Текст книги "Лучи смерти"

Автор книги: Ганс Доминик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Ганс Доминик
Лучи смерти

Часть первая

«Тайна Зинг-Зинг.[1]1
  Синг-Синг (англ. Sing Sing Correctional Facility) – тюрьма с максимально строгим режимом в городе Оссининг, штат Нью-Йорк, США. Расположена примерно в 48 километрах к северу от города Нью-Йорка на берегу реки Гудзон. Тюрьма названа по деревне Синг Синг, название которой происходит от индейских слов «Sint Sinks» (‘камень на камне’). Служит местом заключения для приблизительно 1700 преступников.
  Тюрьма была построена в 1825 году по проекту архитектора и надсмотрщика Элама Линдса. Стены сделаны из мрамора, который отбирался из близлежащего карьера.
  (Здесь и далее примечания С. П.)


[Закрыть] Экстренная телеграмма: Зинг-Зинг, 16 июня, 6 часов утра. Трижды на электрическом стуле! Ток трижды переставал действовать! В третий раз машина сломалась. Преступник невредим»…

Нью-йоркские газетчики пронзительно выкрикивали отдельные заголовки сенсационного известия прямо в уши тысячам людей, которые в восьмом часу июньского утра потоком выливались из переполненных пароходов и отверстий подземных железных дорог, спеша на место службы. Почти каждый из тысячеголовой толпы брался за карман, чтобы за пятицентовик приобрести еще влажный листок и на улице или в лифте пробежать необыкновенное сообщение.

Лишь немногие из этой городской толпы имели понятие о том, что в этот день, в шесть часов утра, была назначена электрическая казнь в исправительном доме штата Нью-Йорк. Подобные казни интересовали нью-йоркскую публику только в тех случаях, когда знаменитые адвокаты в течение месяцев боролись за жизнь осужденных или когда с казнью что-нибудь обстояло неладно. Иногда преступник долгое время должен был подвергаться действию тока, прежде чем он, наконец, бывал подготовлен для скальпеля. Иные, уже под самым ножом, просыпались с тяжелым хрипением.

Но янки никогда не поднимали слишком много шума по поводу таких обстоятельств; ни в то время, когда страна управлялась президентами, заново выбиравшимися каждые четыре года, ни тем менее теперь, под железным кулаком президента-диктатора Цируса Стонарда.

Прежде чем последние экземпляры только что появившегося сообщения нашли своих покупателей, новая толпа мальчишек-газетчиков, со следующим выпуском утренних газет устремилась вдоль по Бродвею.

«Загадка Зинг-Зинг! Зинг-Зинг, шесть часов двадцать пять минут. Электрическая станция Зинг-Зинг разрушена. Осужденного зовут Логг Сар. Происхождение неизвестно. Не американец! Приговорен к смерти за попытку взорвать шлюз в Панамском канале.»

«Зинг-Зинг, шесть часов пятьдесят минут. Свидетель в качестве соучастника! По всем вероятиям преступник бежал при помощи одного из двенадцати свидетелей, присутствовавших при казни.»

«Зинг-Зинг, семь часов. Последние известия из Зинг-Зинг! Бегство в автомобиле! Невероятное происшествие! Очевидцами установлено, что преступник, выделявшийся благодаря своей одежде, в сопровождении свидетеля Вильямса сел в стоявший у ворот автомобиль. Они умчались с бешеной быстротой. Следы утеряны. Тюремная администрация и полиция беспомощны.»

На углу Бродвея, там, где вздымается Флат Айрон, круто остановился автомобиль. Сидевший в нем вырвал из рук мальчишки-газетчика второй экстренный выпуск и пробежал его в то время, как автомобиль продолжал путь к главному полицейскому управлению. Нервная судорога пробежала по лицу читавшего. Это был человек неопределенного возраста, один из тех, о которых нельзя сказать, сорок ему лет или шестьдесят.

Перед зданием главного полицейского управления автомобиль остановился. Сидевший выскочил еще на ходу и поспешил по тротуару к входным воротам.

Войдя в ворота, он быстро прошел разветвляющиеся коридоры, пока у двустворчатой двери ему не преградил путь полисмен, типичный шестифутовый ирландец с резиновой дубиной и в войлочной каске.

– Алло, сэр! Куда?

Недовольное ворчание был ответом спешившего.

– Стоп, сэр!

Гигант стал на его пути, недвусмысленным образом подняв дубину.

Посетитель выхватил из кармана карточку и передал ее служащему.

– Немедленно к шефу!

Сверкающий взгляд еще больше, чем властно сказанные слова, заставил полисмена очень вежливо открыть дверь и провести посетителя в похожую на зал приемную.

«Эдуард Ф. Глоссин, доктор медицины», значилось на карточке.

– Чем могу служить вам, господин доктор?

– Есть у вас сообщения из Зинг-Зинг?

– Только то, о чем сообщают газеты.

– Сделайте все возможное, чтобы захватить бежавшего. Если полицейских аэропланов недостаточно, реквизируйте военные. Ведь вы имеете право произвести реквизицию?

– Конечно, доктор.

– Беглецы должны быть схвачены до наступления темноты. Государственные интересы требуют этого. Вы за это отвечаете.

– Я делаю, что могу.

Начальник полиции был задет непривычно грубым тоном посетителя и это чувствовалось в его ответе.

Доктор Глоссин наморщил лоб.

– Надо надеяться, что ваше «могу» соответствует нашим ожиданиям. Велите телефонировать в Зинг-Зинг. Профессор Куртис должен явиться сюда, и в моем присутствии сообщить вам о том, что произошло.

Начальник полиции взялся за аппарат.

– Когда Куртис может быть здесь?

– Через четверть часа.

Доктор Глоссин провел рукой по высокому лбу и гладко зачесанным назад пышным темным волосам, едва тронутым седыми нитями.

– Я хотел бы остаться один до тех пор. Могу я…

– Конечно, доктор. Прошу вас…

Начальник полиции открыл дверь в маленький кабинет и впустил туда доктора Глоссина.

– Благодарю… Да, чтобы не забыть! Двести тысяч награды тому, кто вернет беглецов живыми или мертвыми!

– Двести тысяч? – Мак Морланд изумленно отступил на шаг.

– Двести тысяч, господин начальник полиции! Объявления с указанием вознаграждения должны быть во всех городах.

– Разве мертвые снова встают?.. Сын Бурсфельда. В этом нет сомнений… кто спас его?.. Кто этот Вильямс? Отец?.. Только он обладает властью спасти его. Но это наверное не он… Замки Тоуэра крепче, чем замки Зинг-Зинга… Кто еще знает о таинственной власти? А, Яна… Она могла бы открыть это. Попытка должна быть сделана… Невозможно теперь отправиться в Трентон… Я должен ждать до вечера… Невыносимая мысль! Восемь часов неизвестности.

Говоривший вскочил и бросил взгляд на свой хронометр.

– Спокойствие, спокойствие! Еще десять минут в моем распоряжении.

Его мысли вернулись к прошлому. Картины былого, отделенного от него целым поколением, выпукло прошли перед его духовным взором… Большие железнодорожные постройки в Месопотамии в первое десятилетие после мировой войны. Маленький домик у отрогов горы… Белокурая женщина в белом платье с мальчиком на руках… Как давно, как бесконечно давно вызвал он Гергарта Бурсфельда, немецкого инженерного офицера из его курдского убежища и склонил его принять участие в работах по сооружению Месопотамских железных дорог.

Гергарт Бурсфельд охотно последовал зову. С ним прибыли его мальчик и белокурая жена, Рокайя Бурсфельд, красивая дочь курдского вождя и матери-черкешенки.

Началась счастливая жизнь. Она длилась до тех пор, пока Гергарт Бурсфельд не сделал своего великого опасного открытия. Пока Эдуард Глоссин, загоревшись любовью к белокурой женщине не предал друга и его изобретения английскому правительству… Гергарт Бурсфельд исчез за стенами Тоуэра. Его жена с трехлетним мальчиком бежали в горы, на северо-восток. Ее след затерялся. Эдуард Глоссин оказался обманутым обманщиком. Несколько тысяч фунтов заплатило ему английское правительство за тайну, ценность которой казалась ему неизмеримой…

Раздался звук электрического звонка. Доктор встал и, выпрямившись, направился в кабинет начальника полиции.

Коротко приветствовал он вновь прибывшего, профессора Куртиса из Зинг-Зинг и спросил:

– Как могло случиться, что машина отказалась действовать?

Заикаясь и нервничая, профессор сообщил:

– Для всех нас это совершенно непонятно. На половину шестого утра была назначена казнь убийцы Вудберна. Она сошла гладко. В сорок минут шестого преступник находился на секционном столе. Машину остановили и снова пустили в ход без пяти минут шесть. Ровно в шесть часов привели второго преступника и привязали его к стулу. Он был одет в предписанное законом одеяние с разрезом на правой штанине. Один из электродов приставили к бедру. В две минуты седьмого на голову ему опустили медный шлем. В комнате, где происходила казнь, стоял тюремный инспектор с двенадцатью предписанными законом свидетелями. Тюремный электротехник находился возле коммутационной доски, скрытой от глаз преступника. В три минуты седьмого он, по знаку шерифа, передвинул рубильник… Я хочу отметить, что это последнее упоминание времени из Зинг-Зинг. В три минуты седьмого все часы, с намагнетизированными железными частями, остановились. Дальнейшие указания времени в газетах даны нью-йоркским телеграфным агентством…

Доктор Глоссин нервно качал ногой. Профессор продолжал:

– В тот момент, когда электротехник направил ток на преступника, динамомашина, словно схваченная гигантской рукой, внезапно остановилась. Также мгновенно она остановила и связанную с ней паровую турбину. С чудовищной силой пар вырвался из котла по направлению к неподвижным лопастям. Машинист едва успел подскочить и закрыть пар.

Во время всего этого преступник спокойно сидел на стуле, и ток, видимо, не оказал на него никакого действия. Лишь позже мне вспомнилось своеобразное поведение осужденного. Казалось, он распростился с жизнью; но как только его ввели в комнату, где должна была совершиться казнь, легкая краска вернулась на его, до сих пор смертельно бледное, лицо. Когда машина отказалась служить в первый раз, я, кажется, уловил следы удовлетворенной улыбки, словно он ожидал этого изумительного для всех нас случая.

Когда машину второй раз пустили в ход, эта загадочная веселость усилилась. Он следил за нашей работой, словно это был только научный эксперимент.

В третий раз случилось несчастье. Машинисты довели турбину до высшей степени напряжения. Она делала три тысячи оборотов, и напряжение на пятьдесят процентов превышало предписанную высоту. Произошел толчок. Ось между динамо и турбиной сломалась. Колеса турбины разорвались под давлением страшной центробежной силы. Пар с невероятным шумом гнал обломки в конденсатор. Когда пар рассеялся, мы все почувствовали, что были на волосок от смерти.

Начальник полиции шепотом обменялся с доктором несколькими словами. Потом спросил профессора.

– Есть у вас научное объяснение этих событий?

– Нет, сударь. В лучшем случае мы можем лишь предполагать. Намагничивание часов указывает на то, что через помещение Зинг-Зинг пронесся электромагнетический вихрь неслыханной силы. Где-то извне должны были быть исключительной силы электромагнетические поля. Иначе нельзя было бы объяснить того обстоятельства, что даже отдельные спирали стальной пружины в часах магнетически совершенно спаяны вместе. Вероятно разразилась страшная электромагнетическая гроза. Но и об этом мы знаем не на много больше.

Доктор жестом прервал научные изыскания профессора.

– Каким образом преступник мог бежать?

– Когда взорвалась турбина в соседнем помещении, все присутствующие инстинктивно стали искать спасения. Часть бросилась наземь, часть спряталась за распределительный щит. Около двух минут раздавался ужасающий рев пара. Когда, наконец, пар остановили и наступило успокоение, заметили, что преступник исчез. Связывавшие его крепкие ремни из бычачьей кожи, были не развязаны, а перерезаны острым ножом. Бегство должно было быть выполнено с величайшей поспешностью в течение нескольких секунд. Лишь десять минут спустя заметили, что недостает также одного из свидетелей.

Доктор Глоссин вынул часы:

– К сожалению мне пора. До свидания! – В сопровождении шефа полиции он вышел.

– Примите все меры, которые найдете нужными. Не позже, чем через три часа я ожидаю сведений, каким образом ложный свидетель присутствовал при казни. Распорядитесь по телефону. Я отправляюсь в Вашингтон.

Звонок телефона в кабинете начальника полиции вызвал последнего туда. Доктор Глоссин невольно тоже вернулся в комнату.

– Может быть хорошие вести?

Начальник полиции взял трубку. Удивление и напряженность отразилась на его лице. Доктор Глоссин подошел ближе.

– Что такое?

– Исчез военный аэроплан! Р.Ф.С.I похищен с аэродрома.

– Дальше, дальше!

Доктор топнул ногой:

– Кто это сделал?

Мак Морланд снова обрел спокойствие. Коротко и скупо падали в трубку его приказания.

– Государственный секретарь уведомлен?.. Хорошо. Преследование будет вестись оттуда. Как выглядят злоумышленники? Есть какие-нибудь предположения?.. Как? что?.. Английские агенты? Это пустые слова или они имеют какое нибудь основание? Что вы говорите? Общее мнение… Слова! Копер и Ваткино будут руководить розысками.

– Богатое событиями утро! В течение немногих часов два случая, подобных которым еще не бывало за долгое время моей службы… Мнение о том, что в дело замешаны англичане, кажется мне не совсем необоснованным. Р.Ф.С.I – новейший тип быстролетного аэроплана. Лишь несколько недель тому назад посчастливилось, благодаря особым улучшениям, довести быстроту до 1000 километров в час. Р.Ф.С. – название усовершенствованного типа, а С.I – первый экземпляр этого типа. Я слышал, что он лишь три дня тому назад начал работать. Нужно еще долгое время, чтобы приготовить следующие экземпляры к пробному полету. Мысль, что английское правительство присвоило себе первый экземпляр, конечно, очень близка…

– Что вы хотите сказать?

Голос Глоссина выдавал его волнение.

Мак Морланд говорил медленно, словно нащупывая:

– Между похищением аэроплана и бегством этого Логг Сара есть связь. Что вы думаете, господин профессор?.

– Мне хочется признать это правильным. Совершенно невозможно при помощи обыкновенных средств похитить среди белого дня аэроплан, подобный Р.Ф.С.I с тщательно охраняемого аэродрома.

– Ваше мнение, господин доктор?

– Я… я слишком плохо уясняю положение вещей. Несмотря на это, господин начальник, вы хорошо сделаете, если немедленно войдете в сношения с военным министерством и примете необходимые меры в теснейшем контакте с ним. Доброго утра, господа.

– Оживленный день сегодня!

Мак Морланд выговорил эти слова с известным облегчением. Случай с аэропланом должен был отвлечь внимание правительства.

Профессор Куртис обеими руками взялся за голову.

– Второй случай еще таинственнее первого. Подумайте! Новейший, самый быстрый аэроплан армии. Он находится на аэродроме за тройным проволочным заграждением, заряженным током высокого напряжения. Строжайший контроль. Пятьсот человек нашей гвардии сторожат место. Я совершенно не понимаю, как это могло случиться.

– За что был приговорен к смерти этот Логг Сар? Мы, полиция, опять ничего не знаем. Наверное, это приговор Тайного Совета.

Профессор кивнул.

– В препроводительной бумаге было сказано: «Приговорен к смерти за государственную измену, выразившуюся в преступном покушении на шлюзы в Панамском канале». Подпись, как вы правильно предположили, принадлежала Тайному Совету.

– Я ничего не хочу сказать против этого учреждения. Оно выказало себя полезным в критические времена, когда государственный корабль грозил крушением. Но… люди остаются людьми, и мне кажется… я хотел бы сказать… т. е. я лучше не скажу…

Профессор Куртис засмеялся.

– Мы, люди науки, иммунны. Скажите попросту, что этот Логг Сар, вероятно, никогда в своей жизни не видал Панамских шлюзов, и что Тайный Совет по совершенно другим причинам посылает его к дьяволу.

Мак Морланд вздрогнул. Слова профессора являлись почти государственной изменой. Но спокойствие не покинуло Куртиса.

– Оставим преступника. Он уже давно за тридевять земель. Но мне пламенно хочется узнать что-либо более определенное о докторе Глоссине. Вы знаете, что поговаривают…

– Если бы я не был уверен, что могу положиться на вашу полнейшую скромность, я бы сохранил про себя то немногое, что знаю. Начать хотя бы с имени: у меня есть основания сомневаться, что оно принадлежало его родителям. Его настоящее имя, кроме него самого, знает быть может, только президент-диктатор. По бумагам он американец, но когда я впервые познакомился с ним, я определенно заметил в его говоре сильные отзвуки шотландского акцента.

– Когда и где это было? – спросил Куртис напряженно.

– Случай был не совсем благоприятен для доктора Глоссина, это было 20 лет тому назад во время первой японской войны. Я занимал пост в сыскной полиции в Сан-Франциско. Калифорния была наводнена японскими шпионами. Они задавали нам порядочно работы. Было ясно, что всеми их выступлениями руководят из одного места. Один из моих агентов привел ко мне доктора, арестованного при крайне отягчающих обстоятельствах. Но доказать ничего нельзя было. Будь у нас уже тогда Тайный Совет, дело, вероятно, приняло бы другой оборот. Тогда же не оставалось ничего иного, как отпустить его. Говорят… что во время вспыхнувшей после нашего поражения революции, он был предводителем красных. Доказать и здесь ничего нельзя было. Во всяком случае он был одним из первых, сменивших вехи. Когда Цирус Стонард, во главе собранного в западных штатах белого войска, кровавой рукой задушил революцию, доктор Глоссин был в числе его приближенных. Должно быть, он оказал тогда диктатору важные услуги, потому что его влияние с тех пор почти неограниченно.

Мак Морланд прервал свое сообщение, чтобы повернуться к телеграфному аппарату.

– А вот и дальнейшие сообщения относительно Р.Ф.С.I. Сообщение таково: «Р.Ф.С.I в семь часов утра был готов к отлету. Три монтера и один унтер-офицер находились на борту. Комендант с инженерами, которые должны были принять участие в полете, стоял вблизи. В две минуты восьмого аэроплан внезапно поднялся. Машины заработали. Он летел невысоко над расположенным вблизи аэродрома лесом. Приблизительно пять километров. На аэродроме решили, что машины пустили в ход слишком рано, и что монтеры снизят аэроплан за лесом. Автомобиль привез туда коменданта и инженеров. От аэроплана ни следа. Монтеры в состоянии тяжелого гипноза утверждают, что никогда не существовало аэроплана Р.Ф.С.I. В настоящее время они находятся под медицинским наблюдением».

– Это безумие! Что вы скажете по этому поводу?

– Вы правы, господин начальник! Это безумие! Но по счастию оно не касается Зинг-Зинга и поэтому хотя бы формально не имеет отношения ко мне. Делом армии будет заполучить обратно свой аэроплан. Лучше еще несколько слов о докторе Глоссине. Я уже много слышал о нем. Сегодня видел его впервые. Где он живет? Как? Что делает?

– Вы спрашиваете гораздо больше, чем я могу ответить. Здесь, в Нью-Йорке, у него скромно обставленный дом на 316 улице. Кроме того у него наверное есть укромные уголки во многих других местах…

– Он женат?

– Нет, хотя далеко не является противником женского пола. Мне приходилось кое-что слышать об этом… Что ж, предоставим ему его удовольствия, даже если они могут иногда показаться очень странными.

– Разве у него нет никаких страстей?

– Я знаю, что он собирает бриллианты, исключительно большие и красивые камни.

– Неплохо! Но это немного дорогое удовольствие. Разве он обладает такими большими средствами?

Мак Морланд пожал плечами.

– Я не могу судить об этом. Человек в его положении, с его влиянием может, конечно… дорогой профессор, я сказал уже гораздо больше, чем смел и желал. Предоставим доктору жить по его усмотрению. Самое лучшее иметь с ним как можно меньше дела. Так как вы здесь, сделайте, пожалуйста, краткое сообщение относительно Зинг-Зинг для моего протокола. Потом мы сможем вместе позавтракать.

Из синевы неба к Белому Дому в Вашингтоне направлялось серебристо-светящееся пятно; по мере приближения, оно вырисовалось в чеканную форму правительственного аэроплана и плавно снизилось на крыше здания.

Доктор Эдуард Глоссин, единственный пассажир, покинул машину.

В прихожей доктор встретил адъютанта диктатора и велел доложить о себе. В одно мгновение диктатор вышел из залы заседаний и остановился перед ним. После первых приветствий он позвал его в свой рабочий кабинет.

– Кто такой Логг Сар?

Доктор Глоссин почувствовал в этом вопросе неопределенную угрозу и отступил назад.

– Логг Сар это… Сильвестр Бурсфельд.

Глубокое изумление изобразилось на лице Стонарда.

– Бурсфельд… который сидел в плену в английском Тоуэре?

– Нет, его сын. Отца звали Гергартом.

– У меня хорошая память. Вы никогда не говорили мне о сыне Гергарта Бурсфельда. Почему?

– Я сам знаю об этом только три месяца.

– И я узнаю об этом только сегодня?

Цирус Стонард вплотную подошел к доктору. От его взгляда лицо последнего еще более побледнело.

– Объясните!

– Это было приблизительно три месяца назад… Я некоторое время жил в Трентоне, в доме некоей миссис Гарте, чтобы поработать в своей лаборатории над одним опытом. Однажды к миссис Гарте приходит молодой инженер, работающий в государственных предприятиях Трентона и расспрашивает о ее родстве. При этом выясняется, что ее покойный муж был сводным братом Гергарта Бурсфельда.

– Вы, как будто клоните к тому, что молодой инженер – сын Гергарта Бурсфельда. Почему назвался он Логг Сар?

– Бумаги его на это имя. Для него самого и для света возможно лишь предположение. У меня есть доказательство.

– Приведите мне его!

– Вы помните мой прежний рассказ об этом, господин президент, сегодня я знаю продолжение. После того, как Гергарт Бурсфельд совершил невольное путешествие в Англию, он навсегда исчез в Тоуэре. Его жена с маленьким мальчиком бежала в курдские горы. По дороге она присоединилась к каравану, который состоял из купцов, священников и прочего люда, отправлявшегося с караваном в Среднюю Азию. Молодая женщина не была создана для тягот долгого пути. Ее похоронили где-то между Багдадом и Кабулом. Тибетский лама, возвращавшийся в свой монастырь, позаботился об умиравшей. Ему она передала мальчика, открыла ему его имя…

– Нельзя ли скорее, господин доктор!

– Лама отвез мальчика в свой монастырь Панконг-Тцо и воспитал его по учению Будды. Когда мальчику исполнилось 14 лет, экспедиция шведских ученых посетила монастырь. Молодой европеец обратил на себя внимание, и один из членов экспедиции, этнолог Олаф Трувор, взял его с собою в Швецию, где воспитал его со своим сыном; и тот и другой стали инженерами.

Во время поездки по Рейну, предпринятой после окончания образования, Логг Сар знакомится с четой стариков, которым бросилось в глаза его изумительное сходство с Гергартом Бурсфельдом. Так же был поражен и я, увидев впервые Логг Сара. Мне казалось тогда, что я вижу Гергарта Бурсфельда, каким он был тридцать лет назад в Месопотамии. Старики обратили внимание Логг Сара на то, что в Трентоне живет сводный брат Гергарта Бурсфельда. Когда впоследствии Логг Сар нашел место на трентонских работах, он вспомнив о сообщении стариков, появился у мистрисс Гарте. Ее муж умер, но в доме оказался портрет Гергарта Бурсфельда. Сходство крайне убедительно.

Цирус Стонард пронизал взглядом разсказчика.

– Господин доктор, я хочу от вас доказательств, а не фантастики. Есть у вас какое нибудь действительное доказательство того, что Логг Сар одно лицо с Сильвестром Бурсфельдом?

Доктор Глоссин прибегнул к последнему средству.

– Цепь замыкается одним словом: Логг Сар.

– Что это должно обозначать?

– Логг Сар значит по-тибетски конец года. Последний день в году, день, посвященный христианской церковью Сильвестру. Умирающая мать попыталась объяснить ламе, что означает имя ее ребенка. Христианское имя позабылось. Осталось тибетское переименование, под которым вырос мальчик, в Панконг-Тцо.

– Это не доказательство для меня, господин доктор. Думаю, что и для вас тоже!

Доктор Глоссин подошел на шаг ближе к диктатору.

– Последнее доказательство! Он знает тайну своего отца, она дошла до него, он понял, что…

Тонкие крылья орлиного носа диктатора задрожали. Две перпендикулярные складки пролегли между его бровями, когда он закончил фразу доктора:

– …что он должен стать нашим или исчезнуть, подобно своему отцу…

– Первое, пожалуй, уже невозможно.

– После опыта в Зинг-Зинг… я думаю, что налицо имеются причины, позволяющие мне отнести его на ваш счет, господин доктор. Видите ли вы какой нибудь путь, которым можно достичь второго пункта?

Цирус Стонард кинул на доктора взгляд, заставивший последнего содрогнуться. Один жест диктатора, – и он сам уже будет вычеркнут из списка живых, быть может через несколько часов, найдет смерть на электрическом стуле в Зинг-Зинг.

Цирус Стонард опустил веки и спокойно продолжал:

– Как вы проникли в его тайну?

Доктор глубоко вздохнул и начал, заикаясь, рассказывать:

– Его лицо с первого дня стало мне ненавистно. Кроме того у меня была причина… находить неприятным его присутствие в доме Гарте…

– Так… дальше.

– Он попросил у меня разрешения пользоваться лабораторией в мое отсутствие. Я позволил ему это, но, уходя, позаботился о том, чтобы зажимы на доске были заряжены десятью тысячами вольт, в то время, как вольтметр показывал только сто вольт. Я вернулся, рассчитывая найти труп, и увидел его невредимым, выходящим из дому с улыбкой победителя, только что достигшего значительного успеха. Тогда я узнал, что Сильвестр Бурсфельд – настоящий сын своего отца. Он должен был знать, что я поставил ему эту западню. Я не смел больше показываться ему на глаза. Спустя три дня он исчез… Случайно, как это бывает всегда, экстренный суд, электрическая казнь… Я думал, что все счеты покончены. Что случилось дальше, вам известно, господин президент.

– Тщательно ли вы искали в его бумагах?

– В каждом уголке. Нет никаких указаний на его изобретение. Я три раза был в его квартире. Каждый клочок бумаги был перевернут и изучен.

– Вы сами искали… Предоставьте искать нашей полиции. Она, может быть, сделает это лучше… Теперь перейдем ко второму пункту нашей беседы. Кто захватил Р.Ф.С.I?

– Я сказал бы английские агенты, если бы я не…

– Если бы вы не…

– Если бы, после событий этого утра, я не должен был опасаться, что Сильвестр Бурсфельд один или с соучастниками летит на самом быстром нашем аэроплане в Швецию или Тибет.

– Один – ни в коем случае! Участники? Кто они?

– Я этого не знаю… до сих пор. Один из этих участников безусловно свидетель Вильямс, о третьем, управлявшем автомобилем, мы знаем только, что он смуглый…

– Можно предположить, что эти трое не будут расставаться. Троих легче найти, чем одного. Возьмите на помощь сыскную полицию и ищите. Найти их – в ваших собственных интересах… Ищите, господин доктор Глоссин!..

Доктор Глоссин в неуверенной позе стоял перед диктатором. Впервые применял он данные ему, безгранично-широкие полномочия для цели личной мести. Находившиеся в его руках бланки легко позволяли ему арестовать молодого инженера. До этих пор все было в порядке.

Но немедленно посадить заключенного на электрический стул не соответствовало государственным интересам. Таких людей Цирус Стонард согласно испытанной методе сохранял в надежных местах, стараясь проникнуть в их хитрость. Доктор Глоссин собрался с духом.

– Прошу вас отложить решение относительно войны или мира приблизительно на пять часов, пока я не вернусь сюда.

– Почему?

– Потому что я тогда с уверенностью смогу сказать, кто захватил аэроплан – Логг Сар со своими товарищами, или нет.

– Но если мне по другим причинам полезно, чтобы аэроплан захватили английские агенты? Время приспело. Это случайное обстоятельство могло бы оказаться удобным для меня.

– Заклинаю вашу светлость! Никаких окончательных решений, пока мы не увидим ясно…

– Чего?

– Где находится изобретение. Логг Сар в союзе с Англией… При таких обстоятельствах мы не можем отважиться на борьбу.

Диктатор отрицательно покачал головой.

– Сын не захочет вступить в союз с убийцами своего отца.

– Надеюсь. Но уверенность стоит большего, чем предположения. Через несколько часов я смогу приобрести эту уверенность. Если он не похитил Р.Ф.С.I, то он еще в Штатах, и мы имеем возможность схватить его. Пока он на свободе, мы должны опасаться его власти.

После двухминутного молчания Цирус Стонард сказал:

– Я ожидаю ваших сообщений в течении трех часов. Наша пресса пока прекратит выпады против Англии. Пытайтесь каким угодно путем захватить изобретателя. Избегайте столкновений с другими европейскими государствами. Мы не хотим доставлять противнику друзей.

Движением руки президент-диктатор отпустил доктора Глоссина.

На Джонсон Стрит в Трентоне стоял, скрытый деревьями, обвитый плющом, домик, в котором жила мистрисс Гарте со своей дочерью Яной.

Мистрисс Гарте была вдовой. Ее муж, инженер, трагически погиб на государственных работах.

Несколько дней спустя в Трентон явился нью-йоркский врач, доктор Глоссин. Руководствуясь научными интересами, он попросил более подробных сведений о последних часах усопшего. Очень участливо обходился он с обеими убитыми горем женщинами. Он предложил Яне Гарте на выгодных условиях снять лабораторию, устроенную в доме Фредериком Гарте. Сознавая неопределенность их материального положения, Яна без раздумья согласилась. Оправившись, мать охотно согласилась на сделку с доктором.

Положение изменилось, когда в этот маленький кружок вступил Логг Сар. По рассказам молодого человека, он был родственником обеих женщин. Но живое общение в настоящем заставило отступить на второй план старые воспоминания и запыленные родственные отношения. Мистер Логг Сар, или, как его здесь скоро стали называть, Сильвестр, стал желанным гостем в доме Гарте. Только доктор Глоссин казался недовольным этим. Правда, он всегда был вежлив и охотно разрешил Сильвестру пользоваться его лабораторией, но самое присутствие доктора стесняло и охлаждало.

Случилось так, что между обоими молодыми людьми из сознания родства выросла легкая симпатия, а из последней все более углубляющаяся сердечная привязанность.

Однажды он нашел Яну спящей в лаборатории на стуле. Несмотря на все усилия она проснулась лишь через четверть часа и отрицала, что спала. Сильвестру стало ясно, что доктор Глоссин пользуется Яной для каких-то гипнотических экспериментов. Он сохранил открытие про себя, но решил поговорит с доктором. Вышло однако иначе. Несколько дней спустя Сильвестр исчез, не упомянув о поездке и не простившись.

– Вы вовремя пришли, господин доктор, – обратилась мистрисс Гарте к вошедшему доктору Глоссину. – Мистер Логг Сар исчез неделю тому назад. Мы стоим перед загадкой. Помогите нам разрешить ее.

Взгляд Яны не отрывался от лица доктора. Ее глаза глядели так вопрошающе и боязливо, словно дело шло о ее собственной жизни.

– Да помогите нам, доктор, – присоединилась она к просьбе матери,

Было ясно, что обе женщины еще не имеют представления о происшествии в Зинг-Зинг, и доктор Глоссин стал действовать соответственно этому.

– А, мистер Логг Сар исчез? Проще всего было бы обратиться в полицию. Конечно нужно было бы обосновать подозрение в преступлении, потому что иначе…

– Я сам войду в сношения с полицией, но… но, может быть, у мистера Логг Сара есть основательные причины…

– Господин доктор! Что это должно обозначать?

Яна поспешно выкрикнула это. Она смотрела на гостя большими светлыми глазами. Но это продолжалось только несколько секунд. Под магнетическим взглядом сверкающих глаз доктора, ее веки опустились тяжело и пугливо.