Текст книги "В суровом Баренцевом"

Автор книги: Гавриил Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

четко произнес:

– Не бродяга, а член Военного совета!

Тут только лейтенант спохватился, что допустил бестактность. С краской на лице он вскочил, принял положение «Смирно» и удрученно произнес:

– Виноват, товарищ адмирал!

– Ничего, бывает! Садитесь, но в следующий раз увлекаться не следует, – произнес Головко. Николаев промолчал.

Игра продолжалась.

По окончании партии Головко и Николаев тепло распрощались со своими молодыми партнерами. Для последних это был урок на всю жизнь. Эпизод с лейтенантами и вспомнил Рябченко, идя по штабному коридору вдоль множества дверей.

Дежурный подвел офицеров к кабинету командующего н, козырнув, удалился.

Адмирал Головко, немного сутулясь, встал из-за стола и тепло поздоровался с вошедшими. Пригласив командиров сесть и опустившись в кресло, мягко, но с легкой укоризной произнес:

– Как же это вы упустили фрицев?

Выслушав Гончара, а затем Рябченко, командующий начал внимательно просматривать кальки маневрирования и записи в журналах боевых действий. Затем, отложив в сторону документы и немного подумав, сказал, что гитлеровские лодки имеют теперь новые технические средства обнаружения. Это позволяет им своевременно уклоняться от атак кораблей срочным погружением.

Поэтому нужна очень высокая бдительность и четкость в действиях всего личного состава. Надо еще решительнее атаковать врага.

В конце беседы, обращаясь к капитану 3–го ранга Гончару, Головко сказал:

– А лодку эту я Вам пока не засчитываю. Уверенности в ее уничтожении у меня нет.

В конце войны к вопросу оценки боевых потерь противника высшее командование стало относиться строже. Только после получения подтверждений из нескольких источников, после тщательного изучения документов командующий подписывал заключение.

Видя огорчение на лицах собеседников, Арсений Григорьевич улыбнулся и, показав на вазу с апельсинами, произнес:

– Подарок из Грузии, угощайтесь.

Потом пригласил командиров к столу.

Комфлота налил себе вина в маленькую рюмку и жестом пригласил гостей к самообслуживанию. Рябченко и Гончар наполнили свои рюмки.

В это время вошел адъютант с телеграммой в руке.

– А вот и тост есть хороший! – воскликнул адмирал, едва пробежав по листку глазами. – Сегодня Президиум Верховного Совета учредил медаль «За оборону Советского Заполярья». Военный совет Карельского фронта поздравляет личный состав Северного флота с награждением участников обороны Советского Заполярья медалью.

Затем командующий зачитал весь поздравительный текст, который заканчивался словами: «Да здравствуют моряки Северного военно–морского флота! Да здравствует боевая дружба Военно–Морского Флота и сухопутных сил Красной Армии!»

– Да, за это стоит выпить, – произнес Головко и поднял свою рюмку. – За ваши боевые успехи, за наш замечательный личный состав!

Оба командира были взволнованы вестью. Поставив рюмку на стол, комфлота встал из-за стола, дав понять, что встреча окончена.

– А ваши материалы я еще проанализирую, – сказал Головко на прощанье.

Весть об учреждении медали «За оборону Советского Заполярья» с быстротой молнии облетела все корабли. Моряки были горды высокой оценкой, данной Советским правительством, деятельности участников героической обороны Советского Заполярья, самоотверженной борьбы воинов Красной Армии и Военно–Морского Флота против немецко–фашистских захватчиков на крайнем правом фланге Великой Отечественной войны.

С самого первого дня вероломного нападения на нашу Родину гитлеровские захватчики протянули хищные Щупальца к Советскому Заполярью. Они направили на Север отборные части и огромное количество боевой техники, намереваясь с ходу захватить Мурманск. Враг понимал, что, захватив Советское Заполярье, он лишит нашу страну важнейших коммуникаций, связывающих ее с союзниками. Однако надежды Гитлера разбились о стойкость воинов Карельского фронта и Северного флота.

Радуясь успехам, достигнутым моряками–североморцами в борьбе с захватчиками, мы тем не менее хорошо понимали, что война еще не окончена, что впереди тяжелые походы и грозные схватки с гитлеровскими подводными лодками. К ним мы готовились каждодневно.

В условиях полярной ночи и частых снежных зарядов все большее признание получала радиолокация. Но были еще и такие, кто сомневался в ее возможностях. Этим грешили даже вахтенные офицеры. Они по старинке наседали на сигнальщиков: зрение казалось надежнее. Но со временем от недоверия к новой технике не осталось и следа. Радиолокация часто выручала нас в трудный момент.

Помнится такой эпизод. Для эскортирования беломорской группы союзных транспортов командующий флотом назначил лидер «Баку», семь эсминцев и четыре «больших охотника». В составе эскорта был и «Живучий».

Вышли мы 6 декабря утром с расчетом встретить конвой в 13 часов. Видимость временами доходила до полкабельтова. Прибыв в расчетную точку, начали радиолокационный поиск. Два часа экран был чист, а затем на нем появились какие-то цели. После обмена опознавательными оказалось, что это английские эскортные корабли. С них передали, что конвой уклонялся от атак подводных лодок и теперь находится 15 милями южнее. Вскоре установили радиолокационный контакт и с конвоем. На экране радара отчетливо обозначились три крайние колонны транспортов и охранение левого борта. Командир велел всем офицерам внимательно рассмотреть это изображение и зарисовать его, чтобы потом сличить с визуальным.

Поскольку получить по радио необходимые сведения от командира английского эскорта не удалось, а запрашивать световыми средствами не разрешалось (мы были в зоне действия вражеских лодок), контрадмирал Фокин, находившийся на «Баку», решил момент отделения беломорской группы от мурманской определить по локатору. Дело в том, что отделившуюся часть судов мы должны были сразу же взять под защиту и сопровождать до порта.

Прошло некоторое время. Радиометрист Александр Петров доложил: «Группа целей отделилась от конвоя и повернула на восток». Сигнал, переданный с флагманского корабля, подтвердил это. «Живучий» увеличил ход и стал занимать свое место в эскорте.

С «Баку» то и дело поступали распоряжения кораблям – одному сократить дистанцию, другому изменить курс, третьему снизить скорость: на выносном индикаторе кругового обзора, выведенном на мостик лидера, весь конвой был как на ладони.

Наступила полночь. Сменилась вахта. Подозрительных целей на экранах локаторов не обнаруживалось. Молчала и гидроакустическая рубка. Но наблюдение за надводной обстановкой и подводной средой ни на минуту не ослабевало.

Затишье оказалось временным. В 2 часа ночи на «Деятельном» прозвучал сигнал боевой тревоги. Минеры Рыжов, Панченко, Морозов и Филиппов давно ждали его. Перед выходом в море, приняв новый комплект боезапаса, они на глубинных бомбах вывели краской: «За транспорт «Революция»!», «За транспорт «Пролетарий»!» Оба эти стареньких парохода были потоплены гитлеровской подводной лодкой в начале месяца. Моряки жаждали встречи с врагом, чтобы отомстить за гибель транспортов.

Лодка поджидала добычу, находясь в надводном положении. Наши комендоры открыли по ней огонь, и она стала быстро погружаться. Эсминец сделал резкий отворот для бомбометания. Когда секундомер отсчитал нужный момент, минеры сбросили смертоносный груз на подводных пиратов. Атака врага была сорвана.

Вторую попытку гитлеровцев напасть на конвой отразил эсминец «Разумный» у острова Харлов. Сбросив глубинные бомбы, моряки услышали приглушенный подводный взрыв. Что сталось с вражеской лодкой и в том и в другом случае – неизвестно. Уточнять результаты боя не было времени: атаковал лодку и – снова в строй!

Задачу мы выполнили. Все транспорты с грузами были доставлены в Белое море без потерь. Поход дал офицерам хорошую практику боевого управления и наблюдения за действиями кораблей и судов конвоя с помощью новых радиотехнических средств в условиях малой видимости.

Опыт использования радиолокаторов в походных ордерах тогда же начали применять и при поиске вражеских подводных лодок.

Раньше обнаружение подводных лодок осуществлялось гидроакустическими и визуальными средствами. Корабли охранения располагались в 6–12 кабельтовых от транспортов, то есть в непосредственной близости. Практика показала, что радиолокатором подводные лодки в надводном положении можно обнаружить на расстоянии до 60 кабельтовых[62]62
  ОЦВМА, ф. 254, д 37804, л. 13.


[Закрыть] независимо от условий видимости. С учетом этого были внесены изменения в построение эскорта. Впереди транспортов, а также по бортам выставлялись завесы из кораблей, оснащенных радиолокационными средствами. Под наблюдением оказывалась зона диаметром не менее 10 миль.

Такое построение эскорта, конечно, не исключало возможности нападения подводных лодок, зато позволяло обнаружить их еще до того, как они подойдут на дистанцию торпедного залпа. В эффективности новой тактики мы очень скоро имели возможность убедиться.

8 декабря лидер «Баку» и пять эсминцев (наш «Живучий» в том числе), закончив эскортирование беломорской группы союзных транспортов, возвращались в Кольский залив. На переходе вели поиск подводных лодок у побережья, где, по данным радиоразведки, находилось до семи[63]63
  Там же, л. 16.


[Закрыть] субмарин.

Эсминцы разделились на три пары. «Разумный» и «Живучий» шли мористее, «Баку» и «Дерзкий» – в центре группы, «Гремящий» и «Доблестный» – в 7 милях от берега. Держали ход 16 узлов. Расстояние между группами определялось дальностью обнаружения подводных лодок радиолокатором. «Баку» шел под флагом командующего эскадрой. На «Гремящем» находился вице–адмирал Харламов, назначенный начальником управления боевой подготовки ВМФ. Он прибыл на Северный флот в связи с отказом англичан отправлять конвои в наши северные порты, который они мотивировали активизацией немецких подводных лодок на коммуникациях в Баренцевом море и якобы неспособностью наших противолодочных сил противостоять им. Чтобы доказать несостоятельность этих «аргументов», вице–адмирал Харламов и должен был на месте изучить обстановку и объективно доложить о ней в Москву.

Все шесть кораблей находились друг от друга вне визуальной видимости. Стояла безлунная полярная ночь. Только светящиеся точки на экранах локаторов обозначали места эсминцев. Связь между кораблями осуществлялась по радио.

Присутствие в поисковой группе представителей высшего командования накладывало особую ответственность на каждого члена экипажа. Люди еще больше подтянулись, старались быть собраннее, действовали четче. Чаще обычного поднимался на мостик Никольский: нет ли претензий к БЧ–V? Особенно зорко следил он за работой кочегаров. Подадут в форсунки чуть меньше мазута – из трубы искры летят, прибавят больше – валит черный дым. И то и другое демаскирует корабль.

Никольскому приходилось нелегко. Месяца два назад с корабля убыл на линкор «Архангельск» капитан– лейтенант–инженер Дубовов, и обязанности командира машинно–котельной группы легли на его плечи. А перед самым выходом эсминца в море к нам прислали выпускника «Дзержинки» лейтенанта–инженера А. Е. Яковлева – дублером командира БЧ–V, очень скромного и исполнительного офицера.

Заметив малейшую оплошность кочегаров, Николай Иванович говорил своему дублеру: «Александр Евгеньевич! Опять труба (называл какая) заискрила!» И тот немедленно наводил порядок.

На мостике все были предельно сосредоточены. Никто не произносил ни слова. Лишь волны гулко ударяли в борт. Прильнул к наушникам гидроакустик Рыжиков. Неотрывно следил за экраном локатора радиометрист Любимкин. В полной боевой готовности застыли у пушек, зенитных автоматов и бомбометов вахтенные.

Первыми обнаружили надводную цель радиометристы «Дерзкого», но вскоре цель исчезла. Значит, это была подводная лодка, которая потом погрузилась. Через полтора часа с «Дерзкого» снова увидели малую цель. И снова она быстро исчезла.

Потом «Разумный», шедший в паре с нами, тоже «поймал» малую цель, наблюдал ее две минуты. Похоже было, что мы наткнулись на группу подводных лодок, действовавших по методу «волчьей стаи».

Вечером за чаем в кают–компании «Живучего» собрались почти все офицеры. Необычный все мы имели вид: на груди у каждого поверх кителя был надет надувной спасательный пояс. Гончаров тихонько ворчал:

– И зачем мне эта бандура? Если рванет, так и пояс не поможет; только цепляешься за двери этой «колбасой»...

– А ты знаешь, сколько подводных лодок подстерегает нас? – спросил замполит Фомин. – Кстати, пояса надеть приказал командующий эскадрой...

Последние слова Ефим Антонович произнес со значением. Смысл их поняли все. Разговоры о поясах прекратились.

А поздно вечером (если быть точнее, это случилось 8 декабря в 22 часа 42 минуты) наш старший радиометрист Любимкин заметил на экране локатора небольшое светящееся пятно.

Быстро уточнив параметры цели, он немедленно доложил на мостик:

– Малая цель. Правый борт, 10, дистанция 42 кабельтова. Идет вправо!

Вахтенный офицер Лисовский нажал педаль сигнала боевой тревоги, и десятки матросских ног застучали по железным трапам и палубе.

На мостике уже был командир корабля. Оценив на ходу обстановку, он тут же приказал:

– Полный вперед! Пять градусов право руля! «Живучий» содрогнулся всем корпусом и полным ходом помчался навстречу врагу. Рулевой Папушин удерживал корабль на курсе по пеленгу радиолокатора. На боевых постах и на мостике царила тишина, нарушаемая лишь мерными всплесками волн, шумом турбовентиляторов да поиском «Асдика».

Когда расстояние до цели сократилось, Рябченко приказал Лисовскому:

– Осветить цель!

Выстрел носового орудия на мгновение высветил в полярной ночи небольшой участок моря.

– Подводная лодка, правый борт, 10, дистанция три кабельтова! – доложил старшина 2–й статьи Головин.

Никто из стоявших на мостике в те доли секунды не успел увидеть врага. Это оказалось под силу лишь тренированному глазу опытного сигнальщика. Глядя в направлении, указанном старшиной, я заметил на воде два фосфоресцирующих пузыря – враг выпустил торпеды.

От пузырей начинались светящиеся в воде пунктиры, нацеленные прямо в корпус эсминца.

Очевидно, это увидел и командир.

– Право на борт! На таран! – тут же скомандовал он.

От резкого поворота, произведенного на больщой скорости, корабль сильно накренился. Ледяные горько–соленые брызги полетели в лица стоявших на мостике:

Раздался звонок с кормового поста:

– Две торпеды прошли в 3–5 метрах от борта!

Еще через мгновение – два резких и сильных толчка. Я падаю, цепляясь за переговорную трубу. Затем треск и скрежет металла: эсминец форштевнем пробил корпус лодки и на несколько метров «влез» на нее. Придавив лодку тысячетонной громадой, наш корабль накренился на левый борт и потерял ход. На мостике хорошо были слышны панические возгласы, доносившиеся с вражеской лодки.

– Полный назад! – скомандовал Рябченко. Эсминец начал медленно отходить назад. Протараненная фашистская лодка, прижатая волной и ветром к нашему борту, двигалась вместе с кораблем, скрежеща рваным бортом.

На мостике всех охватил азарт боя, и ощущение необычности происходящего. Нам еще не приходилось вот так вплотную, буквально «нос к носу», встречаться с подводным противником.

– Бейте фашистскую гадину! – выкрикнул капитан–лейтенант Фомин, тоже прибежавший на мостик.

Но чем бить? Стрелять из орудий нельзя – лодка У самого нашего борта.

– Эх, гранату бы! – с тоской произнес кто-то на баке.

К крикам, доносившимся с лодки, теперь прибавился еще тревожный металлический стук. Видимо, стучали сверху в задраенный рубочный люк. В ответ с бака послышалось:

– Алло, фриц, ауф–видерзеен! – это комендор носового орудия Федор Рудь вступил в «диалог» с гитлеровцами.

Когда «Живучий» дал задний ход, поврежденная лодка пыталась еще ускользнуть – рванула полным ходом вперед. Но не тут-то было. Как только она вышла из «мертвого пространства», носовое орудие коммуниста старшины 1–й статьи Толкачева открыло по ней огонь прямой наводкой. Первый же снаряд угодил в рубку, за ним еще несколько. «Вот когда пригодились быстрота и слаженность действий, которых мы добивались на тренировках», – промелькнула у меня мысль.

Кормовое орудие вело огонь, чередуя осветительные снаряды с фугасными. Затем к нему присоединились зенитные автоматы старшины 2–й статьи Сегиня, краснофлотцев Свитнева и Смирнова. В этом бою комсорг второй боевой части Александр Ссгинь показал пример воинского мастерства. Когда кончился боезапас у автомата левого борта, он перешел к правому и успешно вел огонь через узкое пространство между дымовыми трубами.

Таранный удар, прямые попадания снарядов сделали свое дело: фашистская подводная лодка начала быстро оседать на корму и вскоре скрылась в морской пучине.

– Большая серия бомб – товсь! – раздалась знакомая команда.

На голову агонизирующего врага посыпались бомбы, сброшенные минерами Иваном Лукьянцевым, Мефодием Никитиным и Гавриилом Скибой. За первой серией последовали следующие. За кормой послышались мощные взрывы, и на том месте, где только что был подводный хищник, вздыбились огромные водяные столбы.

В этом необычном бою эсминец израсходовал 27 трех– и четырехдюймовых снарядов, 210 снарядов зенитных автоматов и 30 больших глубинных бомб[64]64
  ОЦВМА. ф. 254, д. 29816, л. 262, 263.


[Закрыть].

Осветив прожектором район гибели вражеской лодки, мы увидели много обломков, плававших в густом соляре. Так была потоплена фашистская лодка «U-387»[65]65
  Там же, д. 13721, л. 12.


[Закрыть].

На «Живучем» от таранного удара разошлись стальные листы обшивки в носовой части, вышли из строя два передатчика и радиолокационная станция. Из личного состава пострадал котельный машинист Иван Пастухов – он получил сильный ожог, упав при ударе на стенку котла.

После отбоя тревоги командир приказал мне, Никольскому и Васильеву осмотреть нижние помещения носовой части корабля. Выполнив поручение и не обнаружив ничего существенного, мы направились в кают–компанию. Здесь уже собралось человек семь офицеров. У всех возбужденные лица, приподнятое настроение. Вестовой Клименко подал свежезаваренный ароматный чай. Вошел командир.

– Ну что, товарищи, выпьем за победу... по стакану чая? – с улыбкой пробасил он и добавил: – А «ста граммами» отметим, когда вернемся в базу.

Только что получена шифровка. По данным радиоразведки, у нас по курсу еще три гитлеровские подводные лодки и праздновать победу еще...

Сигнал боевой тревоги прервал командира. Выскочили на мостик.

– Товарищ капитан 3–го ранга! Обнаружена подводная лодка, – доложил вахтенный офицер.

Невдалеке уже слышались взрывы: это действовал «Разумный», наш напарник. Его атака тоже была успешной – после бомбежки на поверхности моря появился большой воздушный пузырь. В свете прожектора мы увидели много предметов, плававших в густом соляре. Еще одна фашистская субмарина прекратила свое существование.

До базы оставалось три часа хода. Мы знали, что у входа в Кольский залив, нас подстерегают вражеские лодки. Боевая готовность была повышена. Лидер «Баку» первым обнаружил радиолокатором малую цель. Через минуту цель пропала. Дело в том, что на немецких лодках имелись устройства, регистрировавшие работу других радиолокаторов. Это позволяло гитлеровцам своевременно производить погружение.

У самого Кильдина «Разумный» тоже обнаружил цель. С дистанции 17 кабельтовых осветил ее снарядом. Лодка погрузилась. Через 20 минут гидроакустики получили надежный контакт. Когда эсминец оказался над лодкой, командир корабля капитан 2–го ранга Козлов приказал сбросить глубинные бомбы. К атаке присоединился и «Живучий». Сбросив серию бомб, «Разумный» продолжал удерживать гидроакустический контакт. А мы, сделав три захода на бомбометание и израсходовав оставшийся боезапас, начали подворачивать ко входу в залив.

Вдруг раздался возглас наблюдателя:

– Торпеда по левому борту!

Резко повернувшись, я увидел метрах в ста от нашего борта светящийся на темной поверхности след мчащегося прямо на нас сигарообразного тела. В душе похолодело.

– Лево на борт! – спокойно скомандовал Ряб ченко.

Корабль резко отвернул, и торпеда прошла в нескольких метрах от борта. К счастью, она не была акустической.

Вскоре точно такая же история повторилась и с «Разумным».

Много лет спустя в западногерманской «Хронике войны на море» я прочитал: «9 декабря подводная лодка «U-997» безрезультатно атаковала «Живучий» и «Разумный»[66]66
  Rohwer, Iiirgen und Hummelchen. Gerald Chronick des Seek-rieges 1939–1945. Oldenburg-Hamburg, Stalling, cop. 1968, S. 504.


[Закрыть]. Спасибо, как говорится, и на том.

Утром 9 декабря все корабли, участвовавшие в поиске, благополучно прибыли в базу. Потом Совинформбюро передало сообщение, в котором упоминалось об уничтожении в Баренцевом море двух немецких подводных лодок. Жена Никольского услышала эту сводку у себя в Архангельске, в частности, то, что эсминец под командованием капитана 3–го ранга Рябченко таранил и потопил одну из них. Смысл слова «таран» жена военного моряка хорошо понимала, знала она также и то, что в этом случае могут погибнуть оба корабля. В сводке же сообщалось лишь о судьбе подводной лодки. Можно представить, с каким нетерпением и тревогой ждала она весточки от мужа (между супругами был уговор: после каждого возвращения с боевого похода Никольский шлет жене коротенькую телеграмму – всего три слова: «Жив, здоров. Николай»).

Такую телеграмму Полина получила вовремя.

...Победу над фашистской лодкой мы отметили в базе. Между тостами обменивались впечатлениями, заново переживая все перипетии боя.

– Во время тарана я был в машинном отделении. От резкого толчка и потери скорости едва не полетел с ног, – вспоминал Никольский. – Решил было, что крепко сели на мель.

– Когда лодка оказалась прижатой к борту, я бросился на бак к носовому орудию, – вступал в разговор Лисовский. – Вижу, корабль медленно сползает с лодки. «Неужели уйдет гад», – думаю про себя. Но стрелять из пушки бесполезно – лодка ниже бака, в «мертвом пространстве». Пока вспоминал анекдот «про кривое ружье», лодка заработала винтами и стала удирать. Решаю стрелять прямой наводкой. Толкачев открыл орудийный замок, а я навожу через ствол...

– Николай Дмитриевич, помнишь, как ты еще в Англии шутя сказал, что главное у этих «шипов» – кованый киль? – улыбаясь спросил Фомин. – Откуда ты знал тогда, что он выручит нас при таране?

– Так я ведь диалектик, – не очень понятно отшутился Рябченко.

В разговор включился лейтенант Мотиенко, командир минно–торпедной боевой части.

– Вижу – две торпеды мчатся прямо на нас, и глаз не могу отвести. А на душе – никакого страха, одно любопытство: зацепят... не зацепят... А как взрываются торпеды, я-то знаю, видел...

– Все равно мы не потонули бы, – улыбнулся Рябченко. – Во–первых, в рынде[67]67
  Рында – корабельный колокол.


[Закрыть] корабля чиф–инженер «Ричмонда» крестил свою дочь, а этот обряд у англичан считается доброй приметой. Во–вторых, не даром же наш эсминец называется «Живучим», в–третьих, бортовой номер его «тринадцать», а это число для меня всегда счастливое.

И уже всерьез, заключая беседу, добавил:

– Командующий эскадрой доволен нами. Приказал представить к правительственным наградам отличившихся. Мы с замполитом готовим наградные листы на офицеров, а командиров боевых частей и начальников служб прошу представить списки на старшин и краснофлотцев.

В базе водолазы тщательно осмотрели днище корабля, эсминец поставили в плавучий док, где за сутки ему сменили заклепки в носовой части, приварили сорванный боковой киль, выполнили другие корпусные работы.

Слухи о боевом столкновении эсминца «Живучий» с фашистской подводной лодкой дошли и до местных жителей, но в сильно искаженном виде. Краснофлотец Александр Петров рассказывал, как повстречавшаяся ему на берегу знакомая девушка не поверила своим глазам, увидев его: считала, что «Живучий» затонул. Это была уже третья «утка» о гибели нашего эсминца.

Приказами командующего Северным флотом и командующего эскадрой за мужество и отвагу, проявленные личным составом эсминца в боях с немецко-фашистскими захватчиками, 40 членов нашего экипажа были награждены орденами и медалями. В передовой статье «Изгнать врага с нашего моря», помещенной во флотской газете 20 декабря 1944 года, говорилось: «Командир миноносца («Живучий». – Г. П.), выходя в атаку, был уверен в том, что экипаж корабля точно выполнит любое приказание, и личный состав полностью оправдал надежды своего командира».

А вскорости боевого успеха добился экипаж эсминца «Достойный». Эскортируя три транспорта из Линахамари в Кольский залив, «Достойный» обнаружил вражескую подводную лодку, шедшую прямо на конвой. Капитан 3–го ранга Никольский умелым маневром упредил врага. Мины, выпущенные из носовой реактивной установки «Еж» с интервалами в доли секунды, накрыли впереди эсминца большой эллипс водной поверхности. Из-под воды послышался взрыв. Потом минеры обрушили на врага большую серию глубинных бомб. На поверхности появились воздушные пузыри, всплыли какие-то обломки и растеклось большое масляное пятно[68]68
  ОЦВМА, ф. 254, д. 20713, л. 6.


[Закрыть].

Три победы за несколько дней показали, что сомнения англичан в способности североморцев защитить союзные конвои в своей операционной зоне необоснованны.

С фронтов поступали вести о новых успехах Красной Армии. Минула неделя с того времени, как Советские войска вклинились в Восточную Пруссию. Германское военное командование всеми мерами стремилось не допустить или хотя бы отсрочить вторжение Красной Армии на территорию рейха. Но эти попытки гитлеровцев были тщетными.

В кают–компании и кубриках эсминца оживленно обсуждались фронтовые новости. Было ясно, что враг обречен. Но подобно загнанному зверю он еще яростно огрызался. Не складывал он оружия и на море. В этих условиях нельзя было расслабляться, проявлять благодушие и самоуспокоенность.

30 декабря «Живучий» возвратился в Полярное после очередного поиска подводных лодок. Выхода в ближайшие сутки не предполагалось, и экипаж надеялся встретить Новый год в базе. Мы с Никольским собирались пойти в Дом флота. Сигнал аврала, прозвучавший после полуночи, был для всех неожиданностью.

– Корабль к походу и бою экстренно изготовить! – объявил по трансляции старпом Проничкин. На «Жестком», стоявшем у нашего борта, также готовились к выходу в море.

...Транспорт «Тбилиси» (типа «Либерти») в восьмибалльный шторм шел из Мурманска в Печенгу с отрядом бойцов и грузом, остро необходимым фронту. В красном уголке свободные от вахты моряки наряжали елку. Транспорт в охранении двух тральщиков и четырех «больших охотников» проходил у полуострова Рыбачий, когда у правого борта раздался сильный взрыв.

В пробоину между вторым и третьим трюмами хлынула вода. Носовая часть стала быстро погружаться. Затем последовал сильный толчок, и пароход разломился пополам.

Кормовая часть оставалась на плаву, но на ней вспыхнул пожар: загорелись сено, мазут, начали взрываться бочки с бензином. Положение экипажа и пассажиров оказалось критическим. Спасаясь от огня и взрывов, люди прыгали за борт в ледяную воду.

Корабли охранения подойти к аварийному судну не могли: шторм – до 9 баллов, волна – 7 баллов. «Большому охотнику» удалось поднять из воды 1 человека. Оставшиеся на судне моряки и бойцы сумели ликвидировать пожар. Лишь с четвертой попытки тральщику «АМ-115» удалось подойти к уцелевшей части транспорта с подветренной стороны. Гигантские волны бросали неуправляемое судно на тральщик. От ударов на «АМ-115» разошлись швы в средней части корпуса, а вскоре он получил пробоину в машинном отделении. Ведя борьбу за живучесть корабля, экипаж тральщика продолжал снимать с «Тбилиси» пострадавших. Сняв 77 человек, «АМ-115» занял место в охранении.

Корма транспорта, покинутого экипажем, продолжала дрейфовать вдоль берега. В двух ее трюмах находился ценный груз. В корме размещалась и главная машина. Все это нужно было спасти. «Жесткому» и «Живучему» предстояло разыскать и прибуксировать в базу уцелевшую часть судна.

Эсминцы вышли в залив глубокой ночью. На экране радиолокатора четко обозначались скалистые берега, а впереди слева – остров Торос. Чем больше удалялись от берега, тем сильнее ощущался шторм. Крен доходил до 40 градусов. Корабли вели поиск строем фронта. Через два часа в семи милях к северу от Цып–Наволока радиолокатором обнаружили три цели – аварийное судно и два тральщика. Приблизились к «Тбилиси».

Транспорт имел большой крен, и волны свободно гуляли по его разорванной палубе. Начальник штаба эскадры А. М. Румянцев, руководивший операцией, приказал выделить пять добровольцев с «Жесткого» для высадки на «Тбилиси» – нужно было кому-то принять буксирные концы.

Добровольцев оказалось немало. Выбор пал на артиллеристов Игоря Раздерова, Михаила Фетисова и Николая Матукина, а также торпедиста Геннадия Волкова и марсового Владимира Опарина. Собрав добровольцев на юте, А. М. Румянцев сказал:

– Важно выбрать момент для прыжка. Не торопитесь, но и не ждите, пока стукнемся бортами. В случае гибели транспорта примем все меры к вашему спасению.

Александр Михайлович пожелал удачи смельчакам, попрощался с каждым.

Пятеро моряков, одетых в меховые куртки, поднялись на ростры. Оттуда им предстояло прыгать. Опасное маневрирование продолжалось уже пять часов. «Живучий» следовал рядом. Я хорошо запомнил все, что видел. Когда «Жесткий» подымало на гребень, транспорт оказывался далеко внизу, а потом высокий, огромный, взлетал над эсминцем, грозя раздавить его.

После нескольких неудачных попыток «Жесткому» удалось-таки приблизиться к аварийному судну, и добровольцы перескочили на корму «Тбилиси». Десятки глаз с напряжением следили за их акробатическими прыжками через пучину. «Жесткий» тут же отошел, но правые ростры оказались смятыми.

Каждый из эсминцев имел конкретную задачу: «Живучему» надлежало обеспечить противолодочное охранение, «Жесткому» – буксировку.

Мокрые с головы до ног, закоченевшие на пронизывающем ветру, смельчаки приняли с эсминца буксирный конец и закрепили за кнехт, «Жесткий» дал ход и начал буксировку. На мостике «Живучего» вздохнули с облегчением: первая задача решена. Но не прошло и 20 минут, как буксирный трос лопнул. Пока убирали обрывок и готовили новый буксир, аварийное судно волной и ветром отнесло в сторону. «Жесткий» снова приблизился к «Тбилиси», на транспорт полетел груз с тонким проводником, на втором конце которого был закреплен стальной трос.

Выбирать тяжелый конец, балансируя на перекошенной, скользкой от льда палубе, добровольцам было очень нелегко. В бинокль я видел их напряженные лица, их неверные, скованные обледеневшей одеждой движения. Наконец трос закреплен и подан сигнал: «Можно давать ход».

А стихия не хотела покоряться. Едва начинали буксировку, как стальной трос рвался, словно нитка. Начинали все заново, и снова трос обрывался. И так десять (!) раз... «Тбилиси» дрейфовал к юго–востоку вдоль северного побережья Кильдина, и остановить этот дрейф не удавалось.