Текст книги "Мост над бездной"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Созомен спустился с кафедры. Сделав это, он словно отказался от части своего патриаршего достоинства и, подходя к Ршаве, выглядел опечаленным стариком.

– Не надо было убивать Аркадия, – скорбно произнес он.

– Мне очень жаль, если это вас огорчило, пресвятой отец, – ответил Ршава; он не стал говорить, что сожалеет о содеянном. – Этот человек оскорбил меня и назвал лжецом. Как еще я мог доказать ему, что он ошибается?

– Убивать легко. – Созомен вздохнул. – Если мы в последнее время что-либо и узнали, то именно это. Когда ты сможешь возвращать жизнь столь же просто, как отнимаешь, тогда лишение жизни, возможно, еще хоть как-то будет оправдано. А до тех пор? – Он покачал головой. – До тех пор – нет.

– Мы смотрим на вещи по-разному, – сказал Ршава.

– Да, на многое, – согласился патриарх. – Если ты полагаешь, что можешь страхом заставить людей поклоняться темному богу, то я должен сказать: на мой взгляд, ты не прав.

– Я сделал это не ради того, чтобы запугать всех, – возразил Ршава. «Во всяком случае, не все, что я делал…» – Он сказал, что у меня нет силы. Он сказал, что у темного бога нет силы. Он проклял меня. Я проклял его. И вы увидели, какое из проклятий оказалось убедительнее.

– Нет, пока не увидел. Иногда они срабатывают медленнее, чем кажется поначалу.

– Тогда можете так и считать, пресвятой отец, – примирительно сказал Ршава. – Я жив. Он мертв. И на этом я строю свои выводы.

– Я так и предполагал. – Созомен посмотрел ему в глаза. – Полагаю также, что ты и есть тот священник, который оставил за собой кровавый след на пути от северо-востока к столице. Я молился, чтобы это оказалось не так, но, боюсь, места для сомнений больше не осталось.

– Я ничего не признаю, – заявил Ршава. – И не думаю, что ваше предположение можно доказать.

Патриарх еще раз печально вздохнул:

– Как бы я хотел, чтобы ты просто сказал: «Нет, я не тот человек».

Ршаве тоже хотелось так сказать. Он мог произнести это и сейчас, но Созомен ему не поверил бы. Наверное, он не поверил бы, если бы Ршава сказал это и раньше. И прелат ответил:

– Хотел бы я, чтобы жизнь была такой, как нам хочется. И чтобы я не был вынужден прийти к тем выводам, к каким пришел. Но жизнь такая, какая она есть, и я верю в то, во что верю. И я верю, что у меня есть доказательства того, во что я верю.

– Здесь мы с тобой расходимся. Твоими устами говорит темный бог. – Созомен плюнул, отвергая Скотоса, но сделал это едва ли не сконфуженно, словно напоминая Ршаве, что обязан так поступить. – Да, он может говорить твоими устами, но ты всегда должен помнить, что он лжет.

– У меня есть и другие доказательства его силы, кроме того, что он делает через меня, – возразил Ршава. Но тем, кто выступает против него, доказательства не важны. Они будут кричать, что он лжет, просто потому, что лжет.

– Возможно, ты сумеешь убедить всех, кто приехал на синод. Возможно… но я бы не осмелился делать на это ставку.

– Мы продолжим, как вы повелели, через три дня. – Ршава поклонился патриарху. – Значит, встретимся через три дня.

– Да, – все еще печально ответил Созомен. – Встретимся через три дня.

* * *

Когда Ршава пришел в собор на следующее собрание синода, в притворе его ждали те же два чародея. Он поклонился им, как поклонился бы патриарху:

– Вам что-либо от меня нужно, чародейные господа?

Один из них передернулся от омерзения, а другой спросил:

– Как вы совершили то… с тем прелатом? Это ведь не было обычное заклинание. – Он с вызовом посмотрел на другого мага, словно подталкивая того заявить, что он ошибался.

– Моими устами говорил бог, – ответил Ршава.

Пусть делают из его слов любые выводы, если смогут. Он еще раз поклонился магам и проследовал дальше в Собор.

Несколько священников подошли к нему и даже принялись лебезить. Ршаве стало приятно, что у него появились сторонники. Но, увы, это были не те, кого он желал бы видеть на своей стороне. Он знал лишь двоих из них: один – пьяница, а второй имел репутацию священника, легко преступающего данные им обеты. Остальные, как показалось, были примерно такими же. Здравомыслящие и разумные прелаты, которых он хотел бы видеть рядом с собой, не пожелали к нему присоединиться. Ршава пожал плечами. Как он сказал Созомену, жизнь такая, какая она есть. Ждать, что она будет иной, – лишь напрашиваться на разочарование.

Созомен призвал собравшихся к порядку обычными молитвами. Кажется, почти все священники возносили их с большим рвением, чем в день открытия синода. Ршава счел это забавным. Он так их запугал, что они стали набожными.

Дебаты возобновились. Никто не оскорблял его в лицо, как Аркадий на первой сессии. Никто не оскорблял, но никто и не выступал в поддержку, даже те, кто перед ним лебезил.

Он продолжал спор. Если ему суждено выступать в одиночку против целого мира, значит, придется выступать, вот и все. Это лишь усиливало брошенный ему вызов. Те, кто с ним спорил, делали это гораздо вежливее, чем покойный Аркадий. Они с ним не соглашались, но и не осыпали бранью за его мнения. Ршава едва об этом не пожалел. Если бы он прикончил парочку спорщиков, это могло бы сбросить все нарастающее раздражение.

Маги продолжали за ним наблюдать, переговариваясь между собой. Интересно, о чем они говорят? Ршава не очень волновался: ведь он сказал им чистую правду. Но знать все же хотелось.

Ближе к вечеру за стенами Собора началась какая-то суматоха. С улицы в огромное здание проникали отдельные возгласы и крики; слов Ршава разобрать не мог, да и вряд ли кто из собравшихся смог бы это сделать.

Потом в храм ворвался какой-то человек, выкрикивая:

– Святые отцы! Святые отцы! У меня новость, святые отцы, важная новость!

– Говори, – велел ему Созомен с кафедры, словно предупреждая: новость должна оказаться важной. И она оказалась важной.

– К северу от столицы было сражение! – крикнул человек на весь Собор. – Было сражение, и Стилиан победил и убил Малеина. Новый автократор движется к столице!

ГЛАВА 12

Стилиан – теперь уже неоспоримый автократор Стилиан – въехал в столицу шесть дней спустя. Лишь несколько офицеров подумывали о сопротивлении. Они больше не могли выступать от имени Малеина; кому-то из них пришлось бы объявить себя автократором и начать гражданскую войну заново. Вряд ли население Видесса обрадовалось бы такой перспективе. И вдобавок ни один из амбициозных противников Стилиана не желал, чтобы его опередил кто-либо из единомышленников. И все они предпочли признать Стилиана, нежели кого-то из своих друзей и соперников.

Во всяком случае, так утверждали слухи. Никто из этих офицеров не позвал Ршаву, чтобы тот проклял соперника или самого Стилиана. Возможно, они не поверили в то, что случилось с Аркадием. Или же боялись проиграть, с Ршавой или без него, и не желали, чтобы общение с ним стало еще одним обвинением против них в случае неудачи.

Созомен вновь приостановил синод, пока ситуация не стабилизируется. Никто из собравшихся в городе Видесс церковников не стал возражать. Столкнуться лицом к лицу с идеями, высказанными Ршавой, – и с ним самим – оказалось страшнее привычных богословских споров. Принять или отвергнуть идеи Ршавы – этот вопрос для священников, прелатов, монахов и аббатов стал равнозначным выбору между жизнью и смертью.

Лардис же остался прежним циником.

– Все это ерунда, святой отец, – сказал он. – Все это и гроша ломаного не стоит. Какая разница для таких, как я, кто носит корону?

– Для меня разница есть, – сообщил Ршава.

– Да, пожалуй, есть, – признал трактирщик. – Собираетесь укрыться где-нибудь в надежном местечке? Думаете, что Стилиан поступит с вами так же, как с вашим родственником? – И, ухмыльнувшись, Лардис провел ногтем большого пальца по горлу.

Почему бы ему не радоваться? Ведь голову отрежут не ему.

Ршава лишь пожал плечами:

– Заранее не скажешь.

– Наверное, вы правы. Что ж, очень скоро вы это узнаете, не так ли?

Как и любой новый автократор, Стилиан организовал свой триумфальный въезд в столицу. Его солдаты прибыли на день раньше и обеспечили охрану по всей Срединной улице от Серебряных ворот до дворцового квартала. Столичный гарнизон не отважился затевать ссоры со вновь прибывшими. Бывшие солдаты Малеина знали, с какой стороны теперь будут макать кусок хлеба в масло.

Герольды объявили о прибытии Стилиана на тот случай, если кто-либо в столице ухитрился пропустить эту новость. Ршава наблюдал, как Малеин выезжал из столицы на битву. Теперь он увидел, как Стилиан въезжает в город победителем.

Так вышло, что прелат стоял на Срединной улице примерно в том же месте, где находился, провожая своего родственника на войну. Парад солдат Стилиана почти не отличался от шествия солдат погибшего автократора. Главное Различие состояло в том, что они маршировали от Серебряных ворот к дворцу, а не наоборот.

Приветствия тоже были другими. Люди выкрикивали имя нового правителя, кричали: «Стилиан – автократор!» и «Долгих лет автократору Стилиану!» Такими же возгласами они встречали всех предшествовавших автократоров, включая Малеина, и, несомненно, будут встречать всех последующих.

Стоявший рядом с Ршавой мужчина подтолкнул его локтем.

– Почему это вы не кричите, святой отец? – спросил он.

– У меня в горле лягушка, – ответил Ршава хриплым шепотом. – Я и говорить-то едва могу.

Удовлетворенный таким ответом, любопытный горожанин кивнул. Возможно, он записывал тех, кто праздновал недостаточно энергично. Многие новые автократоры составляли подобные списки. Ршаву это не волновало – или не особенно волновало. Он предполагал, что уже значится в каких-нибудь более серьезных документах, имеющихся у Стилиана.

Следом за знаменосцами проехал и новый автократор. Подобно Малеину, он восседал на прекрасном белом жеребце, который, наряду с позолоченными доспехами, выделял Стилиана среди офицеров. Несмотря на округлое лицо, Стилиан смотрелся крепче и закаленнее, чем ожидал Ршава, – и определенно крепче Малеина. Родственник Ршавы большую часть жизни провел в имперской столице, а Стилиан – в походах вместе с солдатами.

«Я могу указать на него пальцем и…» – подумал Ршава. Но чего он этим добьется? Малеина уж точно не воскресит. Смерть Стилиана, вероятно, лишь развяжет новую гражданскую войну, а может быть, и не одну. Ршава взглянул на свои руки. Даже у возможности убивать есть предел. Кто бы мог такое представить?

Стилиан проехал мимо, направляясь во дворец. Слуги будут заботиться о нем так же, как заботились о Малеине. С ними никогда и ничего не случалось, кто бы ни правил Видессом. Они были необходимы, и знали об этом.

Солдаты Стилиана выглядели как… солдаты. Ршава не видел, чем они отличаются от воинов, которых возглавлял Малеин. Насколько ему было известно, некоторые из них были теми, кого повел за собой Малеин. Теперь Стилиан командовал всеми солдатами империи – и будет ими командовать, если какой-нибудь новый мятежник не свергнет его.

Небольшая группа горожан двинулась за парадом, восхваляя солдат и их повелителя. Большинство же разошлось по своим делам, как только парад закончился. Автократоры приходят и уходят. Жители столицы восхваляют их, когда они садятся на трон, и обычно насмехаются над ними потом. Иногда какой-нибудь автократор отвечает на издевательства и глумления резней. Она редко останавливает поток насмешек, зато очерняет его имя в истории Видесса.

Ршава вернулся в гостиницу. Он почти не удивился бы, увидев там солдат, поджидавших его, чтобы отвести к Стилиану. Но солдат не было.

– Вы не захотели увидеть нашего нового правителя? – спросил он трактирщика.

– Только не я. – Лардис пересыпал маслины из кувшина в миску. – Я ведь не каких-нибудь там благородных кровей. Так какая мне забота до того, чье лицо окажется на золотых монетах, пока я могу их тратить? – Он поставил кувшин, пошарил под стойкой и достал свернутый кусок пергамента. – Какой-то парень принес это для вас.

– Спасибо. – Ршава взял пергамент.

На нем была оттиснута печать с четким изображением лика Фоса из Собора. «Созомен», – подумал Ршава. Он сломал печать – причем сделал это с особым удовольствием – и развернул пергамент.

Почерк вселенского патриарха был тонким, словно паутинка, но ровным и разборчивым. Ршава прочел:

Ты поступишь хорошо, если решишь исчезнуть. Синод наверняка тебя приговорит, и тебя, скорее всего, ждет очень суровое наказание. Разве не лучше быть опровергнутым, но отсутствующим, чем подвергнуть себя суровостям нового режима?

Подойдя к очагу, Ршава бросил записку в огонь. Пергамент свернулся, почернел и вспыхнул. Через несколько секунд его не стало. Зато память о нем не сгорела. Созомен противостоял Ршаве всем сердцем, всей душой. И тем не менее, похоже, патриарх не желал видеть Ршаву мертвым.

Подобное великодушие казалось Ршаве… бессмысленным. Если бы он сам был вселенским патриархом, а Созомен – его богословским противником, Ршава сделал бы все, лишь бы его уничтожить. А не получили ли солдаты Стилиана приказ арестовать любого священника, который попытается тайком выбраться из города? Ршаву бы такое не удивило.

– Что там было написано, святой отец? – поинтересовался Лардис.

– Ничего. – Ршава махнул рукой. – Ничего особенного.

* * *

В назначенный срок синод возобновил работу. Солдаты перед Собором разглядывали Ршаву со смесью презрения и осторожности. Осторожность победила: никто из них не осмелился произнести ни слова насмешки или угрозы. Вероятно, история о том, что случилось с Аркадием, ничего не утратила при пересказе. Кто захотел бы рискнуть в надежде, что с ним не случится такое же?

Когда Ршава вошел в Собор, священники и прелаты шарахнулись от него, словно он был переносчиком какой-нибудь отвратительной болезни. «Так оно и есть, – подумал Ршава. – Болезнь эта называется правда. И нет более глухих, чем те, кто не желает слушать». А теперь в его жилах еще и текла неправильная кровь, что лишь усугубляло ситуацию.

Неподалеку от входа Созомен разговаривал с двумя священниками. Едва заметив Ршаву, он прервал разговор.

– Святейший отец! – окликнул патриарх, торопливо направляясь к Ршаве. – Разве вы не получили мое письмо? – Его морщинистое лицо исказила гримаса отчаяния.

– Получил, – спокойно ответил Ршава.

– Тогда почему вы не последовали моему совету?

Ршава взглянул на патриарха… сквозь него:

– Полагаю, это достаточно очевидно, пресвятой отец.

– Нет. – Созомен покачал головой. – Нет, это вовсе не очевидно. Если только… – Он прервал себя на полуслове, склонил голову и закрыл лицо руками. Когда патриарх снова взглянул на Ршаву, в его глазах блеснули слезы. – Я не верил… действительно не верил, что темный бог поселился в вашем сердце, дабы внушить недоверие к тем, кто остался бы вашим другом, даже если бы они думали, что вы ошибаетесь.

Когда он плюнул, отвергая Скотоса, то сделал это с очевидным сожалением.

В списке того, чего Ршава не выносил, на первом месте находилась жалость. Не надо его жалеть! Лицо Ршавы передернула судорога ненависти.

– Будь ты проклят, Созомен! – прорычал он. – Проклинаю тебя до смерти.

И ничего не произошло.

Изумленный, Ршава уставился на вселенского патриарха. Он не ощутил сопротивления своему проклятию, как было в случае Кубаца и магов, ехавших с Гимерием. Оно просто… не коснулось Созомена, и даже ради спасения собственной жизни Ршава не смог бы сказать почему.

– Я буду молиться за вас, святейший отец, – тихо сказал патриарх. – Те, кто потерян, не всегда бывают потеряны навсегда. – Он вздохнул. – Поскольку вы здесь, нам следует продолжить это злосчастное мероприятие. Прошу меня извинить…

– Подождите. – Ршава поднял руку. Созомен остановился. – Будьте вы прокляты, но почему вы не упали?

Ну вот. Он опять произнес эти слова, отчаянно желая, чтобы они исполнились. В ответ Созомен лишь слегка пожал плечами.

– У вас, похоже, есть свой бог, в силу которого вы верите, – печально сказал старец. – Разве вы не видите, что меня тоже есть свой?

Он направился к кафедре. Если бы Ршава был меньше погружен в уверенность в собственной правоте… Но он был тем, кем он был. Он был уверен, что понимает, как устроен мир. А если произошло нечто противоречащее этому? Он этого не увидел – и не захочет увидеть.

Столь же вежливо, как если бы Ршава не пытался его убить, Созомен предоставил ему слово и позволил Ршаве сделать все, что было в его силах, дабы убедить церковников в правоте его новой доктрины. И Ршава постарался. Он завалил собравшихся грудой все более наглядных примеров из жизни и цитат из священных писаний в довесок к предисловию, начатому во время первого собрания синода. И он их встревожил. Он привел их в ужас. И совершенно не убедил.

Некоторые из их контраргументов тоже были взяты из писаний. Другие оказались более прагматичными.

– Что сделает с нами автократор Стилиан, если мы впадем в эту черную ересь? – риторически вопрошал толстый аббат. – Он предаст нас мечу – вот что он сделает – и выставит наши головы возле Вехового камня! Если святейший отец желает, чтобы его голова там оказалась, то это его право. Если он хочет, чтобы туда попали и наши головы, то это уже совсем другое дело.

– Даже если Фос правит миром, во что вы ошибочно верите, то одной твоей трусости будет достаточно, чтобы отправить тебя в лед, – фыркнул Ршава. – И жаль, что лед не огонь, потому что горел бы ты очень хорошо.

– Остановитесь оба! – Созомен как будто сделал выговор двум мальчишкам, а не двум влиятельным церковникам империи Видесс.

Аббат, чье лицо сделалось кирпично-красным, стал возмущенно хватать ртом воздух, но – и, несомненно, к счастью для себя – так и не смог выразить протест словами. Ршава лишь сдержанно поклонился вселенскому патриарху и продолжил теологическую атаку.

В какой-то момент в Собор вошел незнакомец. Он пробыл там некоторое время, прежде чем Ршава его заметил. Он не был ни церковником, ни чародеем. Прислонившись к колонне, он стоял с видом человека, получившего неприятное поручение, которое он все же намерен выполнить.

«Один из прихвостней Стилиана, – подумал Ршава, – явился приглядывать за синодом». Ршава отлично понимал, что это означает. Если собравшиеся церковники не осудят его сами, то автократор позаботится об этом за них.

Горечь поднялась в нем подобно облаку. Малеин разделял его взгляды. И Аротр, который сам священник. И Лардис. Все они верили в то же, во что верил он, – да. Но признает ли кто-нибудь из них это публично? Никогда, ни за что на свете!

– Лицемеры! – яростно воскликнул он. – Вы лишь лицемеры, и получите то, что заслуживают лицемеры!

Они не поверят ему. Или, вероятнее всего, не признают, что поверили. Это лишь больше его разозлило. Ршава представил, как священники и прелаты мысленно кивают и при этом публично отрицательно качают головами. Ему хотелось разбить эти пустые головы, чтобы наполнить их истиной. Он не видел иного способа добиться того, чтобы она туда попала.

Если он сейчас проклянет их всех… то что произойдет? Они повалятся целыми рядами, как ячмень под косой жнеца. Но если даже их не станет, что потом? Кто их заменит? Люди, думающие так же, как он? Люди, если уж на то пошло, хотя бы умеющие думать? Или новые церковники окажутся тупицами, неотличимыми от тех, кого он убьет? Скорее всего, именно такими они и будут.

Стоявший неподалеку от него священник достал из большой поясной сумки ломоть черного хлеба и кусок бледно-желтого сыра. Не обращая внимания на дискуссию и вопли, время о времени раздававшиеся в Соборе, он принялся есть. Вероятно, это означало, что он уже принял решение. И уж точно означало, что он человек практичный.

Вскоре Созомен сделал перерыв, чтобы и остальные могли подкрепиться. Когда они потянулись к выходу из Собора, направляясь к расположенной неподалеку площади Паламы, чтобы чем-нибудь перекусить, вселенский патриарх поманил к себе Ршаву. Тот настороженно приблизился.

– Вы все еще здесь, – печально произнес Созомен.

– Да, конечно, здесь.

– Но вы совершаете ошибку, причем еще более безрассудную, чем я полагал несколько дней назад, когда писал вам. Вчера я встречался с автократором. Его величество был бы недоволен вами, даже если бы вы не состояли в родстве с его… э-э… предшественником. А он, похоже, человек вспыльчивый, и удержать его от гнева нелегко.

– Синод поступит так, как поступит. Автократор сделает так, как сделает. И я… сделаю то, что могу, – заявил Ршава. – Неужели никто не понимает, что я столь же уверен в своей просветленности, как и любой из здесь присутствующих уверен в своей?

– Я верю, что это так, святейший отец, – ответил Созомен. – Я вам верю… но я также верю, что ваша искренность ошибочна.

– А я испытываю то же самое в отношении вас, – огрызнулся Ршава. Ему не пришло в голову подумать, каким образом и почему Созомен все еще жив. А поскольку не пришло, то он и не подумал.

– Не сомневаюсь. – Что-то в позе и взгляде патриарха придало ему в глазах Ршавы сходство с кузнечиком. – Разница лишь в том, что синод не приговорит меня, когда настанет время формулировать символ веры. И я не понесу наказание. Вы ведете войну, в которой не можете победить.

– Когда настанет конец времен, эта война будет выиграна, – ответил Ршава. Созомен нахмурился и покачал головой; Ршава не обратил на это внимания. – И она может быть выиграна еще задолго до конца времен, – продолжал он. – Скотос рыщет по миру, пресвятой отец. И то, что вы этого не видите, говорит лишь о том, что вы не покидали столицу.

– Скотос рыщет и здесь, – спокойно ответил патриарх и плюнул, отвергая темного бога, чего Ршава не сделал. – Скотос рыщет повсюду, но это не означает, что мы должны заключить его в объятия.

– Почему нет? Если он сильнее, то следует ли нам лгать и утверждать, что это не так? Хаморы пасут своих лошадок у Длинных Стен, а может быть, уже и внутри них. Скопенцана погибла, а с ней и много других городов.

– Я буду верить так, как я верю, даже если конные варвары подъедут к алтарю в Соборе. Я не знаю, когда наступит конец времен. Я не верю, что он наступит скоро. Борьба будет продолжаться еще долго.

Ршава скривился:

– Мои молитвы умирали неуслышанными. А мои проклятия исполнялись десятикратно. Фос глух, слеп и слаб. Скотос слышит меня. Более того, Скотос говорит моими устами.

– Вы действительно настолько очарованы зрелищем, святейший отец? – спросил патриарх. – А я полагал, что вы человек мыслящий.

– И это так, – ответил уязвленный Ршава. – Но мысль, которая не смотрит на мир и на то, что в нем происходит, бесполезна. Вы этого не видите, ибо отказываетесь открыть глаза.

– Мы говорим каждый о своем, – скорбно произнес патриарх. – Жаль, что не получается иначе. Когда-то вы были одним из самых сильных друзей веры. Думаю, что и теперь вы нападаете на нее скорее из-за разочарования, чем осмысленно.

– А я говорю, что вы ошибаетесь, – прорычал Ршава. Созомен лишь пожал плечами. – Как я уже говорил, синод сделает то, что сделает, – сказал прелат. – Его действия будут сохранены. И те, кто придет после нас, увидят, какая из сторон была права. Я ничего не боюсь.

– Пройдет немало времени, прежде чем кто-либо увидит это наверняка. А пока этот великий день не настанет, человек должен хранить веру. Вот то, чего вы не видите.

– Великий день настанет быстрее, чем вы думаете. И у меня есть вера, пресвятой отец. Это то, чего не видите вы, – ответил Ршава.

Опечаленный патриарх отвернулся.

* * *

Императорские охранники редко заходили в гостиницу, где остановился Ршава. У них были свои любимые питейные заведения, приличнее и ближе к дворцовому кварталу. Но однажды они пришли в сопровождении двоих чародеев. Не очень удивившись, Ршава узнал в одном из них того самого человека, который приглядывался к нему в Соборе. Однако чародеи держались поодаль, а один из солдат указал на сидевшего в буфетной Ршаву и заявил:

– Священник, тебя призывает его величество автократор Стилиан.

– Меня? – спокойно вопросил Ршава. – А если я не пожелаю явиться?

– В этом случае нам приказано применить любые необходимые меры, – ответил солдат.

Много ли ему известно? Он и его товарищи явились вместе с магами: это намекало на то, что известно им немало. А многое ли смогут сделать чародеи, дабы остановить Ршаву, если он решит проклясть их или Стилиана? Он не был уверен, но поспорил бы с кем угодно, что немного.

Пожав плечами, он встал:

– Неважно. Ведите меня во дворец.

Что испытали солдаты, когда им не пришлось применять необходимые меры: облегчение или разочарование? Этого Ршава сказать не мог, глядя на их каменные лица. Стилиан хорошо подбирал себе людей.

Священник, несколько солдат, два чародея – по столичным меркам не было ничего удивительного в том, что такая компания направляется к дворцу по Срединной улице.

– Благословите меня, святой отец, – попросил мужчина с бельмом на глазу.

– Благословляю тебя настолько, насколько ты этого заслуживаешь, – сказал Ршава.

Мужчина благодарно поклонился. Он не заметил, что Ршава не очертил на груди солнечный круг и не произнес имя благого бога.

– Почему ты это сделал? – спросил один из магов. – Судя по всему, ты не веришь в благословения.

Ршава пожал плечами:

– Так было проще. Если бы я отказался, он бы начал скандалить.

Маг приподнял правую бровь:

– Но тебя, разумеется, не волнует, какой скандал поднялся из-за тебя.

Ршава наклонил голову, признавая его правоту. Когда они вошли в дворцовый квартал, обычный для столичных улиц шум постепенно стих. Здесь садовники подстригали кусты секаторами на длинных ручках. Прачка несла на плече корзину с одеждой. Два секретаря с перепачканными чернилами пальцами спорили о какой-то бюрократической ошибке, прогуливаясь по мощеной дорожке между роскошными зданиями.

Ршава предполагал, что Стилиан примет его в тронном зале. Новый автократор мог бы попытаться нагнать на гостя трепет ошеломляющим величием императорских покоев. Стилиан вполне мог предположить, что ни один видессианин, каким бы он ни был еретиком, не сможет перед этим устоять. И он вполне мог оказаться прав.

Однако он решил иначе. Так же как и Малеин, когда Ршава приехал в столицу, Стилиан выбрал для встречи императорскую резиденцию. Связанный церемониями, автократор постарался, насколько было возможно, приблизить обстановку встречи к неформальной.

Бородатый дворецкий-васпураканин, служивший Малеину, исполнял прежнюю должность при новом автократоре. Для тех, кто служил правителю, почти не имело значения, кто этот правитель.

Ршава поднялся по низким и широким ступеням.

– Пожалуйста, пройдемте со мной, святейший отец, – сказал дворецкий.

Он назвал церемониальный титул Ршавы; это стало единственным намеком васпураканина на то, что он помнит их предыдущую встречу.

Они зашагали по извилистым коридорам императорской резиденции. Ршава мысленно кивнул, когда они прошли мимо высокого позолоченного шлема макуранского Царя Царей, привезенного сюда Ставракием. Говорили, что император-завоеватель сам оставил на нем отметину булавой. Ршава не знал, правда ли это. Однако, судя по тому, что он слышал о Ставракии, такое было неудивительно.

Стилиан встретился с ним в той самой палате, где не так давно Ршаву принимал Малеин. Знал ли об этом новый автократор? Спрашивал ли об этом дворецких? Были ли они рады ему ответить? Ршава не знал и этого – что, наверное, было к лучшему.

– Ваше величество. – Он простерся ниц, как до этого перед своим родственником.

– Вставай, вставай, – произнес Стилиан так же сурово и нетерпеливо, как и выглядел. Он указал Ршаве на стул и продолжил: – Каждый из нас может убить другого словом. Если это не делает нас равными, тогда что еще?

– В этом вы правы.

Ршава знал, что может убить Стилиана словом. А может ли автократор ответить ему такой же… услугой? Для этого ему понадобится вызвать толпу магов и солдат; но вполне вероятно, что он успеет это сделать.

Вошел слуга, неся на подносе из редкого красного дерева серебряный кувшин с вином, два кубка и тарелку с медовыми булочками, посыпанными фисташками. Когда слуга с поклоном вышел, автократор налил себе и Ршаве вина. Стилиан проделал обычный ритуал, который Ршава проигнорировал. Правитель взглянул на него:

– Ты действительно хочешь облегчить мне жизнь?

– А не все ли равно? – ответил Ршава. – Я родственник Малеина. Много ли у меня шансов дожить до возраста Созомена?

– У любого мало шансов дожить до таких лет, – мрачновато усмехнулся Стилиан. – Но у кого-то их, разумеется, меньше, чем у других. В этом ты дьявольски прав. – Он снова усмехнулся. – Дьявольски прав. Но если ты и дальше станешь изрыгать ересь всякий раз, когда открываешь рот, мне даже не придется искать повод, чтобы избавиться от тебя.

Ршава пожал плечами. Грубоватая прямота Стилиана оказалась по-своему освежающей.

– Попробуйте сказать человеку чистую правду, и увидите, как он за это отблагодарит, – сказал Ршава, решив отвечать прямотой на прямоту.

– Когда кто-то говорит людям чистую правду – это одна из лучших известных мне причин, чтобы поджарить его на медленном огне, – заметил Стилиан. – Если жизнь немного не смазывать медом, – он взял с тарелки булочку, – то она большую часть времени не стоит того, чтобы влачить ее дальше.

– Нет! – Ршава покачал головой. – Хватит лицемерия! – Он едва не произнес: «В лед лицемерие!» Старые привычки умирают с трудом. – Слишком многие не признают то, что совершенно очевидно: кто из богов действительно сильнее.

– А как изменится жизнь, если они это признают? – поинтересовался Стилиан и откусил большой кусок булочки.

– Как? Мы станем честными – вот как. Мы можем согнать всех васпуракан в загоны для скота и убить просто для развлечения. И те, кто это сделает, станут кричать, что такова была воля Фоса. Чародей может превратить город в лужу расплавленного стекла и спеть гимн, восхваляя величие Фоса, – если в городе жили те, кто не разделял его убеждения. Другой маг может отравить воздух, которым дышат его враги, понаблюдать, как они задыхаются и умирают, и заявить, что владыка благой и премудрый восхищен их мучениями. Хватит лжи! Мы творим зло. Мы наслаждаемся, когда творим зло. Мы гордимся, творя зло. Мы всегда так поступали. И всегда будем. Настало время отбросить завесу!

Стилиан невозмутимо доел медовую булочку и указал на тарелку:

– Возьми булочку. Они хорошие. – Он подождал. Когда Ршава не шелохнулся, автократор пожал плечами: – Ну, тогда не бери, дело твое. Да, мы творим зло. Да, мы этим наслаждаемся. Но гордимся ли мы этим? Следует ли нам этим гордиться?

Ршава вспомнил, какие чувства испытывал, изнасиловав Ингегерд, а затем прокляв, чтобы не позволить ей убить его. Был ли он тогда горд собой? Вряд ли. Сердце его разрывалось. Но Ршава напомнил себе, что тогда он все еще боролся против истины. Теперь же он понял ее и принял.