Текст книги "Хрустальная волчица (СИ)"

Автор книги: Галина Горенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Так вот, тогда я зачитывалась летописями, как девицы моего возраста любовными романами, мне казалось, что повествование вёл писарь-сказитель, так богат был его язык, выразителен слог, и описания тварей, смеющих хотеть в наш мир, будоражили моё воображение. Так вот его бледные, невыразительно банальные описания монстров Изнанки, не шли ни в какое сравнение с тем, что я видела собственными глазами, и в тот момент я от всего сердца желала, чтобы всё, что стало окружать меня за считанные мгновения, оказалось лишь плодом моей живой фантазии.

Увы.

Первой из разлома в небо взмыла невообразимых размеров птица: рваное оперение, острые когти, хищно ощеренные зубы и горящие жаждой красные глаза с ниточками зрачков. Она практически коснулась меня, грациозно вспархивая и разворачивая смертоносные крылья, а затем, раззявив пасть издала отвратительный писк, грозящий разорвать барабанные перепонки.

Каменные гиганты, неизменно взирающие на этот мир из сента в сент покачнулись, покрываясь уязвимыми трещинами, затряслись, ступая монолитными ногами из стороны в сторону, и ближайший, к трещине в земной коре, из дольменов брызнул острой гранитной крошкой, раня и погребая под собой замершую на миг праздную толпу.

Вытащив заговоренный кинжал из обшлага сапога я метнула его туда, где по моему разумению должно быть сердце твари, она сбилась с писка, смешно крякнув на выдохе, и плавно развернувшись полетела на встречу ЛаЛуне. Я увидела Роберта, перепрыгивающего через камни и малыша Робби, размазывающего слезы и кровь, грязными кулачками, даже издали ранка выглядела неопасной, но на лице всегда сильно кровоточит…

Мельтешение отвратительных, мерзких тварей, прущих на свободу из тюрьмы Изнанки на мгновение закрыло от меня племянника, а одна из огромных, неповоротливых туш омерзительных чудищ задела неустойчивую конструкцию ныне хрупкого дольмена, и меня погребло под одной из плит. Там, где я упала начиналась узкая, не толще мизинца трещина межмирового портала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И теперь, прижимаясь щекой к мерзлой земле у самого разлома мне было ясно видно как из сочащейся зеленым светом щели прут чудовища от мало до велика, стараясь протиснуться с таким неистовством, словно на той стороне их подпирали наступающие на пятки несметные ряды таких же умирающих от жажды и голода тварей.

Какофония звуков: вопли, стенания, крики, хрипы, визг – всё это ужасно мешало сосредоточиться, к тому же на затылке немного выше шеи я почувствовала сильную, пульсирующую боль. Но потом сообразила, это просто кончик косы придавило одним из гранитных камней, и я без жалости полоснула по ней ножом, освобождая голову из плена. Правая нога тоже была зажата, но освободить её было даже легче чем косу, я просто вытащила сначала конечность, а потом сапог.

Оборотни, растерявшиеся на несколько фатальных мгновений, перестали изображать из себя жертв и во всю кромсали тварей, посмевших помешать запланированному веселью, маги, понявшие принцип открытия портала, рассредоточились по периметру, формируя гектограмму, несколько человек вытаскивали раненых из эпицентра, слажено и по-деловому. Пожалуй, худшей компании, чтобы выбраться на волю из плена Изнанки, чудища найти не могли, ведь каждый первый, за очень редким исключением, здесь был сильным и опытным воином.

Прямо пред моим носом из разлома вылез огромный монстр более всего походящий на гигантскую пуму: светящиеся зелеными углями глаза, черная, склизкая шкура, в рытвинах и язвах, сочащихся липкой влагой, тощая, и как будто измождённая, но в то же время под кожей бугрились волокна мышц: костлявая, но гибкая.

Из лопаток змеились два отростка, заканчивающиеся шипастыми клешнями, третья пара конечностей служила дополнительным оружием и без того опасному существу. Огромные, кривые клыки клацнули у моего лица, брызжа едкой слюной, и концентрированный смрад серы и паленого мяса забился в ноздри, на мгновение лишая ориентации в пространстве, ослепляя чуткое обоняние. Когда же сознание прояснилось – увидела бегущую в лес кошку.

Я взглянула на пантеру, что подволакивала заднюю лапу, видимо из-за торчащего древка стрелы, но не сбавляя темпа неслась к лесу, и поняла – никто больше за ней не пойдет, в пылу месива битвы, маги не увидели нарушительницу, сумевшую протиснуться сквозь защитный купол. Я поправила сапог, свистнула Рира и побежала по следу из черных клякс.

Фенрир потерялся в гуще событий, и, хотя пару раз я видела палевую шерсть, была вовсе не уверена, что это мелькал мой соратник. Пока я, с мечом наперевес, неслась на пределе сил и скорости, в голове мелькали невесёлые думы: я была по-глупому беспечна, ведь всё это время, прошедшее с обнаружения доказательств запрещенных ритуалов, какая-то мысль скреблась и цеплялась, на давая забыть о произошедшем, и только теперь, когда было слишком поздно я поняла – у Густаффсона был сообщник.

Именно он помогал простому человеку заниматься темнокровной магией, а мощный, энергетический выброс, чей след я засекла левее круга камней, был точнехонько в месте, где стояла печально известная сторожка бывшего командера Северного предела.

Жёсткие еловые ветки хлестнули меня по лицу и уйдя от атаки шипастых отростков, я блокировала удар мечом, демоническая кошка потеряла преимущество внезапности, и теперь плясала по кругу. Гибкий хвост недовольно хлестал мускулистые бока, змеевидные щупальца пытались ужалить, будто ядовитые кобры, подчиняющиеся колдовскому мотиву заговоренной дудочки змееуста.

Я отбивала атаку за атакой, лишь слегка раня толстую, прочную шкуру. Кошка плотоядно облизывалась, щелкая зубами, видимо понимая, что в таком темпе долго не продержусь, ведь и без того, я в несколько раз превысила обычную скорость сражения: атака – блок, блок – атака, бесполезно. У волчицы так вообще не было шанса против этой зверюги, а поганый данам не желал показываться даже в сейчас.

Я уже чувствовала смрадное дыхание демона и с ужасом читала в его глазах злорадное предвкушение, пред глазами стояло видение смыкающихся на моей плоти кривоватых, желтых зубов. Один из отростков выбил из моих рук меч, и я выхватила последний, оставшийся кинжал, намереваясь продать свою жизнь как можно дороже

Внезапно в бочину твари со страшным ревом врезался медведь, ревущий, клацающий зубами и рассекающий когтями тело кошки. Мгновение, и мне под ноги свалился уже труп

* Кро́млех – древнее сооружение, как правило, позднего неолита или раннего бронзового века, представляющее собой несколько поставленных вертикально в землю продолговатых камней, образующих одну или несколько концентрических окружностей. Часто конструкции такого типа относят к мегалитам.

**Дхол – барабан.

Глава 14.

Жизнь – это загадка; не стоит пытаться искать в ней смысл.

– Ты в порядке? – захрипел Генрих, принимая человеческую форму. Тварь издыхала на глазах, истекая черной, маслянистой кровью.

– Да, да, – засмеялась я с облегчением.

Преждевременно.

Огромная птица, появившаяся из ниоткуда, вновь закричала, деморализуя. Деревья заходили ходуном, земля вздыбилась, снег, припорошивший крупные сосновые иглы, осыпался массивной кучей на мгновение лишая обзора. А затем я увидела, как летающий демон, больше похожий на некрупную виверну, нежели на птицу, подцепив на крючковатый коготь крыла тащит податливое, оглушённое тело Бьерна, пытаясь взлететь.

Но то ли Бладъёльтер был слишком тяжелым для этой твари, то ли у неё были срочные гастрономические планы, а меня она и вовсе списала со счетов, да только отволокла она его не так чтобы далеко, и все же

По дороге я подобрала сакс* мужчины, силясь успеть. Снег ощущался пеплом на зубах, чернильное небо пронзали десятки молний – это маги совместными усилиями стремились схлопнуть бездонный развал, гром, словно удары ритуальных барабанов, отскакивал от далеких гор, возвращаясь гулким, вибрирующим эхом, но мой слух сейчас был сосредоточен на тех звуках, что издавали тварь и её жертва.

Всего на квази я притаилась за деревом оценивая обстановку, не желая попасться в ловушку:

– Хватит трусить, Кай, – шепнула я сама себе, и перехватывая поудобнее тяжелый меч атаковала отвлеченную бессознательной жертвой птицу.

Мне не повезло, несмотря на ранение, птица в дюжину раз была сильнее кошки, и я понимала, этот бой мне не выиграть, но возможно смогу дать чуть больше времени для того, чтобы Генрих пришёл в себя.

Дальнейшее сложилось для меня в череду неудач и крошечных побед, последних было много меньше: израненные руки едва держали меч, но я продолжала атаки, не уступая и пяди, стараясь оттеснить чудовище, способное одним движением нанести смертельную рану Бьерну.

Когти, клюв, крыльяострые пики. Птица взмахнула крыльями, отбрасывая меня к частоколу деревьев и стала судорожно клевать в грудь МОЕГО мужчину.

Я кричала, срывая голос, до хрипа, до боли в ушах

Ледяное копье пронзило солнечное сплетение, выстужая горячую кровь и внутренности, по кончикам пальцев побежали белесые всполохи, вызывающие онемение во всем теле. Сердце перестало биться, ведь вместо крови в моих венах теперь тёк лед.

Я метнулась вперед, и своим же кинжалом, все еще торчащим в груди твари, всего в пару движений вскрыла грудную клетку птице, проникая глубже, пронзая бьющееся сердце для надежности несколько раз. А вытащив руку, с удивлением увидела, как огромная, когтистая лапа с пятью пальцами, покрытыми серой, испачканной темной кровью твари, шерстью, вновь становится моей человеческой ладонью.

Я упала на колени, опасаясь того, что увижу. И встретилась с внимательными глазами цвета нефрита:

– Ты была прекрасна, Кайла, – сказал мне медведь. Над левым плечом зияла рваная рана, которая, впрочем, уже не кровоточила, а медленно стягивалась, подчиняясь законам оборотничей регенерации.

Ледяное пламя, доселе плескавшееся в груди, отступило.

Я опустилась на колени перед Бьерном и поцеловала бледные, сухие губы, со всей страстью, со всем отчаяньем, на которые была сейчас способна, вминаясь в обнаженное тело. Мои пальцы запутались в длинных волосах мужчины, я тянула и комкала их с такой силой, что Генрих застонал, но меня это не остановило. Я оседлала мужчину проникая языком сквозь преграду отвечающих мне с такой же страстью губ.

Горячая, золотистая кожа согревала мои ледяные пальцы, распаляя, обжигая, руки мужчины поддерживали меня под попку, мяли её, вызывая гортанные стоны и древние как мир желания, я двигалась на встречу ему, а он мне. Отстранившись, когда и у меня, и у него закончился воздух, мы замерли, соприкасаясь лбами и тяжело втягивая живительный морозный воздух.

А дальше

Дальше всё происходящее было словно в вязком, хмельном тумане. Я рывком стянула с него остатки белья, дернула пару скрытых, кожаных хлястиков, удерживающих мою жесткую броню и нижнюю сорочку, приспустила брюки, обтягивающие меня, как вторая кожа. Под горящим возбуждением взором я особенно остро ощущала сейчас свою уязвимость и наготу, мужчина выпростал из своих волос мою руку, и поцеловав кровоточащую от ранок сердцевину ладони, притянул меня еще ближе.

Он поймал мой взгляд, убеждаясь, я кивнула, и вновь приникла к его губам, не желая расставаться с ним хоть на мгновение, и почувствовала, как плотная, твердая головка скользит меж влажных складок, без напора, осторожно, но решительно. На лбу у мужчины проступили мелкие бисеринки пота, а движения были так аккуратны и деликатны, что я не выдержала и сама опустилась на твердокаменный ствол.

Мгновенная острая боль сменилась тянущей, а затем и вовсе присмирела, теряясь на фоне остальных, неведомых до селя впечатлений. Я поднималась и опускалась, поймав тот самый ритм, умирала и возрождалась, кричала и царапалась, билась в экстазе взлетая к звездам.

Я не помню как, но я оказалась спиной на земле, а мой мужчина, жестко вбивался в меня, вторя моему ритму, подчиняясь моим приказам и мольбам. Я рычала, ощущая всё возрастающую огненную вспышку, зародившуюся так давно или всего мгновение назад, и укусила сочленение мышц у плеча и шеи, с ревом капитулируя и ощущая на своем языке солоноватую кровь.

Но мне было мало, я хотела еще. И я вгрызалась в теплую плоть, силясь не причинить боль, а заклеймить. И я двигалась и двигалась в первобытном ритме, подаваясь на встречу, сжимала ноги желая больше и глубже, подбивала пятками, вминая их в упругие ягодицы, раскрываясь на встречу. Я охрипла, но не могла не кричать, я царапалась, не в силах больше шевелиться, я разлеталась на крошечные частицы, наслаждаясь соитием и тем безумным финалом, что настигал меня, словно хищник жертву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И да, Генрих был тем, кого стоило подождать.

В сознание я приходила с трудом.

Фенрир настойчиво тыкался влажным, холодным носом в мою раскрытую ладонь, бережно прикусывая кончики пальцев. Я отдернула руку, оттолкнув слюнявую морду и отвернулась, уткнувшись носом в подушку, свежий запах штормового моря обрушился на меня, а примятая постель всколыхнула приятные воспоминания.

Я было вновь провалилась в сладкую дрёму, но пробивающийся сквозь неплотно сомкнутые шторы свет полуденного солнца безжалостно щипал глаза. Со стоном натянув одеяло на голову, оголяя враз заледеневшие пятки, я резко подскочила на кровати, шипя и морщась от боли в мышцах.

Обрывочные, клочковатые как прибрежный туман, воспоминания о долгожданной близости, как нитки за иглой потянули предшествующие ей события, в обратном порядке, разматывая клубок воспоминаний. Пред глазами мелькали картинки: вот Генрих кладет меня на постель, клацающую зубами от пронзающего всё тело холода, вот обмывает кровь и грязь в натопленной до красна купальне, вот несет обессиленное тело сквозь лес, вспоминаю тяжесть и немощь, навалившуюся после соития, невиданное до сей поры удовольствие, даже сейчас пронзающее отголосками молний, битва с тварями, преследование, бои, Робби

Робби!

Я вскочила с кровати, запутываясь в покрывале, и больно приложилась мизинцем о ножку тумбочки. Удар был такой силы, что с плоской поверхности, накрытой кипенно-белой кружевной салфеткой, посыпались пилюли и порошки, присыпая разбитую мензурку с отвратно пахнущим зельем и вызывая на полу шипящую реакцию. Проклиная свою нерасторопность, я лихорадочно натягивала брюки и сюртук, буквально вторгаясь тараном в мысли Фенрира.

– Я ничего не знаю о нем, Кайла, – с сожалением буркнул волк, – инам надо поговорить

Его лохматая морда выражала крайнюю степень раскаяния, я бы даже сказала вины, но мне было не до разгадывания звериной мимики:

– Поговорим, как выясню что с племянником ну и вообще – ответила я, буквально перепрыгивая через две ступени и пару раз стукнув для проформы в дверь ворвалась в кабинет. На правом безымянном пальце, темно-желтым глазом, мне подмигивал хризолит, прочно удерживаемый двумя медвежьими лапамидумать о том, как кольцо оказалось на пальце не было смысла, ведь я точно знала кто это сделал.

Фалька я застала заполняющим бумаги, но как только я поймала его взгляд, смысл слушать, что он говорит, пропал. В тот момент я видела, что его губы шевелились, но слов разобрать не могла.

– Где Роберт? – спросила я хриплым голосом. Раскаяние и вина обрушились на меня могильной плитой. Я была уверена, в том, что мальчик в безопасности, что его отец успел.

– Он не стал дожидаться, когда ты придешь в себя. Энергетическая сущность после активации данама может восстанавливаться до терила, он поспешил к супруге.

Я нашарила стул и грузно опустилась на него, с ужасом прокручивая в голове, как ужасно сейчас должна себя чувствовать сестра, единственным моим желанием было оказаться рядом и поддержать её, но сейчас это было просто невозможно. Тем временем слова подполковника наконец-то проникли в мой разум

– Как не нашли тело?

Оказывается я провалялась без сознания почти три уна, меня не пытались привести в себя просто потому, что это могло вызвать непредсказуемые последствия для организма, поддерживали тело снадобьями и, пожалуй, всё.

Магически-тектонический разлом удалось запечатать практически сразу, что сказалось на количестве возможных и существующих жертв, крупных тварей отловили без промедлений, слишком заметны, одну даже удалось взять живьем, а вот мелочь разбрелась по окрестностям, но ненадолго. Ребята Фалька с непередаваемым рвением прочесывают территорию на предмет незваных гостей, сокращая поголовье тварюшек.

Около двух дюжин человек пропало во время разлома, их тела и следы не смогли обнаружить даже после тщательного поиска, примерно столько же погибли. Больше всего народу пострадало из-за землетрясения, вызванного трещинами в другое измерение. Но скорость с которой удалось восстановить полноценную работу печатей помогла избежать дальнейшего распространения заразы:

– Нам удалось опознать почти все тела, несколько ждут отправления в столицуНе хотелось бы лезть не в свое дело, но думаю лучшей кандидатуры, чем ты, чтобы сопровождать покойничков в ОсО я не найду. А так и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Во-первых, отнесешь бумагу о присвоении тебе нового статуса, во-вторых, навестишь родственников, ну и, в-третьих, сопроводишь трупы.

– Хорошо, но зачем сопровождать? – можно было законсервировать в мертвецкой до опознания.

– А это не в нашей компетенции, – и словно отвечая на вопрос, что толком не успел сформироваться в голове, Фальк продолжил, – причина их смерти не установлена, а вот обстоятельства, сама понимаешь, страннее не бывают. Да ты и сама посмотри, – и кинул мне отчеты.

Бегло пролистав бумаги, цепляясь за каракули патологоанатома, я вдруг вспомнила, магический откат и бледно-зеленые вспышки над лесом.

– А тела эти случаем не у сторожки нашли? – осторожно спросила я.

– Тааааак, – протянул Фальк. Подскочив к дверям и распахнув их, он зычно, во всю мощь тренированных легких, потребовал тай, а когда его принесли, усадил меня за стол, щедро плеснув в свой горячий напиток бренди. – Забыл, когда спал, может взбодрит. – Очень сомневаюсь, да в саван краше наряжают. – Глаголь, Вулф, чувствую тебе есть, что поведать дядюшке Фальку.

Ну я и поделилась с новоприобретенным родственничком своими подозрениями, теперь лишь подкрепленными очередным доказательством. – Некоторые несостыковки не давали мне покоя, но видимо лишь хороший удар по голове, смог внести ясность в происходящее и разложить по полочкам то, что ускользало всё это время. Осошники прибрали все бумаги, что нашли в сторожке, да и не важно было мне их содержимое, но почерк

– А что с ним?

– Он был разным, я точно помню: каллиграфический, с завитушками и вензелями и мелкий, кругленький с сильным наклоном влево. Потом еще одна странность, я бы охотно поверила, что Густаффсон мог покромсать на мелкие кусочки любую из подопытных тварей, но с хирургической точностью провести вскрытие? Еще. Полковник был лишен магии, начисто, а ритуал явно проводил тот, кто в подобном дока. А еще

– Да этого довольно, – прервал поток моих доводов Фальк. – Кроме тебя вспышку стихийной магии заметили двое моих ребят и Бладъельтер, к тому же на месте охотничьей сторожки теперь пепелище, от которого так и разит запрещенной волошбой.

– А куда подевался несс полковник? – задала я вопрос. Не то что бы я очень волновалась, но интересно же.

– Наш Кёниг стал в последнее время слишком впечатлительным (читай подозрительным), стулья шатаются под всеми шишками, не взирая на их заслуги пред Отечеством, вот и начальника Бладъельтера разжаловали. Хорошо не казнили. Он в срочном порядке умчался отчитываться перед новым главой ОО.

– Дела, – подумалось мне в слух. – Так и когда отправляться?

– Командировка у тебя на два уна. Выезжаешь завтра, с рассветом, не сегодня. Отдохни.

– Да я трое суток отдыхала – начала было я.

– Вульф, я сказал – завтра. Это приказ.

– Так точно, – ответила я сквозь зубы. И пусть за беседой мы провели несколько леоров, солнце едва ли начало катиться к зениту, а еще вся ночь впереди.

– Свободна, – махнул рукой Фальк, указывая на дверь. А выходя, я чуть не споткнулась о тушу волка, преданно ожидающего меня подле. Кажется, Рир хотел поговорить – будет чем скоротать вечер.

*Сакс – это однолезвийное рубяще-колющее оружие с прямым клинком, длина которого не превышает 72 см. Чаще всего используется мужчинами как второй клинок.

Глава 15.

То, во что ты веришь, становится твоим миром.

Мысли о еде вызывали тошноту, а мерзкий привкус горчащих трав, коими меня почивали для поддержания тела во время лечебного сна, решительно гнал меня в умывальни.

– Не смотри на меня волком, – засмеялась я, любуясь на мрачное выражение серой морды, – освежусь, проведаю Ингрид и поговорим.

Сестра Бьерна одна из первых приняла на себя удар тварей, стремительно покидающих свой неприветливый мир. Доблестно сражаясь, адъютант таки получила тяжелую рану, и всё бы ничего, один оборот, и волчица снова была бы в строю, но монстры преподнесли очередной сюрприз (помимо внезапного появления) их укусы были ядовитыми. Состав слюны у тварей изнанки был таков, что частично или полностью, он блокировал способность к обороту, поэтому сейчас, непривыкшая долго лежать в кровати Ингрид доводила лекаря до белого каления бесконечными просьбами покинуть лазарет, но эскулап был непреклонен и требовал соблюдать предписания, а именно – еще три уна покоя, пока рана не затянется естественным путем, и Инни не снимут швы.

– Я не могу спать, – жаловалась Ингрид мне шёпотом, – и дело не в пропахших лекарствами простынях, и не в докучливом персонале, что каждые два леора проверяет наше состояние, и не в храпе с соседних коек. – Вопреки принятому в военных госпиталях правилу не делать различия меж мужчинами и женщинами, волчице всё же предоставили некую иллюзию приватности, отделив её койку тонкой ширмой. – Я точно знаю – это не конец, предчувствиену или называй как знаешь. Никогда оно меня не подводило, вот и сейчас стучит набатом в голове, гоняя адреналин по венам. Я выжрала тройную дозу снотворного, а мне хоть бы что

– Чем я могу помочь? – искренне спросила я. Не удивлюсь, если в родственниках у неё потоптались сильные интуиты и просто так оставлять подобные треволнения не стоит.

– Я не знаю, простопросто передай Генриху, чтобы был осторожен. Что-то грядет.

Сказала, опустошенная непосильной ношей девушка и откинувшись на скомканную постель – наконец-то уснула.

Я накинула плащ, крепко подбитый соболем, и вышла в морозный вечер. Казалось, ясное небо насмехается над прошлым и подводит черту под кошмарным вчера, являя во всей красе низкое, бархатное небо с россыпью крупных звезд, к коим немного позднее присоединяться их более скромные сестрицы.

Рир неспеша вёл меня в сторону леса, видимо не решаясь начать непростой разговор, а я и не настаивала. Обиды на него у меня не было, предугадать прорыв, что произошёл так внезапно, не смогли бы даже маги, а защищать меня ценой своей жизни, он не обещал.

Снежок уютно похрупывал под ногами, свежий воздух бодрил и вносил ясность в сонный от лекарств разум, щеки пощипывало от мороза, и я дурным делом даже забыла для чего мы здесь, просто наслаждаясь пешей прогулкой. Мышцы от непривычной трансформации ныли и болели в самых непредсказуемых местах, но неприятные ощущения меркли, перед чувствами вины и самобичевания коим я предалась, как только осталась наедине с собой и своими мыслями.

– Ты не виновата, МакКайла, – подал голос волк, – к тому же есть шанс, что он жив

– О чем ты? – не поняла я, – даже если ему удалось пережить переход на ту сторону, он еще лисенокему ни за что не выжить в той агрессивной среде, ты сам говорил.

Приветствуя ЛаЛуну, Волк протяжно завыл, выпуская из пасти белое облачко пара, а спустя мгновение прорвавшись сквозь бурелом сухих веток, на протоптанную тропу выбежали три пушистых щенка, и как по каманде сели упитанными попами на прелую листву:

– Мои же смогли, – услышала я в голове.

Два волчонка были явно в папочку – белые, с льдисто синими глазами, а вот третий

– Третья, – исправил Фенрир, пока я рассматривала странный окрас щенка. Он был бурый, за исключением хвоста и гривы, которые были диковинного, практически алого цвета, будто пылающий факел, – это Кьяра, дочь. И ты правильно подумала, она в мать. – Милосердно я не стала интересоваться судьбой волчицы, хотя уверена, Рир успел уловить то сочувствие, что мелькнуло на периферии моего сознания. – Их было пятеро.

– Мне жаль.

– И мне. – Ответил волк. – Но я не терял надежды Кай, и ты не теряй.

– Не буду, – согласилась. – Я из тех, кто верит, что воля способна изменить даже линии на наших ладонях.

– Ты не видел ничего странного в ту ночь? – спросила я, надеясь на чудо.

– Странного для тебя или для меня?

– Хм, для нас обоих.

– Я видел человека, от которого фонило нашей магией, – задумался Рир.

– Не оборотня?

– Нет, он был человеком. Но опознать я его смогу, вопреки тому, что на нем был амулет искажения.

– Но как? Даже оборотни в боевой ипостаси не могут, амулет искажает и внешность, и звуки, и даже запахи.

– Я не оборотень. Я – иной. От него пахло кровью. Неправильной, мертвой. Тлетворный смрад разлагающейся плоти чудовищ. Я не могу это объяснить, но, если когда-нибудь он попадется мне вновь, дам тебе знать. И еще. Этот отступник крайне опасен, хотя уверен моё предупреждение излишне.

– Спасибо, я уеду на пару унов, вернусь – представим малышей Фальку.

– Спасибо, МакКайла.

Мертвецкая Особого Отдела не отличалась от других анатомичек, в которых во времена медпрактики мне довелось побывать.

Тот же приторно-сладкий запах формалина, горчащий в легких спертый воздух замкнутого пространства и циничные донельзя прозекторы, без естественной брезгливости поглощающие тай с овсяным печеньем, стоя над свежим (или не очень, это уж как повезет) трупом. Всегда спокойно относилась к занятиям в прозекторской, воин должен знать как выглядит рана, нанесенная тем или иным оружием, вот трейнеры и таскали нас через выходные, поскольку оказия наблюдать характерные отметины случалась не часто.

‍​‌‌​​‌‌‌​Мирное время вносит определенные коррективы в обучение, и посмотреть жертв бандитских разборок или заказных убийств преподаватели водили нас как на выставку холодного оружия в Орумский Музей Гауса. Редко, но метко.

Шутники, вроде тех, что сейчас разыгрывали предо мной целое представление, к их вящему неудовольствию, никогда не находили в моём лице достойный объект для насмешек, после того, как в шестнадцать, Генрих Бладъельтер проводил меня в морг, для того, чтобы я смогла посмотреть на дело своих рук (а так же зубов и когтей), меня ни разу не тошнило от вида мертвеца, каким бы он ни был.

И всё же двум практикантам медицинской школы удалось привлечь моё внимание, хотя, уверена, и они были в некотором шоке от увиденного, когда, не дожидаясь моего ухода сняли защитный кокон. Давеча мне не довелось полюбопытствовать, я посчитала это лишним, хотя слова Фалька о том, что сопровождаемые мною мертвецы разительно отличаются от других пострадавших должны были всколыхнуть свойственную моему разуму пытливость.

Тела отличались друг от друга, практически во всем, от возраста и роста, до цвета кожи и одежды, а вот общего в них было целых два определяющих фактора, которые сравняли их за чертой жизни: это были мужчины, и они были седыми. Их волосы, брови, ресницы, а у одного и борода были белыми, как первый снег.

Я попросила разрешения остаться на вскрытие. Наступив на горло неуместному, малодушному стремлению бросить всё и отправиться к сестре – уйти, не узнать о результатах я не могла, к тому же, вряд ли Фальку, как бы он не хотел приобщиться, а мне тем более, кто-то сообщит о результатах вскрытия. Когда патологоанатомы, ошарашенные увиденным, согласно кивнули, предварительно пригласив старшего, я затаилась в уголочке, не желая привлечь ненужного внимания и пропустить что-нибудь важное.

Меня заметили во время подготовки ко вскрытию, но после детального внешнего осмотра, к неестественной седине я смело могла прибавить странные отметины на внутренней стороне ладоней, темные, змеистые, как при отравлении крови аконитом. И именно этой детали в отчетах нашего лекаря не было, проявились отметины позже, вероятнее всего активировала их резонансная магия сохраняющего кокона, как и полностью лишенных пигмента волос. Все эти особенности проявились уже после того, как тела законсервировали для отправки.

Меня благополучно выперли из прозекторской, да я и не сопротивлялась, в конце концов я могла попросить копии отчетов у Генриха, надеюсь он не откажет.

Не успела я выйти из мертвецкой как дверь напротив открылась и сильные руки втянули меня в темный провал, прижимая к твердому телу. А едва я раскрыла рот желая возмутиться столь бесцеремонному обращению, как меня поцеловали! Горячо, чувственно, страстно. И я ответила, теряясь на сладостные мгновения в головокружительных ощущениях близости.

Груди заныли, требуя ласки, руки сами потянулись к связанным в узел волосам, притягивая еще ближе желанные губы, жесткие, но ласковые. Руки Генриха мяли мою попку, а я стонала ему в губы, не в силах сдерживаться.

– Кайла, – хрипло прошептал Генрих, – я так скучал.

– И я, – призналась, раскрасневшись.

В полутемном помещении, создающем приватность, его близость непозволительно волновала меня, крепкие мужские объятия, настраивали на романтический лад, а поцелуи, коими осыпал меня Бьерн – пьянили почище медовухи. Лишь спустя продолжительное время, мы оторвались друг от друга, едва не перейдя черту, здесь, в казенном доме.

– Пойдем, – практически приказал Генрих отстраняясь.

А когда мы наконец-то оказались в его кабинете вновь поцеловал, не давая огню разгореться в пожарище, нежно, томительноно вдруг замер, перебирая мои пальцы.

Я, улыбнувшись, вытащила тонкую цепочку, на которой висело приметное, обручальное колечко, любой, кто хоть немного знаком с геральдикой узнает его без труда. Хризолит приветливо подмигнул в неярком свете кристаллов, и я вновь спрятала его за пазуху, не желая демонстрировать всем свой выбор.

– Значит, да? – неверяще улыбнулся Бьерн. – Люблю тебя.

– Да, конечно же да! И я люблю.

Глава 16.

Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь…

Кабинет Генриха мне понравился.

При всем его живописном беспорядке он был просторным и очень в его стиле: высокие, во весь рост окна сквозь которые проникал дневной свет были лишены привычных бархатных век, являя моему взору лишь чистые до скрипа, прозрачные стекла, сквозь которые был отлично виден замок Кёнига. Массивная, тяжелая мебель, от огромного и многофункционального рабочего стола вишневого дерева до кожаной софы, на которой, подозреваю, Бьерн не раз коротал ночи, судя по шкафу с запасными вещами и парой теплых пледов.