Текст книги "Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая

Глава 1

Всесильный председатель Комитета государственной безопасности СССР Юрий Владимирович Андропов скоропостижно скончался на 65-м году жизни в ночь с 12 на 13 апреля. В новостях по радио об этом сказали ближе к обеду, а вечером объявили и в программе «Время». Глядя на торжественно-мрачное выражение лица Кириллова, в своих очках чем-то даже похожего на покойного, я думал, что поданная мною Шумскому информация сработала. Это же наверняка Владимира Борисовича и его товарищей рук дело, решивших уберечь страну от ввязывания в Афганскую мясорубку.

Интересно, как они угробили главного чекиста страны… Отравили или применили что-то более изощрённое, типа радиоактивного элемента, запрятанного в стене его кабинета или вовсе в кресле? Хотя радиацией травить – не один день, а то и месяц нужно, а тут вроде как скоропостижно.

Ладно, Бог с ним, или чёрт – это уже как в Чистилище рассудят. Вспомнилась секретарша с рожками, очередь из свежих покойничков (вернее, их душ), мой куратор архангел Рафаил с носовым платком… Интересно, душа Юрия Владимировича там сейчас или её уже распределили?

Так, хватит уже, оборвал я себя. Конечно, любопытно, какие перемены теперь произойдут в обществе в связи с уходом этой значимой фигуры и несостоявшегося генсека. Однако тут, скорее всего, обойдётся без моего участия. Пока буду пребывать в роли стороннего наблюдателя. А если всё же представится случай что-то исправить в силу моих целительских или, напротив, вредительских способностей, как я называл их про себя… Что ж, если это пойдёт на пользу общему делу – почему бы и нет? Хотя, безусловно, вредить мне особо-то никому и не хотелось, разве что совсем уж какому-нибудь подонку.

Уже на следующий день после похорон Андропова было объявлено, что кресло председателя КГБ СССР занял его первый заместитель Семён Кузьмич Цвигун. Фигура, конечно, не такая знаковая, как его предшественник, но, в отличие от покойного босса, хотя бы воевал, а не отсиживался в тылу якобы по состоянию здоровья. Ещё и орденоносец – его краткую биографию прочитали в новостях, объявляя о новом назначении.

Единственное, что меня смущало – править Комитетом Цвигуну не так долго, поскольку он должен покончить самоубийством на фоне неоперабельного рака лёгких. В принципе, я могу ему помочь. Надо будет только заполучить его в свои руки и, самое главное – посмотреть, как он будет себя вести. А то, может, проявит себя ещё хуже Андропова. Такого и спасать не захочется.

В понедельник, 16-го апреля, в ординаторской зазвонил телефон. Оказалось, на проводе был не кто иной, как парторг института Сергей Сергеевич Мелехов.

– Товарищ Коренев, я слышал, вы своими иголками настоящие чудеса творите, – начал он издалека.

– Ну-у… Скорее, это не чудеса, а наука, – осторожно поправил я его.

– Не суть, – вздохнул он. – Я вот просто подумал, может, вы и с моей болячкой попробуете что-нибудь сделать?

– А что у вас за болячка?

– Коксартроз, он же артроз правого тазобедренного сустава, уже который год мучаюсь. По результатам рентгена вторая-третья степень. В последнее время прямо-таки каждый шаг даётся с трудом. Даже среди ночи иногда просыпаюсь от боли.

– Ого, это серьёзно.

– Ещё бы, – грустно вздохнул он. – Хрящи совсем истёрлись, я будто прямо слышу, как кости трутся друг о друга. Мне даже уже предлагают в инвалидную коляску сесть. А какой из колясочника секретарь парткома? Это уже увольняться придётся. А мне всего сорок девять.

На раздумья мне хватило всего нескольких секунд. Всё же, насколько я слышал, Мелехов был нормальным мужиком, почему ему не помочь…

– Вы вот что, Сергей Сергеич, сможете заглянуть ко мне в отделение, скажем, в субботу утром?

Мелехов дал добро, и в ближайшую субботу лежал на кушетке моего кабинета, где я проводил сеансы иглоукалывания. Я решил, конечно же, воздействовать на кости и хрящи с помощью ДАРа, потому что при всей своей чудодейственности иглам такое не под силу. Но пациента, конечно же, разубеждать в этом не стал. Не хотелось являть в очередной раз чудо, а то для нашего парторга подобное никак не соотносится с научным коммунизмом, отрицающим всё, что тянет на понятие сверхъестественного.

А лечить придётся оба тазобедренных сустава, а до кучи и коленные тоже, так как в процессе ходьбы из-за больной ноги на другую шла дополнительная нагрузка. Ко всему прочему желательно укрепить шейки бедренных костей.

И вообще исцеление я собирался растянуть на три сеанса. Первый был основным, я ко всему прочему заблокировал нервные окончания, о чём и сообщил пациенту, так что боли тот больше испытывать не будет. На следующий день Мелехов повторил свой визит, а во вторник был последний сеанс, после которого от недавней хромоты парторга не осталось и следа. Мужик был вне себя от счастья, отказывался верить в то, что его нога совершенно здорова, а в итоге прямо в кабинете пошёл плясать вприсядку, да ещё так здорово, что я только головой покачал от удивления.

– Забыл уже, как так плясать можно, – счастливо улыбаясь, прокомментировал Мелехов. – Думал, никогда уже вприсядку не станцую. Я ведь в юности в народном хоре занимался при ДК «ЗиЛ», у нас там ещё и хореографическая группа была. Так я считался одним из самых перспективных танцоров. Правда, потом номенклатурная работа затянула, не до танцев стало… Кстати, Коренев, не думал о том, чтобы подать заявление в кандидаты?

– Члена КПСС?

– Ну да. Мне кажется, ты по всем параметрам тянешь на коммуниста.

Хм, подумал я, так-то заманчивое предложение. Сейчас КПСС – это вам не ничего не значащая партия времён Зюганова, а реальная сила. И быть её частью не только почётно, но и, как бы это пошло ни звучало, выгодно.

– Это надо обдумать, Сергей Сергеич, – наконец сказал я.

– Обдумай, я тебе, если что, сам лично рекомендацию напишу.

А на следующий день в отделение позвонил Лебедев, и предложил после работы прогуляться. А вот с какой целью – не уточнил. Я же не стал его расспрашивать, и потому остаток рабочего дня гадал, о чём он собрался со мной говорить.

Сергей Михайлович ждал меня, как договаривались, на Петровском бульваре.

– Я машину отпустил, – сказал он. – Предлагаю на твоей доехать до Тверского бульвара, там и прогуляемся.

Пока ехали, я сообщил ему о предложении Мелехова.

– Ну а чего тут думать, конечно, подавай заявление, – уверенно заявил Сергей Михайлович. – Тем более если сам парторг тебе рекомендацию даёт. А это в стенах института – большая сила. Да и на уровне райкома партии, я думаю, тоже. Тем более после того, как ты его, можно сказать, на ноги поставил, он твой должник. Не стоит упускать такую возможность… Кстати, с начальницей ЗАГСа мой человек договорился, она вас завтра лично примет, не нужно будет в очередях сидеть. Только какой-нибудь презент ей сделайте, не с пустыми же руками идти.

– Ну это само собой, – кивнул я.

Погода, конечно, не шептала, весна выдалась прохладной, и в середине апреля температура днём редкий раз поднималась до отметки плюс 10. Тем не менее генерал предпочёл пешую прогулку и, припарковав машину в переулочке у начала бульвара, мы не спеша двинулись в его противоположную сторону.

Недавно прошёл дождь, и приходилось периодически обходить лужи. Ветерок дул прохладный, я невольно зябко поёживался, подняв воротник пальто, а вот генералу, казалось, всё было нипочём.

– Скажи, Арсений, а какие у тебя отношения с нашими коллегами? – неожиданно спросил Лебедев, не поворачивая головы.

– Какими? – удивился я. – В больнице?

Генерал чуть заметно улыбнулся.

– С коллегами, что на площади Дзержинского сидят.

Я даже остановился от такого уточнения, остановился и Лебедев. О как, неожиданно… И что тут ответить? Для начала я решил немного закосить под дурачка.

– А с чего вы взяли, Сергей Михайлович, что у меня имеются какие-то отношения с вашими коллегами?

– Понимаешь, – ответил он, заложив руки за спину, – приезжал недавно ко мне один товарищ… Хороший товарищ. Мы с ним ещё по Высшей школе КГБ знакомы. Я там преподавал в своё время. Ну и он там работал. Потом пути наши разошлись. Хотя друг друга из вида не теряли, перезванивались, встречались иногда… Ну так вот. Когда мы наши рабочие вопросы обсудили, там уже начался разговор за жизнь, и я рассказал, что дочь замуж собралась. Тот удивился. Не рано мол, да и учится ещё. Потом стал про тебя спрашивать. Кто, что и вообще… Ты понимаешь, в один прекрасный момент я понял, что у генерала (а он, как и я, генерал-лейтенант) вопросы-то не праздные, а уж больно профессиональные. Особенно когда я рассказал, как ты людей лечишь. В общем, когда он понял, что я понял, что не просто так он свои вопросы задаёт, то быстро перевел разговор в другое русло, и через некоторое время откланялся. Вот теперь хочется мне узнать, как и чем ты наших смежников заинтересовал?

Я пожал плечами:

– Ну, даже если и заинтересовал, Сергей Михайлович, то что с того?

Он снова медленно двинулся вперёд, я держался справа, стараясь идти в ногу.

– Понимаешь, Арсений, мы – семья. Нравится тебе это или нет, но семья для меня очень важна. Особенно спокойствие в семье. Ты становишься членом нашей семьи, как, впрочем, и мы становимся частью семьи твоей. Поэтому если в семье возможно появление каких-то трудностей, проблем, то их лучше предупредить. Ты со мной согласен?

– Конечно! Профилактика – наше всё! – расплылся я в улыбке.

– Я рад, что ты умеешь шутить, но вопрос серьезный.

– Скажите, Сергей Михайлович, а ваш этот знакомый, он из какого управления?

– Интересный ты всё же человек, Арсений. Девяносто девять процентов населения нашей страны даже и представить себе не могут, что в КГБ есть какие-то управления. Интересно если я тебе номер скажу, то это для тебя что-то будет означать?

– Нет, конечно, это я просто так спросил. Так вот к вашему вопросу…

Ну а дальше я рассказал о солнечном ударе, после которого у меня якобы и появилась способность к исцелению. Как я начал эту способность развивать, чего достиг. Рассказал, как в один прекрасный момент ко мне пожаловал представитель конторы, как подробно с ним разговаривали.

Тут генерал и спросил, подписывал ли я какие-либо обязательства. На что я ответил, что не подписывал, и что даже предложений таких не поступало. Это, по-видимому, собеседника как-то обрадовало, с его плеч словно свалился тяжкий груз.

Потом я рассказал, что комитетчик этот представился сотрудником отдела, где изучают всякие непонятные и необъяснимые современной наукой феномены. Ну и так как мою способность к лечению невозможно уложить в рамки традиционной медицины, то мною, естественно, заинтересовались.

– А как же иголки твои? Или они просто для вида?

– Нет, почему, это самостоятельный вид лечения, а мои способности только дополняют эффект. Впрочем, и без иголок тоже нормально получается, – хмыкнул я.

– То есть ты хочешь сказать, что весь интерес к тебе со стороны конторских – благодаря твоим врачебным способностям?

– Ну почему же, не только…

– А что, есть ещё что-то?

– Есть пара интересных моментов… Вот скажите, Сергей Михайлович, то, что вы только что говорили про семью – это действительно так или просто, как говорится для красного словца?

– Хм, даже и не знаю, что сказать… На чем мне клясться, чтобы ты поверил? Не на Библии же…

– Даже на Уставе КПСС как-то несерьёзно, – улыбнулся я. – Просто поймите меня правильно… В данном случае выражение царя Соломона про мудрости и печали придется понимать буквально. Готовы?

– Даже так?

Лебедев остановился, и я остановился тоже. Он внимательно посмотрел мне в глаза, я не отвёл взгляда, и генерал кивнул:

– Готов.

После чего продолжил неторопливо шагать, я двигался рядом в его темпе.

– Помните историю с Джапаридзе? Помните, конечно, не много времени прошло… Так вот то, что я на него, с его слов, что-то типа порчи навёл – есть самая настоящая правда.

– Вот оно как, – почти не сбившись с шага, буркнул себе под нос будущий тесть.

– Ага, – вздохнул я. – Вот и хотели они меня в своих интересах использовать, да только благодаря вам обломились.

– Интересно…

– Действительно интересно. Сейчас ещё интереснее будет… Как у вас сейчас отношения с Щёлоковым?

– С Николаем Анисимовичем? А какое это имеет значение?

– Имеет, Сергей Михайлович, ещё как имеет… И если я такой вопрос задаю, то поверьте, что для меня это очень важно.

– Ну-у, – с неохотой протянул генерал, – где-то к осени прошлого года как-то стали портиться. Какие-то комиссии в академию странные зачастили, придирки по пустякам начались… Видно было, что моей работой почему-то недовольны. Потом, правда, вроде как постепенно всё стало входить в норму, и сейчас я снова в неплохих отношениях с Николаем Анисимовичем.

– А не помните, после чего стали улучшаться отношения?

– Да нет… Всё как-то постепенно устаканилось, – пожал он плечами.

– Это хорошо, что постепенно, – краешком губ улыбнулся я. – Концерт на День милиции помните? Помните… К Щёлокову подходили? Подходили. Со свитой его здоровались, и благодарность за мои песни получали? Получали. Вспомните, кто рядом с министром стоял, и кого сейчас рядом с ним нет?

Генерал думал недолго.

– Чурбанов?

– Браво, товарищ генерал-лейтенант! В точку. Вот его рядом с ним нет – и всё наладилось.

– То есть ты хочешь сказать, что Чурбанов…

– Чурбанову сейчас не до интриг. Быть бы живу, как говорится. А в семье нашей, – я выделил это слово, – покой и порядок. Верно?

– То есть получается, что ты Чурбанова как-то… Сглазил, что ли? Не знаю, как правильно сказать, – смутился собеседник.

– Нет, Сергей Михайлович, сглаз тут ни причём. Мою способность можно использовать как для исцеления, так и наоборот. Не люблю, конечно, это делать, но, как видите, иногда приходится.

– Хорошо, – после небольшой паузы констатировал Лебедев. – В смысле, не совсем конечно, хорошо, но теперь мне многое становится понятным. Только вот откуда ты узнал, что у меня какие-то проблемы в отношении с этим… с этим типом?

– А это уже второй момент, – я мысленно выдохнул. – После этого солнечного удара стали меня кое какие виденья во сне посещать. Какие – даже не пытайте, не скажу. Но вот одно из них было после моего знакомства с вами, с вашей семьёй. Я же не знал, что вы генерал МВД. Впрочем, это ни на что бы ни повлияло. Вот и пришло ко мне одно виденье, в котором я Чурбанова увидел и понял, что он несёт прямую угрозу как вам лично, так и вашей семье. И Рите в том числе. Ну а дальше… Что получилось – то получилось. Тяжело было, вы же видели, наверное, какую отдачу мне пришлось на себя принять, едва на ногах держался. Но я, честно говоря, не жалею о сделанном.

Снова пауза, уже дольше.

– Да-а, дела, – протянул генерал. – Что ж, могу только выразить благодарность. А ещё что-то можешь рассказать?

– Могу, но не буду. Поймите меня правильно. По мелочи разве что.

После чего рассказал про аварию в мексиканском заливе, повторив то, что рассказывал Шумскому. Вот 3 июля и посмотрим, что получится.

– А товарищи из конторы в курсе твоих, как ты их называешь, видений? – спросил генерал, когда я закончил свой короткий рассказ.

– В курсе, как я понял, только один человек. Кому он эту информацию передает дальше, под каким там соусом – я, честно говоря, не в курсе. Скажу больше – и знать не хочу. Тем более, что видения эти до того редкие, что на них, возможно, даже и не стоит обращать внимания.

– Ну хорошо, – Лебедев остановился, наши взгляды встретились. – Будем пока считать, что интерес к тебе обусловлен пока только как к врачу, который использует интересные и эффективные методы лечения.

– Будем надеяться, – с готовностью согласился я. – И, Сергей Михайлович… Я понимаю, что моя просьба, скорее всего, лишняя, но всё же пусть наш этот разговор останется исключительно между нами.

– Это само собой, – улыбнулся он. – Да, завтра мы с Ольгой на нашу дачу едем в Купавну, посмотрим, что там да как, с прошлой осени не были. Вроде бы посёлок охраняется, но охрана больше для виду. Надеюсь, хозинвентарь не растащили, и погреб не вскрыли, у нас там ещё несколько банок солёных огурцов, кабачков и помидоров с того года остались. Знаешь как моя кабачки маринует… Попробуешь – оценишь. А на майские… На майские поедем туда на пару деньков всей семьёй, Андрей вон ещё Наталью свою хочет взять. И Евдокия Гавриловна не прочь развеяться. Ну и ты с нами давай. Или у тебя другие планы?

– Да вроде нет особо никаких…

– Вот и присоединяйся. Только народу много едет, поэтому двигать придётся на двух машинах.

– Мои «Жигули» всегда к вашим услугам.

– На «Жигулях» ты Ритку повезёшь, ну может, и Андрей с Натальей к вам подсядут. Вам, молодым, всегда интереснее друг с другом. А мы с Ольгой и её матерью на служебной «Волге». Игорь привезёт нас, уедет обратно, потом через два дня приедет снова нас забирать.

– Понятно… А пока давайте я вас до дома подброшу.

Через двадцать минут я высаживал Сергея Михайловича у подъезда его дома на Мосфильмовской.

– И смотрите там с дочкой, – на прощание напомнил он, – завтра в ЗАГС не опаздывайте, он в 6 вечера закрывается.

Мои губы растянулись в улыбке:

– Что вы, Сергей Михайлович, уж куда, куда – а в ЗАГС точно не опоздаем.

Следующим вечером (а 17 часов – это уже, как ни крути, вечер) мы с Ритой переступили порог «Дворца бракосочетаний» на Грибоедовской, расположенном в старинном особняке, принадлежавшем до революции какому-то купцу[1]. Учреждение, где создавались новые семьи и распадались старые, не сумевшие сохранить былой настрой и где любовь уступила место быту и дрязгам, встретило нас гомоном. Оно и неудивительно, место статусное. И желающих, судя по количеству людей в очереди, подать заявление хватало, хотя время уже близилось к закрытию. Кому-то точно не повезёт, придётся приходить в другой день.

А мы сразу направились к начальнику ЗАГСа, с которой Лебедев договорился накануне.

Вера Степановна Якушова встретила нас радушно, а коробочка конфет и бутылка шампанского быстро перекочевали в ящик её стола.

– Сергей Михайлович говорил, вы хотели бы расписаться в конце июня, – улыбаясь ярко-накрашенным ртом, проворковала она. – Вот у нас тут есть окошко на пятницу, 29-е, любое время пока ещё свободно, а на 30-е, субботу, есть окна на 10 часов и на 13.30.

Она посмотрела на нас из-под густо намазанных тушью ресниц. Мы с Ритой переглянулись и синхронно кивнули:

– Давайте на 30-е, на 10 утра.

– Хорошо, – она сделала пометку на листочке. – Держите ваши паспорта… И бланк. Заполните и внизу поставьте дату и подписи.

– Давай ты, – тихо предложил я Рите, – а то у меня почерк… Как у врача.

Когда она заполнила бланк, вписав в него, что берёт фамилию мужа, мы поставили подписи и вернули его Вере Степановне.

– Ага, замечательно, – снова расплылась в улыбке начальница. – Сейчас выпишу напоминание о дате свадьбы, а то вдруг забудете. Это вот платёжка на оплату услуг ЗАГСа, сюда входят выписка свидетельства о браке, оркестр, фотограф… Оплатите в сберкассе, потом на роспись чек не забудьте принести. И вот вам ещё приглашение на обслуживание в салоне для новобрачных. Есть «Весна» на «Щелковской», потом салон на Проспекте Мира, на Тимирязевской… Главное – не потеряйте.

В субботу родители Риты, как и обещали, уехали в Купавну, а мы с невестой прямо в обед отправились в салон для новобрачных. По такому случаю она отпросилась с последней пары. Выбрали тот, что находился у станции метро «Щёлковская».

Это был двухэтажный магазин, над входом красовалась надпись «Весна». На первом этаже продавались кольца, парфюм, кожгалантерея, обувь, транзисторы, катушечные магнитофоны, павловопосадские платки, жостовские подносы, хохлома, гжель. Здесь же продавались столовые и чайные сервизы, приборы, хрусталь.

На втором этаже – одежда. Для мужчин костюмы, а для женщин свадебные платья. Даже были джинсы «Super Rifle» по сорок рублей, причём мужские и женские разных размеров. Вот только согласно каким-то идиотским правилам, если ты по пригласительному покупаешь джинсы – костюм тебе не полагался. Или свадебное платье – в зависимости от пола. Я джинсы купил. Ну а что, костюм-то у меня отличный уже имелся, нулёвый практически, а тут торговали костюмами от «Большевички», я посмотрел поближе – и мне что-то расхотелось такое покупать. В крайнем случае свяжусь с фарцовщиками, те что хочешь тебе достанут, пусть даже по немыслимой для советского человека цене.

Рита оказалась довольно придирчивой в плане выбора свадебного платья. Несчастная сотрудница отдела вся извелась, прежде чем моя капризная невеста остановила свой выбор на самом дорогом платье с открытыми плечами. Тут выяснилось, что модель многим невестам нравилась, но цена в 120 рублей казалась им слишком уж завышенной, да и открытые плечи… Для советской новобрачной слишком уж смело. Ну так и производитель – какая-то венгерская фирма, как пояснила продавец.

А вот обувь мне приглянулась. Рита, естественно, выбрала белые туфли. Хотела на шпильке, но я отговорил, намекнув, что в день свадьбы ей на своих двоих придётся намотать не один километр, и как она это сделает на такой тонкой и высокой шпильке… В общем, согласилась на средний каблук, не очень высокий и не очень тонкий. Ну и я обзавёлся парой итальянских полуботинок из натуральной кожи.

Дальше были куплены два комплекта постельного белья, кружевной пеньюар и комбинация французского пошива. И до кучи – сервиз «Мадонна». Такой же уже стоял я Лебедевых дома, но нам-то предстояло обустраивать собственное гнёздышко. Я, признаться, был против этого проявления мещанства, но с Ритой спорить, как оказалось, выходило себе дороже. Когда она хотела – умела быть настойчивой.

Все покупки, кроме моих полуботинок, отправились к Лебедевым. Родители ещё не вернулись из Купавны, Андрея тоже не было, и Рита не удержалась, снова примерила платье. Минут десять крутилась перед зеркалом, восхищённо взирая на своё отражение.

– Надеюсь, Ольге Леонидовне оно тоже понравится, – сказал я, прижимая невесту к себе и целуя в щёку.

Я хотел овладеть ею прямо сейчас, в этом свадебном платье, и Рита, я чувствовал, тоже испытывала сильное возбуждение. Но всё же разум возобладал. То есть мы таки слились, как говорится, в экстазе, только Рита к тому времени успела платье снять и даже повесить его на вешалку.

А потом мы спонтанно поехали отмечать подачу заявления и покупку свадебного платья в ресторан. После некоторого раздумья решили посетить легендарный ресторан «Центрального дома литераторов». Вернее, она поддержала моё предложение. В прежней жизни бывать там не доводилось, сейчас же, обладая корочками члена Союза композиторов СССР, имел полное право на посещение этого заведения. Причём не один, а в сопровождении одного человека, коим и была Рита.

Давно мечтал здесь оказаться. Может быть, повезёт даже увидеть кого-то из знаменитостей, кои здесь частенько бывали.

«Мест нет», – гласила табличка на двери ресторана, возле которой толклись несколько мужчин и женщин.

– Почему нет мест⁈ – возмущался один неряшливо одетый тип лет тридцати с небольшим. – Я член Союза писателей, у меня повесть вышла в журнале «Аврора»! Да я вообще роман пишу!

Мы подошли к двери, я привычным жестом припечатал ладонью к стеклу пятирублёвую купюру. Однако стоявший по ту сторону невзрачный мужичонка в костюме отрицательно мотнул головой. Я слегка удивился, и заменил купюру на номинал в два раза больше. Но даже червонец не помог открыть нам двери в недра заведения общественного питания.

Мне стало стыдно, в первую очередь перед спутницей. Да ещё стоявшие сзади подкалывали, мол, что, не сработало? А мы тоже пытались, да, как видишь, облом.

Отчаявшись, я приложил к стеклу в раскрытом виде удостоверение Союза композиторов и свёрнутую пополам 25-рублёвую купюру.

– Нет мест, – прочитал я по губам швейцара, хотя глаза его при взгляде на купюру масляно заблестели.

Да что ж ты будешь делать… Неужто и правда ни одного свободного столика⁈

– Что, не пускает крошка Цахес[2]? – услышал я за спиной знакомый голос,

Обернувшись, невольно оторопел, так как позади меня стояли Высоцкий и ещё какой-то незнакомый товарищ с почти абсолютно лысой головой. Однако его лицо мне почему-то показалось отдалённо знакомым. Может, тоже актёр? Слышались перешёптывания зевак: «Высоцкий… Высоцкий…»

– Привет, – Владимир Семёнович с улыбкой протянул мне руку. – Знакомьтесь, ребята, это мой хороший товарищ Вадим Туманов.

Вот оно что… Надо же, свела судьба с легендарным человеком, золотодобытчиком. И повоевать успел, и в лагерях отсидеть за «шпионаж», а потом создал несколько золотодобывающих артелей,

В моей реальности, когда меня отмутузили до смерти на Олимпийской аллее, он, кажется, был ещё жив[3]. Как его по отчеству? А-а, не суть важно.

– Очень приятно, – обменялся я крепким рукопожатием и с легальным советским миллионером. – А это Маргарита, моя невеста.

Рита тем временем во все глаза смотрела на Высоцкого, которому я был благодарен за то, что тот не упомянул про наши посиделки с Герман в «Арагви». Правда, позже моя невеста может поинтересоваться, где я с ним познакомился, ну да что-нибудь придумаю.

– Ого, свадьба намечается? – весело удивился Высоцкий. – И когда?

– Вчера в Грибоедовском подали заявление на 30 июня.

– Да вы что⁈ А я тоже в Грибоедовском с Мариной расписывался, как сейчас помню, 1 декабря 1970 года… Ну, ребята, поздравляю! – снова пришлось отвечать на рукопожатие Высоцкого и Туманова. – На свадьбу-то пригласите?

Он с хитрым прищуром посмотрел сначала на меня потом на пожиравшую его восхищённым взглядом Риту, затем снова на меня.

– Обязательно, Владимир Семёнович, вот прямо-таки с языка сорвали, – немного приврал я. – И не только вас, но и Марину… И вас, Вадим…

– Иванович, – улыбнулся Туманов.

– И вас, Вадим Иванович, жду в Грибоедовском ЗАГСе 30-го июня к 10 утра.

– Постараемся прийти, – сказал Высоцкий, – если будем в Москве. Ну или как минимум я буду, а то у Марины какие-то планы вытащить меня летом в Европу на отдых.

– У меня летом тоже сезон на приисках, – почесал залысину Туманов. – Если получится вырваться в столицу – то обязательно загляну в ЗАГС.

– И на свадьбу, – добавил я. – Мы, кстати, планируем гулять на теплоходе, арендовать судно на день-другой. Можете с нами прокатиться, пока, правда, ещё не знаем, по какому маршруту.

– Ого, ну вы и буржуи, – рассмеялся Высоцкий. – Так, ладно, чего ж мы стоим⁈ По такому случаю вам просто необходимо попасть в недра этого замечательного заведения… Алё, Петрович!

Он постучал костяшками пальцев в стекло, и «крошка Цахес» тут же с улыбкой двинулся к двери.

– Эти двое с нами, – не терпящим возражения тоном заявил Высоцкий, подхватывая нас с Ритой под руки, когда дверь всё-таки пусть и не совсем приветливо, но распахнулась.

На зависть стоявшим у входа мы оказались внутри. Я всё-таки не удержался, сунул «Цахесу» пятёрку, тот быстрым движением спрятал её в карман.

– А что, удостоверение Союза композиторов тут не катит? – спросил я негромко.

– А ты что, уже член? – удивился Высоцкий.

– Как бы да…

– Вот молодец, и когда всё только успеваешь⁈ В принципе, сюда может зайти человек вообще без каких-либо удостоверений, некоторые через окно в туалете проникают внутрь… Я вот, кстати, член Союза кинематографистов с 72 года, а вот в Союз писателей не принимают. Был вариант, чтобы за меня кто-нибудь поручился. Евтушенко там, Рождественский, Ахмадуллина… Нет, не рискуют. А вы с невестой вообще первый раз здесь?

– Первый и, надеюсь, не последний.

Мы вошли в зал с высоченным деревянным потолком, огромной хрустальной люстрой, разноцветными витражами, резной лестницей, уводящей взгляды гостей к массивным картинам. Мебель грузная, широкая, оседлая. Стулья и кресла с высокими спинками в узорчатой обивке.

– «Дубовый зал», – прокомментировал Высоцкий. – М-да, все столики заняты…

– Володька, давай к нам!

От одного из столиков, за которым расположилась шумная компания, махал рукой какой-то мужик.

– Привет! – тоже махнул ему рукой Высоцкий. – Я сегодня с друзьями.

С друзьями – это он нас с Ритой тоже имел в виду? Если так, то есть повод погордиться.

Тут в зале появился невысокий седоватый мужчина с орденской планкой на груди, окинувший цепким взглядом зал сквозь стёкла очков.

– Аркадий Семёнович Бродский, администратор ресторана, – негромко сказал Высоцкий. – Однажды самого Микояна не пустил.

– Не родственник того Бродского? – спросил я.

– Однофамилец, – хмыкнул Владимир Семёнович и кивнут администратору, удостоившись ответного кивка и лёгкой улыбки. – Ну ладно, идёмте в «Пёстрый». Там обычно шумные компании собираются, но, может, столик найдётся.

В «Пёстром», на стенах которого красовались какие-то надписи и автографы, он нас и оставил за единственным свободным столиком, а сам с Тумановым направился куда-то ещё дальше, как он сказал, в «Каминный зал». Мы бы с Ритой тоже не отказались посидеть в «Каминном зале», который, судя по одному только названию, представлял собой куда более уединённое место, нежели то, в котором мы оказались. Я уж было пожалел, что мы вообще попёрлись в этот ресторан, как перед нашим столиком вырос тот самый администратор.

– Добрый вечер, молодые люди! Я видел, вы пришли с Владимиром Семёновичем. Однако позволю поинтересоваться, имеете ли вы какое-то отношение к писательской среде? Проще говоря, является ли хотя бы один из вас членом Союза писателей СССР?

– Хм, у меня есть удостоверение члена Союза композиторов, – постарался я произнести как можно более уверенно, доставая из кармана корочки и раскрывая их перед глазами Бродского.

Тот внимательно вгляделся в написанное, чуть сдвинув кончиками пальцев очки вперёд.

– И как это вы в столь юном возрасте успели стать обладателем сего удостоверения?

– Арсений песни пишет, причём и слова тоже, – вылезла Рита. – И его песни и по радио крутят, и по телевидению.

– Да? – поднял брови администратор. – Какие же именно? Может, я тоже их слышал?

– Конечно слышали, – не унималась моя спутница. – Например, ту, что сейчас пытаются петь хором вон те не совсем трезвые товарищи.

Тут Рита оказалась права, подвыпившая компания за дальним столиком вполголоса и нестройно тянула:

Выйду ночью в поле с конём

Ночкой тёмной тихо пойдём

Мы пойдём с конём по полю вдвоём

Мы пойдём с конём по полю вдвоём…

– Хм, и вы меня, девушка, уверяете, что автор этой вещи не кто иной, как ваш спутник?

– Да, автор – мой жених! И не только этой. Смотрели позавчера концерт к 8 марта? Там Анна Герман исполнила тоже его песню «Я не могу иначе». А Ободзинский исполняет «Единственная моя». И «Букет» – тоже песня Арсения. И «Матушка Земля»…