355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Кофанов » Кто укокошил натурщика? (сборник) » Текст книги (страница 13)
Кто укокошил натурщика? (сборник)
  • Текст добавлен: 17 июня 2019, 10:00

Текст книги "Кто укокошил натурщика? (сборник)"


Автор книги: Геннадий Кофанов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Корзинка для бумажек

Но неужели мы должны век серьёзничать, – и отчего же изредка не быть творителями пустяков, когда ими пестрится жизнь наша?

Из письма Н.В. Гоголя к Г.И. Высоцкому.

Истреблять прежде написанное нами, кажется, так же несправедливо, как позабывать минувшие дни своей юности. Притом если сочинение заключает в себе две, три еще не сказанные истины, то уже автор не вправе скрывать его от читателя, и за две, три верные мысли можно простить несовершенство целого.

Н.В. Гоголь, «Предисловие к „Арабескам“».

Время от времени на автора этих строк беспощадно набрасывалось так называемое творческое вдохновение, или, ироничнее и самокритичнее выражаясь, припадки графомании, от чего он хватал первую подвернувшуюся под руку бумажку и что-то такое на ней черкал. Многие такие внезапные мелкие бумагомарания стали заготовками предложений и абзацев, что затем пошли в тексты сочинений. А некоторые так и остались ни к чему не пристёгнутыми обрывками. Большинство бумажек, конечно, затерялись «в пыли времён». Но несколько таких бумажных ошмётков, уже пожелтевших от старости, удивительным образом уцелели, и автор, вместо того, чтобы выбросить их в корзинку для бумажек, помещает несколько из них в этот свой сборник текстов. Полагая, что ошмётки забавны и могут пусть и не расхохотать, но хотя бы улыбнуть читателя, если его чувство юмора совпадает с авторским. Медицинские работники утверждают, что хохот, смех и улыбки, то есть веселье, очень полезны для здоровья. А здоровье чрезвычайно нелишне для того, чтобы жизнь была долгой и плодотворной. Стало быть, и забавные безделушки, пусть нелепые и курьёзные, тоже целесообразны, а потому имеют право на существование,



Бокал самогона

Сценка из жизни зарубежной буржуазии

Мистер Иванов: Я хочу поднять этот бокал за процветание чего-нибудь этакого, хорошего!

Сеньор Петров: Не возражаю.

Месье Сидоров: Поехали!

(Выпивают залпом. Суетливо заедают квашеной капустой.)

Сеньор Петров: Ух, хороша жидкость! Где достали, мистер Иванов?

Мистер Иванов: Сам гнал. Позавчера, на вилле «Аксинья». Знаете, на острове Мальта? Вы там были, месье Сидоров.

Месье Сидоров: Да, я был у вас на вилле «Аксинья».

Мистер Иванов: У меня там аппаратик припрятан, так что я произвожу потихоньку первачок по-мальтийски. Когда летел на эту встречу, прихватил в оба кармана по бутыли. Таможенников пришлось подкупить картинами Рубенса, чтоб не отобрали самогон.

Сеньор Петров: Эти таможенники совсем распоясались. Я намедни вёз из Киргизии в Голландию пачку порнографических журнальчиков, так пришлось сунуть таможне древнегреческую статую третьего века до нашей эры, чтоб журнальчики не изъяли. Три шкуры дерут, гады, с трудового миллионера!

Месье Сидоров: Не говорите за столом о таможне, а то меня стошнит.

Мистер Иванов: Ну тогда наполним бокалы и выпьем за процветание ещё чего-нибудь!

(Выпивают, заедают, молчат)

Сеньор Петров(вяло): Ну шо, мужики, споём старинную буржуазную. (Поёт). Шумел тростник и пальма гнулась…

(Все трое падают под стол и засыпают)


Занавес

Август 1993 года.

_______________________________




Вываливаясь сбоку…

Нечто, написанное после двух бутылок пива натощак, жарким вечером, под музыку Манфреда Мэнна

Вываливаясь сбоку, сохраняй неподвижность мыслей.

Ибо сказано: бреющийся бананом да иссякнет!

Святой Ч. говорил мне в период поедания тарани:

– Изыди, Геннадий Михайлович, аки трезвенник!

А в воздухах шныряли банальные словеса, спорхнувшие с моих уст. Не воробьи, мрази, не воробьи…

Кто-то шевелил извилиной внутричерепной, кто-то вешал вермишель на уши внимающих организмов, кто-то кому-то ломал кайф и челюсть, а я впал в созерцание святого Ч. В период поедания тарани…

Оный же святой Ч. говорил, согласно званию, афоризмами да притчами:

– Один человек словил муху и оторвал ей заднюю ногу. Что сие значит?

– Он был садист? – робко ответствовал я вопросом на вопрос.

– Изыди, Геннадий Михайлович! – грустил святой Ч., погружаясь низом лица в пену.

– Он был естествоиспытатель, экспериментатор! – предположил я.

– Пред кем мечу икру? То бишь не икру, а бисер! Суть притчи в том, что мушиная нога не имеет применения, как, например, нога быка, или оленя, кои можно употребить в питание. Так иные скудомыслые отрывают ошмётки скудных суетных информаций, вместо припасть к великому и вечному! Уразумел квинтэссенцию моей басни?

Вываливаясь сбоку, сохраняй неподвижность мысли.

Ибо сказано…


Конец

12 августа 1993 года

________________________




Древнеримский император

Древнеримский император Гай Юлий Чухопупенко стирал свои любимые сиреневые носки, когда в зал, топая импортными сандалиями (Made in Kyrgyzstan), вошёл древнеримский же сенатор Септимий Брут Квадригошвили.

– Приветствую тебя, о древнеримский император Гай Юлий Чухопупенко! – живописно подняв руку, густым басом выстрелил сенатор, и гром его мощного голоса был столь неожиданным, что не успей сенатор схватить императора за волосы на левой ноге, тот булькнул бы в мраморный бассейн, в коем стирал вышеупомянутые носки.

Волосы на ногах императора оказались на редкость прочные, благодаря чему император намочил только голову и руки, прежде чем был водворён на прежнее место – на берег мраморного водоёма в зале императорского дворца. Чего нельзя сказать о затонувших носках.

– Сколько раз просил не орать в ухо! – сердито проворчал Гай Юлий Чухопупенко, потирая волосатую ногу.

– Виноват, гражданин начальник, – щёлкнув пятками сандалий, извинился Септимий Брут Квадригошвили.

– Я слушаю тебя, сенатор, – произнёс кесарь, провожая грустными глазами углубляющиеся сиреневые пятна.

– Чего? А! Я говорю: приветствую тебя, древнеримский импе…

– Стоп! Это я понял. Дальше!

– Дальше? Гм. Дальше: …ратор Гай Юлий Чухопупенко!

– Дальше!!!

– Всё!

– Как – всё? Ты приплёлся только для приветствия?!

– Ну да.

– Свободен!!!

– Я могу идти?

– Иди на… Ага, заседание сената!

Проводив злым взглядом удаляющегося сенатора, мокроголовый древнеримский император Гай Юлий Чухопупенко пошёл искать длинную палку или иное приспособление для ловли в воде носков.

Чем закончилась носкалка (если бы он ловил рыбу, это называлось бы рыбалкой, но поскольку носки…) – исторические источники умалчивают.

Начало 90-х годов XX века.

____________________





Ну и что

– Ну и что! – не унимался Людовик Кавернадцатый, устало почесав пластмассовую корону.

– А то, Ваше Выскочкество, что наша армия в окружении врагов, и будет с часу на час окончательно разгромлена, – ответствовал Терентий Харитонович Дюпель – зам короля по общественной работе.

– Ну и что, ядрить её в ядра! – хмыкнул Людовик, почесав ногтем торчавший из кармана резиновый скипетр. – На кой ляд нам армия сдалась. Одни расходы. И вообще, я против гонки вооружений и за роспуск армий!

– Нет, ну всё же наши же люди. Жалко! – возразил Терентий Харитонович. – Их же посадят в концентрационный лагерь и будут кормить одними ананасами с рябчиками. Тоска зелёная. Они же, милые, со скуки затоскуют. Кино в концлагерях только по выходным крутят. А стриптиз-шоу всего раз в месяц приезжает. И в такой тоске наши доблестные солдаты проведут целый год! В карты играть не разрешают, только в бутылочку с поцелуями. А это, знаете ли, чревато… В общем, кошмар!

1981 г.

Примечание: это написано молодым фрезеровщиком приборостроительного завода во время вынужденного простоя без отрыва от фрезерного станка.

______________________________________





Потная ночь Эммануэлы

Ну очень эротический рассказ. Якобы.

– Борис Евгеньевич, давайте совершим половой акт, – сказала Эммануэла Сидоровна своему супругу.

– Давайте, я не возражаю, Эммануэла Сидоровна, против проведения данного мероприятия, – отвечал Борис Евгеньевич, вытирая салфеткой сметану с подбородка и волосатой груди. – Обнажайтесь, гражданка.

Гражданка обнажилась и приняла горизонтальное положение в брачном ложе. Супруг, почистив в ванной зубы и смыв остатки сметаны, переместился в спальню, погасил свет и присоединился к Эммануэле Сидоровне, укрывшись с ней одеялом. «Директор Курявасин со дня на день переберётся в министерство, это ни для кого ни секрет. Гогоперидзе метит в его кресло, – размышлял, приступая к совокуплению, Борис Евгеньевич. – Но это мы ещё посмотрим. Демьян Харитонович недолюбливает этого горца. У меня есть шанс…»

Когда порция спермы переместилась из Бориса Евгеньевича в Эммануэлу Сидоровну, супруги перестали потеть, пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.


Конец ну очень эротического рассказа

Август 1993 года.

Добавление:

Автор этого сочинения, узнав о существовании литературной премии за наихудшее описание секса и полагая, что какая-никакая премия лучше, чем вообще никакой, в припадке честолюбия выдвигает своё произведение «Потная ночь Эммануэлы» на эту вышеупомянутую премию.

___________________________________





Представьте себе…

Представьте себе: этакая прерия с этакими скачущими на лошадях то там то сям индейцами, ковбоями и прочими конелюбами, а посерёдке этой прерии стоит этакий Я. И этот усато-бородатый Я разглядывает из-под козырька руки (от яркого солнца) эту самую окружающую прерию, сплёвывая порхающий в эфире песок, частично запорхнувший в рот этого самого Я, и слегка бранясь нецензурной прозой. Ну, в том смысле, мол, куда же это я попал. Мол, вот только что сидел за машинкой (но не стиральной) и бил пальцами по клавишам (но не рояля), и только, мол, выбил «Представьте себе…», как вдруг – бамс! – и вокруг меня не диван с машинкой и прочим интерьером, а какая-то пейзажная ширь в стиле «степь да степь кругом». И какой-то, тьфу, песок хрустит в слюне, и какое-то знойное солнце, а был же вечер, прикидывавшийся ночью. И, чёрт возьми, всадники, мол, какие-то перьеголовые скачут, вибрируя голосовыми связками. А другие не вибрируя, и не перьеголовые, но тоже скачут, мол. И не очень-то, мол, мне нравится такая смена декораций.

Это в переводе на цензурный язык.

А в этот миг индеец Виннету Чингачгукович Крутобизоненко, ловко увёртываясь от свинцовых, пахнущих горелым порохом мелких предметов, бороздящих атмосферу вдоль его перьев, замечает одинокую до боли фигуру этого самого Я. И с помощью узды направляет бег своей лошадки (по кличке Нашпаровозвперёдлети) к этой самой фигуре этого самого Я, как сказано выше, до боли одинокой. Фигура же, с тоской наблюдая за оной сменой маршрута, ещё нецензурнее начинает сплёвывать песок, в том смысле, что, мол, нахрена, мол, моя скромная личность попала в поле зрения увёртывающегося от свинцовых предметов. И, мол, увёртывался бы он себе в том же направлении, мол! Но Виннету Чингачгукович Крутобизоненко, увёртываясь, приблизился к одинокому Я и спросил его на примазикукском диалекте западноленграмайского наречия шишонского языка (он был из примазикукской группы западноленграмайской общины племени шишонов): «Хрузяй ды, – говорит, – на люлюкс щу ждыньдыбаешься, – говорит, – встряц?!» Этот самый Я, начиная увёртываться от тех самых мелких предметов, не владея индейским языком и не имея под рукой переводчика, на всякий случай пессимистично ответствует: «Сам ты такой!» Индеец Крутобизоненко разинул пасть, чтобы ляпнуть ещё что-нибудь инородное, да осёкся в связи с громким ржанием Нашпаровозвперёдлети и синхронным срезыванием одного из перьев бороздящим атмосферу предметом. И индеец шустро, но с достоинством удаляется, вместе со свистящими в его окрестностях пороховыми свинцульками, как от неподвижной фигуры угрюмого Я, так и от подвижных (за счёт непарнокопытного транспорта) фигур в широкополых головных уборах, у которых оные свинцульки выплёвывались из металлических машинок, сжимаемых перстами.

И представьте себе: когда этот Я, сплёвывая песок и страдая пессимизмом в том смысле, что трудно и почти невозможно остаться в живых в атмосфере, густо пронзаемой свинцовыми предметиками, от душевного смятения побледнел и пукнул, вдруг происходит следующее: оный Я вдруг обнаруживает, что находится не в прерии, а в родном интерьере, и окружают его не индейцы и пулеизвергающие ковбои, а милый диван, близкая машинка, клавиши коей продолжают топтать его – Я – творческие персты, и прочая обстановка личной жилплощади. И продолжая по инерции сплёвывать остатки несуществующего песка, этот самый Я вопрошает беззвучно: да как же это могло содеяться?! Какая-такая сила выдернула его из интерьера и зашвырнула на пару минут в прерию?

Что вы говорите, читатель? А? Громче. Авторское воображение? Ну не знаю… Может быть… тьфу, песок… может, и воображение. Ишь чего вытворяет, игривое!

Конец 80-х годов XX века.

_______________________________





Пьяный угар

Микро-новелла о загадочной русской душе

– Дааа, – протянул князь, поглядев в окно, – однако…

– Да полно вам шипеть, – крикнул Мафусаил и плюнул в пепельницу.

– Иди к чёрту! – взорвался князь и дёрнул Мафусаила за ухо.

– Зашибу, зараза! – гаркнул Мафусаил и впился в колено князя зубами…

– Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя, – процитировал князь, вытирая полотенцем кровь с локтя и пиная труп Мафусаила пяткой.

– Ишь ты, – захихикал Фьюшкин, проснувшись и почесав затылок.

– Сам ты дурак, – обругал его князь, и двинул в зубы Фьюшкина кулаком.

– Подишь ты, – удивился Фьюшкин, облизнул окровавленные губы, прослезился и, хихикнув, вышел.

– Черви поганые! – крикнул князь и погрозил зеркалу кулаком. – Вонючий сатрап!

– Глаза навыкате! – хихикнул Фьюшкин в форточку, и князь запустил в него ботинком. Стекло со звоном посыпалось на ковёр.

– Трали-вали, – запел Фьюшкин и, улыбаясь, запрыгал по аллее зимнего сада.

– Дела! – вслух подумал князь и осушил стакан с раствором цианистого калия.


Конец

Осень 1983 г.

Примечание: это написано студентом машиностроительного факультета (специализация: робототехника) политехнического института во время лекции по математическому анализу.

__________________________________________





Самоучитель ковыряния в носу

Искусство ковыряния в носу уходит своими корнями в седую древность. Это одно из наидавнейших занятий человека. Однако, несмотря на богатые традиции носоковыряния, овладеть этим искусством значительно легче, чем, например, искусством игры на пятиструнной флейте, или искусством дрессировки глистов и солитёров. Автор предлагает свои рекомендации, воспользовавшись которыми, ты, бесценный читатель, в совершенстве овладеешь этим занятием, с помощью которого сможешь украсить досуг. Причём предаваться этому увлекательному делу ты будешь с такой грациозностью, шармом, элегантностью, что не ударишь в грязь лицом даже в самом избранном светском обществе.

Ковырять в носу удобнее всего продолговатым предметом, а не, скажем, сферическим или кубическим. При условии, что диаметр поперечника этого продолговатого предмета не больше и не намного меньше диаметра ноздри. Ковырять телеграфным столбом, например, неудобно по причине слишком большого диаметра, а ковырять волоском из хвоста зебры – по причине прямо противоположной. Лучше всего для этого дела подходит палец. Автор рекомендует использовать палец руки, а не ноги; это удобнее (в чём автор убедился, проведя ряд опытов). Желательно делать это своим собственным, а не чужим, перстом, поскольку, как правило, другие люди отказываются предоставить для этого свои пальцы.

Прежде чем приступить к процессу ковыряния, определись, пальцем какой руки – левой или правой – ты собираешься это делать (однорукие могут проигнорировать этот совет), и какая ноздря – левая или правая – подвергнется ковырянию (а этот совет могут проигнорировать одноноздрые, если таие есть). Выбрав руку, отведи другую подальше, чтобы она не мешала процессу. Затем определись, какой из пяти пальцев должен быть введён в носовое отверстие. В процессе многочисленных опытов автор пришёл к выводу, что наименее для этого подходит большой палец, а наиболее – указательный и мизинец. Внимание! Ноготь должен быть коротко обрезан и обработан пилочкой, не иметь острых краёв и выступов, способных поранить нежную ткань носового прохода.

Выпрями выбранный палец параллельно предплечью руки, а остальные сожми в кулак, чтобы не мешали. После этого можно начинать перемещение пальца в направлении ноздри под прямым углом к нижней стороне носа. Перемещать палец следует не спеша, так как излишняя спешка может вызвать нежелательные последствия. Так, во время опытов автор однажды из-за большой скорости движения руки промахнулся и чуть не травмировал себе глаз, а в другой раз по той же причине чуть не вывихнул палец о подбородок.

Приблизив палец к носу, осторожно нащупай носовое отверстие, ибо ноздри находятся вне поля зрения человека, поэтому легко промазать. Убедившись, что, так сказать, вершина пальца расположена в непосредственной близости от носового прохода, следует…

Нет, это какая-то ахинея, белиберда, чушь и чепуха! Ибо, конечно же, ты, бесценный читатель, не нуждаешься в инструкциях и самоучителях на сей счёт, и можешь, в случае необходимости, поковырять в носу без всяких советов «специалистов». Поэтому вместо того, чтобы написать и издать «Самоучитель ковыряния в носу» в восьми томах с приложениями таблиц и схем, автор прерывает работу в самом начале, осознав, что такой труд не будет читателем востребован, и гонорар автору не светит. Тьфу!

Начало 90-х годов XX века.

_______________________________







Не воробьи


Моноложики и диаложики

Слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Пословица.

– Один великий писатель сказал, дескать, в человеке всё должно быть прекрасно: и слюни, и сопли, и кал, и моча, и глисты, и пот, и перхоть, и ушная сера… Ну, или что-то в этом роде.


* * *

– Знаете, а Петров-то извращенец: он спит с мужчиной.

– Фу, какая гадость!.. Впрочем, спать с мужчиной – это куда ни шло: мужчина, по крайней мере, человек, так сказать, гомо сапиенс. А вот Сидоров докатился до ещё большего извращения: он берёт в постель кошку!

– Тьфу, мерзость!.. Впрочем, спать с кошкой – это не самое большое извращение: кошка – это, по крайней мере, живое существо, млекопитающее, как и человек. А вот Иванов докатился до самого большого извращения: он спит в одной постели с предметами неодушевлёнными – с простынёй, одеялом и подушкой!

– Тьфу, какая гадость!

– Какая мерзость, тьфу!


* * *

– У него губа – не дура.

– Хм.… У него губа настолько не дура, что хоть сейчас зачисляй её, губу, в члены Академии Наук. Но только губа: с мозгом у него гораздо хуже. Губа – не дура, а мозг – дурак.


* * *

– У моей тёщи есть бриллианты, изумруды, рубины и тому подобные камешки.

– У моей тёщи тоже есть какие-то камешки. Но она прячет их в собственных почках.


* * *

– Эх, был бы здесь Чарльз Дарвин, он бы показал вам, где раки зимуют!

– Это с какой же стати?! Что мы такого…

– А с такой стати, что Дарвин был великим биологом и много чего знал о живых существах, в том числе наверняка и то, где они зимуют. Вот и показал бы, если б вы его попросили.


* * *

– Великие и могучие русские люди живут на великой и могучей Русской земле! И говорят они на великом и могучем русском языке! А чтобы справить великую и могучую русскую нужду, ходят в великие и могучие русские туалеты и испражняются в великие и могучие русские унитазы! И экскременты их велики и могучи!


* * *

– Я полное ничтожество!

– Э, да у вас мания величия. Полное ничтожество. Нет, батенька, до полного ничтожества вам ещё расти и расти!


* * *

– Ты к ней лучше не цепляйся – она Тургеневскя девушка.

– Она?! Тургеневская?! – удивился я: ничего общего между этой девицей и девушками из романов Ивана Сергеевича Тургенева я не заметил. – А почему ты считаешь её Тургеневской девушкой?

– Она гуляет с Петькой Тургеневым – вором с Бурьяновки.

– А, в этом смысле…


* * *

– Меня пытался завербовать проникший на нашу территорию шпион. Светлый такой шпион. С крыльями. Со светящимся кругом над головой. Его к нам с неба забросили. Но я ему не поддался, а наоборот – обезвредил и задержал: поломал ему крылья, загасил его свет и передал в руки агентов госбезопасности. Там ему, подлецу, покажут, как проникать на нашу территорию и вербовать наших людей!


* * *

– Вытри сопли.

– Я уже приступаю к планированию начала проведения данного мероприятия.


* * *

– Ты не джентльмен! – кричала она.

– Нет, я джентльмен! – спорил он.

– Ты не рыцарь! – обвиняла она.

– Нет, я рыцарь! – возражал он.

– Ты – неандерталец! – воскликнула она.

– Нет, я андерталец! – объявил он.


* * *

– Гражданин хулиган, скажите, пожалуйста…

– Кто хулиган? Это я хулиган?! Это ты меня хулиганом…

– Ну да.

– Слышь ты, падла, да я тебе за такое оскорбление по морде…

– Именно это я и имел в виду.


* * *

– Вам, мужикам, только одно надо, – обиженно сказала она, поправляя юбку.

– Ну почему же только одно, – возразил он. – Я бы и от второго не отказался. Да и третье можно попробовать.


* * *

– Великий писатель Аввакум Ксенофонтович Грыль прославит нашу литературу! Но для этого надо, чтобы Аввакум Ксенофонтович Грыль, как минимум, родился. А для того, чтобы он родился, надо, как минимум, чтобы его папа и мама вовремя совершили половой акт. Но для того, чтобы его папа мог вовремя совершить половой акт с его мамой, надо, чтобы сам этот папа вовремя родился. А для этого надо, чтобы дедушка и бабушка Аввакума Грыля вовремя совершили половой акт. А для того, чтобы оная бабушка могла вовремя совершить половой акт с оным дедушкой, надо, как минимум, чтобы эта бабушка вовремя родилась. А для этого надо, как минимум, чтобы прадедушка и прабабушка вовремя сделали сама понимаешь что. Но чтобы они это сделали, надо, как минимум, чтобы прадедушка вовремя родился. А для этого надо, чтобы прапрадедушка и прапрабабушка будущего великого писателя Аввакума Грыля вступили в интимную связь. А для того, чтобы это произошло, надо, как минимум, чтобы оная прапрабабушка вовремя родилась. А для этого надо, чтобы прапрапрадедушка, грубо выражаясь, оттрахал прапрапрабабушку. Я тебя утомил? Потерпи, скоро ты узнаешь, к чему я всё это.… Итак, чтобы этот сексуальный контакт случился, обязательно надо, чтобы оный прапрапрадедушка, как минимум, да, вовремя родился. А для этого надо – да, да, да, – чтобы произошёл половой акт между прапрапрапрадедушкой будущего великого писателя Аввакума Грыля и его же прапрапрапрабабушкой. Короче говоря, я, как будущий прапрапрапрадедушка будущего великого писателя, предлагаю тебе, Зинаида, как его будущей прапрапрапрабабушке, немедленно вступить со мной в половую связь. Иначе мы будем виноваты в том, что не будет через двести лет великого писателя Аввакума Ксенофонтовича Грыля и его великих сочинений. И человечество нам этого не простит!


* * *

– Да что вы говорите всё об искусстве да о литературе и тому подобных мимолётных бренных пустяках. Давайте лучше поговорим о чём-нибудь вечном. Ну, например, о какашках.


* * *

– Вот поэтесса тут пишет, дескать, в её сердце вонзилась стрела любви. Но я-то знаю: во-первых, не в сердце, а во влагалище; а во-вторых, не стрела, а…


* * *

– У женщин только извращения на уме: выйти замуж, создать семью, родить детей и так далее. А вот чтобы просто трахаться по-человечески, без таких вот извращений, – нет, их это, видите ли, не устраивает!


* * *

– Будь счастлив, мой дорогой! Да, будь счастлив, и как можно скорее! Ибо если ты в течение часа не станешь счастливым, то я тебе, мерзавцу, за это всю морду побью!


* * *

– Вася, ну давай поженимся!

– Нюра, для того, чтобы два человека поженились и вели совместную жизнь, у них должно быть много общего: общие взгляды, общие вкусы.… Вот мне, например, нравятся женщины, нравится за ними ухаживать, нравится с ними… гм… это самое. А тебе, Нюра, нравятся женщины?

– Мне, Вася, нравишься ты.

– Ну, вот видишь, Нюра: мне нравится одно, а тебе совсем другое. Как же мы можем пожениться, когда у нас настолько разные вкусы?!


* * *

– Я не буду плясать под твою дудку! – воскликнул Иван.

– Будешь! – нахмурился Пётр.

– Нет, не буду!

– Будешь! – Пётр сжал кулаки.

– Нет, не буду я плясать под твою дудку, – пролепетал Иван, отодвигаясь, – но с удовольствием спляшу под твою гармошку.


* * *

– Я достаточно умён, чтобы произносить мудрёные слова, но, к сожалению, не настолько умён, чтобы понимать то, что я говорю.


* * *

– Я его убил, а он взял и воскрес! Я его опять трудолюбиво убил, а он опять воскрес! Я его ещё раз, не покладая сил, убил, а он снова воскрес! Ну ни стыда, ни совести у человека! Никакого уважения к чужому труду!


* * *

– Ты пока ещё не научилась молчать. А ну-ка, потренируйся. Я включаю секундомер: молчи… Так, на этот раз ты продержалась восемнадцать секунд. Уже получше.


* * *

– Я тебе уже в сотый раз говорю: не повторяй одно и то же по сто раз!


* * *

– Пусть в меня первым бросит камень тот,… у кого нет конечностей!


* * *

– Росинант не вынесет двоих, – сказал Пётр.

Боливар, подумал Иван, но поправлять поленился.


* * *

– Скажи честно, что тебя привлекает: моя душа или моё влагалище? – спросила она.

– Конечно, душа! – соврал он.


* * *

– И вот однажды я подумал: а почему бы мне ни родиться. Взял и родился... Люблю, знаете ли, рождаться. Как сейчас помню: рождаюсь это я, рождаюсь… Я вообще талантливо рождаюсь. В чём в чём, а в рождении я просто виртуоз.


* * *

– Он работает педерастом… Тьфу, опять оговорился! Не педерастом, а пародистом. Похожие слова. Путаю.


* * *

– Я очень скромный. Я фантастически скромный. Я самый скромный человек во Вселенной. Не побоюсь этого слова, я просто таки гигант скромности. Скажу без лишней скромности, что все остальные люди по сравнению со мной в аспекте скромности просто букашки! Равных мне нет. Я нечто особенное, выдающееся, сверхъестественное! Вот насколько я скромный.


* * *

– Она работает, не покладая рук, как Венера Милосская.

– Разве Венера была труженицей?

– Нет, я не к тому, что «работает», а к тому, что «не покладая рук». Ты видел эту скульптуру? У неё же нет рук. И поэтому она их не покладает, ибо невозможно покласть то, чего нет.


* * *

– Слышала, какое страшное преступление случилось в соседней комнате? – спрашивает торшер у настольной лампы.

– А что там произошло?

– Там люстру.… Нет, мне трудно об этом говорить! Люстру повесили!

– Ах! Какое зверство! Бедняжка! Вечная ей память!


* * *

– Эээ.… На чём я остановился?

– На моей ноге.

– Разве я говорил о вашей ноге?!

– Нет, вы на неё наступили и остановились.


* * *

– Помнишь то время, когда ты была невинной девственницей? Да наверняка помнишь, ведь это было три минуты назад.


* * *

– Да кто вам дал право скрывать от народа красоту своих гениталий?!

* * *

– Если женщинам можно носить бюстгальтеры, а мужчинам нельзя, то это дискриминация по половому признаку! Мы, борцы за сексуальное равноправие, требуем, чтобы лёгкая промышленность выпускала бюстгальтеры и для мужчин!


* * *

– Некоторые, вместо того, чтобы валяться на диване и смотреть телевизор, занимаются работой, спортом и прочей допотопной ерундой. Дикие люди, отставшие от цивилизации!


* * *

– А вот тоже смешная обезьянка!

– Тс! Это директор зоопарка.


* * *

– Я тебя пристрелю, как блоху! – пригрозил Пётр.

А Иван подумал, что пристрелить блоху – дело очень непростое, даже почти невозможное.


* * *

– В знак протеста мы объявляем голодовку!

– И как долго вы намерены голодать?

– Аж до самого обеда!


* * *

– Ты разве богатый?

– Конечно! У меня денег как грязи! Например, полная ванна стодолларовых купюр, так что даже помыться негде. Пятый месяц хожу немытый, вонючий.

– Ну, это ты заливаешь!

– Да нельзя заливать: купюры размокнут.


* * *

– Как говорится, устами младенца…

– … сосётся сиська?


* * *

– Вы знакомы с корейской кухней?

– Да я на корейской кухне собаку съел!


* * *

– Вы такой умный!

– Это гнусная клевета! Я не умный. Я очень-очень умный! Не надо путать.


* * *

– Почему ты такой невесёлый? – удивился Пётр, продолжая ударять Ивана доской по голове.


* * *

– Ты веришь в существование человека?

– Нет! Никто из нас никакого человека никогда не видел, значит, человека вовсе не существует! Это просто чьи-то выдумки!

(Из разговора глистов в человеческом кишечнике).


* * *

– Быть или не быть? Вот в чём вопрос, – говорил принц Гамлет.

– Давайте не будем, гражданин, – говорит милиционер Терещенко.


* * *

– Человеку, вкусившему дух свободы, трудно смириться с несвободой!

– Вкусившему дух? Ха! Ты ещё скажи: погрызшему атмосферу.


* * *

– Люди! Берегите огонь от пожарников! – умоляет Прометей.


* * *

– Мы тут тоже, знаешь ли, не лаптем щи хлебаем, – говорил он, зачерпывая из котелка щи галошей.


* * *

– Он работник искусственный.

– Робот, что ли?

– Нет, в смысле: работает в сфере искусства. Рабочий сцены в театре.


* * *

– Как вас зовут?

– Ну, это смотря, куда именно зовут. Обычно меня зовут с помощью телефона.

– Спомощьютелефона?! Какое редкое имя!


* * *

– Он выведет из себя кого угодно!

– Ну, выводить из себя, например, глистов – дело нужное.


* * *

– Ну о чём можно говорить с англичанами, если они не видели ни «Кавказскую пленницу», ни «Бриллиантовую руку», ни «Берегись автомобиля», ни «Гусарскую балладу», ни «Я шагаю по Москве», ни «Осенний марафон» и т.д. и т.п. Совершенно дикий, некультурный народ!


* * *

– Эх, у меня свадьба на носу!

– А у меня на носу прыщ.

– Ну, это тебе, считай, повезло.


* * *

Иван кричал Петру:

– Думаешь, если это самое, то и вообще? А вот и нет! Надо как-то таким образом, чтобы не то чтобы эдак, а совсем наоборот!

Пётр пожал плечами:

– Я тебя не пони…

– Ты меня не пони! – завопил, перебив, Иван. – Ха-ха! Он меня не пони! А я тебя не зебра!

– Бред сивого непарнокопытного, – пробурчал Пётр.


* * *

– Не хватало, чтобы я дышал задаром! Нет, вы мне как следует заплатите, тогда я буду дышать. А так – что ж. Дурак я что ли – делать что-либо за так!


* * *

– А ведь дельфины – существа довольно глупые. Об этом свидетельствует тот факт, что ни один из них не получил до сих пор Нобелевскую премию.


* * *

– Ты только подумай, Серёга: ведь такого в истории человечества ещё никогда не было, чтобы мы с тобой сидели на этой скамейке и трепались о яичнице! Представляешь?! Чего там только не было, в истории человечества, за тысячи лет, а вот этого не было никогда! Даже трудно поверить, но это факт!

– Ну почему же? Что ж тут, Колян, такого уникального?

– Эх, ну как же ты не поймёшь! Такое, чтобы два мужика сидели на скамейке и трепались о яичнице, в истории человечества уже наверняка было, и не один раз. Но никогда за всю историю человечества, за все тысячи лет, не было, чтобы это делали именно мы с тобой, и именно на этой скамейке! Никогда-никогда! За тысячи лет! Впервые в истории! Нет, ты только подумай об этом!

– А ты точно уверен?

– Конечно! Вспомни: мы про яичницу никогда прежде… Да и скамейка совсем новая, её только вчера поставили. Первый раз мы на ней…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю