Текст книги "Песнь для Арбонны"

Автор книги: Гай Гэвриел Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Через мгновение он кивнул головой, и Ирнан набросил тяжелый плащ темно-пурпурного цвета на плечи Блэза. Блэз удивился, где он его достал; пурпурный цвет – это цвет королей. Но у него было подозрение, догадка, откуда взялся этот плащ. И эта мысль заставила его на мгновение отвернуться от отца в кольце мечей и быстро взглянуть на Тьерри. Но потом он отвел от него взгляд и посмотрел вдаль, в направлении острова среди озера, где находились женщины.

Теперь, когда сражение прекратилось, можно было различить отдельные фигуры в долине у озера. Стоя вместе с остальными на северном берегу острова, Ариана могла разглядеть своего мужа: судя по тому, как он сидел на коне, кажется, с ним все было в порядке. Недалеко от Тьерри она заметила Ирнана из Бауда, который закутал плечи Блэза де Гарсенка пурпурным плащом, который она ему доверила, и тут Ариана расплакалась.

Теперь почти все плакали; они не знали, сколько человек погибло и кто именно. Графини не было с ними на берегу; она отправилась вместе со жрицами и жрецами в храм на благодарственный молебен. Ариана понимала, что должна быть с ними, но ее мысли сейчас, после того как протрубили рога, были полностью обращены к мирским делам.

Маленькие лодки непрерывно сновали взад и вперед по неспокойным водам; они плавали так во время всего боя. Последний гонец рассказал им, что король Гораута погиб, пораженный красной стрелой в глаз. Никто не знал, кто послал эту стрелу, сказал жрец, опускаясь на колени на песок. Оперение, сказал он, было сделано из перьев совы. Стрела прилетела прямо с неба.

Он также сказал им, что Уртэ де Мираваль, который спас их в конце, несмотря ни на что, при смерти, если уже не умер. И это последнее известие имело для Арианы большее значение, чем для всех остальных людей на острове или даже чем для всех живых людей.

Оно означало, что условие клятвы, которую она держала с самого детства, закончилось, и тайну, которую она поклялась сохранить, она теперь могла поведать миру. И именно поэтому она рыдала на том берегу, глядя на север, в сторону долины, на фигуру своего мужа в красном камзоле, и на высокого человека в пурпуре рядом с ним, и на третьего человека, ниже ростом, чем эти двое. На того мужчину, который много лет назад застал врасплох путешественников под вязами; их она и сейчас видела рядом с аркой на западе.

Она отошла в сторону от остальных на берегу, погружаясь в воспоминания. Еще одна лодка приближалась с еще более свежими новостями; другие женщины тревожно бросились к ней. Ариана вместо этого прошла немного на запад и стояла одна, глядя на другой берег, тот, что ближе к Миравалю.

Тогда тоже стояла зима, вспомнила она, в ту ночь, двадцать три года назад, дождь и ветер терзали деревья и озеро, когда она пришла на этот берег. Двадцать три года, и будто это было вчера, если позволить себе мысленно вернуться в прошлое. Ее охватили те же ярость, тяжесть и ужас, словно она стояла там сейчас, тринадцатилетняя, только что давшая клятву, и отчаянно рыдала от горя и страха.

Она была еще ребенком, когда началась эта ночь. Сообразительная, любопытная, слишком избалованная девочка. Она перестала быть юной, когда эта длинная ночь закончилась, и она смотрела, как бледное солнце наконец-то восходит за озером, и слушала печальный шорох падающих капель с окружающих деревьев.

Она сдержала обещание. Все эти годы она держала обещание, клятву, данную кузине Аэлис, которую любила. Она видела себя так ясно сейчас: худенькую, дрожащую девочку, едущую верхом в сильную бурю, с белым лицом и черными волосами, затерянную в темноте и лишь освещаемую редкими молниями. И она плакала, плакала под жестокими струями дождя. Сейчас она снова плакала, через столько долгих лет, плакала о потерянной невинности, об умерших в ту ночь и об ужасном бремени, которое взвалила на себя тогда и несла все эти годы.

Так прошло много времени. Ариана вытерла глаза, расправила плечи и отвернулась от западного берега и тяжелых воспоминаний. Она была герцогиней де Карензу, королевой Двора Любви в Арбонне, женщиной, обладающей властью в этом мире, и еще так много дел предстояло сделать.

И начать с того, что покончить с молчанием.

«Аэлис», – подумала, даже тихо прошептала она; одно лишь имя, больше ничего, понимая в этот момент, что это своего рода освобождение. Она чуть было снова не расплакалась, но на этот раз сдержала слезы.

Она пошла по извилистой тропинке к храму и подождала там, пока стихнет исполненная прекрасными голосами песня-молитва. Затем, когда служба закончилась, в уединении маленькой комнатки рядом с куполом по необходимости скупыми словами, но со всей той добротой, которую смогла вызвать в себе среди лихорадочных эмоций этого дня, Ариана все рассказала первому человеку, который должен был это знать.

После, вернувшись одна на берег, она велела переправить ее на лодке через озеро, а когда оказалась на противоположном берегу, отправилась искать второго человека, которому следовало все рассказать раньше, чем узнает весь мир.

Он к тому времени уже покинул долину, так ей сказали, и поэтому, успев лишь быстро обнять мужа и прошептать ему несколько слов, она села на коня и отправилась вслед за ним. По дороге, когда она поняла, куда он уехал, куда она едет вслед за ним, она снова начала плакать, не в силах сдержаться. Слезы стыли у нее на щеках, а солнце уже опустилось низко на западе, красное, как огонь.

Блэз пошел вместе с Бертраном и Тьерри туда, где лежал на земле Уртэ де Мираваль. Голова его покоилась на свернутом плаще, другим плащом, плотным и подбитым мехом, его накрыли сверху. Уртэ был очень бледен, и Блэз с первого взгляда понял, что ткань, которой пытались остановить кровотечение, пропитана насквозь. Он уже видел подобное; это долго не продлится.

Уртэ не потерял сознания, и в глазах его сверкало торжество. Блэз поколебался, стоя рядом с ним, а затем осторожно отступил назад, чтобы Бертран де Талаир мог остаться наедине с Уртэ. Последовавшее молчание казалось напряженным, как натянутая тетива.

Еще несколько мгновений – Блэз подумал, что здесь все дается нелегко, – и Бертран опустился на колени рядом с пожилым человеком.

– Мы победили, – спокойно произнес он. – Твое решение присоединиться к нам в конце концов изменило ход сражения.

Тогда Уртэ де Мираваль рассмеялся, звук его смеха был ужасен и вызвал новый поток крови из раны. Явно страдая от боли, он покачал головой.

– В конце концов? Ты не понимаешь. Не надо было принимать никакого решения. Мы разыграли ту сцену в Барбентайне, когда я ушел.

Блэз ощутил, как у него отвисла челюсть. Он со щелчком закрыл рот. И услышал, как тихо охнул Тьерри де Карензу.

– Мы? – спросил Бертран.

– Мы с графиней. Я посоветовал ей накануне ночью назначить тебя командующим армией. Мы договорились, что я в ярости уйду и на следующий день свяжусь с Адемаром.

– О, милостивая Риан, не могу проверить! – Эти слова произнес Тьерри, словно молитву.

– Почему? – буднично спросил умирающий. – Мы уступали в численности, нам надо было изобрести для них какую-то ловушку. По-видимому, для этого понадобились усилия двух людей старшего поколения. У молодых не оказалось идей, не так ли? – Он не улыбнулся.

Снова воцарилось молчание.

– Никаких, – признался наконец Бертран. – Меня поражает, что графиня мне не сказала.

– Я просил ее не говорить, – ответил Уртэ. – Сказал ей, что ты можешь изменить стратегию, зная о ловушке. Сделать шаг, который предупредит их о том, что что-то не так. Такой довод я ей привел.

– И это была не настоящая причина?

Тут Уртэ де Мираваль улыбнулся.

– Конечно, не настоящая, – согласился он. Бертран медленно покачал головой.

– Собственно говоря, у меня сегодня не было никакой стратегии. Сражение началось слишком рано.

– Я знаю. Поэтому мы опоздали.

Снова молчание. Заходящее солнце заливало долину красноватым светом. На лице Уртэ внезапно появилась гримаса, и Блэз понял, что этот могучий человек борется с сильной болью.

– Что мне сказать тебе? – спросил Бертран де Талаир.

Снова задыхающийся звук, который мог быть смехом.

– Избавь меня, – прошептал Уртэ. Но мгновение спустя Блэз увидел, как он слегка повернул голову и посмотрел прямо на Бертрана. Уртэ открыл рот, снова закрыл его, словно в душе герцога шла внутренняя борьба, но потом произнес очень ясно: – Я не убивал ее. И ребенка тоже.

Бертран замер, лицо его стало таким же бледным, как лицо умирающего.

– Я забрал у нее ребенка, – продолжал Уртэ, глядя в глаза Бертрану, – после того, как она сказала мне… то, что сказала. Отнес его вниз на кухню, где горел огонь. Было очень холодно, в ту ночь разыгралась буря. Тебя там не было, ты не помнишь. Я приказал вышвырнуть из замка жриц. Я оставил младенца на кухне с женщинами. Мне не хотелось, чтобы Аэлис получила его… после того, что она сказала, и я не собирался растить его как собственного ребенка. Возможно, я решил бы его убить. Или мог бы отослать прочь, туда, где о нем никогда не узнают и где не найдут. Я тогда плохо соображал и понимал это; мне необходимо было время. Этот ребенок, если бы он был моим, являлся наследником и Мираваля, и Барбентайна, он правил бы Арбонной.

– Но вместо этого? – Голос Бертрана звучал тихо, почти неслышно.

– Но вместо этого… Аэлис была мертва, когда я вернулся в ее комнату. Я поднялся наверх, чтобы сказать ей, что она никогда не увидит своего ребенка, что никто никогда не узнает, кто он, даже если я решу оставить ему жизнь. Мне так хотелось… причинить ей боль за то, что она сделала. Но она меня обманула. Она была уже мертва, когда я вернулся. Когда я снова спустился вниз, потом, я заставил отдать мне ребенка. Я отнес его в большой зал и сел у камина, держа его на руках. Я видел, что он очень слаб. Прошло совсем немного времени, и он умер. Они редко выживают, когда рождаются раньше времени. Он родился на два месяца раньше срока.

– Я знаю. Поэтому меня здесь не было. – Снова молчание. Блэз слышал свист ветра в долине и крики раненых и умирающих. Над головой, очень высоко, стая птиц пересекла солнечный диск; они улетали на юг в конце года. Он видел, что некоторые жрецы и жрицы приплыли с острова, чтобы подобрать раненых, на поле боя разожгли костры. Он снова задрожал в своем теплом плаще.

– Ты мог бы рассказать мне об этом, – в конце концов произнес Бертран.

– Зачем? – ответил Уртэ. – Чтобы облегчить твою совесть? Зачем мне было это делать? Мне было приятно заставлять тебя гадать, жив ли он, это означало, что ты никогда меня не убьешь, правда? – Снова слабая улыбка. Но через мгновение выражение его лица изменилось, и он прибавил: – Ты бы мне все равно не поверил. Сам знаешь.

Бертран медленно покачал головой:

– Нет, не поверил бы. Я был почти уверен, что ты убил их обоих.

– Знаю. Почти уверен, но не совсем. Мне нравилось, что ты так думаешь. Я надеюсь, эта мысль все эти годы сидела в тебе, как отрава.

– Так и было. Как отрава. Все эти годы.

– Она была моей женой, – сказал Уртэ де Мираваль.

Бертран стоял неподвижно, с опущенной головой. Потом произнес голосом, полным боли:

– Я любил ее. Я никогда не переставал ее любить. А ты никогда ее не любил. Для тебя все сводилось только к гордости.

С огромным усилием Уртэ удалось приподняться на локте.

– Этого было бы достаточно. Более чем достаточно. Но ты опять ошибаешься. Ты всегда ошибался в этом, ты и все остальные. – Он замолчал, чтобы сделать мучительно трудный вдох; кровь текла у него из раны. – Это Аэлис меня не любила, а не наоборот. Видишь ли, я не умел писать песни. Я рад, что мы победили. Да хранит Риан землю Арбонны вечно.

Потом медленно, с огромным мужеством перед лицом смертельной боли он опустился на холодную землю, закрыл глаза и умер.

Бертран еще долго стоял на коленях рядом с телом. Никто не шевельнулся и не заговорил. Когда Бертран наконец встал он повернулся к Тьерри де Карензу.

– Могу ли я поручить остальное тебе? – спросил он официальным тоном.

– Конечно, – ответил тот.

Они смотрели, как герцог Талаирский идет назад, туда, где коран держит под уздцы его коня. Бертран вскочил в седло без посторонней помощи и медленно двинулся из долины на запад, к аллее деревьев, ведущей к арке.

Валери сделал неловкое движение, словно хотел последовать за ним, но сдержался. Блэз, глядя на него, увидел на обычно спокойном лице корана выражение острой, огромной тоски. Он подошел и встал рядом с Валери, не прикасаясь к нему, он только хотел быть рядом. Затем, мгновение спустя, он заметил, что Тьерри смотрит на него с неожиданным сочувствием, и осознал, что еще осталось сделать. Блэз закрыл глаза. И теперь Валери протянул руку и прикоснулся к его плечу.

Блэз посмотрел на Тьерри де Карензу.

– Я имею право просить, чтобы это было сделано чисто? – тихо спросил он.

– Так и будет, – ответил муж Арианы. – Ради тебя и ради нас самих и из-за того, что мы есть и чем не хотим стать.

Блэз кивнул головой. Тьерри повернулся, и Блэз последовал за ним через темнеющее поле туда, где все еще стоял его отец, окруженный людьми с мечами.

– Я задержал этого человека, – произнес Рюдель Коррезе, четко и непривычно серьезно, когда они приблизились, – для вынесения приговора Арбонны.

– Окончательный приговор, – ответил Тьерри, – это дело Риан и Коранноса, а не наше, но наказать его сейчас – это наш долг. Не за военные действия. Можно было бы обещать освободить его за выкуп, если бы речь шла только о них. Но за то, что сделали со жрицами и другими невинными людьми, этот человек, несомненно, заслуживает смерти.

Все молчали. Только крики раненых и свист ветра нарушали тишину. Теперь по всей долине горели костры, больше для тепла, чем для других целей; свет все еще оставался ярким, хотя день угасал.

– Ты станешь отрицать, что женщин сжигали по твоему приказу? – спросил Тьерри у Гальберта де Гарсенка.

– Вряд ли, – ответил тот.

Больше ничего. На синих одеждах и на красивом, гладко выбритом лице верховного старейшины была кровь, он стоял, окруженный смертельными врагами в конце своей жизни, и его младшему сыну казалось, что даже сейчас он не чувствует к ним ничего, кроме презрения.

– Из уважения к твоему сыну мы обещаем тебе смерть от стрел, – бесстрастно произнес Тьерри. Неподалеку от них отвязали от платформы на колесах певца Аурелиана. Кто-то накрыл его тело плащом.

– Я хотел бы сказать несколько слов своему сыну перед смертью, – сказал Гальберт де Гарсенк. – Блэз почувствовал, что у него пересохло во рту. Все молчали. – Это последняя просьба, – прибавил верховный старейшина Гораута.

Тьерри повернулся к Блэзу, Рюдель тоже, у обоих в глазах читалась тревога и желание оградить его от этого. Блэз покачал головой. Прочистил горло.

– Считаю, это справедливое требование. Мы можем его выполнить. – Он осторожно взглянул на Тьерри. – Если ты не возражаешь.

Тьерри медленно кивнул. Рюдель, похоже, все же собирался возразить, и Блэз услышал, как Валери у него за спиной что-то яростно пробормотал, но герцог де Карензу взмахом руки приказал отступить окружившим пленника коранам.

Когда они повиновались, Блэз вышел вперед. Кольцо людей расступилось, пропустив его.

– По-видимому, – спокойно сказал его отец, когда он подошел, – я ошибся в Уртэ де Миравале. – Он как будто обсуждал неверное направление поиска во время охоты или ошибочный севооборот на земле Гарсенков.

– Вряд ли стоило ожидать, что он присоединится к вам после сожжения женщин.

Гальберт пожал плечами:

– Ты думаешь, дело в этом? Он передумал или это было запланировано?

– Запланировано, – ответил Блэз. – Им и графиней. Больше никто не знал.

– Тогда это умно, – сказал отец. И вздохнул: – А, ладно, по крайней мере, я прожил достаточно долго, чтобы узнать, что мой сын будет править в Горауте.

Блэз горько рассмеялся:

– Благодаря твоей большой помощи и заботе.

– Конечно, – ответил Гальберт. – Я много лет трудился ради этой цели.

Блэз перестал смеяться.

– Это ложь, – резко возразил он. Ему показалось, у него в груди появилось что-то твердое и тяжелое. Он с трудом глотнул.

– Неужели? – миролюбиво спросил Гальберт. – Ты всегда считался умным. Подумай, Блэз.

Он не помнил, когда отец в последний раз называл его по имени.

– О чем тут думать? – огрызнулся он. – Ты проявил свою преданность семье в делах с Розалой, а теперь, здесь, с Ранальдом. Ты убил собственного сына.

– Я дал ему жизнь и отнял ее, – возразил Гальберт, все еще мягко, – хотя мне жаль, что пришлось это сделать. Как человек он ничего не стоил до самого конца, но он собирался лишить меня единственного шанса очистить эту землю…

– Конечно. Именно ради этого ты трудился все эти годы.

– Среди прочих вещей. Едва ли я сам чего-то стоил бы, если бы у меня была только одна цель в жизни. Я хотел сжечь Арбонну, если удастся, я хотел посадить своего сына на трон в Горауте, если удастся. Я никогда не надеялся добиться и того, и другого, но имел реальные основания надеяться либо на то, либо на другое.

– Ты лжешь, – снова повторил Блэз и сам услышал нотку отчаяния в своем голосе, но постарался подавить его. – Зачем ты это делаешь? Мы знаем, чего ты хотел: ты предназначал меня для служения богу.

– Естественно. Ты – младший сын, куда еще я должен был тебя пристроить? Ранальду предстояло стать королем. – Гальберт покачал головой, словно Блэз неожиданно проявил тупость. – Затем ты заартачился, не в первый раз и не в последний, а немного позже стало ясно, что Ранальд… такой, какой есть.

– Ты его таким сделал.

Гальберт снова передернул плечами.

– Если он не смог справиться со мной, то не смог бы справиться с королевской властью. А ты нашел способ. После того как мне удалось выгнать тебя из дома при помощи Иерсенского договора.

Блэз почувствовал, что бледнеет.

– Ты же не собираешься утверждать…

– … Что у меня было много причин заключить этот договор. Да, собираюсь. Это так. Подумай, Блэз. Деньги для этой войны и кинжал в спину Адемара в руках тех северян, которые лишились своей земли. И я в конце концов вынудил тебя покинуть Гораут, уехать туда, где ты мог собрать вокруг себя всех, кто был в состоянии противостоять Адемару. И мне, – прибавил он, словно ему это только что пришло в голову. – В конце концов, – продолжал Гальберт тем же ровным, спокойным голосом, – тебе понадобится много денег, чтобы вернуть северные болота, особенно после наших сегодняшних потерь. К счастью, Люсианна д'Андория снова овдовела. Я планировал организовать убийство Борсиарда здесь, если никто из ваших воинов не сумеет этого сделать. Я рассматривал ее как возможную невесту для Ранальда, если бы обстоятельства сложились благоприятно. Теперь тебе придется жениться на ней, и я знаю, что ты будешь рад этому почти так же, как ее отец. Когда его дочь станет королевой, он, возможно, даже прекратит периодически возвращать ее домой, в свою собственную постель. – Гальберт улыбнулся, а у Блэза слегка закружилась голова. – Только следи за ним, хорошенько следи за Массеной Делонги. Тем не менее при помощи Коррезе и Делонги ты сможешь устоять, когда Валенса откажется продолжать выплаты, оставшиеся по условиям договора.

Блэз почувствовал, что у него начинает болеть голова, словно на нее обрушивается удар за ударом.

– Ты лжешь, не так ли? Скажи мне, зачем? Какая тебе выгода сейчас, в данный момент, пытаться заставить меня поверить, будто ты все это спланировал?

– Я не планировал всего этого, Блэз, не будь глупцом. Я – смертный слуга Коранноса, а не бог. После того как ты уехал из дома в Гётцланд и Портеццу, я подумал, что Фальк де Саварик и некоторые другие северные бароны пошлют к тебе гонцов с предложением короны. Я не ожидал, что ты сам проявишь инициативу, как ты поступил. Я не знал, что ты настолько… безрассуден. Я и правда считал, что ты в какой-то момент окажешься в Арбонне, хотя бы только потому, что ты знал, что я сюда приду, но я не знал, какое большое… влияние они будут на тебя иметь. Это, должен признать, было для меня сюрпризом.

– Адемар, – сказал Блэз, все еще сопротивляясь. – Ты делал для него все. Ты даже пытался отдать ему Розалу.

На лице его отца отразилось презрение.

– Я не сделал для Адемара ничего, только протянул ему веревку для повешения. Большего он никогда не стоил. Он был орудием, которое позволило бы мне отдать Арбонну богу. Вот и все. – Он снова пожал плечами. – Кажется, в этом мы потерпели неудачу. Об этом я горюю перед смертью. Я действительно думал, что мы не можем проиграть. В этом случае я надеялся, что сын Коррезе увезет тебя отсюда назад, в Портеццу, и со временем я еще мог бы осуществить обе половины моей мечты. Адемар никогда не смог бы удержать Арбонну после того, что я намеревался здесь устроить. – Его красивый голос, подумал Блэз, объясняет все так соблазнительно просто. – Что касается Розалы, правда, Блэз, это должно было еще больше настроить баронов против него – и тебя тоже, если бы ты нуждался в дальнейшем стимуле, и это должно было произойти только после того, как она родит наследника для Гарсенка. Скажи мне, мальчик, Кадар – это твой сын, не так ли?

Блэз почувствовал, что у него начинают дрожать руки.

– Ты должен запачкать все, к чему прикасаешься, даже в конце жизни? Хоть что-то может остаться чистым?

– Моя смерть, по крайней мере. Так мне обещано, – сухо ответил Гальберт. Его губы скривились. – Брось, Блэз, если он не твой, то я умру, гадая, чей он. Я провел кое-какое расследование после того, как Ранальд прожил в браке довольно долго, а наследника все не было. И обнаружил, что все эти годы, пока он был первым рыцарем короля и похотливые женщины дрались, чтобы затащить его в свою постель, он не стал отцом хотя бы одного ребенка, которого мне удалось бы найти. Вспомни, что мой брат тоже не оставил наследника. В нашем семени, возможно, есть какой-то порок, хотя я избежал этой участи. А ты?

Блэз посмотрел на свои дрожащие руки. И сказал:

– Ничто не имело значения, кроме цели, правда? Ничто не имело смысла само по себе. Мы все были орудиями, каждый из нас, Адемар, Розала, Ранальд и я, даже когда мы были еще маленькими.

Его отец коротко и решительно мазнул рукой.

– Чего ты хотел, Блэз? Колыбельных? Похлопывания по спине? Руку любящего отца, сжимающую твое плечо, когда ты делал успехи?

– Да, – ответил на это Блэз как можно более ровным голосом. – Да, наверное, это то, чего я хотел.

Впервые Гальберт, кажется, заколебался.

– Ты справился неплохо и без этого.

– Да, – опять повторил Блэз, вдохнул воздух и медленно выдохнул его. – Я справился. – Он посмотрел на отца. – Если бы у нас было время для дискуссий, я бы мог рассказать тебе кое-что о своих чувствах, но не уверен, что мне этого хочется. – Он помолчал. Теперь его охватило глубокое спокойствие. – Еще что-нибудь, отец?

Молчание, потом Гальберт медленно покачал головой. Еще несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Блэз повернулся и вышел из круга. Солдаты расступились, давая ему проход. Он увидел, что отряд лучников в красных одеждах Карензу подошли к остальным. За ними он увидел своего коня, повод которого держал Ирнан. Блэз подошел, вскочил в седло и поскакал прочь. Он не оглянулся.

У себя за спиной он услышал голос Рюделя, задавшего вопрос, и ответ Тьерри, очень ясный, затем услышал слова команды и еще услышал, как запели стрелы.