Текст книги "В суровом Баренцевом"
Автор книги: Гавриил Поляков
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
В семье североморцев
В адрес Отряда кораблей, прибывшего из Англии, пришла телеграмма Народного комиссара Военно–Морского Флота СССР Н. Г. Кузнецова: «Поздравляю весь личный состав Отряда кораблей с успешным выполнением задания по переводу кораблей на Родину. За успешное выполнение задания объявляю благодарность всему рядовому, старшинскому и офицерскому составу кораблей»[55]55
ОЦВМА, ф. 254, д. 23129, л. 36.
[Закрыть].
Высокая оценка наркома была воспринята моряками с большой радостью и воодушевлением. На всех кораблях состоялись митинги, на которых члены экипажей эсминцев и линкора заверяли партию и правительство, весь советский народ, что они с честью будут носить звание воинов–североморцев, отдадут все силы делу разгрома ненавистного врага.
С прибытием нашего отряда заметно прибавилось хлопот работникам тыловых служб Северного флота. Нужно было обеспечить корабли всеми видами довольствия, боеприпасами, топливом. Да разве все перечислишь! Одному только линкору требовалось в день больше тонны хлеба.
Эсминцы стали к пирсам и приступили к пополнению запасов. Первая заповедь моряков: пришел с моря – заправься, будь готов к выходу – была выполнена в считанные часы.
Органы тыла флота, возглавляемые контр–адмиралом инженером Н. П. Дубровиным, хорошо подготовились к выполнению повой «вводной». И в дальнейшем мы всегда ощущали с их стороны заботливое отношение к плавсоставу.
Некоторые корабли, получившие штормовые повреждения во время перехода, нуждались в ремонте. Нашему «Живучему» предстоял аварийный ремонт ходовой рубки и палубного оборудования. Николай Иванович Никольский еще на переходе подготовил необходимые ведомости и с прибытием в Ваенгу сдал их в технический отдел флота. Боцман Алексей Повторак со своими помощниками уже хлопотал у такелажа. Штурман Николай Гончаров отправился к гидрографам за морскими картами. Началась обычная флотская жизнь.
В промежутках между делами были короткие встречи и беседы с друзьями, пришедшими поздравить нас с благополучным возвращением. Очень хорошо запомнилась всем встреча с представителями командования Северного флота. Нас она взволновала еще и потому, что многие из членов экипажей эсминцев раньше служили на других флотах и эта встреча была первой. Когда катер под флагом командующего флотом приблизился к пирсу, на кораблях зазвучала сигналы «большого сбора». К слову, звуковая сигнализация на «шипах» здорово отличалась от той, к которой мы привыкли на отечественных кораблях. Она напоминала звучание сигнального рожка самых первых автомобилей, только многократно усиленное. Этот «клекот» буквально выворачивал нам души при частых боевых тревогах. Только старпом был доволен:
– Такие звуки и мертвого с постели поднимут.
Действительно. В море спать нам приходилось очень мало, а физическая нагрузка, особенно в штормовых условиях, была велика. Сменившись с вахты, усталые валились на койку, не раздеваясь. А тут – тревога! – обнаружен подводный враг. Вскакиваем, бежим на боевые посты. Потом «отбой», а вскоре опять тревога. И так по пять—семь раз в сутки.
Но в тот день сигнал, прозвучавший на эсминцах, показался мелодичным и желанным. На катере прибыли член Военного совета флота вице–адмирал А. А. Николаев, высшие офицеры штаба и политического управления флота.
Член Военного совета тепло поздравил моряков с успешным выполнением задания по приему и переводу кораблей, поблагодарил за проделанную работу. Затем он сказал о стоящих перед флотом задачах и коротко охарактеризовал наши:
– Гитлеровцы в последнее время начали подтягивать подводные лодки с западных районов к нам на Север, чтобы нарушить судоходство в этом районе. Задача эсминцев – сорвать замысел врага.
Вице–адмирал А. А. Николаев и его спутники беседовали с командирами кораблей и личным составом. Эти беседы отличались простотой и непринужденностью.
В первый же день после нашего прибытия из Англии, каждому хотелось послать весточку родным и близким. Улучив момент, мы с минером Василием Лариошиным отправились на почту.
– Я пошлю сразу четыре телеграммы, а ты? – спросил Василий.
Из трубы соседнего с почтой дома валил сизый дымок.
– И дым отечества нам сладок и приятен! – продекламировал Лариошин, открывая дверь в почтовую контору. Настроение у нас было приподнятое. Взяв телеграфные бланки, мы заполнили их и подали в окошко. И тут случился конфуз: ни у меня, ни у Василия не оказалось денег. Как-то мы совсем забыли о них на радостях. В Англии совсем не получали советских денег, а прибыв на Родину, еще не успели получить. К счастью, телеграммы у нас приняли, а квитанции выдали в долг. Мы, как выяснилось, были в тот день не одни такие «забывчивые».
Случилось так, что в первые дни нашего пребывания на Севере по счастливому совпадению на Северном флоте гостила делегация шефов – посланцев тружеников Новосибирской области. Посетили шефы и наши корабли.
На «Живучем» побывали поэтесса Елизавета Стюарт и комсорг ЦК комсомола одного из заводов Татьяна Шеховцова.
Комсомолка–сибирячка рассказала о том, как трудятся ее земляки на промышленных предприятиях города, на колхозных и совхозных полях и фермах, снабжая Красную Армию оружием, техникой, продовольствием.
Поэтесса Стюарт читала нам свои стихи. Некоторые строчки, запавшие в душу, я тогда даже записал для памяти. Вот хотя бы эти:
Все испытай – лишенья и страданья.
Запомни все, чем эти дни полны.
Пойми, что значит – ожидать свиданья,
Отложенного до конца войны!
Ведь это прямо о нас, собравшихся здесь, в кубрике.
Прощаясь, поэтесса обещала, что непременно напишет о своей поездке на Север, о незабываемых встречах с моряками–североморцами.
Тридцать два года спустя узнал, что Елизавета Константиновна сдержала слово. Помог мне случай: «Литературная газета» поместила поздравление Елизавете Стюарт в связи с ее 70–летием. Послал поздравление и я. Поэтесса ответила мне. Она писала, что наш «Живучий» жив в ее памяти до сих пор. Елизавета Константиновна прислала мне и томик своих стихов.
Несколько из них посвящено Северу. Надо ли говорить, как согрели душу слова:
Хорошо запомнилось мне и первое впечатление, которое произвело на нас Заполярье: деревянные домишки Ваенги на каменистых сопках, низкорослые скрюченные деревца, редкий кустарник – все это мы рассматривали с интересом, все здесь для нас было в диковинку.
В конце августа и начале сентября на наших кораблях работали инструкторы политического управления флота. С агитаторами нашего корабля они провели беседу «Особенности международного положения и текущего момента».
А в мире происходили важные события. 4 сентября Еышла из войны Финляндия, заявив о разрыве с Германией и о выводе немецких войск со своей территории не позднее 15 сентября. Финны объявили о прекращении военных действий на всех участках расположения финских войск. Советское Верховное командование также прекратило военные действия на этом участке фронта. Были и другие события, требовавшие правильной оценки и разъяснения. Ведь во время пребывания за границей мы не всегда располагали нужной информацией, кроме того союзники нередко пытались подсунуть «липу», поэтому квалифицированная помощь флотских политработников была нам просто необходима.
Улеглись волнения, связанные с возвращением на Родину, начались будни. Два эсминца – наш «Живучий» и «Доблестный» стали в ремонт. Остальные шесть были отправлены на задание – им предстояло обеспечивать переход конвоев из Карского моря в Иокангу и Архангельск (между архипелагом Норденшельда, Диксоном, пунктами Новой Земли).
Как только «Живучий» ошвартовался у причала для ремонта, командир корабля собрал в кают–компании всех офицеров. Рябченко был краток:
– Нам приказано как можно быстрее восстановить боеспособность эсминца. Надо не только устранить повреждения, но и воспользоваться стоянкой для тщательной проверки, профилактического осмотра и ремонта всей техники и вооружения. Разборку механизмов использовать для повышения специальной подготовки старшин и краснофлотцев.
Офицерам кроме того предстояло изучить новый театр военных действий, тактические приемы вражеских подводных лодок, а также научиться мастерски владеть оружием своего корабля.
Вечером собрался партийно–комсомольский актив, наметивший пути решения стоящих перед экипажем задач.
От качества работы личного состава пятой боевой части зависела боеспособность корабля. Об этом страстно и убедительно говорил на собрании парторг подразделения Семен Циолковский. Говорил он как всегда быстро, слегка картавя. Парторг пользовался большим авторитетом в своей боевой части да и вообще на корабле. В работе Циолковский был неутомим, а в свободное время успевал и побеседовать с каждым краснофлотцем, и помочь морякам разобраться в тонкостях новой техники.
На комсомольском собрании артиллерийской боевой части комсорг старшина 2–й статьи Александр Сегинь призвал комендоров и автоматчиков в совершенстве изучить оружие и умело использовать его в бою. Он рассказал об опыте автоматчика Якова Сычева. Слабым местом у «эрликонов» была боевая пружина – она часто выходила из строя. Сычев научился заменять боевую пружину автомата, не вынимая ствола. Так же ловко он управлялся и с боевыми тягами. Эти нововведения значительно упростили обслуживание автомата. Дельные предложения внесли также комсомольцы Овчаренко и Балакин. Ремонт начался. На корабль прибыли рабочие–судоремонтники. Однако многое нам предстояло сделать своими руками, чтобы корабль как можно быстрее мог начать боевую деятельность.
В начале сентября был объявлен приказ о сформировании эскадры Северного флота в составе линкора «Архангельск» (контр–адмирал В. И. Иванов), крейсера «Мурманск» (капитан 1–го ранга А. И. Зубков) и трех дивизионов эскадренных миноносцев. В 1–й дивизион эсминцев (капитан 1–го ранга А. И. Гурин) входили лидер «Баку», гвардейский эсминец «Гремящий», эсминцы «Громкий», «Грозный», «Разумный» и «Разъяренный». В составе 2–го дивизиона (капитан 2–го ранга М. Д. Осадчий) были эсминцы «Жаркий», «Живучий», «Жесткий», «Жгучий», «Дерзкий» и «Доблестный». 3–й дивизион (капитан 2–го ранга Е. М. Крашенинников) включал Краснознаменный эсминец «Валериан Куйбышев», эсминцы «Карл Либкнехт», «Урицкий», «Достойный» и «Деятельный». Чуть позднее в него вошел и эсминец «Дружный».
Командующим эскадрой был назначен капитан 1–го ранга В. А. Фокин (вскоре после этого ему было присвоено звание контр–адмирала). Начальником штаба – капитан 1–го ранга А. М. Румянцев, начальником политотдела – капитан 1–го ранга Н. П. Зарембо.
Наш «Живучий» входил в состав 2–го дивизиона, которым командовал капитан 2–го ранга М. Д. Осадчий. Прежде он был командиром «Жаркого», а еще раньше – в начале войны – командиром эсминца «Славный», участвовал на нем в знаменитом Таллинском прорыве (август 1941 г.).
Соотношение сил на Северном морском театре военных действий к этому времени изменилось в нашу пользу. Теперь командование флотом ставило перед надводными кораблями более сложные и ответственные, чем прежде, задачи.
Пока «Живучий» стоял в ремонте, часть членов экипажа была переведена на другие корабли, находившиеся в строю. На смену убывшим пришли молодые моряки. Произошли изменения и в офицерском составе. На новое место службы ушел командир боевой части наблюдения и связи лейтенант Уланов. Его сменил старший лейтенант Васильев, служивший ранее на кораблях морской пограничной охраны.
Вслед за Улановым с корабля откомандировали старшего лейтенанта медицинской службы Морозенко. Он получил назначение в Печенгу. На его место был назначен младший лейтенант медицинской службы Щедролосев. На лидер «Баку» убыл лейтенант Лариошин. Вместо него прибыл лейтенант Мотиенко.
Обновление экипажа не могло не сказаться на уровне профессиональной подготовки старшин и краснофлотцев. Еще во время ремонтных работ выяснилось, что некоторые из вновь прибывших нечетко представляют себе взаимодействие деталей отдельных узлов и блоков корабельных механизмов, не всегда умеют найти неисправность и устранить ее. На помощь новичкам пришли опытные моряки, принимавшие и «обживавшие» корабль. Опять широко развернулась учеба. Наибольшее внимание уделялось отработке задач непосредственно на боевых постах, у действующих механизмов. Каждый специалист под наблюдением командира самостоятельно запускал механизмы, управлял ими по командам, останавливал. Лучше всех получалось у Федорченко, Семенова и Карпова.
Артиллеристы практиковали проведение семинаров по обмену опытом. На этих семинарах передовые комсомольцы Сегинь, Сычев, Овчаренко, Балакин и другие делились с новичками своими знаниями, помогали краснофлотцам освоить сложную технику, и это давало хорошие результаты. Даже самый молодой краснофлотец Петр Пруткогляд вскоре начал самостоятельно нести вахту у одного из механизмов. Этого симпатичного юношу с застенчивой девичьей улыбкой все называли просто Петей. Он был вестовым у Никольского.
Свободного времени почти не оставалось. На берег сходили редко. Поэтому каждое даже самое короткое увольнение запоминалось надолго.
Было начало сентября. На севере в эту пору уже по–осеннему прохладно. Но все равно мы с удовольствием бродили по каменистым сопкам, отыскивая похожие на черный виноград ягоды голубики, яркие бусинки брусники. Любовались живописными маленькими озерками, встречавшимися едва ли не на каждом шагу. В них как в зеркале отражались редкие облака, летящие на юг. Своеобразная красота северной природы размягчала нас, навевала мысли о доме, об отдыхе.
– Хорошо бы сейчас на недельку в отпуск, – вздыхал Никольский.
– А кто будет ремонтом заниматься? – язвил Проничкин.
И все же наши мечты о встрече с родными, о побывке не были беспочвенными. Командование сочло возможным, пока корабль стоит в ремонте, предоставить отпуск нескольким офицерам, старшинам и краснофлотцам.
Первым выехал Проничкин. Он получил из дома печальное известие – после болезни умерла в Ульяновске его маленькая дочурка. Жена Ольга Федоровна тяжело переживала эту утрату. Поддержка мужа была просто необходима.
Николай Иванович Никольский направился в Архангельск, где тогда находились его жена с дочерью. Через несколько дней отпустили и меня к родителям в Курскую область, в небольшой старинный городок Льгов. До Москвы добрался без затруднений, зато с Курского вокзала, который в то время был перегружен потоком пассажиров, – кроме военных, там скопилось много беженцев, возвращавшихся в освобожденные от фашистских оккупантов районы, – выбраться оказалось не так-то просто. С трудом удалось втиснуться в «пятьсот–веселый», представлявший собой состав из товарных вагонов, оборудованных нарами.
Я впервые проезжал места, разоренные войной. Особенно поражали масштабы разрушений в районах, где в прошлом году проходила Курско–Орловская битва. Орел, Поныри, Курск... От вокзалов и прилегающих к железнодорожным путям зданий там остались лишь груды кирпича. Вдоль полотна то и дело попадались изуродованные вагоны, разбитые танки, тяжелые орудия, другая военная техника.
Во Льгов прибыл ночью. Родители не ожидали моего приезда, и радости их не было предела. Отец еще до войны ушел с железной дороги на пенсию, но был крепок и бодр, а теперь он выглядел глубоким стариком. В начале войны погиб мой старший брат Николай, ушедший добровольцем на фронт с четвертого курса института. Гибель сына и фашистская оккупация подорвали здоровье стариков.
Три моих брата воевали на разных франтах. И вот теперь старики жили только нами, в ожидании весточки от сыновей, в постоянной тревоге за нас. Мои письма, отправленные из Англии, родители получили. Об этом позаботилось наше посольство в Лондоне.
Первую ночь никто в доме, конечно, не спал. Мать с отцом допытывались, не беспокоят ли меня осколки, оставшиеся после ранения в боях на «Ораниенбаумском пятачке», не опасно ли плавать на корабле. Расспрашивали об Англии, о моих впечатлениях о ней. Отца удивил мой рассказ об узкой колее и крохотных паровозиках на железных дорогах. Много вопросов задавал и я: расспрашивал, как жили старики все эти тяжелые годы, что сталось с моими сверстниками. С горечью узнал о гибели нескольких школьных товарищей и друзей по улице.
За полтора года хозяйничания гитлеровцы причинили Льгову много бед. Были разрушены оба паровозных депо, взорван ряд крупных зданий, вырублены вековые дубы и сосны в парке, прилегающем к городу. В школе–новостройке немцы устроили конюшню.
В день отъезда я увидел группу пленных немцев, разбиравших разрушенное здание вокзала. Здесь у них был покорный и жалкий вид. А я хорошо помнил, как совсем недавно, под Ленинградом, они нагло шли в психическую атаку с засученными рукавами, наигрывая на губных гармошках.
Позднее во время политбесед я рассказывал краснофлотцам обо всем увиденном...
Вернувшись на корабль, узнал, что многие члены экипажей, участвовавших в приемке английских эсминцев, удостоены высоких правительственных наград, в том числе и 42 моряка с нашего «Живучего».
В Кольском заливе стояли на якорях линкор «Архангельск» под флагом командующего эскадрой и крейсер «Мурманск». Эсминцы продолжали обеспечивать противолодочную оборону внутренних коммуникаций в Карском море. Линкор и крейсер находились в постоянной боевой готовности. Этого не могло не учитывать гитлеровское военно–морское командование. Не случайно, с тех пор ни один крупный надводный корабль противника больше в море не появлялся. Время рейдеров, рыскавших в водах Арктики в поисках легкой добычи, ушло безвозвратно.
Убедившись в бесплодности попыток своих подводных лодок проникнуть в Кольский залив к якорным стоянкам крупных кораблей и судов, немцы активизировали действия на северных морских коммуникациях.
Для эскортирования транспортов до прибытия нашего Отряда привлекались эсминцы, сторожевые корабли, катера, тральщики, «большие охотники» за подводными лодками и противолодочная авиация ВВС флота. После сформирования эскадры Северного флота эсминцы стали основой противолодочной обороны конвоев в Баренцевом и Карском морях. Особую роль в конвойных операциях они стали играть в осенний период, когда из-за частых штормов использование «больших» и «малых охотников» за подводными лодками было ограничено. Нагрузка на эскадренные миноносцы заметно возросла.
Как я уже говорил, принятые в Англии корабли уступали по техническому состоянию и вооружению отечественным. Но на них плавали такие же советские моряки, как и на эсминцах «Гремящий», «Урицкий» и других боевых кораблях. Первые же конвойные операции, в которых довелось участвовать «шипам», показали высокую боевую выучку личного состава. В сентябре эсминцы успешно провели несколько арктических конвоев. Все атаки вражеских лодок были отражены, конвои потерь не имели.
В октябре наши корабли действовали еще успешнее. В начале месяца во время конвоирования четырех транспортов по маршруту Диксон – Югорский Шар «Деятельный» обнаружил гитлеровскую подводную лодку и забросал ее глубинными бомбами. Лодка, по крайнем мере, была повреждена, ибо на поверхности воды появилось большое соляровое пятно, а потом и воздушные пузыри.
На следующий день «Деятельный» атаковал другую подводную лодку. После третьего захода на бомбометание взрывами глубинных бомб ее выбросило наружу, но она тут же снова погрузилась. Но на поверхности воды появились признаки повреждения подводного хищника. Так в одном походе «Деятельный» вывел из строя две вражеские подводные лодки.
23 сентября с очередным конвоем прибыл из Англии эскадренный миноносец «Дружный». С тех пор прошло много лет, но мне удалось разыскать людей, причастных к истории появления в нашем флоте эсминца «Дружный», ознакомиться с архивными материалами. Вот что выяснилось.
Англичане не могли удовлетворить наше требование снабдить запасными частями принятые от них восемь эсминцев, объясняя это тем, что корабли были построены тридцать лет назад в Америке и запасные части к ним не сохранились. Тогда глава Советской военной миссии Н. М. Харламов предложил англичанам передать на запасные части целый эсминец, однотипный с принятыми. Английское адмиралтейство не сразу с этим согласилось. Только за сутки до выхода Отряда кораблей ВМФ в Мурманск был получен положительный ответ.
Корабль, или «запасные части», как стали называть девятый эсминец, надо было принять, освоить и перевести в Мурманск. Срочно пришлось для него формировать команду, снимая моряков с других кораблей. Снова предстояло чистить трюмы, обивать ржавчину, ремонтировать механизмы и оборудование, проводить ходовые испытания... В общем, проделать то, что уже было выполнено на восьми эсминцах, но всего за три недели, остававшиеся до выхода очередного арктического конвоя. Эту задачу назначенным в экипаж людям пришлось решать самостоятельно: Отряд кораблей ВМФ покинул Англию. Ввиду того что принимался не боевой корабль, а запасные части, а также из–за нехватки людей, в состав экипажа включили всего 63 человека, то есть в два раза меньше, чем положено по штатному расписанию.
Поздним вечером 16 августа, накануне выхода линкора «Архангельск» из Скапа–Флоу, в каюте флагмана обсуждались кандидатуры командира и заместителя по политчасти на девятый эсминец. Капитан 1–го ранга Н. П. Зарембо предложил назначить замполитом начальника агитпропчасти политотдела Отряда капитана 3–го ранга Н. В. Матковского.
– У него солидный боевой опыт по службе на Черноморском флоте, в Азовской и Волжской флотилиях, большая практика партийно–политической работы. Перед войной Матковский защитил диссертацию, стал кандидатом исторических наук, – сказал начальник политотдела. – Пожалуй, это самая подходящая кандидатура.
Вице–адмирал Г. И. Левченко и капитан 1–го ранга В. А. Фокин одобрили это предложение.
– Николай Васильевич, как вы смотрите, если мы оставим вас еще на некоторое время в Англии? – спросил Зарембо у Матковского, вызванного в салон командующего Отрядом. – Предлагаю вас замполитом на эсминец, предназначенный на запасные части. Задача очень ответственная, решать ее придется самостоятельно и в короткий срок. В экипаже половина коммунистов, остальные – комсомольцы. Обстановку здешнюю вы знаете. Вот только командира еще не подобрали. Снять с одного из эсминцев, сами понимаете, нельзя, а нужен весьма опытный офицер. Может быть, у вас есть подходящая кандидатура?
– Я хорошо знаю капитана 2–го ранга А. Е. Пастухова, нашего флагштурмана. Александр Евгеньевич – опытный моряк, в сложной обстановке и бою не растеряется, – уверенно ответил Матковский. Его предложение тоже было принято.
На следующий день сборный экипаж девятого эсминца был высажен с «Архангельска» на остров Хой – один из небольших островков военно–морской базы Скапа–Флоу. Пять суток жили советские моряки в бараке, ожидая отправки в Ньюкасл, на корабль. За это время офицеры познакомились с матросами и старшинами, распределили специалистов по заведованиям, сделали наброски корабельных расписаний. Здесь же были созданы партийная и комсомольская организации. «Запасной частью» оказался эсминец «Монтгомери». Корабль участвовал в битве за Нарвик, имел боевые повреждения, «сидел» на камнях. Утратив мореходные качества, он был прибуксирован в Англию, подремонтирован и поставлен на прикол. Советскому экипажу предстояло за несколько дней выполнить огромный объем работ, чтобы обеспечить плавучесть корабля, ввести в строй механизмы. Эта сложная задача сплотила моряков, хотя все они неохотно оставались в Англии на новый срок – хотели скорее домой, на Родину, стремились принять участие в боевых операциях.
Командир корабля был занят в основном решением множества организационных вопросов, и для общения с личным составом у него почти не оставалось времени. Этот пробел успешно заполнял замполит. Н. В. Матковский хорошо понимал чувства и настроения моряков, умело подбирал нужный ключик к разным характерам.
Всего три дня потребовалось для приема корабля от англичан. Штурман В. С. Присяжнюк о тех днях говорил: «Как только подняли наш Военно–морской флаг, а значит, обрели кусочек советской территории, настроение у всех поднялось». Еще десять суток продолжался на корабле аврал: скребли, вычищали, красили, ремонтировали, отлаживали, проводили ходовые испытания...
6 сентября самостоятельно перешли в Скапа–Флоу вдоль восточного побережья Великобритании, минуя позиции вражеских лодок и минные поля. Здесь предстояло завершить подготовку к плаванию на Родину. «Перед нашим выходом в море, – вспоминал А. Е. Пастухов, – представитель английского адмиралтейства предупредил меня, чтобы мы не давали ход свыше 10 узлов, не сбрасывали глубинных бомб, так как корпус и механизмы могут не выдержать вибрации и сотрясений». «А если шторм, встреча с вражеской подводной лодкой или авианалет?» – такая мысль приходила в голову не только командиру, но вслух об этом не говорили.
14 сентября у экипажа был радостный день: корабль вышел из Скапа–Флоу в бухту Лонг–Ив, где формировался арктический конвой. Значит, скоро домой. Но тут случилось происшествие, поставившее под угрозу участие эсминца в предстоящем переходе: в первом котельном отделении неожиданно возник пожар – сказались дефекты в термоизоляции. Командир решил аварийную тревогу не объявлять, пожар ликвидировать силами кочегаров.
Борьбу с огнем возглавили замполит Матковский и командир электромеханической боевой части Хайн. Уже через пять минут на мостике зазвонил телефон:
– Пожар ликвидируется, распространение огня локализовано. Начали готовить к вводу второй котел.
Все кончилось благополучно, и эсминец отправился в далекий путь в составе конвоя.
В Норвежском море корабли попали в жестокий шторм. Прогноз ничего хорошего не обещал. Это обеспокоило командира – не начнет ли смещаться закрепленный груз (один из кубриков был загружен большими глубинными бомбами). Пастухов приказал старпому Ойцеву выделить людей, согласовав список с замполитом, снабдить их продовольствием, с тем чтобы они безотлучно находились в кубрике на случай аварийной ситуации.
Через несколько минут на мостик поднялся замполит:
– Вот список выделенных людей. Большинство из них коммунисты. Разрешите и мне получить сухой паек, чтобы быть с ними, – произнес Матковский, обращаясь к командиру корабля.
Пастухов знал, что на замполита можно положиться, что он не только хороший политработник, но и опытный моряк, что еще в 1932 году комсомолец Матковский плавал вторым помощником капитана на теплоходе «Пионер», нес вахту на ходовом мостике, не раз штормовал на Иссык–Куле. Командир был уверен: в трудную минуту замполит сможет помочь не только словом, но и делом.
– Добро, – удовлетворенно произнес Пастухов. – Только пусть вас хорошо задраят снаружи.
Предусмотрел командир и другие меры на случай аварии. Корабль все больше зарывался носом, оголяя винты. Усилилась вибрация корпуса, а ход уменьшать было нельзя. Отстать от конвоя – значило стать мишенью для гитлеровской подводной лодки...
Положение корабля становилось критическим. Однако командир своими уверенными действиями, спокойствием задавал тон, все члены экипажа работали четко, проявляя исключительную выносливость и мужество.
На меридиане Медвежьего начались атаки гитлеровских подводных лодок. Взрывы глубинных бомб раздавались трое суток, пока конвои не вошел в Кольский залив. Проникнуть внутрь охранения врагу так и не удалось.
Еще в Баренцевом море попали в полосу тумана. «Запчастям» пришлось труднее всех: англичане сняли с корабля радиолокацию, и советские моряки должны были проявить максимум бдительности, высокую морскую выучку, чтобы избежать столкновения с другими судами. Грозила опасность и от плавающих мин. Ветреча с одной из них на подходах к Кольскому заливу едва не оказалась роковой. Всего в нескольких метрах от борта заметил ее впередсмотрящий. Резким отворотом вправо А. Е. Пастухову удалось избежать столкновения и спасти эсминец от подрыва.
– В годы войны мне приходилось попадать в разные переделки, но этот переход на «запасных частях» остался в памяти на всю жизнь, – вспоминал Александр Евгеньевич Пастухов. – Высокий патриотизм и самоотверженность были характерны, конечно, не только для нашего экипажа. Замечательные люди служили и на других кораблях Северного флота. Но задачи, выпавшие на нашу долю, были необычными. Это понимал каждый член команды, и моряки делали подчас невозможное в тех условиях.
Александр Евгеньевич скромно умолчал о том, что сам он весь переход не сходил с мостика и экипаж это видел. Вера в командира на корабле очень много значит. Немаловажен здесь и характер взаимоотношений командира с офицерами, с личным составом. Особой, пожалуй, деловитостью и глубокой партийностью отличались на эсминце отношения командира корабля и его заместителя по политчасти. Они умело дополняли друг друга, понимали друг друга с полуслова и во всем были единодушны.
С приходом эсминца, командующий эскадрой контрадмирал В. А. Фокин, поздравляя личный состав с успешным выполнением задания, сказал:
– Учитывая, что сложную задачу в такой короткий срок мог выполнить только сплоченный И дружный коллектив, вашему кораблю командующий флотом решил присвоить наименование – «Дружный». В ответ на слова адмирала раздалось громкое матросское «Ура!».
В начале октября вышел из ремонта эсминец «Доблестный», а за ним и наш «Живучий». Настроение у всех было приподнятое – североморцы, помогая Красной Армии, громили немецких оккупантов на море и на суше. Теперь в боевую сферу включались еще два наших корабля.
15 октября Москва салютовала двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий войскам Карельского фронта и морякам Северного флота, освободившим Печенгу (Петсамо). В тот день эсминец «Живучий», приняв все запасы до полных норм, стал на якорь в Кольском заливе. После полуночи поступило приказание командующего эскадрой готовиться к выходу на боевое задание. «Живучему» предстояло срочно доставить мазут (из собственных запасов) двум сторожевикам, оказавшимся без топлива вдали от базы.
Дело было так. Вечером 14 октября сторожевой корабль «Ураган» вышел в Печенгу для траления фарватера, высадки десанта и доставки боезапаса. В кильватер «Урагану» шел сторожевик «Смерч». По курсу и справа от сторожевиков следовали два «больших охотника». На подходе к Линахамари корабли попали в плотное минное заграждение. Параван–тралы одну за другой подсекли 16 вражеских мин. Две из них взорвались в параване «Смерча». Оба сторожевика получили повреждения – потекли топливные цистерны. Едва дотянули до Линахамари. Там в гавани цистерны законопатили, но топлива взять было негде.
