Текст книги "За стеной"

Автор книги: Гарт Никс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– А почему люди не сражались? Спорю, Аббас и Джошуа должны были сражаться.

– Они не могли сражаться. Великаны были слишком сильными, они могли взять кусок громадной скалы и забросить его за десять километров. Поэтому жители города отдали им все свое золото и понадеялись, что больше никогда не увидят великанов.

– Но великаны вернулись?

– Да, великаны вернулись. В этот раз они уже не просили золота. Они сказали, что разобьют город на мелкие кусочки, и никто не сможет им помешать…

– Кроме кролика Чарли!

– Да, но никто не знал, где живет кролик Чарли. Он куда-то убежал.

– Нет, он вернулся!

– Ну, сначала Аббас и Джошуа решили разыскать кролика. Но не успели выйти из дома, великаны начали кидать на город скалы. Огромные скалы. Эти скалы падали с неба и все ломали и разбивали. Аббас и Джошуа поняли, что не смогут выйти из дома, и по узкой лестнице забрались в пещеру. В пещере начинался секретный туннель, который выходил за городские стены. Но когда Аббас и Джошуа спустились в пещеру, очень большая скала обрушилась прямо на них!

Джошуа судорожно вздохнул. Огромными глазами он уставился на Аббаса, с тревогой ожидая, что же будет дальше.

– Пещера обрушилась, и мальчики оказались в западне.

– А что случилось потом?

– Потом… – начал Аббас, но не смог продолжить. У него задрожали губы, на глаза навернулись слезы. – Потом…

– Потом вернулся кролик Чарли, – сказал Джошуа, решив побыстрее закончить сказку. – Кролик Чарли учуял мальчиков через туннель и откопал их. Потом кролик Чарли стал прыгать на великанов и колотить их своими большими ногами. Бам! Бам! Бам! Бам! Великаны убежали, и все обрадовались, а кролику Чарли дали много-много морковки.

Аббас кивнул.

– Да… вот так все и получилось.

– А теперь я хочу поспать, – заявил вдруг Джошуа. Он вытянул из ящика старое одеяло и завернулся в него. – Разбуди меня, когда кролик Чарли начнет нас откапывать.

– Разбужу, – сказал Аббас. Он понимал свою полную беспомощность. Если бы только БЫЛ секретный туннель… или настоящий кролик Чарли…

Секретный туннель. Другой путь наружу.

Аббас стал вспоминать то, что когда-то говорил ему папа. БЫЛ, БЫЛ другой выход наружу. Укрытие упиралось в старый лоток, по которому с улицы в подвал когда-то спускали куски льда.

Аббас глубоко вздохнул и закашлялся. От того, что в воздухе стояла пыль, а может быть, в укрытии просто стало меньше воздуха. Аббас снова вздохнул и пополз к дальнему концу укрытия, где уперся в стену из твердой глины. Аббас постучал по ней, и пустота за стеной ответила ему гулким звуком. Он всхлипнул, потом засмеялся и начал скрести стену. За глиной оказалась деревянная дверца люка, прогнившая настолько, что стала крошиться, стоило лишь к ней прикоснуться. Аббас, не обращая внимания на впивающиеся в ладони занозы, начал яростно толкать дверцу.

За дверцей он увидел узкий лоток. Аббас прополз немножко наверх, потом остановился и подумал о крепко спящем Джошуа, удивляясь его безмятежному детскому сну. Не проснется ли он, пока Аббас ищет выход? И где уверенность в том, что лоток доведет до улицы?

Аббас поколебался и пополз к брату. Когда он вернулся в укрытие, Джошуа уже проснулся. А откуда-то из завала доносился странный звук.

– Аббас! Тут мокро!

В одну секунду Аббас оказался по колено в воде. Вода была ледяной и прибывала очень быстро.

ПРОРВАЛО ТРУБУ ВОДОПРОВОДА! МОЖЕТ БЫТЬ, БОЛЬШУЮ. НАМ НУЖНО ВЫХОДИТЬ НАРУЖУ.

– Джош, все в порядке, – быстро сказал Аббас. Он поднял фонарь и показал Джошуа выход. – Я нашел туннель. Иди первым. Скорее.

Джошуа стал карабкаться по лотку. Он еще не совсем проснулся и забыл взять кролика Чарли. Аббас полез вслед за братом, прихватив кролика. Брат потом наверняка вспомнит о нем.

Аббас взбирался вверх по лотку, а вода уже бурлила около его колен. Она поднималась очень быстро, слишком быстро. Аббас стал подталкивать Джошуа, заставляя его двигаться поскорее.

– Поторопись!

Они взобрались, по крайней мере, футов на тридцать, а вода все равно плескалась у ног Аббаса и иногда доставала до щиколоток. Джошуа двигался то быстрее, то медленнее, и Аббас все время подталкивал его.

Потом Джошуа совсем остановился и заревел, когда Аббас снова подпихнул его.

– В чем дело? Лезь, не останавливайся!

– Не могу, – сказал Джошуа.

Аббас зажег фонарь и увидел над лазом крышку люка. Но она была сломана и болталась на одной петле, а там, где должен быть выход на свободу, лежала огромная бетонная плита, и арматура свисала с нее, как корни большого дерева.

Это была крыша автобусной остановки, что стояла напротив их дома на другой стороне улицы. Взрывом ее подняло и бросило прямо на крышку люка. Теперь у них действительно не было выхода наружу.

Аббас огляделся по сторонам. Вода медленно закрывала его ноги. Холодная, темная вода, которая все поднималась и поднималась. Им удалось подняться на крохотную площадку между сломанной крышкой и бетонной плитой.

– Ляг на бочок, – сказал брату Аббас. Джошуа свернулся клубочком, и Аббас лег рядом с ним. Они тесно прижались друг к другу. Между ними снова оказался кролик Чарли, и Джошуа радостно ухватился за его уши.

Аббас посветил фонарем на бетонную плиту, которая закрыла им выход. В одном углу была маленькая дырочка, размером чуть больше детского мячика. Аббас дотянулся до этого отверстия и попытался поскрести край плиты, но только оцарапал пальцы.

– А ты можешь… можешь пробраться через эту дырку? – с надеждой в голосе спросил он брата. Вода уже снова подобралась к коленям.

Джошуа затряс головой. Дырка была слишком маленькой.

Аббас приложил руку к стене. Он больше не слышал взрывов. Воздушный налет закончился. Спасатели, наверное, уже вышли на улицы. Но как привлечь к себе их внимание? Минут через десять – двадцать они утонут.

– Помогите! – закричал Аббас, он не успел даже подумать, прежде чем слово сорвалось с его губ. Джошуа вздрогнул от неожиданности. – Помогите!

Крик отозвался эхом от бетонной плиты и воды, но Аббас понимал, что наружу крик не донесся. Никто их не услышал.

– Мне холодно, – захныкал Джошуа. – Тут мокро.

– Я стараюсь позвать на помощь, – сказал Аббас. – Я стараюсь…

– А кролик Чарли…

– Заткнись ты со своим кроликом! – заорал Аббас. Он схватил кролика и от злости и отчаяния чуть не оторвал ему уши. – Кролик Чарли – игрушка!

Джошуа начал всхлипывать, и от глубоких, сильных рыданий затряслось все его тельце.

Аббас отпустил кролика и уставился на его большеглазую, длинноносую меховую мордочку. Кролик Чарли был игрушкой. Славной игрушкой.

– Шшш-шш, все в порядке, – уже спокойнее сказал Аббас. – Прости меня. Кролик Чарли нам поможет.

Рыдания Джошуа перешли в сопение.

– Кролик?

– Кролик, – подтвердил Аббас. Он отодрал от разбитой крышки люка большую щепку и просунул ее в дырку в бетонной плите. Затем открыл панель на спине кролика Чарли. – Только нам придется посидеть немного в темноте, потому что Чарли нужны батарейки. Ради Чарли не будешь бояться?

– Не буду…

Аббас посадил Чарли между ними, открыл фонарь и вынул оттуда батарейки.

ОДНА БАТАРЕЙКА ВОШЛА, ПОПАЛА В ПАЗ… ВСЕ НУЖНО ДЕЛАТЬ ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО… ОНИ БУДУТ РАБОТАТЬ…

Аббас вставил батарейки, переключил движок на «максимум» и закрыл панель. Будет ли Чарли работать? И даже если он заработает, поможет ли им это? Вода уже дошла до пояса, и было так холодно, что Аббас не чувствовал своих ног.

– Джошуа, – прошептал Аббас, – пощупай Чарли, поверни его носик.

Джошуа зашевелился. Затем вдруг вспыхнул свет и раздался первый звук. Кролик Чарли задергался, его глаза засияли глубоким, ярко-зеленым блеском, лапки задвигались вверх-вниз, и он запел свою знаменитую песенку:

 
Я – попрыгушка, попрыгушка, попрыгушка,
Есть у детей веселая игрушка,
Морковку кролик Чарли обожает,
Кто ест ее, тот славно поживает.
Я – попрыгушка, я скачу на месте,
Давайте будем веселиться вместе…
 

Внезапно песенка остановилась.

Аббас затаил дыхание в надежде снова услышать дурацкую песенку, или чей-нибудь оклик, или… что-нибудь еще… Но ничего не произошло. Холоднющая вода добралась до рук, но поднималась уже не так быстро.

– Джошуа, – сказал Аббас, – поднимись как можно выше и подставь лицо к дырке.

– Кролик Чарли приведет к нам помощь, – уверенно сказал Джошуа, свернувшись в крошечный комочек.

– Да, – ответил из темноты Аббас. Он закрыл глаза и склонил голову, вода стала ласкать его шею. Теперь ему уже не было холодно, ему было все равно. – Кролик Чарли приведет к нам помощь…

– Я попрыгушка, я скачу на месте, давайте будем веселиться вместе, – вдруг запел Джошуа. – Аббас!

– Что?

– Смотри, Аббас! Свет!

Аббас открыл глаза, Бетонная плита поднималась вверх, бетонная плита зависла в воздухе. Электрический свет был таким белым, таким резким, что Аббас закрылся от него рукой. Потом чьи-то руки подхватили Джошуа, затем выбрался и Аббас, заливая землю стекавшей с него водой. Вокруг них раздавались громкие голоса, кто-то кричал, кто-то задавал вопросы, было слишком шумно, чтобы хоть что-то понять. Аббас разобрал только тоненький голосок, который прорезался сквозь весь этот шум. Дрожащий в ночи голосок Джошуа.

– Чарли! Где мой кролик Чарли?

На маяке

Прибытие

Когда причаливал золотой корабль, все собрались на пристани. Люди сошлись вовсе не потому, что им так было велено, хотя некоторые все-таки считали, что существовала некая инструкция или даже приглашение. Нет, на пристань их привело простое любопытство.

Охотники Крэйню встретили яхту за пять рилгусов от берега и, обнаружив, что Крэйню отказывается подняться сквозь горячие лунки и дневной туман, образовали вокруг корабля своего рода эскорт. Когда селяне увидели, что охотники в два ряда идут на лыжах по обеим сторонам большого корабля с парусами цвета солнца, они, естественно, пошли посмотреть, какую награду получат искатели.

Маркус Килман видел все это совсем в другом свете. Стоя на корме «Шустрого Овода», он помахивал левой рукой, как махал бы правитель своим новым вассалам. Он был в новехоньком, хрустящем белом костюме. В туфлях на золотых каблуках он достигал роста в пять футов один дюйм и, благодаря еженощным упражнениям со свинцовыми грузилами, мочки его ушей свисали так низко, что могли бы считаться красивыми.

Когда «Шустрый Овод» пришвартовался к пристани, для которой был пробит лед в Летних Полях острова, и команда выстроилась на фордеке, бывший боцман экс-сенатора флота просвистел в свисток. Килман воспринял это как салют в свою честь, но на самом деле боцман просвистел мотивчик из комической оперы «Великий Крэйню из Глубины». Как всегда команда ухмыльнулась, затем смех превратили в кашель. Килман быстро заставил Боунсмена проверить, не больны ли у матросов легкие или горло. Он боялся любой инфекции. Впрочем, на корабле Килмана Боунсмен никогда инфекции не находил.

Килман спустился с кормы и шагнул на сходни. Толпа встречающих островитян, которая помалкивала скорее из учтивости, нежели от благоговения, искренне его приветствовала. Уважение! Наконец-то он нашел место, не испорченное идеалами равенства! Он будет королем, а они – его вассалами.

– Народ Лисдена! – с пафосом произнес Килман, и голос его сорвался на высокой ноте, как будто у трубача не хватило воздуху. – Я – Маркус Килман, я купил этот остров. Я – ваш новый владелец.

Островитяне восприняли это сообщение с невозмутимым спокойствием. По мнению Килмана, восторженные аплодисменты должны были продолжаться десять секунд, но после шести секунд неловкого молчания все-таки решил снова заговорить.

– Народ Лисдена! Я принес вам новую эру мира и процветания, понижение налогов и хорошее правительство.

На это заявление последовала хоть какая-то реакция. По толпе пробежал легкий шепот, от одной группы людей – к другой, как бежит по воде от лилии к лилии жук-водомерка. В Лисдене уже был мир; было такое процветание, которое их вполне устраивало, люди они были не жадные; налогов вообще не существовало, так как объединение Крэйню снабжало из своей прибыли всем, что нужно; и единственным правительством был совет объединения, членом которого становился каждый взрослый островитянин. Теоретически остров был департаментом правительства материка, которое присматривало за его делами, но уже много лет назад все бумаги, касающиеся острова, были потеряны, и, соответственно, на материке о существовании острова вообще забыли.

Килман оценил подобную реакцию толпы как сдержанную радость по поводу хорошей новости и готов был и дальше делать грандиозные заявления, когда из толпы вышла женщина и ступила на сходни. Она была много моложе Килмана, но выглядела так, что ее возраст – от шестнадцати до тридцати – трудно было определить точно, к тому же ее рост и внешность производили очень сильное впечатление. Она была, по крайней мере, шести футов и двух дюймов роста, а в своем простом черном платье с длинным серебряным шарфом, как стрела перекинутым через плечо, выглядела еще выше.

– Сэр, – сказала она на языке материка, причем сказала с таким акцентом, что ясно было – этот язык для нее не родной. – Могу я спросить, у кого вы приобрели этот остров?

– Что ж, малышка, – ответил Килман, глядя на женщину с верхнего уровня сходен и надеясь, что она не станет подниматься выше, – я приобрел этот остров у Аисденской Рыболовной Экспортной Кампании за сумму в один, точка, семь пять миллионов золотых византинов.

– Ах, – сказала женщина, которая знала, что Лисденскую Рыболовную Экспортную Кампанию сто семьдесят шесть лет тому назад сменил Лисденский Рыболовный Предпринимательский Кооператив, так что Кампания не могла ничего никому продать. Женщина повернулась и на родном языке быстро объяснила толпе, что этот бедняжка-коротышка в плохо прилаженном паричке – сумасшедший миллионер, который стал жертвой опытного обманщика.

– Над ним остается лишь посмеяться, но в этом щекотливом положении следует пощадить. Будем к нему добрей, а со временем расскажем ему всю правду о его приобретении, – предложила она.

В толпе кто-то закивал головой, кто-то выразил свое согласие словами, и люди стали расходиться, посмеиваясь и переговариваясь. Килман сердито, о чем говорили морщины в уголках губ, наблюдал за их уходом.

– Почему они расходятся? – рявкнул Килман. – Я еще не разрешил им это делать.

– Они решили подготовить достойную встречу нашему новому владельцу, – ответила женщина, видя, что он сильно уязвлен и рассержен.

Ей было жаль Килмана с амбициями размером с Великого Крэйню Охотника Ремма, но маленького, как лунка, куда Крэйню заманивает искателей. Она отступила на несколько шагов.

– А вы-то кто такая? – спросил гордый владелец Лисдена, когда женщина отошла. Неожиданно он стал испытывать к ней интерес и даже почувствовал зарождение любви. Она оказалась вовсе не высокомерной, как он сначала подумал.

– Меня зовут… на материке вы сказали бы – Маллетта, или Мэйрин… даже, возможно, Мэргон.

– Хорошо, Маргаллетта, – сказал Килман, который точно запоминал только цифры. – Почему бы вам не показать мне мои владения?

– С большим удовольствием, – ответила Маргаллетта (согласившись на новое имя). Она поскользнулась и ухватилась за поручень сходней, намеренно демонстрируя свою слабость.

Экскурсия

В свое время была создана теоретически невероятная система мотивировки, в основе которой лежал отказ от вращения чего-либо с той же скоростью, с которой вращается вся планета. Поэтому колесного транспорта на Лисдене практически не было. Был автомобиль на паровой тяге, средство передвижения двухсотлетнего возраста и сомнительного происхождения. Его уже много раз чинили, он работал, но уже нельзя было определить, где его произвели. Со временем украшения и значки износились, а потом и вовсе исчезли. Перед паровым котлом свисал матерчатый попугай, но этот элемент украшения был явно не фабричного производства.

Маргаллетта села или, скорее, провалилась за руль. Килман уселся сзади. Вместо кожаной обивки сиденье было покрыто ковром с бахромой. Маргаллетта сказала Килману, что это местная традиция – у правителя острова всегда ковер, как в карете, или как попона у слона или верблюда. Килману такое высказывание понравилось, он не догадывался, что все это – сплошная выдумка. Он не догадывался, что на Лисдене слонов и верблюдов видели только на иллюстрациях нескольких очень старых книг.

При всей своей странности этот паровой автомобиль издавал звуки, присущие настоящему механизму. Сам автомобиль был еще достаточно прочен, но клапан тревожно повизгивал. Маргаллетта вступила в бой со всеми шестью колесами и помчалась вверх по дороге, к главной горе острова, как по американским горкам, резко сворачивая на поворотах, выбирая ту сторону дороги, которая ей больше нравилась.

Килман, стараясь казаться строгим, расспрашивал о безопасности горной дороги, но его голос выдавал плохо скрываемый страх. Тогда Маргаллетта сказала, что на острове существует один-единственный автомобиль, да к тому же все знают, что она везет гостя на гору. Так что не стоит опасаться попавшейся навстречу телеги или случайного верблюда. О да, в дикой природе выводят верблюдов для церемоний.

Килман уставился в окно. Он хотел увидеть верблюдов, но видел лишь глубокую сине-серую зелень моря, внезапно переходящую в голубое сияние льда; рыболовецкую деревню, гнездившуюся в вершине треугольного залива; апельсиновые и лимонные сады, поднимающиеся по террасам склонов. Все это благополучно поддерживалось Летним Полем, которое делало возможными существование этого оазиса среди обширного моря льда, возникшего тысячу лет тому назад в результате неправильного обращения с Зимним Полем. Древние ученые, выдумавшие и то, и другое, оказались очень удачливыми в начале, когда включали поля, и феноменально неудачливыми в финале, когда стали их выключать.

Никто не собирался выключать поле Лисдена или уничтожать его, поскольку никто на самом деле не знал, что заставило поле возникнуть. Некоторые говорили – зеркала в небе, другие – огонь и стихия льда, смешавшиеся друг с другом.

Килман, разумеется, тоже не хотел перемен в этом оазисе. Несмотря на все загадки, среди богатых горожан уже росло желание совершить в Лисден необыкновенное путешествие с хорошо организованными приключениями. Тем более что забраться сюда можно всего за восемнадцать дней.

Лисден должен отлично воспринять требования новой индустрии. В своем воображении Килман видел отели и сады, которые расплодятся по всему берегу. Там будут устраиваться вечеринки, изюминкой которых станут охотники Крэйню с дымящимися гарпунами. В лимонных рощах можно будет устраивать развлечения вроде блужданий по лабиринту, где сопровождающие слуги шалунов в масках будут предлагать освежающие напитки по непомерным ценам.

Маргаллетта, которая обладала очень острым слухом и очень острым зрением, слышала, как Килман шепчет что-то сам себе, и видела, как движутся его толстые губы, как слюна намочила нижнюю губу, будто он уже поплевывал на пальцы, чтобы считать деньги. Больше она его не жалела. Килман никакой не владелец острова, зато сам в этом уверен, и с таким человеком, в конечном счете, надо поступать соответственно.

– На вершине горы есть обзорная площадка, – объявила Маргаллетта, чуть замедляя скорость на следующем повороте. – Оттуда вы сможете осмотреть… все ваше царство.

– Мое царство… – повторил Килман. Он закивал, его подбородок затрясся, а правая рука очутилась между третьей и пятой блестящими пуговицами пиджака. Он чувствовал себя богом. – Мое завоевание!

Маргаллетта от отвращения передернула плечами. Вот-вот – «завоевание»! Этот человек оказался еще неприятнее, чем показалось сначала, он не достоин жалости. А еще он очень опасен. Богатство Килмана – его оружие, а он лишен и морали, и ума, чтобы мудро распоряжаться этим оружием.

Но если он назвал остров своим завоеванием, то сейчас должен прояснить роль Маргаллетты.

Завоевать территорию, значит, завоевать и врага. Если он и вправду завоевал остров, то она должна быть его врагом. Если она его враг, то должна вести себя, как враг. Она была не сильна в логике, но логика редко бывала ей нужна, поскольку она обладала хорошей интуицией и здравым смыслом.

– Эта дорога должна быть расширена, – произнес Килман несколько минут спустя, когда они пронеслись еще через один поворот. – По крайней мере, до четырех полос. Или, быть может, мы сделаем эту штуку на канатах… ну, вы знаете.

Маргаллетта знала. В отличие от большинства островитян, она побывала с родителями во многих частях света: ее родители считали, что путешествия значительно важнее школьного образования.

Одним из самых неприятных воспоминаний об этих путешествиях было многочасовое сидение в древнем фуникулере, качающемся над расселиной в леднике. Перемотка кабеля заняла тогда шесть часов, и Маргаллетту до сих пор преследовали ночные кошмары.

Молчание Маргаллетты не остановило Килмана, которого захлестнуло вдохновение.

– Железная дорога! Поезд может пройти по всей горе, останавливаясь через каждые сорок пять градусов окружности. Обзорные платформы. Бары. Летние рестораны. Экспресс Килмана.

– Железная дорога? – спросила Маргаллетта. – У нас когда-то была. С путями по часовой стрелке, чтобы забирать отходы из шахт по добыче глазмия.

– Глазмий! Мне никто не говорил о глазмии! – пронзительно закричал Килман. В его голосе боролись страх и жадность, стрелка весов качалась, не останавливаясь. Маргаллетта решила нанести ему еще один удар.

– О, теперь глазмия уже нет, – радостно сказала она. – Остались только пустые шахты, которые используются во время наводнения как волноломы, и деревня. Никто и не вспоминает о дороге.

Килман немного помолчал, а затем Маргаллетта увидела, как он вытащил из правого рукава немножко испачканного сонного голубя.

Это было новое средство сообщения, живая бумага, мало живущая, но быстрая. Килман с привычной таинственностью что-то прошептал птице и кинул ее в окно. Ветер принял голубя и понес к стоящему внизу кораблю.

Маргаллетта развеселилась. Она легко победила Килмана, ложь ее была такой же тупой, как тупая лисденская треска.

На следующем повороте дороги голубь вернулся назад. Он вежливо уселся на колени к Килману и вздохнул, снова став бумагой с намокшим сообщением в клюве.

– Волноломы и деревня? – пробормотал Килман, читая сообщение. – Что ж, я считаю, что на нижнем уровне должен залегать мощный слой глазмия. Мой Боунсмен говорит, что у него просто череп раскалывается. А что, мисс Маргаллетта, шахты давно засыпаны?

Неожиданная контратака всегда более эффективна. Маргаллетта вздрогнула, нехотя кивнула и выпрямилась, став выше еще на несколько дюймов. Теперь Килман вызывал в ней отвращение. Оказавшись умнее, чем она думала, он еще сильнее пугал ее. После разговора о глазмии его прежнее хорошее настроение рассеялось, он становился все мрачнее. Он устал от дороги, устал сидеть в машине, устал от водителя.

– Когда мы наконец заберемся на эту проклятую вершину? – спросил он ворчливо, будто опаздывал на завтрак из нескольких блюд. – И что нас там ждет?

– По-моему, я говорила вам о том, что вы увидите, – жестко ответила Маргаллетта. – Особенно эффектно, если смотреть с маяка.

– Маяк! Почему вы мне об этом не сказали? Я люблю маяки!

Он любил маяки, хотя его нога ни разу не ступала на маяк. Ему нравились изображения маяков и их назначение. Но, к сожалению, маяки только потребляли деньги, вместо того чтобы делать их. Вот почему они являлись естественной монополией правительства. С точки зрения Килмана, все, на что надо было тратить деньги и что не приносило дохода, было делом Республики. Он подозревал, что Лисденский маяк не приносил прибыли.

Этот маяк начал свою жизнь с глупости Лайрагийского колониального правителя, возмужал при Хамаллише и был превращен Тритоном в площадку для отстрела чаек. Но сейчас даже старожилы помнили только о том, что главное его назначение – служить гигантской шпалерой для лозы фрукта страсти. Урожай, который собирали раз в два года, был богатым и приносил хороший доход.

На первый взгляд, Килману показалось, что маяк выкрашен в необычайно роскошный зеленый цвет. Его воображение добавляло к картине вспышку горевших ярким пламенем газа букв: «Обсерватория Килмана». Надпись должна быть огромной и видной со всех сторон, должна быть знаком для всех посетителей острова, фоном для организованной и дорогой деятельности…

Килман не заметил плетей лозы даже когда они остановились у входа, и Маргаллетта, выпрыгнув из машины, стала отпирать дверь маяка.