутого Кондратюка? Никто и никогда. Я уверен: никакого Кондратюка вообще не существует!
– Ты святотатствуешь, Шав-Аоф Бох! – гневно воскликнул Шур-Оэф Бэх. – Великого и Всемогущего Кондратюка невозможно увидеть, поскольку он невидимый и бесплотный, как воздух. Он присутствует не в одном каком-то конкретном месте, а везде, оттого всё видит, всё слышит и всё знает. Поэтому, если ты не прекратишь кощунствовать и не начнёшь молиться со всеми Великому и Всемогущему Кондратюку, чтобы он простил тебя за это неверие, я, несмотря на все твои былые заслуги, вынужден буду ходатайствовать перед его Его Величеством о выдворении тебя за пределы империи, дабы твои еретические речи не накликали на нашу родину новой беды.
Шав-Аоф Бох не хотел быть изгнанным за пределы родины, поэтому стал воздерживаться от публичной критики новой религии и даже стал посещать храм и делать вид, что молится вместе с соотечественниками, однако остался при своём мнении. Такое лицемерие было ему очень неприятно, но на что ни пойдёшь, лишь бы не стать изгнанником…
***
Бухгалтер Остап Григорьевич Кондратюк вышел из подъезда своего дома на улицу, где моросил кратковременный апрельский дождик, и раскрыл зонтик. Воздух пах дождём (кто считает, что дождь не пахнет, пусть первым бросит кремовый торт в лицо своего психиатра в присутствии мощных санитаров) и начавшими расцветать деревьями. Дворник Феликс Предрасположенный, игнорируя осадки, чесал метлой тротуар. Бухгалтер Кондратюк поприветствовал его (не тротуар, а дворника, конечно) кивком головы. Хоть на бухгалтере и была шляпа, приветственно приподнять её, как это делал обычно, он не мог, ибо правая рука шляпоносца была занята зонтом, а левая портфелем. Ёжась от утренней свежести, Кондратюк пошествовал в сторону типографии № 2.
Когда Остап Григорьевич дошёл до табачной лавки, в глубине его ноздри защекоталось и, как читатель уже, конечно же, догадался, бухгалтеру невыносимо захотелось чихнуть. Только не думай, читатель, что Кондратюк чихал каждый день, доходя до этого места. Нет, Остап Григорьевич вообще чихал крайне редко, а на данном конкретном месте, рядом с табачной лавкой, он чихнул лишь один раз, тогда, в марте. Теперь, в апреле, Кондратюка повторно посетило на этом же месте такое желание. От какового желания лицо Остапа Григорьевича, как читатель опять-таки догадался, исказила непроизвольная гримаса: зрачки глаз наполовину закатились под верхние веки, брови подпрыгнули, сложив лоб гармошкой, нижняя челюсть отвисла, рот приоткрылся и растянулся в форме коромысла, на нижнюю губу выполз кончик языка. Бухгалтер уже начал было издавать звук «а…», предваряющий «…пчхи», когда вдруг ему послышались ритмичный рокот барабанов и молитвенные стенания тысяч голосов, причём в этих стенаниях Кондратюк расслышал собственную фамилию. А кроме того, ему почуялся запах неизвестных благовоний и горелого мяса. Конечно, на улице Джордано Бруно никто в барабаны не бил, молитв хором не орал, благовоний не курил и мяса не жёг. Конечно, всё это Кондратюку лишь померещилось. Но после этой слухо-обонятельной галлюцинации бухгалтеру вдруг совершенно расхотелось чихать, и он, так и не чихнув, привёл лицо в нормальное состояние и продолжил шествовать по улице Джордано Бруно к типографии № 2, где по-прежнему возглавлял бухгалтерию. Если бы я сказал: «он продолжил шествовать, как ни в чём не бывало», это была бы не совсем правда. Галлюцинация Кондратюка огорчила, ибо он был уверен, что всякая галлюцинация есть явление патологическое, свидетельствующее о наличие в организме каких-то отклонений от нормы. «Если такое повторится, обязательно обращусь к врачу-психиатру», – решил Кондратюк.
***
В небольшой империи на планете Раедэм между тем продолжалась религиозная реформа. Верховный Жрец Шур-Оэф Бэх объявил народу, что прежние представления о происхождении человека, как выяснилось, являются ложными. До сих пор считалось, что первого человека – по имени Амад – родила чудесная обезьяна – по имени Памва. А первую обезьяну родила землеройка – по имени Ткир. А первую землеройку родила ящерица – по имени Щакияр. А первую ящерицу родила саламандра – по имени Убзолуг. А первую саламандру родила рыба – по имени Быкра. А первую рыбу родил червь – по имени Бхокар. А первый червь произошёл от инфузории – по имени Кибмор. А первая инфузория зародилась в чудесном рассоле под названием Лунёб, каковой рассол образовался от смешения чудесных вод Неба с чудесными водами Недр. На самом деле всё было не так, объявил теперь Верховный Жрец, а вот как: Великий и Всемогущий Кондратюк вылепил тело первого человека Амада из Великой Почвы, а затем наполнил это тело душой, созданной по образу и подобию самого Кондратюка. Тела других живых существ, обитающих на планете Раедэм, Кондратюк, мол, также вылепил из Великой Почвы, но души для них он сделал не по своему образу и подобию, а попроще.
Когда учёный Шав-Аоф Бох услышал эту реформаторскую проповедь Верховного Жреца в главном храме столицы, то мысленно обозвал новую религию мракобесием, но в полемику вступать не стал, боясь изгнания.
Шав-Аоф Бох изучал, кроме прочего, случаи выкидышей у беременных женщин, и обратил внимание, что плоды более поздних сроков беременности напоминают обезьянок, более ранних – зверьков типа землероек, ещё более ранние зародыши похожи на ящериц и саламандр, ещё более ранние – на червячков, а на самой ранней стадии внутриутробного развития человек является просто икринкой. «Это яркое доказательство того, – думал мыслитель, возвращаясь из храма домой, в здание, почти восстановленное после разрушительного урагана, – что прежняя наша религия была более правильной. Верховный Жрец сам, наверно, придумывает неправдоподобные небылицы, а кивает на Высшие Сферы Знаний».
Вернувшись в свой дом, который служил учёному одновременно и жилищем, и научной лабораторией, Шав-Аоф Бох запер дверь на засов и занавесил тряпкой окно, дабы ничей злой глаз не подглядел, чем он тут занимается, приготовил птичье перо, очинённое для письменных работ, пузырёк чернил, достал из тайника пергаментный свиток и, пристроившись за столом, принялся писать.
Это был философский трактат, в котором Шав-Аоф Бох доказывал, что никакого Кондратюка во Вселенной не существует. Конечно, с точки зрения новой религиозной идеологии, эти писания являются еретическими, и попади они в руки жрецов, мыслителю несдобровать, поэтому придётся трактат хорошо спрятать. Мыслитель надеялся, что когда-нибудь в будущем, когда с мракобесием будет покончено, потомки найдут этот свиток и поймут, что даже в эпоху мракобесия в империи жили прогрессивные здравомыслящие люди.
Задумавшись, как бы повыразительнее изложить на пергаменте очередную мысль, Шав-Аоф Бох приподнял над столом руку, в которой держал перо, и мягкий, длинный, узкий кончик пера некстати угодил мыслителю в ноздрю. От этого в ноздре защекоталось, и учёному невыносимо захотелось чихнуть. Лицо Шав-Аоф Боха исказила непроизвольная гримаса: зрачки наполовину закатились под верхние веки, брови подпрыгнули, сложив лоб гармошкой, нижняя челюсть отвисла, рот приоткрылся и растянулся в форме коромысла, на нижнюю губу выполз кончик языка. Мыслитель, начиная издавать гортанный звук, положил перо и, закрыв нос и рот обеими ладонями, дабы не забрызгать рукопись слюной и соплями, мощно чихнул, свибрировав всем телом и чуть не сбив локтем чернильницу. После чего, вытерев тряпочкой ладони, рот и ноздри, продолжил работу над трактатом.
Конечно, Шав-Аоф Бох и предположить не мог, что, согласно неизвестным ему законам существования Вселенной, после его чиха, где-то в другой галактике, на планете Земля, над городком, название которого не играет в данном случае большой роли, пронесётся ураган…
***
В эту майскую ночь бухгалтер Остап Григорьевич Кондратюк и его супруга Эльвира Потаповна практически не спали, ибо за окнами их квартиры со страшным шумом буйствовал сильный ветер, то как зверь воя, то плача как дитя, выражаясь образами великого поэта. Завывания, гул и свист ветра сопровождались аккомпанементом в виде треска ломаемых веток, рокота сорванных листов кровельного железа, дребезжания водосточных труб и оконных стёкол, и тому подобных шумовых эффектов. Во время этой свистопляски в квартире Кондратюков погас электрический свет. Выглянув в окно, бухгалтер выяснил, что свет погас во всех окнах на улице Джордано Бруно, а также на всех уличных фонарях, из чего следовало, что ветер где-то оборвал электролинию…
К рассвету стихия угомонилась, но спать уже было некогда: пора собираться на работу. Стихия не стихия, а рабочий день никто не отменял. Собираясь, Кондратюк попытался позвонить по домашнему телефону сыну, жившему в другом городе, мол, а как там у них с погодой, но телефон будто в трубку воды набрал. Стало быть, и телефонная линия стала жертвой урагана.
Не выспавшийся и не побрившийся (ибо электробритва в данном случае была не дееспособной), и оттого не в лучшем настроении, Остап Григорьевич вышел из подъезда на улицу, и вид улицы настроения ему не поднял, скорее наоборот. Вся улица Джордано Бруно представляла собой свалку всякого мусора: обломанных веток деревьев, покорёженных листов сорванного кровельного железа, каких-то тряпок, которые, видимо, кто-то сушил на балконах и не успел снять… Кондратюк перешёл улицу, чтобы со стороны глянуть на свою пятиэтажку и визуально оценить ущерб. Первое, что бросилось в глаза: ветер повалил телевизионные антенны на крыше, сорвал пару листов кровельного железа и утащил кусок водосточной трубы.
Вздохнув, бухгалтер поплёлся к типографии № 2, обходя многочисленные препятствия. Конечно, печатные машины без электричества работать не будут, но бухгалтеры могут трудиться и без электросети, делая расчёты на калькуляторах с батарейками. Тем более что в помещении бухгалтерии большие окна и хватает естественного света.
Рядом с табачной лавкой ураган сломал старый тополь, который теперь перегораживал всю проезжую часть улицы. Один из тружеников коммунальных служб бензопилой нарезал тополь на ломтики, как колбасу. Неподалёку работник жилищно-эксплуатационного управления обсуждал произошедшее с опирающимся на метлу дворником Феликсом Предрасположенным. Когда Кондратюк приблизился к ним, представитель ЖЭУ произносил:
