Текст книги "Рожденная революцией"

Автор книги: Гелий Рябов

Соавторы: Алексей Нагорный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

– Кто его знает, – вздохнул Виктор. – Я, например, частенько убеждаюсь, что Ломброзо прав, Николай Федорович. Обеда у нас все равно не получится. Я тут за Смирновым посмотрю, а вы на всякий случай пришлите мне бригаду. Мало ли, связь появится, то да се.

– Договорились, – Коля ушел.

В управлении он приказал дежурному послать в ресторан бригаду наблюдения и поднялся к себе. В приемной уже ждали Рудаков и Воронцов. Они слушали радио – передавали постановление СНК СССР о присвоении лицам начальствующего состава РККА генеральских званий. Олег, увидев Колю, вскочил и выключил репродуктор.

– Здравия желаю, товарищ начальник! – улыбнулся Миша. – Не знаю, как вы, а я никак не могу привыкнуть, что в Красной Армии – генералы!

– Ты прав, – Коля открыл дверь своего кабинета. – Непривычно. Я тоже, когда первый раз услыхал, подумал: а как же Чапаев? Он ведь не кого-нибудь разбил, а генерала Каппеля. Заходите.

– Я все проверил, – начал докладывать Олег. – Всего украдено полторы тысячи предметов. Двести единиц – особо ценные украшения с крупными бриллиантами, сапфирами, изумрудами, от полутора до четырех каратов. Три вещи – в пять-восемь каратов. Золото высшей пробы, все камни очень высокого качества – как говорят: «первого порядка».

– Что это значит?

– Это значит, что стоимость камня повышается прогрессивно, – объяснил Олег. – Один карат – тысяча рублей, два карата – четыре тысячи и так далее. Теперь о том, как они это все унесли. Я получил на базе точно такие же предметы, все полностью. Укладываются в три чемодана среднего размера. Я разместил предметы на полках торгового зала и в кладовой, как они и лежали в момент кражи. Собирали втроем. На все ушел один час шестнадцать минут и четыре секунды. Сюда же входит время, которое потребовалось на вскрытие сейфа. Он стандартный.

– Выводы?

– Мне удалось установить и допросить двоих свидетелей, – сказал Олег и улыбнулся. – Они влюбленные. Живут в доме напротив. Ровно в три часа утра они выясняли отношения у витрины магазина. Все было спокойно, девушка любовалась украшениями, спрашивала у парня, что он ей подарит на свадьбу. Витрина была освещена, в магазине они никого не заметили. А вот в три тридцать пять дворник Хасанов уже обнаружил кражу и поднял тревогу. Что же получается? У воров ушло всего тридцать пять минут? Значит, их было не трое, а больше?

– Вывод преждевременный, – Коля отрицательно покачал головой. – Сто зайцев не делают одного слона. Слыхали такую поговорку?

– Считаете, что четыре человека ненамного быстрее сработают, чем три?

– Считаю. Что у вас, Воронцов?

– Я был у директора Смирнова, – начал Воронцов. – Он меня не узнал. Во-первых, я был переодет, во-вторых, я уверен, что тогда, в магазине, он и внимания на меня не обратил. Квартиру я осмотрел всю, кладовку, кухню, даже под кровать заглянул. Он не удивился – я работал под инспектора пожарной охраны.

– Ботинки белые нашли?

– В квартире таких ботинок нет, я ручаюсь! И еще вот что: я нашел свидетелей, которые видели, как застрелили Агеева. Стрелял сторож, это свидетели утверждают категорически! В момент выстрела сторож находился во дворе.

– По каким признакам его опознали свидетели?

– Свидетели старенькие, – Миша виновато улыбнулся. – Видели все из окна своей спальни, которое выходит во двор. Они как раз сидели у окна, мучились бессонницей. Сторожа хорошо знают, утверждают, что это был он!

Вошел дежурный, протянул Коле бланк телеграммы:

– Телеграмма из Ленинграда, просили немедленно ознакомить.

– Спасибо, – Коля развернул телеграмму. – Скажите, Воронцов, а какое расстояние от окон спальни до того места, где стоял сторож? Вы проверили?

– Метров пятьдесят, я прикидывал, – покраснел Миша. – Точно измерить нечем было.

– Неважно. А какая, по-вашему, была видимость в три тридцать?

– Слабая. – Миша покраснел еще больше.

– По всем данным: конфигурация следов крови, положение тела – сторож был зарезан около входных дверей магазина. Что же, по-вашему, он сначала был зарезан, а потом побежал во двор стрелять?

– А может быть, он сначала выстрелил – во дворе, а уж потом вернулся к магазину? – парировал Миша. – И там его убили! Могло так быть?

– Хорошо. Давайте разберемся. Значит, вначале сторож находился во дворе, заметил налетчика и выстрелил?

– Так.

– А потом побежал к магазину?

– Так.

– Почему же сторож бросил ружье? Оно же валялось во дворе? Выходит, он побежал навстречу опасности безоружным?

Миша растерянно заморгал.

– Ответа нет, – развел руками Коля. – Даже если предположить, что после выстрела сторож подошел к входным дверям просто так, для проверки, он все равно бы не выпустил ружья из рук. Это ясно. Тем более, если он, как вы считаете, побежал навстречу бандитам, которые хотели вломиться в магазин.

– Вывод ясен, – сказал Олег. – Стрелял в Агеева не сторож.

– А кто? Кто стрелял? – запальчиво выкрикнул Воронцов.

– Не знаю, – пожал плечами Олег.

– И я не знаю, – улыбнулся Коля. – Но ты, Михаил, не огорчайся. Разберемся.

– Хорошо! – не сдавался Миша. – По-нашему, они Агеева раскрыли и убили? Почему же они так плохо организовали следы?

– А они не окончили спецшколу, – пошутил Олег.

– Запомните главное, ребята, – сказал Коля. – Даже если бы на преступление решился самый опытный криминалист – какой-нибудь профессор, – даже он не сумел бы сработать чисто! Следы остаются всегда – это аксиома!

Вернулся из ресторана Виктор, устало опустился в кресло.

– Бригаду я в основном отпустил, – сказал он, закуривая. – Такая чушь.

– А если подробнее?

– А подробнее – так этот Смирнов – элементарный курощуп, вот и все! Весь вечер ходил от столика к столику, приставал к женщинам. Все его отшивали, а напоследок ему повезло: клюнула одна. Сейчас они в его квартире. Патефон играет, Лещенко «У самовара я и моя Маша» поет. Смирнов с дамочкой целуются. Внизу, на улице, слышно. Я двух человек на всякий случай оставил – мало ли что.

– Что у нас со скупщиками?

– Наши, московские, в основном сидят по тюрьмам. А те, что на свободе, либо отошли от дел, либо мелковаты – такую сделку не потянут. Из других городов сообщений пока нет.

– Есть, – сказал Коля. – Читай…

В телеграмме Ленинградского уголовного розыска стояло: «На ваш № 183 сообщаем: Магницкий Иван Карлович, 1870 года рождения, ранее неоднократно судимый за скупку и перепродажу золота и драгкамней, освободился из мест заключения 22 мая прошлого года, выехал сегодня в Москву, поезд 1, вагон 8, место 3. Особые приметы: левая нога сломана; хромает. Компрматериалы: купил 40 граммов золотой фольги у Воробьева на ювелирфабрике и 20 граммов платины у коллекционера Грушевского. Цель поездки по предположению нашего источника – закупка крупной партии золота и драгоценностей».

– Что решим? – Коля убрал телеграмму в сейф.

– По-моему, нужно Магницкого встретить, – сказал Миша. – И посмотреть за ним. А там видно будет.

– Это неактивно, – поморщился Олег. – Но лучшего, – он развел руками, – придумать не могу.

– Если бы у нас было время на подготовку, – сказал Виктор, – я бы предложил… проникнуть в банду. Вместо Магницкого.

– А я предлагаю сделать это вместе с Магницким, – спокойно сказал Коля. – Если, конечно, мы на правильном пути. – Он снял трубку телефона: – Дежурную «эмку» – к подъезду. – Коля посмотрел на часы. – Попробуем перехватить поезд где-нибудь у Калинина.

– А почему нельзя утром, на вокзале? – удивился Миша.

– Потому что Магницкого будем встречать не только мы, – снисходительно объяснил Олег.

…«Эмка» миновала «Сокол» и, увеличивая скорость, помчалась по Ленинградскому шоссе. Свет фар вырывал из темноты деревья, редкие домики. Покачиваясь на мягком сиденье, Коля погрузился в полусон. Вот как она складывается, жизнь! Как это у Маяковского? «С пулей встань, с винтовкой ложись». Дети давно уже спрашивают: а что такое гражданская война? И мамы этих детей уверены, что теперь стреляют только в тире, из пневматических ружей. Их называют «духовые». Люди спокойно ходят в театр, в кино. Сердятся на милиционеров, которые штрафуют за неправильный переход улицы. Наверное, большинство так и думает – милиция существует, чтобы переходили улицу в положенных местах. Даже Маяковский написал: «жезлом правит, чтоб вправо шел. Пойду направо – очень хорошо!» Коля улыбнулся сквозь дремоту: вот ведь – профессия! Никто о ней ничего толком не знает, сплошной секрет. Мало кто любит ее – да что там – любит! С элементарным уважением мало кто относится, вот в чем беда! Плохо у нас пропагандируют хорошее. Нагрубит кому-нибудь участковый – сразу узнает вся улица, весь квартал. И сразу – поток писем. А погибнет в схватке с бандитами милиционер или оперативный работник – о многом ли узнаешь из скупых строчек Указа. «За мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасного преступника, наградить… посмертно».

«Эмку» встряхнуло. Коля посмотрел на часы.

– Сколько до Клина?

– Километров двадцать, – отозвался шофер.

– Можем не успеть, – заметил Олег.

– В первый раз, что ли? – лениво протянул шофер. – Будем тютелька в тютельку.

Шофер прибавил газ, и Коля снова погрузился в полудремоту. Вспомнился Агеев – парень с трудной судьбой, измотанный, нервный. Надо же! Захотел человек сойти с кривой дорожки – и тут же подкараулили его бывшие дружки, отомстили. Сложное это дело – взаимоотношения в воровской среде. Видимость какой-то морали, каких-то законов, а на деле всем движет право сильного, волчье право. Прячутся, конспирируются, иногда довольно умело, – как с ними бороться? На следствии по делу министров бывшего царского правительства кто-то из обвиняемых остроумно заметил, что против тайно совершаемых преступлений бороться только гласными, открытыми средствами невозможно. Это правильно. Мы тоже, несмотря ни на что, теперь не можем, да и никогда не сможем бороться с преступниками только открыто. Что бы там ни говорили чистоплюи и псевдоморалисты. Нет ничего плохого, ничего аморального в том, что бывший вор Агеев, оставаясь в среде бывших своих сотоварищей, пытался разрушить их преступное сообщество, разложить его изнутри и тем самым спасти всех от тюрьмы и краха. Почему же так живуче отвратительное жандармское слово «сексот»? Не потому ли, что мы боимся подчас чистоты и правды в деле, которое исстари и, конечно же, несправедливо принято считать грязным. А ведь Агеев погиб на боевом посту. Геройски погиб, защищая народное достояние. Только о нем не напишут в газетах, и орденом его не наградят.

«Эмку» встряхнуло, взвыл мотор.

– Вляпались! – в сердцах сказал шофер. – Дорогу ремонтируют. И где мы только объезд проморгали?

– Вернемся, – предложил Миша.

– Тогда явно не успеем, – сказал Олег.

«Эмка» снова набрала скорость, и все обрадовались, что участок плохой дороги остался позади, но впереди мелькнул шлагбаум и красный фонарь на нем. Взвизгнули тормоза. «Эмка» замерла, врезавшись в огромную кучу песка.

– Чтоб вам повылазило! – К машине подскочил рабочий с фонарем. – Носит тут всяких.

– Что же вы дорогу перекрыли и не предупреждаете! – в свою очередь заорал шофер.

– Это как же не предупреждаем! – завопил рабочий. – Объезд взади, глаза разуй.

– Где «взади», где? – орал шофер.

– Кончили, – приструнил его Коля. – Ехать дальше можем?

Шофер заглянул под двигатель:

– Рулевая тяга дуба дала.

Коля достал часы:

– Вот тебе и тютелька в тютельку. Железная дорога далеко?

– Железка – вона она, – злорадно сообщил рабочий. – А поезда здеся не останавливаются.

– Ты чего такой злой? – добродушно осведомился Миша. – Кто тебя обидел?

– Ничего, – не то улыбнулся, не то оскалился рабочий. – Я при случае тоже обижу. Валите, неча мне здесь с вами лясы точить.

Оперативники зашагали к насыпи.

– Его бы надо проверить, – остановился Олег. – Кулацкое отродье, не видите, что ли? Он еще поезд под откос пустит.

– Не усложняй, – успокоил Виктор. – Мало ли из-за чего у человека на душе скверно? Нельзя же во всем и везде видеть одних врагов. Не дело это.

– Меня в спецшколе учили иначе, – буркнул Олег.

– А ты не попка-дурак, – насмешливо сказал Виктор. – Ты учебу воспринимай не механически, а творчески.

Вышли к домику обходчика. В окнах было темно.

– Откройте. – Миша осторожно постучал в дверь.

– Э-э-э… – раздраженно протянул Олег. – Эдак мы здесь до утра простоим! – И он несколько раз подряд сильно ударил по дверям.

Зажегся свет, женский голос спросил тревожно:

– Ой, да кто же это?

– Милиция.

Двери открылись. На пороге стояла женщина лет сорока с «летучей мышью» в руке.

– Где хозяин? Или обходчик – вы? – спросил Коля.

– Иван Кузьмич, – сказала она неуверенно. – А он неужто снова с линии ушел? Неужто снова начелдыкался?!

– Успокойтесь. Дело у нас к вам. Как Ивана Кузьмича найти?

– Да на пути он должон быть, – махнула рукой женщина. – Всем мужик взял – и ростом и силой. И к бабам не ходит, и в местком его нынче избрали. Только вот пьет, проклятущий.

– Найдите обходчика, – приказал Коля Воронцову.

Тот шагнул к дверям и столкнулся с громадным мужиком в брезентовом дождевике.

– Иван Кузьмич? – улыбнулся Воронцов.

– Ну? – спокойно спросил мужик. – Вам чего? Не положено здесь посторонним.

– Мы из МУРа, – Коля протянул удостоверение. – Хотели перехватить московский в Калинине, да теперь и до Клина не успеем – разбили машину.

– Ну и ждите, – сказал обходчик. – Утром пойдет на Москву рабочий поезд, довезет вас.

– Нам сейчас надо, – настаивал Коля. – Да вы поняли, откуда мы?

Обходчик смерил Колю подозрительным взглядом:

– Чего ж не понять? Надысь я кино в клубе глядел. Алевтина, помнишь? Про шпионов. Так там вроде вас: форма наша, бумажки – наши. А сами субчики – из одной иностранной державы.

– Поезд можете остановить? – Коле надоело терять время с упрямым и подозрительным обходчиком.

– Зачем? – прищурился Иван Кузьмич.

– Мы сядем в нужный нам вагон.

– А я сяду в тюрьму?

– Я ведь вам показал свое удостоверение. – Коля начал закипать.

– Давай карандаш – я тебе таких красных книжечек сколько хошь нарисую, – покривился Иван Кузьмич. – Эка невидаль.

Вдалеке послышался гудок паровоза. Коля в отчаянии осмотрелся и вдруг столкнулся с сочувственным взглядом женщины.

– Вон фонарь возьмите, – сказала она. – И бегом навстречу паровозу. И крутите, крутите фонарем-то! Машинист и остановится! – Жена обходчика торопливо сняла с полки красный фонарь и подала его Виктору.

Оперативники выбежали на полотно. Прожектор паровоза был уже совсем рядом. Виктор побежал ему навстречу, отчаянно размахивая фонарем.

– Ах ты, дура, дура, – услышал Коля голос Ивана Кузьмича. – Ты знаешь, что лично тебе будет за выдачу государственной тайны?

– Сплошная у человека труха в голове, – сердито сказал Миша. – А он в чем-то на тебя похож, слышишь, Олег? Такой же сверхбдительный.

– Да отстань ты! – в сердцах крикнул Олег.

Лязгнули тормоза, зашипел пар. Машинист высунулся из окошка и что-то кричал – неразборчиво, но очень зло.

– Давайте, ребята, на паровоз, – приказал Коля Воронцову и Рудакову. – Спокойно все объясните. Виктор! Мы – в вагон.

Поезд тронулся. Коля и Виктор по переходам добрались до восьмого вагона. В отличие от рабочего на шоссе и обходчика проводник все понял с полуслова.

– Вам нужен хромой пассажир? Сейчас… – Он подошел к купе, в котором ехал Магницкий. – Попутчиков нет, он один.

– Нам крупно повезло, – сказал Виктор. – Давайте, – кивнул он проводнику. Тот постучал в дверь.

– Да-да! – послышался скрипучий голос.

– Пассажиры новые, – виновато сказал проводник.

– Житья нет, – проскрипел старческий голос.

Дверь поползла в сторону, в коридор выглянул человек лет семидесяти с выразительным лицом много пожившего и много повидавшего пройдохи.

– Спать когда прикажете?

– А вот сейчас постелем и будем спать, – бодро сказал проводник и повернулся к Виктору и Коле: – Заходите, граждане. Вот ваши места.

Проводник ушел. Магницкий подозрительно посмотрел:

– Попутчики, значит?

– Попутчики, – кивнул Коля.

Сейчас начиналось самое трудное. С первых секунд нужно было взять верный тон, найти точные, не вызывающие никаких сомнений слова и сломить, подавить сопротивление опытного жулика, заставить его поступать в дальнейшем так, как это требовалось по плану операции. Если произойдет ошибка – она повлечет крайне нежелательные последствия.

«Конечно, все, что мы связываем с Магницким, – только предположения, – думал Коля. – Он может ехать в Москву совсем не по нашему делу и вообще без дела – ленинградцы могли и ошибиться. Но разговор следует начинать уверенно и начистоту. Такие обыкновенно ценят нашу откровенность».

Коля протянул Магницкому служебное удостоверение. Тот прочитал и с улыбкой возвратил:

– С этого нужно было начинать, гражданин начальник. Сами посудите: какие попутчики садятся в экспресс посреди поля? Я сразу все понял.

– Это делает вам честь, – серьезно сказал Коля. – С какой целью едете в Москву?

– У меня в Москве целый клан родственников, – улыбнулся Магницкий. – Дядя Станислав, тетя Ядвига, племянница Алечка. Разве закон запрещает их навестить?

– А вот этот поток слов уже не делает вам чести, – все так же серьезно продолжал Коля. – Вы освободились из лагеря год с небольшим. За это время вы уже успели скупить шестьдесят граммов золота и платину у Воробьева на фабрике и у Грушевского.

– У коллекционера, – уточнил Виктор. – Почему у вас такое каменное лицо?

– Вы хотите, чтобы я скакал от радости? – пожал плечами Магницкий. – Ну, хорошо. Все это так. И что же?

– Закон от седьмого августа тысяча девятьсот тридцать второго года вам известен? – спросил Коля.

– Что-то о хищениях? – равнодушно проговорил Магницкий, но где-то глубоко в его глазах на мгновение мелькнул страх, и Коля понял, что начало разговора получилось хорошее.

– Прошу понять меня правильно, – сказал Коля. – Я не угрожаю вам, я вам разъясняю: на основании этого закона вам грозит изрядный срок, Магницкий.

– Я вас понял. Что вы хотите от меня?

– Помочь вам, – сказал Виктор. – Помочь вам хотя бы на старости лет отойти от грязных дел и остаток жизни прожить честно и спокойно.

– Он верно говорит, – подтвердил Коля. – Если вы сдадите незаконно приобретенный металл – вы можете рассчитывать на серьезное снисхождение.

Магницкий достал старинный кожаный портсигар, неторопливо раскрыл, протянул Коле и Виктору: они отказались, и тогда Магницкий закурил сам.

– И это все? – он лукаво посмотрел на Колю и с видимым удовольствием затянулся. – Я сдам металл, и мы разойдемся? И для этого вы ночью прыгали в поезд?

– Приятно иметь дело с умным человеком, – улыбнулся Виктор.

– Безусловно, – Коля подвинул Магницкому пепельницу. – Как видите, мы на вас не наседаем. Мы рассчитываем на вашу сознательность.

Магницкий рассмеялся:

– Бог с вами. В конце концов и возраст у меня критический, и устал я, да и люди вы, скажу прямо, симпатичные. Клятв я никому не давал, да и известно мне с гулькин нос. Если сумеете воспользоваться – ваше счастье.

– Я сгораю от любопытства, – шутливо сказал Виктор.

– Дело в том, что я рискнул, – продолжал Магницкий. – Люди измельчали. Два грамма, сорок граммов. Это, знаете, юнец какой-нибудь, так сказать, начинающий Ротшильд может надеяться по крохам собрать состояние. Я же искал куш! И я его нашел! Вернее сказать, куш нашел меня. О, это объяснимо. С дореволюционных времен в обеих столицах знают Магницкого как делового человека, масштабного человека. Вероятно, поэтому я и получил вот эту записку. – Он протянул Коле свернутый трубочку лист бумаги. – Это было вчера. Я шел домой. Ко мне подошел человек, я его не знаю. Сунул записку и ушел. Приметы вас интересуют? Ей-богу, спросите что-нибудь полегче.

Коля развернул листок, прочитал вслух:

«Завтра перед обедом, Столешников, 5, ремонт часов. Хвылин…»

– Завтра – это значит уже сегодня, – вздохнул Магницкий.

– А почему вы уверены, что вас ждет куш? – спросил Виктор. – В записке об этом ни слова.

– Вы правы, – Магницкий хитро посмотрел на Виктора. – Но здесь-то и началось то, что меня и вдохновило и испугало одновременно! Уходя, этот посланный добавил на словах: «Просили передать, что речь идет об очень крупной партии ценностей. Вы должны подготовиться».

– И вы подготовились? – спросил Коля. – Достали деньги?

– За кого вы меня принимаете? – возмутился Магницкий. – Кто и когда возит с собой наличные? Слово Магницкого – вот его деньги! Я не Гобсек какой-нибудь. У меня миллиона нет. Я просто сбыл бы их товар по частям и получил комиссионные.

– Понятно. Вас могут встречать? Меня интересует ваше личное мнение.

– Впрямую, нет. Но прийти посмотреть, что к чему, – могут.

– Согласен, могут. – Коля сел рядом с Магницким. – Поэтому сделаем так: вы самостоятельно пойдете на привокзальную площадь, на стоянке вы увидите такси номер пятнадцать-тридцать один и сядете в него. Вас привезут куда надо. Прошу помнить: наши сотрудники все время будут рядом, так что ведите себя разумно.

– Бог с вами! – Магницкий всплеснул руками. – Делайте что хотите! Я кукла в ваших руках!

– Ну и чудно, – улыбнулся Коля. – Выйдем в коридор, – попросил он Виктора.

В коридоре Коля открыл окно. Ударила струя встречного воздуха, запахло паровозным дымом.

– Знаешь, что меня беспокоит? На той стороне – не дураки. Я бы на их месте взял Магницкого прямо с вокзала. К такому варианту мы не готовы.

– Почему? – Виктор пожал плечами. – Нас четверых и встречающих сотрудников будет вполне достаточно, если что. Оправдается твой прогноз – возьмем всех и будем разматывать от нуля. Не так надежно в смысле результата – согласен, но другого выхода все равно нет.

– Хорошо. Если Магницкого встретят – берем всех.

Но Магницкого никто не встретил. Старик спокойно сел в предназначенное ему такси и уже через двадцать минут был в МУРе. Шофер для верности попетлял по переулкам, но слежки не заметил.

Пришел дежурный, с улыбкой положил на стол белый мужской полуботинок:

– Дворник Хасанов принес. Вот его заявление и протокол.

– Материалы проверки Смирнова поступили?

– Да. Справки. Смирнов судился за взятку. Судимость снята за давностью. Обратили внимание, Николай Федорович, на ботинке какое-то пятно?

– Похоже на кровь. – Коля включил настольную лампу. – Направьте на экспертизу. Теперь вот что. Свяжитесь с УБХСС, попросите немедленно организовать «куклу». Восемьсот тысяч рублей.

– Есть! – Дежурный ушел.

Коля позвонил в ДПЗ и попросил доставить Магницкого. Потом позвонил домой.

– От Гены письмо. – У Маши был взволнованный голос. – Его переводят в область.

– Он доволен?

– Ничего не пишет, – вздохнула Маша. – Странное какое-то письмо. Сухое.

– Некогда ему, – успокоил Коля жену. – Сама знаешь – у нас не курорт, расписывать некогда. Женился бы он, что ли.

– В отпуск я непременно к нему поеду, – сказала Маша. – Только отпуск-то – через год. Весной. Скоро домой придешь? Ты ел?

– Ел, – соврал Коля. – Не волнуйся, я, может, сегодня домой не попаду. Совещание начинается в двадцать тридцать.

– Николай. Тренируй тембр голоса. Он тебя все время выдает. Звони, я буду волноваться.

– Ладно. – Коля положил трубку на рычаг и посмотрел на фотографию жены: она лежала на письменном столе под стеклом. «И как только Маша узнаёт? Ведь чепуха это – насчет тембра голоса. Нормальный был у меня голос». Коля приподнял стекло, поправил фотографию. «Любит она меня, вот и узнаёт», – подумал он с нежностью.

Привели Магницкого. Коля усадил его в кресло у стола и сел напротив.

– Иван Карлович, – мягко начал Коля. – Мы теперь с вами почти – сотрудники. Поэтому не нужно называть меня «гражданин начальник». Меня зовут Николай Федорович. Понятно, да?

– Вполне, гражданин… Николай Федорович.

– Курите, – Коля подвинул Магницкому его собственный кожаный портсигар. Магницкий чиркнул спичкой, неторопливо, со вкусом затянулся.

– Значит, так: я все продумал, я иду в Столешников, вы идете за мной. Я беру товар, остальное – ясно.

– Вы знаете, откуда у них этот товар? – поинтересовался Коля.

– Нашакалили по сумочкам, с людей поснимали, – пожал плечами Магницкий. – Это же бандиты – известное дело.

– И вы так спокойно об этом говорите?

– Э-э-э, гражданин… Николай Федорович. Я – деловой человек. В конце концов, те червонцы, которые вам выдают в вашей финчасти двадцатого числа, тоже вполне могли побывать в руках громил. Ну и что же? Вы их не возьмете? Ерунда! Деньги не пахнут!

– Все, что они собираются вам предложить, – они взяли в магазине Ювелирторга. Убили сторожа и постороннего гражданина. Так что есть разница, Иван Карлович.

Магницкий погасил папиросу.

– Хорошо. Что я должен делать?

– Скажете им так: «Сам я не располагаю достаточной суммой, но есть крупный человек, Николай Федорович Кондратьев, ручаюсь за него, как за себя. Он возьмет все и заплатит наличными».

– Может быть, изменим имя? – предложил Магницкий.

– А зачем? У них не будет времени проверять. А главное – вы не собьетесь. И я не собьюсь. Так как?

– Замётано. Можем двигаться, Николай Федорович?

– Можем, Иван Карлович, – улыбнулся Коля. – Еще минуту. А вы пока посидите в коридоре.

– Без конвоя? – удивился Магницкий.

– Мы же с вами порядочные люди, – сказал Коля с едва заметной усмешкой. – Я иду вслед за вами.

Магницкий вышел из кабинета. Коля снял трубку телефона, набрал номер:

– Кондратьев говорит. Как мой ботинок?

– Через пару часов все будет ясно, – ответил эксперт.

– Жаль, – Коля вздохнул. – Но у меня нет этой пары часов. Позвоните, если что, Кондакову. – Коля нажал рычаг и снова набрал номер. В трубке послышался голос Маши. Несколько секунд Коля вслушивался, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом осторожно положил трубку на рычаг. Открыл сейф, проверил «ТТ» и сунул его в боковой карман. Маленький браунинг – подарок Никифорова укрепил на резинке в рукаве. Поднял руки, проверяя, как поведет себя пистолет. Браунинг спрятался где-то у локтя. Коля резко опустил руку, и пистолет послушно лег в ладонь.

Вошел Виктор и молча положил на стол десять плотно заделанных в банковскую упаковку денежных пачек.

– Сверху – сторублевки, а под ними – бумага. Настоящая, с Гознака. Слушай. А если они раскроют хотя бы одну пачку?

– Не раскроют. – Коля подмигнул. – Все будет ком иль фо. Ты мне вот что скажи. Вещи практически можно вынести за один час шестнадцать минут и четыре секунды. Их вынесли за тридцать пять минут. Вывод?

– Кто-то из своих с вечера остался в магазине и все подготовил, – сказал Виктор. – Банда затратила время только на то, чтобы войти, инсценировать взлом сейфа и наружных замков и вынести упакованные чемоданы.

– Значит, кто-то из работников магазина – участник банды, – предположил Коля. – Выходит, он и убил сторожа. Тот его знал и подпустил. Потом этот тип взял ружье и пристрелил Агеева – испачкал белые ботинки в крови сторожа или Агеева и выбросил их.

– Смирнов? – не очень уверенно произнес Виктор. – Сам директор?

– Попробуем доказать, что Хасанов принес именно его ботинок, – сказал Коля. – Главное, чья кровь на этом ботинке. У меня был однажды похожий случай. Провели экспертизу, а кровь оказалась самого подозреваемого. Порезался.

– Ты веришь Магницкому? – вдруг спросил Виктор.

– Должен верить, скажем так, – спокойно ответил Коля. – Иначе зачем идти? На верную гибель?

– Риск все равно девяносто девять и девять, – сказал Виктор.

– У меня преимущество, – улыбнулся Коля. – Я готов к встрече со Смирновым, если это Смирнов. А он – не готов.

– А как ты объяснишь свое появление?

– Никак, – Коля снова улыбнулся. – Предложу добровольно сдаться и вернуть вещи.

– А он в тебя из маузера. Риск почти сто.

– Маше не проболтайся, – сказал Коля сурово. – И не читай, пожалуйста, отходную. Будь начеку – в случае чего выручишь.

…Коля и Магницкий подошли к мастерской Хвылина ровно без одной минуты два. На потертой двери с треснувшим стеклом была пришпилена кнопками рукописная вывеска: «Срочный ремонт часов всех систем». Вошли. Магницкий увидел за стойкой красивую девушку лет двадцати и расплылся в улыбке.

– Откуда в этом, так сказать, захолустье такой ангел?

– Что у вас? – хмуро спросила девушка. – Я уже закрываю.

– Нам нужен Хвылин, – вмешался Коля.

– Нам? – удивилась девушка. – Вы что-то путаете, гражданин, извините, я ухожу…

– Ну, мне, мне, – влез в разговор Магницкий. – Я не мог предупредить – этот человек со мной. Я Магницкий, из Питера.

– Дайте записку, – сказала она, подозрительно взглядывая в лицо Коли.

«Боже мой, – думал Коля почти с отчаянием. – Как же это несправедливо получается: такая девчонка славная – и матерая хищница. Вот тебе и Ломброзо!» – Коля даже улыбнулся.

Девушка прочитала записку и хотела ее сжечь, но в тот момент, когда она подняла листок к вспыхнувшей спичке, Коля выхватил записку и спрятал в карман.

– У вас, может, инфаркт через десять секунд будет, – сказал он зло и безжалостно. – А кто же примет нас и кто нам поверит без этой бумажки?

Девушка вздрогнула, словно от удара, и Колю вдруг резанула острая жалость. «Не надо бы ей этого говорить, – подумал он. – А с другой стороны, – как иначе сохранить записку-улику? А-а. Сама, в конце концов, виновата».

Они вышли на улицу. На другой стороне Коля сразу же заметил нескольких оперативников из группы прикрытия. «Не очень-то незаметны, – с неудовольствием подумал он. – Не отработано у нас это дело».

Двинулись в сторону Петровских линий.

– Как вас зовут? – спросил Коля. – Или секрет?

– Нет, не секрет. Меня зовут Ниной, – невесело усмехнулась девушка. – А вы, судя по возрасту, битый-перебитый? Сидели? Или как это… чалились?

Коля перехватил насмешливый взгляд Магницкого и покраснел:

– Плохо вас папа учил. Сами за себя слов не говорим. За нас, кто надо, скажет. Студентка небось?

– Я помогаю отцу. Работаю с ним.

– В смысле – тружусь или в смысле дела делаю? – улыбнулся Коля. Хотелось понять девчонку до конца, и Коля решил, что такие вот, лобовые, грубые вопросы сейчас как нельзя более к месту.

– Во всех смыслах, – ответила она жестко. – Страшно мне чего-то. Боюсь я вас.

– Зря, – добродушно сказал Коля. Он оглянулся: по другой стороне улицы шагал Воронцов, за ним – Виктор. Невольно Коля заразился тревогой девушки – впереди была неизвестность, да и Магницкий, как заметил Коля, давно уже праздновал труса. – Ну-ка, милый, улыбнись, – Коля взял старика под руку. – Ты чего скис, родной?

– Имейте в виду, – обернулась Нина, – с папочкой шутки плохи. Чуть что – и в заоблачный плес.

– Хороший стих, я читал, – подхватил Магницкий. – «Не надо, не надо, не надо, друзья…» – с чувством продекламировал он. – Как нельзя кстати эти слова, не правда ли, Николай Федорович? Вы, я думаю, особенно должны любить поэта Светлова. В конце концов это же ваш, так сказать, пролетарский поэт.