Текст книги "Ричард Длинные Руки - принц-консорт"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 13

Монстр от меня на расстоянии протянутой руки, а рукоять меча уже в ладони. Не раздумывая, я рубанул изо всей силы по голове, лезвие отпрыгнуло, а в плечи отдалось резкой болью, будто я ударил по наковальне.

На башке чудовища ни единой царапины, Хреймдар закричал громче:

– Бежим!.. Он сейчас очнется!

– А еще раз? – крикнул я.

– Нет! – прокричал он. – Это заклятие у меня уже было наготове давно!

Я лихорадочно окинул монстра придирчивым взглядом, весь, гад, в броне… хотя нет, вот тут в прыжке у него раздвинулись щитки на задней лапе…

Меч в моих руках блеснул, я ударил, в спешке промахнулся, со второго раза попал острием в щель, погрузилось неглубоко, словно рублю дерево твердой породы, хотел еще раз, но по мощной бочине прошла волна по косым мышцам, я на четвереньках выбежал из‑под него, как паук.

Над головой прогремел чудовищный рев, от которого дрогнула земля, а в моем черепе зазвонили колокола.

Я увидел прямо перед собой распахнутую пасть и страшные глаза, горящие ненавистью, однако монстр вдруг пошатнулся, взревел снова и, развернувшись, принялся зализывать раненое место, откуда брызнула кровь.

– Бежим! – крикнул Хреймдар.

Конский топот прогремел сильнее. Из‑за скал выметнулись всадники в доспехах. Увидев монстра, все разом и молча ринулись в бой, кто с копьем, кто с поднятым мечом, а один с широкой секирой непривычной формы.

Хреймдар торопливо шептал что‑то и делал пальцами движения, словно вяжет на незримых спицах, лицо сосредоточенное, хотя это совсем рядом от страшной схватки, где монстр оставил раненую лапу и, развернувшись, набросился на рыцарей.

Я с воплем напал сзади, монстр обернулся, двое из рыцарей ударили его в бока, третий обрушил сверкнувшую в небе секиру на загривок. К моему облегчению, тяжелое лезвие рассекло толстую шкуру в костяных пластинках и погрузилось чуть ли не наполовину.

Чудовище развернулось и, моментально достигнув смельчака, ухватило его страшной пастью. Рыцарь успел вскрикнуть, страшно заскрежетали стальные латы. Панцирь со звоном лопнул, из трещины ударил фонтан горячей красной крови.

Рыцарь с копьем разогнал коня и, с треском проламывая броню, всадил длинное острие в левый бок, натужился и вогнал глубже. Монстр с ревом развернулся, ударом лапы перебил копье, ухватил зубами за ногу, сдернул на землю. Мы с двумя оставшимися набросились с мечами, стараясь углублять уже нанесенные раны, однако зверь подмял несчастного под себя и во мгновение ока растерзал, не обращая внимания, что тот в стальных доспехах.

Хреймдар выбросил вперед ладони и прокричал нечто. Зверь на мгновение застыл, но только на мгновение, тут же с голодным блеском в глазах развернулся в его сторону.

Мы трое с яростными криками рубили и рубили в бешеном темпе, после которого только упасть и умереть, монстр остановился, прогремел рев, сильным ударом корпуса чудовище сбило одного на землю и прижало лапой, но по его залитому кровью телу прошла дрожь. Он качнулся, судорога тряхнула с головы до лап, и, взревев уже не с такой мощью, рухнул на землю.

Я упер острие залитого кровью меча в землю и, держась за него, пытался удержать впрыгивающее из груди сердце. Рядом хрипит бледный как смерть Хреймдар, а последний из оставшихся на ногах рыцарей подошел, пошатываясь и глядя изумленными глазами. Щеку раскроила глубокая рана, я рассмотрел сквозь прорезь белые зубы.

Он чуть наклонил голову, на больший поклон не решился, чтобы не рухнуть от слабости.

– Кто вы?

– Те, – ответил я хрипло, – кто… помог…

Он смотрел с огромным изумлением, я протянул руку и коснулся кончиками пальцев его щеки. Холод ожег по самую ладонь, я удержал ее, хотя спинной мозг вопит в ужасе и требует отдернуть.

Рана на его щеке не закрывается, а я почему‑то не чувствую ни тепла, ни холода в своей ладони.

Он всмотрелся в мое лицо.

– Как ваше имя, сэр?

– Ричард, – ответил я хриплым голосом, грудь все еще ходит ходуном, а сердце колотится бешено, обеспечивая ускоренный метаболизм. – Паладин Господа, крестоносец и Защитник Веры.

Он проговорил медленно, не отрывая от меня изумленного взгляда:

– Вот оно что… Вера теперь настолько сильна?..

– Достаточно, – ответил я настороженно. – Кто вы, сэр?

– Граф Эскорианд, – назвался он. – Мы четверо однажды ушли с поста к гулящим девкам, а чудовище, от которого мы охраняли вход, прорвалось в город и учинило бойню…

– Гм, – проговорил я, не зная, что сказать, – это… оно?

– Да, – ответил он, – и потому мы были осуждены искать его, пока не уничтожим силами нас четверых.

– А это непросто? – проговорил я.

– Оно убивало нас семьдесят три раза, – сказал он просто. – Но вы помогли нам…

– И, – сказал я, – вы… все выполнили?

Он медленно кивнул, рана на лице осталась такой же жуткой, я все еще видел окровавленные десны и желтые коренные зубы через этот разрез, но кровь… почему‑то не струится.

Медленно он подал руку оставшемуся в живых соратнику, на которого монстр наступил и смял ему панцирь, но тот покачал головой и прошептал:

– Не смогу…

Рыцарь сказал замедленным голосом:

– Хотя теперь это и неважно.

Его тело странно осветилось, я охнул и задержал дыхание. Чистый свет ударил из глаз, затем разом из груди, плеч. Через мгновение он стоял, счастливо улыбающийся и раскинув руки, рана на щеке исчезла.

Я отступил на шаг, не в силах смотреть на яркий свет, а он, резко помолодевший, вскрикнул с восторгом:

– Мы прощены!..

Второй проговорил с земли слабым голосом:

– Мы возвращаемся.

Его тоже охватил свет, и через мгновение, когда разом погасло, я видел только блестящие от крови монстра мелкие камешки. Я оглянулся на тех двоих, что погибли в пасти монстра, но их тела тоже превратились в свет.

Хреймдар охнул, как мне показалось, с жалостью. Туша диковинного чудовища, из которого можно было наковырять чего‑то ценного, исчезла, даже галька под ногами стала сухой и тусклой.

– Кто… они были?

Я пожал плечами.

– Это ж вы эрудит. Я только отважный рубатель.

Он покачал головой, взгляд его серых глаз, устремленный на меня, показался мне чересчур странным.

– Ваше высочество, вы это вот называете скучными занятиями политика?

– Ну, – протянул я, – как бы да. Увязаю в житейских буднях… Вот так и жизнь пройдет в подобной мелочной суете, а потом вспомнить будет нечего!

Он просипел, тяжело отсапываясь:

– Не… че… го?

– Ну да, – сказал я сердито. – Может быть, я рожден для великих дел? Кто знает?.. Но так и прокопаешься в таком вот… Как будто можно перебить всех гадов своими руками! Нет, надо систему менять…

Он сказал вздрагивающим голосом:

– Меняйте, а я теперь вообще не высуну носа из своей башни! Ничего себе житейские мелочи.

Меня самого встряхивало после пережитого, но мы, мужчины, немножко актеры даже в отсутствие женщин, я сделал вид, что зевнул, и сказал уныло:

– Да – да, вы правы. Мне пора. Завтра коронация. А потом я… фью!

– Вас только церемония держит?

– Для народа она все, – напомнил я важно. – Потому для его спокойствия и умиротворения мы сделаем все. Даже нарядимся этими клоунами.

Он огляделся.

– Судя по тому, что это черное тащило нас сквозь камни недолго… мы все еще в Мезине?

– Недолго, – сказал я, – не показатель. За это время мог бы утащить нас на край света. Но я просил…

– Велели!

– Велел, – согласился я скромно, – велел отнести к ближайшей щели. В смысле, расщелине в земле, а то улыбочка у вас что‑то больно ехидная.! Так что да, в Мезине. Как предполагаю, я не очень уж географист… А что, подумываете ножками – ножками? С палочкой в руке? Чтобы собак отгонять?

– В другой раз, – ответил он.

– Или фьють, – спросил я, – и в своей башне?

Он вздохнул.

– Не смогу вот так сразу. Заклинание готовить нужно долго, а еще и силы копить. У меня было наготове то, останавливающее… Его я приготовил на случай, если бы вдруг в недрах что‑то напало.

– Тогда как?

Он посмотрел на меня с сомнением.

– Я смогу. А вот как вы?

– Тоже, – ответил я скромно. – Двумя… нет, тремя способами.

– С ума сошли, – пробормотал он. – Даже тремя? Тогда… ну, давайте! Вы обратно к своему коню и собачке?

– Не к жене же, – ответил я.

Он вздохнул, опустил голову и пробормотал короткое заклинание. Некоторое время ничего не происходило, я видел, как он сосредоточивается, стискивает кулаки, затем тело его начало деформироваться и опускаться к земле, словно из него разом выдернули все кости.

А оттуда поднялась огромная взъерошенная птица, посмотрела на меня дикими глазами.

– Осторожно, – сказал я, – птичка, не вздумай клюнуть.

Птица смотрела недоверчиво, как я опустился на четвереньки, а поднялся уже птеродактилем, с гладкой блестящей кожей и туго натянутыми перепонками на могучих крыльях.

Некоторое время мы ревниво рассматривали друг друга, хотя у него, похоже, некоторое преимущество в скорости полета, зато у меня наверняка выше драчливая мощь и защита, затем мы церемонно раскланялись, у птиц и птеродактилей это получается намного лучше, чем у людей, журавли так вообще обожают танцы, повернулись одновременно друг к другу спинами, как в синхронном плавании, и разом прыгнули в небо, даже не отталкиваясь задницами.

Глава 14

В замке Гельвеции, а теперь Астриды, где столько всего случилось, никто охрану не несет и на небо не смотрит. Я благополучно приземлился на башне, торопливо сбежал вниз, где у двери уже ждет Бобик.

Он сразу напрыгнул и прижал к каменной стене, требуя ответа, где и почему пропадал так невообразимо долго, что просто с ума сойти.

– Как я тебя люблю, морда, – сказал я с чувством, чмокнул его в нос и, сбросив лапы с груди, двинулся в донжон.

Бобик опередил, ворвавшись в холл первым, и гулко гавкнул, объясняя всему местному народу, как генеральный церемониймейстер, что его великий друг и хозяин изволил прибыть, так что всем строиться, опустить хвосты и кланяться.

Астрида вышла навстречу, уже переодетая как леди, это ей идет, несмотря на миниатюрность, пышные волосы убраны под платок, подол платья тащится по ступенькам, даже вырез на груди весьма скромный, хотя размер спрятать невозможно, да и, как мне показалось, она и не пытается это сделать.

– Ваше высочество, – сказала она с тревогой, – куда вы исчезли так надолго?.. Гельвецию под надзором священника уже отправили по дороге к монастырю.

– Ричард, – напомнил я.

– Что? – переспросила она, поняла, что я имею в виду, покачала головой. – Нет, ваше высочество, а то привыкну и ляпну при всех… Надеюсь, милую Гельвецию сумеют избавить от вселившегося в нее демона.

– Да – да, – согласился я, – мы ни в чем не виноваты, это нечистый нас попутывает, звезды не так встают, черная кошка дорогу перебежит, хвостатая звезда прошла по небу…

Она посмотрела исподлобья.

– А что, не так?

– Астрида, – сказал я с чувством, – я целую твою переднюю лапку и с твоего позволения отбываю.

Я протянул руку ладонью вверх, она пугливо спрятала руки за спину.

– Ну да, еще укусите!

– Я б тебя всю укусил, – ответил я. – Или съел.

Она слегка присела в прощальном жесте.

– Счастливой женитьбы, ваше высочество!

– Не язви, – сказал я сердито. – Завтра только коронация, а потом отбуду за Большой Хребет. А любить буду пламенно и верно только тебя, ты же знаешь!

– Знаю, – ответила она ехидно, – а как же еще?.. Только меня, еще бы!.. Эх, ваше высочество, сколько женщин мечтают вас прибить?

– Все, – заверил я. – А любишь меня только ты.

Бобик сделал прощальный круг по двору, пугая народ, и ринулся к воротам. Там распахнули с поспешностью, а то этот зверь если не вышибет, то пробьет дыру.

Зайчик оскорбленно рванулся с места и с тяжелым грохотом копыт послал мощным прыжком свое могучее тело следом. Обратный путь всегда короче, но на этот раз мы без заснувшей у меня на груди Астриды, так что едва за спиной скрылись башни ныне ее замка, как впереди поднялись высокие стены Беллимины, прекрасного стольного града королевства, которое мне вовсе не пришлось завоевывать. Во всяком случае, в традиционном понимании.

Мы пролетели под аркой ворот, люди отпрыгивают с испуганными возгласами, мимо пронеслись стены домов, улицы все‑таки могли бы строить и пошире, наконец площадь, ряд дворцов, еще площадь, там дворцы уже помощнее, и вот – королевский, красочный и грозный, торжественный, олицетворяющий силу и неумолимую власть.

Бобик сразу исчез, я устроил Зайчика и пообещал наведываться в его конюшенные хоромы, а когда вышел на свет, во двор из здания выбежал граф Меркель, крайне взволнованный и запыхавшийся настолько, что даже не станцевал церемониальное приветствие канцлера принцу – консорту.

Я остановился в ожидании, а он возопил:

– Ваше высочество!.. Ваше высочество!

Я спросил с подчеркнутым испугом:

– Что стряслось? Пальчик прищемили?.. Или, не приведи Господь, Ее Величество прищемило… шлейф и теперь он истекает дымящейся кровью?

Он вскрикнул:

– Ваше высочество! Куда вы девались? Вы как будто забыли, что на завтра назначена коронация Ее Величества!

Я изумился:

– Разве завтра не завтра? Или я пропустил реформу календаря?

Он простонал:

– Подготовку!.. Репетицию!.. Отработку осанки, жестов, милостивой улыбки… Как можно?

– Все в порядке, – заверил я. – Наверстаем. Я знаю такие жесты, о – го – го!

– Не наверстаете, – вскрикнул он. – Уже ночь, а коронация начнется…

– Что, с утра?

– Нет, Господи, – сказал он с надрывом, – но в полдень! Времени совсем нет, уже вечер!

– Ха, – сказал я, – успею и выспаться, и вообще.

Он заломил руки в смертной тоске.

– А если что‑то пойдет не так?

– Прекрасно, – сказал я с чувством. – У лордов и прочего народа будет о чем позубоскалить. Это сближает! Всех со всеми и высоко стоящим правящим классом. Но не надо бежать вешаться так уж сразу, граф! Даже на шелковой веревке. Вы все еще граф? Жаль, я бы дал вам герцога раньше, чем Ротильда, но, увы, вы все равно останетесь верны королеве, так что оставайтесь графом. А насчет коронации… мы постараемся провести все так, чтобы комар носа не подточил.

– Это мы стараемся, – вскрикнул он обвиняюще, – а вас неизвестно где и что носит!

– А может быть, – сообщил я заговорщицки, – я в уединении сочинял оду Ее Величеству?

Он посмотрел с надеждой.

– Правда? Как замечательно!

– Я тоже так думаю, – ответил я. – Обожаю подносить сюрпризы под самый нос. Ну, я пошел, досочиняю кое‑что до рифмы.

В большом зале, а также в двух соседних громко играет музыка, слышится дружный топот, несколько десятков пар одновременно подпрыгивают и опускаются на каблуки, то ли местный танец, то ли некий общекоролевский, никогда не разбирался в них, понятно только, что завтра разойдутся вовсю, а пока только репетиция.

Заглянул, проходя мимо двери, у всех такие серьезные лица, то ли разучивают новые движения, то ли опасаются, что худших танцоров отправят к хирургу. Музыка, конечно же, проще не бывает, но здесь другой пока не знают, дудки да смычковые, даже барабан я внес в этот мир совсем недавно, здесь считается, что я его придумал для военного зова.

Мельком увидел Ротильду на троне, величественная и прекрасная, сидит в царственной позе, опустив руки на подлокотники, в лице смелость и решительность, непросто моим военачальникам придется отстаивать принципы, от которых я велел не отступать.

Это в самом деле королева, мелькнуло восхищенное. В каждом движении, жесте, повороте головы, гордом и властном взгляде. И одета, как королева: в простом синем платье, густо расшитом жемчугом, но без излишней пестроты и так раздражающих мужчин фижмочек и оборочек. Даже не знаю, почему раздражают, просто раздражают, но похоже, ей тоже не нравятся, потому и велела сшить такое платье, что именно ей по вкусу… и плевать на то, что и мужчинам нравятся именно такие.

Неглубокий продольный вырез, но грудь не видно, на шее ожерелье из синих камешков, настолько недрагоценных даже с виду, что могут быть и амулетами, хотя для амулетов все‑таки слишком красивы.

Я еще раз взглянул украдкой на сильное лицо умной и властной женщины, что вообще‑то сейчас занимается ерундой, и направился к лестнице, где почти на самом верху наши королевские покои.

В нарочито узком коридоре, это чтоб легче держать оборону, один стражник и один слуга вблизи моей двери. Оба лишь проводили меня равнодушными взглядами, в Баллимине как‑то все забыли, что это я привел сюда Ротильду, а не она прибыла сама, ведя в арьергарде мужа – консорта.

Бобик ворвался следом, сытый и довольный, обычно поджарое брюхо отвисает, как у коровы, пробежался по обширной комнате и тяжело грохнулся в самом центре на ковер.

– Завтра, – сказал я ему, – завтра похудеешь, морда. Будет тебе веселая пробежка до самого Геннегау!

Он посмотрел на меня сонно и уронил голову на лапы. Если завтра в путь, то надо не просто успеть поспать, но и выспаться, говорил весь его вид.

Я снял через голову перевязь с мечом и поставил у изголовья. Все верно, завтра после коронации сразу же унесусь к морю… и начнется настоящая работа: флот, железная дорога, посмотрим, что успели придумать наши алхимики, чтобы ускорить технический прогресс, а уж социальным я обеспечу, пусть только ахают и разводят руками, удивляюсь такому сладкому падению нравов…

Бобик поднял голову и посмотрел очень внимательно и настороженно. Я повернулся в постели, со стороны двери по направлению к ложу идет молодая женщина в почти полностью прозрачном платье.

Двигается медленно и очень неторопливо, переступая ногами, как манекенщица, очень эротично, сочная и налитая чувственностью от пяток и до кончиков ушей, крупная грудь с оттопыренными дойками колышется при каждом шаге.

На середины комнаты, глядя мне прямо в глаза, с улыбкой обнажила левую грудь, нежно – белую с сильно вытянутой вперед красной выпуклостью на конце.

Голова моя моментально накалилась, в черепе суматошно носятся тысячи, миллионы мыслей, идей и даже планов, сердце начало бухать мощно, перекрывая потоки крови в мозг, он сейчас ни к чему, и направляя в более необходимые места, а я таращил на нее глаза и не двигался, стараясь понять, что делать… и делать ли.

Она грациозно остановилась у незримой черты, сочное тело покачивается, по нему пробегает сладостная волна, выставляя лакомые для жадного хватания места, а полные губы раздвинулись в удивленно – иронической улыбке.

– Ты не ждешь меня?

Сердце мое стучит все так же мощно, но моя гостья заговорила, а это дает преимущество мне, поговорить я умею, это работать не очень, и я ответил ровным голосом, надеюсь, ей не видно, как дрожат под одеялом колени:

– Как тебе сказать… Вообще‑то обычно договариваются заранее.

Она в удивлении приподняла брови.

– А если сюрприз?

– Сюрпризы я подношу другим, – заявил я.

Бобик некоторое время слушал, переводя взгляд с нее на меня, потом уронил голову и начал посапывать мирно и спокойно.

– Я же чувствую, – проговорила она чувственным голосом, – как ты весь… да ты уже насыщаешься мною!

– Это не я, – заверил я. – Тело мое еще не есть я, ибо я не язычник, это они – цельные натуры. А я вот такой весь из себя амбивалентник. Да и вообще… я хоть и дурак местами, но не самый последний, потому не брошусь вот так, ага. Хватать то, что предлагают вроде бы бесплатно и с доставкой в постель, ну я ж не рыба, что даже не смотрит на крючок в червячке?

Она покачала головой.

– Не понимаю. Пусти меня к себе!

– В другой раз, – ответил я твердо.

– Какой?

– Ну, сперва выберем, – объяснил я, – удобное для обоих место и время. Понимаешь, мое мужское достоинство… настоящее мужское, бунтует против того, чтобы женщины нами руководили и сами выбирали единолично, как, когда, почему и на каких условиях. Я хоть и консорт, но я им тут наконсортю!

Она произнесла уже чуточку растерянно:

– Не понимаю… Я согрею твою постель и утолю жар в твоих чреслах. Или ты почему‑то боишься меня?

В голосе ее было недоверие, что вот я, такой большой и сильный, могу чего‑то бояться, и я автоматически напряг плечи и бицепсы, вырисовывая мускулатуру почетче, но взял себя, дурака, за горло и сказал высокомерно:

– Я не боюсь, просто я мудр и осторожен. И, самое главное, не стыжусь в этом признаваться.

– Но ты же мужчина!

– Еще какой, – сказал я хвастливо, почему и не похвастаться, когда уже знаю, что ничего между нами не будет, – а вот у тебя облом, правда?

– Что такое…

– Изыди, – прервал я, подумал и с великой неохотой перекрестил ее, продолжая рассматривать ее крупную колышущуюся грудь и невольно представляя, как ухватил бы и потискал, – изыди, исчадие!

Она жалобно вскрикнула, отступила. Ее тело странно изогнулось, медленно начало опадать к полу, затем оттуда выметнулась крупная неопрятная птица и с разочарованным карканьем вылетела в окно.

На полу осталось платье. Я поморщился, прислали вообще слабенькую, я таким был в самом начале, пока не научился захватывать и одежду. Не уважают меня, сволочи, обидно.

Повернулся лицом к стенке, спину сторожит Бобик, постарался заснуть и поскорее задушить слабое сожаление, что не пустил в постель, эх, как бы дал волю тому второму «я» в себе, что заложил хитроумный Змей, вдувший Еве и заделавший ей двух сыновей.

Воображение некоторое время играло, пока погружался в сон, распалялось даже, рисуя картинки, что именно и как проделывал бы в эту жаркую душную ночь, даже изумился, что давно не приходит Санегерийя, что это с нею…

Или со мной?