Текст книги "Рожденная революцией"

Автор книги: Гелий Рябов

Соавторы: Алексей Нагорный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Кто? – Миронов начал возбужденно вышагивать по кабинету. – Кто там стоял? Может, ключ ко всей операции именно здесь!

– Не совсем ключ, – Николай Федорович открыл сейф, вынул папку с делом. – Но в какой-то степени это важно. Вот сообщение Лабковского, которое я оформил рапортом. Он рассказал, что наблюдал за Бородаевым и Володиным именно с этого места: угол Новослободской и Лесной. – Николай Федорович внимательно посмотрел на сотрудников: – Вывод?

– Бородаев видел Лабковского, – пожал плечами Геннадий. – Ну и что?

– А как Бородаев вел себя потом? Как ни в чем не бывало! Еще вывод!

– Может быть, он хотел, чтобы Лабковский видел его действия? – неуверенно сказал Смирнов.

– Именно! – обрадовался Николай Федорович. – Хотел! И очень! А почему? А потому, что был уверен: Лабковский сообщит обо всем этом куда надо. Нам!

– Зачем же им это нужно? – удивленно спросил Смирнов.

– Ответить на этот вопрос – значит вплотную подойти к решению задачи. Ясно одно: Лабковского они раскусили и ведут какую-то игру. Как быть?

– Сделаем вид, что ни о чем не догадываемся, – сказал Миронов. – Они должны думать, что их хитрость удалась. Мы же попытаемся разгадать смысл этого хода. И кроме того, считая себя, как говорится, на коне, они скорее ошибутся. При успехе самоконтроль ослабевает.

– Решили, – согласился Николай Федорович. – Лабковский – отводной маневр. Они должны верить, что наша ставка на него – серьезна. Теперь прошу подумать о настоящей кандидатуре. Нам нужен в их группе свой человек, тот, на кого мы по-настоящему сможем рассчитывать.

* * *

Иванов встретился с Бородаевым и Пашутиным обычным способом – в машине.

– За мной шел хвост, – сообщил Пашутин. – «Волга» МОС – тринадцать двадцать один.

– А сейчас? – Иванов с тревогой посмотрел в зеркало заднего вида.

– Что вы, начальник, – усмехнулся Пашутин. – Разве я позволю. Чисто.

– Володин – так себе, – сказал Бородаев. – Слабак. Из нынешних хиповых мальчиков. Хотят, стервецы, сладко жить, вкусно есть и пить. А рук марать не желают. Лично я против него. Он может нас продать в самый ответственный момент.

– Ладно, – раздраженно сказал Иванов. – Руководит «Санько», а наше с вами дело исполнять приказы точно и в срок. Ты, Пашутин, в армии служил?

– Я на фронте был. Я ведь впервые сразу после войны сел по недоразумению. Иду по путям, а там какие-то фраера соль с платформы тянут. Ну, меня стрелки охраны цап! Я говорю: не виноват я! Они мне карманы вывернули, а у меня там пыль соляная. А я накануне пачку соли с толкучки принес. За ботинки выменял. Ну и дали мне на всю катушку.

– Что Лабковский? – спросил Иванов. – Контачит с Петровкой, тридцать восемь?

– Вроде нет, – ответил Бородаев. – На Петровку не ходил, но с каким-то дедом на Советской площади встретился, разговаривал. Деду сто лет в обед, он не оттуда, это факт. А возле Бутырки Лабковский меня видел, я все сделал, как вы велели.

– Значит, еще донесет, коли пока не донес. – Теперь так: ты, Пашутин, свою биографию, которую мне сейчас рассказал, запомни. Повторишь ее в милиции. Понял?

– Понял. Только страшно мне.

– Ничего страшного. – Иванов снова посмотрел в зеркало – сзади было чисто. – Теперь особенно модно участие народа в охране общественного порядка. Они рады будут. Работай всамделишно, не дай бог – лопухнешься на чем-нибудь. Понял? При первой же возможности начинай!

На заводе Миронов представился сотрудником министерства. Накануне дирекцию по просьбе Николая Федоровича известили о прибытии сотрудника министерства. В особой кладовой дежурила Зина.

– Я бы хотел осмотреть сейф, – сказал Миронов.

– Пожалуйста, – кивнул заместитель директора. – Зина, впустите нас.

Прошли за решетчатую перегородку. Миронов увидел сейф – стальную дверь в стене с кодовым замком и поворотным рычагом.

– Откройте, – попросил Миронов.

– Вам придется выйти, – сказала Зина.

«Красивая девушка… – отметил про себя Миронов. – Тот самый случай, когда не говорят „на вкус, на цвет“. Такие нравятся всем. Лицо открытое и очень милое. Глаза большие, только взгляд слишком пристальный. Цену себе знает. Ишь ты: „вам придется выйти“. Своих парней наверняка держит в струне…»

– Почему? – наивно спросил Миронов.

– А это вы должны знать лучше меня, – без улыбки заметила Зина. – Шифр. Его знаю только я и специальный человек из министерства.

– Да, да. Извините. Мы отвернемся.

– Выйдите.

– Ну, хорошо. – Миронов посмотрел на заместителя директора. Тот развел руками.

Вышли. Двое рабочих везли на тележке по коридору алюминиевый контейнер. Миронов проводил его взглядом.

– Что это?

– Готовые приборы, – объяснил заместитель. – Везут в ОТК. Два раза за смену.

– Понятно, – Миронов посмотрел на часы. Было ровно два.

– Можно! – крикнула Зина.

Когда вернулись в кладовую, сейф был открыт. Миронов увидел плотные, тщательно опечатанные пачки.

– Золото?

– Пятьдесят килограммов, – сказал заместитель. – Через три дня пустим в работу. Зина будет выдавать по мере надобности.

– Не опасно держать в сейфе столько золота сразу? Может быть, целесообразнее доставлять его небольшими партиями?

– Ерунда, – махнул рукой заместитель. – Коллектив у нас проверенный, всех знаем наперечет. А сейф этот вскрыть нельзя – шифр имеет шестьдесят миллионов комбинаций, угадать невозможно. Замок магнитный, новейшей системы. И, самое главное, Зина сюда вообще никого не пускает, кроме меня, начальника цеха и экспедитора.

– Кто он?

– Виктор Володин. Он не вызывает у нас сомнений.

– А у вас? – вдруг спросил Миронов и посмотрел на Зину. – Вы тоже с ним работаете. Может быть, дружите. Как ваше мнение о нем?

– Обыкновенный парень, – она пожала плечами. – Нормальный.

– А его знакомые, круг интересов? – допытывался Миронов. – Вы, вероятно, в одной комсомольской организации?

– Об этом вам лучше с Эльдаром Эсадзе поговорить, – сказала Зина. – Он наш секретарь, он вам все скажет.

«О ссоре ни слова. Ну это, допустим, понятно, – отметил про себя Миронов. – А о том, что дружит с ним, почему промолчала?»

– Спасибо, – Миронов и заместитель вышли в коридор.

– А где вы держите платину? – поинтересовался Миронов.

– У нас чистой платины нет. Полуфабрикат. Точнее, технический порошок. Чтобы его превратить в слиток или в лист, нужен целый завод.

– Тем не менее замки в хранилище надежные? – улыбнулся Миронов.

– Не магнитные, конечно, но вполне надежные. Кстати, познакомьтесь, пожалуйста.

К ним подошел красивый парень с щегольскими, аккуратно подстриженными усиками. На нем был модный костюм и тщательно выглаженный белый халат нараспашку.

– Эсадзе, – представился он. – Вы из министерства?

– Я знакомлюсь с системой охраны и выдачи драгметаллов. Сейчас у вас хранится очень крупная партия золота.

– Заказ СЭВ, – сказал Эсадзе. – Коллектив гордится оказанным доверием. Я уверен, что мы это доверие оправдаем.

«Заученно говорит, – подумал Миронов. – Фразы круглые, готовые, из газеты. Привык давать интервью, заметно оброс жирком».

– Конечно, – кивнул Миронов. – У вас в платиновой кладовой все в порядке?

– Все, – удивленно протянул Эсадзе. – А что?

– Ваше мнение об Ананьевой и Володине? Они, кажется, комсомольцы?

– Ананьева – грамотная, интеллектуальная девушка. – Эсадзе заметно покраснел. – Активная комсомолка. Будем ее выдвигать. – Он посмотрел на заместителя и продолжал уже жестче, с едва ощутимой неприязнью: – А Володин… Вы его джинсы видели?

– Нет.

– Экстра-класс, – насмешливо улыбнулся Эсадзе. – Сто рублей пара. Продают дамы в туалете, это, знаете, в подвале, Столешников, пять.

– Так… Но, вероятно, он сам не мог там купить?

– Вот и я говорю: какие связи надо иметь… – притворно вздохнул Эсадзе.

«Неприязнь к Володину так и прет, – отметил Миронов. – Почему? Влюблен в Зину? Или искренне презирает тех, кто якшается со спекулянтами? Подумаем… А все же факт сам по себе имеет определенное значение. Володин связан с ценностями. Если учитывать случай с джинсами, кристальной честностью не блещет. Это уже попахивает. А вот насчет нападения на Володина в момент перевозки золота – все оказалось чистым вымыслом. Никто не напал. Значит, будут действовать иначе. Как?»

…Миронов выехал из ворот завода и сразу же увидел Пашутина. Тот стоял на краю тротуара и умоляюще махал рукой.

– Что вам? – Миронов притормозил.

– Поговорить надо. – Пашутин опасливо оглянулся. – Быстрей решай, начальник, не могу я здесь маячить.

– Садись. – Через мгновение «Волга» влилась в поток автомобилей. – Что случилось?

– Я за вами по всему заводу ходил. Вы из нашего министерства, так я понял? По охране ценностей?

– Допустим, – помедлив, ответил Миронов. – Неплохо вы за мной ходили. Я не заметил.

– Опыт, – вздохнул Пашутин. – Война, то-сё, пятое-десятое… Не о том речь, товарищ начальник. Пашутин моя фамилия. Работаю в третьем цехе, на разных, как говорится, работах. Образования особого нет. – Он виновато улыбнулся. – А почему к вам? Боязно в милицию. Судимый я. Думаю, пойду, а они знаете какие? Судимому веры нет. Я, товарищ начальник, вам все изложу, а уж вы, если надобность будет, сами решите.

– Слушаю вас, – Миронов свернул на тихую улочку, поехал медленнее.

– Значит, так, – Пашутин вздохнул, словно собирался с силами. – Месяца два назад, я точно не вспомню, уж извините, шофер Бородаев сдружился с экспедитором Володиным. Ну, выпивали, само собой, шмотки он Володину кое-какие доставал, а попутно Володин и выболтал, что, мол, золотишко на завод другой раз по пять-шесть кило привозит, ну и вроде бы в шутку заявляет: в особой, мол, кладовой Зинка Ананьева командует, а я с ней – «шуры-муры», и поэтому чего я захочу, то она и сделает. В общем, дал понять: есть шанс.

– И что же Бородаев?

– О-о-о, – протянул Пашутин с уважением. – Этот – битый-перебитый. Сидел сколько раз – не сосчитать. Да, видать, умело скрыл, раз его на завод взяли. А может, и фамилию переменил, не знаю. Я вот ни от кого ничего не скрывал. Где надо, обо мне всё знают. В общем, взял Бородаев Володина за зебры. Как? Не знаю, а взял. Договорились они к этому золоту подобраться через Зинку. Ну и меня соблазнили.

– Чем?

– Шутите? – обиделся Пашутин. – Доллары или там фунты – в помойку летят. Одно золото в цене повышается.

– А сбыть кому?

– Он знает кому, намекал.

– Ладно, – Миронов притормозил, в упор посмотрел на Пашутина. – Почему вы решили об этом рассказать?

– Так перспективы нету, – вздохнул Пашутин. – Золото они могут и не взять. Зинка – орех крепкий. На фиг мне тогда их контора. А и возьмут – так в первую очередь мою голову милиции подставят, отдадут на расправу, а сами смоются. Я Бородаева понял.

– Запишите мой телефон, – сказал Миронов. – Если что, звоните. Понадобитесь – я вас найду. Всего доброго. Спасибо.

– Не на чем. Мой гражданский долг.

Николай Федорович прошелся по кабинету, сел к столу. С утра болела спина. Нина утверждала, что это самый настоящий радикулит. Николай Федорович незаметно потер поясницу, сказал, обращаясь к Миронову:

– Факт примечательный. Как ты считаешь, Пашутин на самом деле принимает тебя за работника министерства?

– Думаю, да. Во всяком случае, мне так показалось.

– Что он рассказал о «Санько»?

– Ничего. – Миронов удивленно посмотрел на Николая Федоровича. – В самом деле, а почему не рассказал? Странно…

– Судя по сообщению Лабковского, – вступил в разговор Геннадий, – Пашутин знает о «Санько». Если он искренне хочет помочь нам, непонятно, почему промолчал.

– Забыл? – Смирнов посмотрел на Николая Федоровича. – Товарищ генерал, я считаю, факт очень серьезный.

– Пытаются нам подставить своего человека, сбить со следа? – улыбнулся Николай Федорович. – Я и сам так подумал. Но здесь с кондачка решать нельзя. Допустим, Пашутин хочет искренне помочь. Оттолкнуть его в этом случае – значит совершить непростительную ошибку. Возможно, тот человек из их среды, о котором мы все, так сказать, мечтаем, сам плывет нам в руки.

– Именно сам плывет, – повторил Смирнов. – Это и вызывает сомнение.

– Я поработаю с ним, – сказал Миронов.

– Добро, – Николай Федорович встал, сморщился от боли в пояснице. – Сидите. Я буду ходить. – Он усмехнулся: – Старость – не радость. Нужно решить еще вот какой вопрос. Есть мнение, – он улыбнулся. – Фраза-то какая дурацкая. Безликая. Придумана, чтобы поменьше ответственности на горб нагружать. Так вот. Некоторые товарищи из министерства так считают: удвоить, утроить охрану завода, сдать вовремя заказ, а там можно и с преступниками повозиться. Как вы считаете, Миронов?

– Неверная позиция. Удобная, безопасная, но неверная. А если преступники исчезнут? На чем мы их сможем разоблачить потом? Всплывут в другом месте, сколько бед наделают. Операцию нужно довести до конца именно теперь.

– Я – за, – сказал Геннадий. – Главная надежда преступной группы – Зина и Володин, как я понял. Что нужно? Разобщить их с Бородаевым.

– Согласен, – сказал Миронов. – Если, конечно, все так, как рисует Пашутин. А если нет?

– Вот и я думаю. – Николай Федорович прижался спиной к дубовой панели, боль поутихла. – Как он тебе сказал? Перспективы нет?

– Именно так.

– Вообще нет перспективы или по этому делу?

– По этому делу. Я хорошо понял. Он говорил совершенно конкретно, вот эти самые слова: «Если, – говорит, – Зинка не поддастся, зачем мне рисковать зря? А если и выйдет что – меня первого продадут…»

– Меня жизнь чему научила? – сказал Николай Федорович задумчиво. – Если преступник приходит, что называется, с открытой душой, если он разочаровался в прелестях блатной жизни, решил с нею порвать и честно хочет оказать органам посильную помощь – это один разговор… Такому человеку, как правило, нужно верить. А Пашутин… Все же не тактический ли это ход, Миронов? Будь начеку… – Николай Федорович помолчал, потом закончил: – Принимаем план боевой, активный. Мы ведь с вами оперативные работники. Наше дело – действовать, а не у моря погоды ждать. Так я и доложу заместителю министра. Нас поддержат, я в этом уверен.

Ссора с Зиной окончательно выбила Витьку из колеи. Было обидно и горько. Он и раньше чувствовал, что не в силах противостоять ее чрезмерно самостоятельному характеру, а теперь и совсем скис. «Какая самоуверенная, – думал Витька. – Ну и хорошо, что мы разошлись. Правильно говорит Борода: баба – первый предатель…» – Витька вышел из автобуса. На краю тротуара, под деревом, стояла Зина.

– Здравствуй, – она виновато потупила глаза.

– А-а… – протянул Витька. – Ну и что же потребовалось видной производственнице нашего передового предприятия от жалкой, ничтожной личности?

– Не болтай, – Зина взяла его за руку. – Ты ведь и сам понимаешь: твой приятель Бородаев – просто скотина. Отойди от него, Витя. Мы ведь друзья?

Витька вырвал руку:

– Зайдем ко мне?

– Зачем? Поздно уже…

– Значит, не веришь другу Вите? – насмешливо прищурился Витька.

– С чего ты взял? – Она покраснела. – Просто есть правила приличия.

– Мать дома. Блинов напекла, ждет. Я ей с работы звонил. Пойдем?

– Пойдем, – Зина снова схватила Виктора за руку, потащила за собой.

– Тебе не девчонкой быть, – на бегу крикнул Витька. – Тебе по твоему характеру – ротой командовать. Устаю я от твоих командирских замашек.

Она остановилась, сжала губы:

– А я – от твоих! Ну, какой ты мужчина? Пререкаешься с дамой, мельчишь, говоришь, как капризная барышня! Я уйду!

– Ладно, – сдался Витька. – Я не буду. Дама.

…В комнате, над диваном, Зина увидела фотографию белой собаки.

– Ах, какая прелесть. Кто это?

– Пух, – сказал Витька. – Трагическая собака.

– Почему трагическая?

– Расскажу. Только не при матери. Переживает.

В комнату вошла мать, принесла дымящиеся блины, села напротив сына, внимательно и печально вглядываясь в его лицо. Витька начал было жевать, но тут же положил вилку:

– Мам… Я не могу, когда ты так смотришь. В горло не лезет.

– Ешьте, Зина. Я пойду, чай поставлю.

Зина тоже положила вилку.

– Витя, зачем ты вещи у спекулянтов покупаешь? Узнают – тебя выгонят. Ты же чистым, безупречным должен быть.

– Как ты, что ли? – отпарировал Витька.

– Ну, при чем здесь я? О тебе знаешь что говорят на заводе? Дурачок приблатненный!

– Придумала?

– Нет… – Зина покачала головой.

– А мне плевать! – Витька бешено уставился на Зину. – Кто это говорит? Тот, кто сначала статейки из газеты вслух читает, а потом тащит все, что плохо лежит? Демагоги и фарисеи – вот кто это говорит! Из зависти.

– Чему завидовать? – вздохнула Зина.

– Тому, как я выгляжу, а они – вахлаки вахлаками. Все на одно лицо, как дети из приюта! Я независимый человек, а они все в рот начальству смотрят. А я начальство терпеть, между прочим, не могу!

– Глупо это, Витя. По-детски. Бросаешься на всех. Так ничего не докажешь. И начальство не стоит под одну гребенку стричь. Начальники тоже разные бывают.

– А я и не стригу. – Витька снял со стены фотографию собаки. – Мать вызывают в ЖЭК, говорят: «Ваша собака лает». Мать отвечает: «Она же не умеет иначе, она – собака». А они ей: «Жильцам покоя нет. Жильцы нервные. У нас, мол, на первом месте – люди. А собак старые барыни держали до революции».

– Ну, идиоты это сказали. – Зина пыталась успокоить Витьку.

– Идиоты? – Витька вскочил. – У этих идиотов – права! Власть! Говорят, чтоб в двадцать четыре часа собаки не было. Отдали мы Пуха. Мать все время плачет, а фотографию снимать не велит…

– Эх, Витька-Витька, – Зина подошла к нему, придвинула стул. – Давай прямо сейчас поедем и привезем Пуха назад.

– Нету Пуха, – хмуро сказал Витька.

– Как это нету?

– Нету, и все, – обозлился Витька. – Неделю целую мы пытались его пристроить – никто не берет. В газете один знаменитый фельетонист статью против собак написал. Наш сосед после этого свою кошку с восьмого этажа сбросил. От них, говорит, одна зараза. Я Пуха в ветеринарку отвез…

Зина долго смотрела на Витьку и молчала. Вошла мать.

– Случилось что-нибудь? – тревожно спросила она.

– Зачем вы так? – Зина положила фотографию на стол. – Гадко… это.

– Не нужно, Зиночка, – остановила ее мать. – Осуждать всегда легко. А меня участковый предупредил: «Еще раз жильцы пожалуются, я вам на работу письмо напишу…» Что оставалось делать?

– Не знаю. Но я бы не отдала.

– А я знала, что будет, если мы не отдадим. – Мать горько улыбнулась. – Пришло бы письмо на работу. Разве хватило бы у меня нервов? А конец все равно один. Общественность есть общественность. Ее не переспоришь.

– Я пойду. – Зина остановилась на пороге. – Вы об уродстве каком-то говорите. Все у вас, как в кривом зеркале!

– Я ведь не обобщаю, – тихо сказала мать. – Просто нам не повезло, вот и все.

Зина вышла из подъезда Витькиного дома и нос к носу столкнулась с Эсадзе. Эльдар был одет подчеркнуто элегантно.

– Караулишь? – зло спросила Зина.

– Почему? – примирительно улыбнулся Эсадзе. – Просто жду.

– По-моему, я тебя не просила. – Зина с трудом взяла себя в руки.

– Зачем просить? – удивился он. – Я, как человек и как твой секретарь, кстати, – он поднял палец, – обязан заботиться о тебе.

– Спасибо, – Зина подняла глаза вверх: было темно, но все же ей показалось, что за Витькиным окном мелькнуло чье-то лицо. – А теперь – тебе направо, мне – налево.

– Подожди, – он удержал ее. – Зачем к нему ходишь? Его давно гнать пора – с работы, отовсюду! Фарцовщик он!

– Ты мне мораль читаешь как секретарь комсомольской организации или как отвергнутый… ухажер?

– Глупо. – Эсадзе побелел от обиды. – Я тебя предостеречь хочу как твой друг. Им милиция интересуется. Сегодня я на работу иду – встречается участковый. – Эсадзе улыбнулся. – Я во-он в том доме живу… Приходи в гости.

– И что он? Участковый?

Эсадзе оглянулся, увидел зеленый огонек такси:

– Алё, шеф! – крикнул он. Распахнул дверцу: – Садись, Зина. Ты ведь на другом конце города живешь. Позволь, я провожу тебя. По дороге все расскажу…

Зина заколебалась. Но желание узнать, что же именно сообщил Эсадзе участковый, пересилило.

– Хорошо. Только я сяду сзади, а ты рядом с шофером.

– Как скажешь, – помрачнел Эсадзе.

Такси уехало. Следом за ним двинулся «Москвич»-фургон…

Витька уже ложился спать, когда позвонил Бородаев.

– Витя, – сказал он и замолчал. В трубке слышалось только прерывистое дыхание. – Витя, – повторил он. – Я тебя предупреждал. Ты помолчи, ничего не говори. Час назад ухожу с завода – Эсадзе маячит… Отутюженный… Прыщ.

– Видел, – хмуро сказал Витька. – Зина с ним в такси уехала. От меня вышла и… Чего тебе? Я спать хочу.

– Нет, правда, – вздохнул Бородаев. – Обидно мне. За друга.

– Ну и будь здоров. – Витька хотел было повесить трубку, но отчаянный крик Бородаева остановил его.

– Витя! – завопил тот. – Я из автомата звоню! Я их в окошечко вижу. Сквозь стекло! Не чужой ты мне, и больно мне за твою поломанную жизнь! Садись в такси и пулей сюда! Он надругается, а мы молчать будем? Жми!

– Денег ни копья, – заколебался Витька. – Да и что мы ему сделаем? Руки коротки.

– Не скажи, Витя, – с тоской произнес Бородаев. – Не скажи. Я тебе друг или как?

Витька заглянул в комнату матери. Мать спала. Он лихорадочно оделся и выскочил на улицу…

…Бородаев ждал около будки телефона-автомата.

– Она тебя с потрохами продала, – Бородаев вздохнул: – Эх, Витька-Витька… Поживешь с мое – поймешь: баба есть баба. Она только на одно способна…

Витька шагнул вперед и замер. В глазах потемнело от ненависти и отчаяния. Зина сидела на скамейке рядом с Эсадзе и о чем-то разговаривала.

– Можно, конечно, поближе подойти, – сказал Бородаев. – Хочешь?

– Незачем, – Витька сжал кулаки. – И так ясно.

Эсадзе снял пиджак и набросил его на плечи Зины.

– Ишь, талант, – хмыкнул Бородаев.

– Что решим? – Бородаев тронул Витьку за плечо.

– Убью, – Витька побелел, шагнул вперед, но Бородаев удержал его за руку:

– Э-э, брат, так не пойдет. Ты ему в глаз, а он завтра дирекции пожалуется, тебя и выгонят. Да еще так, что никуда больше не поступишь!

– Плевать, – Витька рвался из рук Бородаева, хрипел: – Не прощу. Я ее… Она мне… Как же это, Бородаев…

Эсадзе и Зина встали, медленно двинулись к дому.

– Пошла, – с сожалением сказал Бородаев. – Да-а-а. Зачем ей ты? Ей с усиками надо. Темперамент опять же.

Витька присел, увернулся от рук Бородаева и бросился на него. Бородаев подставил ногу. Витька грохнулся, разбил нос.

– Эх, сынок, – как ни в чем не бывало продолжал Бородаев. – Людишки. Ты к ним с добром, они к тебе – с ядом. Ты вот сейчас лучшего друга убить хотел. А за что? За правду! Кому мстишь, Витя? Раскинь мозгами: он с ней сейчас любовь изучает, а ты где?

Витька снова бросился на Бородаева, но и на этот раз Бородаев увернулся.

– Вот что, парень, – сказал он хмуро. – Шутки в сторону, давай о деле…

– Давай, – машинально повторил Витька.

– Конечно, можно по-простому, по-деревенски. Скажем, он от нее сейчас выйдет, а мы его – раз! И под колеса! Ничего?

– Пусти за руль, – Витька закусил губу. – Я сам…

– Значит, можешь его убить? – с интересом спросил Бородаев.

– Да не лезь ты мне в нутро! – закричал Витька. – Можешь – не можешь. Не пойму я, что тебе-то надо? Темнишь, гад!

– Чего темнить? Помоги мне, а я помогу тебе, вот и вся темнота.

– Чем это ты мне поможешь? – усмехнулся Витька.

– Грязную работу за тебя сделаю. Кокну этого Эсадзе и весь сказ. Раз ты такой из себя Ромео – будет тебе Зинка. Куда ей деваться? А ты мне за это в одном деле поможешь. Ну, как?

Витька повернулся и молча пошел прочь. Бородаев посмотрел ему в спину и сплюнул:

– Кусок навоза ты, а не человек. Ну и пропадай, как падла. – Бородаев прыгнул на сиденье своего фургона, включил зажигание. Взревел мотор, автомобиль скрылся за поворотом улицы.

Витька долго стоял у подъезда Зины. Чего он ждал? На этот вопрос ответа не было. Просто стоял и ждал неизвестно чего. Стоял, потому что не было сил идти.

Из подъезда вышел Эсадзе, закурил. Огляделся, плотнее запахнул плащ и, насвистывая, зашагал по тротуару. Витька подумал мгновение и двинулся следом за ним. Приближалась полночь, фонари светили вполнакала, прохожих почти не было. Впереди, у столба, мелькнула ярко освещенная табличка стоянки такси и несколько зеленых огоньков. В ожидании пассажиров шоферы сгрудились у передней машины и коротали время в разговорах. До Витьки донеслись голоса, смех, Эсадзе ускорил шаг. Витька опустил руку в карман, нащупал рукоятку складного ножа. Это был подарок Зины, и Витька горько и обреченно подумал о том, что все складывается словно нарочно, по чьей-то злой воле. «Судьба у меня такая, вот что», – тихо сказал он и начал догонять Эсадзе. Тот шел, по-прежнему насвистывая, и ничего не слышал. На ходу раскрыв нож, Витька в несколько прыжков настиг соперника и ударил.

– А-а-а-а, – на одной нескончаемо высокой ноте закричал Эсадзе, и его крик эхом отлетел от черных домов и повторился где-то вдали, замирая…

Витька повернулся, побежал. Он слышал позади возбужденные голоса таксистов, трель свистка, вероятно, это звал на помощь милицию кто-то из них. Страх прибавил сил. Витька свернул в один переулок, потом во второй и остановился только тогда, когда увидел перед собой знакомый дом.

Он поднялся на третий этаж, позвонил. Дверь открылась. Бородаев, зевая, прикрыл ладонью рот:

– Поспать бы дал, милый. Что стряслось?

– Я… на все согласен, Борода. Убивать его… больше не надо. Я… сам… – Витька протянул Бородаеву нож. – Уже все.

Бородаев с интересом осмотрел лезвие и вернул нож Витьке.

– Ну сам, так сам… Входи.

Дело о нанесении Эльдару Эсадзе «менее тяжких» телесных повреждений не попало в МУР. Оно не попало туда потому, что Эсадзе, когда к нему в институт Склифасовского приехал дежурный следователь, показал, что на него напал неизвестный с целью ограбления и после удара ножом забрал из кармана 45 рублей. Следователь записал показания Эсадзе и весь материал направил в районное следственное управление, по месту совершения преступления.

Эсадзе совершил ошибку, граничащую с преступлением. Но, во-первых, он не видел того, кто ударил его ножом. Просто, очнувшись и узнав, что содержимое карманов цело, Эсадзе сопоставил некоторые факты последних дней и пришел к выводу, что ударил его не кто иной, как Витька Володин. И сделал это, конечно же, из-за Зины, из ревности. «Выследил нашу встречу, – соображал Эсадзе. – Дождался, пока я от нее уйду, и… Эх, дурак, дурак. Знал бы, о чем мы с ней говорили, знал бы, как она по нему, сволочи такой, сохнет, – разве ударил бы меня? А я-то… Нет, чтобы отвлечь ее от подонка. Нет, чтобы заставить обратить на себя внимание. Нюни распустил, разжалобился, даже этому… гнусу посочувствовал. А он меня отблагодарил». Если бы речь шла только о Володине, Эльдар не задумался бы ни на секунду. «Сажать таких надо без всякой пощады!» – скрежетал он зубами. Но арест Володина неминуемо повлек бы за собой не только допрос Зины, но и раскрыл бы ее отношения с Володиным, опозорил бы ее, по мнению Эсадзе, раз и навсегда. Этого Эльдар допустить не мог. Он любил Зину. Любил давно и безнадежно – с того самого первого дня, когда она, поступив на завод, пришла к нему в комитет становиться на учет. «Один пострадаю, – решил Эсадзе. – Потом, когда все кончится, расскажу. Пусть сама сравнит, кто он и кто я».

И оперативная группа Кондратьева осталась без сведений. Без тех сведений, которые разом могли все поставить на место. Правда, Смирнов доложил Николаю Федоровичу о ранении Эсадзе. Но проверка материала подтвердила: случайное ограбление.

Два дня спустя Бородаев сказал Витьке:

– Ну, счастлив твой бог, парень. Узнал тебя Эсадзе или не узнал, видно, решил молчать.

– Не видел он меня, – беспечно махнул рукой Витька. События того вечера отошли в прошлое и казались всего лишь неприятным сном.

Бородаев внимательно посмотрел, усмехнулся:

– Ему догадаться, что это ты, – раз плюнуть. Он из-за Зины молчит. Любит он ее, понял?

Витька нахмурился:

– Давай по делу. Борода. Об этом – все!

– Готовься, – снова усмехнулся Бородаев. – Скоро дам тебе сигнал.

* * *

Иванов вышел из кабинета, тщательно запер дверь. В руке он держал газетный сверток. По внутреннему коридору он перешел из административного корпуса в заводской и вышел точно к дверям специальной кладовой. Посмотрел на часы – было ровно два. И почти сразу же, буквально через несколько секунд, из-за поворота двое рабочих выкатили тележку, на которой стоял алюминиевый контейнер с готовой продукцией. Сквозь решетку Иванов увидел Зину. Она находилась около открытого сейфа и выдавала работнику 2-го цеха тоненькие пачки с золотой фольгой.

Иванов прошел по коридору и остановился на повороте. Здесь были двери, которые вели на одну из внутренних лестниц. Эта лестница соединяла несколько подсобных цехов, расположенных на разных этажах корпуса. Иванов вышел на площадку. В углу матово поблескивал ствол шахты мусоропровода – почти такого же, что и в обычных жилых домах, только пошире. Этот мусоропровод предназначался для эвакуации бумажных отбросов из картонажного цеха. Изредка девушки-работницы вывозили на площадку тележки с мусором и, натянув огромные брезентовые рукавицы, сбрасывали его в шахту. Некоторое время Иванов наблюдал за ними, потом подошел к мусоропроводу и швырнул в него свой пакет.

Вечером после работы Зина догнала Витьку неподалеку от проходной.

– Отойдем.

Они сели на скамейку в скверике перед станцией метро.

– Витя… Ты только не вздумай мне врать! Ты ударил Эльдара?

– Вот еще, – нервно хохотнул Витька. – Еще чего скажи.

– Где мой нож?

– Вот, – Витька полез в карман, достал нож. Зина раскрыла его и долго смотрела на матово поблескивающее лезвие.

– Значит, не ты?

– Заладила, – Витька вырвал у нее нож, сунул в карман. – Все?

– Все, – кивнула она. – Иди. Но ударил его ты. Я чувствую, что ты. Ненавижу тебя, мелкого и трусливого гада! Уходи сейчас же. Слышишь?

– Слышу, – Витька повернулся. – Еще раз-другой все равно встретимся. А там, как в песне: «Проходит жизнь, как яркий сон».

Он ушел.

Спустя несколько часов к наземному вестибюлю станции «Ленинские горы» подъехало такси. Миронов вышел из машины, скрылся в дверях метро. Пашутин уже ждал около разменных автоматов и читал газеты. Они вместе ступили на эскалатор. Время было позднее, пассажиры торопливо сбегали вниз – скоро должен был уйти последний поезд.

– Они готовятся, – Пашутин сошел на ступеньку вниз и повернулся лицом к Миронову.

– Это хорошо, что вы сказали они…

– Почему? – удивился Пашутнн.

– Отделяете себя от них. Это хорошо. Подробности?

– Будут брать платину, – внушительно сказал Пашутин. – План такой: завтра всю платину – сто кило порошка – отправляют соседям на смежное предприятие. Повезет Бородаев. И не довезет до места.

– Ясно. Кому они собираются сбыть эту платину?

– Не выяснил, – Пашутин виновато раззел руками. – Скрывают. Осторожны очень.