Текст книги "Операция «Невеста»"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Форс-мажорные обстоятельства. В крайнем случае, я вас прикрою. Напишу графу Масу, он подтвердит, что вы находитесь временно в его замке. А если инквизитор вздумает туда нагрянуть, пусть граф скажет, что вы только что выехали и разминулись буквально на полчаса.

– А здесь вы скажете, что я действительно только что тут был, но уже уехал?

– Именно! – кивнул Куббик. – И пусть попробует спорить. Сначала доказательства предъявит, а там поглядим…

Я покачал головой. Заманчиво было ненадолго вырваться из-под присмотра ордена. В конце концов, тварь я дрожащая или как? И натянуть нос инквизитору ох как хотелось… В конце концов, неужели меня не отмажут совместными усилиями гильдия и Анджелин Мас? У него такая разветвленная родословная, что если поднимет старые генеалогии, выяснится, что сам король ему родня.

– Ну, так кого берете с собой? – Мэтр правильно все понял по выражению моего лица.

Студенты напряглись. А зря, выбор уже был сделан.

– Зимовита хочу взять, – сообщил я. – С Дорис… прошу прощения, Марджет уже ездил на вызов, теперь его очередь.

– Но… – распахнула ротик девушка.

– Нормально, – кивнул парень. – Баба с возу – кобыле легче!

– За кобылу ответишь! – взъярилась студентка.

– Отставить! – повысил голос мэтр, шлепнув ложкой по миске так удачно, что ошметки овощного рагу полетели именно в спорщиков. – Пусть едет Зимовит. А мы с Марджет и без того найдем себе занятие.

Госпожа Гражина выразительно кашлянула и как бы невзначай перед тем, как поставить сковороду в печь, взвесила ее на руке.

Намек был достаточно понятен. Хотя в отношениях моего напарника и нашей домоправительницы и наступили кое-какие потепления, о том, чтобы ей переселиться жить к нам и тем более о свадьбе никто не заикался. И это злило госпожу Гражину, заставляя ее ревновать. На самого Куббика она сковороду не поднимет, а вот студентке достанется. В лучшем случае ее перестанут кормить и обстирывать. В худшем у некромантов резко прибавится работы.

Все прекрасно поняли телодвижения домоправительницы, и мэтр быстренько отыграл назад:

– А с другой стороны, лишняя пара рук в походе не помешает. Ну, мало ли…

– Кулеш сварить, носки постирать, – поддакнул Зимовит.

На том и порешили.

Мы направились в сторону, противоположную Малым Звездунам, вдоль реки Звезды, вниз по ее течению. Два года назад я проезжал этим путем, когда спешил сюда навстречу судьбе.

Дорога сделала поворот, спускаясь с одного холма и по дуге обходя другой. Предместья пропали из вида, кругом расстилались желтые поля, и дышать стало легче. Шла страда – виднелись фигуры косарей и жнецов. Урожай в этом году обещал быть хорошим, народ высыпал в поле, оставив по домам только стариков, больных и детей.

Я ехал впереди, студенты – следом. Городской магистрат выделил практикантам двух коней из конюшни при ратуше. Там до сих пор имелось что-то вроде городского гарнизона – десятка два вояк, исполнявших в мирное время роль городской стражи, и несколько лошадей. Лошади чаще использовались для перевозки тяжестей, чем под седло, так что студенты были не слишком довольны. А у меня, как назло, был крупный породистый мерин, умный, как человек. Именно на нем в прошлом году довелось возвращаться в Большие Звездуны из добринской тюрьмы. Мне тогда было плохо – состояние называется «не дали похмелиться, гады», а не то, что вы подумали, – укачивало ужасно, и мерин сам сообразил, что надо останавливаться через каждые полверсты, чтобы всадник полежал на травке, приходя в себя. Серый в яблоках красавец так контрастировал с разбитыми одрами студентов, что издалека меня можно было принять за лорда, путешествующего в сопровождении оруженосца и слуги.

Дорога сделала еще один поворот, и мы миновали развилку. По одну сторону лежала отдыхающая под паром земля, по другую стеной вставал еще не готовый к уборке лен. За полем виднелась деревушка, но три всадника решительно направились мимо.

– А мы туда не заедем? – Дорис-Марджет кивнула на домики.

– Нет.

– А почему? Насколько я поняла, инспекционная поездка состоит в том, чтобы объезжать вседеревни и села?

– Отнюдь не все, а только те, где действительно что-то произошло.

– А откуда вы знаете, что там ничего такого не случилось? – поддержал подругу Зимовит.

– Давайте включим логику, – предложил я. – Эта деревенька находится достаточно близко от города. Мы в седлах всего три часа, едем не торопясь, а коли спешить, за час добраться можно. Если бы там что-то приключилось, селяне давно бы отправили заказ. Но его не было. Так что мы тихо-мирно едем дальше.

– И долго нам ехать?

– А что, задницы уже болят? – Я небрежно развернулся в седле. – У вас сколько часов наезжено?

– Сто шесть… и сегодня еще три, – подсчитал Зимовит.

– Восемнадцать, – буркнула Дорис-Марджет, отводя взгляд.

Все ясно. Девчонка просто-напросто пропускала уроки верховой езды. Вот пусть и пожинает плоды!

– До следующей деревни доедем – там передохнем и заодно спросим, не слышно ли чего, – пришлось сменить гнев на милость.

Слухи и сплетни гораздо более надежный источник информации, чем официальные сообщения. Там, конечно, многое преувеличивается, но зато вряд ли кто станет сочинять небылицы о том, что на соседей напали упыри, просто так, от скуки. Тем более сейчас жаркая страда в разгаре, а погода портится, как бы дождь не пошел.

Расчет оказался верным. Еще пару часов спустя мы въехали в большое село, там имелась даже собственная часовенка Свентовита, возле которой раскинулась торговая площадь. Домов было около полусотни, пришлось выбирать, где останавливаться.

Мне приглянулся забор, возле которого собрались три старухи, присматривающие за копошащимися рядышком внучатами.

Спешившись и попросив напиться, небрежно поинтересовался, не слышно ли в деревне чего-нибудь эдакого.

– На жальнике все спокойно? Собаки не лают? Кошки не воют? Ставнями ночами никто не скрипит?

– А чаво им скрипеть-то, когда они давно ишшо смазанные? – ворчливо отозвалась одна бабка. – И кошка у мене тихая. Стара она, чтоб ночами-то орать.

– А никто из покойников ночами не вставал?

– Да ну тя, господарь, – отмахнулась собеседница. – Ишь, чаво вздумал – на ночь глядя всякими ужасами стращать!

– А ежели дети услышат? – поддержала ее другая. – Полночи криком кричать станут.

– Не, у нас тихо все, – помолчав, вступила третья и на всякий случай добавила: – И у соседей тоже.

Столь категоричный ответ предполагает предложение убираться восвояси, но не успел я подойти к своему коню, как проходящая мимо женщина приостановилась и промолвила:

– Ну, у нас тут впрямь тихо, а вот в Лопухах…

– А чего в Лопухах? – стервятниками на падаль накинулись на нее соседки.

– А то не слыхали?

– Это про колдуна-то? Ну, это когда было!

Я раздумал уезжать.

Путь к деревне Лопухи лежал через поля и лес, так что время подумать нашлось.

Обычно после смерти колдуны редко тревожат мир живых – передав силу наследнику, они умирают и отправляются в Бездну. Исключения бывают, когда колдун никак не может передать свою силу и мучается много дней. Случается, в таком состоянии его тело перестает жить, но дух никуда не девается. И тогда получается лич – разумный упырь. Полуразложившийся труп ходит по миру, убивает все, что встретит на пути, высасывая жизненную силу, или скрывается в засаде – где-нибудь в подполе одинокой избушки, исподтишка нападая на тех, кто рискует в ней заночевать. Он сохраняет разум, память и кое-какие «профессиональные навыки», практически неуязвим для магии, и его сложно уничтожить. Личей одно время даже пытались создавать искусственно, с помощью черной магии умерщвляя людей, наделенных колдовской силой, но потом сии опыты запретили, как откровенно жестокие и малоэффективные. Ибо созданный таким образом лич чаще всего сначала расправлялся с создателем, а потом шел мстить всему роду людскому. Но что такое могло приключиться здесь?

По рассказам поселян, в Лопухах с некоторых пор по ночам повадился кто-то душить людей. Причем не избирательно, а всех подряд. При колдуне такого припомнить не могли, а вот после его кончины и началось… Деревушка Лопухи маленькая, стоит в лесу, большая часть ее жителей бобыли-лесорубы и старики. Семей с детьми мало – пахотной земли в лесу не сыщешь, поляны давно паханы-перепаханы, зверье часто травит посевы и дерет скотину, так что все, кто мог, давно подались из Лопухов подальше. Весть принесли грибники – кто-то столкнулся на тропинке с кем-то из лопушан, разговорились…

Сумерки в лесу начинаются раньше, под кронами деревьев уже сгустились тени. Дорога истончилась до тоненькой тропки, на подводе не проедешь, только верхом или пешим. Ну, это понятно, в сторону Лопухов давно никто не ездит. На тропинке, оставшейся от тележной колеи, тут и там виднелись лужи с толстой коркой грязи.

Студенты впервые весь день провели в седлах. Они здорово устали и последние полчаса помалкивали, хотя сначала пытались наперебой выпытать у меня, что и как будем делать. Но получили ответ: «Доедем – и разберемся» – и заткнулись. Хотя Дорис-Марджет и пыталась бормотать себе под нос что-то про упырей, но сильно сомневаюсь, что она при этом имела в виду объект нашей охоты.

Лопухи появились неожиданно. Обычно деревни в лесу стоят на полянах, а тут крошечные огородики, обнесенные частоколом, обнаружились за кустами. Я даже удивился сначала, как странно выросли сосенки – ровным рядком. Затявкала собака, и на этот голос мы и свернули, объезжая тын справа.

Дома стояли прямо в лесу, то есть вот дом, вот забор, а рядом – высоченные липы, дубы и березы. Судя по толщине стволов, когда рубили дома, некоторые маленькие и тонкие деревца просто пощадили, и за годы те успели вымахать в великанов.

– Что-то мрачновато тут, – высказалась Марджет, сползая с лошади и страдальчески морщась от боли.

– А ты хотела лужок с ромашками? – Я бросил коня и направился к ближайшему дому, решительно постучав в ворота.

Изнутри, и из соседних дворов тоже, отчаянным лаем отозвались собаки. Сквозь лай, вой, рычание и визг еле-еле услышали человеческий голос:

– Кто тут?

– Люди!

– Чего надо? – Душевного тепла в голосе резко поубавилось.

– Поесть, попить, отдохнуть, переночевать…

– Валите отсюда, пока целы!

– А может, договоримся? Мы заплатим.

– А я собак спущу! – Словно понимая, что речь идет о них, псы удвоили усилия. Пришлось кричать по все горло, приникнув к бревенчатой ограде.

– У вас тут колдун по ночам ходит…

– Вот и пошел!..

Я от души порадовался, что из-за собачьего ора точный адрес расслышать не удалось. И так понятно, что посылают далеко и надолго.

– Я серьезно! – Нет, голос сорву точно. – Нам ночевать негде.

– К бабке… – Дальше опять все потонуло в гавканье и злобных рыках.

Студенты топтались поодаль, ожидая окончания переговоров.

– Ну что? – приветствовали меня в два голоса.

– К бабке… кхе-кхе, – ну вот, так и знал, голосу хана! – пошли…

– К бесовой бабушке послали? – угадал Зимовит.

– Не совсем так, но в целом направление верно задано, – пришлось временно перейти на шепот. – Тут старушка какая-то одинокая живет, к ней напросимся.

Под звуки собачьего перелая с трудом добрались до одного из домиков на окраине. Лопухи целиком представляли собой одну большую окраину, улицы не было, каждый дом стоял как бы сам по себе. Имелось и несколько брошенных, эти можно было отличить по отсутствию лая.

У искомой бабки собаки, можно сказать, почти не было – только из-под крыльца время от времени доносилось хриплое «рр-р-р… вух-вух!» Старушка здорово перетрухнула, ей пришлось трижды объяснять, что никакие мы не разбойники, а мирные путники, которые очень устали и проголодались. Ворота нам согласились отпереть только после того, как Марджет клятвенно заверила, что еда у нас с собой.

Бабка встречала нас на крыльце, приветственно помахивая вилами.

– Ой, так вы с лошадками? – воскликнула она, когда мы протиснулись в старые ворота.

– Ну не снаружи же их оставлять, – резонно возразил я.

– Ставьте, где хотите, только сена я вам не дам. Козе – и то мало.

– Мы и не просим, – прошептал я. Эх, сорвал-таки голос! – Коса у вас есть?

– Зачем?

– Сейчас вот Зимовита пошлю, он снаружи заборчик обкосит. И лошадки сыты, и вашей козочке чего-нибудь перепадет.

– М-ме? – Из сараюшки высунулась заинтересованная рогатая морда.

– А чего сразу я? – напрягся и без того измученный на подсобных работах парень.

– А то, что Марджет будет готовить ужин, а я – добывать информацию. И вообще, я – начальник…

– А я – дурак, – покорно кивнул студент.

Косы у бабки не нашлось, пришлось Зимовиту довольствоваться серпом, который сначала следовало наточить. Я тем временем, чтобы совсем уж не наглеть, наколол дрова и, пока Дорис-Марджет неумело разжигала печь, попытался вызвать хозяйку дома на откровенный разговор.

Не знаю, что тут сыграло свою роль – каша, которую студентка честно попыталась приготовить из наших же запасов, бурьян, выкошенный до самой земли вместе с молодыми деревцами, или просто соскучился человек по общению, но за ужином бабка разговорилась.

Да, колдун был. Свой, местный. В Лопухах всю жизнь прожил, тут родился, тут и помер. Откуда силу получил, неведомо. Вроде как от встречного путника, потому как до него своих колдунов в деревне не водилось.

Как постарел и одряхлел, надо было силу передавать наследнику, но тут колдун уперся: подавай ему непременно мальчишку не старше шестнадцати и не меньше двенадцати годов от роду. А таких в Лопухах и нету! За последние годы и без того мало ребят народилось, чтоб еще нужного возраста сыскать. Мужики уж к колдуну ходили, просили, чтоб кого другого в наследники взял – уперся и ни в какую. С тем и помер. А как сороковой день миновал, стал ходить по ночам, стучать в окна и искать себе преемника. Все, наверное, думал, что спрятали от него мальчишку. А кого прятать? Вот он и озлился, стал людей душить. В дом зайдет, туда-сюда ткнется, поищет, а не найдя, хватает кого ни попадя, наваливается, душит – и исчезает.

– Уж, почитай, по разу все избы обошел, – пригорюнилась старуха. – Мужика мово задавил… Теперь как бы до меня черед не дошел!

– А сейчас-то ему ты зачем, бабушка?

– Так ведь ученика ишшет, – вздохнула та. – А где ж его взять-то?

– Ну, если дело только в этом, – усмехнулся я, – пусть у меня одного забирает.

Зимовит резко побледнел:

– Мастер, вы это… чего?

– А что? – В голове забрезжила светлая мысль. – Если он на ученика клюет, значит, на живца ловить и станем. Марджет не подойдет…

– Это почему я на роль живца не гожусь? – мгновенно откликнулась та. – Очень даже гожусь!

– Колдун ищет мальчика, – напомнил я. – А у тебя… э-э-э…

Несмотря на то, что одета она была в мужской костюм, не заметить под рубашкой грудь девушки мог только слепой.

– Экстерьер не тот, – нервно фыркнул Зимовит. Было видно, что играть роль приманки студенту не слишком хочется, но подколоть сокурсницу показалось чересчур заманчиво.

От назревавшей драки молодежь спас хриплый и злой я, решительно встав из-за стола:

– Всем не спать! Завтра же на охоту!

ГЛАВА 4

Ночка обещала быть напряженной. И не только потому, что нам предстояла охота на лича, но и потому, что большую часть времени до полуночи пришлось потратить на разборки между практикантами. Марджет никак не могла взять в толк, зачем ей надо было меняться местами с бабкой и куда девать старушку. А Зимовит наотрез отказывался спать на полу у входа. Кроме того, вредная девица закидала всех цитатами из лекций и научных трудов на тему оживших мертвецов вообще, и личей в частности.

– Может быть, раз такая умная, сама возглавишь охоту? – прошипел вконец раздосадованный я. – А я, так и быть, посплю на печи. Утром разбудит… тот, кто останется в живых.

Угроза подействовала. Практиканты угомонились. В избушке наступила тишина. Ее нарушало только шуршание в подпечке домового, да ворчала что-то Марджет, не привыкшая спать на печи. С одной стороны ей жестко, с другой – горячо, с третьей – поддувает… Мы, втроем улегшись на полати – бабку задвинули к стеночке, – какое-то время терпели ее возню и бормотание, потом я приподнялся на локте:

– Слушай, ты или заткнись, или давай к нам, вниз.

– Куда «к вам»? – С печи свесилась растрепанная голова.

– Вот сюда. – Я отодвинулся, освобождая место между собой и Зимовитом. – Тут тепло, мягко и…

Ответить девушка не успела. Снаружи послышался грохот, словно упало что-то большое. Испуганно заржали лошади. Им ответил пес из-под крыльца.

Пискнув, Дорис-Марджет полезла прятаться под одеяло, а дверь содрогнулась и внезапно слетела с петель и рухнула на пол.

В дверном проеме возникла долговязая фигура тощего старика, закутанного в грязно-белый саван, как в плащ.

– А-а-а-а! Вот ты где? – возопила фигура и, воздев руки, ринулась вперед.

Скажу сразу: все могло закончиться по-другому. Мы были го-то-вы! На полу ждала своего часа пентаграмма, активированная человеческой кровью – Марджет пожертвовала несколько капель из вены, под подушкой лежал обрядовый нож, рядом – раскрытая на нужной странице книга заклинаний. Все углы и щели в доме посыпали толченой петрушкой. Даже черного петуха у соседей ухитрились раздобыть. В общем, мы не учли одной мелочи. А именно Зимовита.

Парень лежал с краю полатей и дрых самым бессовестным образом. Ему и так досталось: сначала весь день в седле, потом пришлось накосить травы, вычистить лошадей и задать им корм, затем починить у козы загончик… Черного петуха у соседей тоже пришлось ловить ему.

В общем, человек устал и еле дополз до подушки, уснув сразу, едва лег. И самым бессовестным образом проспал бы до утра, если бы не появление колдуна и наши активные действия.

Пентаграмма должна была сработать по принципу мышеловки, заперев внутри лича. Но, как я уже говорил, справиться с этой разновидностью нежити очень сложно. Колдун проскочил через пентаграмму, которая сработала с опозданием. Вспыхнул мертвенно-желтый свет, запахло вереском и гарью. Получивший магический разряд в спину, лич зашатался и рухнул на нас с Зимовитом, протягивая дрожащие руки вперед:

– А-а-а! Вот я тебя-а-а!

Бедный Зимовит! Он только-только задремал, а тут на тебе – на него падают посторонние мужики и орут благим матом! Спросонья не разобрав, что к чему, студент выматерился, размахнулся и от души врезал личу по уху.

Колдуна смело. Отлетев назад, он рухнул на активированную пентаграмму и отчаянно задергался и завопил так, что уши заложило. Ему вторили перепуганная бабка – шутка ли, мертвые колдуны по избе скачут и орут дурными голосами! – и Марджет, которая, вместо того, чтобы начать начитывать нужное заклинание, принялась визжать.

Естественно, защита пентаграммы без заклинания не сработала, и колдун вскочил на ноги. От его савана и одежды разило гарью, он весь дымился, местами обгорел, а кожа лопалась и отслаивалась, обнажая тухлое мясо. Но и Зимовит тоже разозлился.

– Меня будить! – взвыл он, схватил свой меч и, в нарушение всех инструкций, ринулся на нежить с оружием наперевес.

– Стой! Куда?

Но было поздно. Лича не убить обычным оружием, и меч студента только кромсал мертвую плоть, оставляя длинные зарубки. Колдун пытался уворачиваться, пробовал колдовать, но, поймав защитным амулетом первый разряд боевой магии, парень не упал навзничь, а только разозлился еще больше.

– Да я ж тебя… Пор-рву гада!

Нервы – или что там оставалось у мертвеца – не могли этого выдержать. Марджет наконец вспомнила о своих прямых обязанностях и начала начитывать заклинание, заново активируя пентаграмму. Исполосованный мечом колдун – будь живой человек, кровь хлестала бы ручьями – не мог выдержать двойной атаки и, с легкостью прорвав защитный круг, ринулся бежать.

Он побежал, как самый обычный смертный, закрывая голову руками и голося так, что по всей деревне отозвались воем собаки. Рыча от ярости, впавший в азарт Зимовит преследовал его по пятам.

Я еле успел протиснуться в дверь за пару секунд до того, как из избы стрелой вылетел лич. Где его похоронили, нам узнать не удалось, деревенские обещали показать нам местный могильник при одном условии: если мы согласимся остаться там навсегда, под тремя соседними холмиками. Посему требовалось как можно скорее перекрыть мертвяку пути к отступлению.

Уже под покровом ночи мы с тем же многострадальным Зимовитом обошли деревню и кое-где на заборах и стволах деревьев намалевали защитные знаки, используя для этого лошадиную кровь. Открытым оставался только один проход. Там заранее был привязан мой мерин.

Избиваемый студентом лич был уже близко, когда я добрался до места и от души полоснул ножом по конской шее, оставив на темной шкуре длинную царапину.

Мерин у меня серой масти, в ночи кажущейся белой. Кровь из царапины тягучими темными каплями повисла на шее, конь пронзительно заржал, и лич отпрянул, словно налетев на невидимую стену.

– Властью, данной мне, – начал торопливо начитывать я, – светом и тьмой, ночью и днем, призываю тебя…

– Не-е-ет!

Лич дернулся в сторону. Он был в ловушке – защитные знаки тут и там не давали ему уйти.

Привлеченные шумом, в домах закопошились люди. Послышались голоса, за высокими заборами загорелись факелы. Надо было кончать с личем как можно скорее, пока он не кинулся на людей.

– Огнем его!

Из избы выскочила Марджет, держа в одной руке книгу, а в другой – горшок с углями из печи. Увернувшись от очередного взмаха меча Зимовита, колдун в два прыжка добрался до колодца, сруб которого торчал посреди деревни, и головой вперед приготовился сигануть вниз.

– Лови!

Бросив меч, Зимовит в прыжке попытался настигнуть свою жертву и схватил его за ноги. Колдун завыл, ныряя в колодец, и мы с девушкой кинулись спасать парня, пока его не утянуло в иной мир. Я – за одну ногу, Марджет – за другую, упираясь, сопя и пыхтя, ибо колдун оказался неожиданно тяжелым.

Наконец внизу что-то хрустнуло, Зимовит задергал ногами, вырываясь из рук спасателей, и мы кое-как перевалили его через край колодца, сами упав рядом. Студент лежал на спине, уставившись взором в видневшееся между деревьями звездное небо.

– Ушел, гад! – энергично высказался он, добавив пару крепких выражений. Мне захотелось тоже выматериться, так скверно я давно себя не чувствовал. Утешало одно: все-таки личи действительно непобедимы. А мы заставили его удирать!

– Ничего, – следующие слова Зимовита прозвучали бодрее, – он меня надолго запомнит! Да и я его подарочек – тоже.

К груди парень трепетно прижимал пару сапог.

– Это что такое?

Студент сел, при свете звезд внимательно осмотрел находку.

– С колдуна свалились, – объяснил он. – Я так крепко за них держался, что он из сапог вывалился и ушел, а вы меня вытянули… А хорошие сапоги! Почти новые, с подковками. От земли отчистить – и носить можно. Как раз мой размерчик! – Он приложил подошву одного из них к своей собственной обуви.

– Это крайне опасно и безответственно! – заявила Дорис-Марджет, садясь рядом. – Отдай немедленно! У покойников ничего никогда нельзя брать, особенно у таких. Ты что, лекций не слушал? Верни, кому сказала!

– Фигушки! – Зимовит всерьез начал переобуваться. – Во-первых, такие новые сапоги покойнику все равно без надобности. Во-вторых, это не подарок, а честно добытый боевой трофей. А в-третьих… в-третьих, я ему свои отдам, на память!

И действительно швырнул свои сапоги в колодец.

Девушка задохнулась от возмущения и обратила на меня горящий праведным негодованием взор. А что я? Из домов потихоньку начали выглядывать лопушане, и шестое чувство подсказывало мне, что снятые с покойника сапоги могут оказаться нашим единственным гонораром, едва местные жители узнают, что теперь плавает в их колодце.

Тем временем где-то…

В замке наступили нерадостные дни. Заболела Бланка.

Девушка так и не сумела полностью оправиться от потрясения, которое испытала, обнаружив покойницу в своей постели. То есть от померещившейсяей покойницы, ибо, когда на ее крики сбежались люди, в спальне никого не было. Но Бланка с тех пор твердила о мертвой женщине, которая лежала рядом с нею. Не помогали ни увещевания матери, ни угрозы отца, ни насмешки брата. К вечеру у нее начался озноб и жар. Ее так трясло, что леди Анна опасалась самого худшего.

Наутро из города привезли целителя, который пустил бедняжке кровь, поставил припарки, растер грудь и ладони какой-то мазью и оставил целый чан лекарственного травяного настоя, приказав поить больную только этим, разбавляя пополам с вином.

Жар спал, но лучше Бланке не стало. Сон ее был неспокойным – девушка металась, что-то кричала и бредила, выкрикивая бессвязные слова. Целитель приезжал вторично, опять пускал кровь, опять ставил ей припарки и поил какими-то настойками. Но ничего не изменилось.

Леди Анна не отходила от постели дочери. Она же зорко следила за тем, чтобы вокруг не крутились посторонние. Когда дела заставляли ее на время оставить пост возле Бланки, она запирала девушку на ключ. Возвращаясь в покои дочери в очередной раз, графиня заметила стоявшего у окна виконта Ламберта.

– Вы здесь? – холодно поинтересовалась она.

– А где мне еще быть? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Где угодно, только не здесь. Замок большой, – неприязненно ответила леди Анна. – И он не ваша собственность, чтобы вы могли бродить, где вздумается!

– Но призраки, которые преследуют леди Бланку… – Заметив, что женщина уже поворачивает в замке ключ, виконт Ламберт подошел ближе.

– Мою дочь? – Леди Анна остановилась в дверях. – Преследуют призраки? Сударь, что вы несете? Да, Бланка что-то говорила о привидениях, но я более чем уверена, что в замке нет…

В это время она приоткрыла дверь.

Поскольку девушка теперь отчаянно боялась темноты, подле ее постели постоянно стояли зажженные свечи. Служанке вменялось в обязанность следить, чтобы ни одна не погасла. Целитель распорядился добавлять в пламя порошок целебных трав, уверяя, что от этого дыма очищается воздух и проясняется разум. Свечи горели и сейчас, озаряя незнакомую фигуру. Высокая женщина стояла в ногах больной и, опустив голову, смотрела в ее лицо.

– О, боги!

Словно только сейчас заметив, что она не одна, незнакомка выпрямилась, одарила людей холодным косым взглядом и исчезла.

Как я и предполагал, лопушане обрадовались результатам ночного колдовства лишь частично. Большинство пребывало в уверенности, что колдун теперь кинется мстить, и лишь немногие оптимисты твердили, что мстить он будет не деревенским, а именно заезжим борцам с темными силами, так что трем некромансерам следовало убираться подобру-поздорову. Хорошо еще, черного петуха забрать позволили.

– Ничего-ничего, – старался подбодрить я студентов. – В данном случае главное не гонорар, а практика. Кто еще из ваших сокурсников сможет похвастаться тем, что видел настоящего самородного лича и сумел уйти от него живым? Да еще и ужин у нас есть!

«Ужин» смирно сидел в холщовой сумке у седла Марджет и лишь время от времени принимался копошиться.

– Что такая кислая, студиозус Крама? – обратился я к девушке. – Петуха жалко? Мы с Зимовитом его сами зарубим, ты только поджаришь.

– Я… – грудь студентки колыхнулась от тяжкого вздоха, – образцы для анализа взять не успела.

– Что? Какие образцы?

– Ну, исследовать ткани лича – как они трансформируются, что он представляет собой в материальном плане. – Она понемногу оживала. – Это же так интересно! Ведь никто не исследовал личей, никто не занимался изучением их физиологии. А вдруг…

– Отставить! – Я живо представил, как неугомонная любительница науки возвращается в деревню и пытается спуститься в колодец за «лабораторным материалом». Да ее там же и прикопают! – У вас тема совсем другая. Личинкиупырей и…

– Вот именно что «личинки»! А что, если совпадение названий не случайно? А что, если…

– Студиозус Крама, – пришлось слегка повысить сорванный накануне голос, – давно установлен факт, что название «лич» образовано от слова «личность», но никак не от «личинка»! Вы хорошо слушали лекции?

Девушка потупилась и что-то пробормотала, что можно было истолковать и как «слушала», и как «слышала».

Большая часть следующего дня сильно напоминала классическое «Подайте, люди добрые, кто сколько может. Сами мы не местные!» До заката удалось объехать три деревушки и два хутора, где у ворот мы спрашивали, нет ли где для заезжих некромантов хоть какой-нибудь работы. Работа находилась – а как же, в деревне постоянно надо что-то делать, – но чаще всего гостям предлагали починить забор, наколоть дров, вычистить хлев, помочь убрать ячмень. Упыри никого не беспокоили, нечисть под окнами не шастала, покойники из гробов не вставали, подозрительные тела в овраге не находили. Даже привидения отсутствовали как назло. Лишь однажды нас попросили усмирить разбушевавшегося банника, который вот уже две седмицы мешал людям нормально смывать трудовой пот. То камнями заложит дымоход, то кипяток опрокинет прямо на ноги, то воду из кадки выльет. Парочка коротких заклинаний, небольшая жертва в подполье, вырезанный над дверью охранный знак – и все дела.

За частично убранным полем показалось еще одно большое село. На соседнем холме высилась рощица, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся местным жальником, заросшим деревьями. На развилке стояла часовня, а среди строений три или четыре дома выделялись размерами. У двух обнаружились пристройки – лавка и постоялый двор.

– Богато живут, – потер я руки. – Можно надеяться на заработок. Или хотя бы на хороший ужин.

В мешке Марджет трепыхнулся кандидат в бульон. С некоторой тоской подумалось, что коль так пойдет и дальше, на одно животное черной масти в доме будет больше.

– И вот так всегда? – с некоторым разочарованием протянула девушка.

– Что всегда?

– Ну, всегда приходится рыскать по полям и лесам в поисках работы? – Перспектива всю оставшуюся жизнь проводить в седле студентку явно пугала.

– Нет. Обычно работа сама нас ищет. А мы сидим и ждем, когда что-то появится. А в этот раз…

– В этот раз она нас испугалась, – проворчал Зимовит.

– Ага. Особенно когда она увидела, как ты заборы чинить умеешь.

– Отставить перепалку! – прикрикнул я, прежде чем между студентами вспыхнул спор. – Если и здесь ничего не отыщется, завтра утром возвращаемся в Большие Звездуны.

Откровенно говоря, я так и так собирался домой. Две ночи провести вне городских стен – даже не две, а все три, если учесть, как далеко мы забрались, – это уже опасно для некроманта под домашним арестом. Будем надеяться, что мэтр Куббик меня прикроет. И найденная и нейтрализованная нежить будет отличным оправданием… если, конечно, мы ее найдем.

Мы ее нашли. Оказывается, в округе завелся то ли оборотень, то ли упырь, и староста решил, что по завершении страды отправит в город весточку. Людей «обаратинь» пока не ест, но куры и кролики пропадают. Несколько раз его видели – ночью мужики замечали крупную собаку, которая разгуливала по проселку. Когда зверя вспугнули в последний раз, он встал на задние лапы, передними перекинул за плечо мешок, который до этого волочил по земле зубами, и бегом умчался в сторону жальника. Кивали на старуху, которая умерла этой весной – дескать, бабка после смерти превратилась в чудовище. Сходили на жальник, раскопали ее могилу, забили в гроб кол, – однако оборотень никуда не делся.