Текст книги "За стеной"

Автор книги: Гарт Никс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Но Ник не мог подняться. То ли от большой потери крови, то ли от усталости. А может быть, это давал себя знать ледяной голос в его мозгу. Ник чувствовал себя слабым и беспомощным, как тряпичная кукла.

«Я соберусь с силами, – думал он, закрывая глаза. – Еще минутку, и я поднимусь. Только минутку…»

Что-то теплое коснулось его груди. Ник заставил себя чуть приоткрыть глаза. Луна опустилась уже совсем низко, сейчас она выглядела, как плохо отрезанный кусок тыквы.

В груди становилось все теплее и теплее, и Ник почувствовал, как с этим теплом прибавлялись силы. Он широко открыл глаза, приподнял голову.

Витки спиралей сотен сияющих серебром и золотом Знаков Хартии, подобно небесному звездному сверлу, медленно проникали в его грудь. Ник чувствовал, как с каждым входящим в него Знаком его тело наполняется силой. У него стали подергиваться руки, он поднял их и увидел аккуратную, чистую повязку на кисти.

– Ты меня слышишь? – спросил мягкий голос невидимого существа. Женский, хорошо знакомый голос.

Ник повернул голову. Он все еще лежал около Стены, там же, где упал. Тварь тоже лежала на месте, в нескольких шагах от него. Рядом с Ником стояла на коленях молодая женщина. Молодая женщина, одетая в бронированные латы из пластин, поверх которых был наброшен плащ с золотыми звездами Клэйр, поделенными на четыре части серебряными ключами Аборсен.

– Да, – прошептал Ник. Он улыбнулся и сказал: – Лираэль.

Лираэль не улыбнулась. Рукой в золотой перчатке она откинула назад свои черные волосы.

– Заклинания странно действуют на тебя, но все-таки действуют. Я лучше займусь Хрюл.

– Тварью?

Лираэль кивнула.

– А я не убил ее? Я думал, моя кровь должна ее отравить…

– Она перенасыщена твоей кровью, – сказала Лираэль. – Но когда она переварит эту кровь, станет еще более могущественной.

– Тогда лучше убить ее.

– Ее нельзя убить, – сказала Лираэль. Но подняла очень странное копье – простой сук дерева, верхушка которого была утыкана головками только что сорванного чертополоха, и подошла к твари. – Ни камень, ни металл не может пронзить ее плоть. Только чертополох вернет ее земле. На время.

Лираэль подняла копье высоко над головой и изо всех сил вонзила его в грудь твари. Удивительно, но чертополох не сломался об ее шкуру, от которой отскакивали пули. Копье вонзилось в тело так же легко, как рука входит в воду. Несколько мгновений копье дрожало, а затем взорвалось, разлетаясь, как споры грибов. Пыль от этого взрыва оседала на грудь твари, и в этих местах плоть расплавлялась и пропитывала собой землю. Через секунду от твари ничего не осталось.

– Откуда ты знала, что нужно захватить с собой чертополох? – спросил Ник и тут же проклял себя за глупость. Он снова поднял голову и попытался перевернуться, но Лираэль быстро встала на колени и ласково удержала за плечо.

– А я и не знала. Я прибыла сюда лишь час тому назад в ответ на довольно путаное сообщение магистрикс из Уиверли. Я думала, что мне нужно просто появиться здесь, и не предполагала встретить редчайший экземпляр Свободной Магии. И… и тебя. Я перевязала твои раны и немного поколдовала, чтобы подлечить тебя, а потом пошла искать чертополох.

– Я рад, что ты пришла.

– Мне повезло: в юности я читала множество бестиариев, – сказала Лираэль, смущенно отводя глаза. – Я не уверена, что даже Сабриэль знает особенности природы Хрюл. Ну, мне надо поторапливаться. Тебя сейчас перенесут в дом. Думаю, с тобой теперь все будет в порядке. Серьезных повреждений нет. Я хочу сказать, что Хрюл тебе ничем не навредила. Она не повлияет в дальнейшем на твое состояние, которое… Мне действительно нужно уходить. По-видимому, появился кто-то из Мертвых – послание не очень понятное…

– Послание было об этой твари, – сказал Ник. – Я послал сообщение магистрикс. Я шел за тварью от самого Дорранс Холла.

– Тогда я должна вернуться к охранникам, которые сопровождали меня, – сказала Лираэль, но не двинулась с места, а только нервно покрутила локоны рукой в золотой перчатке. – Им не нужно возвращаться в Бархедерин. Я там оставила свое Бумажное Крыло. Теперь я могу полететь и одна. Я имею в виду, я все еще…

– Я не хочу возвращаться в Анселстьерру, – выпалил Ник. Он попытался сесть, и на сей раз ему это удалось. Лираэль потянулась к нему, чтобы помочь, и тут же отпрянула. – Я хочу вернуться в Старое Королевство.

– Но раньше ты не хотел, – сказала Лираэль. – Когда мы уехали, и Сабриэль сказала, что ты должен вернуться домой из-за того… из-за того, что с тобой случилось… Я удивлялась… что так. Сэм позже сказал, что, возможно, ты не хотел… что тебе нужно было остаться в Анселстьере из-за какой-то особы, то есть, я хочу сказать, что причиной…

– Нет, – перебил ее Ник. – Меня ничто не держит в Анселстьере. Боюсь, что…

– Боишься? Чего боишься? – спросила Лираэль.

– Не знаю, – ответил Ник. Он снова улыбнулся. – Дашь мне руку, чтобы я встал? Ох, твоя волшебная рука! Сэм на самом деле сделал тебе новую!

Лираэль согнула свою золотую, заговоренную Хартией руку и разогнула пальцы, чтобы показать Нику, что новая рука такая же хорошая, как и другая, из плоти и крови, а потом уже робко предложила ему обе руки.

– Она у меня только неделю, – застенчиво сказала Лираэль, глядя на Ника, который стоял рядом с ней. – И не думаю, что она будет действовать далеко на юге. Сэм действительно очень полезный племянник. Как думаешь, идти сможешь?

– Если ты мне поможешь, – ответил Ник.

На дне озера

И снова Мерлин пришел вниз, где нет света, где сплошная темнота. Темнота и гнет. Пришел туда, где вода холодная и плотная, как сталь. Сам он излучает свет, и такой яркий, что моим глазам больно, я должна закрывать их и отворачиваться. Мерлин светит слишком сильно, зная, что я этого не выношу, как не выношу и того, что он видит то существо, каким я стала.

Он обладает силой, и по этой причине я в конце концов отдам ему все, что он хочет. Да, он обладает силой, и только он может дать мне то, что мне нужно. Он об этом знает, но, как и в любой сделке, ему неизвестно, в какой момент он выиграет. Поскольку у меня есть две вещи, которые ему нужны, а он знает цену лишь одной из них.

Я полагаю, он выберет Эскалибур, потому что даже ему трудно размышлять здесь, внизу, на дне озера. Мы оба видим нить времен, которая будет разматываться из-за этого выбора, но я не думаю, что Мерлин видит во тьме так же далеко, как и я. Он выберет меч для своего Артура, хотя мог бы получить чашу Грааля.

Допустим, ему кажется, что меч легче пустить в дело. Разумеется, вместе с ножнами. Но Мерлин не оглядывается назад, он смотрит только вперед, и то, что он узнал о мече, всего лишь малая толика всей истории.

Если бы он выбирал не вслепую, я могла бы рассказать ему больше. Но свет слишком мучителен, и у меня нет желания продлевать нашу беседу. Пусть он говорит, а я просто буду отбрасывать мысли. Это нужно еще и для того, чтобы избежать заклинаний, которые он так предусмотрительно вставляет между словами. Один Мерлин пытается меня обманывать, хотя все знает лучше меня. Пусть он заговорит, а я буду отправлять его заклинания назад. Обратно в то время, когда я гуляла под солнцем, по земле, которая называлась Лайоннессой.

Обратно в то время, когда варвары впервые высадились на чудные брега Лайоннессы, и люди пришли ко мне, умоляя дать им оружие, которое их спасет. В те дни у них не было страха передо мной, поскольку я подолгу пребывала в человеческом обличье и никогда не нарушала соглашения, которое давным-давно заключила с их предками. Но во времена мира и изобилия люди не разыскивали меня, потому что помнили и то, что я ничего не делаю бесплатно.

Так я сделала, когда они просили меня создать меч, меч, который может сделать из землепашца героя, из свинопаса – спасителя. Меч, дававший тому, кто им обладает, силу реки Флиир, когда ее наполняют тающие снега, меч, дававший скорость стрижей, летающих вокруг холма, и прочность великого камня из моего тайного убежища в холме.

Они боялись варваров, поэтому хорошо заплатили. Сто девушек вошли в мою холодную каменную дверь, думая, что будут служить мне и жить в каком-то подземном дворце со сводчатыми пещерами. Но мне не нужны были слуги, мне нужны были их жизни. Я кормилась их годами, а в их крови я закаливала меч. Я все еще относилась к людям так же, как ко всем животным, и ничего не чувствовала, когда они кричали и плакали. Я не догадывалась, связывая мощь реки, скорость стрижей и прочность камня с металлом, что наполняю меч тоской и отчаянием смерти.

Они дали мечу имя – Эскалибур, и, казалось, им больше ничего от меня не нужно. Прошло много месяцев, прежде чем они более или менее поняли двойственную природу меча. С его помощью несколько человек добились великих побед над варварами. Но в каждом бою владельца меча сражало безумие битвы и тоска, и, благодаря этому, он один бесстрашно бросался в гущу врагов. Все, владевшие мечом, были сильными, стремительными и неутомимыми, но, в конечном счете, страдая от множества ран, всегда бывали повержены.

Люди пришли ко мне снова и потребовали, чтобы я исправила меч, чтобы он не лишал людей рассудка, чтобы владельца меча нельзя было ранить, мол, тогда меч и будет идеальным. Люди спорили, говорили, что я не полностью выполнила условия сделки, и потому они больше платить не будут.

Но я молча сидела в своем холме, а варвары все шли и шли тысячами, и находились все-таки редкие смельчаки, которые отваживались владеть Эскалибуром, зная, что наверняка погибнут.

И тогда люди привели двести юношей, как я потребовала. Некоторые из них пришли с радостью, думая, что встретят своих возлюбленных, которые ушли раньше. На этот раз я была осторожней и забирала их будущее без предупреждения, так что они не успевали испытать боль, отчаяние или тоску. Я свила ножны из их волос, и это дало владельцу меча возможность прожить сотни жизней между рассветом одного дня и рассветом следующего.

В ту пору я еще ничего не знала о человеческой любви, иначе потребовала бы более молодых юношей, которые еще не знали девушек, пришедших ко мне в холм год назад. Ножны защищали владельца меча от всяческих ран, но вели себя, как страстный любовник, притягивали к себе меч, не позволяли любому воину вытащить его. Из ножен меч мог вытащить только человек с могучей волей или колдун, а в Лайоннессе было несколько колдунов, но я их не любила.

Многие из тех, кто хотел стать героем, так и умирали, не вытащив меча из ножен.

И каждый раз меч и ножны возвращались ко мне и к тому месту, где они были созданы. И каждый раз я отдавала их обратно людям Лайоннессы, поскольку они продолжали свои неудачные войны с варварами. А меня не заботило, кто выигрывает битву, я просто любила аккуратность в соблюдении традиций.

В те времена, когда шли войны, ко мне приходило много людей, несмотря на договор, в котором были указаны времена года и конкретные дни, когда я должна их выслушивать и уделять внимание их делам. Потребляя людей, я начала понимать, что такое человеколюбие и что за магия скрывается внутри их быстротечных жизней. Мне захотелось как следует изучить этот предмет, и я стала гулять по ночам, обучаясь тем единственным способом, который я знала. Вскоре мне пришлось учиться у варваров, поскольку местные люди возобновили привычку скреплять волосы сучками рябины и вспомнили, что нельзя гулять при лунном свете. Детям снова стали давать маленькие серебряные монетки, и они вдевали их в уши как серьги. В иную ночь я собирала много окровавленных монеток, но не запасалась ни жизнями, ни знаниями.

Со временем и варвары тоже кое-чему выучились, и в один холодный День Середины Зимы, между заходом солнца и восходом луны ко мне пришли послы. Местные люди, которых я знала очень хорошо, и варвары объединились во имя одной цели. Они хотели, чтобы я установила мир во всей Лайоннессе, чтобы никто не мог начать войну.

Плата, которую они приготовили, была поразительной – так много жизней, что мне хватило бы пропитания на тысячу лет. При всем моем интересе к человечеству, цель оказалась для меня завораживающей, потому что впервые за все время моего существования я не знала, как выполнить просьбу людей.

Они стали расплачиваться, и в течение семи дней шеренга мужчин, женщин и детей двигалась в мой холм. У меня уже был опыт, и в этот раз я дала им пищу, вино и табак, отчего они быстро заснули. Пока они спали, я собирала урожай их снов, ходила между ними и пила их дыхание.

Сны я собрала в сеть из лучей света, отнесла эту сеть вниз, в глубину земли, где плавятся скалы; там я начала делать чашу Грааля. У меня получалась вещь такой красоты, наполненная такой надеждой, что в изумлении от своего творчества я забылась и вложила в чашу и свои сны, а также и большую часть своей силы.

Возможно, что-то исчезло из моей памяти, пока я делала чашу, я забыла, что значит моя сила для Лайоннессы. Весь долгий путь, пока я выбиралась наверх из глубины земли, я не отводила глаз от своего создания и не задумывалась о грохоте и покачивании почвы у меня под ногами. Земля была неспокойна. Я не обращала внимания на это ворчание, сопровождавшее меня по дороге к свету.

Я вышла из своего холма и обнаружила, что послы, не выдержав рева и сотрясения земли, убежали. Я подняла вверх чашу Грааля и закричала, что она принесет мир всем, кто из нее напьется. Но в это время горизонт поднялся, как подол одежды, и голубизна неба пропала в темноте моря. Море вздыбилось волной невообразимой высоты, выше моего холма и стоящих за ним гор. И только тогда я сообразила, что это не море поднялось, а Лайоннесса упала. И я вспомнила.

Давно, очень-очень давно, я сделала опоры для основания земли. Теперь же, создавая чашу Грааля, я разрушила эти опоры. Лайоннесса должна утонуть. Но я не собиралась тонуть вместе с ней. Я превратилась в большого орла и поднялась в небо, зажав в когтях чашу. Я изо всех сил старалась ее не уронить. Крылья мои яростно бились, но чаша Грааля держала меня на месте. Я пыталась сдвинуть ее, но мне это не удавалось, а волна подходила все ближе, она закрыла собой солнце, и уже поздно было куда-то улетать.

И вот тогда я поняла, что чаша Грааля несет с собой не только мир, но и кару. Я наполнила чашу снами тысяч людей, это были сны о мире и справедливости. Но я позволила вползти в нее и другим снам, и один из них был тем сном, за который белый демон, воровавший сны людей в лунные ночи и сеявший среди людей смерть и страх, должен был понести наказание.

Волна дошла до меня, когда я снова приняла человеческий облик, она обрушила мощь воды, подняла вверх и меня, и чашу Грааля. Я пролетела без воздуха и света над всей ширью Лайоннессы, и только тогда волна отпустила меня. При падении я была так изуродована, что мой человеческий облик уже невозможно было восстановить. Я приняла новый облик, лучшее, что мне удалось сделать, хотя теперь мой вид не мог порадовать ни мои, ни чужие глаза. Вот мера благодарности чаши Грааля, которая оказалась серьезным наказанием. Только тогда я выпустила чашу из рук и позволила ей упасть.

Я дала ей уйти от меня, но никогда не теряла ее из виду, потому что теперь, даже бодрствуя, я вижу сны о народе Лайоннессы, который погиб под этой волной, и только чаша Грааля дает мне безмятежный отдых.

Шли годы, я проскользнула из моря в реку, потом в озеро, пока, наконец, следуя за перемещениями чаши Грааля, не оказалась здесь. Меня не удивило, что Эскалибур все еще в ножнах и все еще светится, несмотря на то, что так долго гостил в глубине, дожидаясь меня. Похоже, он по-прежнему годился для всего, что я вложила в него, и для дела, и для судьбы. Даже чаша Грааля, кажется, согласилась спокойно ждать будущего, которое было мне неведомо.

Не помню, когда Мерлин впервые нашел меня здесь, но в этом не было ничего странного, мы ведь родились вместе. И очень давно. Он изучал человечество внимательнее, чем я, и употреблял свою силу гораздо осторожнее.

Вот так! Его чары остались в моем далеком прошлом, до потопа, и теперь мы будем серьезно торговаться. Он говорит, что вернет мне мой человеческий облик в обмен на меч. Он понимает, что от этого предложения я не смогу отказаться. Что для меня меч в сравнении с теплом солнца на моей мягкой коже, с красками, которые снова увидят мои глаза, с холодным ветром, который приласкает мое лицо?

Я отдам ему меч. И подарю Артуру торжество победы, но вместе с мечом он получит и печаль, как это бывало всегда. Его победы никогда не будут собственными победами. Ножны будут его спасать, но принесут гибель, поскольку человека, который не может быть ранен, никогда не полюбит женщина.

Мерлин умен. Сам он не прикоснется к мечу, но скажет мне, когда я должна отдать его Артуру. И только тогда я получу то, что обещано. Очень любопытно снова испытывать ожидание и надежду.

Даже яркий свет не так сильно действовал на мои глаза, или, возможно, Мерлин просто решил быть хорошим. Да, теперь он говорит о чаше Грааля и просит меня отказаться от нее. Я думаю, Мерлин не понимает, какова природа чаши, иначе не стал бы пытаться ею воспользоваться.

Чаша Грааля подождет, говорю я Мерлину. Иди, приводи своего короля, своего Артура. Я дам ему меч и ножны, и пусть он правильно ими пользуется.

Мерлин умеет ждать. Он всегда умел ждать. Он прыгнул вверх в потоке света, а я скользнула в свою пещеру, свернувшись кольцом вокруг ямки, в которой хранятся мои сокровища. Вчера еще чаша Грааля была там, но теперь ее не было. Если бы я решила, что Мерлин украл ее, я бы рассердилась. Возможно, я стала бы преследовать его до самых теплых, светлых вод, чтобы посмотреть, так ли велика его сила по сравнению с той, что остается во мне.

Но я не стала его преследовать, поскольку знала, что чаша Грааля покинула меня, как делала уже тысячу раз прежде, и это вовсе не проделки Мерлина. В прошлом я всегда следовала за чашей в поисках облегчения, которое она мне давала. Теперь, я думаю, той же цели служило время, только не так хорошо. Время, холод и глубина. Время замедляло течение мысли и притупляло память. Я догадалась, что только приход Мерлина оживлял меня, и в этом заключалась ирония нашего обмена.

Я отдам меч Артуру, но не думаю, что без чаши Грааля надолго сохраню человеческий облик. Она учила меня греху, учила пить до дна. Без нее я буду слишком много думать и слишком многое помнить. Я буду жить при свете, который ослепляет меня, до тех пор, пока не покончу со всеми жизнями Лайоннессы, которые лежат в моем желудке.

Нет. Чаша Грааля ушла. Я вернусь во тьму и холод, в то место, где глупые змеи спят без сновидений. И буду пребывать там до тех пор, пока снова не подчинюсь зову силы и печали, любви и тоски, справедливости и мира. Всего того в магии человека, чего не знала, пока не сделала меч и ножны, и что было мне неведомо до тех пор, пока я не создала чашу Грааля.

Кролик Чарли

Аббас проснулся от воя сирены. Еще полусонный, он свалился с верхней койки и тряхнул брата, который спал внизу.

– Джошуа! Вставай!

Братишка приоткрыл один глаз, но не пошевельнулся. Шестилетний Джошуа был очень непослушным. Одиннадцатилетний Аббас в сравнении с ним был практически взрослым человеком.

– Я не хочу прятаться в дыру под полом, – заныл Джошуа. Он все еще не открыл второй глаз.

Аббас скинул с Джошуа одеяло и стянул брата на пол. Кролик Чарли, которого братишка всегда укрывал своим одеялом, тоже упал с койки. Его длинные, болтающиеся уши накрыли босые ноги Аббаса. Джошуа схватил своего дружка и прижал его к груди.

– Это подпол, а не дыра, и мы должны туда спуститься!

Джошуа улегся на пол и закрыл глаза. Аббас поднял его и посадил, но Джошуа болтался из стороны в сторону, словно уши кролика Чарли. Как только Аббас отступил, братишка снова свалился на пол.

– Мам! – закричал в панике Аббас. Он почувствовал, как дрожат стены и пол, и за воем сирены услышал отдаленный гром. Это была не гроза. Это по южной стороне города били реактивные снаряды. Следующая волна ударов прошла ближе к дому. Он должен увести Джошуа в укрытие. – Мам!

Ответа не было. Когда Аббас звал маму, он еще не совсем проснулся, а сейчас воспоминание обожгло его острой болью. Вчера днем при воздушном налете мама была ранена, ее увезли из дома. В больницу, надеялся Аббас, ведь хоть одна больница еще существует. Должны были приехать дедушка и бабушка, но почему-то не приехали. Аббас ждал их до позднего вечера, потом положил Джошуа в кровать, и, измученный, провалился в сон.

Он пытался не думать о том, что могло случиться с дедушкой и бабушкой. Точно так же он старался не думать об отце, которого призвали восемнадцать месяцев тому назад. Единственная открытка, полученная от него, все еще была приколота к стене их комнаты. Края открытки завернулись, а чернила уже выцвели.

Окончательно проснувшись, Аббас понял, что им никто не поможет. Он сам должен позаботиться о Джошуа.

– Ну, тогда оставайся! – крикнул Аббас. Он выхватил кролика Чарли из рук Джошуа и побежал к двери. – Кролик Чарли пойдет со мной!

– Подожди! – завизжал Джошуа. Он вскочил и потянулся к своему кролику. Но Аббас держал его над головой и бежал к лестнице. Джошуа, хныча, побежал за старшим братом и, чтобы остановить Аббаса, вцепился в его пижаму. Таким образом они вместе спустились по лестнице, и Аббас сохранил не только свою пижаму, но и терпение.

Люк, из которого вниз шла длинная, узкая лестница находился в кухне. Когда Аббас открывал крышку люка, снаружи раздался ужасный грохот. Дом затрясся, и с потолка посыпался град из обломков штукатурки. Лампочка около плиты вспыхнула и погасла, наступила темнота. Джошуа покачнулся, упал и едва не свалился в люк. Хорошо, что Аббас оказался на пути и успел схватить Джошуа в охапку. Младший брат завыл.

– Спускайся по лестнице! – закричал Аббас. Он подхватил малыша и потащил его в люк.

– Чарли! Чарли! – вопил Джошуа. Он повис, держась за лестницу одной рукой, а другой вцепился в Аббаса и пытался вырвать своего кролика.

– Чарли идет с нами! Спускайся вниз! Вниз!

Еще один реактивный снаряд разорвался совсем близко. Аббас почувствовал, как от этого взрыва все вокруг снова задрожало. На какой-то момент взрыв лишил его всяких чувств. Он очнулся на полу кухни и не сразу понял, где находится люк, где – Джошуа. Он вообще ничего не слышал, только что-то вроде школьного звонка звенело у него в ушах.

Ослепленный и оглушенный, он наконец догадался, что лежит, прислонившись спиной к холодильнику. Значит, люк должен быть справа. Он пополз направо и нащупал край люка. Но где же Джошуа?

Внизу, у лестницы должен лежать электрический фонарик. Аббас понял, что нужно добраться до фонарика и найти Джошуа. Он спускался в люк, когда рядом взорвался еще один реактивный снаряд. В этот раз Аббас увидел вспышку, и это означало, что темные шторы на окнах упали. Или, возможно, упали сами стены. Он быстро спустился вниз, захлопнув за собой крышку люка.

Слух начал возвращаться к Аббасу еще до того, как он достиг дна. В уши проник далекий, пронзительный голос. Голос Джошуа.

– Тут темно! Где Чарли? Чарли!

– Сиди тихо! – скомандовал Аббас значительно громче, чем услышали его уши. – Я найду Чарли, как только зажгу свет.

Он пошарил вокруг лестницы. Ящик с вещами на экстренный случай был на месте, в ящике лежал и электрический фонарь, которым они пользовались в лагере. Год назад, когда еще были каникулы и можно было выезжать из города без специального пропуска.

Аббас щелкнул кнопкой, но фонарик не загорелся. Аббас чуть не заплакал. Они же специально на такой случай берегли батарейки. Батарейки не могли разрядиться…

Прежде чем Аббас всхлипнул, появился слабый свет, который постепенно усиливался, и наконец загорелся ярким белым огнем. Аббас оглянулся. Джошуа уже поднял кролика Чарли. Малыш измазался, но, похоже, у него не было никаких повреждений.

– Не ушибся? – спросил Аббас.

Джошуа потряс головой и спрятал лицо в уши кролика Чарли.

Аббас огляделся. Давным-давно «дыра» была ледником, пещерой, выкопанной в толстом слое глины под домом. Там, где раньше складывали блоки льда, теперь было временное укрытие. Два тяжелых стола с отпиленными ножками, поставленные под углом и скрепленные поверху, образовывали домик в форме буквы А, у подножья которого лежали мешки с песком.

Разорвался еще один снаряд, земля под ними задрожала. С потолка посыпалась пыль.

– Идем… в укрытие, – почти шепотом сказал Аббас, толкая брата в деревянный домик, в букву А. Наконец-то Джошуа послушался и даже взял из рук Аббаса электрический фонарик. А Аббас вернулся к лестнице и поднял тяжелый ящик со всем необходимым на экстренный случай. В ящике лежали два старых одеяла, какая-то еда и бутылка воды.

Аббас сделал только два шага по направлению к укрытию, когда реактивный снаряд попал в соседний дом. Взрыв встряхнул всю улицу, смел с лица земли все дома с легкостью кузнечного молота, сбивающего домик из спичек.

Земля под ногами заходила ходуном, и все вокруг наполнилось жутким, пронзительным криком. Взрывной волной Аббаса подняло вверх, затем бросило вперед, к укрытию. Он ушибся, упав на бок, но у него не было времени думать о боли. Крик на улице затих, его перекрыл страшный вой, будто от боли выл человек, только звук был гораздо громче любого человеческого голоса.

Это стонал дом. Аббас посмотрел наверх и увидел, что потолок прогнулся и каждой своей балкой сопротивлялся ужасному давлению. Дом должен был вот-вот обрушиться.

Ни секунды не колеблясь, Аббас подтащил ящик с вещами к укрытию и нырнул в букву А. Через секунду на то место, где он только что находился, рухнула огромная потолочная балка.

А потом сдвинулся, поехал весь пол, и вниз посыпались обломки деревянных балок, доски, штукатурка, плиты перекрытий, кирпичи каминной трубы, мебель, книги и даже ванна.

Деревянные стены укрытия гудели и сотрясались. Аббас старался затолкнуть Джошуа подальше, в глубину. Когда же обломки, вздымая клубы густой, липкой пыли, начали падать у входа в домик, стало трудно дышать, и свет фонаря потускнел.

И тут Джошуа начал кричать. Аббас хотел было приказать ему замолчать, но понял, что и сам кричит. Загнав крик глубоко внутрь, он заставил себя замолчать и пополз в самый дальний конец укрытия, таща за собой брата и кролика Чарли.

Когда грохот от падения обломков начал стихать, крик Джошуа перешел во всхлипывание. Аббас крепко прижимал братишку к себе, и это успокаивало не только малыша, но и его самого. Оба вздрагивали и подпрыгивали каждый раз, когда по крыше домика ударяло что-то особенно большое и тяжелое. Выдержит ли крыша? Сможет ли удержаться?

Крыша выдержала. В какой-то момент падение обломков прекратилось. Еще несколько мелких кусков потолка осыпалось у входа в домик, но больше ничего тяжелого не падало.

Джошуа всхлипывал все реже. Он откашлялся и что-то проговорил. Аббас не сразу понял, что он спросил: «Мы умерли?»

– Нет, мы… – начал Аббас. Он остановился и закашлялся. В воздухе стояло столько пыли, что трудно было дышать, не то что говорить.

– Не умерли! Не двигайся. Я… достану воду.

Он пополз к ящику. Ящик был погребен под кусками дерева и штукатурки, но Аббасу удалось до него добраться. Вход в укрытие был полностью завален упавшими обломками. Наружу выйти было невозможно.

Аббас пытался открыть бутылку с водой, но у него слишком дрожали руки. Он поставил бутылку между колен, снова попытался ее открыть и наконец отвинтил крышечку. Сделал небольшой глоток и выплюнул сгусток пыли. Затем дал бутылку Джошуа, уверенный, что брат не сможет выпить много и тоже захлебнется пылью. Но Джошуа жадно делал глоток за глотком, и Аббасу пришлось отобрать у него бутылку.

– Еще! – потребовал Джошуа.

Аббас покачал головой и крепко завинтил колпачок на бутылке.

– Сейчас больше не дам, – спокойно сказал он. – Потом.

Нижняя губа Джошуа задрожала, но он не стал возражать. Только крепче прижал к себе кролика Чарли. Маленькое личико Джошуа сморщилось от страха и удивления.

Аббас вытер пыль с фонарика. Свет стал ярче, но фонарь освещал лишь крошечный пятачок.

Они были погребены под руинами своего дома.

Аббас слышал, что снаряды продолжают рваться, но теперь уже где-то вдалеке. Это означало, что шансов на то, что их спасут, очень мало или вовсе нет. Вокруг, должно быть, тысячи разрушенных домов. Никто не будет проводить поиски именно под их домом. Никто не знает, что они оказались под руинами.

Джошуа что-то пробормотал, но его слова потерялись в ушах кролика Чарли.

– Все в порядке, – сказал Аббас. Ему хотелось, чтобы голос звучал поувереннее. Он прокашлялся и добавил: – Теперь мы в безопасности.

– Где мама? – спросил Джошуа более внятно. – Я хочу к маме.

Аббас на секунду прикрыл глаза. Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ХРАБРЫМ. Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ХРАБРЫМ.

– С ней тоже все в порядке. Она… утром она придет и вытащит нас.

– А когда будет утро?

– Скоро. Постарайся заснуть.

Джошуа уставился на брата.

– Я не могу заснуть.

– Давай я расскажу тебе сказку.

– Сказку про кролика Чарли?

– Ну… может быть. Дай мне минуточку подумать.

Джошуа, соглашаясь, кивнул.

Аббас и не пытался придумывать сказку. Он просто хотел сообразить, что теперь делать. Он вспоминал, что говорил отец об этом укрытии, о том, как надо вести себя в подобных ситуациях. Но это было год тому назад, и он тогда не очень-то прислушивался к словам отца…

– А кто еще был в этой сказке?

– Что?

– Кто еще, кроме Чарли, был в этой сказке?

Аббас пожал плечами. Ему не хотелось отвечать, но Джошуа требовал сказку. Его надо было отвлечь оттого, что происходит.

– Там были два мальчика, их звали…

– Аббас и Джошуа?

– Да, Аббас и Джошуа. Давным-давно они жили в городе белых цветов, в прекрасном и мирном королевстве, В этом королевстве все были счастливы, там было много еды и вкусных напитков, и горячий шоколад. Аббас и Джошуа ходили в школу, там было очень много книг, и по каждому предмету был свой учитель. Но однажды появился ужасный великан. Он потребовал, чтобы каждый горожанин отдал ему половину своего золота или…

– Он их съест?

– Нет, или он разрушит их город. Великан был таким громадным и таким страшным, что у людей не оставалось другого выбора. У Аббаса и Джошуа не было золота, но их родители отдали великану половину всего, что они накопили. Великан забрал золото и ушел, и все снова зажили счастливо.

– А они не звали на помощь кролика Чарли?

– Нет, пока еще не звали. Они думали, что великан больше не придет. Но на следующий год великан явился снова и привел с собой других великанов. Они топали ногами, кричали и требовали отдать все золото, что оставалось. Великаны грозились, что если им не отдадут золото, то они сотрут всех людей в порошок.