Текст книги "Сумеречные улицы (ЛП)"

Автор книги: Гари Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Моя история начинается с землетрясения в 1876 году, четыре года назад. Для большинства это было лишь небольшим неприятным недоразумением, лишь немногие поняли, что это было – или так казалось – сосредоточено в моём любимом Третарри.

Но я знал. Я знал правду о том, что той ночью не было настоящего огня. Нет, вместо этого великие боги преисподней пробились на поверхность нашей маленькой планеты, их вечные битвы и войны просочились в нашу реальность.

И только я стал свидетелем этих событий, только я общался с самими демонами и их жалкими прислужниками.

Однако я забегаю вперёд. Это был обычный вечер, насколько я помню – самый обычный с тех пор, как нас покинула моя любимая Марджори. Семьи из Третарри были в церкви святого Павла, в Грейнджтауне, но я отрёкся от нашего Бога после того, как потерял Марджори.

Я стоял в центре деревни, когда земля начала дрожать, и из-под неё повалил дым.

Я подумал, что пришло моё время и что я не переживу следующие несколько мгновений, и я начал думать о Марджори. Мне кажется интересным то, что даже в те ужасные секунды я ни разу не попытался помолиться или хотя бы подумать о Господе Боге Всевышнем.

И улицы расколол пополам огонь и пунцовый дым, когда странные фантасмагории света и других энергий стали различимы в дыму.

Звук был оглушительным, однако, как я узнал позднее, никто за пределами деревни ничего не слышал и не видел, хотя той ночью огонь привлёк внимание полиции и других представителей власти, которые решили, что это был простой пожар в доме номер 6 по Кобург-стрит.

И, опасаясь за свой здравый ум и репутацию, я, к стыду своему, вынужден признать, что не давал им повода думать иначе.

Я лишь навеки благодарен за то, что ни одна невинная душа не погибла той ночью.

«Души». Как легко я пишу такие слова и как по-прежнему тяжело в это поверить.

Я спрятался в дверях дома на Бьют-террис, в ужасе наблюдая за происходящим, когда огромная рука, размером с лошадь с экипажем, изверглась из трещины, разделившей дорогу надвое. Серая, когтистая – я помню каждую мелочь вплоть до костяшек пальцев, я был так напуган, что это въелось в мою память, боюсь, до конца моих дней. Страшные когти скребли по дороге, стараясь зацепиться, чтобы всё это отвратительное тело могло подняться, красноватый дым всё ещё потрескивал и танцевал над ним, ручейки света струились на его пути, словно каждая искра была живой.

Затем показалась рука, плечо и, наконец, голова, похожая на собачью, выросла из-под земли, не замечая меня, но изрыгая огонь, рыча и поднимаясь ввысь.

В дальнем конце улицы появилось второе такое же существо, только ярко-синего цвета.

И в этот момент я заметил двух мужчин, оба были пожилыми, они стояли на разных концах Бьют-террис, словно секунданты при двух дуэлянтах, которые не были людьми.

Мне показалось, что они не только были похоже одеты, но и лица у них были словно у близнецов. Признаюсь, что я не так уж долго на них смотрел, но меня так и тянет сказать, что они были однояйцевыми близнецами. Я не могу предложить иных аргументов в поддержку этого мнения, кроме моих воспоминаний о моём недолгом наблюдении за ними.

Секунданты этих Чудовищ одновременно подняли руки, и пунцовая энергия над нашими головами превратилась в водоворот невероятной силы, я чувствовал, как воздух покидает моё тело, и мне стало страшно, что я умру прямо там, на улице, но Чудовища – из-под земли были видны лишь их головы и плечи – повернулись друг к другу, и в этот момент в воздух стали взлетать камни и земля.

В пунцовом шторме начали мелькать крошечные огоньки, некоторые из них роились вокруг Серого Чудовища, некоторые – вокруг Синего Чудовища, и я понял, что то, свидетелем чего я стал, лежит за гранью знаний смертного человека. Воистину, я наблюдал за битвой чего-то куда более тёмного.

Энергия летала вокруг голов Чудовищ, хотя они двигались слабо, в основном поворачиваясь и рыча друг на друга нечеловеческими словами. Основная борьба шла между огоньками в буре, те, что были ближе к Синему Чудовищу, теперь образовали внушительную черноту по сравнению со светом союзников Серого Чудовища. Свет против Тьмы.

– Верно, – произнёс голос у меня за спиной.

Я понял, что секундант Серого Чудовища стоит рядом со мной. Он объяснил, что его знают как Билиса Менджера; он считал, что воплощает Боль Пожирателя, что бы это ни означало. Своего противника он представил как Кафара Менджера, возможно, подтверждая мою догадку о том, что они родственники или даже близнецы. У меня не было возможности спросить, поскольку Билис дал мне задание.

Он объяснил, что прекрасный город Кардифф был домом для этих Чудовищ, и так было с самого сотворения мира. Что-то под названием Разлом пролегало через эти земли, я решил, что это и был пунцовый дым над нами, и что двое Чудовищ сражались за власть над ним.

Или за то, чтобы сбежать.

Он передал мне эту книгу и специальную ручку, такую, каких я никогда раньше не видел. Он сказал, что этой ручкой можно писать слова, но я не смогу впоследствии прочесть их.

Он сказал, что очень важно, чтобы я записал в этот дневник события того дня – и ничего более.

И что когда одно из Чудовищ и его Секундант победит или проиграет, я должен буду закрыть этот дневник и убедиться, что он будет похоронен вместе со мной здесь, в Кардиффе.

Я отметил, что, возможно, в скором времени я покину Кардифф, что без Марджори для меня нет смысла оставаться в этом городе, однако Билис был настойчив. Не имело значения, куда я уеду, при условии, что я буду похоронен здесь, в Кардиффе. На кладбище у церкви святой Марии, которая находилась далеко на севере Кардиффа.

Однако я должен рассказать вам о битве – несмотря на то, что я, честно говоря, имею слабое представление о том, что именно произошло. Рычание Чудовищ и метания чёрных и белых огней.

Билис Менджер и второй Секундант не делали ничего до тех пор, пока, спустя примерно пять минут, пунцовый шторм не засветился очень ярко, белые огни погасли, а Синее Чудовище поднялось выше, и Серое исчезло под землёй.

Синее Чудовище с рёвом начало бить себя в грудь, словно какая-нибудь гигантская обезьяна с тёмных континентов, и тоже исчезло, провалившись сквозь разверстую трещину, из которой оно вышло, и дыра закрылась, а пунцовая буря прекратилась.

Двое Секундантов остались – тот, которого я знал как Кафара, пошёл к Билису. Они пожали руки, и Кафар, прижавшись к Билису, исчез, почти как если бы он каким-то образом был внутри человека, с которым я разговаривал – это был самый странный трюк, какой я когда-либо видел.

И Билис сказал мне кое-что ещё.

Он сказал, что Третарри больше не принадлежит ни мне, ни рабочим. Он сказал, что все они должны покинуть свои дома в течение семи дней, иначе он не будет отвечать за последствия. Однако я не принял это за угрозу, скорее за извинение. У меня сложилось впечатление, что этот дорогой человек беспокоился скорее за их благополучие.

Став свидетелем битвы Чудовищ, я мог лишь согласиться.

Я спросил у Билиса, что он будет делать теперь – Чудовище, на которое он работал, было явно побеждено.

Он сказал мне, и я очень хорошо запомнил его слова: «Я буду идти сквозь вечность прошлого, настоящего и возможных будущих до тех пор, пока мой Господин Абаддон не возродится. До тех пор вы, Гидеон ап Тарри, должны будете помнить две вещи. Первое – слово «Торчвуд», потому что оно уничтожит будущее. И второе – то, что я, Билис Менджер, буду искать окончательной мести за будущее. Потому что это не должно произойти – однако без моего Господина Абаддона оно случится.

Я больше никогда его не видел.

На следующей неделе я переселил своих верных работников в новые дома в Виндзоре и Бьюте.

Лишь ещё один раз я пытался вернуться в Третарри, но что-то не дало мне войти туда. Не физически, но я испугался, что, если я войду, моё сердце затрепещет, а горло высохнет в ту же секунду. Я не смог разумно объяснить это, но я знаю и уважаю этот страх, и я поклялся не возвращаться.

Как и велел Билис Менджер, который в тот день исчез из моей жизни и больше не вернулся, я записал всё это спустя четыре года.

Я внёс в своё завещание условие о том, что этот дневник должен быть похоронен вместе со мной. Я храню его в деревянном ящике на чердаке. Сегодня будет последний раз, когда я его вижу.

Гидеон ап Тарри

12 июня 1880

Мне пришлось вновь взяться за этот дневник и, ради Билиса Менджера, если он когда-нибудь найдёт его, сделать запись о событиях сегодняшнего дня.

Ко мне пришёл человек, полагаю, шотландец. Он утверждал, что представляет интересы Её Величества королевы Виктории. Он не назвал своего имени, однако на нём была военная форма, поэтому у меня не было причин сомневаться в его словах.

Он попросил, нет, потребовал у меня дневник.

Когда я притворился, что не понимаю, о чём речь, он объяснил, что работает на Институт Торчвуд в Лондоне.

Билис, друг мой, теперь я не могу обещать, что этот дневник будет похоронен вместе со мной, поскольку, думаю, мне придётся бежать, чтобы этот Торчвуд держался подальше от дневника. Если мы останемся в компании друг друга, я уверен, они найдут его.

Я надеюсь, отчаянно надеюсь, что моя паника не имеет причин и что я скоро вернусь в Кардифф.

Но сегодня я собираюсь уехать. Я не должен говорить, куда.

Это может быть моя последняя запись.

Бог не оставит вас

Гидеон Тарри,

урождённый Гидеон Хауорт, эсквайр

18 сентября 1881

Глава шестнадцатая

Рис Уильямс бросил взгляд на часы на стене: 11.46 утра. Он поправил галстук, глядя в зеркало, и стряхнул пылинку с воротничка своего костюма с Севил-роу[28]28
  Торговая улица в Мэйфере, в центральной части Лондона.


[Закрыть]. Опрятность имела значение.

Будучи в одиночестве, он снял пиджак и посмотрел на себя со стороны.

– Обхват талии – тридцать два дюйма[29]29
  Примерно 81 сантиметр.


[Закрыть], впервые с тех пор, как тебе было восемнадцать, Рис Алин Уильямс, – гордо сказал он. – Неплохо для человека, которому скоро перевалит за тридцать пять.

– Слишком похоже на правду, мистер Сексуальные Трусики, – сказала Гвен, выходя из ванной.

Рис обнял её, и они поцеловались. Страстно. Долго. Он медленно подвёл её к кровати. Она со смехом отстранилась.

– Успокойся, любимый, – сказала она, похлопывая себя по увеличившемуся животу. – Подожди, пока младшенький не родится и не начнёт бегать.

– Бегать? – Рис сделал вид, что сказанное Гвен его шокировало. – Он ещё несколько лет не будет играть за Торчвуд в лиге игроков не старше 10 лет. Я должен ждать до тех пор?

Они засмеялись.

– Ещё примерно три часа, – сказала Гвен, – и я снова вся твоя.

Рис был серьёзен.

– Гвен, Бог знает, что я ненавидел Торчвуд и любил его, но сейчас он меня пугает.

– О, только не надо опять…

– Я серьёзно. Ладно, эти инопланетные технологии, которые вы нашли, гарантируют безопасное рождение, да, они исключают возможность кесарева сечения, неправильного предлежания и всего такого, но…

– Но это по-прежнему инопланетные технологии, и тебе это не нравится.

Рис опустил взгляд.

– Джеку это не нравилось, – тихо сказал он.

Гвен молча стояла рядом, вся страсть и любовь испарились в одно мгновение. Она села на стул перед туалетным столиком, избегая смотреть на Риса и вместо этого обращаясь к его отражению в зеркале.

– Джека здесь больше нет.

Рис не мог поймать её взгляд.

– Он не доверял зависимости от инопланетных технологий, Гвен, и, при всех его недостатках, я доверял честности Джека, если не его моральности. Если что-то пойдёт не так…

– С ума сойти, Рис, всё будет нормально. Оуэн испытывал это! Оуэн, которому ты когда-то уже доверил спасти мою жизнь.

– Я спас тебя!

– Используя его инопланетные технологии! Если тогда они были достаточно хороши…

Рис подскочил.

– Это была чрезвычайная ситуация, Гвен. Вопрос жизни и смерти. Это был самый ужасный день в моей чёртовой жизни, и у меня не было иного выбора, кроме как довериться Оуэну Грёбаному Харперу. Но теперь, теперь у меня есть выбор!

Гвен резко повернулась к нему.

– Нет! Нет, Рис, у тебя нет выбора. Я делаю это потому, что я – тот человек, который имеет дело с часами труда, человек, имеющий дело с депрессией, заболеваниями и травмами. Я – тот, кто сталкивается с возможностью того, что после девяти месяцев беременности что-то может пойти не так, и ребёнок умрёт. Или я умру.

– Наш ребёнок, – пробормотал Рис, не заботясь о том, слышит ли его Гвен.

– Так что, да, я счастлива, что могу использовать технологию, дающую стопроцентную гарантию того, что мальчик родится здоровым и его мать останется здоровой. Я думала, что мой дорогой муж тоже будет счастлив.

Рис понял, что проиграл.

– Я счастлив, любимая, поверь мне. Я просто думаю, что то, что моя мама сказала о родах естественным путём…

Гвен встала и пошла вон из спальни.

– Бренда Грёбаная Уильямс и её предродовый уход. Если и было что-то, что едва не удержало меня от решения забеременеть, это было осознание того, что о каждом принятом нами решении твоя мать будет говорить «О, я не уверена, что ты правильно держишь ребёночка», или «Ты и правда надеваешь на него это», или «Ты уверена, что это подходящая еда для малыша», или «В наше время детей было видно, но не слышно». Иди в задницу, Рис, и пусть твоя мамочка отправляется туда же!

Громко хлопнув дверью, она вышла и застучала каблуками по лестнице.

Нет, она не остановилась на следующем этаже, а пошла сразу к входной двери.

БУМ.

Ушла.

Рис вздохнул, ещё раз проверил галстук, надел пиджак и направился вслед за ней вниз, через входную дверь, к машине.

Она сидела на пассажирском месте. Он сел на водительское сиденье.

– Инопланетные технологии, а? – сказал он. – Могут избавить от боли, но только не от ваших грёбаных гормонов, да?

Гвен уставилась на него.

– Заткнись.

– Я имею в виду, потому что это было бы и в самом деле полезно, разве нет. «Привет, я Оуэн Харпер, я могу дать этому миру кое-что реально полезное. Гормональный баланс». Тогда это будет значительное улучшение.

– Заткнись.

– Я имею в виду, посмотри на время. Через тридцать минут у нас будет маленький мальчик, счастливый, здоровый и прекрасный в том смысле, который Оруэлл[30]30
  Джордж Оруэлл (Эрик Артур Блэр, 1903–1950) – английский писатель и журналист.


[Закрыть] бы возненавидел. Но, держу пари, после всего этого ты бы по-прежнему была мрачной, непредсказуемой, трескала солёные огурцы вагонами и звонила мне в офис и обвиняла в том, что я трахаюсь с Рут.

– Заткнись. – Удар. – Кто такая Рут?

Рис жестом изобразил крупную даму.

– О, эта Рут, из «Харвудз»? Рут, офицер связи?

– Она самая.

– Да уж, если бы я думала, что ты трахаешь Рут, мои гормоны были бы наименьшей из твоих проблем. А теперь не мог бы ты отвезти меня в родильное отделение госпиталя святой Елены в ближайшие тридцать минут, или мне нужно устроить роды естественным путём, которых ты так жаждешь, прямо в твоём «Порше»?

Рис включил зажигание. Мотор взревел, и автомобиль выехал на дорогу.

Рис нажал на кнопку на приборной панели, и ворота начали открываться. Двое вооружённых охранников из Торчвуда вежливо помахали, когда машина выехала на яркое дневное солнце, и Рис повёз Гвен в Кардифф рожать ребёнка.

– Иногда я думаю, – сказал Рис, проверяя, не следят ли за ними, – что Тош дала нам этих охранников не для того, чтобы охранять нас, а для того, чтобы мы никуда не сбежали.

– Ты слишком много беспокоишься.

– Я беспокоюсь, что, если Империя Торчвуда так благотворна для людей, то зачем нам нужна защита и из-за кого?

– От кого, – поправила Гвен.

– О, посмотрите-ка на эту девчонку из Суонси и её шикарный английский. – Они въезжали в город, и Рис поправил зеркало заднего вида.

– Не уверена, что мне нравится этот район, Рис, – сказала Гвен. – Разве нет дороги получше? Через Уайтчёрч?

Рис скрипнул зубами, понимая, что сейчас на него снова начнут орать.

– Не знаю, Гвен. Я подумал, что неплохо было бы совершить необычную прогулку по менее счастливым концам Империи, посмотреть, как живёт другая половина. Я имею в виду, я знаю, что матери – не твоя любимая тема, но если бы твоя до сих пор была здесь, не уверен, что ей понравилось бы, во что мы превратились.

Гвен накрыла руку Риса своей.

– Это не так, любимый. Я этого не планировала. Ты не планировал управлять Советом, мы не планировали создавать из Торчвуда империю, но история говорит, что, чтобы создать Утопию, нужно сначала пережить тёмные времена, и тогда свет покажется ярче.

Рис ничего не ответил, и дальше они ехали в тишине, которую нарушал лишь спутниковый навигатор, сообщивший, что они в тринадцати минутах езды от госпиталя святой Елены.

– Когда Тош и Оуэн закончат проект, Рис, я обещаю, что мир, который унаследует маленький Гарет, будет стоить всего того, чем мы пожертвовали.

Рис нажал на педаль газа, и вскоре они подъехали в госпиталю, где их поприветствовала группа охранников из Торчвуда и медперсонала.

Когда они остановились, Рис посмотрел на свою жену, а потом кивнул стоящей на улице группе.

– Когда я женился на тебе, я представлял муниципальную больницу, представлял, как я восемь часов болтаюсь по коридорам и пью чай, больше похожий на мочу, а Джек стоит здесь и выгоняет меня, говоря, что ребёнок – инопланетянин. Или что он от него. Или и то и другое. Но я так тебя люблю, и я верю, что ты знаешь, что делаешь. Даже без Джека Грёбаного Харкнесса, который мог бы всеми нами руководить.

Гвен поцеловала его в щёку.

– Я пришлю тебе сообщение, когда он родится.

– И ещё одно, последнее, любимая, – сказал Рис, когда дверь машины открылась. – Я не был согласен на имя Гарет. Я считаю, что лучше Герайнт. В честь твоего отца. Хорошее имя, хороший пример для нашего мальчика.

И Гвен обняла его и поцеловала крепко и страстно.

Рис смущённо отстранил её. Стоящие снаружи сотрудники зааплодировали так, как обычно аплодировали сотрудники Торчвуда.

Тошнотворно и немного неискренне.

Джек Харкнесс возненавидел бы этот новый Торчвуд.

А потом Гвен скрылась из вида, войдя в здание.

Рис выехал со стоянки и поехал в сторону города. Ему нужно было вернуться на работу, на вечернее заседание, где планировалось обсудить, что делать с заражённым радиацией заливом. После того, как Хаб взорвался, весь район отчаянно нуждался в восстановлении.

По пути Рис вытащил из кармана беспроводной наушник и надел его, чтобы задать координаты спутниковому навигатору.

– Блокировать сигнал для коммуникаций Торчвуда. Разрешение пять тире девять.

– Принято. Сигнал заглушён.

– Соедините меня с Другом 16.

– Принято.

Послышался гудок, затем щелчок.

Затем – голос с валлийским акцентом, отрывистый, бесстрастный.

– Что тебе нужно, Уильямс?

– Гвен в безопасности. Если ты собираешься сделать это, пожалуйста, сделай это сейчас.

Связь прервалась.

Глава семнадцатая

Джек пребывал в растерянности – это было не самое привычное для него чувство. Не имея возможности пробраться в Хаб, если только ему не удастся достать ацетиленовую горелку почти в полночь, и не имея поддержки в лице команды, он и в самом деле понятия не имел, что делать дальше. Или куда идти.

К Йанто? Нет, ключ лежит в ящике стола в его офисе. К Гвен? Ага, Рису это понравится – должно быть, он звонил и писал Гвен сообщения весь вечер и был достаточно взволнован из-за того, что не получал никакого ответа.

И Тошико, и Оуэн недавно переехали в новые квартиры, и никто из них не предложил ему ключ, поэтому этот вариант отпадал.

Идрис? Нет, наверно, он слишком устал и не будет рад такому гостю.

Джек стоял у водяной башни, глядя на ряд ресторанов и баров на Русалочьей набережной и Бьют-стрит. Он не так уж много выпивал, но, может быть, здесь был ночной бар.

«Сайдингз», конечно. Немного далековато, но ему там будут рады. Вроде того. Когда он ходил туда в последний раз, за ним увязался хоикс. Он пробрался мимо охранников «Сайдингз» и… Ну да, может быть, в конце концов ему будут не так уж и рады.

В конце концов Джек разозлился сам на себя. Его обманули – и человек, обманувший его, был абсолютно безоружным и элегантным, но сильным. Его команда оказалась в ловушке (Джек подозревал, что Оуэна не заперли внутри Хаба; почему-то это не казалось похожим на стиль Билиса), и он понятия не имел, почему это было сделано и как ему найти и спасти их.

Неожиданно Джек впал в ярость. И обычно это означало, что последнее, в чём он нуждается – люди, бары, шум или кто-то сексуальный.

Джеку нужно было найти то, в чём он всегда нуждался в моменты кризиса. Он начал бродить по городу.

Направляясь в центр Кардиффа, он прошёл мимо нескольких местных жителей. Они смеялись, спорили, целовались и слушали mp3-плееры. Кто-то ехал в машине, кто-то – на велосипеде. Время от времени мимо проносился мотоцикл (похоже, в Кардиффе было меньше мотоциклов на душу населения, чем в других местах, где ему доводилось бывать). Обычные люди делали обычные вещи со своими обычными жизнями.

Это были люди, которых защищали Джек и Торчвуд, и большинство из них даже не подозревали о том, что их защищают, не говоря уж о существовании долгоносиков, Разломов, гигантских космических китов, инопланетного оружия, кулонов, бомб и прочего. Это было признаком того, насколько хорошо Торчвуд делал свою работу – то, что столь немногие люди погибли при необъяснимых обстоятельствах и немногие люди задавали вопросы. Даже если это случалось, всегда была Тошико, готовая фальсифицировать что угодно – не для того, чтобы вводить их в заблуждение, но, опять же, чтобы защитить их. Иногда правда была просто слишком ужасной, и понятие «необходимости знать» приобретало совершенно новый смысл.

Джек никогда не переставал чувствовать ответственность за свою команду – каждый из них был здесь потому, что он нашёл их или им нужно было найти его. Теперь они потерялись где-то из-за битвы, которая даже не имела к ним отношения.

Месть за Будущее.

Это была его маленькая война, его и Билиса, остальное было побоку. Йанто, Гвен, Тошико и Оуэн для Билиса были лишь косвенным ущербом, мелкими расходами. Для Джека они были смыслом его существования.

Он должен был вернуть их. Он должен был вернуть их целыми и невредимыми.

Потому что именно это делали хорошие руководители.

Потому что именно это делал Джек Харкнесс.

Он шёл вдоль Сент-Мэри-стрит, которая была старой центральной улицей Кардиффа до тех пор, пока в 1970-е годы её знаменитые магазины не перенесли на мощёную Куин-стрит. Теперь Сент-Мэри-стрит больше славилась своими клубами, барами и сетью ответвлявшихся от неё переулков и пассажей.

Пытаясь избежать столкновения с группой пьяной молодёжи, Джек резко свернул налево, на безвкусную Вуд-стрит. Хотя Кардифф был красивым – и Джек действительно любил приютивший его город – это было единственным пятном, портившим пейзаж, отвратительное, навевающее нехорошие предчувствия место с дешёвыми магазинами, задрипанной автобусной остановкой и главным входом в викторианское здание центрального вокзала Кардиффа. Для гостей Кардиффа это было не самым приятным приветствием, и Джек часто задумывался, может ли он придумать какую-нибудь причину, чтобы Торчвуд мог устроить здесь взрыв, и тогда мэрии пришлось бы всё перестроить.

Может, как-нибудь спросить об этом Идриса?

Он вышел на Парк-стрит, примыкавшую к новому стадиону «Миллениум», который поглотил старое футбольное поле «Кардифф-Армс-Парк», создав единую огромную площадку с видом на море, кинотеатром и спортивными магазинами.

Одной из его любимых частей Кардиффа была улица, на которой располагалось большое здание Ty Stadiwm[31]31
  Здание стадиона (уэльск.)


[Закрыть] с горизонтальной антенной «Бритиш Телеком» и мачтой на крыше.

Среди современных зданий в городе, где с приятной лёгкостью сочеталось старое и новое, здание стадиона было для Джека одним из самых любимых – во многом потому, что это была «классическая» постройка 1970-х, красиво перестроенная (включая мачту высотой в сорок два фута) в начале двадцать первого века.

Он вошёл в фойе, подмигнув Джерри, охраннику, и бросив ему швейцарскую шоколадку. У любого охранника в любом здании были свои слабости, и Джек знал их все. Шоколад всегда был самой популярной взяткой.

Он воспользовался служебным лифтом и спустя несколько мгновений очутился почти в 255 футах над уровнем моря; он стоял за антенной-«тарелкой», глядя вниз, на стадион «Миллениум». Тысячи пустых кресел обрамляли ярко-зелёное поле. Закрыв глаза, Джек мог представить себе рёв толпы субботним днём, ощутить запах людей, пива, пота и страсти фанатов и игроков.

Он посмотрел вверх, на ярко светящуюся антенну, поднимающуюся из центра тарелки, освещённую, чтобы её было видно издалека; благодаря этому свету Джек отбрасывал на крышу множество теней.

Свет. Что-то, касающееся света…

В самом деле ли он двигался, в самом деле ли свет сгущался, образуя какую-то фигуру?

– Джек?

– Грег?

Очертания лица Грега, всего лишь колеблющийся образ, созданный из резкого света от антенны.

– Ещё немного, Джек, и всё закончится. Вечная битва за справедливость, за власть. Это дневник, Джек, это всё в дневнике.

А потом, всего на несколько секунд, свет погас. Во всём городе.

Единственным источником света стала кроваво-красная лента энергии Разлома, простиравшаяся от мачты над ним через весь город, к заливу, где она парила прямо над тем местом, где, Джек знал, находилась водяная башня.

Внутри Разлома были тысячи танцующих огней и чёрных пятен. Джек наблюдал энергию Разлома чаще, чем кто-либо ещё из живущих на Земле, но он никогда не видел так много точек света и тьмы внутри его. Месть за Будущее? Джек начал понимать.

Затем энергия Разлома иссякла, и Кардифф вновь ожил.

* * *

– Ты не можешь сделать это, Оуэн! Ради всего святого, мы уже обсуждали это. Свет и Тьма, две противоположности. Попробуй остановить одну из них, и ты нарушишь баланс Вселенной.

Оуэн Харпер только вздохнул, глядя на Джека, потом протянул здоровую руку и нажал на кнопку системы контроля в конференц-зале. На экране появилось изображение. Оно демонстрировало манипулятор Разлома в разрезе.

– Джек, послушай меня. А если не меня, то Гвен. Посмотри, чего мы добились с Разломом. Теперь мы можем его контролировать, использовать его как своего рода ворота, перемещаться из одного места в другое, получать инопланетные технологии, которые нужны нам, чтобы бороться со злом.

Джек посмотрел на остальных.

– Гвен?

– Не знаю, я вижу преимущества, но я не уверена.

– Тош?

– Джек, должна сказать, в этом вопросе я согласна с Оуэном.

– Только потому, что вы вдвоём открыли этих световых существ. Мы все знаем, что вы можете находиться под их воздействием. – Джек отключил экран. – Мне это не нравится.

– Нет, Джек, послушай нас. Там есть вещи, которые могут сделать кое-что прекрасное для этой планеты. Мы могли бы в буквальном смысле изменить мир.

– Мантра Института Торчвуд в Лондоне, – проворчал Джек. – И посмотрите, к чему это их привело.

– Они были тупыми, – сказал Оуэн. – Они не были такими благоразумными, как мы. Чёрт, у них не было тебя как гласа морали. Но у нас есть шанс сделать кое-что действительно хорошее. Тош права. Разлом мог бы быть способом решения проблем этой планеты. Теперь мы можем его контролировать.

– Йанто?

– Я за Джека, – сказал он.

– Конечно, – бросил Оуэн. – Я имею в виду, не дай Бог у тебя хоть раз в жизни появится собственное мнение.

– У меня есть собственное мнение. Я просто не утруждаю себя тем, чтобы рассказывать тебе о нём, потому что оно тебе не понравится.

Гвен встала.

– Извините, но этот вопрос… съедал нас последние несколько недель. Бог знает, что мы пропускаем.

Оуэн снова нажал на кнопку.

– Появления долгоносиков: отсутствуют. Вторжения инопланетян: отсутствуют. Опасные бомбы, готовые взорвать Кардифф: отсутствуют. Появления Билиса Менджера: отсутствуют.

– Ладно, Оуэн, твоя взяла. – Гвен снова отключила экран. – Но я всё равно не хочу продолжать этот разговор.

– Почему?

– Потому что я должна кое-что вам сказать. Кое-что, что, я надеюсь, не закончится тем, что я окажусь в морге, а все мои личные вещи будут храниться в гараже вечно.

Джек нахмурился.

– Ты хочешь уйти из Торчвуда?

– Тебя контролирует Воскрешающий Ботинок, и он высасывает твою жизненную энергию и передаёт её Йанто? – Это Оуэн.

– Ты предлагаешь Энди Дэвидсону стать новым членом Торчвуда? – спросила Тошико.

– У них с Рисом будет ребёнок. – Йанто подошёл и обнял Гвен.

– Она тебе сказала? – поинтересовался Джек после недолгой паузы.

– Нет, – ответил Йанто. – Я просто держу глаза открытыми, а рот закрытым. – Он бросил взгляд на Оуэна. – Тебе тоже стоит попробовать.

Гвен сжала руку Йанто.

– Тринадцать недель.

Джек поцеловал её, Тошико тоже.

Оуэн сидел за столом с улыбкой, которой не чувствовал.

И смотрел на Тошико.

Он инстинктивно подумал о коробочке, лежащей в его квартире, в пустом, неработающем холодильнике, который никто никогда не открывал.

Коробочка с кольцом внутри.

Он вздохнул. У него никогда не будет детей. Не в этом состоянии. А Тошико – посмотрите на её лицо. Мысль о ребёнке взволновала её. Как он мог попросить её выйти за него замуж? О чём он думал?

– Здорово, Гвен, – сказал он. – И передай это Рису тоже. Мне нужно проверить кое-какие образцы.

Выходя, он коснулся её руки и задумался, вздрогнула ли она от его прикосновения или же это по-прежнему, после всего этого времени, происходило лишь в его воображении.

Он прошёл по коридорам в Хаб.

Минутой позже он стоял и смотрел на основание водяной башни. Всё, что нужно было – всплеск энергии, что-то, что могло бы дать толчок и открыть Разлом навсегда, не уничтожив при этом Землю.

Это было нелегко, но они с Тошико были близки к тому, чтобы найти ответ.

Они были так близки друг к другу.

Так близки к свадьбе. К жизни. К…

О Господи – вот оно! Когда Разлом открылся в последний раз, оттуда вышел Абаддон. Джек уничтожил Зверя и, когда Разлом закрылся навсегда, время вернулось назад. Никто не умер, кроме Джека. А потом он ожил. Это был Джек, что-то связанное с ним, с его уникальной энергией.

И разве Джек не говорил всегда о том, что с радостью пожертвовал бы своим бессмертием, чтобы снова стать нормальным?

Что, если они отдадут немного его жизненной энергии Разлому – не так много, чтобы это было опасно, но достаточно для того, чтобы это сработало, хотя бы ненадолго. Потом они могли бы попытаться воспроизвести эту энергию, потому что у них были бы образцы от Джека.

И Оуэн задумался, что может понадобиться, чтобы получить немного жизненной энергии Джека.

И внезапно подумал о пистолете в прозекторской.

Нет. Нет, это не должно было произойти.

Но случайно?

В конце концов, когда работаешь в Торчвуде, случиться может что угодно – и он был тому подтверждением.

Хотя был ли это он? Или Джек был прав? Воздействовали ли на него световые существа из энергии Разлома? Он был врачом, обязанным нести жизнь, а не смерть.

И Тош? Что она скажет?

Он огляделся по сторонам и задался вопросом, что делать дальше. Он вспомнил то, что мать однажды сказала ему о власти и коррупции, и улыбнулся.