Текст книги "Рожденная революцией"

Автор книги: Гелий Рябов

Соавторы: Алексей Нагорный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

– Ах, ты, – не целясь, Олег надавил на спусковой крючок. Диверсант выронил автомат и с криком полетел в люк. Коля, Воронцов и остальные сотрудники окружили Олега.

– Это… вам… не радист… – У Олега прыгали губы. – Это похуже, товарищ полковник.

Коля подбежал к люку. Оттуда ударила автоматная очередь.

– Я сейчас, – Олег поднял пистолет. – Я сейчас.

– Оставь, – Коля отвел дуло пистолета. – Так ничего не сделаешь.

– Гранатой их! – крикнул старшина.

– Там кабель, – отрезал Коля. – Если они уже уложили взрывчатку… Сами понимаете…

– Наверняка уложили, – сказал Олег.

– Их надо выманить хитростью, – предложил Коля. – Раз немцы забросили такую группу – они ее не наобум забросили. Прицел у них был. Может, по этому кабелю связь Ставки с фронтами идет, мы не знаем.

– А они знают, – усмехнулся Олег.

– На то и разведка, – строго посмотрел на него Коля. – Выходит, где-то наши прошляпили, раз сведения об этом люке попали к врагу. А может, их человек у нас работает. Потом разберемся. Главное, у них ничего не вышло, – Коля подошел к самому краю люка, крикнул: – Выходите по одному! Через тридцать секунд мы забросаем вас гранатами!

– Момент! – послышалось снизу. Над краем шахты появились руки. Потом с грохотом упали два автомата. Еще через мгновение вылезли двое и встали около люка, подняв руки.

– Немцы? – спросил Коля.

Задержанные переглянулись и ничего не ответили.

– Доставьте их на Лубянку. Воронцов, осмотрите шахту!

Один из задержанных посмотрел на часы и покачал головой:

– Нет, – он тщательно выговаривал каждую букву. – Через минуту – взрыв. Не успеть.

– Ждите, – Коля свесил ноги в люк и начал спускаться. – Всем отойти!

Внизу было темно, под ногами хлюпала вода, откуда-то тянуло гарью. Коля посветил фонариком: на бетонной стене аккуратными полосами был уложен свинцовый кабель. В углу поблескивала стальная крышка распределительного щита. А в пространстве между трубками кабеля, на распределительной коробке и на кабельных входах и выходах аккуратно были уложены толовые шашки. Коля начал их разбирать. Вытер разом взмокший лоб, крикнул:

– Рудаков! Опустите задержанных ко мне!

В отверстии показались чьи-то ноги, послышался голос Олега:

– Лезь, свинья. Лезь, тебе говорят!

– Ротенбрикет![2]2
  Красный брикет!


[Закрыть] – завопил немец. – Шнеллер!

Коля посветил фонариком. Вот она, смерть. Крупнее остальных, с красной этикеткой. Осторожно вынул ее из штабеля, начал подниматься. Высунулся из люка, крикнул:

– Ложись! – И, сколько было сил, бросил шашку в сторону, стараясь, чтобы она упала посредине мостовой. Шашка с оглушительным грохотом взорвалась в воздухе. Коля с трудом вылез из люка и сел на краю, свесив ноги вниз. Отряхиваясь, поднимались сотрудники. Олег пинком поднял обоих немцев, дулом автомата толкнул к стенке дома:

– Бегом, сволочи! – и, встретив безразличный Колин взгляд, добавил: – Другого приказа не будет?

– Не будет.

Загрохотала короткая очередь.

– Уберите их в подворотню, отметьте место, – приказал Коля. – Нужно, чтобы их нашла машина.

– Я позвоню, вызову, – предложил Воронцов.

– Давай.

Рассвело. Медленно ползли вниз аэростаты, верхние этажи домов стали розовыми. Миша свернул в ближайший двор. В одном из окон первого этажа горел свет. Воронцов подошел, заглянул внутрь. Это было какое-то учреждение. За столом, уронив голову на сцепленные руки, спала женщина.

– Можно позвонить? – Миша постучал в окно. Женщина подняла голову, испуганно всмотрелась, но, различив форму милиции, успокоенно улыбнулась и открыла дверь.

– Звоните, товарищ начальник.

Миша начал набирать номер.

– Дежурите? – спросил он.

– Караулю, – женщина усмехнулась: – Домовые книги, отчетность.

– А-а-а, – протянул Миша. – Алло, это штаб? Воронцов я… Машину на Трубную, дом пять. Поторопитесь. – Он повесил трубку и весело закончил: – Спасибо вам, я пошел. Не страшно одной?

– Страшно. Да ведь я не лучше других. Как все. Что на фронте, не знаете?

– Москвы им не видать! – улыбнулся Миша.

– Да я разве сомневаюсь? – удивилась женщина. – Сводка какая?

– Не слыхал еще, – Миша вышел во двор и остановился у порога, ошеломленный и растроганный тихим осенним утром. Посреди двора росли два клена. Они уже сбросили свой наряд, и только где-то наверху еще подрагивали ярко-желтые, словно солнечные зайчики, листья. Тянуло свежестью, далеко вверху синел квадратик неба – день обещал быть теплым и ясным.

Сухо треснул выстрел. Миша повернулся, посмотрел удивленно и рухнул на асфальт – лицом вниз. К нему подошли двое в телогрейках. Высокий – с заячьей губой. Он молча обшарил карманы, перевернул Мишу, достал его удостоверение, прочитал по складам:

– Воронцов Михаил…

Затем он аккуратно положил раскрытую красную книжечку Мише на грудь, спросил:

– Дуру взял?

Второй молча показал Мишин «ТТ» и спрятал его в карман. Хлопнула дверь, выскочила женщина, молча уставилась на бандитов. Маленький посмотрел на своего напарника и начал вытаскивать пистолет. Высокий придержал его за руку.

– Люди жизнь свою кладут на фронте, а вы что же делаете, звери, – тихо сказала женщина.

– Иди отсюда, – хмуро бросил высокий. Оба скрылись в подворотне.

Женщина склонилась над Мишей, расстегнула ворот гимнастерки, приложила ухо к груди. Через минуту она встала и горестно покачала головой. Из кармана убитого торчал уголок конверта. Женщина подумала секунду, вынула конверт, подобрала удостоверение и шагнула к воротам. Навстречу ей бежали работники милиции.

– Значит, их было двое, – повторил Коля и покосился на грузовик ЗИС-5, в который укладывали Мишу. – Как они выглядели?

– Высокий – с раздвоенной губой. Вот удостоверение вашего товарища и письмо. Оно было у него в кармане.

Коля прочитал адрес.

– Что-нибудь знаете об этом? – спросил он у Олега.

Тот молча покачал головой.

– Вы же были друзьями? – удивился Коля. – Разве не знали, что у него есть девушка?

– Он… хотел рассказать… – с трудом выдавил Олег. – А я… Я над ним посмеялся, товарищ полковник.

– Это недалеко, – Коля протянул конверт Олегу. – Отнесите лично сами. Прямо сейчас.

– Есть!

Коля проводил взглядом грузовик, на котором увезли Мишу:

– Высокий, я думаю, это тот самый, который убил кассира в магазине.

Квартиру, указанную на конверте, Олег нашел сразу. Он долго звонил, а когда уже собирался уйти, двери открыл старый дед в халате и валенках, подозрительно посмотрел, спросил басом:

– Кого тебе, милиционер?

– Зою.

– А-а, – протянул он. – Зайди…

Они прошли по коридору. Дед пошарил на полке и вытащил ключ. Открыл одну из дверей:

– Зайди. Это ее комната.

– Удобно ли?

– Теперь – удобно. Садись.

Комната была маленькая, скромно обставленная, но чистая и очень уютная. На тумбочке около кровати Олег увидел фотографию Миши. Тот смотрел широко раскрытыми глазами и чему-то улыбался.

– А где сама Зоя? – спросил Олег, отводя взгляд от фотографии.

– Ты, значит, Михаил Воронцов? – Дед в упор посмотрел на Олега. – На карточку свою ты не очень похож, ну да бог с ней, с карточкой. Нынче лица у всех напрочь перевернуло. Я вон вчера собственного зятя на улице не узнал.

– Когда придет Зоя?

– А она не придет, милок, – просто сказал дед. – Третьего дня в Химках строили они ров для танков. Налетел «мессер». Одиннадцать женщин – как одну. – Дед положил высохшую, подрагивающую руку Олегу на плечо и закончил: – Война, сынок. Ты крепись.

Олег вышел из комнаты. На лестничной площадке он долго смотрел на почтовый ящик, где среди прочих фамилий была и фамилия Зои – из вырезанных газетных букв. Олег вынул конверт с письмом Миши и опустил в ящик.

Олег возвращался на Сретенку, в пионерский клуб. Он шел, и все время одна и та же мысль сверлила его мозг: как несправедлив был он к Воронцову – смеялся над ним. «Предчувствия его странные, – думал Олег. – Чепуха полная, а ведь все сбылось, как по нотам… Эх, Мишка, Мишка… И про Зою я не выслушал, смеяться начал. А он ее, наверное, очень любил, раз письмо посмертное оставил. На рояле играл, про живопись рассуждал. А в своем милицейском деле был совсем незаметный. Рядовой товарищ, талантами розыскника не блистал и вообще – странный был парень. Преступников надо давить, как гнид, это же факт! А он? Рассусоливал с ними, „индивидуальный подход“ искал».

Олег остановился, и вдруг простая и ясная мысль обожгла его: а может быть, именно Мишка Воронцов и жил, как надо? Полной жизнью жил, не замыкался в узком мирке розыскной работы, и светлую, чистую душу оттого и не растратил, не растерял. Не озлобился на людей и любил их всегда, даже споткнувшихся, сошедших с прямой дороги. «А я? – замедлил шаг Олег. – Я в каждом вижу потенциального уголовника, ко всем подозрителен, Шопена от Скрябина нипочем не отличу! Эх, Мишка, Мишка. Дружить бы нам с тобой по-настоящему, с открытой душой. Да только поздно. Одно не поздно: убийцу твоего найти. Найти эту гадину и раздавить. Безжалостно раздавить. Не отомстить, нет. Просто избавить мир от мерзости…»

– Товарищ! – услышал Олег и обернулся. Он стоял около входа во двор, где убили Воронцова.

Окликнула его женщина лет сорока. Глаза добрые, печальные. Что ей нужно? Ах, да. Это при ней его убили.

– Вы меня? – Олег с трудом оторвался от своих мыслей. – Чем могу помочь?

– Ваши товарищи ищут бандитов. А я только что разговаривала тут с одной. Она просила ее не называть. Она знает этого, с заячьей губой. И адрес мне дала.

– Идемте. – Олег взял женщину за руку. – Идемте скорее, пока он не ушел. Его нельзя упустить.

– Идемте. – Женщина испуганно посмотрела на Олега. – Только, может быть, ваших позвать? В помощь! А то мало ли что.

– Вы не бойтесь. Я вооружен. Я их сам возьму. Некогда наших искать. А на мой вид, – он провел ладонями по лицу, – вы, пожалуйста, не обращайте внимания. Миша Воронцов – мой лучший друг был.

– Тогда понятно, – с сочувствием сказала женщина. – Это недалеко. Я покажу.

– Нужно, чтобы вы вместе со мной туда пошли. В качестве понятой. Не испугаетесь?

– Нет. Они ведь и меня убить хотели. Да раздумали почему-то.

…Дверь открыл мужчина на костылях. Левой ноги у него не было. Брючина была завернута до колена и скреплена английской булавкой.

– Кто такие? – угрюмо спросил он.

– Парень лет двадцати двух, верхняя губа раздвоена, – сказал Олег. – Он у вас? Он нам нужен.

– Васька, что ли? Да зачем он вам? У него вроде бы все дела с милицией кончились. Он освободился перед самой войной.

– Где он?

– Спит. Да вы проходите, товарищи. Что он натворил? Вот они, документы: Бочкарев я, и Ваське Кочеткову дядя. Матери его брат. В ночной смене мать его. Сестра моя, значит. А я – под Калинином, – он пристукнул костылем. – Сержант я был в артиллерии. А теперь вот – тунеядец. Да что же он натворил?

Вошли в комнату. Олег подошел к спящему:

– Он?

– Он. – Женщина едва сдерживала нервную дрожь.

– Вставайте, – Олег толкнул Кочеткова.

Тот потянулся, спросил спросонок:

– Достал, что ли?

– Этот его дружок, Борей звать, он за водкой ушел, – шепотом объяснил Бочкарев. – Вставай, Васька! Говори, чего натворил?

Кочетков прыгнул с кровати, рванулся к пиджаку, который висел на спинке стула. Олег перехватил его руку, вывернул ее и швырнул бандита на пол. Тот застонал от боли.

– Вот, – Олег достал из бокового кармана кочетковского пиджака пистолет «ТТ». – Мишкин… Я и номер помню, вместе получали.

– Откуда у тебя это? – тихо спросил Бочкарев.

– Кто честный – на фронте умирает, – сказала женщина. – А ты, негодяй, людей убиваешь?

– Пожалел я тебя, – процедил Кочетков. – Вперед умнее буду.

– Неужто… убил? – Бочкарев бессильно опустился на стул. – Как же мать теперь жить станет? Отец-то на фронте. Ему что напишут, сучонок ты подлый.

Послышался звонок. Олег кивнул Бочкареву:

– Откройте. И ни слова, поняли?

– Я не предатель, – Бочкарев заковылял в коридор. Щелкнул замок.

– Выпьем, дядя Егор? – послышался веселый голос. – Я, понимаешь, четыре магазина обежал, пока в одном нашел… А витриночку пришлось кокнуть.

– Выпьем, – отозвался Бочкарев. – Ты проходи, Боря, чего в коридоре стоять.

На пороге появился низкорослый парень в куцем пальтишке и зимней шапке с ушами вразлет. Из-за этого он казался совсем мальчишкой. Увидев Олега, он бросился назад, в коридор, но Бочкарев ударил его костылем и отшвырнул обратно в комнату.

– Он, – сказала женщина. – Они были вдвоем.

– Дяденьки милые, дяденьки хорошие! – вдруг завопил Борька и на коленях пополз к Олегу. – Малолетка я! Маленький еще! Не убивал я мильтона вашего! Это он все! Кочетков! А я ни при чем! Вот вам истинный крест. – Он сорвал с шеи гайтан с крестом и протянул его Олегу.

– Блатной? – с ненавистью спросил Олег. – Сержант, обыщите его!

– Я сам, сам! – заорал Боря и начал выворачивать карманы. Кроме спичек, папирос и разного хлама, в них ничего не было.

– За подкладкой проверить надо. Прощупайте.

– На, гад, подавись, – с ненавистью сказал Боря Олегу и, словно фокусник, извлек откуда-то из глубины пиджака паспорт. – Знаю я тебя, кум проклятый, все равно найдешь!

Олег открыл паспорт:

– Тебе, малолетка, давно уже девятнадцать. Спился небось, оттого и не растешь?

– Не твое дело, пират, – огрызнулся бандит. – Только не докажешь. Мало ли чего эта баба с испугу наговорит? Обозналась она. А мы с Васькой пистолет этот на улице нашли и мента вашего в глаза не видели.

– Ты бы хоть перед смертью не врал, – с тоской сказал Бочкарев.

– Свяжите им руки, сержант, – приказал Олег.

– Есть! – Бочкарев огляделся. Наткнувшись взглядом на веревки, с помощью которых передвигались шторы на окнах, он попросил, обращаясь к женщине:

– Не сочтите за труд, срежьте их.

Свидетельница подошла к окну.

– Возьмите.

Бочкарев завел Кочеткову руки назад и крепко перевязал. То же самое он проделал и со вторым бандитом.

– Идите, – сказал Олег. – По одному. Бежать не советую, – положу сразу.

Вышли во двор. Олег обвел его взглядом.

В глубине двора стояли ящики с мусором.

– Становитесь туда.

Бандиты, не сопротивляясь, подошли к стене.

– Свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами установлено, что вы оба убили кассира в продовольственном магазине, разграбили его, а потом, скрываясь от правосудия, убили сотрудника милиции Воронцова Михаила. – Олег перевел дыхание. Вокруг стояли Бочкарев, свидетельница и невесть откуда появившиеся жильцы дома. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Олег повысил голос: – Москва находится на осадном положении. Согласно постановления Государственного Комитета Обороны, для пособников врага нет ни следствия, ни суда! – Олег вынул из кобуры пистолет и передернул затвор. Оглянулся. Десятки глаз с напряженным ожиданием смотрели на него. Все молчали – слышно было дыхание. Олег подошел вплотную к задержанным, повернул их лицом к стене и выстрелил четыре раза подряд.

Пряча пистолет в кобуру, он сказал:

– Трупы не трогать. Сейчас придет машина и заберет их отсюда.

Толпа начала расходиться. Один только Бочкарев все стоял и стоял посредине двора. Олег на выходе снова оглянулся, а Бочкарев так и не сдвинулся с места.

Когда возвращались в управление, на Петровке путь отряду преградила техника: сплошной лавиной шли танки и артиллерия. Шагали солдаты – краснолицые здоровяки в хорошо подогнанных шинелях, с новенькими автоматами через плечо.

– Сибиряки, – с уважением сказал кто-то. – Теперь будет порядок.

Заканчивалась первая ночь осадного положения, самая трудная ночь Москвы. Впереди было еще много таких ночей – тревожных, полных опасности, но эта, первая, стала решающей, потому что именно в эту ночь начался тот перелом в тылу и на фронте, который определил судьбу города.

«Москва не падет, – мысленно повторял Коля. – Москва не падет. Никогда!»

Он вошел в дежурную часть. Дежурный встал и начал докладывать, но Коля прервал его:

– Спасибо, лейтенант. Я все знаю. Видел только что на улице. Теперь все в порядке.

Дежурный протянул конверт.

– Письмо, товарищ полковник. Вам.

Письмо было от Виктора. Обычные фронтовые новости и приветы, просьба зайти к Нине, успокоить ее. А в самом конце Виктор писал: «Я не хотел тебе сообщать, но думаю, что умолчать было бы с моей стороны подлостью. Все может быть, батя, но ты верь в лучшее. От раненого партизана – связного, который перешел линию фронта с донесением, я слышал, что у них в отряде есть какая-то женщина, которую зовут Марией Ивановной и муж которой служит в милиции. Верь, батя, прошу тебя! Мать жива, я это знаю, я это чувствую!»

Глава девятая
Оборотни

Окончилась война, вернулись домой солдаты. Сколько было потерь, но какая уверенность была, какой энтузиазм. Мы всё начинали почти что заново. Но мы были счастливы, весь народ! А из гнилых закоулков снова вылезла недобитая нечисть и снова попыталась взять нас за горло.

Все знают, сколько надежд принесла Победа. Но людям свойственно забывать о тяжестях. И теперь мало кто вспоминает, сколько трудностей и горя обрушилось на многих из нас после войны…

Из записок генерала Кондратьева

Маша вернулась домой осенью сорок пятого. Был хмурый, дождливый день, в Александровском саду ветер срывал с деревьев последние листья. Раздался звонок.

– Коля, – сказала она из-за дверей. – Это я…

И тогда он рванул дверь и, закрыв глаза, прижал ее к себе и молча гладил ее волосы и, не стыдясь, плакал.

– Коля… Коля… – повторяла она. – Не нужно, милый. Вот я, здесь. Живая, здоровая. – Она замолчала и добавила, предваряя его вопрос: – А Гена погиб. В тот день, когда немцы вошли в город, ему поручили задержать троих, особо опасных. Я расскажу все подробности. Только потом. Позже.

Коля долго молчал. Вспомнился самый последний день. Генка сидел на чемодане посреди комнаты и улыбался. Коля хотел съездить к нему, да так и не выбрался, не получилось.

– Знаешь, у Виктора и Нины – сын. – Коля отвернулся. – Четыре года ему, Генкой назвали. Из Ленинграда мне Сергеев звонил. Он снова в обкоме. А Коломиец… Ты его помнишь?

– Ну как тебе не стыдно, – укоризненно сказала Маша. – Что он? Где? Наверное, уже заместитель наркома?

– Он погиб… – Коля покачал головой. – В сорок втором летел из Москвы над Ладогой, самолет сбили. И Бушмакин… умер в блокаду. Такие дела… А с Виктором мы опять работаем вместе. Он полковник, начальник отдела. А ты? – Коля распахнул Машину шинель. – Показывай свои погоны, похвастай.

– Перестань, – она сняла шинель. На гимнастерке поблескивали погоны майора. – Увы… – Маша улыбнулась. – Тебя не догнала, да и эти пора снимать. Военный переводчик майор Кондратьева ушла в запас. – Маша окинула взглядом Колин штатский костюм.

– Раз уж разговор о чинах – с чем тебя поздравлять?

– Месяц назад получил комиссара.

– Коля! – ахнула она. – Поздравляю, милый. Но в первую голову – себя! Как я рада!

– Почему себя?

– Боже мой, – Маша всплеснула руками. – Ну что такое майор? Тем более – запаса! Благодаря тебе теперь я – «генеральша».

– Ты не меняешься. Молодец ты у меня, Маша. Все-таки есть судьба, что свела нас. Спасибо тебе.

– И тебе, – улыбнулась Маша.

…Вечером пришли Виктор и Нина, привезли Генку. Он бегал по комнатам в Колиной комиссарской фуражке и каждую минуту приставал к отцу:

– Дай пистолет.

– Да зачем тебе? – не выдержала Маша. – Из него можно убить, ты это понимаешь, ребенок?

– Понимаю, – солидно отвечал Генка. – Приучаться надо. В милицию пойду.

– В милицию, – повторила Маша и покачала головой. – Вот дед обещал когда-то, что к твоему совершеннолетию, Генка, не будет ни милиции, ни преступников.

– Будут, – уверенно заявил Генка. – Глупости дед говорит!

– Это он наш разговор подслушал, – покраснела Нина. – Мы тоже с Витей об этом спорили. Господи… – Она вздохнула. – Что же делается опять. По рынку иду – жулики. Карманники, мошенники, аферисты всякие. Откуда их только нанесло. В карты режутся, спекулируют. Победа пришла, совесть у них должна проснуться. Похоже, Генка-то прав.

– Не то чтобы прав, – сказал серьезно Коля, – а просто время опять тяжелое. Разруха в освобожденных областях. Голод, холод. И возможности для нетрудового заработка. Всякая накипь из щелей снова вылезла. Ладно, справимся. – Он взял внука на руки, подбросил к потолку, весело крикнул: – Значит, в милицию Генка пойдет? Отлично! Будет целая династия Кондратьевых – Кондаковых! А что? В былые времена в иных семьях испокон веку были военные, моряки, дипломаты… А мы чем хуже? Правда, Генка?

– Правда, – согласился Генка.

Маша не могла сидеть дома без дела. Уже на следующий день она пришла в политотдел управления и попросила работу. Начальник обещал помочь, а пока предложил наладить дело в милицейском доме отдыха, который находился в сорока километрах от Москзы по Савеловской дороге. Маша тут же уехала.

А спустя час Коле позвонил Виктор и попросил разрешения зайти по срочному делу. Виктор пришел вместе с коренастым, похожим на борца майором железнодорожной милиции, который положил на стол Коли запечатанный пакет.

– Миронов, из ОББ[3]3
  Отдел борьбы с бандитизмом.


[Закрыть], – представился майор. – Тут вот какое дело… – Майор хитро улыбнулся. – Вы, товарищ комиссар, не подумайте, что мое начальство жаждет спихнуть вам сложное дело. Посмотрите материалы, – он подвинул к Коле пакет. – Сами убедитесь. У нас с апреля зарегистрировано несколько десятков серьезных ограблений в пригородных поездах. Отбирают деньги, ценности.

– Что-нибудь раскрыли?

– Нет, к сожалению, – виновато сказал майор. – Наши опергруппы систематически сопровождают поезда и ни разу не столкнулись с преступниками. Самое неприятное – есть несколько случаев со смертельным исходом. Ограбят, а потом выбросят из поезда. На ходу.

– Свидетели установлены, допрошены?

– Нет… – Майор развел руками. – Никто не заявлял. Вероятно, угроза расправы достаточно реальна, боятся.

– Утром подберут труп у полотна, – вмешался Виктор, – начинают разматывать дело, и – все в песок. Надо помочь, товарищ комиссар. Пусть они продолжают работать у себя на железных дорогах, а город мы обеспечим сами.

– У ваших людей большой опыт и связи в городе, – поддержал Виктора майор. – А банда наверняка городская.

– Почему вы так думаете? – спросил Коля.

– Мы вышли на городской адрес, – продолжал майор. – Источник, от которого получены сведения, проверил по нашему заданию этот адрес. У хозяина квартиры Панайотова много ценностей и среди них несколько колец с камнями. Они проходили по нашим материалам – их бандиты сняли с погибших. И еще: в этой квартире я был сам под видом монтера. У Панайотова отлично подобранная коллекция картин и гравюр. Я спросил: сами собрали? Говорит: от отца осталось. Я начал потом выяснять – врет. Его отец ничего не собирал. Очень ценные вещи там есть. Я в этом понимаю, я ведь на фронт со второго курса Суриковского училища попал.

– Может быть, сразу подключим следствие? – Коля посмотрел на Виктора.

– Вряд ли стоит, Николай Федорович. – Виктор взял пакет. – Позвольте? – Он вынул первый лист, прочитал: – «Сегодня в двадцать один ноль-ноль к Панайотову придет продавец», – Виктор посмотрел на Колю и добавил: – Тот самый, у которого куплены предыдущие вещи. Есть смысл встретиться, – Виктор улыбнулся. – Прошу подключить майора Рудакова, втроем мы вполне справимся.

– Добро, – кивнул Коля. – У меня только один вопрос: почему вы решили, что во всех случаях действует одна и та же банда?

– Почерк схожий, товарищ комиссар, – сказал Миронов. – В тех случаях, когда они убивали людей, они это делали всегда одинаково: сначала нож в спину, а потом – под откос.

Коля посмотрел на часы:

– Готовьтесь.

Когда офицеры направились к дверям, Коля окликнул:

– Задержитесь, полковник.

Прикрыв за Мироновым дверь, Коля взял Виктора под руку, подвел к окну.

– Маша уехала под Дмитров. Как по Савеловской? Не было таких случаев? Волнуюсь я что-то, Витя.

– Были, – помедлив, ответил Виктор. – Два. Батя, ты зря не паникуй. Я сейчас позвоню в железнодорожную милицию, попрошу.

– Не нужно, – перебил Коля. – Неудобно. Ступай.

Виктор ушел.

К Панайотову Виктор, Рудаков и Миронов поехали в половине девятого. Машину поставили за полквартала от дома, оставшийся путь прошли пешком. Все были в штатском.

– Вот он, – Рудаков в последний раз сверился с адресом. – Ничего домик.

Это был «доходный» дом дореволюционной постройки. Купцом-строителем он предназначался для богатых врачей-гинекологов, адвокатов и биржевых дельцов. Теперь в нем жили самые разные люди – и наследники тех рабочих, которые заселили эти роскошные квартиры в первые дни революции, и ответственные работники с семьями. В нише на уровне девятого этажа стоял рыцарь-тевтон с огромным двуручным мечом.

– Окна Панайотова выходят во двор, – сказал Миронов. – Квартира большая, хорошо обставлена. Досталась в наследство от отца. Тот был профессором медицины.

– Ясно, – Виктор огляделся. – Майор, – обратился он к Миронову, – мы войдем, произведем обыск. Понятых сами найдем. А вы погуляйте на лестнице. Посмотрите…

Виктор и Олег на лифте поднялись на пятый этаж, позвонили. Флажок звонка был сделан в виде языка льва, и Олег даже прицокнул от удивления:

– Надо же…

Из соседней квартиры пригласили понятых – двух аккуратных старичков. Они играли в шахматы и очень огорчились, когда Олег их позвал.

– А доску мы возьмем с собой, – упрямо сказал один. – Все равно вы будете ковыряться два часа, уж я знаю.

– Откуда знаете? – добродушно осведомился Виктор.

– А я, молодой человек, до двадцать четвертого года служил в ВЧК! – с гордостью сказал старик. – Уволен по ранению, имею юбилейный знак! Что касается Панайотова, то это сущий подонок! Расстрелять надо!

Дверь открыл сам Панайотов. Он был в мохнатом халате, в руке держал чашку с кофе.

– Чем могу? – любезно осведомился он.

– Милиция. Вот ордер на обыск.

– Хорошо, – помедлив, сказал Панайотов. – Проходите.

– Когда понадобимся – скажете, – старики разложили доску и приготовились играть.

– Не пойдет, – укоризненно покачал головой Олег. – Вы должны все время находиться рядом с нами, во все вникать. Понятно объясняю?

– В мое время все это не имело значения, – заявил первый старик.

– Идемте, – Олег не стал вступать в спор.

Стены комнат были увешаны картинами, гравюрами, в горках поблескивал нарядный фарфор. В углу переливался всеми цветами радуги наборный, с перламутром, рояль.

– Мы предлагаем вам добровольно выдать ценности, которые приобретены незаконным путем, – сказал Виктор.

– Все, что здесь есть, – наследство, которое досталось мне от отца, – спокойно ответил Панайотов.

Начался обыск. Панайотов сидел на диване и равнодушно смотрел, как на столе растет гора ювелирных украшений, золотых монет, коробочек с драгоценными камнями.

– Я же вам говорил! – торжествующе изрек первый старик. – Его нужно вывести во двор и шлепнуть!

– Не те времена, – ехидно заметил Панайотов.

– Раньше я бы с тобой не панькался, – искренне вздохнул старик. – Контра.

Панайотов забеспокоился, посмотрел на стенные часы, нервно поднес к уху свои, наручные.

– Без пяти девять, – заметил Виктор. – Ждете кого-нибудь?

– Представьте себе, нет! – резко сказал Панайотов.

И в ту же секунду в прихожей задребезжал звонок.

Панайотов вскочил с дивана.

– Сидеть! – тихо приказал Олег и подошел к дверям. Подумал мгновение, потом щелкнул замком и распахнул дверь. На пороге стоял офицер милиции – старший лейтенант. Он спокойно-удивленно посмотрел на Олега – у того было достаточно напряженное выражение лица, – сказал негромко:

– Добрый вечер. Панайотов дома?

– Прошу, – Олег отошел в сторону, пропуская старшего лейтенанта. Он был молод, лет двадцати пяти, высокого роста, с открытым, спокойным лицом. Старший лейтенант вошел в комнату, увидел Виктора и четко приложил руку к козырьку:

– Здравия желаю. Вы – Панайотов?

– Вот. – Виктор кивнул в сторону хозяина. Тот смотрел на вошедшего, словно кролик на змею. Между тем старший лейтенант сел за стол, раскрыл служебную сумку:

– Моя фамилия – Санько. Я новый участковый уполномоченный.

– Очень приятно, – ехидно улыбнулся первый старик. – Предыдущего товарища сняли в результате моих многочисленных указаний, и я предупреждаю вас, что если вы не найдете со мной и вообще с общественностью общего языка…

– У нас с вами один общий язык, – строго перебил Санько. – Язык закона. А к вам, Панайотов, я зашел по делу. «Опель-кадет» пятнадцать-шестьдесят один МА – ваш?

– Имею… такой, – подавленно сказал Панайотов.

– Это ваши гости? – улыбнулся Санько, обводя взглядом присутствующих. – Вы меня, товарищи, извините за вторжение, но ваш приятель Панайотов все время нарушает. В который раз оставляет автомобиль на тротуаре. Там же людям негде ходить!

– А иначе его грузовые помнут, – хмуро сказал Панайотов.

– Это уже ваша забота, – возразил Санько. – Штрафую вас на двадцать пять рублей. Это на первый случай, – он взял из рук Панайотова деньги, положил на стол пять надорванных квитанций. – До свидания, еще раз извините. – Санько откозырял и вышел в коридор.

– Минуточку, – Виктор догнал его у дверей. – Я полковник Кондаков, из МУРа, – Виктор раскрыл удостоверение. – Это мой сотрудник… Позвольте ваши документы, товарищ старший лейтенант.

Санько удивленно посмотрел на Олега, на Виктора и молча протянул красную книжечку.

– Так, – Виктор прочитал и вернул. – Вы работаете в сорок втором?

– Так точно.

– Так вот, мы находимся здесь в связи… со специальным заданием. Прошу понять и не обижаться, – Виктор подошел к телефону, набрал «02». – Сорок второе? Здравствуйте, товарищ Алексеев, – Виктор посмотрел на Санько.

– Сегодня дежурит Клочков, – пожал плечами Санько. – Алексеева у нас вообще нет.

– Извините, – улыбнулся Виктор. – Товарищ Клочков, говорит полковник Кондаков из МУРа. Где теперь участковый Санько? Он мне нужен. Так. На территории, значит? А у Панайотова он не будет случайно? Ломоносова, десять, квартира сорок пять. Заядлый нарушитель? Спасибо, вопросов больше нет, – Виктор повесил трубку. – Еще раз прошу извинить и не обижаться. Всего доброго, старший лейтенант.

Санько ушел. Олег посмотрел на часы:

– Десять уже. Будем ждать?

– Пусть Миронов побудет до двадцати четырех, – сказал Виктор, – а потом пришли ему смену. Думаю, что сегодня никто не придет.

Вышли на лестницу. Когда Олег увел арестованного, Виктор спросил у Миронова:

– Подвел ваш источник?

– Этого не может быть, – сказал Миронов. – Сведения им были получены совершенно случайно, поэтому в их точности я нисколько не сомневаюсь.

– Ладно, – кивнул Виктор. – Увидим. Ждите до полуночи, смену пришлем. – Он вышел на улицу. Стоял тихий осенний вечер. Улица была залита ярким светом фонарей, и Виктор даже зажмурился. Подойдя к машине, он сказал шоферу:

– Езжай в гараж, я пойду пешком.

Прохожих было мало. Виктор неторопливо шагал в сторону площади Маяковского. Около бензоколонки встретился постовой милиционер. Виктор остановился: