Текст книги "Мост над бездной"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

– Так сделайте это, прошу вас, – не сдержался Ршава.

Брови Зауца приподнялись, выпученные глаза стали еще шире. Прелат никогда не делал таких предложений. Но Ршаве было все равно: сегодня он будет кормиться сладким сиропом догадок, раз уж нет возможности откусить от плоти фактов.

– Ну, раз вы понимаете, что я лишь предполагаю… – начал Зауц, и Ршава нетерпеливо кивнул. Задумчиво наморщив лоб, Зауц продолжил: – После такого поражения не многие города захотят открыть ворота перед Стилианом. Вряд ли я ошибусь, предположив, что ему придется бежать к границе. Может быть, солдаты, охраняющие ее от хаморских кочевников, еще сохранят привязанность к нему. Надежда слабая, но это, пожалуй, лучшее, на что он может рассчитывать.

– А как насчет самих варваров?

– Как насчет них?.. Если пограничные войска останутся верны Малеину, они не пропустят кочевников. И даже если не останутся, то все равно, наверное, не пропустят. Зачем им это делать? Да и Стилиан вряд ли захочет добавлять к списку своих грехов еще и пособничество кочевникам.

– Да, верно. Если он победит, то не захочет делиться славой с варварами. А если проиграет, то лишь усугубит свою вину, спровоцировав хаморов.

Ршава вспоминал этот разговор еще долгое время спустя. Каждое сказанное им слово имело прочный логический фундамент. У прелата это получалось почти всегда. Но то, что он считал логичным, и что считали логичным Стилиан и Малеин, не совпадало. И ему вскоре предстояло узнать, насколько же велика эта разница.

* * *

Будучи тем, кто он есть, Ршава иногда жалел, что в Скопенцане маловато книг. В северном городе их оказалось больше, чем он ожидал, когда приехал сюда, но все же недостаточно, чтобы его удовлетворить. Разумеется, их даже в городе Видесс не хватило бы, чтобы удовлетворить прелата. Иногда он думал, что для этого не хватило бы всех книг, когда-либо написанных.

Одним из способов решить эту проблему было написать собственную книгу. Если он четко изложит отношения между Фосом и Скотосом и подтвердит их цитатами из священных текстов и работ более ранних теологов, то на многие годы вперед никому не придется браться за эту работу. До него такие попытки уже предпринимались: ведь это был, в конце концов, один из фундаментальных вопросов веры. Но ни один из этих ученых томов не оказался достаточно ученым, по мнению Ршавы. Он хотел, чтобы его творение сохранило ценность не на поколение, а навсегда.

И вот он закончил рукопись. Несмотря на трудности, возникшие с отслеживанием кое-каких сокровенных источников здесь, в Скопенцане, Ршава все же с ними справился. Однако написание книги – лишь первый шаг к ее передаче в руки других людей. Сам-то он легко читал свой замысловатый почерк, но, насколько мог судить, больше таких специалистов не имелось.

Скопенцана, в отличие от столицы, не могла похвастаться толпами писцов, работающих в ней. В столице также было множество секретарей, мелких чиновников и прочих бюрократов, которым требовалось что-то записывать, но зачастую не хватало времени, чтобы делать это самим. И еще в столице жило больше людей, умеющих читать, чем в любых других четырех городах империи, вместе взятых. Если все это сложить, то становилось ясно, почему в столице могло кормиться так много писцов. Но не в Скопенцане.

Ршава для этой работы выбрал писца средних лет по имени Диген. Тот близоруко уставился на прелата, когда Ршава вошел в его тесную лавочку. Только близорукий человек мог оставаться писцом, достигнув среднего возраста. Люди с нормальным зрением, у которых с годами развивалась дальнозоркость, утрачивали способность читать мелкие буковки рукописей.

– Доброе утро, – поздоровался Ршава.

Диген просиял.

– А-а, доброе утро, святейший отец, – отозвался он, вспомнив Ршаву по голосу, хотя вряд ли узнал бы его в лицо. – Как вы сегодня себя чувствуете?

– Достаточно хорошо. Возможно, даже чуточку лучше.

– Рад это слышать. Это из-за новостей с юга, святейший отец, или у вас есть и другие причины?

Как и любой видессианин, Диген был жаден до слухов. И еще у него были хорошие связи: ведь новость о победе Малеина над Стилианом пока не разнеслась по всему городу.

– Я, несомненно, рад, что новости с юга хорошие, – ответил Ршава. Если у него имелись и другие причины, то Дигену незачем о них знать. – Можете ли вы порадовать меня другими новостями? Как продвигается моя книга?

– Хорошо, святейший отец. Мне приходится время от времени прерываться на мелкие работы, чтобы добавить немного золота в свой кошелек, но я всегда возвращаюсь к ней, как только заканчиваю другое дело.

Ршава недовольно хмыкнул. Он заплатил Дигену так, как это обычно делалось при длительной работе: половину вначале, а остальное – после завершения. Но это было уже давно, и писец наверняка истратил большую часть задатка. Ршава отчасти сожалел, что не заплатил ему всю сумму вперед. Но более циничный внутренний голос заставил прелата гадать, пошевелил бы в этом случае Диген хоть пальцем ради заказа.

– Как вы справляетесь с моим почерком? – спросил прелат.

– Чем дальше, чем легче. Теперь я к нему привык. Не хочу вас обидеть, но все же я и теперь думаю, что вторую копию буду переписывать со своей первой, а не с вашего оригинала.

– Можете это делать, после того как я проверю ваш текст и исправлю в нем все ошибки. – В голосе Ршавы прозвучал мороз, совсем как в разгар местной зимы.

Он помолчал, желая увидеть, не станет ли Диген с негодованием утверждать, что не делает ошибок. Некоторые писцы трудились с заблуждением, что все, вышедшее из-под их пера, безупречно. Многие из них хотели, чтобы клиенты разделяли это заблуждение. Но Ршава знал, как обстоят дела в реальности. Ему еще не доводилось видеть книгу без ошибок писца. В большинстве прочитанных им книг этих ошибок было весьма много. И он был готов еще более ледяным тоном поставить Дигена на место, если тот попытается заявить, что каким-либо образом ставит себя выше остальных бумагомарак. «Безошибочность доступна лишь Фосу» – вот хорошее начало ответа наглецу. А дальше прелат эту мысль разовьет…

Но ему это не потребовалось, потому что Диген ответил:

– Что ж, надеюсь, вы найдете их не очень много, святейший отец.

Ршава ощутил себя лошадью, уже готовой перейти с рыси на галоп, когда ей внезапно дают понять, что надо плестись шагом.

– Я тоже на это надеюсь, – неприязненно буркнул он.

– Мне было интересно читать то, что вы написали, – заметил Диген. – Знаете, в половине случаев – и даже чаще – писец не обращает внимания на то, что переписывает. Слова лишь перетекают из глаз в пальцы, не задерживаясь в голове. Поначалу с вашей книгой было так же, но недолго. То, что я видел, заставило меня думать о том, что я пишу. Ничего не мог с этим поделать.

– За это я вам благодарен. – Ршава был польщен, но не особенно удивлен. Видессиане были помешаны на теологии: не только священники, но и гончары, и крестьянки, приехавшие на рынок продавать капусту… Те, кто умел читать, – и некоторые из тех, кто не умел, – порой выдавали удивительно глубокомысленные суждения на эту тему. Ршава не удержался и спросил: – И каково ваше мнение?

– Ваши доводы очень сильны. Но если позволите, вы сделали Фоса слишком сильным. В конце концов он, несомненно, победит; я ведь правоверный. Но конец еще не настал. И Скотос остается сильным врагом Фоса. – Писец плюнул при упоминании темного бога.

– Добро сильнее зла. Мы видим это каждый день, – заявил Ршава.

– Любой поймет, что вы родом из богатой семьи, святейший отец, – негромко ответил Диген.

Прелат не был уверен, что ему следовало это слышать. Но так или иначе – он не собирался придавать хоть какое-то значение отмеченному писцом факту. Что в немалой степени подтверждало точку зрения Дигена.

ГЛАВА 2

День следовал за днем. Ршава так и не научился сдерживать удивленные восклицания, когда даже летом Скопенцану окутывал туман и шел дождь.

– Любой догадается, что вы приехали из столицы, святейший отец, – сказал ему Зауц одним туманным утром, когда они случайно встретились неподалеку от статуи Ставракия.

Прелат нахмурился. Кто-то не так давно уже говорил ему нечто подобное. Он не мог вспомнить, кто именно и по какому поводу. А когда он не мог что-либо вспомнить, это его раздражало.

– Какие новости? – спросил он эпарха.

Когда они говорили, изо рта у них вылетал пар. Такого в столице летом тоже никогда не бывало.

– Новостей не очень много. Точно могу сказать лишь то, что Стилиан не отказался от борьбы. Война продолжается.

– Очень плохо, – совершенно искренне отозвался Ршава. – я надеялся, он поймет, что не сможет победить, и сдастся.

– Даже если и поймет, он все равно может не сдаться, – отметил Зауц. – Что может получить мятежник, если сдастся? Меч палача, скорее всего. Возможно, ссылку в монастырь, если очень и очень повезет. Имея такую перспективу, почему бы не поставить на то, что удача может повернуться лицом?

Ршава снова нахмурился, на сей раз из-за согласия с Зауцем.

– Если сторонники Стилиана увидят, что он не сможет победить, они бросят его, – сказал прелат. – И тогда ему останется или сдаться, или попытаться исчезнуть.

– Вы, несомненно, правы. Однако этого пока не произошло, а если и произошло, то я об этом не слышал.

– Я тоже.

Ршава с трудом сдерживал раздражение. Новости приходили в Скопенцану медленно. Город находился слишком далеко от значимых мест, чтобы ждать чего-то иного, и прелату это было хорошо известно. Во многом по этой причине Ршава, мягко говоря, и не хотел сюда ехать; но все последующие годы данное обстоятельство волновало его реже, чем он ожидал. Разумеется, то были спокойные годы. Ныне же в империи Видесс царил хаос.

– Одно лишь меня утешает… – проговорил Зауц.

– С радостью послушаю что-нибудь хорошее. И что же это?

– То, что халогаи сидят тихо, – ответил эпарх. – Всегда надо беспокоиться о том, чтобы бунтовщик, которому не везет, не послал своих офицеров через границу и не привел варваров в империю.

Ршава знал, что Зауц не очень-то набожный человек. Но сейчас даже эпарх очертил на груди солнечный круг, чтобы не накликать беду. Повторив его жест, прелат спросил:

– А хаморы? Стилиан всегда имел больше дел с кочевниками, чем с северными волками.

Зауц посмотрел на запад, в сторону широких степей Пардрайи. Ршава вновь повторил его движение. Никто из видессиан не мог точно сказать, насколько далеко простираются эти равнины и что находится за их дальним краем – если, разумеется, этот край существует. Писатели, у которых воображение преобладало над здравым смыслом, населяли эти степи и собакоголовыми людьми, и людьми с перепончатыми ногами, жившими в реках, и безголовыми людьми с лицом посередине груди. Ршава во все эти фантазии не верил, но и доказать, что это лишь выдумки, тоже не мог.

– Я могу лишь надеяться, что он не захочет бросить их в схватку. Когда имеешь дело с хаморами, всегда получаешь больше того, о чем с ними договаривался.

Теперь Ршава посмотрел на солнце, пытавшееся пробиться сквозь утренний туман. Диск его был настолько тусклым, что прелат мог глядеть на него не щурясь. Но подобно тому как истинная яркость светила превышала видимую, так и степные кочевники часто могли принести больше несчастий, чем предполагали те, кто с ними договаривался. Вожди одного, двух или трех кланов могли согласиться на то, чтобы их воины стали наемниками. Это было нормально. Но если оказывалось, что добыча хороша, за ними могли последовать другие – все больше и больше, пока Видессу не приходилось, напрягая все силы, отбрасывать их назад за границу. Со времен Ставракия такое случалось неоднократно.

– И какая часть империи станет пастбищем для хаморов, если они перейдут границу? – спросил Ршава.

– Если хаморы перейдут границу? Да вся империя и станет, святейший отец.

И вновь Зауц был прав. Наверняка прав. Этим утром он выдавал правду в неприятных количествах. Ршава невольно перевел взгляд на большую статую Ставракия. Казалось, император-завоеватель был готов в любой момент выступить в поход – или был бы готов, если бы голубь не нагадил ему на левую ладонь.

– Что же, мы ведь не хотели бы, чтобы наши жизни всегда были скучными, правда? – вопросил Ршава.

– Моя личная жизнь? Нет, – ответил Зауц. – А вот что касается профессиональной жизни – здесь совсем другое. Если в моей профессиональной жизни ничего не происходит, это доказывает, что я превосходно справляюсь со своей работой.

Ршава приподнял бровь, но эпарх явно не шутил. У самого Ршавы список дел, которые он хотел совершить в своей профессиональной жизни, был довольно длинным. Книга, которую переписывал для него Диген, была лишь началом. Прелат все еще стремился учиться, а в один прекрасный день рассчитывал облачиться в ризу патриарха. Бедный Зауц! У него уже не осталось надежды подняться выше. Он никогда не станет губернатором провинции или министром в столице. Апатия и бездеятельность – вот и все, что ждет его впереди.

К счастью, эпарх не знал, о чем думает Ршава. Долгие годы при императорском дворе научили прелата сохранять невозмутимый вид; этот талант был весьма полезен и в церковной иерархии.

– Думаю, нам не следует особенно беспокоиться насчет кочевников, – сказал Зауц. – Стилиан не такой дурак, чтобы призвать их на помощь, а они… они не такие дураки, чтобы напасть на Видесс самим.

Его выдала короткая заминка. Зауц хотел сказать, что Стилиан преподал кочевникам урок и показал, что нападения на империю дорого им обходятся – или нечто в этом же роде. А потом изменил окончание фразы, но недостаточно быстро. Теперь невозмутимое лицо Ршавы маскировало улыбку. Зауц только что продемонстрировал, почему ему никогда не подняться выше эпарха.

– Если владыка благой и премудрый окажется милостив к нам, то гражданская война вскоре закончится и будет забыта, – сказал Ршава. – Тогда нам уже не придется беспокоиться о вторжении кочевников из степи.

– Да будет так, святейший отец. – Что бы там Зауц ни думал, он не осмелится противоречить родственнику автократора. И ни один видессианин, независимо от того, поддерживает он Малеина или Стилиана, не пожелал бы, чтобы сквозь империю пронеслись орды кочевников. Зауц тоже взглянул на статую Ставракия. – Он бы изрубил в фарш любого, кто попытался бы выступить против империи.

– Разве он не поступил бы справедливо? – согласился Ршава. – Император-завоеватель обладал энергией, какой не нашлось ни у одного из его преемников. Он разгромил макуранцев на западе и разграбил их столицу Машиз. Он вытеснил хаморов за край их степи. А его флот боевых галер неоднократно и сурово наказывал халогаев. Никто из остальных правителей Видесса не отдавал себя войне целиком.

– Но его здесь нет, – высказал Зауц еще одну очевидную истину. – И нам самим придется сделать все, что мы сможем.

– Сможем. И сделаем. И это будет достаточно хорошо.

Ршава произнес это уверенно. Эпарх кивнул.

* * *

Мужчины и женщины толпились в притворе главного храма Скопенцаны после божественной литургии. Мужья встречали жен, спускавшихся с женской галереи, братья дожидались сестер. А юноши и девушки, не состоявшие в формальном родстве, могли сколько угодно приглядываться друг к другу, чего им не дозволялось во многих иных местах видесских городов.

Ршава знал обо всем этом, но обращал внимания на взгляды и улыбки не больше, чем на воздух, которым дышал. Его обязанностью в притворе было обсуждать проповеди с прихожанами, а с наиболее богатыми из них вести разговоры о пожертвованиях. Прелат недолюбливал эту сторону своей работы. Но знал, что это одна из причин, по которым его послали в Скопенцану. Если он не справится здесь, то не сможет и в столичном Соборе.

За годы, проведенные здесь, Ршава научился справляться с нелюбимой частью работы. Он слушал вполуха, кивая в нужных местах, пока толстый купец, разбогатевший на торговле мехами с халогаями, все трещал и трещал о проповеди. Как и многие видессиане, он воображал себя богословом – и, подобно большинству из них, заблуждался.

Когда Ршава только приехал в Скопенцану, он доказал бы это торговцу четко и безжалостно. Но не сейчас. Прелат хотел, чтобы горожане были им довольны. Если они будут довольны им, то с большой вероятностью перенесут это отношение и на императора Малеина. Скопенцана осталась без гарнизона. Мятеж горожан мог склонить город на сторону Стилиана. И чтобы этого не допустить, Ршава сделает все, что сможет.

Мелькнувшее в толпе золото волос отвлекло его от болтливого торговца мехами. Необычная красота Ингегерд резко выделялась на фоне видессиан – почти всегда смуглых брюнетов.

Пожалуй, купцу повезло: он уже доболтался почти до откровенной ереси и Ршаве было труднее обычного держать язык за зубами.

– Извините, будьте любезны, – сказал прелат торговцу и отошел быстрее, чем тот успел ответить. Ршава кивнул жене Гимерия: – Надеюсь, проповедь вам понравилась.

– Как и всегда, вы говорили хорошо, – серьезно ответила Ингегерд. – Мне до сих пор странно, что о заповедях и могуществе благого бога настолько открыто говорят. В Халоге боги есть боги. Все знают, что они могут сделать, но никто об этом много не говорит.

– Здесь не Халога, и я рад это сказать, – ответил Ршава. – Мы хотим знать волю Фоса как можно лучше. Это позволяет нам точно следовать ей.

– Это вы так говорите. Но мне иногда кажется, что вы, видессиане, так много спорите о владыке благом и премудром всего лишь потому, что вам нравится спорить. – Улыбка Ингегерд смягчила язвительность ее слов, но не до конца.

Ршава мог бы на нее рассердиться, если бы такая же мысль не пришла ему в голову, когда он слушал торговца мехами.

– Мы готовы спорить о чем угодно, – признал он, – но некоторые темы важнее других. – Он помолчал секунду-другую. – Надеюсь, у вас все хорошо?

– Насколько может быть хорошо без Гимерия. – Ее поразительно синие глаза потемнели, будто туча заслонила солнце. – Но я вестей от него не получала. И мне остается лишь ждать и тревожиться.

– И молиться, – жестко добавил Ршава.

– И молиться, – согласилась Ингегерд. – Но к Фосу возносится так много молитв. Кто может сказать, найдется ли у него время озаботиться моей? А вы не помолитесь тоже за Гимерия, пожалуйста? Вы очень святой человек, святейший отец, и бог вероятнее к вам прислушается, чем ко мне.

«Она что, издевается надо мной?» – изумился Ршава. То, как она употребила его титул, вполне это предполагало. Но говорила она совершенно серьезно. Прелату захотелось почесать голову. Он не понимал Ингегерд. Он вообще не понимал женщин, но даже не догадывался, насколько он их не понимает. Но с ней, в отличие от остальных, он хотя бы сознавал свое непонимание.

– Я буду молиться за него, – пообещал Ршава внезапно охрипшим голосом.

Ингегерд сделала реверанс:

– Спасибо, святейший отец.

И она направилась к выходу, величавая, как идущий под всеми парусами корабль.

Пока Ршава глядел ей вслед, торговец мехами за его спиной громко проворчал – другу или своей жене:

– Он называет себя святым человеком. И ожидает, что другие тоже будут называть его святым человеком, клянусь благим богом!.. Но ему больше нравится говорить с этой северной шлюхой, чем со мной. О да! Готов на это поставить. И не только говорить, если я не ошибаюсь.

Ршава медленно повернулся. Он помнил суровый мозаичный лик Фоса, оценивающего людские прегрешения, на огромном куполе столичного Собора. Никто из людей не мог сохранять спокойствие под этим требовательным и неумолимым взглядом. В тот момент Ршава вполне мог показаться воплощением Фоса. Кровь отхлынула от лица торговца, оно стало смертельно бледным.

– Вы что-то сказали обо мне? – осведомился прелат во внезапно повисшем молчании.

Он ждал ответа с холодным любопытством: хватит ли у торговца наглости бросить вызов ему в лицо? Ршава считал, что не хватит, и не ошибся. Все еще бледный и перепуганный, торговец покачал головой и пробормотал:

– Нет, святейший отец, я ничего такого не говорил. Вам, наверное, послышалось.

– Неужели? – Ршава выдержал тяжелую паузу. – Что ж, пожалуй, такое возможно. Маловероятно, но возможно.

Он не назвал торговца лжецом напрямую, но результат оказался почти таким же. Толстяк засеменил к выходу и почти выбежал из храма. Ршава изумился бы, если бы тот пришел молиться сюда снова. Но все же прелат лелеял надежду, что торговец будет возносить молитвы Фосу в другом храме. Ршава не хотел обратить душу купца к Скотосу.

Прелат едва не сплюнул, подумав о темном боге, но сдержался. Наблюдавшие за ним прихожане наверняка подумали бы, что он плюнул, осуждая торговца мехами. А этого Ршаве не хотелось: толстяк и сам достаточно осудил себя.

Позднее – намного позднее – Ршава будет гадать, не стал ли тот момент чем-то вроде своеобразного водораздела. И вспоминать, не возникло ли у него тогда хотя бы слабое предчувствие. Но как бы он ни рылся в памяти, поиски эти вновь и вновь оказывались напрасными. Он не знал. Он даже не подозревал. Какой человек способен заглянуть в будущее? Ясновидящий? Да… и нет. Ршава очень хорошо помнил, что случилось с Эладом. Если бы предсказатель не напугал себя до смерти…

В то утро больше никто почему-то не захотел обратиться к Ршаве с вопросом. Более того, храм опустел на удивление быстро. Один из священников улыбнулся прелату и сказал:

– Вам надо почаще нагонять на них страх божий, святейший отец. Тогда у нас останется больше времени для себя.

Ршава одарил его таким же взглядом, как и торговца:

– Занимайся своими делами, Ориф. А делами храма я займусь сам.

Торговец мехами после слов Ршавы побледнел, Ориф же покраснел. Значит, храбрости в нем оказалось больше. Священник гордо задрал подбородок:

– Я не имел в виду ничего дурного, святейший отец. Просто… пошутил, если так можно сказать.

– Возможно, ты можешь так сказать, – ответил Ршава.

Ориф еще больше покраснел и затем поклонился, будто желая показать, что оказывает прелату уважение, даже если тот, возможно, его не заслуживает. Ршава поклонился в ответ, словно желая продемонстрировать, что мнение Орифа он и в грош не ставит. Увидев это, священник резко повернулся и зашагал прочь.

Иногда раздражительность у Ршавы не проходила долгое время. Бывало так, что он вовсе не прощал кому-либо что-то сказанное или сделанное. Но сейчас он медленно и облегченно выдохнул. К этому времени храм уже почти опустел и услышать прелата было некому. Ршава понимал, что ему необходимо отыскать какой-нибудь способ примириться со священником. Ведь Ориф не ошибся в священной доктрине, а всего лишь проявил невежливость. Если бы Скотос овладевал каждым, кто был невежлив, то сколько душ тогда смогло бы перейти мост Разделителя и попасть на небеса к Фосу? Пожалуй, очень немного, неохотно признал Ршава.

Но даже если так… Тренированный ум прелата довел мысль до логического завершения. Даже если только горстка доберется до небес – ну и что? Разве не окажутся они в таком случае особыми, потому что будут избраны?

Сперва эта идея Ршаве понравилась, но он тут же вновь нахмурился – теперь на себя. А как быть с теологической логикой? Сможет ли Фос в конце восторжествовать, если большая часть людских душ рухнет в вечный лед?

Прелат вздохнул. Похоже, выбор здесь только один – сделать большинство людей лучше, чем они есть на самом деле. Именно это владыка благой и премудрый всегда и стремился сделать. Но каких успехов при этом добился даже благой бог…

Скотос, с другой стороны, пытается сделать людей хуже, чем они есть. Когда Ршава пребывал в плохом настроении, он думал, что темный бог уже добился слишком больших успехов. А когда на душе у прелата было радостно, он напоминал себе, что люди – это просто люди, они не идеальны и не могут быть идеальными. Но пытаться стать такими им необходимо. Как предполагал Ршава, большинство из них так и поступает.

Когда прелат вернулся в главный зал храма и поднялся в придел возле алтаря, он оказался там один. Подошвы его сандалий громко шлепали по каменным плиткам. Ршава никогда не замечал этого звука в храме, полном людей; теперь же его шаги гулко отражались от стен и потолка.

Его взгляд устремился к многочисленным образам благого бога. Фос смотрел на него – снова, снова и снова… Ршава склонил голову, надеясь обрести всепоглощающее успокоение, которое приносило ему общение с Фосом. Но он вернулся в храм в неправильном настроении. Хотя вокруг было много образов, он чувствовал себя очень одиноким.

* * *

Всякий раз, когда Ршава видел курьера, подъезжавшего к резиденции Зауца, его охватывала тревога. Курьеры прибывали довольно часто. Гражданская война или нет, но жизнь в империи продолжалась. Большую часть новостей эпарх не считал нужным ему сообщать. В некоторых городах прелат занимался городскими делами почти в том же объеме, что и эпарх, но Зауц относился к своим привилегиям весьма ревниво. Ршава не давил на него; управление храмами и монастырями в Скопенцане и без того отнимало у прелата много времени.

Ршава беседовал на площади с двумя купцами, когда мимо них галопом промчался всадник и привязал коня перед резиденцией эпарха. Курьер вбежал в дверь, а один из купцов усмехнулся и сказал:

– Кто-то сунул скорпиона ему в штаны.

Другой купец – торговец янтарем – тоже рассмеялся.

– У него есть новость, которую надо срочно передать, уж это точно, – согласился он.

– Хотел бы я знать, что это за новость, – заметил Ршава.

Купцы пожали плечами, и тот, кто сказал про скорпиона, добавил:

– Мы ее очень быстро узнаем. Зауц не сможет сохранить тайну даже ради спасения собственной шкуры. А даже если сможет, его охранники скоро разболтают ее в тавернах.

У торговцев на уме были обычные новости: о пошлинах на товары, поступающие в Видесс из Халоги, или, может быть, об изменении ставки подушного налога. Ршаву же снедали иные тревоги. Когда он увидел, как торопится курьер…

– Может быть, это новость о сражении автократора с узурпатором.

Купцы вновь пожали плечами, и торговец янтарем сказал:

– А хоть бы и так? Один из них победит, а потом все снова успокоится.

Ему было явно все равно, кто окажется победителем: Малеин или Стилиан. Второй купец толкнул коллегу в бок и что-то прошептал на ухо. Торговец янтарем покраснел, и оба они торопливо распрощались с прелатом. Ршава, конечно, понял, что произошло. Торговец янтарем забыл – а может быть, даже и не знал, – что прелат – родственник Малеина. Другой купец его просветил, а потом оба решили, что их ждут более срочные дела где-то в другом месте.

В подобной ситуации Ршава оказывался не впервые. И он знал, что этот случай не станет последним. Но вот чего он не знал – какую же новость привез курьер эпарху.

Ршава двинулся через площадь и едва успел сделать несколько шагов, как к нему направился один из охранников и помахал рукой.

– Здравствуйте, святейший отец! – окликнул он прелата. – Эпарх хотел бы с вами поговорить.

– Какое совпадение, – сухо отозвался Ршава. – Мне тоже хотелось бы с ним потолковать. И очень хотелось бы.

Не обратив внимания на сарказм Ршавы, охранник кивнул:

– Тогда прошу вас пройти со мной.

И он церемонно повел прелата туда, куда тот и сам направлялся. Другие охранники поклонились Ршаве, когда он прошел мимо них. Он ответил легким наклоном головы, подсмотренным у своего царствующего родственника.

В кабинете Зауца сидел худощавый, измотанный скачкой курьер, подкреплявший силы вином из чаши. Зауц тоже пил и выглядел очень несчастливой лягушкой. Позвав слугу и отправив его за вином для Ршавы, эпарх сказал:

– Новости плохие, святейший отец.

– Судя по вашему виду, почтеннейший господин, иного я не ожидал. – Ршава уселся на стул и повернулся к курьеру. – Полагаю, ты сможешь сообщить мне подробности?

– Да, те, что мне известны. – Курьер выглядел усталым до полусмерти. Сколько он проскакал и как быстро? Он надолго припал к чаше с вином. Как раз в этот время вошел слуга с другой чашей, теперь уже для Ршавы. Прелат взял ее, поблагодарив слугу, и курьер продолжил: – Суть в том, что армия автократора потерпела поражение. Почти разгром. Это случилось неподалеку от Имброса, северо-восточнее столицы.

– О да, – негромко произнес Ршава. – Я знаю, где находится Имброс.

– Тогда вы знаете, что он лежит на дороге, ведущей в столицу. – И подождав, пока Ршава кивнет, курьер сказал: – Так вот, весь этот путь им пришлось отступать сражаясь. Стилиан несколько раз пытался обойти его величество и отрезать от столицы. Солдатам Малеина приходилось пробиваться через заслоны, но бунтовщики так и не смогли перекрыть им дорогу.

– Хвала Фосу. – Ршаве захотелось выпить всю чашу залпом, но он заставил себя сперва проделать обычный ритуал. Хотя в кабинете Зауца было достаточно тепло, прелата бросило в дрожь. Если бы Малеина отрезали от столицы, то Стилиан уже теперь был бы автократором, и никто бы не смог бросить ему вызов. – Значит, Малеин теперь в безопасности за стенами столицы?

– Да, святейший отец, в безопасности, – подтвердил курьер и, не сдержавшись, широко зевнул. – Извините. Как я уже сказал, он вернулся в столицу, но его армию сильно потрепали в сражении, а потом еще сильнее, когда преследовали. И теперь, прежде чем снова выступить против Стилиана, ему нужно набрать и снабдить всем необходимым много новобранцев.

– Западные провинции… – одновременно произнесли Ршава и Зауц.

Провинции западнее пролива Бычий Брод были густо заселены, и лошадей там тоже хватало. Но курьер лишь пожал плечами:

– Говорят, Стилиан уже послал в западные провинции своих помощников и сообщников. Схватка за престол охватила всю империю.

Она еще не охватила дальний северо-восток. Впрочем, она уже лишила Скопенцану гарнизона…

– Если автократор не сможет набрать пополнение в западных провинциях, то где он возьмет новых людей? – спросил Ршава.

Курьер снова пожал плечами, и было видно, с каким усилием он ими шевелит.

– Хороший вопрос, святейший отец. Жаль, что у меня нет на него хорошего ответа.

– Ты ведь из столицы, верно? – спросил Ршава.

Курьер кивнул, и тоже с трудом. Ршава сам не знал, что заставило его так подумать. Не акцент курьера: эта столичная интонация встречалась на многие мили по обе стороны Бычьего Брода. А вот нахальство его ответа… Да, такое встретишь только в городе Видесс.

– И что нам теперь делать? – вопросил Зауц.

Курьер опять зевнул:

– Лично мне хотелось бы выспаться.

Зауц позвал слугу, и тот повел курьера в гостевую комнату. Эпарх вышел и поговорил с охранниками. Те занялись измученным конем: Ршава увидел из окна, как они повели бедное животное на конюшню. Зауц вернулся, покачивая головой. Он уставился в свой кубок, точно на дне его мог затаиться ответ на все тайны жизни. Бесчисленные люди искали его в вине, но найти не смог никто.