Текст книги "Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Я же добавил:

– Можете сами глотнуть, и сразу поделиться впечатлениями.

– Если Леонид Ильич даст команду – то и глотну, – пробурчал Медведев.

А вообще Ильич мог бы и пригласить к себе, подумал я, когда за телохранителем генсека закрылась дверь. Какое-то прямо неуважение… Ладно, будем считать, что он сильно занят. В любом случае в результате применения «живой» воды я был уверен. Что и подтвердил через пару часов Косарев, лично пришедший рассказать о приятно удивившим Брежнева эффекте моей воды. В купе в этот момент я был один – Полесских вышел размяться в последний вагон, где показывали кино. Я разок туда заглянул просто из любопытства, и даже фильм посмотрел «Пролетая над гнездом кукушки» Милоша Формана с молодым ещё Джеком Николсоном в главной роли.

– Как же это вы так её заряжаете? – не вытерпев, спросил Михаил Титович. – В чём секрет? Или что-то подмешиваете? Что за препарат?

– Нет никаких препаратов, – вздохнул я. – И чтобы убедить вас в этом, заряжу воду прямо на ваших глазах и дам вам выпить. Как вам такой эксперимент?

Косарев молчал с полминуты, кусая нижнюю губу, а потом махнул рукой:

– Давайте!

Спустя четверть часа я протянул ему стакан в подстаканнике, только вместо чая там была обычная вода из крана в туалете, после моих манипуляций приобретшая кристальную чистоту.

– Ну, смелее, – подбодрил его я.

Косарев медленно выпил. Прислушался к собственным ощущениям, глядя куда-то под потолок.

– Пожалуй, что и соглашусь, – наконец пробормотал он. – Во всяком случае, я получил сейчас хороший такой заряд бодрости.

– И он сохранится как минимум на пару дней, – заверил я его.

И подумал, что, весьма вероятно, какие-небит нанороботы уже приступили к устранению в организме неполадок, приводя его в идеальное состояние.

* * *

Душанбе встретил наш поезд по-настоящему весенней, солнечной погодой при плюс 12 градусах тепла. Снега тут не было и в помине, разве что виднелся в горах, окружавших город.

Джабар Расулов, прибывший на перрон встречать генерального секретаря, чем-то мне наполнил Суслова. Возможно, из-за таких же больших очков и опущенных вниз уголками рта на худом лице. Первый секретарь ЦК КП Таджикистана и Леонид Ильич обменялись рукопожатием, после чего сели в привычную чёрную «Чайку» (пока с «Мерседесом» выпендрился только Рашидов), и под приветственные крики стоявшей за оцеплением толпы покинули перрон.

Наш же состав по традиции отогнали на запасной путь. И тут – какая неожиданность – поступило разрешение на посещение города. В городе вести себя прилично, и к обеду всем надлежало вернуться. Естественно, уставший от многодневного сидения в поезде я тут же начал одеваться.

– Я с вами только до первого газетного киоска, хочу закупиться свежими газетами и журналами, – сообщил Полесских, одновременно роясь в чемодане. – Да где же этот чёртов галстук!

– Игорь Валентинович, зачем вам так наряжаться? Я вон в город иду – и то в джинсах, пуловере и куртке. И кстати, уж лучше дошли бы до «Оптики», и накупили себе очков. А то сколько можно у Валерия Викторовича взаймы очки брать.

– Хм, а это идея, – замер Полесских с найденным наконец-то галстуком в руках. – И правда, куплю-ка я себе очки. А вы куда пойдёте?

– Я вообще собирался просто окрестности посмотреть. А сначала мы с вами и поищем «Оптику».

Нужный магазин (или как назвать это учреждение) мы нашли с помощью советов местных горожан минут через сорок после того, как через подземный переход вышли к зданию вокзала. Находился он в одном задние с аптекой. Окулист тут же проверил зрение у Полесских, сказал, что с хорошей оправой очки придётся ждать неделю, а есть с простенькой оправой, дешёвые.

– Давайте какие есть – махнул рукой Игорь Валентинович. – В Москве уже обзаведусь нормальными.

Обратно мой попутчик шёл, не подслеповато щурясь, а гордо глядя на окружающий мир сквозь стёкла новеньких очков. И я с ним шёл, увиденного по пути мне хватило, чтобы понять, что Душанбе – красивый город, с характерным восточным колоритом. Единственное, уговорил Полесских заглянуть со мной на местный базар, оказавшийся на пути к вокзалу.

И как было не закупиться разными сувенирами и заодно дынями с виноградом, которые предлагали местные продавцы⁈ Тут к Полесских в душу протиснулась жаба, однако, когда я предложил заплатить за его покупки, резко воспротивился и полез за кошельком.

Брежнев вернулся вечером, и сразу же наш состав тронулся к конечной точке маршрута – Ашхабаду. Столица Туркмении встретила нас также солнцем, хотя температура держалась в районе плюс пяти. Местный вокзал выглядел симпатично, с восточным уклоном в архитектуре. Первый секретарь ЦК КР Туркмении Мухамедназар Гапурович Гапуров, казалось, улыбался через силу, со страдальческим выражением на лице. Возможно, так казалось по причине бровей домиком, насколько я смог рассмотреть лицо Гапурова из окна нашего купе.

И здесь нам разрешили прогуляться, впрочем, сотрудник 9-го отдела не забыл каждого желающего снова проинструктировать, как себя вести и когда нужно быть в своём вагоне нашего маленького поезда, отправленного на запасной путь. Да уж, что-то прямо-таки поблажки посыпались одна за другой.

В куртке было холодновато, задувал промозглый ветер, но меня это не остановило. От вокзала шёл проспект им. Ленина. Повсюду растяжки «ССКП Шухрат» и портреты Брежнева с таким лицом, что невольно начинаешь подозревать – среди предков не обошлось без туркменов.

Спросил у прохожего, выглядевшего вполне интеллигентно, где можно приобрести какие-нибудь сувениры на память о посещении Ашхабада. Тот меня отправил к ипподрому, рядом с которым располагалась толкучка.

Я не пожалел, что потратил аж целый рупь на такси. Приглядел на толкучке жене кольца и бусы с кулоном из серебра с сердоликом, выполненные в национальном стиле. А маме и тёще – по сумке из ковровой ткани с национальным орнаментом. Ручная работа!

Брежнева привезли к поезду вечером, причём наш состав так и продолжал стоять на запасном пути. Это меня навело на мысль, что ночевать будем в Ашхабаде. Так и вышло. А утром, ещё до завтрака, меня к себе снова вызвал Леонид Ильич. Брежнев стоял у длинного стола, за которым вёл когда-то переговоры с Джеральдом Фордом, и разглядывал лежавший на столе ковёр. Изображён на нём был он сам, причём в полный рост, со всеми имеющимися на сегодняшний день наградами, включая три золотые звезды Героя Советского Союза. Что удивительно (а может и наоборот, ничего удивительного, учитывая, где и кем он был пошит), в лице Леонида Ильича угадывались азиатские черты. Точь-в-точь как на плакатах, что я видел сегодня в городе. Но в целом ковёр был шикарен, чувствовалась ручная работа лучших мастеров республики.

– Как? – покосился на меня Брежнев. – Думаю вот, куда его повесить, дома или на даче. А может, в рабочем кремлёвском кабинете?

Он хихикнул, давая понять, что это была шутка.

– Отдайте на ВДНХ, – предложил я немного неожиданно для самого себя. – Пусть в павильоне достижений туркменских трудящихся висит.

– Думаешь? Кхм… А в общем-то, идея неплохая. Саша, ты как думаешь? – повернулся он к Рябенко.

– Думаю, Леонид Ильич, что этот ковёр станет главным экспонатом выставки.

– На выставке Ван Гога я главный экспонат, – тихо пропел я про себя.

– Что ты там поёшь, Арсений? Новую песню сочиняешь? Кстати, мог бы нам тут импровизированный концерт устроить.

– Знал бы, что попросите – гитару из дома прихватил бы, – развёл я руками.

– Саша, можно ведь как-то инструмент организовать? – повернулся Брежнев к своему начальнику охраны.

Тот крякнул, но согласно кивнул:

– В принципе нет ничего невозможного, тем более какая-то гитара…

– Вот-вот, озаботься…

– А как вам вода заряженная, Леонид Ильич? – втиснулся я со своим вопросом.

– Вода-то? Хм, отличная вода! Косарев тебе должен был доложить, что я словно бы лет десять скинул.

– Он что-то вроде этого и сказал, правда, всё больше допытывался, как я это делаю.

– А ты никому не рассказывай, – хохотнул Брежнев и тут же посерьёзнел. – Я чего тебя позвал-то. Меня Гапуров вчера уговорил с утра съездить в Фирюзу, сказал, что это недалеко от Ашхабада. Места, мол, удивительные, душой и телом отдохнёте. Ну я и согласился, вроде как спешить теперь уже некуда. А заодно подумал, чего тебе со всеми взаперти сидеть… Прокатишься с нами, а заодно Гапурова подлечишь. Я вчера смотрю, он-то сначала ничего вроде, а потом начал прихрамывать на левую ногу. Спрашиваю, что у тебя с ногой? А он, мол, воспаление коленного сустава. «Лечишься?», – спрашиваю. «Да вот, – говорит, – мазями мажу, даёт временное облегчение. А на операцию ложиться не хочу, за республикой глаз да глаз нужен». А я ему – есть, мол, у меня в поезде врач один, лечит прикосновением руки. Кунаеву вон сердечко за один сеанс вылечил. Ну Гапуров и заинтересовался, покажи, говорит, Леонид Ильич, своего чудо-доктора, может, он и мне поможет… Ну как, поможешь?

– Подлечу, – пожал я плечами, – отчего же хорошему человеку не помочь.

– Вот и славно! – кивнул Брежнев. – Через час подадут транспорт, поедешь во второй с Медведевым. Как раз успеешь позавтракать, если ещё не завтракал. Кстати, Гапуров пообещал, что в местном санатории нас угостят туркменскими блюдами. Пробовал когда-нибудь туркменскую кухню? Нет? Вот и отведаешь со мной за компанию.

Выехали через час с небольшим. Брежнев и Гапуров ехали в «Чайке», мы с Медведевым и охранником главы республики, севшим рядом с водителем – в чёрной «Волге». Впереди нашей маленькой колонны двигалась уже «Волга» ГАИ с мигалкой на крыше, позади нас – гаишный «Жигулёнок».

Главной достопримечательностью этой местности, которая даже в местную зиму, больше похожую на осень, выглядела достаточно живописно, я посчитал огромную, древнюю чинару о восьми стволах. У нее даже было название «Семь братьев и одна сестра». Глава местного самоуправления, буквально светившийся от счастья, что в его владения пожаловали столько высокие гости, тут же рассказал связанную с чинарой легенду. Если коротко, то суть такова. У садовода Бахарлы и его жены Айджамал рождались только сыновья. Однажды их самый младший, седьмой сын нашёл у речушки блестящий бирюзовый камушек и принёс домой. Мать обрадовалась и пошла к звездочёту показать находку сына. Звездочёт посмотрел на переливающийся тысячами оттенков камушек и велел растереть камешек в порошок и выбросить, иначе в их семье родится дочь и принесет им несчастье. Конечно, ничего с камнем садовод и его жена делать не стали, в итоге благополучно родилась дочь, которую нарекли Фирюзой, в честь камешка бирюзового. С 14 лет стали к ней свататься. Прислал и чужеземный царь свата, но девушка ему отказала. Разозлённый отказом царь отправил свои войска, чтобы захватить девушку силой. Братья, узнав о приближении чужеземных войск, вышли навстречу и в узком ущелье устроили засаду. Когда войска оказались в ущелье, братья с двух сторон, с вершин гор, сдвинули громадные камни. Камни, увлекая за собой лавину, обрушились на головы врагов. Непрошенные гости бежали в панике. Второй натиск неприятеля был сильнее первого. Братьям пришлось днём и ночью обрушивать камни на врагов. А юная Фирюза носила братьям воду.

На третий раз чужестранцам удалось ворваться в сады старика Бахарлы. Фирюза вышла на сопку и крикнула: «Эй джигиты-туркмены!»

Её голос никто не услышал, и тогда она ещё раз крикнула. И опять её голос потерялся в скалах. На третий раз она так жалобно и требовательно крикнула, что даже камни сжалились и повторили её зов громко и многократно:

– Эй джигиты-туркмены! Кому дорога честь, приходите сражаться!

И голос её был услышан во всех аулах. Говорят, тогда и родилось эхо. Подъехали джигиты. Фирюза повела их туда, где братья сражались против чужеземцев.

Но оказалось, что все семеро братьев погибли в неравном бою. Джигиты, видя это, двинулись в бой и оттеснили вражьи силы за гору. Но Фирюза так была потрясена гибелью братьев, что вытащив кинжал, убила себя.

После боя оплакивать героев собрались жители окрестных аулов. В это время к отцу и матери погибших подошел звездочёт и сказал:

– Я же говорил, что камень принесёт вам несчастье!

– Разве это несчастье – потеря детей, погибших за честь? – ответил старый Бахарлы.

Их похоронили там, где они погибли. На их могиле выросла могучая чинара с восемью стволами. Ущелье, в котором выросла чинара, было названо по имени девушки Фирюзой, а чинара стала зваться в народе «Семь братьев и одна сестра».

Это нам рассказали, когда мы сделали остановку у Чинары, проезжая как раз Фирюзинское ущелье с нависшими по бокам скалами. Тут, когда пришлось походить, я заметил, что Гапуров и впрямь прихрамывал. Так что, когда мы оказались в санатории, я попросил Медведева подойти к Брежневу, узнать, когда Гапуров будет готов к манипуляциям на больном колене. Медведев, чуть помедлив, всё же выполнил просьбу. Брежнев, в свою очередь, обратился с тем же вопросом к Гапурову, и тот сказал, что сейчас гостей ждёт обед, а после обеда, если Леонид Ильич не против, он готов доверить мне своё колено. Так и решили.

Обед же был превосходен! К этому времени погода улучшилась, даже начало припекать солнышко, поэтому обедали на веранде с великолепным видом на озеро и горы. Все по приглашению Брежнева и Гапурова уселись за одним большим столом – дастарханом. И это не выглядело как панибратство с их стороны, напротив, всё выглядело очень естественно.

Сразу обращал на себя внимание коньяк производства ашхабадского винзавода. Гапуров с ходу заверил, что хорошо выдержанный ашхабадский коньяк ни в чём не уступит неплохому армянскому, и мы в этом вскоре убедились.

Из первых блюд на выбор были шурпа и догрома чорба. Я после долго колебания выбрал всё-таки догрому, которую в той жизни так никогда и не пробовал, а теперь решил исправить этот недочёт. Привычный нам белый и чёрный хлеб заменили чуреки – лепёшки, ещё хранившие тепло тандыра.

На второе были говурма, шашлык и казанлама из мяса ягненка. Тоже на выбор, а можно было отведать и того, и другого. Отведали мы и гутап – лепёшки в виде полумесяца с начинкой как из говядины или баранины и лука.

Ну а главным украшением дастархана стало огромное блюдо с пловом – он же золы, который есть полагалось руками. Горячий жир стекал по пальцам, то и дело приходилось пользоваться тканевой, с красивой вышивкой салфеткой, но я лично остановиться не мог. Как, впрочем, и остальные участники трапезы. Брежнев то и дело нахваливал угощение, а остальные поддакивали, впрочем, совершенно искренне.

После очередной рюмочки коньяка я даже выдал анекдот про плов:

Муж говорит жене:

– Вот ты плов сегодня приготовила, вкус, ну точно такой, как у плова,

что моя мама готовила.

– Ну наконец-то! Хоть один раз что-то получилось у меня так же, как

у твоей драгоценной мамочки!

– Да, мама у меня чудесный кулинар. Отлично готовит. Вот только,

когда плов делает, всегда получается жуткое гэ…

Анекдот плосковатый, но собравшимся зашёл. Рассказал ещё парочку. А потом нас с Гапуровым препроводили в массажный кабинет при санатории, где я занялся наконец коленом Первого секретаря ЦК компартии Туркменской ССР. И всего у меня ушло на лечение чуть больше четверти часа. Это, правда, не считая обязательной диагностики, выявившей бурсит с тендовагинитом, но всё равно впечатляюще. Думал, что провожусь больше, однако мои «паутинки» работали словно бы в турборежиме.

– Ну-ка пройдитесь по комнате, Мухамедназар Гапурович, – предложил я Гапурову.

Тот походил и даже поприседал.

– Как колено?

– А ты знаешь, дорогой, в данный момент боли совсем не чувствую, – почти чисто выговаривая русские слова, сказал Гапуров.

– Давайте по возвращении в Ашхабад ещё поделитесь своими ощущениями, но уверен, что на ближайшие годы вы о своём колене забудете, – скромно улыбнулся я, чувствуя лишь небольшое недомогание от потери некоторого количества свой «ци».

Обратно мы ехали всё через то же узкое Фирюзинское ущелье – по одной полосе в каждом направлении. Уже близились к выходу из него, когда я, задремавший на заднем сиденье «Волги», вскинулся от крика нашего водителя, издавшего вопль:

– Tutuň!

После чего он резко вывернул руль, уводя машину… От чего? Да от обвала. На моих глазах дорогу спереди заваливало каменной осыпью, в которой исчез «Жигулёнок» ГАИ, и в которую сейчас влетала «Чайка» с Брежневым. И слышал, как сквозь барабанную дробь мелких камешков по крыше нашей «Волги» молотками лупят более крупные булыжники.

Наконец «Волга» остановилась, стало тихо. Понял, что все это время, как вышел из забытья и понял, что происходит, вообще не дышал. Теперь же с облегчением выдохнул и задышал размеренно.

– Брежнев!

Это выдохнул-выкрикнул Медведев. В следующее мгновение дверь машины распахнулась, едва не слетев с петель, и телохранитель генсека, оказавшись снаружи, рванул к «Чайке» со спринтерской скоростью. Охранник Гапурова ничего не сказал, но тоже выскочил и рванул к той же «Чайке», как ошпаренный. Чуть помедлив, и я последовал их примеру. Правда, хоть и бежал, но трусцой, не как на в финале стометровки олимпийского турнира. Меня даже наш водитель обогнал, который стартовал позже меня.

Парням из «Жигулёнка» повезло. Их хоть и накрыло, но не так сильно, крыша машины лишь слегка промялась. А вот «Чайка» въехала аккурат в здоровенный валун высотой метра полтора, отчего капот превратился в слегка сжатую гармошку, и из-под него валил чёрный дым. Тут же один из гаишников принялся ликвидировать возгорание с помощью порошкового огнетушителя.

Тем временем общими усилиями из покорёженной «Чайки» доставали пострадавших. Самое удивительное, что водитель практически не пострадал, только на лбу краснела ссадина. Гапуров, похоже, отделался сотрясением мозга, был бледно-зелёным и, едва выбрался наружу, как его начало рвать.

А вот Брежнев стонал и держался за грудь. К тому же меня насторожило его затруднённое дыхание. Мы с Медведевым, не оставляя возможности вмешаться гайцам, ухватили генсека подмышки и практически донесли до ближайшего дерева, усадили так, чтобы Леонид Ильич мог опираться о ствол спиной. Тут же водитель нашей «Волги» подсуетился, принёс что-то вроде шерстяного покрывала, которое мы подсунули под генсековский зад.

– Грудь болит, – прохрипел Брежнев, глядя куда-то мимо нас. – Ударился о спинку переднего кресла.

– По идее головой должны были удариться, – решил я блеснуть эрудицией.

– Головой Гапуров ударился, а я зачем-то привстал, сам не знаю, как это получилось, и тут мы в эту каменюку со всего размаха въехали.

Тут как раз нарисовался Гапуров, всё ещё бледный, с кругами под глазами.

– Как вы себя чувствуете, Леонид Ильич? – дрожащим голосом спросил он.

– Бывало и лучше, – поморщился генсек. – Грудь болит, чего дорого, рёбра переломал. И часто у вас тут такие обвалы происходят?

– Давно уж не было, Леонид Ильич, – сокрушённо развёл руки в стороны Мухамедназар Гапурович. – Это ж вот как специально, словно бы кто-то нарочно всё это устроил, когда мы тут проезжали… Нет, нет, конечно же, это всего лишь случайность, – торопливо добавил он, заметив. Как напрягся Медведев.

– Это ещё следствие установит, случайность или нет, – буркнул тот и повернулся к гаишнику с погонами майора. – Нужно срочно вызвать вертолёт с врачом, и на нём же эвакуировать пострадавших.

– Уже вызвал. Будет через двадцать минут. Сядет в Фирюзе, нужно будет вернуться в посёлок.

– Давайте я займусь здоровьем Леонида Ильича. Мне кажется, ему моя помощь не помешает.

Медведев с майором посмотрели на меня удивлённо. К чести телохранителя Ильича, он быстро пришёл в себя.

– Ах да, вы же врач… Ну займитесь, только упаси бог навредить товарищу Брежневу!

– Он не навредит, – раздался снизу глухой голос сидящего у дерева генерального секретаря. – Давай, Арсений, действуй.

Я помог Брежневу принять лежачее положение, встав рядом на колени, после чего незаметно активировал браслет и, закрыв глаза, принялся диагностировать повреждения внутренних органов, надеясь, что обошлось без перелома рёбер. Увы, одно было сломано, на ещё одном – трещина. Плюс травматический пневмоторакс. О чём я честно и сообщил Брежневу, прежде чем взяться за лечение.

Всё закончилось где-то спустя минут тридцать – я время не засекал. И пневмоторакс убрал, и рёбра зарастил костной тканью. Вернее, постарались мои верные «паутинки», я же всего лишь давал им мысленную команду.

Когда открыл глаза, то увидел встревоженные лица собравшихся.

– Всё, можете вставать, – сказал я, плюхаясь на задницу рядом с генсеком и прислоняясь спиной к стволу.

Всё-таки даже с моим прокачанным умением тяжело в один день выполнять сразу две манипуляции – с бурситом колена и пневмотораксом со сломанными рёбрами. Так-то даже три получается.

Брежнев с помощью Медведева поднялся на ноги, стоял, потирая грудину, словно бы проверяя, на месте ли трещина.

– Вот же ты молодец какой, Арсений, недаром я тебя с собой взял, – покачал он головой. Ты как себя чувствуешь сам-то, Арсений? Что-то вид у тебя неважнецкий.

Я тоже встал, с наигранной бодростью улыбнулся:

– Да всё нормально, Леонид Ильич, мне бы подремать пару часиков – и буду как новенький.

– Подремлешь, пока до Фирюзы будем добираться. – согласился Брежнев. – Поедешь с нами. Вернее, мы с Мухкамедназаром сядем в «Волгу», а вы с Володей садитесь в машину ГАИ. Едете за нами следом. Пару часиков подремать не получится, в вертолёте поспишь. Полетишь с нами… И Володя тоже.

– Не успеет поспать, – вмешался Гапуров, – там четверть часа до Ашхабада лететь.

– Ну тогда, Арсений, в поезде выспишься, – принял решение Брежнев.

До Фирюзы долетели мигом, я и правда только начал носом клевать, как прибыли на место. Дальше меня с дипломатом в руке вместе с Брежневым, Гапуровым, обоими телохранителями и контуженным водителем «Чайки» посадили в вертолёт, который взял курс на Ашхабад. Медведев сразу поинтересовался, есть ли на борту рация, после чего на несколько минут ушёл в кабину пилота. Я же достал из дипломата парочку бутыльков с «живой водой», один дал Брежневу, второй Гапурову, который по-прежнему был бледен – его даже вырвало перед посадкой в вертолёт. Обоим сразу же похорошело, что было заметно даже невооружённым глазом.

И тут же меня снова начало клонить в сон. Организм требовал отдыха, сна, во время которого мои жизненные силы хоть немного, но восстанавливались. Я успел всё-таки вздремнуть несколько минут, прежде чем кто-то толкнул меня в бок:

– Просыпайтесь, садимся.

Я открыл глаза, посмотрел в круглое стекло иллюминатора. Приближалась выложенная бетонными плитами взлётно-посадочная полоса аэродрома, вдали высились подёрнутые голубоватой дымкой горы. Брежнев и Гапуров что-то оживлённо обсуждали, Медведев переводил взгляд с одного пассажира вертолёта на другого, словно бы каждого в чём-то подозревая. Сидевший рядом со мной врач, который, судя по всему, и растолкал меня, выглядел озабоченным и одновременно недоумённым, то и дело косясь в мою сторону. Видно, всё никак не мог взять в толк, как это я прикосновением руки, пусть даже это заняло какое-то время, вылечил самого Генерального секретаря ЦК КПСС. А может, подозревал меня в мошенничестве, поскольку диагноз я сам озвучил и сам же якобы произвёл исцеление.

Да плевать, главное, что генсек мне доверяет, и что я вернул его к жизни, иначе дорогому Леониду Ильичу пришлось бы пару недель точно проваляться на больничной койке.

С аэродрома вполне, между прочим, бодрых генсека с Гапуровым сразу же повезли в республиканскую клинику. Мы с Медведевым и охранником Мухамедназара Гапуровича тоже составили им компанию.

Рентген показал у Брежнева сросшиеся ребра и рубец на плевре. У Гапурова – остаточные явления сотрясения травмы головного мозга. К слову, первого секретаря ЦК КУП Туркменской ССР консультировал лично Юрий Михайлович Волобуев – главный нейрохирург Минздрава Туркмении.

Ко мне у врачей был профессиональной интерес. Мол, как так удалось движением руки срастить рёбра? Я всё это время сидел в коридоре, ожидая результатов исследования, и откровенно клевал носом, поэтому вопросы хирурга меня немного раздражали.

– С божьей помощью, – довольно грубовато ответил я.

После клиники у Брежнева возникла идея где-нибудь посидеть, попить чайку и перекусить. Гапуров тут же предложил лучший ресторан Ашхабада, однако Леонид Ильич решил пригласить Гапурова к себе в вагон. Тот, естественно, вынужден был согласиться, да ещё и сопроводить своё согласие самой широкой улыбкой из имеющихся в его арсенале, пусть и весьма натянутой.

– И ты, Арсений, будешь чаёвничать с нами, – ткнул меня в грудь пальцем Брежнев. – Помнишь, обещал кое-что из нового исполнить под гитару? Вот заодно и выполнишь обещание. Мухамедназар, дорогой, можешь достать гитару?

– Мои люди достанут всё, что угодно, хоть целый ансамбль, – надулся Гапуров.

– Ансамбль не надо, одной гитары хватит.

– Акустической, – добавил я, про себя тяжко вздыхая.

Так и пришлось, взбодрённому местным бальзамом, устраивать небольшой концерт, по ходу которого я исполнил «Три колодца». Подарок Гапурову за интересную экскурсию в Фирюзу. В моей истории, точно помню, она прозвучала 1 января 1983 года в «Песне года», а на магнитофонах зазвучала годом раньше. Так что попасть впросак я вроде бы не был должен.

Пришлось на ходу, правда, менять Учкудук на Дехистан. Всё-таки Учкудук – город узбекский, а про Дехистан я помнил, что он располагается в пустыне посреди Мисрианской долины. Да и по стихотворному размеру полное совпадение.

Гапуров, у которого песня вызвала неподдельный восторг, что-то шепнул своему охраннику, следовавшему за боссом как тень, тот кивнул, извинился перед как бы всеми присутствующими и вышел. Вскоре вернулся и кивнул Гапурову. После чего Мухамедназар Гапурович с улыбкой сказал мне, что в купе меня будет дожидаться ответный подарок. Тем более он мне и за колено должен. Я же, в свою очередь, предложил подарить песню туркменскому ансамблю «Гунеш». Пусть они исполняют немного иную музыку, нежели «Ялла», думаю, эта песня станет одной из главных в их репертуаре.

Когда наконец я вернулся в компанию заждавшегося меня Полесских, одержимый прежде всего желанием уснуть на пару деньков, увидел посреди купе деревянный ящик с ручками. А рядом ещё один, поменьше.

– Зашли какие-то туркмены в костюмах, сказали, для вас, – пояснил Игорь Валентинович.

Я открыл меньший ящик, в нём стояли три десятка бутылок туркменского бальзама. Однако… Открыл второй, побольше – и сразу в нос шибанул медовый аромат дынь. Их здесь лежало ровно пять штук, а также бережно упакованные гранаты и виноград. Дыни пахли так, что у меня сразу же рот наполнился слюной, хотя вроде бы недавно перекусил. В общем, одну дыню мы с Игорем Валентиновичем в течение этого вечера и следующего дня оприходовали. Вот уж действительно медовая.

А потом зашёл проводник, который, оказывается, был в курсе моих подарков, и сказал, что в вагоне-ресторане имеется холодильник, куда пассажиры могут складывать свои скоропортящиеся продукты, и что мой ящик туда войдёт, так как холодильник почти что промышленный, размером с купе. Ещё и запирается на ключ. Так что остаток пути мои фрукты провели в холодке.

По приезду в Москву я вручил Полесских дыню и три бутылки бальзама. Тот чуть не расплакался от моих щедрот. Обменялись телефонами, пообещали периодически созваниваться. Созвонились на Новый год, поздравили друг друга и наших близких.

О самом происшествии в Фирюзинском ущелье нигде не было сказано ни слова: ни по радио, ни по ТВ, ни в периодике. Хотя туманные слухи по Москве начали ходить почти сразу же, не успели мы вернуться из поездки. Причём меня попросили написать расписку, что я ничего не видел и не слышал. Думаю, такие же расписки написали все, кто был на месте происшествия, разве что за исключением Брежнева и Гапуров. Им такое не по статусу.

А после Нового года в центральной прессе сначала осторожно, больше какими-то намёками, а затем всё более смело начали мелькать сообщения о том, что в Узбекской ССР проходит серьёзная проверка, в результате которой выявляются многочисленные нарушения в экономической сфере. Потом стали появляться имена и фамилии высокопоставленных узбекских чиновников, которые на взятках успели обзавестись настоящими дворцами и автопарками из престижных заграничных автомобилей. Некоторые из этих «дворцов» пришлось буквально штурмовать силами спецподразделений.

Рашидова пока не трогали. Однако шум поднялся знатный, и началось всё не без моего непосредственного участия, если вспомнить тот разговор с Брежневым в поезде.

Возможно, «хлопковое дело», как в моей прежней истории, всё равно бы всплыло, поехали бы в Ташкент Гдлян с Ивановым, но это было бы уже позже. Тем более тогда всё началось после смерти Брежнева, когда у руля встал Андропов. В этой истории Андропова уже нет, а Брежнев жив и вполне здоров. Так что я даже немного гордился собственной причастностью к этому, как говорят в Одессе, шухеру.

А ещё меня не могло не радовать, что наши войска так и не вошли в Демократическую Республику Афганистан. Пока, во всяком случае. СССР не стал изгоем, бойкот Олимпиаде никто не объявил, а главное – тысячи наших ребят, которые должны были погибнуть в афганских горах и ущельях, остались живы. Пожалуй, это стоило того, чтобы заварить ту кашу, которую я, собственно, и заварил.

Эпилог

– И не забудь хлеба купить!

Голос Риты застал меня, когда я выходил из квартиры. Сегодня 29 декабря 2023 года. С утра душу терзали воспоминания. Именно в этот день 2023 года в той жизни я умер. А вдруг и сегодня что-то подобное случится? Умирать дома мне категорически не хотелось. Видеть плачущую жену… Нет, тётка она у меня твердая, профессор. Студентов гоняет жёстко. Но все равно… И так на душе чернота сплошная.

Вышел из подъезда. До ближайшего гастронома пешком минут десять-пятнадцать. Там ко всему прочему очень даже неплохая пекарня работала. Частная. И хлеб был всегда просто великолепный!

– Гражданин! – вдруг услышал я громкий женский крик. – Вы что, не видите ограждения? Крышу же от снега и наледи чистят.

Я поднял голову и увидел, что сверху на меня несётся глыба оледенелого снега. Почему-то именно этот нюанс я про себя успел механически отметить – оледенелого. И за доли секунды представил, что будет, угоди эта глыба мне в лицо. Потому и успел в последний миг наклонить голову, чтобы льдина в лицо не попала. Ну она и угодила прямо по темечку.

Дальше тёмный провал в сознании, а пришёл я в себя вот здесь, сидящим на заднице в кабине уже знакомого мне лифта, в котором отсутствовали кнопки и зеркала. В голове всё ещё гудело. Достал телефон, убедился, что связь ожидаемо отсутствует. Снял шапку, пощупал затылок, на котором ожидаемо обнаружилась огромная шишка в запёкшейся крови. Всё как в прошлый раз. Только травма головы получена не в результате действий хулиганов, а благодаря нерадивости коммунальщиков. Ну или моей невнимательности, чего уж там…