Текст книги "В суровом Баренцевом"

Автор книги: Гавриил Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Под флагом родины

Утром 29 июня на «Ричмонд» прибыл вице–адмирал Левченко. Вскоре зазвучала команда:

– По местам стоять, со швартовов сниматься!

Этот хорошо знакомый и в общем-то привычный сигнал тогда прозвучал по–особенному. А может быть, мне так показалось: мы долго готовились к выходу в море и с волнением ждали этого момента.

На контрольном выходе предстояло проверить работу всех механизмов и устройств, а также умение личного состава обслуживать корабельную технику.

Мое место по тревоге и «авралу» – на ходовом мостике. В бою мне предстоит управлять огнем зенитной артиллерии, при съемке с якоря и швартовов – быть на связи с кормовым мостиком и ютом[28]28
  Ют – кормовая часть палубы корабля.


[Закрыть].

Ходовой мостик во время боевой тревоги становится главным командным пунктом корабля. Сюда стекается вся информация с боевых постов и командных пунктов подразделений. Здесь информация оценивается и возвращается обратно в виде команд и приказаний командира. От четкости работы расписанных на мостике людей зависит успех боя.

Занимаю свое место. Здесь уже находятся командир корабля Рябченко, старпом Проничкин и вахтенный офицер Лисовский. На крыльях мостика стоят сигнальщики Головин и Иншин. Ниже, в рулевой рубке, ожидает команды командир отделения рулевых Папушин.

Звонит телефон. Снимаю трубку:

– Докладывает лейтенант Лариошин. Ютовая команда выстроена по «авралу»!

– Есть! – отвечаю я и записываю время в блокнот.

Потом на разборе эти записи понадобятся.

На мостик поднимается вице–адмирал Левченко. Гордею Ивановичу уже сорок восьмой. Сын крестьянина, он прошел долгий и трудный путь от юнги до адмирала. В свое время был старшим артиллеристом на линкоре, командиром эсминца, командовал легендарной «Авророй», соединениями кораблей, военной флотилией и флотом. Теперь он заместитель народного комиссара Военно–Морского Флота.

Однако вернемся на мостик «Живучего». Здесь тем временем появился английский офицер. Это командир «Ричмонда» капитан–лейтенант Стакпул.

Поздоровавшись с адмиралом, Стакпул жестом приглашает Рябченко занять место на командном пункте: дескать, давайте командуйте, а я посмотрю, как это у вас получится.

Николай Дмитриевич кивает в знак согласия. Он, как обычно, спокоен, уверен в себе.

В носовой части по обоим бортам выстроились краснофлотцы – швартовая команда. Перед строем – старший боцман Алексей Повторак. Он посматривает на мостик: ждет приказаний.

– Машины готовы к даче хода, – доложили с поста энергетики. Доклады о готовности поступили и с других боевых постов.

– Разрешите отходить, товарищ адмирал? – обратился Рябченко к командующему отрядом.

– Добро, – сухо произнес Левченко. – Считайте, что меня здесь нет, действуйте самостоятельно.

– Есть! – прозвучало в ответ. – Отдать носовой!

Старпом тут же отрепетовал это приказание на бак.

Стройные шеренги распались. Краснофлотцы в брезентовых рукавицах начали выбирать носовой швартовый трос и аккуратно, виток за витком, укладывать его на вьюшку. Вот уже отданы и оба кормовых. Рябченко скомандовал на телеграф: «Левой – самый малый вперед, правой – самый малый назад!» – и посмотрел за корму. Там бурлила вода – гребные винты работали «враздрай». Нос корабля стал медленно отваливать от стенки. Когда вышли на середину реки Тайн, дали средний ход.

– Как в машинах? – запросил командир пост энергетики.

– Все в норме, – доложил Никольский. Рядом с ним в машинном отделении находился и английский чиф–инженер Лидикольт. Перед выходом в море англичанин предлагал командиру пятой боевой части поставить к механизмам своих специалистов. Но Никольский заявил, что советские моряки будут самостоятельно обслуживать энергетические установки, согласившись, чтобы для подстраховки на всякий случай в машинных и котельных помещениях присутствовало только по одному английскому моряку. При этом он поставил условие: англичане не должны вмешиваться в действия нашего личного состава, в случае необходимости они могут давать лишь рекомендации.

В устье Тайна объявили боевую тревогу. Предстоял отстрел реактивной установки «Хеджехог» и «эрликонов».

– Вахтенный офицер! Радиометристам и сигнальщикам усилить наблюдение на острых курсовых углах, – приказал Рябченко и перевел машинный телеграф на «Полный вперед». Корабль вздрогнул и чуть осел на корму.

– Товарищ командир! В носовом секторе целей нет. Можно начинать стрельбы, – доложил Лисовский.

– Добро. Передайте Лариошину: правый борт 15, дистанция 3 кабельтова, залп!

Как только приказание было отрепетовано, в носовой части послышались звонкие хлопки и шипение. Хвостатые реактивные мины, как рой больших черных мух, взметнулись над баком. Через несколько секунд я увидел в бинокль справа по носу эллипс, образованный всплесками упавших в воду мин.

– Хорошее накрытие площади – окажись в этом эллипсе вражеская лодка, и песенка ее была бы спета, – довольно проговорил Рябченко.

– Все 24 мины сошли с направляющих! – поступил доклад с бака. Предстояла проверка и «эрликонов». Я посмотрел на ростры: стволы автоматов направлены в зенит, расчеты готовы, ждут команд.

– Каждой установке выпустить полный магазин. Командуйте! – приказал мне Рябченко.

Та–та–та! – разнеслось по кораблю. Огненные трассы прочертили небо. И снова тишина. Зазвонил телефон:

– Все четыре «эрликона» задачу выполнили. Заеданий не было! – прозвучал в трубке голос старшины 2–й статьи Сегиня.

Весь день эсминец «утюжил» полигон, меняя ход, режим работы главных машин. Экипаж действовал четко и уверенно. Помнится, обнаружилось, что стал греться подшипник циркуляционного насоса. Командир второй машины старшина 2–й статьи Виктор Рыбченко быстро принял нужное решение: остановил насос, заменил подшипник, и насос вновь оказался в строю. Нужды во вмешательстве английских специалистов не возникло ни разу.

А однажды даже произошел курьез.

В третьем котле лопнуло водомерное стекло, помещение стало быстро заполняться паром. Английский «опекун» вместо того, чтобы предложить помощь, в испуге метнулся по трапу к люку, ведущему на верхнюю палубу. Стоявший на вахте у котла старший краснофлотец Дмитрий Хвостиков не растерялся, отсоединил водомерную колонку от парового коллектора. Поступление пара в котельное прекратилось.

В этом контрольном выходе была проверена исправность всех механизмов, систем и части огневых средств. Пушки же и кормовые бомбометы в реке испытывать было нельзя.

Командующий Отрядом остался доволен действиями экипажа. Но опытный глаз моряка заметил и неполадки в организации службы, в работе некоторых устройств. Ряд недочетов обнаружили старшины и офицеры.

Покидая корабль, вице–адмирал Левченко сказал:

– Даю вам, Рябченко, две недели на устранение всех недостатков.

Тренировки, частные учения и тревоги заполняли теперь все дни целиком, и время пошло быстрее. Все же мысли о заветном дне, когда на гафеле будет поднят родной бело–голубой краснозвездный флаг, нас не покидали. Наконец, он наступил, этот день.

Накануне его в журнале эсминца «Живучий» появилась запись: «16 июля 1944 года в порядке подготовки к подъему флага проведены беседы с агитаторами, партийным активом и личным составом о Военно–морском флаге Советского Союза». Тот воскресный день запомнился хорошо. Подъем флага проводился сразу на шести эсминцах. «Живучий» стоял третьим в «Альберт–доке». Справа по борту – «Жгучий», слева – «Дерзкий» и «Достойный». Два других эсминца – «Жаркий» и «Деятельный» – у нас по корме. На «Жестком» и «Доблестном» еще продолжался ремонт, подъем флага на них планировался на 1 августа.

На правом шкафуте[29]29
  Шкафут – часть верхней палубы корабля от фок–мачты или боевой рубки до грот–мачты или кормовой рубки включительно.


[Закрыть], баке и юте выстроились советские экипажи. На левом шкафуте – английские моряки в «гофрированных»[30]30
  Английские матросы брюки гладят не вдоль длины, а поперек, в результате образуются «гофры».


[Закрыть] брюках.

На торжественную церемонию – подъем советского Военно–морского флага – прибыли посол Советского Союза в Англии Гусев, глава военной миссии вице–адмирал[31]31
  Н. М. Харламову это звание было присвоено незадолго перед описываемым событием.


[Закрыть] Харламов, вице–адмирал Левченко, английский контр–адмирал Максвелл, мэр Ньюкасла, члены и сотрудники военной миссии, английские офицеры.

Первым выступил командующий военно–морским округом Максвелл. Он сказал: «По поручению Британского адмиралтейства с большим удовлетворением передаю корабли доблестному и смелому русскому флоту. Мы желаем удачи всем, кто будет плавать на них». В ответном слове посол Гусев отметил, что эсминцы помогут нашей стране и ее союзникам быстрее разгромить фашизм.

Ровно в 12 дня под звуки британского гимна был спущен королевский флаг, а еще через минуту оркестр исполнил гимн Советского Союза. Едва умолкли звуки гимна, по радиотрансляции раздался голос начальника штаба отдельного дивизиона эсминцев капитана 3–го ранга Гордеева:

– Военно–морской флаг Союза ССР и гюйс поднять!

На «Живучем» Военно–морской флаг поднимал старпом Проничкин, гюйс – командир артиллерийской боевой части Лисовский.

Радостью сияли лица наших моряков, когда на гафеле все выше и выше поднимался Военно–морской флаг нашей Родины. После церемонии подъема флага состоялся праздничный обед. Советские моряки с истинно русским радушием, теперь уже как полновластные хозяева корабля, принимали английских гостей. Недостатка в тостах не было. Один из них мне особенно запомнился. Его произнес англичанин Лндикольт:

– В колоколе «Ричмонда» я крестил младшую дочь. Это по английскому преданию приносит счастье. Поднимаю тост за непотопляемость эсминца «Лаивли»[32]32
  Лапвли (англ.) – живой. Англичане не могли выговорить «Живучий», поэтому эсминец называли в английском переволе.


[Закрыть].

Тост чиф–инженера всем понравился. Потом были тосты за разгром германского фашизма, за послевоенную дружбу.

Мэр Ньюкасла (фамилию его я теперь не помню) после нескольких тостов пришел в довольно «веселое» состояние. Кто-то из его соотечественников пытался уговорить его больше не пить, на что мэр. улыбаясь добродушно, ответил: «Мне нечего терять, кроме этой цепи», – и коснулся правой рукой массивной золотой цепи, висевшей у него на шее как символ власти.

Когда обед закончился, все высыпали на причал. Духовой оркестр уже наигрывал популярную в Англии мелодию «На Пикадилли». Кое-кто не выдержал и начал приплясывать. Очень хорошо запомнился мне такой эпизод. К группе советских моряков подошел улыбающийся Николаи Михайлович Харламов, одетый в парадную форму. Словно по команде, несколько краснофлотцев подхватили вице–адмирала на руки и от избытка чувств начали подбрасывать вверх. Это получилось как-то стихийно, неожиданно для всех.

Потом, опустив на землю улыбающегося Харламова, краснофлотцы окружили капитана 1–го ранга Фокина с теми же намерениями. Но Виталий Алексеевич разгадал их замысел и успел увернуться. Англичане все это видели и были шокированы «дерзостью» русских матросов. В английском флоте матрос не имеет права даже войти в коридор помещения, где живут офицеры, не говоря уже о каюте, а чтобы «качать» старшего по званию, – этого они не могли понять.

С интересом встретили англичане и выступление краснофлотской самодеятельности эсминца «Дерзкий».

– Вы привезли с собой не только инженеров, но и артистов! – восклицали они.

После торжеств начались будни. Нам дали один месяц на отработку курсовых и огневых задач. Боевую подготовку предстояло проводить в незнакомых условиях – западнее Оркнейских островов (вблизи английской военно–морской базы Скапа–Флоу). За этот месяц мы должны были отточить боевое мастерство каждого моряка, добиться безукоризненной слаженности экипажа в целом. Впереди были многочисленные стрельбы на полигонах, дневные учения и ночные «авралы» на рейде. Впереди была большая работа.

Перед выходом корабля в Скапа–Флоу части экипажа разрешили увольнение на берег.

В те дни английские газеты много писали о боевых действиях англо–американцев во Франции. Помещались и сводки с советско–германского фронта. Помнится, одна из английских газет поместила карту Европы, на которой были нарисованы стрелки – от линии западного фронта до Берлина с цифрой 670, и восточного фронта, проходившего где-то в Польше, с цифрой 650. Цифры эти, было ясно, обозначали расстояние до фашистской столицы. Карту сопровождала жирная надпись: «Маршал Жуков сказал, что он первый будет в Берлине».

Да, мы, русские, очень хотели этого!

На берег я сошел вместе с лейтенантом Лысым. Побродив немного по Норт–Шилдсу, мы свернули к мосту через реку Тайн, вдоль южного берега которой раскинулся Саут–Шилдс. У входа на мост стоял служащий частной компании. С каждого пешехода он взымал три пенса за проход в одну сторону. Владельцы автомобилей платили еще больше. Мы еще (в который уж!) раз подивились порядкам в этой стране. Увидев впереди небольшой парк, обнесенный декоративной изгородью, решили заглянуть туда. Но у входа висела надпись: «Частная собственность». Без разрешения владельца войти туда никто не имел права. Пришлось сделать «от ворот поворот».

Вскоре мы с Филимоном набрели на муниципальный парк. Сев на скамейку, один конец которой уже был занят какой-то девушкой, решили осмотреться. По аллеям прогуливались люди разных возрастов. Большинство скромно и просто одеты. В пруду с небольшим островком посередине то и дело сновали лодки.

Наша соседка держала в руках раскрытую книгу. Хотелось поговорить с ней, узнать, кто она, что читает, чем занимается. Но оба мы знали всего несколько десятков английских слов и фраз. Этого было явно недостаточно для беседы.

– Давай попробуем, – предложил все же Лысый и придвинулся к англичанке. Девушка поняла наши намерения и приветливо улыбнулась.

Разговора вначале не получалось, приходилось прибегать к жестам и рисункам на бумаге. Дальше пошло легче. Когда речь зашла о литературе, оказалось, что собеседница ничего не знает о Пушкине и Толстом. Ну это ладно. Но из дальнейшей «беседы» выяснилось, что и о своем знаменитом соотечественнике писателе Джоне Пристли она знает лишь понаслышке, книг его не читала. Это нас удивило.

На следующий день мы покидали берега Тайна. Утром раздался сигнал:

– Корабль к бою и походу изготовить!

К этому времени на левом берегу Тайна собрались провожающие – сотрудники советского посольства с семьями, английские моряки, местные жители.

Первым от причала отошел эсминец «Дерзкий» под брейд–вымпелом[33]33
  Брейд–вымпел – широкий короткий вымпел установленного образца, присваивается командирам дивизионов кораблей.


[Закрыть] командира дивизиона. За ним в кильватере – остальные пять кораблей. На гафеле каждого гордо развевался советский Военно–морской флаг. С берега доносились звуки марша, исполняемого духовым оркестром, прощальные возгласы на русском и английском языках.

Все свободные от вахт моряки «высыпали» наверх. Отовсюду с мостиков, надстроек, верхних палуб кораблей в адрес провожающих летели слова дружеского привета, лес рук колыхался в прощальном взмахе. На душе у каждого было радостно. Каждый испытывал гордость за свою страну: ведь почести, оказанные нам, ее представителям, это тепло и внимание были данью уважения английского народа к Советской России.

В устье Тайна на кораблях объявили боевую тревогу – в Северном море рыскали гитлеровские подводные лодки. Построившись в строй кильватера[34]34
  Строй кильватера – корабли идут один за другим в одной линии и на одинаковом расстоянии друг от друга.


[Закрыть], эсминцы взяли курс на север. Это был первый совместный выход в составе дивизиона кораблей под командованием капитана 1–го ранга И. Е. Абрамова. Все моряки от рядового краснофлотца до командира дивизиона готовились к переходу, как к самому серьезному экзамену.

У механизмов и орудийных систем вахту несли наши моряки (на этот раз без английских консультантов). Правда, на время перехода на каждом эсминце оставались английский инженер–механик и два–три специалиста, поддерживавшие связь с береговыми базами по всем вопросам обеспечения похода.

Лейтенанта Василия Лариошина мучил вопрос: как будет работать «Асдик»? Ведь от исправности и надежности гидроакустической станции во многом зависит боеспособность корабля. Еще больше волновались акустики старшина 2–й статьи Рыжиков, старший краснофлотец Бондаренко и краснофлотец Фролкин.

Но вот «Асдик» включен. Из динамика, расположенного на левом крыле мостика, послышались громкие прерывистые «пи–пи–пи...». Лариошин включил рекордер, регистрирующий работу станции. Перо–самописец начало импульсивные движения по широкой сетчатой бумажной ленте, нанося прерывистые штрихованные линии. Специалисту нетрудно по ним определить наличие подводной цели и параметры ее движения. На всем переходе станцию не выключали – она работала нормально.

Переход занял менее суток. Эсминец еще только вошел в пролив Пентленд–Ферт, являющийся южным входом в Скапа–Флоу, а офицеры, стоявшие на мостике, уже начали по очереди рассматривать в бинокль эту знаменитую военно–морскую базу.

Скапа–Флоу – главная операционная база флота Великобритании. Акватория ее – около 120 квадратных миль, защищена от ветров, имеет выходы в Атлантический океан и Северное море. В период первой мировой войны отсюда адмирал Джеллико вывел «Большой флот» для боя с германским флотом адмирала Шеера. В истории этот бой стал известен как Ютландское сражение.

И вот перед нами открылся огромный рейд, образованный безлюдными скалистыми островами. Корабль направился к месту якорной стоянки. Слева по курсу, у острова Кава, мы увидели странное зрелище: из воды торчали надстройки, кили и днища затопленных кораблей. На некоторых из них ютились домики. Оказалось, что это останки бывшего германского флота Открытого моря, потопленного в 1919 году самими немцами после интернирования. Часть кораблей немцам разрешили потом поднять, а оставшиеся «на кладбище» уже 25 лет напоминали о позорной странице истории кайзеровской Германии.

На рейде Скапа–Флоу стояло много британских кораблей: линкоров, авианосцев, крейсеров. В этой армаде находился и линейный корабль «Архангельск», прибывший сюда из Розайта еще в прошлом месяце. На линкоре размещался штаб Отряда кораблей ВМФ и политотдел.

Как только эсминцы вошли в зрительный контакт с линкором, оттуда семафором передали приказание стать на якорь.

Итак, первый экзамен мы сдали. Переход показал, что принятые от англичан корабли освоены и теперь можно приступать к отработке задач боевой подготовки.

В то время как линкор и эсминцы проходили боевую подготовку в полигонах к западу от Оркнейских островов, дивизион подводных лодок под командованием Героя Советского Союза капитана 1–го ранга Трипольского с 10 июня отрабатывал боевые задачи в Дан–ди, где находилась база подводных лодок.

Подводники должны были к 15 июля отработать боевую организацию и проверить практические навыки членов экипажа в управлении механизмами и вооружением, а к 1 августа – сдать все артиллерийские и торпедные задачи. С этими задачами дивизион справился на 10 дней раньше срока и был готов к переходу из Англии в Кольский залив отдельно от надводных кораблей Отряда.

22 июля к борту эсминца «Живучий» подошел катер командующего Отрядом с вице–адмиралом Левченко на борту. А вскоре прозвучала команда:

– По местам стоять, с якоря сниматься!

Вместе с нами в море вышел и эсминец «Достойный». Курс лежал в порт Данди, который находится к югу от Скапа–Флоу – на северо–восточном побережье Шотландии, в нескольких часах перехода. Оттуда отправлялись на Родину подводные лодки, и вице–адмирал Левченко спешил в базу, чтобы лично дать необходимые распоряжения командирам подводных лодок на этот трудный переход.

В Данди мы пробыли два дня. Этот городок расположен на реке Тей. В нем много зелени, парков. На второй день нашего пребывания в базе, это было воскресенье, нам разрешили кратковременный сход с корабля.

Мы с Никольским направились в местный парк. Его очень хвалили подводники. Поблизости транспортных средств не оказалось, и мы пошли пешком. Стоял теплый летний день, солнце слепило глаза. Выйдя на небольшую площадь, свернули налево. Людей на улицах было мало. Вскоре показалась большая лужайка, где прямо на мягкой зеленой траве сидели и лежали люди. Много детей. Как только мы подошли ближе, мальчишки повскакивали с мест и с криками «Рашэн!» бросились к нам.

Пообщавшись с юными англичанами, мы продолжили поиски парка. Заметив идущего навстречу пожилого мужчину, решили расспросить дорогу. Он поинтересовался нашей национальностью. Узнав, что перед ним советские моряки, англичанин очень обрадовался и стал быстро что-то говорить. Видя, что его не понимают, показал билет члена коммунистической партии Великобритании. Потом сказал, что на пятом (Лондонском) съезде РСДРП (б) видел Владимира Ильича Ленина. По его оживленному виду, по блеску старческих глаз мы поняли, как дорог этому англичанину образ вождя мирового пролетариата.

Повернув в указанном стариком направлении, мы вскоре очутились у цели. Действительно, парк оказался очень красивым, ухоженным. Аллеи были обрамлены шаровидными декоративными кустами, деревья аккуратно «подстрижены». Много цветов и зелени. Какой контраст со скудной природой Скапа–Флоу! Два часа прошли незаметно.

Из Данди наши подводные лодки выходили поодиночке с суточным интервалом и следовали самостоятельно в Кольский залив. Первой начала переход «В-1» под командованием Героя Советского Союза капитана 2–го ранга Фисановича. Нам было разрешено передать на эту подводную лодку письма родным и близким. Случилось так, что вышедшие позже подводные лодки «В-2», «В-3» и «В-4» прибыли в Полярное благополучно, а «В-1» бесследно пропала. Лишь через много лет выяснилось, что лодку Фисановича потопил английский самолет[35]35
  The British Submarines. London, 1954, p. 227; S. V. Roskill. The Sea 1939–1945. Vol. Ill, London, 1960, p. 280.


[Закрыть].

Прежде чем приступить к выполнению задач непосредственно в море, экипажи эсминцев много тренировались. Усиленно готовились к испытанию орудийные расчеты, прислуга торпедных аппаратов и бомбометов, а также гидроакустики и радиометристы.

4 августа в Скапа–Флоу из Норт–Шилдса прибыли остальные два эсминца – «Жесткий» и «Доблестный». Теперь при выходах в море отрабатывалось совместное плавание в составе дивизиона.

Готовясь к решению основной задачи – охранению линейного корабля на переходе морем, эсминцы отработали организацию противолодочной обороны при участии английской подводной лодки, выполнили по одной стрельбе из орудий главного калибра и три–четыре зенитных стрельбы по воздушным целям. После каждого выхода в море производился тщательный разбор действий личного состава.

Теперь, когда мы стали полноправными хозяевами на кораблях, оживилась политико–массовая работа. Стали регулярно проводиться политбеседы. Мы сами настраивали приемники на Москву и регулярно слушали сводки Совинформбюро и новости. По случаю освобождения наших городов на кораблях проводились митинги.

После подъема советского Военно–морского флага возобновилось проведение партийных собраний на кораблях. Особенно запомнилось мне первое, состоявшееся на нашем эсминце в конце июля. Тот день, как обычно, был занят тренировками и учебными тревогами, отработкой взаимодействия с подводной лодкой. После возвращения корабля в базу члены и кандидаты партии собрались в кают–компании. Обсуждался вопрос об авангардной роли коммунистов в обеспечении боевой подготовки. Тогда же четырех комсомольцев приняли кандидатами в члены партии, а два кандидата были приняты в члены партии.

Поздравляя принятых, парторг Лысый с удовлетворением заметил, что следующее собрание придется проводить в кубрике – на очереди еще пять заявлений и в кают–компании всем не поместиться.

День Военно–Морского Флота СССР мы в том году праздновали 6 августа. Девять наших кораблей выстроились на рейде Скапа. На разных удалениях от них виднелись авианосцы, линкоры и другие британские корабли. Английские моряки с интересом наблюдали за торжественным подъемом флага на советских эсминцах, а некоторые побывали у нас в гостях.

Командование Отрядом много внимания уделяло отработке задач в составе маневренного соединения. Для этого в морс выходили линейный корабль «Архангельск» и весь дивизион эсминцев. К началу августа линкор успешно выполнил ряд стрельб главным калибром, провел несколько стрельб по воздушным целям, отработал аварийные задачи.

О мастерстве и высокой морской культуре командира линкора контр–адмирала Вадима Ивановича Иванова ходили легенды. Своим искусством управления кораблем он блеснул еще в 1937 году во время первого посещения Британских островов балтийским линкором «Марат», которым Иванов тогда командовал. Это было 17 мая. На Спитхэдском рейде (Плимут) «Марат» стал фертоинг[36]36
  Стать фертоннг – значит стать так на два якоря, чтобы судно при любом ветре и течении находилось между двумя якорями.


[Закрыть] на точно заданное место в течение 53 минут. За выполнением этого сложного маневра наблюдали моряки многих иностранных кораблей, прибывших на коронацию Георга VI. Из 200 кораблей, собравшихся там со всего света, ни один не смог продемонстрировать такой виртуозности. Газеты писали тогда, что аргентинскому линкору «Морено» потребовалось для постановки фертоинг 13 часов, другие корабли на это затратили также по нескольку часов[37]37
  «Морской сборник», 1937, No 7, с. 49–50.


[Закрыть].

И в этот раз Иванов остался верен себе, несмотря на то, что принял корабль всего два месяца назад. Английские моряки были восхищены четким маневром, который проделал «Архангельск», покинув Розайт и пройдя под мостом в проливе Ферт–оф–Форт. Чтобы не задеть мост своими высокими мачтами, линкор должен был пройти точно под средним пролетом. Направить такую махину в эту узость да еще без буксиров решались не многие англичане, а Вадим Иванович с первого же захода провел корабль под мостом с ювелирной точностью.

Контр–адмирал Иванов не только умело управлял маневрами, но и в совершенстве знал устройство механизмов и систем линейного корабля. Этого же требовал и от своих подчиненных.

Успехи в выполнении задач боевой подготовки становились все более заметными. Особенно отличились зенитчики.

При очередном выходе дивизиона на зенитную стрельбу на одном из кораблей находился командующий Отрядом. Эсминцы выполнили задачу успешно – буксируемый самолетом конус был весь изрешечен. А напоследок зенитчики «Жесткого» угодили прямо в буксирный конец. Конус с обрывком стального троса на глазах наших и английских моряков упал в воду.

Восхищенные англичане даже зааплодировали нашим артиллеристам.

Это была последняя учебная стрельба. Очередные залпы «эрликонов» теперь будут направлены только на врага.

На следующий день меня и Журавлева командир послал на берег за боезапасом для зенитной батареи. Вместе с нами на катере отправился Лидикольт (все снабжение шло через английского представителя). В бухте я заметил одиноко торчащую из воды мачту какого-то крупного корабля.

– Это линкор «Ройял Оук», потопленный немецкой подводной лодкой в 1939 году, – пояснил Лидикольт.

О трагедии, происшедшей в Скапа–Флоу в свое время сообщалось в печати, но это было так далеко от нас...

– Ворочайте вправо, подойдем поближе, – передал я рулевому.

Через несколько минут катер уже был над палубой и башнями «Королевского дуба»[38]38
  «Ройял Оук» (англ.) – «Королевский дуб».


[Закрыть]. Воображение рисовало печальную картину. А произошло тогда вот что.

Линейный корабль «Ройял Оук», однотипный с «Ройял Соверин» (который теперь назывался «Архангельск»), стоял на якоре в северо–восточной части Ска–па Флоу у крутого скалистого берега. 14 октября 1939 года глубокой ночью экипаж линкора проснулся от грохота и сильных сотрясений корпуса. Это взорвались торпеды, выпущенные немецкой подводной лодкой «U-47». Корабль начал крениться и через полчаса затонул. Многие члены экипажа оказались за бортом, однако выбраться на крутой берег в темноте было почти невозможно. Той ночью погибло около восьмисот английских моряков. Мир был потрясен этой трагедией. Как могло произойти такое в первоклассной военно–морской базе, многим казалось загадкой. В печати на этот счет высказывались различные версии.

Спустя много лет англичане вынуждены были признать, что немецкая подводная лодка беспрепятственно проникла в Скапа–Флоу и вышла из нее через слабозащищенный вход из пролива Холм. Шумиха, поднятая тогда вокруг имени командира лодки Прина, мастерство и героизм которого превозносили до небес, была раздута не без участия англичан.

А еще позже, осенью 1967 года Ассоциация королевского военно–морского флота устроила в Портсмуте необычную встречу: за общим столом, как старые друзья, собрались моряки, спасшиеся с потопленного линкора и члены экипажа немецкой подводной лодки «U-47». К банкету приступили после возложения венка у памятника морякам линкора, погибшим от рук нынешних гостей. Участники встречи обменялись дружескими тостами и поделились воспоминаниями о событиях в Скапа–Флоу.

Словом, все шло так, будто собрались старые добрые друзья. Немцам дали понять, что с прежними «недоразумениями» покончено и теперь надо теснее сотрудничать в НАТО, проводя совместную борьбу против стран социалистического лагеря[39]39
  Г. Щедрин. Рыцарство или кощунство? «Москва», 1969, No 2.


[Закрыть]. Иначе как глумлением над памятью погибших моряков линкора «Ройял Оук» эту акцию не назовешь.

За два дня до выхода Отряда кораблей ВМФ из Скапа–Флоу нас, пятерых офицеров «Живучего», пригласили на английский крейсер «Тайн», стоявший на якоре неподалеку от эсминцев. Как только мы ступили на трап, послышался продолжительный свист боцманских дудок. Так в английском флоте вахта приветствует офицеров, прибывших на корабль.

Хозяева показали нам крейсер, ознакомили с его вооружением и механизмами. При осмотре некоторые устройства оказались зачехленными: не все подлежало показу.

После обеда нас усадили в правом углу кают–компании у электрического камина – непременного атрибута меблировки английских кораблей. На низком столике были расставлены бутылки с легким вином. Красные блики, отсвечивавшиеся на лицах и бокалах, создавали эффект горящих углей. Камины были «кусочком» домашнего уюта, здесь отдыхали, сюда заходили погреться сменившиеся с вахты офицеры.

Наша беседа с англичанами касалась профессиональных и бытовых вопросов. Разговор шел прямой, откровенный, в доброжелательном тоне. По многим вопросам у нас оказались расхождения, и это было естественно. Но некоторые мысли о морской службе и быте были схожи.

Наше пребывание в Скапа–Флоу подходило к концу. Мы отсчитывали уже не сутки, а часы, оставшиеся до выхода. Газеты и письма, доставленные накануне, переходили из рук в руки. На душе у всех было радостно, а мыслями мы уже были там, на далекой Родине. Каждому хотелось послать ответную весточку. Но возможности такой уже не было, и тогда двое наших краснофлотцев придумали направить через океан символический привет «голубиной почтой». Но за неимением голубей решили использовать для этого чаек. Нужно сказать, что эти птицы были приучены брать еду прямо с рук, поэтому поймать их не составляло особого труда. Что наши матросы и сделали. Они нарисовали нескольким чайкам суриком красные звезды и отпустили: пусть летят на Родину с нашим приветом. А чайки никуда не полетели – расправив крылья, кружились над рейдом Скапа–Флоу. С английских кораблей моряки хорошо видели краснозвездных птиц. Офицеры подняли шум – русские используют чаек для большевистской пропаганды! Пришлось объясниться с англичанами. Инцидент был улажен.