Текст книги "Ричард Длинные Руки - принц-консорт"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Внизу в центре зала граф Меркель поворачивается во все стороны и размахивает руками, изредка покрикивая, а вокруг него, как в набирающем скорость водовороте, носятся слуги, таская мебель, ковры, цветные портьеры…

Заметив меня, насторожился, а щека заметно дернулась, чем‑то я ему не очень нравлюсь, ну как, скажем, гроза, что может полить теплым дождем засушливые поля и заодно сжечь пару хат со всеми сараями.

– Граф, – сказал я весело, – кстати, вы все еще граф?..

Он чуть поклонился.

– Ваше высочество?

– За вашу преданность, – обронил я, – верность и те услуги, которые вы оказали вашей королеве, пора бы как‑то отметить…

Он зыркнул по сторонам и ответил сдержанно, понизив голос:

– Я делал только то, что обязан, как верный слуга ее величества.

– И все же, – сказал я настойчиво, – это же вы втянули меня в этот странный брак, из‑за чего все и завертелось…

Он ответил еще тише:

– После коронации ее величество обещают мне титул герцога.

– Это самое малое, – сказал я, – что она может для вас сделать! Не хмурьтесь, но вам она обязана и возвращением королевства. Ладно – ладно, скажите тогда, что здесь за маги?.. В королевском дворце они должны быть. Я помню, Ротильда что‑то кричала про Керен – геля… Мол, он с ними, все пропало…

Он ответил осторожно:

– У нас церковь, ваше высочество!.. Ворота храма Господнего всегда раскрыты, служба идет, священники о пастве не забывают и всячески бдят насчет козней врага рода человеческого…

Я отмахнулся.

– Да ладно вам, я сам воин Христа! И цель наша – строительство Храма Небесного здесь, на грешной земле, чтобы освятить ее, а уцелевших людей сделать праведниками.

– Истинно так, ваше высочество!

– Но в процессе строительства, – уточнил я, – мы позволяем таскать камни не только святым, но и грешникам. Иначе будем строить вечность, не так ли? Не поверю, что при королевском дворце, где столько музыкантов, певцов, поваров, псарей и сокольничих, нет хотя бы с полдюжины магов!

Он повздыхал, помялся, наконец проговорил с неохотой:

– Ну есть, хоть и не полдюжины, а всего двое. Я и не знаю, как бы ужились полдюжины, они ж такие сварливые, склочные…

– Двое? – изумился я. – Обычно они терпеть друг друга не могут и всегда селятся поодиночке.

Он посмотрел на меня с укором.

– Так зачем же…

– Про дюжину? – спросил я. – Так я ж поэт, могу и про десять тысяч курьеров!.. У меня воображение. И где они?

– Маги?

– Ну не курьеры же! Где те, я знаю.

– Один в отъезде, – сообщил он, – поговаривают, тайком сопровождает Голдвина, а второй здесь. Позвать?

– Не нужно, – ответил я. – У меня такая демократическая манера, что вошла в привычку. Как захвачу замок или королевство, сразу или почти сразу пру к местному магу и шарю по сундукам по праву грубой силы на основе привнесения демократии и базовых либеральных ценностей.

Он смотрел ошалело.

– И… как?

Я ответил грустно:

– Обычно спереть ничего не удается, но вдруг да на этот раз…

Он все еще стоял с открытым ртом, я улыбнулся очаровательно, мол, разрешаю понимать как шутку, хотя мы многие вещи делаем шутя, еще как шутя, это пусть другие от наших шуточек наплачутся, повернулся и пошел к выходу, но со спины догнал его встревоженный голос:

– Ваше высочество… еще один деликатный вопрос!

Я обернулся, спросил с интересом:

– Ну – ну, люблю деликатные… О бабах?

Он поморщился, сердитым жестом отогнал подбежавшего суетливо управителя.

– Нет, ваше высочество, – произнес он так чопорно, как говорят только о государственном гимне или королевском знамени. – Никак нет! Я о весьма важном, так сказать…

– Ну – ну?

– Это насчет исполнения супружеского долга, – сказал он с таким холодным застывшим лицом, что даже стенам было видно, насколько сконфужен и как ему неловко такое выговаривать.

– А – а-а, – сказал я громко и радостно, – так все‑таки о бабах!.. Это я люблю! Давайте, дорогой друг, просвещу в этих вопросах. В чем у вас затруднения?

– Не у меня, – ответил он свистящим шепотом и взглянул почти ненавидяще.

– А у кого?

– У вас!

– Правда? – обрадовался я. – Наконец‑то!.. А то мне эта функция так мешает, так мешает в государственных делах и задумках!..

Он посмотрел на меня высокомерно, как степенный слон на кривляющуюся макаку.

– Он потому и называется долгом, – сообщил он свысока, – что его выполнять необходимо!

– Да я не против, – ответил я, – еще как не против! Если бы только не последствия.

Он покачал головой.

– Однако вы не смеете предлагать это венценосной супруге, а должны терпеливо дожидаться, когда она сама изволит изъявить свое высочайшее расположение и позволит вам приблизиться с такими намерениями.

– Гм, – сказал я в сомнении, – а спать нам инструкция велит в одной постели или, по – современному, в разных?

Он произнес гордо:

– Ваши спальни рядом, а между ними будет дверь.

– Не запираемая?

Он покачал головой.

– Запираться может только с одной стороны.

– Догадываюсь, – сказал я, – с какой стороны.

– Ротильда Дрогонская, – произнес он со слоновьей важностью, – Ее Величество королева! Потому вы должны постоянно помнить о ее приоритете во всех делах.

Я кивнул и сказал:

– Да – да, мальчики снизу, девочки сверху, бантики сбоку… Я поразмышляю по дороге, хорошо?

– А куда ваше высочество направляется? – спросил он с важностью уполномоченного и по делам консортов.

– К вашему магу, – сообщил я послушно, – посоветуюсь, как лучше послужить вашей королеве.

– И вашей, – напомнил он строго, – и вашей!

– Да – да, – согласился я, – особенно моей… гм… повелительницы.

– Хорошо, – разрешил он милостиво, – хотя наилучшие советы по качеству и разумной продуманности могут дать три человека в королевстве: генеральный церемониймейстер сэр Мюррэй Сандерсон, генеральный герольдмейстер сэр Энтони Гринвуд и, разумеется, я, ваш покорный слуга, в первую очередь как знающий все желания и возжелания блистательной королевы Ротильды Дрогонской.

– Той самой, – сказал я важно и значительно, подняв палец кверху. – Спасибо, дорогой граф.

– Всегда к вашим услугам, ваше высочество.

– Обязательно воспользуюсь, – пообещал я.

Помещение мага в том же крыле, где располагаются слуги, только на самом верху и с такими стертыми ступеньками, что не всякий взберется, не поскользнувшись.

Я толкнул дверь, заперто, хотел вежливо постучать, но пересилил в себе недостойную для мужчины слабость и мощно пнул ногой. С той стороны скрежетнуло, на пол слетела железка, а дверь распахнулась во всю ширь.

Воздух приятный, просторная комната вся в темно-желтом свете, словно залита свежим медом. Особенно когда смотришь на толстые свечи, торчащие из гор оплывшего воска, что с астрономической неспешностью стекает мощными валиками ниже и ниже. Свечи, как я понимаю, просто втыкают на место сгоревших в еще теплый воск, и сколько их тут прогорело, даже вообразить трудно.

На полке под такими наплывами, что залили ее всю и образовали мощный сталагмит внизу на полу, как я понял, подставками для свечей служат песочные часы, судя по размеру, с запасом хода не меньше чем на пять – восемь часов.

Воск укрыл оба конуса полностью, только с одной стороны восковая корка слишком уж высохла, треснула, и кусок воска вывалился, открыв блестящую поверхность стекла, что и не стекло, но нечто настолько прозрачное, что и не увидел бы, не играй на нем яркие блики.

Между двумя такими подсвечниками, теперь похожими на слабо работающие вулканы, удобно и по – домашнему расположилась стопка фолиантов в переплетах из красной меди, справа солидный шкаф в желтом подрагивающем свете, а посреди комнаты такой же стол медового цвета с раскрытой книгой в половину ярда в длину, толстой, с расцвеченными киноварью заглавными буквами.

Справа у верхнего угла массивная чернильница из желтого колчедана, а ниже, чтоб всегда под рукой, медный стаканчик с гусиными перьями.

Я повел по сторонам сумрачным взором правителя и лорда, задействовав тепловое зрение. Пальцы мои легли на рукоять меча.

– От меня, – сказал я насмешливо, – не спрятаться так примитивно. Хошь, проткну именно печень?

Я обнажил меч и, держа острием вперед, сделал два шага к свободному участку стены между двумя массивными шкафами.

Там моментально появилась фигура человека в халате, одна рука выставлена ладонью вперед в защитном жесте, вторая заранее зажимает правый бок.

– Ну что вы, – сказал он плачущим голосом, – ваше высочество!.. Я же простой исследователь…

– Какая скромность, – сказал я одобрительно.

– Сижу тут в норке, – продолжил он упавшим голосом, – никого не трогаю…

– Самый опасный человек, – определил я. – Все великие войны начинаются именно с тихих келий.

Он почти на полголовы ниже меня, сухой и сгорбленный, несмотря на то, что до старости еще далековато, смотрит снизу вверх испуганно и с беспомощной злостью на дурака с мечом в руке.

– Ваше высочество!

– Не возражать, – велел я. – Короли, ведущие армии в бой, лишь исполнители, хотя об этом не знают. Итак, какие преступные замыслы вынашиваем?

Он взмолился, вздрагивая всем телом:

– Ваше высочество!.. То, что пытался спрятаться, говорит лишь о моей врожденной трусости, а не о преступности!..

– Преступники все трусы, – изрек я, а подумав, уточнил: – Ну, конечно, не все.

– Да и как спрятался? – спросил он уныло. – Вы сразу увидели… хотя не понимаю как…

– Неважно, – ответил я с небрежностью даже не принца, а повелителя стихий, – я знаю столько, что хотя еще больше забыл, но мудрость меня просто переполняет, как я постоянно убеждаюсь. Итак, какую новую гнусность задумал? Ведь колдуны – зло!

– Я не колдун, – возразил он, – я вообще‑то лекарь.

– Который, – сказал я понимающе, – пользуется нетрадиционными методами? Очень нетрадиционными?

– Да, – ответил он и посмотрел почти с ненавистью, – потому что другие ничего не понимают!.. Все есть яд, все есть лекарство. Вот вы сейчас стоите на том месте, что гибельно, и только я удерживаю, чтобы вас не испепелило на месте!

Я прислушался к ощущениям, мое чувство опасности молчит, а так бы уже давно орало и требовало отпрыгнуть, спасая шкуру.

– А мне кажется, – произнес я с расстановкой, – ты блефуешь. И это не просто кажется, я так сказал из чувства вежливости, которую в меня вбили с детства, но здесь ее считают почему‑то признаком слабости, так что могу сказать иначе.

Он дернулся, спросил отрывисто:

– А если не блефую?

– Люди просты, – сообщил я ему новость, – я вижу их так, будто читаю раскрытую книгу, где вообще‑то одна страница, если честно. Крупными буквами!.. Здесь каждый, даже великий мыслитель, просыпаясь, долго чешется, зевает и еще дольше соображает, кто он такой и что ему надо бы сделать за сегодня.

Он спросил с сарказмом:

– Вы не такой?

Я покачал головой.

– Не представляешь… королевство, где нужно всегда быть начеку? Все люди всегда начеку? Это настолько вошло в плоть и кровь, что они и не знают, что постоянно начеку! Даже выходя из дому, можно погибнуть десятки раз по простой неосторожности, а на улице стоит только перейти дорогу, не позаботившись о безопасности, как собьют, искалечат, а то и убьют, размажут по земле… Я из очень жестокого мира, колдун, и он у меня в крови. Потому среди простых людей… а они здесь все простые, я как волк среди ягнят. Так что можешь блефовать и дальше, но я, видя все твои карты насквозь – весьма мелкие, скажем прямо, – поступлю по – своему.

Он сказал торопливо:

– Постойте! Да, я блефовал. Но кто бы на моем месте поступил иначе?

– Ладно, – сказал милостиво, – понимаю и прощаю. Теперь рассказывай. И не бреши!

Он рассказывал, я слушал и думал, что везде одно и то же, маги мелкие, цели мелкие, а если кто‑то из магов каким‑то чудом или случаем сорвет куш, то чего могучему оставаться в услужении? Он и без королей проживет.

– Понял, – прервал я, – скучно живешь, если звезд с неба не хватаешь. Даже не знаю, предлагать ли тебе повышение?.. Гм… Впрочем, ладно, в Сен – Мари, это королевство по ту сторону Большого Хребта, в столице Геннегау есть корпус Великих Магов начального уровня. Правда, в целях конспирации он называется иначе и работает под прикрытием.

– Э – э… ваше высочество?

– Под эгидой церкви, – объяснил я. – Эгида – это… нет, тогда лучше не эгидой, а дланью. За раменами церкви и под дланью. Конечно, придется принять некоторые правила, но это так, внешние признаки, а внутри будете наслаждаться полнейшей свободой! Ведь внутренняя свобода – самое высшее завоевание просвещенного общества, не так ли?

– Ну, – сказал он в сомнении, – это как сказать…

– К тому же у человека, – подчеркнул я высокопарно, – всегда есть выбор. Или сотрудничать, или… сам понимаешь, мы начинаем очищение и возрождение, а это значит, инквизиция хорошо здесь поработает при полной поддержке ликующего народа.

– Куда именно идти, в Геннегау? – спросил он.

Глава 4

Вернувшись в кабинет, я раздумывал, не смотаться ли куда – нить, коронация назначена лишь на послезавтра, в это время в дверь стукнули.

Я оглянулся, в кабинет с виноватым видом заглянул Агельд.

– К вам женщина, – сказал он загадочно и добавил: – Ваше высочество.

– Гони, – ответил я автоматически и тут же спохватился: – Нет – нет, скажи что – нить вежливое! У меня голова болит, месячные, примеряю шпоры с новым дизайном, корплю над проектом Всеобщего Щастя, в общем – безумно занят!

Он предложил задумчиво:

– Может, сказать, у вас другая женщина?

– Я тебе скажу, – пригрозил я. – Да за такие шуточки…

Он сказал кротко:

– Ваше высочество, вообще‑то она успела сказать, что пришла не совсем как женщина. И что вы ее знаете. Мне кажется, что…

Я прервал:

– Ладно, проверим твое чутье. У телохранителей оно должно быть на высоте!

Он вышел за дверь, а через пару мгновений одна створка приотворилась. В комнату проскользнула миниатюрная женщина в плаще с настолько низко надвинутым капюшоном, что я видел только краешек упрямо выдвинутого подбородка.

Она сделала несколько шагов и смиренно остановилась, не поднимая головы и сложив внизу ладони ковшиком.

Я принюхался, вчувствовался и сказал почти уверенно:

– Астрида!.. Вообще‑то не совру, когда скажу, что рад тебя видеть.

Она медленно подняла голову. Я обеими руками взялся за края капюшона и неторопливо поднял, наслаждаясь зрелищем, как открываются полные чувственные губы, красиво вылепленные и похожие на созревшие вишни, подрагивающие нежные ноздри, тонкий нос и, наконец, сияющие, темные как агат, глаза, блестящие и радостно влажные.

– Ваше высочество, – проговорила она нежным голосом, – у вас способность видеть?

– Тебя да не узреть? – ответил я и откинул капюшон ей за спину. Густые черные волосы убраны в тугой узел, а дальше опускаются толстой косой, как я помню, они у нее до поясницы. – Это ж совсем ослепнуть! Ты просто чудо.

Она радостно смотрела снизу вверх, я наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

Она не шелохнулась, губы даже не дрогнули, но каким‑то образом я ощутил, что ей понравилось, и даже как бы ответила, хотя я по чисто мужской толстокожести не ощутил.

– Все равно, – сказала она с прежним удивлением, – меня никто бы не узнал даже из знакомых!

– Я помню каждую частичку твоего тела, – сказал я, смутился и уточнил торопливо: – Правда, только с одной стороны.

Она улыбнулась.

– Да, вы меня тогда очень удивили.

– Я сам себе удивился еще больше!

– Ваше высочество, – проговорила она смиренно, – я знаю, что отрываю вас от дел, но слыхала, вы умеете запрячь в работу других, а сами только посвистываете да кнутом помахиваете.

Я сказал с недоверием:

– Что, у меня такая репутация?

– Да вот кто‑то сказал такое.

– Значит, – проговорил я довольно, – из меня уже выклевывается успешный управленец! То ли еще будет.

Она заверила сладким голоском:

– Но это пока видят немногие.

– Уф, от сердца отлегло.

– Потому, – сказала она чуточку другим тоном, уже деловым, – я примчалась к вам с просьбой.

– Что угодно, – ответил я бодро. – Ночевать останешься? А то у меня такая кровать огромная, одному страшно.

Она улыбнулась, но глаза засияли ярче.

– Спасибо за предложение, но мы оба знаем, что принцу – консорту нужно блюсти. Потому, если мне будет позволительно…

– Эх, – сказал я сокрушенно, – а я как раз хотел доказать на практике, что фригидных не бывает!.. Ладно, с чем прибыла?

– В опасности моя лучшая подруга, – сказала она, – с которой мы росли вместе. У нее неделю тому очень странно и необычно погибли муж, ее служанка, а потом один за другим сенешаль, помощник управителя и конюх.

Я сказал посерьезневшим голосом:

– А что говорит городская стража?

– Ваше высочество, – сказала она, – они не были убиты мечом или топором. Так что стража тут бесполезна.

– Ого! А чем, кинжалом?

– Их сожгли на месте, – сказала она с нажимом. – Мгновенно! Это было колдовство, я уверена. И очень сильное.

Я пробормотал:

– Я не слишком большой специалист по колдовству. Я больше как бы лекарь… В смысле, колдунов излечиваю от их способностей. С пожизненной гарантией, хотя «пожизненной» не совсем адекватный термин.

– Точность в словах, – одобрила она, – признак врожденного мага. Возможно, придется разбираться вам, потому что сегодня туда явился по вызову начальник стражи и… на том месте, где стоял, остались только горстка пепла и выжженное пятно на мраморном полу.

Я спросил с недоверием:

– И что, никто ничего не видел?

Она покачала головой.

– Никто. Я говорила с Гельвецией, так ее зовут, она бьется в истерике, боится, что кто‑то придет и за нею, умоляет меня помочь…

– Почему тебя?

– Городские власти только разводят руками, – объяснила она. – Она считает, что кто‑то из колдунов уничтожает ее людей и вот – вот доберется до нее. Она сейчас не выходит из комнаты, все там залито слезами.

– Ты промочила ноги? – спросил я с сочувствием.

– Нет, у меня хорошие сапожки.

– Все равно промой чистой водой, – посоветовал я, – и просуши, а то соль разъедает кожу. Ладно, если в постели нам подраться не светит, тогда что ж… Выйдем поодиночке, это так романтично, так романтично, пусть моя стража иззавидуется…

Она рассмеялась, блестя озорными глазами и белыми зубками.

– Чему завидовать? Я такая мелкая.

– Зато сиськи крупные, – сказал я восхищенно. – Ну почему меня восторгает такая диспропорция?.. Наверное, я в самом деле, стыдно признаться, эстет высшей категории и демократ, кто бы подумал!

– Ваше высочество?

Я сказал шепотом:

– Жди меня за городскими воротами, что выходят на север. А еще лучше – иди по дороге. Я догоню.

Она кивнула, лицо стало серьезным, подняла капюшон и надвинула на голову, слова пряча лицо.

– Ваше высочество…

– Астрида, – ответил я так же серьезно.

Зайчик обрадованно рванулся навстречу, по рассеянности сокрушив пару яслей и переломив толстый столб, на котором держится край крыши над нами.

Там затрещало, Бобик весело подпрыгнул, готовый поймать обломок бревна и совать мне в руки с просьбой бросить ему, да как можно дальше.

Но крыша лишь чуть просела, осыпав нас мусором. Я поспешно вскочил в седло, мы втроем выметнулись наружу. Испуганные конюхи метнулись было навстречу, потом в стороны, я крикнул весело:

– Хорошая погодка, правда?.. Надо прогуляться.

– Но, ваша светлость!

– Что, – спросил я с веселой злостью, – уже и конюхи будут мне говорить, что надо делать?

Они опешили, я хоть и всего лишь муж всесильной и властной королевы, но тоже не совсем с боку бантик, а Бобик, уже угадав своим собачьим или каким‑то другим чутьем направление, понесся вперед к воротам.

Запоздавший на старте Зайчик скаканул, как кузнечик, стараясь не отстать. Дальше двигались через город где рысью, где грунью, а где и вовсе шагом, наконец выбрались за ворота, и почти сразу я увидел далеко впереди знакомую маленькую фигурку в не по росту длинном плаще и с большим капюшоном на голове.

Она смиренно идет по обочине, давая дорогу телегам, хотя никого нет поблизости, справа тянутся глубокие колеи в глинистой почве, а по обе стороны послушно извиваются, повторяя все зигзаги, протоптанные паломниками тропки.

– Зайчик, – шепнул я, – наддай… но не слишком!

Он с удовольствием резко ускорился. Я чуть свесился в сторону, напрягся, вытягивая руки. Астрида, заслышав быстро настигающий топот копыт, начала поворачивать голову.

В этот момент я и ухватил ее, вздернул к себе и прижал к груди, испуганно вспискнувшую и дрожащую.

Бобик на бегу весело оглянулся, Зайчик пошел еще быстрее. Астрида с трудом проговорила:

– Ну… ваше высочество… у вас и манеры…

– Я знал, что будешь в восторге! – сказал я.

– Не то слово…

Вместо ответа я потуже закутал ее в плащ, поправил капюшон и прижал к груди, ибо встречный ветер все усиливается.

– Ваше высочество! – сказала она протестующе.

– Астрида, – остановил я. – Я не твой сюзерен, а ты не мое существо, что должно приседать или кланяться. У нас с тобой… особые отношения. Высокие!.. Я к тебе отношусь как к равной, ты тоже должна, ясно?

Я не видел лица колдуньи, но почудилось, что по ее губам пробежала слабая улыбка.

Из‑под капюшона донесся слабый шепот:

– Хорошо, ваше высочество.

– Ричард, – сказал я. – Просто Ричард. Я же сказал, у нас особые отношения!.. Или хочешь в постель залезть?

Она вздрогнула.

– Ни за что!.. Хорошо – хорошо… Ричард. Да, Ричард!

– Ну вот, – сказал я, – и небо не рухнуло.

– Я бы и так сказала, – огрызнулась она, – не обязательно было подталкивать, так нечестно.

– Да это чтоб быстрее, – объяснил я. – Теперь не вертись, а то с коня свертишься.

Она затихла и затихала все больше, постепенно расползаясь по моей груди, как сытая и разнеженная медуза.

Я уже придерживал Зайчика, он тоже ржанул и насторожил уши, а у меня вообще мороз пошел по коже. Первая мысль была: нет, это невозможно, а вторая – ну и строили наши предки.

Чудовищный катаклизм разломил в прошлые времена земную кору, и большой участок каменного плато поднялся и застыл, накренившись под углом градусов в тридцать – сорок к поверхности земли.

Целый город на этом плато, дома высоченные, в несколько этажей, в самом центре торжественно – строгий костел, самое высокое здание, да еще увенчанное множеством шпилей, готовых пронзить низкое небо…

И все это на такой высоте, что никакой искатель сокровищ не рискнет туда забраться, а в любой момент все это великолепие может обрушиться… хотя, конечно, простояло несколько веков, с чего вдруг именно сейчас…

Но что за строители, сумевшие выстроить такое чудо, что за сцепление между камнями, что за камни и на какую глубину все вбили, если эта рукотворная махина не падает под своим весом, выворотив землю?

Я стиснул челюсти, превозмогая страстное желание вот прямо щас обратиться в птеродактиля и помчаться туда шарить, вынюхивать, мародерничать, объясняя это чем‑нибудь высоким, у нас для любой гнусности найдутся объяснения и даже оправдания, а здесь всего лишь невинная… ну, так говорят, жажда обогащения на халяву, все равно же оно уже ничье, тутанхамонье…

Небо за это время стало грозно – синим, на западе разгорается величественный закат, солнце начало склоняться к темному зубчатому краю земли.

Зайчик выметнулся из‑за леса, когда багровый огненный шар опустился за горизонт, на землю пала призрачная тень, а страшным победным огнем воспылал впереди на холме замок из красного камня, огромный, монументальный, с полудюжиной высоких башен и башенок, сгрудившихся настолько тесно, что я невольно подумал: а зачем?

Закатное солнце освещает замок целиком, но с каждым конским скоком тьма ползет по стенам вверх, гасит блеск в окнах, наконец в небесном огне остались только башни, словно бы зависшие в темном мире и постепенно сгорающие, как свечи.

Бобик первым взбежал на холм и домчался до ворот, когда последний багровый луч соскользнул с острого шпиля самой высокой башни.

С ворот нас увидели, стучать не пришлось, грубый голос крикнул с высоты:

– Кто?

Я вздохнул с сожалением и сказал над головой Астриды:

– Просыпайся, малютка… Мы прибыли.

Пока она открывала чудесные глаза, Бобик с такой скоростью обежал вокруг замка, что здание на миг показалось опоясанной у самого основания полупрозрачной черной лентой, подбежал к нам и доложил вилянием зада, что кухня, судя по всему, расположена внутри здания.

Зайчик требовательно ржанул и мощно ударил в землю копытом. Прокатился легкий гул, из боковой двери торопливо вышли двое вооруженных короткими пиками мужчин, оба без доспехов и даже без кирас.

Застыли, в ужасе глядя на огромного черного пса, хотя тот лишь мазнул по обоим взглядом и дальше смотрит с нетерпением на меня.

Один спросил робко:

– Милорд?

Астрида откинула капюшон и сказала властно:

– Меня вы должны помнить, если не совсем новенькие!

Второй воин проговорил вздрагивающим голосом:

– Мы как раз новенькие. Из старых кто погиб, кто бросил копье и ушел. А это с вами…

– Лорд Ричард, – ответила Астрида. – Да – да, тот, который освободил из плена и привез на родину королеву Ротильду. А теперь позаботьтесь о коне, а то он сам о себе позаботится, не обрадуетесь. А хозяйке доложите о нас.

Один поклонился.

– Будет сделано, леди.

Оба торопливо вернулись через дверцу, а вскоре медленно отворились ворота.

Бобик не успел сделать мощный прыжок, я сказал властно:

– Рядом!.. Сперва нужно познакомиться. Здесь тебя самого примут за чудовище.

Он посмотрел обиженно и удивленно: как это, его еще не все в мире знают?., но опустил уши и пошел покорно у стремени.

Внутри замка, построенного в виде цельного квадрата, небольшой двор, хотя издали выглядит все единым зданием, во дворе колодец, коновязь.

Я снял Астриду, такую громадную в плаще и такую легонькую, задержал на мгновение в воздухе, ощутил ее смутное желание побыть в моих руках, с сожалением опустил на землю.

Сопровождающий нас воин сказал тихо:

– Позвольте, я проведу вас.

– Я жила здесь, – сказала Астрида, – и знаю каждый уголок. Впрочем… веди.

Она распоряжалась довольно уверенно, маленькая, хрупкая, но жизнь заставила самой принимать решения, и потому, как вижу, умеет собраться и действовать решительно.

В холле, где все веет суровой простотой, даже подчеркнутой, как мне показалось, легкий сумрак, сверху свисают красные полотнища, в противоположных углах – светло от напольных светильников по шесть свечей в каждом.

Замок настолько чист, ухожен и обустроен, что у меня сама собой мелькнула мысль об армии Карла, что прошла здесь всего несколько лет назад. По слухам, всю Мезину опустошили, однако же на самом деле огромная армия, что постоянно двигается, всего лишь грабит все, что удается пограбить, да забирает скот на прокорм этой огромной массы, но никто не берется за такую бесцельную работу, как разрушение крепостей и замков. А прятавшиеся в лесах и пещерах местные тут же все отстраивают, как только армия, а с нею и война, прокатывается дальше.

Астрида тяжело вздохнула.

– Красиво? – спросила она.

– Весьма, – согласился я.

– Мне казалось, – сказала она печально, – в таких местах никогда не бывает горя.

Все слишком красиво, мелькнуло у меня, чтобы в таком месте могли происходить убийства.

Сверху на лестнице послышался легкий женский крик, радостный и беспомощный. По ступенькам к нам навстречу торопливо спускалась, почти бежала, волоча за собой длиннейший шлейф платья, милая молодая женщина с бледным лицом и трагически расширенными глазами.