355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Кофанов » Кто укокошил натурщика? (сборник) » Текст книги (страница 16)
Кто укокошил натурщика? (сборник)
  • Текст добавлен: 17 июня 2019, 10:00

Текст книги "Кто укокошил натурщика? (сборник)"


Автор книги: Геннадий Кофанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глупые твари


Правдивая история, случившаяся триста лет тому вперёд

Эти животные довольно умны, судя по тому, как легко они поддаются дрессировке.

Из репортажа.

Мемуары, фрагмент из которых я предлагаю бесценному читателю, пока ещё не родившийся дрессировщик Тристан Геннадьевич Цвях напишет только через 308 лет. Но мне этот текст удалось достать задолго до его написания. Не суди эти писания слишком строго, читатель, ведь Тристан Цвях – укротитель зверей, а не профессиональный прозаик, поэтому ему простительно, что проза его не очень художественна, отчего мемуары напоминают скорее сухой протокол или конспект, нежели так называемую изящную словесность.

***

– Ну до чего же глупая тварь! – разочарованно прорычал я и даже плюнул от досады.

Перепончатоухий чешуехвост Лымарчука, как окрестил этого тригейского зверя биолог Рамзес Лымарчук, совершенно не поддавался обучению, что говорило об отсутствии у зверя даже зачатков интеллекта. Похоже, природа создала эту тварь только для того, чтобы жрать, спать, испражняться, ну, конечно, и размножаться, и ни на что другое это примитивное создание не способно. А жаль. Внешне животное интересное. Я рассчитывал, что из него выйдет толк. Как обманчива бывает внешность. Придётся это бесперспективное существо отпустить, чтобы зря не занимало клетку и не переводило продукты; и полностью посвятить себя дрессировке других, более умных тригейских созданий.

Так, с сожалением любуясь чешуйчатым симпатягой, думал я, отпирая дверцу клетки, когда за моей спиной залаял, захлёбываясь от ярости, верный пёс Паломид. Я обернулся… и потерял сознание. Последнее, что увидел, проваливаясь в бессознательность, – это две толстые гибкие змеи, нависшие надо мной…

***

Возможно, я был первым, кому пришло в голову использовать инопланетных животных в цирковых представлениях (фантасты не в счёт).

После того как человечество нашло способ перемещаться в пространстве со скоростями, в разы превышающими скорость света, что с точки зрения известных людям законов мироздания невозможно, изучение родной галактики принесло обильные плоды. Шныряющие в космосе искатели обнаруживали всё новые солнечные системы с планетами, на которых имелась жизнь. Гуманоидов, братьев по разуму на этих недавно открытых вращающихся шарах, обременённых биосферой, не оказалось, но животный и растительный мир был разнообразным и интересным. Биологи активно изучали инопланетную флору и фауну, внеземные растения уже росли в земных ботанических парках и оранжереях, внеземные животные уже жили в земных зоопарках. А вот в цирках внеземных существ до сих пор не было. То ли потому, что ещё никому не пришло в голову их дрессировать (в таком случае я действительно первый), то ли потому, что заводить у себя инопланетную фауну циркам просто не по карману. Зоопарки, биологические и прочие научные исследования субсидировались государственными и общественными фондами, и субсидировались щедро, а цирки никаких субсидий не получали и рассчитывали только на собственные финансовые возможности, а возможности эти – не ахти. Стоимость экспедиции в глубины галактики для отлова инопланетных животных в несколько раз превышала средний цирковой бюджет. Даже наш цирк, в котором я – Тристан Цвях – являюсь не только дрессировщиком, но и совладельцем (мне принадлежат 14% цирковых акций), один из самых успешных на Земле, часто собиравший аншлаги, в первую очередь – благодаря моим дрессированным животным (земного, конечно, происхождения), даже наш, повторяю, цирк не мог себе позволить такой роскоши.

Тем не менее, идея сделать наш цирк первым в мире цирком с дрессированными инопланетянами не давала мне покоя, и я, в свободное от работы время, изучал информацию о космическом транспорте, обитаемых планетах и внеземной биологии, делал расчёты…

И, наконец, нащупал возможность приобретения инопланетных существ, причём именно таких, которые годятся для цирковой работы.

План был следующий. Я вместе с взятыми напрокат роботами-звероловами перемещаюсь на планету Тригей, где имеется разнообразная флора и фауна. Причём перемещаюсь не на специально зафрахтованном для этого астроходе, а на попутном грузовике – космовозе «Харьков», что обойдётся в несколько раз дешевле. Космовоз высаживает меня на Тригей и продолжает путь. На Тригее роботы отлавливают разнообразных зверушек, а я занимаюсь дрессурой, выясняя, какие из отловленных поддаются обучению, и отбираю пятёрку самых способных. Примерно через пару месяцев после моей высадки на Тригей космовоз «Харьков», возвращаясь с грузом платиновой руды, подбирает меня с роботами и отобранными кандидатами в цирковые артисты, и доставляет обратно на Землю.

Солнечная система планеты Тригей имеет место всего в 1/35 светового года от условной прямой линии между солнечной системой Земли и солнечной системой планеты Ээт – маршрута «Харькова». Чтобы высадить меня на Тригей и на обратном пути подобрать, «Харькову» придётся совершить два «небольших отскока в сторону» от маршрута. А нам придётся заплатить «Харькову» всего лишь за эти «отскоки», да за аренду на борту «каморки» для животных: моё пребывание на грузовике ничего не будет стоить при условии, что я с взятыми напрокат роботами-звероловами буду во время рейса задаром выполнять подсобные работы. Договариваясь с владельцами «Харькова», я поторговался и сумел несколько сбить цену за «отскоки» в обмен на право для владельцев грузовика и членов его экипажа, а также их родственников, бесплатно посещать наш цирк, хоть каждый день.

Таким образом, выходило, что если наш цирк «затянет пояс», то хватит средств и на покупку лицензии на отлов пяти тригейских животных, и на прокат трёх роботов-звероловов, и на моё перемещение к Тригею и обратно. «Затягивание пояса» заключалось в том, чтобы вложить в проект все цирковые средства, оставив лишь прожиточный минимум, плюс средства от продажи конкурентам дорогостоящего реквизита и части наших дрессированных земных животных, плюс личные сбережения труппы и совладельцев.

Риск был велик. В случае неудачи наш цирк становился банкротом и прекращал существование. Но зато в случае удачи он становился единственным в мире местом, где можно увидеть аттракцион с дрессированными инопланетянами, со всеми вытекающими из этого прибылями, что сторицей возместят наши расходы. Мне удалось убедить и дирекцию цирка, и труппу, и совладельцев; хотя все, в том числе и я сам, понимали, что это авантюра, не во французском смысле этого слова – «приключение», а в русском – «рискованная затея». «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское», – резюмировал директор цирка, на что клоун Фук сострил: «Рискует не тот, кто пьёт шампанское, а тот, кто пьёт тормозную жидкость»…

Когда конкуренты увозили моих слонов, я прослезился. Но ничего, когда мы начнём получать баснословные прибыли от выступлений дрессированных инопланетян, я выкуплю слоников обратно, пусть даже втридорога…

***

В период перемещения на космовозе «Харьков», где я с арендованными роботами-звероловами трудился как каторжный, выполняя самую неквалифицированную, самую тяжкую, самую грязную работу, юнга Аскольд, семнадцатилетний, красивый, как девочка, блондин с лазурными очами, рассказал мне, что передвижение со скоростями, в разы превосходящими скорость света, стало возможным благодаря некоему парадоксу (забыл название). Понять и объяснить сей парадокс, противоречащий научным знаниям и здравому смыслу, человечество пока не смогло, но использует вовсю. Вот так же древние люди, не понимая и не умея объяснить природу плазмы, вовсю использовали плазму, то есть огонь, для приготовления пищи и обогрева жилья.

«Харьков» вёз на планету Ээт новое оборудование для тамошних платиновых рудников. Примерно на полпути от солнечной системы Земли к солнечной системе Ээта, чуть в сторонке от сего маршрута (1/35 светового года при нынешних скоростях – расстояние пустяковое) и имела место та жёлтая звезда, вокруг которой с другими шестью планетами вращалась и нужная мне планета Тригей.

Кроме взятых напрокат трёх роботов-звероловов, которым я дал имена – Илья, Добрыня и Алёша, – я прихватил в экспедицию и домашнего любимца – пса Паломида – далматинского дога. Хоть и четвероногий, а друг, земляк, землянин. Он скрасит моё одиночество на Тригее. Экипаж космовоза против такого безбилетного пассажира не возражал: Паломид умел делать массу забавных трюков и потешал команду «Харькова», являясь кем-то вроде внештатного скомороха.

***

Короче говоря, примерно через пару месяцев после того, как сей космовоз стартовал с орбиты Земли со мной на борту, он совершил «отскок в сторону» и оказался в солнечной системе Тригея.

Небольшой челнок, отстегнувшись от большого космовоза, понёс меня, роботов и Паломида к нужной планете. Я попросил Витека и Лукулла – пилотов челнока – высадить меня на острове Муртазаева.

Тригей и Земля имеют очень схожие размер, массу, атмосферу, климат, периоды вращения вокруг собственной оси и вокруг солнца. Как и Земля, Тригей покрыт обширными океанами. Тригей даже имеет естественный спутник, вроде нашей Луны. Название «Тригей» планета получила по имени персонажа античной литературы. Давать имена античных персонажей созвездиям и планетам – древнейшая астрономическая традиция. И планета Ээт, где имелись огромные залежи платины и куда направлялся «Харьков», названа так по имени античного персонажа – мифологического царя Колхиды, который был владельцем золотого руна, пока его не конфисковали аргонавты. А Тригей – персонаж комедии древнего грека Аристофана. Этот Тригей, виноградарь, якобы раскормил навозом навозного жука до гигантских размеров и летал на нём, как на Пегасе, к богам на Олимп. Тоже, можно сказать, дрессировщик, укротитель, коллега. Об этом мне поведал начитанный юнга Аскольд.

Лукулл и Витек, ориентируясь по карте планеты, которую им предоставил я, направили челнок к острову Муртазаева, названного так в честь Зигфрида Богдановича Муртазаева – одного из первых исследователей планеты. К острову, который является фрагментом размашистого тропического архипелага, разметавшегося в океане чуть севернее экватора. К острову, почти сплошь покрытому пёстрыми джунглями. К острову, который я выбрал для своей миссии, поскольку знал, что на этом кусочке суши богатая фауна, есть из кого выбирать будущих артистов цирка, и в то же время нет животных, опасных для человека (в своё время фауна этого островка была тщательно изучена одной из земных экспедиций; и я, собирая информацию по этому вопросу, обратил внимание на сей позитивный факт). Когда ты один, когда тебе некому помочь, следует избегать опасностей.

Челнок сделал круг над островом на высоте птичьего полёта, дабы я выбрал место для стоянки. Мне приглянулась живописная поляна на юге острова, километрах в трёх от океана, на берегу хрустальной речушки с песчаными пляжами и очаровательными водопадами.

Челнок опустился, завис в полуметре над почвой. Я быстро выкинул из летающей машины на траву все необходимые для жизни и работы здесь причиндалы, а затем прыгнул сам. За мной последовали Паломид и роботы Илья, Добрыня и Алёша. Я помахал на прощание Витеку и Лукуллу ладонью. Челнок взвился в небо и умчался в заоблачную даль – догонять дрейфующий сквозь эту солнечную систему «Харьков».

***

Итак, я оказался в раю, ибо остров Муртазаева на планете Тригей – истинный рай, как я его себе представлял. Красотища неописуемая! Обильно цветущая и плодоносящая растительность разных цветов и оттенков, порхающие над ней пёстрые организмы – аналоги земных бабочек и птичек, доводящие до экстаза ароматы на зависть парфюмерам, живописные водопады… Работа в таком месте – не труд, а блаженство.

Я был не единственным землянином на Тригее. Здесь постоянно работали научные экспедиции: геологические, метеорологические, биологические и прочие. И всё же людей на этой планете было так немного, что возможность случайной встречи с ними была близка к нулю, а специально заниматься их поисками в мои планы не входило – у меня хватит другой работы. Да и никакого транспорта для перемещения по планете я не имел. Поэтому мне оставалось робинзонить на острове, пока за мной не прилетит тот же челнок с «Харькова».

Первым делом я разбил палатку со всеми удобствами и выбрал место для вещей. И палатку, в которой я мог бы пережить непогоду, и прочие прихваченные с Земли предметы (кроме роботов, конечно) я поместил средь густых зарослей таким образом, чтобы сих вещей не было видно, дабы мой взор мог наслаждаться райскими ландшафтами, не осквернёнными инородным барахлом. Терпеть не могу, когда первозданная природа замусорена промышленными изделиями. Вот только клетки для отловленных животных придётся ставить на видном месте: если их разместить в густых зарослях, это будет неудобно для работы. Именно поэтому я заказал дизайнеру спроектировать клетки таким образом, чтобы они выглядели не творением человеческих рук, не промышленными изделиями, а частью природы.

Воздух на Тригее, как я уже упоминал, почти не отличается от земного (на несколько процентов больше кислорода, на несколько процентов меньше азота), а климат на острове Муртазаева тропический по земным меркам. Поэтому скафандр там не нужен. И не только в скафандре, но и в любой другой одежде надобности не было. Одежда как защита от солнечного облучения была лишней, ибо сию планету от ультрафиолетовых лучей надёжно защищает озоновый слой, более толстый и более тщательно отфильтровывающий оные излучения, чем озоновый слой Земли, поэтому солнечные лучи на Тригее не могут стать причиной ожога, или тем более, злокачественной опухоли на коже. Одежда как защита от кровососущих насекомых была лишней, ибо тамошние аналоги земных комаров и оводов, сосавшие кровь тригейских животных, нас, землян, откровенно игнорировали: похоже, их отпугивал наш запах. Ну и, понятное дело, одежда как прикрытие наготы от взоров других людей была лишней, поскольку других людей не было.

Итак, в ношении одежды не было никакой необходимости, поэтому, чтобы совмещать полезное с приятным – работу с принятием воздушных, солнечных и водных ванн – я вскоре после прибытия скинул с себя всё и стал жить как Адам в раю: в чём мама родила (впрочем, Адама родила не мама). Единственное инородное тело, что я оставил на своём организме, – это портативный наручный компьютер, ударопрочный и влагонепроницаемый, выглядящий как полусфера телесного цвета, поэтому со стороны он похож на волдырь или бородавку на запястье. С помощью этого приборчика, кроме всего прочего, я мог определять своё местоположение в пространстве, благодаря чему не способен заблудиться; мог поддерживать связь с Ильёй, Добрыней и Алёшей – роботами-звероловами; мог определять, какие из здешних плодов являются съедобными (при введении в плод компьютерного датчика, прибор сообщал о химическом составе и вкусовых свойствах плода)…

На второй же день нашего пребывания на Тригее роботы изловили существо, напоминающее хвостатую обезьяну или лемура, но покрытое не шерстью, а чешуёй, с большими ушами, похожими на крылья летучей мыши. Мой «волдырь» – компьютер, в памяти которого имелся подробный справочник по тригейской фауне и прочая информация об этой планете (то есть сей незаменимый приборчик был, ко всему прочему, так сказать, наручной энциклопедией по тригееведению), – оглядев чешуйчатого пленника своими объективами – парой крохотных «глазок-бусинок», не большими чем глаза насекомых, – идентифицировал зверя как перепончатоухого чешуехвоста Лымарчука (avreswebbed caudasquamea Lymarchuk).

Первым делом я с помощью робота Ильи (имена роботов я написал маркером на их пластиковых «туловищах», иначе не смог бы различать этих механических близнецов; хотя практической надобности в человеческих именах не было – роботы имели личные цифровые коды; я сделал это из, так сказать, чисто эмоциональных соображений) соорудил для чешуехвоста удобную клетку. Зная, что чешуехвосты большую часть времени проводят на деревьях, клетку смонтировали вокруг росшего посреди поляны маленького деревца.

Содержание животных в клетках – древний пережиток. Человечество уже давно использует для этих целей в качестве невидимых оград силовое поле. Но оборудование, создающее силовые поля, стоит значительно дороже примитивных архаичных клеток, и ограниченность в средствах, необходимость экономить на всём, вынудили меня прибегнуть к столь устаревшему способу содержания фауны в неволе.

Клетки, изготовленные по моему заказу, были сборными; можно сказать, что это был нехитрый конструктор, из деталей которого собирались клетки разных размеров и конфигураций.

Собрав жильё для перепончатоухого пленника, я не мог не похвалить мысленно дизайнера, спроектировавшего сию конструкцию. Клетка прекрасно вписывалась в ландшафт и гармонировала с природой. Даже не верилось, что она создана человеком, а не выросла сама по себе как дерево или коралл. Это человеческое произведение услаждало мой взор так же, как растительность и водопады.

Оказавшись в клетке, чешуехвост шустро взмыл на дерево и замер на ветке. Схожесть этого чешуйчатого симпатяги с земными обезьянами вселила в меня уверенность, что он вполне пригоден для цирковых трюков.

Зная, что сии создания любят лакомиться плодами картофельного дерева, названного так за плоды, похожие на вареную картошку (знания я продолжал черпать из своей эрудированной «бородавки»), я дал задание роботу Алёше разыскать и принести такие плоды. И вскоре протягивал чешуехвосту спелую «картофелину», желая установить с пленником контакт. Зверь нахохлился и попятился. Может, ещё не оправился от стресса, а может, просто не голоден. Я наколол эту «картофелину» на сучок дерева, остальные высыпал в кормушку. И, оставив животное, чтобы оно привыкало к новой «жилплощади», пошёл со своим верным догом освежиться, поплескаться в хрустальной речушке…

Когда вернулся, чешуйчатый симпатяга всё так же угрюмо сидел на ветке, но «картофелин» в кормушке было уже поменьше. Ну и прекрасно!

***

Увы, день проходил за днём, а мои попытки наладить с перепончатоухим существом контакт оставались безуспешными. Оно меня откровенно игнорировало. Пищу из моих рук не брало, только из кормушки. Я немного поморил его голодом, но и это не помогло: даже будучи голодным, он упорно отказывался от еды, если еда находилась в моей ладони. Когда я попытался его погладить, симпатяга злобно цапнул меня зубками за палец, что совершенно противоречило основанным на наблюдениях утверждениям биологов о полном отсутствии у сих зверей агрессивности и наличии добродушия.

Между тем в течение недели Илья, Добрыня и Алёша изловили ещё четырёх животных, напоминающих земных млекопитающих: рукокрылого трубконоса Смита (manusalas nasustube Smith), похожего на гибрид летучей мыши и муравьеда; плоскоклювого прыгуна Куроямы (rostrumplanus exiliens Kuroyama), похожего на гибрид тушканчика и утконоса; гребенчатозубого иглоспина Левина (pectinatimdentibus scapulaechinated Levin), похожего на гибрид кота и ежа; и ветвисторогого свинорыла Папакакиса (ramosamicon susnaribus Papakakis), похожего на гибрид кабана и оленя.

Я смонтировал клетки и для этих пленников, и занялся их дрессурой, а роботы углубились в джунгли в поиске других кандидатов в цирковые артисты.

Мне требовалось лишь пять созданий, ибо собранных цирком денег хватило на покупку лицензии на отлов именно такого количества тригейских животных. Соответствующие земные службы строго следили, чтобы количество отловленных на других планетах тварей точно соответствовало количеству, указанному в лицензии. Каждый вернувшийся с других планет астроход, космовоз или другого типа корабль, на орбите Земли тщательно обыскивался с помощью чутких приборов, и если на борту оказывалось лишнее инопланетное существо, то следовала беспощадная кара за браконьерство и контрабанду: конфискация всех животных плюс огромный штраф.

Пять животных уже находились в клетках, но я дал задание роботам продолжать отлов, дабы иметь выбор. Чем больше созданий отловят арендованные механические звероловы, тем больше шансов выбрать пятёрку действительно талантливых, после чего менее талантливые и полностью бездарные будут отпущены на свободу.

Итак, пока роботы Илья, Добрыня и Алёша шастали в джунглях, выслеживая очередного зверя, я занимался с уже отловленными, перемежая занятия с купаниями в реке, играми с Паломидом, сном и вкушением плодов.

Среди здешних съедобных плодов некоторые оказались настолько вкусными и богатыми всеми необходимыми для организма веществами, что я бы вовсе не прикасался к прихваченным с Земли консервам, если бы не надо было кормить оными далматинца. Все пленники, кроме перепончатоухого чешуехвоста, быстро научились брать пищу из моих рук и вообще показали свою предрасположенность к приручению. Вскоре я уже разучил с ними несколько нехитрых трюков: трубконос по моей команде порхал сквозь обруч, прыгун удерживал на плоском клюве мячик, иглоспин делал несколько шагов на задних лапах, а свинорыл по команде кланялся. Столь быстрая обучаемость говорила о наличии у сих животных сообразительности.

А чешуехвост меня всё более и более разочаровывал. Он оказался совершенно несообразительным, что выражалось в неспособности к обучению. Этот симпатяга ничего не хотел делать, кроме как есть, спать и испражняться. Он часами неподвижно сидел на дереве, игнорируя все мои потуги завязать с ним общение, и опровергая своим поведением сообщения биологов о резвости и общительности этих животных. Увы, приходилось признать, что интуиция меня обманула. Чешуехвост – существо примитивное, обделённое разумом, для работы в цирке абсолютно непригодное. Ведь именно способность к обучению, умение приспосабливаться к обстоятельствам и коммуникабельность являются основными свидетельствами наличия разума. Среди земных животных легче всего обучаются шимпанзе, дельфины, слоны и собаки, оттого они и считаются самыми интеллектуальными, после человека, существами.

Предприняв на семнадцатый день последнюю безуспешную попытку работы с перепончатоухим пленником, я раздражённо прорычал: «Ну до чего же глупая тварь!», и плюнул. У меня, как, наверно, у всякого дрессировщика, бывали неудачи, но такой полный провал с созданием, на которое я так рассчитывал, случился впервые. Окончательно убедившись, что толку от него не будет, принял решение это бесперспективное существо отпустить.

Но только взялся за дверцу клетки, как услышал яростный лай Паломида за моей спиной. Резко обернулся глянуть, что четвероногого земляка разъярило, и в то же мгновение, выражаясь поэтически, свет померк в моих очах и почва ушла из-под ног, лишь две невнятные змеи успели запечатлеться в угасающем сознании (о чём, интриги ради, я уже сообщил читателю в начале этой части моих мемуаров). Если бы я успел удивиться, то удивился бы, ибо знал, что никаких змееобразных организмов на острове не водилось…

***

Очнувшись, обнаружил себя лежащим на траве под коренастым деревом. Ощущения были как после хорошей попойки: голова раскалывалась, тело было ватным, движения заторможенными. Кряхтя, приподнялся на локте и огляделся. Я валялся на большой поляне, вокруг которой всё так же топорщились в небо тригейские деревья и всё так же порхали тригейские аналоги земных бабочек и птичек. Всё так же угрюмо сидел на ветке дерева (не того, под которым я лежал, другого) перепончатоухий чешуехвост. Всё так же находились неподалёку и рукокрылый трубконос, и плоскоклювый прыгун, и гребенчатозубый иглоспин, и ветвисторогий свинорыл, и мой верный пёс Паломид, лежащий, как и я, на траве. Но поляна была другая! Но дерево, на котором сидел чешуехвост, было другое! Но чешуехвост, трубконос, прыгун, иглоспин, и свинорыл находились не в клетках; клеток вообще не было! Но, кроме перечисленных, на этой незнакомой поляне имелись и другие тригейские существа, которых я раньше видел только в зоопарках, на картинках и видео! Впрочем, одно животное, напоминающее слона, я прежде нигде не видел.

Огорошенный, я первым делом осведомился по компьютеру, где нахожусь. Оказалось – в 13 километрах и 18 метрах к югу от того места, где потерял сознание; уже не на острове Муртазаева, а на севере острова Флоки, что отделён от Муртазаева девятикилометровым проливом. Однако! Чёрт, если бы не пролив, я бы мог, в случае необходимости, призвать на помощь роботов. Но к плаванию в океане они не приспособлены, хотя и не боятся влаги (аренда роботов-амфибий стоила дороже, и я из соображений экономии взял сухопутных), и ни лодки, ни другого транспорта не имеют.

Связавшись посредством компьютера с Ильёй, Добрыней и Алёшей, узнал, что они изловили ещё одного зверя – лопатохвостого панцирника Густавсона, похожего на помесь броненосца и бобра, вернулись на стоянку, где обнаружили изломанные клетки, и не знают, что делать дальше. Я, проконсультировавшись с компьютером, приказал им соорудить клетку для панцирника, непременно с небольшим бассейном, кормить зверя ветками вафельного дерева и ждать моего возвращения. Компьютерный хронометр свидетельствовал, что со времени моего падения в обморок прошло более четырёх часов. В подтверждение этого солнце присасывалось к горизонту.

Я встал на ноги, отряхнул листочки и палочки, прилипшие к нагому телу, и свистнул Паломиду. Пёс тоже поднялся, но без обычного энтузиазма, – видать, тоже чувствовал себя неважно, – и вяло побежал ко мне. Но тут же отскочил, будто его отпружинила невидимая упругая преграда. Он стал топтаться на месте и скулить, словно ко мне его что-то не пускало. Озадаченный, я сам сделал несколько шагов к далматинцу и вдруг упёрся в незримую стену вроде спрессованного воздуха. Это напоминало силовое поле, которое в качестве оград используется в наших зоопарках. Стал перемещаться вдоль этой невидимой стены, своей упругостью похожей на пористую резину. И оказалось, что она окружает меня в виде многогранника или окружности с коренастым деревом в центре. Впоследствии измерил я диаметр этого «заколдованного круга» – 17 шагов. Потуги протиснуться сквозь невидимый сгусток оказались тщетными: «заколдованный круг» меня не выпускал.

Не зная, что и думать обо всех этих странностях, стал делать единственное, что мог в такой ситуации: наблюдать за происходящим вокруг.

Наблюдая, пришёл к выводу, что все существа на этой поляне ограниченны «заколдованными кругами». Все, кроме невиданной твари, напоминающей слона. Напоминающей в первую очередь наличием хобота, и не одного, а целых двух. Как и слон, этот зверь перемещался на четырёх конечностях, только конечности эти были грациознее слоновьих тумб и скорее походили на ноги коня. Тело создания было покрыто редким то ли мехом, то ли пухом, сквозь который просвечивала оливковая кожа. Хвоста не было. Уши были небольшие, как у, опять таки, коня. Да и размером оно было ближе к коню, чем к слону. Крупная голова вместо носа была украшена двумя хоботами, что делало это существо отдалённо напоминающим уродливого безголового кентавра с длинными змееобразными руками. Так вот, в отличие от меня и других существ, заключённых в «заколдованных кругах», сей «кентавр» разгуливал по поляне совершенно беспрепятственно. Вот так же в наших зоопарках по-хозяйски свободно разгуливают воробьи.

Я, направив на «кентавра» компьютер-«бородавку», попросил приборчик идентифицировать сие существо. Оглядев двухобота своими махонькими объективами, эрудированный «волдырь» пожал плечами, в переносном, конечно, смысле; то есть ответил, что науке это создание неизвестно. Но тут же припомнил, что в дневниках одного из первых исследователей Тригея, некоего Марка Ушета, опубликованных лишь в прошлом году, есть такая фраза: «…мне показалось, будто я увидел в зарослях животное с двумя хоботами, но, наверно, это было дерево…»

Выходит, я стал первооткрывателем неизвестного биологам инопланетного существа! А считалось, что все большие сухопутные животные планеты Тригей уже известны. Надо будет придумать для него название. Что-нибудь типа «бесхвостый двухобот Цвяха».

Когда двухобот приблизился к моему «заколдованному кругу», я разглядел этого зверя лучше. Под двумя глазами, очень похожими на человеческие, с морщинистыми веками, шевелились два хобота, представляющие собой сильно вытянутый нос, сросшийся с верхней губой, как у слона, только раздвоенный (видимо, именно эти хоботы я принял за змей). Если у слона на хоботе имеются две ноздри и один «палец», то у этого двухобота на каждом из хоботов имелось по одной ноздре и по три «пальца», причём «пальцы» были очень ловкими щупальцами, не уступавшими пальцам человека. Такими можно и нитку в иголку вдеть, и собрать сложный прибор… Эх, такое бы животное – да в наш цирк!

Разглядывая меня, двухобот поднял хоботы и разинул пасть. Я ожидал, что он проревёт или протрубит, даже заметил, как в глубине пасти затрепетала немалая глотка, но звука не последовало.

И тут я узрел ещё трёх двухоботов. Они приближались с той стороны, где за кружевом деревьев маячил большой, гладкий до блеска камень, или округлая скала. В хоботах эта троица тащила некие предметы. Я сразу отметил, что эти трое чем-то отличаются от первого, а когда они подошли ближе, ахнул. Если первый двухобот был явно живым существом, то эти трое были его механическими двойниками, роботами!

Вот оно что! Я оказался в плену у слонообразного брата по разуму, представителя цивилизации, создающей роботов! Человечество сотни лет ищет в космосе разумную жизнь, а первым её нашёл я! Вернее, она – меня! Но как же исследователи, уже не первый десяток лет изучающие эту планету, могли, выражаясь словами баснописца, «слона-то и не приметить»?! Если цивилизация двухоботов достигла такого уровня, что они создают столь совершенных роботов, то на Тригее должны быть их города, заводы, лаборатории… Но ничего подобного исследователи на сей планете не обнаружили.

Между тем двухоботы-роботы беспрепятственно вошли в мой «заколдованный круг» и, не обращая на меня внимания, принялись из принесённых предметов собирать некие конструкции. Просто любо-дорого было смотреть, как мастерски они трудятся. Всего за пару минут смонтировали. Оказалось – кормушку, поилку, купальню (к которым чуть позже подвели шланг, подававший воду из ближайшего ручья) и конуру. В мои «апартаменты» было помещено и нечто вроде противня или подноса с песком. На этот песок я вскоре справил естественные надобности, за неимением унитаза, после чего песок был заменён чистым, и в дальнейшем я испражнялся именно туда, и песок регулярно заменялся.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю