Текст книги "Рожденная революцией"

Автор книги: Гелий Рябов

Соавторы: Алексей Нагорный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

– А теперь не будет, – уверенно сказал Бушмакин. – Теперь народ – хозяин. С любого отчет спросим. Пошли, ребята, заболтались.

…Светало. Угловое здание на Гороховой чернело провалами окон. Парадная дверь была не заперта. Вторая дверь, в вестибюле, предательски заскрипела, и все замерли, словно мальчишки, застигнутые на месте преступления.

– Тьфу! – замотал головой Бушмакин. – Да что же это мы? Воровать пришли?

– Вы же сами велели тихо, – обиженно заметил Вася.

– Велел не велел, ты меня не одергивай, молод еще! – рассердился Бушмакин. – У кого есть спички?

Никита послушно чиркнул спичкой. Красноватое пламя отразилось в огромном зеркале. Маруська подошла к нему и удивленно провела рукой по гладкой холодной поверхности.

– Мне бы такое, – задумчиво сказала Маруська. – Женщина с таким зеркалом – непобедима.

– Нашла время, – буркнул Коля.

– Глупенький ты. Этого вы, мужики, никогда не поймете.

Вася нашел свечу. Слабый, неверный свет выхватил из темноты часть вестибюля и лестничный марш с ковром, который прижимали к ступеням блестящие бронзовые штыри.

На втором этаже – длинный, уходящий во тьму коридор с десятками дверей по обе стороны.

– «Третье делопроизводство», – прочитал Никита табличку на одной из дверей.

– Зайдем, – решил Бушмакин.

Пламя свечи высветило несколько обшарпанных канцелярских столов и уходящий под потолок шкаф с картотекой.

– Вот это да! – Вася от удивления даже прищелкнул языком.

– Что там? – спросил Бушмакин. – Ну-ка, посмотри.

Вася выдвинул самый нижний ящик:

– Карточки какие-то… «Фа-рма-зоны…» – прочитал он по складам.

– Ну и кто, кто эти… они кто? – нетерпеливо допытывался Бушмакин. – Чем занимаются, где живут?

Вася наугад вытащил одну карточку.

– Волин Дмитрий Иванович, уроженец села Летихино… Орловской губернии… Проживает: Пустая улица, дом пять.

– Это на Малой Охте, – вставил Никита.

– Ну и что он, этот Волин? – не унимался Бушмакин. – Чего ты, как пыльным мешком прибитый?

– Фармазон он, – убито сказал Вася.

– Вероятно, следует читать «франк-масон», – объяснил Никита. – Член тайного общества декабристов…

– Каких еще декабристов… – застонал Бушмакин. – Ну при чем здесь они? – Он начал выдвигать один ящик за другим. – «Медвежатники», «форточники», «скокари», «гопстопники»… Черт знает что! Я таких поганых слов в жизни не слыхал!

– Я думаю… Это здесь ворье всякое понапихано, – вдруг сказал Коля. – Записаны разбойники всякие…

Бушмакин с уважением посмотрел на Колю:

– А что? Прав он, ребята! Как считаете?

– Я так думаю, – продолжал Коля, – что ежели здесь как следует порыться, можно и Сеню Милого отыскать, верно я говорю?

– Верно, – кивнул Бушмакин. – Только вот я смотрю – глаза у тебя сразу недобрым огнем загорелись, а ведь ты теперь не просто Коля. Ты сотрудник уголовного розыска. А что это значит? Это значит, что задержать Сеню, найти его – это твоя обязанность. А вот, скажем, морду ему набить, – это стой! Нельзя!

– А жаль! – улыбнулся Вася и, перехватив рассерженный взгляд Бушмакина, добавил: – Все понял…

– Ночуем здесь, – решил Бушмакин. – Утром будем разбираться.

Улеглись кто куда. Бушмакин на стол, остальные – на стулья. Остаток ночи прошел спокойно, а когда совсем рассвело, заскрипела дверь, и в комнату просунулся заспанный мужчина лет пятидесяти, в потертом чиновничьем мундире.

– Чему обязан? – хмуро, без удивления спросил он.

– Мы вновь назначенное управление уголовного розыска, – сказал Бушмакин. – Вот мандат.

Чиновник отвел руку Бушмакина, внимательно оглядел ребят и повторил задумчиво:

– Управление уголовного розыска… – иначе сказать – сыскная полиция рэ-эс-дэ-рэ-пэ-бэ?

– Ясно сказано, гражданин, – закипая, произнес Бушмакин. – Управление. И я вам не советую…

– А что такое малина, вы знаете? – грустно перебил чиновник.

– Ягода, – вступил в разговор Коля. – Кто же этого не знает!

Чиновник подошел ближе, всмотрелся в лицо Коли:

– Здравствуйте, молодой человек. Рад приветствовать спасителя… – Чиновник протянул Коле руку.

Коля осторожно пожал протянутую руку и сказал смущенно:

– Да чего там… Мы – завсегда…

– Что значит – завсегда?.. – подозрительно спросил Бушмакин. – Откуда ты его знаешь?

– Так, – Коля совсем смутился. – Случай вышел… Пустяки.

– А вы оказывается, еще и скромны? – удивился чиновник. – Ваш сотрудник, господа, не так давно спас жизнь мне и моей жене!

– Вот это да! – Вася изо всех сил хлопнул Колю по спине.

– Поздравляю, – сказал Никита.

– Коля, ты у меня теперь самый любимый! – пропела Маруська.

– Мадемуазель, он этого вполне заслуживает, – галантно поклонился Колычев. – Ну что же, господа. Рад знакомству и позвольте мне откланяться. Я картотеку разбирать пришел, не спится, знаете ли, но раз вы теперь хозяева…

– Минуточку, – остановил его Бушмакин. – Как вы относитесь к монархии?

– Она себя изжила, – сказал Колычев. – Печальная закономерность.

– Печальная? – прищурился Бушмакин.

– Да, – кивнул Колычев. – Я, милостивый государь, столбовой дворянин, мой род уходит корнями в шестнадцатый век. Все мои предки верой и правдой служили царю и отечеству. И я служу. Служил, – поправился он.

– Сыщиком? – спросил Никита. – Не очень почетная профессия. Слыхал, что дворяне ею брезговали… Бенкендорф, Шувалов, Шешковский… Каты… Из-за них, наверное, брезговали?

– Вы малообразованны, – сказал Колычев. – Вы говорите о тех, кто возглавлял политический розыск. И вы правы: испокон веку на Руси презирали и ненавидели тех, кто преследует людей за политические убеждения. Но есть и другая полиция. Она очищает мир от подонков. От уголовников. От мрази всякой. Я пошел служить в эту полицию по глубокому убеждению, милостивый государь!

– Пока эта полиция была в руках царских прихвостней, – сказал Бушмакин, – немногим она отличалась от жандармов и охранки. Но мы поспорим после.

– Вы думаете, это «после» будет? – улыбнулся Колычев.

– Хотите остаться? – прямо спросил Бушмакин.

– Вы сможете мне верить? – осторожно осведомился Колычев.

– Это будет зависеть только от вас. – Бушмакин пристально смотрел на Колычева.

И Колычев не отвел взгляда:

– Поскольку кто-нибудь все равно должен вам объяснить, что такое малина и бока скуржавые, – я остаюсь.

Потом бушмакинцы разбирали картотеку сыскной полиции. Командовал Колычев. Он сидел на приставной лестнице в помятой рубашке, без сюртука и был очень оживлен:

– Третий ящик оставьте! – кричал он. – Это отработанный пар! Так сказать, сведения для науки. Вам, господа, нужно сейчас интересоваться только активно действующими персонами. Теми, кто в эту самую минуту режет, грабит, раздевает и насилует! А это все в десятом ящике. Там мокрушники – сиречь убийцы, и все известные нам сборища уголовно-преступного элемента, сиречь – малины.

Ребята притащили ящик. Бушмакин надел поломанные очки в железной оправе и углубился в чтение. Но было еще темно, и Бушмакин попросил Колю найти свечу или лампу.

Коля вышел в коридор. Маруська увязалась следом.

– В сто сорок втором на столе лампа с четырьмя свечами! – крикнул Колычев.

Отыскали нужную дверь. Когда возвращались обратно, Маруська взяла Колю за руку.

– Нравишься ты мне, – сказала она тихо. – Наверное, я не должна тебе об этом говорить, ну да ты парень простой и человек хороший, вреда мне не сделаешь.

– Не сделаю, – Коля покраснел и отдернул руку.

– Стесняешься?

– Не-е, – Коля вздохнул. – Только не время сейчас… И не место.

– Скажи уж прямо: пошла ты, девка, туда-то и туда-то. Не прячься за слова, терпеть не могу!

Она повернулась и ушла. Коля постоял еще некоторое время в коридоре и вернулся в кабинет Колычева. Зажгли свечи, стал виден лепной потолок и электрические лампы под жестяными крашеными абажурами – они висели над каждым столом.

– Розыск преступного элемента должен быть поставлен научно. А наука свидетельствует, что без планомерного и глубокого проникновения в преступную среду ни одна полиция мира успеха не имела! Вот и мы с вами в своей работе будем опираться исключительно на преступный элемент! – разглагольствовал Колычев.

– Даже исключительно, – усмехнулся Бушмакин. – А честные люди? Граждане? Они что же, заинтересованы в том, чтобы процветала уголовщина? Они, по-вашему, нам помогать не станут?

– Разъясняю суть дела на простом примере! – Колычев словно читал лекцию на юридическом факультете университета. – Ограбили лавку. Нутс-с, спросили вы того, сего, а они – молчок! Обыватель – подлец, дело известное.

– Неправда! – возразил Бушмакин. – Кто-нибудь что-нибудь видел и придет к нам, сообщит.

– Кто-нибудь, что-нибудь, – парировал Колычев. – Слова-то все дамские, с кухни… Нет-с, мил-сдарь, не придут! Не бывало-с!

– У вас – не бывало-с, а у нас – будет! – уверенно заявил Никита. – Я, например, верю в человеческий разум!

– Разум? Эк, куда вас хватило, – с сожалением сказал Колычев. – Ну при чем тут, помилуйте, разум? Разве речь идет о периодической системе элементов? Давайте ближе к жизни, господа. К реальной жизни, наполненной проходимцами, предательством и хамством. Так о чем бишь я? Вот взгляните, – он вытащил из ящика три карточки. – Итак, мы с вами предполагаем, что ограбили лавку либо Васька Клыч, либо Шура Рябчик, либо Алексашка Помпон. Но кто конкретно? – Он торжественно оглядел присутствующих и продолжал: – Не знаете? И я не знаю. Но, в отличие от некоторых здесь присутствующих альтруистов, верящих в «человеческий разум», я не знаю этого только пока. Пока! Итак! Я вызываю городового, велю доставить ко мне всех друзей вышеназванных господ, потом приглашаю еще двух городовых и приказываю бить этих друзей до тех пор, пока большинство из них не запросит пощады. Тогда я отсылаю городовых и предлагаю некоторым, мною избранным, освещать подозреваемых, следить за каждым их шагом. Как вы уже догадались, вопрос ареста – это уже не вопрос. – Колычев вытер со лба пот и замолчал.

– Лихо, – сказал Коля.

– Отвратительно, – поморщился Никита.

– Кое-что в этом, конечно, есть, – Вася почесал затылок.

– Мужчинам только бы драться, – вздохнула Маруська.

– Значит, бить? – спросил Бушмакин.

– Ну, тут Колычев прав, – сказал Вася. – Не целовать же их. Они людей режут, а мы их – гладь?

– Вы же интеллигентный человек, – укоризненно сказал Бушмакин, не реагируя на замечания Васи.

– Нашу работу в белых перчатках не сделаешь, – ответил Колычев. – Увы…

– Скажу так, – Бушмакин строго оглядел присутствующих. – Кто хочет здесь работать – о мордобое забыть навсегда! За мордобой – ревтрибунал, уж я позабочусь! А тебе, Василий, вот что понять надо: кругом поднимается заря новой жизни. Ты что же, всерьез думаешь, что преступники этого не видят? Видят! И я рассматриваю нашу задачу так: направить их на путь исправления. Помочь им!

– Между прочим, девять месяцев назад господин Керенский выпустил всех, рвущихся к новой жизни, – с горькой иронией произнес Колычев. – И что же? На свободе оказалось несколько тысяч опаснейших негодяев! Началось такое… Страшно вспомнить. И сейчас продолжается – вон молодой человек не даст соврать, – Колычев кивнул в сторону Коли и продолжал: – Нет, господа. Преступный мир – это преступный мир. Никогда никто и ни при каких условиях его не изменит и не исправит. Пока есть человечество, будет и преступность. Думать иначе – наивный вздор.

– Плохо же вы относитесь к человечеству, – усмехнулся Никита. – Я с вами совершенно не согласен!

Снизу, из парадного, донеслось отчаянное треньканье звонка. Никита не договорил и вопросительно посмотрел на Бушмакина. Тот, в свою очередь, – на Колычева.

Колычев достал из кармашка жилета огромные золотые часы и щелкнул крышкой:

– Да уже десятый час, господа! – удивленно сказал он. – Это, вероятно, пришли лояльные новому правительству чиновники нашей канцелярии. Я вам потом расскажу о каждом. Поласковее с ними, господа, они очень и очень нам пригодятся!

– Коля, впусти, – приказал Бушмакин.

Коля убежал. Через минуту он снова появился – несколько растерянный и притихший. Следом за ним в кабинет ввалилось человек десять мужчин в форменной одежде департамента государственной полиции. Они столпились на пороге и молча уставились на Бушмакина и ребят.

– Это новое начальство, господа, – объяснил Колычев. – Мы разбираем действующие картотеки. Я полагаю, вы присоединитесь к нам?

Худой, высокий чиновник с университетским значком на груди переглянулся с остальными.

– Мы хотели бы знать, от какой партии новое начальство? – спросил он.

– Какая разница, господа! – сказал Колычев. – Они хотят бороться с уголовниками, – это главное, я полагаю.

– Мы от партии большевиков, – жестко сказал Бушмакин. – Устраивает?

– Как нельзя больше! – улыбнулся худой и повернулся к остальным: – Поможем большевикам, господа? – Он засучил рукава форменного сюртука и, словно дирижер в оркестре, взмахнул руками.

– Берегись! – крикнул Колычев, но было уже поздно. Вся орава бросилась к ящикам с карточками.

– Стой, стрелять будем! – закричал Бушмакин, выхватывая наган.

В ту же секунду худой профессионально ударил его по запястью ребрами ладоней, и наган с глухим стуком упал на пол.

Остальные бушмакинцы даже не успели обнажить оружие. Васю сбили с ног ударом стула по голове. Никиту кто-то ткнул лицом в шкаф, и он, закатив глаза, опустился на пол. Маруська забилась в угол и истошно визжала, а Коля, раскидав нападавших один раз и второй, на третий не сумел увернуться от приема – рука попала в «замок», и Коля врезался в старинную голландскую печь. Бушмакин попытался было дотянуться до своего нагана, но худой изо всех сил наступил ему на руку, и Бушмакин потерял сознание от боли. А потом началось столпотворение… Зазвенели стекла – озверевшие «служители правопорядка» выбрасывали ящики с карточками прямо на улицу. Кто-то поджег ворох бумаг, кабинет заполнили клубы черного дыма.

Колычев, взобравшись на свою лестницу и накрыв голову папкой, испуганно наблюдал за побоищем.

Наконец все было кончено. Чиновники потянулись в коридор. Худой остановился возле лестницы.

– Надеюсь, вы с нами, Колычев? По-моему, вы всегда презирали конформистов!

Колычев высунулся из-под папки:

– То, что вы сейчас сделали, – низость!

– О, господи, – худой шутовски взмахнул руками. – Однако мы в неравном положении. Вы – высоко, и мне трудно вам отвечать… – Он резко вышиб лестницу из-под Колычева. Тот с воплем грохнулся на пол и остался недвижим.

– Подумай, мразь, – с ненавистью сказал худой и ушел, хлопнув дверью.

…Первым очнулся Бушмакин. Рука распухла и напоминала пышку с повидлом. Бушмакин поднялся, кряхтя и охая, взял со стола графин и, приводя в чувство своих товарищей, начал поливать всех по очереди: Колю, Васю, Никиту и Колычева. Потом отпил из графина. Увидел Маруську. Она по-прежнему сидела в углу.

– Что же ты? – укоризненно сказал Бушмакин. – А еще красный милиционер. Где наган?

– Вот, – тихо сказала она. – Я хотела в них выстрелить, да у меня сил не хватило взвести курок.

– Ничего, Маруська, не тушуйся, – вздохнул Бушмакин. – Не смогла, так не смогла. Мы тебе потом браунинг организуем за то, что сумела сохранить боевое оружие. А себе и всем остальным назначу по десять суток ареста – за утрату революционной бдительности и револьверов. Плохие мы еще сыщики, Маруська.

Приподнялся и сел Колычев. Увидел Бушмакина, улыбнулся через силу:

– Дали нам перцу. А что вы хотите? Они всю жизнь этим занимаются, а вы – первый день… Сколько еще времени пройдет, прежде чем вы освоите хотя бы азы сыскного дела.

– Меньше, чем вы думаехе, – сказал Бушмакин. – Вы знаете этих людей?

Колычев кивнул.

– Я сообщу об этом Военно-революционному комитету, – продолжал Бушмакин. – За саботаж такого рода они будут расстреляны.

Колычев снова кивнул:

– Иного они и не заслуживают. Но если вы думаете, что они сидят и ждут ваших конвойных, – вы ошибаетесь… – Колычев усмехнулся. – Я не политик, но даже я понимаю, что мой класс не сдастся вам без боя. Как говорят на ваших собраниях: в повестке дня – гражданская война… И эти люди будут ждать ее начала в укромном месте.

Маруська растолкала ребят. Все выглядели вполне сносно, только у Коли поперек лба лег багровый шрам.

– Картотеку жалко, – Колычев обвел взглядом кабинет. – Она собиралась годами. Большое подспорье потеряли, жаль…

– Сейчас все разойдемся, – сказал Бушмакин. – Отдыхать четыре… нет, шесть часов. Ровно в пять, – он посмотрел на часы, – всем быть здесь. Где телефон?

Колычев кивнул на свой стол.

– Я позвоню, вызову охрану, – продолжал Бушмакин. – А то пока мы будем спать, ваши друзья, не дай бог, снова явятся.

– Это не мои друзья, милостивый государь! – встал Колычев. – Это негодяи!

– Ну хорошо, хорошо, – отступил Бушмакин и потянулся к трубке. Но взять ее не успел. Заверещал зуммер.

– Кого это? – спросил Бушмакин.

– Не знаю, – Колычев пожал плечами. – Сюда уже недели две никто не звонил… – Он снял трубку: – Управление сыскной… то бишь – уголовного розыска, здесь Колычев. С кем имею честь? Понятно! – Он зажал мембрану рукой и повернулся к Бушмакину: – Около сотни неизвестных громят посольство на Большой Морском. Дипломаты просят помощи. Они уже всюду звонили – дозвониться никуда не могут.

– Что вы делали в подобных случаях? – спросил Бушмакин.

– В мое время подобных случаев не было, – не удержался Колычев.

Бушмакин взял трубку:

– Слушайте меня! Да тише вы, черт вас возьми! Десять минут продержитесь! Все! – он швырнул трубку на рычаг, крикнул: – Маруська и Колычев остаются, остальные – за мной!

– У них винтовки и пулемет! – закричал Колычев. – А у вас?

Бушмакин растерянно уставился на пустую кобуру.

– Черт, – пробормотал он. – Но все равно, я обещал помощь. Надо идти…

– Я с вами, – заявила Маруська.

– Я тоже, – поразмыслив, сказал Колычев. – И, принимая во внимание ваш искренний порыв… Ладно, я помогу вам. Идите за мной…

Он бросился к дверям, которые вели в подвал. Внизу перед тяжелой, обитой железом дверью он остановился. На огромном засове висел пудовый замок.

– Здесь кладовая изъятого оружия. Все сваливали сюда. Патроны тоже.

– Что же ты раньше молчал? – Бушмакин растроганно похлопал Колычева по плечу. – Маруська, давай сюда твой «шпайер»… Всем отойти!

Бушмакин семь раз подряд выстрелил в замок. Полетели искры, куски исковерканного металла. Замок отвалился.

Вошли. Это была маленькая комната со стеллажами вдоль стен. На полках лежали револьверы и пистолеты самых разных марок, ножи, кастеты, остро заточенные напильники.

– Брать оружие только с полной обоймой! – предупредил Бушмакин. – Лучше – по две обоймы сразу.

Коля засмотрелся на тяжелый маузер в деревянной кобуре. К сожалению, в нем не было ни одного патрона.

– За мной! – Бушмакин выскочил в коридор.

Выбежали за Гороховую. Бушмакин с сомнением оглянулся на парадную дверь, сказал:

– Там оружие, документы. Маруська! Ты остаешься! И без лишних слов, – прикрикнул он. – Позвони Сергееву, пусть пришлет помощь.

Маруська понуро скрылась в подъезде.

Трехэтажный особняк посольства отделяла от улицы затейливая чугунная решетка. Вдоль нее выстроились погромщики. Они просунули стволы винтовок сквозь узоры решетки и держали окна посольства на прицеле. Два человека по приставной лестнице лезли на балкон, около десятка колотили невесть откуда раздобытым рельсом в резную дубовую дверь. Она трещала, но пока не поддавалась… Двое залегли в воротах – у станкача. Бушмакин увидел солдат с повязками революционной охраны, сердито спросил:

– Чего не стреляете?

– Без толку, – вздохнул солдат. – Их – эвон сколько. А нас – эвон.

– Огонь! – зло крикнул Бушмакин и выстрелил из своего нагана. – Ребята! Занять позиции и не высовываться! Огонь!

Солдаты открыли беспорядочную пальбу. Бушмакинцы их поддержали. Один из бандитов – он уже перебросил ногу через решетку балкона, сорвался и полетел вниз.

– Братва! В нас палят какие-то суки! – растерянно завопил главарь погромщиков. – Стой! – Он замахал маузером. – Чего по своим жарите? Мы, чай, буржуев трясем! Давай к нам, барахло поровну!

– Огонь! – скомандовал Бушмакин.

На этот раз ударили дружно, залпом. Бандиты выронили рельс и разбежались.

– На куски порвем, падлы! – орал предводитель. – Нас больше! Не дрейфь, братва! Их часы сочтены!

Бандиты начали стрелять.

Бушмакин высунулся из-за угла дома, крикнул:

– Предлагаю сдаться! Кто добровольно сложит оружие – уйдет свободно! Остальным – расстрел на месте!

– Не слушайте его! – срываясь на визг, заверещал главный. – Контрики они, братва! Огонь по контрикам! Патронов не жалеть! У нас их много! Пулемет! Полкоробки разом, огонь!

Затрещал «максим».

– Дохлое дело, – сказал солдат. – Они нас ликвиднут как пить дать.

– Нахожу, что это, увы, резонно, – поддержал солдата Колычев.

Бушмакин выстрелил. Следом за ним открыли стрельбу Никита и Вася.

– Не получается у вас, – сквозь зубы сказал Бушмакин. – Вот как надо…

На той стороне грохнулся предводитель.

– Вы случайно не чемпион по стрельбе? – добродушно-насмешливо осведомился Колычев.

– Я весь четырнадцатый год в окопах просидел, – ответил Бушмакин.

Пули дырявили штукатурку, били стекла.

– Коля, – окликнул Бушмакин, – дуй за подмогой. Они, вишь, в атаку пошли.

Погромщики вытянулись в редкую цепь и медленно двигались в сторону бушмакинцев.

– Коля, если вы уходите – дайте мне ваш наган, – попросил Колычев.

– Не дам, – сказал Коля, пряча наган за спину. – Я никуда не пойду.

– Приказы не обсуждать! – обозлился Бушмакин. – С кем я только связался! Щенки и интеллигенция.

– Интеллигенция тут ни при чем, – сказал Никита. – От обилия знаний никто еще не страдал. А вот от темноты…

Пуля сбила с Никиты фуражку, и он растерянно заморгал.

– Счастлив ваш бог, – заметил Колычев.

– Случайность… – побледневший Никита попытался улыбнуться.

– Сколько у нас еще патронов. Давайте все, что есть, – приказал Бушмакин.

В подставленную шапку посылались обоймы и патроны.

– Стрелять прицельно, не торопиться, – командовал Бушмашин. Вот так… – Он выстрелил, среди громил началась паника.

– У них снайпер! – орали бандиты. – Он всех нас перебьет!

– Братцы! Помилосердствуйте! За что вы нас?

– Николашку скинули, а русскому человеку все равно труба!

– Да здравствують свобода, равенство и братство! – завопил кто-то среди громил. – Кто посмееть по етим словам пальнуть, – стреляй!

Он поднялся в рост, двинулся на бушмакинцев. Бандиты перестали стрелять и с восхищением следили за смельчаком.

– Я его срежу… – Вася прицелился.

– Нишкни, – зашипел Бушмакин. – Коля, как он близко подойдет, – хватай его!

– Сделаем, – Коля приготовился.

Громила шел вначале ровным и быстрым шагом. Но постепенно молчание бушмакинцев насторожило его, он замедлил шаг, потом и вовсе остановился.

– Не успею, – сказал Коля. – Далеко.

Громила постоял мгновение и вдруг, подоткнув полы длинной кавалерийской шинели, бросился назад. Вася выстрелил, и бандит, сделав несколько заплетающихся шагов, рухнул.

– Ну, была не была, – сказал Бушмакин. – За мной, вперед! – крикнул он и побежал в сторону бандитов.

Остальные кинулись за ним.

– Батька кокнули! – закричал кто-то. – Спасайся кто может!

Громилы бросились врассыпную. На повороте путь им преградил броневик и черная цепь матросов. Впереди бежали Сергеев и Маруська.

Оставшихся в живых громил окружили и увели. Сергеев обнял Бушмакнна:

– С почином тебя.

– Поменьше таких починов, – хмуро отозвался Бушмакнн.

Заныла ладонь, и он, только теперь вспомнив о ней, обмотал ее платком.

– Чиновники? – спросил Сергеев.

– Они, – кивнул Бушмакин. – А ты от кого знаешь?

– Люди видели, – ответил Сергеев. – Сообщили нам. Всех взяли, ни один не ушел.

Маруська подошла к Коле, спросила, заглядывая в глаза:

– Ты переживал за меня?

– По-моему, переживать надо было тебе, – ответил Коля. – Ты в тепле сидела. А мы здесь – охо-хо!

– Не любишь ты меня, – вздохнула Маруська.

– Почему ты так думаешь? – пряча смущение, спросил Коля.

– Ну, какой же парень станет пререкаться с любимой девушкой? – грустно улыбнулась Маруська. – Чувствую я, Коля, что будет у нас с тобой неразделенная любовь, – пошутила она.

– Да ладно тебе, – сказал Коля. – Пойдем-ка лучше домой, а то, я так понимаю, начинается у нас у всех не жизнь, а сплошная морока. Отдохнуть надо.

– Какой может быть отдых у революционных сыщиков? – подошел Никита. – Покой нам только снится. Можно я вас, провожу, Маруся?

Она бросила на Колю печальный взгляд.

– Проводите.

Они ушли. Коля долго смотрел им вслед и думал, что вот встретилась ему хорошая девушка, а что толку? Никакого волнения в груди, хоть убей.

Подошел Вася, подмигнул:

– Увели девку? Из-под носа? А ты не зевай! – и, заметив огорченный Колин взгляд, добавил: – Тебе сколь лет-то? Восемнадцати нет? Ну, браток. У нас с тобой все еще впереди!