Текст книги "Хрустальная волчица (СИ)"

Автор книги: Галина Горенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Если так говоришь ты, тогда ясно, – рассмеялась я, наслаждаясь близостью своего мужчины.

Бережно, кончиками пальцев, я коснулась светлого, бледно-розового шрама на широкой брови, след от которого исчезнет уже к утру, а затем, несмело, откинула длинные, выбившиеся из сложной косы пряди, чтобы лучше рассмотреть замысловатую вязь правителя. Завитки и руны красного золота были горячими на ощупь и слегка выпуклыми, словно старый шрам, причудливо изменивший цвет.

– Времени у нас мало, – перехватил мои пальцы, обводящие венценосный рисунок Генрих, и поцеловав костяшки, продолжил, – поэтому кратко и по существу: то, что Сила Предков выбрала Кёнигом не Клауса – стало неприятным сюрпризом для подавляющего большинства. И пока я не упрочу свои позиции и не разберусь с теми, кто будет мутить (а они будут, это факт) воду, стараясь подорвать мой авторитет, тебя нужно будет скрыть.

– Я понимаю. – И я действительно понимала.

– Ты и матушка, вот мои слабые места. И если родительнице не впервой находиться в этой змеиной яме, за годы противостояния Кюне у неё выработался иммунитет на плюющихся ядом наперсниц и другинь супруги Правящего, то тебе боюсь придется не сладко. К тому же я опасаюсь за твою жизнь и как бы странно это не звучало, но я очень рад тому, что тебе осталась пара демов в Вестхолле. Вопреки расхожему мнению о Фальке, ему я доверяю как себе, жаль он не любит руководить, я бы сделал его начальником ОсО, – закончил Бьерн сумбурно перепрыгивая с одного на другое, и пытаясь объять необъятное, дабы вместить огромный поток информации в краткие таймы, что остались нам до бала.

– Генрих, я понимаю твои опасения и волнения, но я уже давно не инфантильный ребенок. Да я им никогда и не была, и не нежная фиалка, быть может не стоит оберегать меня от того, что в любом случае мне предстоит? – Его близость будоражила меня, лишая воли и мешая здраво рассуждать. Мысли, словно рой разбуженных ос бились о черепную коробку, мешая одной единственной, той, что действительно беспокоила меня. Несмотря на то, что обычно Бьерн был предельно откровенен со мной, сейчас он явно что-то скрывал. – Что ты не договариваешь? – практически потребовала я правду.

Он молчал, так искренне и преданно смотря мне в глаза, что еще мгновение и я бы дрогнула, отнеся свои подозрения, на волнения и перипетии сего непростого во всех смыслах уна, но видимо взвесив, Генрих решил принять «предупрежден, значит вооружен» за аксиому и открылся:

– Кайла, – тяжело выдохнул жених, – более всех я опасаюсь брата. Он и в детстве не умел достойно принимать проигрыш, а сейчася не знаю, что с ним, но силы не просто так не выбрали Клауса. Распространятся о том, что произошло на ритуале запрещено, да даже если бы я мог Просто поверь мне.

– Я верю.

– Спасибо, моя волчица, – сказал Генрих и вновь поцеловал, – а теперь иди. Увидимся на балу.

Потянув дверь на себя, я обернулась.

Мощному телу Правящего вторил силуэт огромного медведя. Почему-то вблизи я его не заметила: а теперь видела его так же чётко, как и самого мужчину – тонкий, словно нарисованный кисточкой восточных граверов, кроваво-красный контур большого хищника и алый отблеск в глазах цвета янтаря. Вид его завораживал и восхищал, а взгляд, коим любимый провожал меня, заставил заалеть мои щеки, я тихо прошептала «люблю» и вышла.

Но добраться до главной залы летнего дворца Кёнига мне было не суждено.

Тупая боль плескалась в затылке.

Во рту было сухо, как в Танских пустынях, и я едва ли чувствовала руки и ноги, бесполезными конечностями распластанные на холодном каменном полу. Разлившаяся по скованному телу слабость не давала вздохнуть полной грудью, не то, чтобы принять горизонтальное положение. Но собрав вою в кулак, с трудом преодолевая сильные тошноту и головокружение – я таки села, облокотившись на, кажется, лавку.

Повязка сильно давила на глаза, лишая возможности осмотреться, и, хотя неяркий свет всё же проникал сквозь плотную, темную ткань, я потянулась рукам, силясь её снять. Скованные за спиной кандалами, судя по звуку, они были нанизаны на короткую цепь, что была вбита в одну из стен. Подергавшись, словно муха в паутине я услышала настороживший меня шорох, а затем и скрип открывающейся двери.

– Смотри ка, уже пришла в себя. Быстрая какая, – низкий, незнакомый голос вторил гулким эхом, отражаясь от низких сводов. Я что в подвале? – Задержаться не могу, сама понимаешь, бал прекрасное алиби, а на меня подумают в первую очередь.

Чужие пальцы потрепали меня по щеке, словно поощряя шалости игривого щенка, и когда я зло клацнула зубами в опасной близости от руки похитителя, услышала тихий смех:

– Строптивая, это будет интересно, – сказал мужчина, ехидно смакуя временную победу

В то же мгновение я почувствовала резкий укол в шею и туманное, болезненное сознание покинуло меня, отправляя в небытие кромешной тьмы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я еще несколько раз приходила себя, то трясясь в карете, то покоясь на дурно пахнущем сыростью топчане, но каждый раз стоило мне хоть немного пошевелиться меня ждал очередной укол в шею, и как результат – вновь потеря сознание.

То, что нахожусь уже не в столичном дворце, да и вообще не в Хельмшторме, я поняла практически сразу. С трудом преодолевая рвотные позывы, я старалась дышать через нос, часто-часто вдыхая пыльный воздух, и сцепив зубы заставила себя не шевелиться и не охать, дабы не выдать то, что уже пришла в себя.

Меньше всего я хотела, чтобы мне вновь впрыснули гадость, вырубающую меня до состояния трупа, но терпеть колючую боль, мириадф топчущихся по моему онемевшему телу мурашек, было невыносимо и напрягая слух, и не поймав посторонних звуков, застонала, вытягиваясь всем телом. Руки, как и прежде были скованны, но уже спереди, это одновременно дарило надежду и настораживало.

Гремя оковами, я сразу стянула повязку, и подслеповато щурясь от неяркого света часто заморгала, смахивая слезы облегчения. Я почувствовала волчицу, жалобно скулящую на периферии сознания, нездоровую, слабую, но демонски злую.

Кандалы были специально заточены под люписов, с сердечником из аконита и чёрной стали, я о таких только читала, и никогда не видела в живую. Орудие сдерживания и пыток для потерявших человеческую ипостась волков было редким и дорогим, тех, кому нежны были такие вот украшения – чаще убивали, чем пытались помочь. Это ж надо как меня боятся, раз используют столь уникальный артефакты, хотя думаю никакой другой металл, рвущийся на свободу данам не удержал бы.

Я всё еще была в том самом платье, местами порванном и грязном, в одной туфельке, и не уверена, чего мне больше хотелось, есть, пить, в туалет или разорвать на части того ублюдка, что похитил меня. Сначала я подумала, что это Клаус или Аделла, или Клаус и Аделла, или чокнувшаяся от горя Кюна, бьющая по слабым местам пасынка, но… О нашей связи с Генрихом узнать так быстро они не могли, а вот мужчина, чьи договорённости нарушило моё становление как воина и обретение независимости от опеки, чьи три супруги странным образом погибли

Шум шагов и негромкий диалог двух мужчин по мере приближения к моей двери становились более отчетливыми:

– Вы совсем сбрендили, Ваше Сиятельство, – разобрала я возмущенный голос, который не слышала прежде. Моя догадка начала подтверждаться, а тем временем мужчина продолжил, – вы кололи ей неразбавленный экстракт вербены не один раз, а несколько? – вопрос был уже задан фальцетом.

– Сильная самка. Приходила в себя слишком быстро, – ответил другой.

– Вы могли её убить

– Одной больше Её я щадил, – перебил его маркиз, а это был именно он. Могу поставить оставшуюся туфлю на кон. – Так, о чем это я Давай осмотри её, возьми кровь, проведи пару своих анализов, дай рекомендации, а я заплачу тебе как обычно, и забуду о том, что ты повысил на своего Альфу голос и не вырву горло тебе прямо сейчас.

– Да_даПроститеДа.

Дверь со скрипом отворилась и в комнатушку низко кланяясь и с опаской оглядываясь на моего несостоявшегося жениха, вошёл пожилой мужчина. Его темные волосы были присыпаны сединой, словно перец солью, небольшое брюшко, аккуратная одежда и коротко стриженная бородка в сочетании с внимательными и добрыми глазами располагали к себе, и возможно он бы мне понравился, если бы я не слышала то, о чём говорили лекарь и маркиз.

Я внимательно следила за действиями врача, хотя мощная фигура похитителя, замершая в проходе, напрягала куда как сильнее. Доктор наполнил стакан водой из кувшина, стоявшего тут же:

– Это просто вода, девочка, пей, – и протянул, поддерживая голову, пока я жадно глотала прохладную, отдающую железом жидкость. – Я сейчас накапаю в следующий стакан противоядие, на твоём месте я бы его выпил, – шепнул он мне в самое ухо, едва шевеля губами и почему-то я ему поверила, и вновь опустошила стакан до самого донца.

– Ну чего ты там возишься, бери кровь – командовал Штейн. – Не надо на меня так смотреть Мак Кайла, я щедро заплатил Да я мог купить десяток девок, за ту сумму, что запросила эта сквалыжница, твоя мать.

– Я свободна от долга. Что вам от меня надо? – я старалась сдерживать гнев, притворяясь безвольной марионеткой в руках злого гения, копила силы и усыпляла бдительность. Хотя волчица, вторя моим истинным чувствам царапала солнечное сплетение, выскуливая возможность по-быстрому решить эту проблему.

Фатально решить.

И вдруг, я вспомнила как совсем недавно спорила с Фенриром, что убийство разумного существа это последний, самый решающий довод, коим стоит пользоваться только в том случае, коли нет другого выбора. Но вот прямо сейчас, думать о том, чтобы сохранить жизнь мерзавцу, я не собиралась априори, смакуя в разыгравшемся воображении то, как мои челюсти смыкаются на горле врага и его сладкая кровь, приправленная острой специей обреченности, течет в мой рот.

Сознание помутилось, меняясь на звериное, конечности мои напряглись, спина покрылась испариной, а позвоночник вытянулся в преддверие трансформациии ничего.

Ни-че-го.

Хотя

Боль, сравнимая по силе, верно, лишь с муками Соляра, ударила в скованные наручниками запястья, выжигая кислотой агонии желание трансформироваться. Внутренности обожгло, ослепляя меня на долгие таймы, но желчный смех, преследовавший меня всё то время, что я с трудом приходила в себя, не дал мне вновь погрузиться в спасительное небытие, держа на плаву агонизирующего сознания.

– Дура, нет, ну надо же какая дура. Можно подумать ты у меня первая с данамом, – раздалось ближе, чем я надеялась. – Ну что там?

Пока я боролась с болью врач бегло осмотрел меня и даже умудрился взять кровь, потряхивая парой пробирок с добавленными в них реактивами перед моим носом. Кровь в них меняла цвет несколько раз, с почти черного на прозрачный, с прозрачного на синий и жёлтый, а потом в обоих колбах стала бурого цвета и выпала в осадок крупными, волокнистыми хлопьями.

На лице лекаря появилось странное выражение, и он, прижав пробирки к груди что-то быстро и тихо забормотал, не понятное ни мне, ни Штейну.

– Виргих, – рявкнул на доктора маркиз, и тот сжался в комок, низко опуская плечи и заискивающе подставляя горло. Сила альфы пыхнула на меня пожарищем и осыпалась крошечными искрами, данам защищал меня от воздействия, хотя легкий дискомфорт я всё же почувствовала.

– Она идеальна, Ваше Сиятельство. Совершенство. – А когда маркиз счастливо выдохнул, являя мне улыбку сошедшего с ума садиста, добавил: – За исключением маленькой детали.

– Какой? – продолжал улыбаться волк, пугая меня еще больше.

– Она беременна, срок приблизительно три терила.

Глава 25.

Достигнуть зари можно только тропою ночи.

Лицо Штейна перекосило, превращая приятные черты в уродливую маску, и брызжа слюной, он закричал:

– Брюхатая?

А в моей голове пронеслось воспоминание о том самом первом разе с Генрихом, что и случился в заявленный лекарем срок назад. Но как я ничего не почувствовала, как не поняла? Сбой цикла и задержка регулов норма для тех, кто активировал данам, мне об этом на осмотре напомнил целитель еще в Вестхолле, вот я и не волновалась. Конечно, ощущение себя немного изменились, но я относила легкий дискомфорт на трансформацию организма и пережитые события. – У тебя есть настой мандрагоры?

Резкий, клокочущий от гнева голос привел меня в себя, вырывая из сладких воспоминаний и медовых дум в неприглядную, суровую реальность. Его слова заставили меня резко дернуться, и я с осторожностью и затаенной надеждой взглянула на небольшой кофр, что принес с собой лекарь.

Настоенный определенным образом корень лекарственной мандрагоры был универсальным средством от множества болезней, но известность в определенных кругах, он приобрел благодаря своим абортивным свойствам и как не печально, знала я это из собственного опыта. На третьей ступени обучения в МАСе моя соседка, разумная и крайне благовоспитанная несси, поддалась на уговоры своего жениха и разделила с тем ложе в Парад двух лун.

И хотя для оборотней, особенно в период гона, такое поведение было нормой, Ирма, как и я, хотела окончить Академию, получить знаки отличия и достойное распределение, а уж затем вступать в союз. Жених ждал ту с распростертыми объятиями, но она решила избавиться от плода, используя, впрочем, проверенное сентами средство, рекомендованное лучшим аптекарем столицы.

К сожалению, что-то пошло не так и Ирма убила не только неродившееся дитя, но и себя, к тому моменту, когда истекающую кровью подругу нашли спасать её было уже поздно. А еще утром, она учила танский, повторяя неправильные глаголы. При должном исходе, настойка корня на раннем сроке должна вызвать регулы, а с этим и прерывание беременности, но одного Ирма не учла – оборотням с данамом пить его рекомендуют крайне осторожно, уж слишком силен в нас инстинкт к продолжению рода и регенерация.

Тем временем, внимательно наблюдая как лекарь перебирает склянки, и несмотря на ароматы других настоек и спирта, усиливающий эффект корня, запах мандрагоры я чувствовала очень чётко. Навсегда я запомнила этот приторный, горьковатый букет поэтому слова Виргиха стали для меня неожиданностью:

– Нет, Ваше Сиятельство, мандрагора быстро портится, её необходимо

– Довольно, – прервал Штейн, – чтобы в течение леора принес. Воооон.

Спешно, но подобострастно кланяясь, мужчина покинул комнату. Перед тем, как прикрыть за собой дверь, всего на доли мгновения, лекарь задержал свой взгляд на мне: сожалеющий и извиняющийся.

Что ж, у меня есть всего леор, и я намерена воспользоваться им в полной мере.

Маркиз подошел ближе и втянув воздух рядом со мной непристойно осклабился. Его намеренья сменили курс, это было очевидно, а дальнейшие действия лишь подтвердили мою догадку:

– Думаю мы с тобой успеем поразвлечься, развратная потаскуха, – приближаясь вплотную пропел мужчина, смакуя каждое слово. Он скинул камзол и начал неспешно расстегивать брюки. Петлю за петлей. – Я переплатил за тебя. Мать клялась, что ты невинна.

Моя беспомощность его возбуждала, он упивался видом прикованной, обездвиженной жертвы, наслаждаясь открывающимся ему видом. Я видела, как набряк его гульфик, как капли испарины покрыли благородный лоб и как бледно-голубые, водянистые глаза загорелись красным, упиваясь картиной покорной жертвы.

Да только он не учёл того, что я лучше сдохну, чем отдамся насильнику, желающему, убить моё дитя.

– Прошу, помоги – произнесла я про себя, сжимая в руках амулет.

Тяжелый, ледяной ком под солнечным сплетением разрастался, разбегаясь студеным цунами, замораживая кровь и пот, пар моего дыхания осыпался колкими снежинками, промораживая воздух комнаты до критических отметок. Маркиз удивленно замер на последней петле, чувствуя кончиками пальцев покрытые инеем перламутровые пуговицы.

Корка льда под моим телом похрустывала в такт дыханию, расширяя студеные границы пола, внутри меня разгоралось морозное инферно, силящее поглотить всё сущее без остатка, и я не стала ему противится. Я обернулась волчицей, разрывая хрупкие оковы и вгрызлась в беззащитное горло остолбеневшего мужчины.

Его плоть была подобна слабому стеклу и крошилась под мощными челюстями, осыпаясь кровавыми осколками. Я рвала его живот и пах когтями, вгрызаясь клыками глубже в шею, и когда кость хрустнула – с остервенением оторвала дурную голову, клацая зубами и разбрызгивая кровавое крошево, бывшее когда-то маркизом Штейном.

Торжествуя, я завыла, празднуя триумфальную победу над ничтожеством

В тот же квази, в проем вылетевшей с петель от мощного удара двери, показался Бьерн в боевой ипостаси. Торс и морда его были в крови, а в когтях он держал оторванную конечность

– Кайла, – прорычал он, отшвыривая, кажется, ногу в угол, и стремительно сокращая расстояние меж нами, – даже на миг нельзя оставить тебя однуТы просто магнит для неприятностей, милая. – Засмеялся любимый, крепко сжимая меня в своих объятиях.

Я вновь была собой, хотя была не прочь одеться потеплее.

– Генрих, – сказала я через долгие мгновения сладкого поцелуя, – неприятности трусливы – они никогда не ходят поодиночке, а собираются в стаи и атакуют все разом.

Беар поднял меня на руки и пошёл прочь из негостеприимного дома, перешагивая разбросанные, окровавленные тела. Теплые губы целовали мои виски и согревали дыханием шею, нашептывали нежности и глупости, отвлекая от вида бойни. Впереди и за его спиной шли мужчины, один из них мне показался знакомым, но сейчас мне это было не важно. – Я решил, более не оставлять тебя одну, любимая. Звезды знали – всего в леоре езды отсюда Кводалтер

– Генрих, тебе не простят этот казус

– Я Кёниг, МакКайла, я не нуждаюсь ни в чьем прощении, – счастливо засмеялся жених, обводя завиток моей ушной раковины языком. – Ты – единственная, чье мнение меня волнует, но почему-то мне кажется, что слишком громко протестовать не будешь.

Кводалтер был единственным местом во всем Стоунхельме, где для вступления в союз не требовались: специальное разрешение, благословение жрецов, свидетели или другие непременные атрибуты брака, даже если ты Правящей, тем более если ты Правящий. Достаточно было влюбленной пары и главы общины, что соединял священными узами мужчину и женщину на перехлестье пяти дорог.

Именно туда Бьерн намеривался отправиться с утра, но ненужные детали не стали задерживаться в моей бедной голове – откат от оборота был такой силы, что я уснула в объятиях любимого, расслабившись в безопасности, так и не дослушав.

Разбудили меня не горячие объятия или нежные поцелуи в шею, а умопомрачительный аромат жаренного мяса, в одно мгновение от которого, рот наполнился слюной. Я дернулась было к столу, на котором опрятной, аппетитной горкой лежали самые восхитительные кусочки, что я видела в своей жизни, но крепкая мужская рука с крупной вязью символов, так похожих на мои, крепко держащая меня поперек талии, не дала пошевелиться.

– Плати дань, – сонно улыбнулся Бьерн и притянул меня еще крепче. Под одеялом я была нага, что, впрочем, не смущало меня ни капли, но, к сожалению, о радостях плотских мне думалось в последнюю очередь.

– Если не отпустишь, – клацнула зубами я, – откушу кусочек от тебя.

Выпроставшись из объятий и стопки одеял, я как есть, отправилась в умывальню, желая управиться как можно быстрее, но горячий источник и парилка внесли коррективы в мои планы, и лишь когда мои волосы и кожа заскрипели, а пятки и ладони сморщились – выползла из заполненной паром ванной комнаты к столу. Открывшаяся моему взгляду картина была усладой для глаз: Генрих в одних кальсонах разливал брусничный морс, исходящий горьковатым парком, и перекладывал обжаренное с двух сторон на раскаленном камне мясо на мою тарелку.

– Выпей, тут травы, нейтрализующие вербену, – он протянул мне небольшую колбу с бледной, мутной жидкостью, такую же, как дал мне Виргих, лекарь маркиза. Я залпом, поморщившись от мерзкой горечи, опустошила её и запила настой обжигающим язык морсом. – Тебя осмотрел лекарь, тот, что отправил нам птичку

Я неделикатно набросилась на мясо, забыв на некоторое время о хороших манерах. Поглощая огромные, сочные куски я упивалась их насыщеным вкусом и совсем уж по-плебейски облизывала испачканные пальцы. Бьерн все добавлял и добавлял сырое мясо на лавовый пласт* прожаривая его до той самой нужной мне кондиции, ну а я плавилась словно огарок свечи, прожигаемая янтарными глазами – любимый смотрел на меня с такой нежностью, что на глаза наворачивались слезы.

Отбросив сантименты, присущие всем девушкам в моём положении и дабы отвлечься от не вовремя настигшей меня гормональной бури, произнесла:

– Расскажи мне все, я несколько выпала из реальности

Генрих взял мои испачканные мясным соком пальцы и поцеловал каждый, не отрывая от меня пристального взгляда и наслаждаясь моей реакцией. Острые соски натянули тонкую простыню, в которую я была завернута, а табун возбуждающих мурашек промчался от макушки до пят. Я поёрзала и собрав вою в кулак потребовала не юлить, а всё-таки поведать: как жених меня нашел.

– Едва я вошел в бальную залу, в глаза мне сразу бросилось твоё отсутствие, и я прекрасно понимал, что не прийти ты не могла. Церемония коронации прошлахмбыстро. – Даже думать не хочу, что имеет в виду Бьерн под этой деликатной формулировкой, надо будет Лейни расспросить. – На бал как ты понимаешь, я не остался, – хмыкнул жених, продолжая, – и несмотря на столпотворение смог уловить чёткий запах: кисловатый аромат страха, а точнее панического ужаса

Не знаю как, но твоя мать поняла, что моя невеста ты возможно, потому что, наши помолвочные знаки одинаковы, возможно она смотрела внимательней, чем остальные, а может быть просто догадалась, зная о долгой истории меж нами, но едва я приблизился к ней с намереньем, она упала на колени и созналасьКак и куда он забрал тебя, она не знала и поэтому, мы потеряли драгоценное время, хотя сейчас, уверен, это была отличная игра, дабы задержать нас, не жалею, что отправил её томиться в темницу, – произнес последнюю фразу Кёниг и воззрился на меня, желая увидеть мою реакцию на арест.

– Ты думаешь я паду ниц и буду целовать носки твоих сапог дабы ты избавил мою родительницу от тюрьмы? – удивилась я. – Ей прекрасно были известны планы Штейна, и она в полной мере заслужила тот исход, что ждет её за помощь в похищении.

– В похищении будущей Кюны, Кайла, – поправил Генрих.

– Как скажешь. Ну а как ты понял где меня искать? – не унималась я.

– Нам очень помог лекарь. Он отправил письмо с точными координатами, владения маркиза слишком обширны, а так удалось сильно сузить круг поисков до пары строений западного поместья беты стаи. А портальная здесь хоть и маленькая, но работает исправно. – Да уж, бесчувственное тело не протащить, ведь путешествовать через портал можно лишь по одиночке. – Да и куда поедет Альфа, кроме как в свою стаю?

– Логично, – согласилась я. – То, как вожаки пользуются своей силой

– Да, МакКайла, – нахмурился Генрих, понимая мои намеки с полуслова, – отец распустил Альф, дал им слишком много власти и полномочий, я намерен всё изменить После церемонии, – ухмыльнулся любимый и впился в мои губы поцелуем. Я была совсем не против.

*Лавовый камень – долго сохраняющий свою температуру. Используется как для стазиса продуктов, так и для приготовления пищи.

Глава 26.

Единение сердец удваивает красоту и силу.

Церемония была простой, но очень красивой.

Деталями занимались ближайшие друзья Генриха, поэтому явление обычному хранителю печати Лино* Кёнига и его будущей супруги стало небывалым шоком для мужчины. Бедняга едва не потерял сознание, но быстро пришёл в себя и достойно завершил важный ритуал.

Только мы, хранитель и священный артефакт.

Все девочки в детстве мечтают о красивой, пышной церемонии – с самыми родными и близкими людьми по крови и нет, с роскошным нарядом и великолепными цветами, с изысканными яствами и любимой музыкой, и я мало чем отличалась, витая в наивных матримониальных мечтах. Но ни за что и никогда я бы не променяла скромную церемонию на перехлестье дорог на что-то другое. И не потому что рядом был Генрих – мужчина, которого я люблю всем сердцем, и не потому что в этот самый момент я носила дитя, плод нашей любви, и даже не потому, что по большому счету выбора нам не оставили, а просто потому, что это было правильно, потому что мы оба желали этого союза, потому что для нас важна была не церемония, а её результат.

Моё платье было простым и скромным, зимний букет из рябины, хлопка и еловых веток – изящным и легким, простоволосая, как и все невесты, я наслаждалась каждым мгновением с того самого момента, как отошедший от шока хранитель, соединил наши руки, перевязав белой и черной лентой. А затем, прочитав напутствия, опустил сомкнутые ладони на алтарный камень чьи острые, алчущие грани впились в кожу вбирая кровавую дань.

Вязь на руке, подобно вьюну, оплетающему податливые ветви, яростно разрасталась, кружа по коже шеи и спины, прожигая дорогу брачной отметке. Но мимолетная боль, не доставила мне неудобства, потому как сладкий, долгожданный поцелуй супруга, словно анестезия, оставил мне лишь удовольствие и восторг.

Всю церемонию я не отрывала взгляда от любимого, что светился самодовольством, будто кот, слопавший кринку сливок. Незримо, шестым чувством, я ощущала его восторг, а слова любви, что он шептал мне всю церемонию, не могли оставить меня равнодушной и радость, кружа голову, переполняла меня.

Никогда мои помыслы и чувства не были так чисты и искренне, и я рассмеялась, как только хранитель, объявил нас супругами.

– Моя, – были его первые слова, – моя навсегда.

– Мой, – вторила я ему.

А потом был скромный праздничный ужин в лучшей (единственной) ресторации, на котором друзья Бьерна, Дэвар и Лэксандр, травили байки и вспоминали смешные случаи, произошедшие с ними во время учебы и расследования особо интересных дел. Лэкс, оборотень-лис, вопреки неаристократическому происхождению, добился должности второго заместителя в ОсО, и пока на примете у Генриха не было лучшего варианта на главную должность в Особый Отдел.

Дэвар, был потомственным дворянином, как и я из обнищавшего рода, отбывающим повинность на госслужбе, но пару талей назад он поправил положение семьи взяв в супруги богатую наследницу, продав титул виконта за возможность восстановить былое величие фамилии. С женой, несмотря на обстоятельства брака, он был по-настоящему счастлив, вот-вот ожидал первенца, чего от всего сердца желал и своему другу.

Я всё не находила удобного момента, дабы обрадовать Генриха важной новостью, мне всё хотелось сделать это наедине, в деликатной обстановке, и с наслаждением впитывать его радостную реакцию, запоминая каждое счастливое мгновение, а получилось, как получилось.

После сытного обеда, я разомлела, смеясь над особо забавными моментами анекдотических историй, и вдруг, пришла беда откуда не ждали – один из первичных симптомов беременности беспощадно дал о себе знать. Я едва добежала до уборной, опорожняя желудок под настойчивый стук обеспокоенного супруга.

Я умылась, как следует прополоскав рот, но задерживаться дольше было неосмотрительно, кованные петли мощной дубовой двери скрипели под напором непрекращающихся ударов, и вышла.

– Нужно срочно показать тебя лекарю, Кайла, – хриплым от волнения голосом, сказал Бьерн.

– Не нужно, я в порядке, – ответила я, но муж подхватил меня на руки, стремительно покидая ресторацию. – Правда в порядке, милый, – шепнула я на ухо, – просто я беременна.

И вперилась взглядом в его лицо, вбирая в себя его реакцию, чтобы как-нибудь потом, с удовольствием перебирать воспоминания, будто жемчужины на любимых бусах, и наслаждаться гаммой эмоций, сменяющих друг друга на родном лице: неверием, робкой радостью и ничем не замутненным счастьем.

– Правда? – всё еще не веря спросил Бьерн.

– Да, – ответила я, растворяясь в любимых объятиях.

И мне хотелось бы сказать, что потом была самая страстная ночь в моей жизни, но увы и ах, Генрих все же немного опасался за моё здоровье, вполне оправданно, и всё же она была лучшей поскольку была наполнена пленительной негой, невероятной лаской и истинной любовью.

Занялся рассвет.

Генрих, невзирая на все мои попытки соблазнить его, держался стоически:

– До тех пор, пока лекарь, которому я доверяю, не скажет, что это не чревато последствиями для тебя и малыша, думаю, стоит воздержаться, – в очередной раз отрезал супруг, пресекая мои поползновения и отстраняя руки, сражающиеся с завязками от кальсон.

И пусть его забота меня тронула до слез (демоновы гармоны) отказываться от сладкого на протяжении всего срока беременности, я не собиралась. Едва несмелые лучи зимнего солнца ласково поцеловали мои щеки, я открыла глаза и с наслаждением потянулась. Пользуясь тем, что со сна у мужчин наличествует утренняя бодрость, я стала неспешно и с наслаждением целовать теплую кожу, вдыхая родной аромат штормового моря.

Я царапала короткими ноготками мощные плечи, скрученные из тяжелых, рельефных мышц, наслаждаясь сонной реакцией бессознательного тела, где светлые волоски, покрывающие широкую грудь, приподнялись, реагируя на осторожные ласки. Обводила языком плоские соски, зацеловывая темную дорожку к сокровенному

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Бьерн удивленно распахнул глаза, шокированный тем, что творю, лишь тогда, когда изнывающая и скользкая от соков, возбужденная запретными ласками, я оседлала его твердый член, вбирая в себя всё его мужество и не скрываясь боле в голос застонала:

– О женщина, Коварство тебе имя, – хрипло, то ли со сна, то ли от возбуждения, проговорил супруг. – Я думал ты мне снишься.

И попытался осторожно снять меня с себя, но лишь сильнее насадил влажную плоть на свою твердость.

– Ох, – зашипела я, лишаясь дыхания от наслаждения, – продолжай сопротивляться, моя любовь

Он рассмеялся, вторя мне и продолжил наступление, уже осознанно и с чувством, доводя меня до неистовства, лишая воли и приводя к обрыву, но задерживая на грани наслаждения, продлевал муку. Его пальцы ласкали мою грудь, ставшую вдруг невероятно чувствительной, сминали твердые соски, слегка прокручивая податливую плоть, оттого ощущения были острее и слаще.

Я царапала его предплечья не в силах понять, чего больше хочу в это мгновенье: продолжения сладострастной муки или долгожданной капитуляции. И вот момент наивысшего наслаждения настал, и я билась в руках любимого, словно пойманная в сети хищная птица, желающая свободы немедля.

Генрих продолжал изливаться, вминаясь в меня сильными толчками, его лицо несло печать экстаза, когда мощный, ледяной шторм обрушился на меня, выворачивая внутренности стужей. Крошечные, колкие снежинки завертело, завьюжило над нашим ложе