355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Галина Демыкина » Сказочные повести. Выпуск четвертый » Текст книги (страница 8)
Сказочные повести. Выпуск четвертый
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 05:39

Текст книги "Сказочные повести. Выпуск четвертый"


Автор книги: Галина Демыкина


Соавторы: Георгий Балл

Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Часть четвертая. Когда возвращаются люди
Мы готовимся к Новому году

Тетя Вера принесла большую елку, до самого потолка.

– Обкололась через вас, – говорит, – надоели вы мне. Вот сейчас сделаю себе маску, вы меня не узнаете…

– Да и мы сделаем, – отвечает бабушка, – и ты нас не различишь.

Мы начали наряжать елку, а тетя Вера пошла к себе в комнату и давай щелкать ножницами.

– Щелк-щелк, мои ушки!

– Она ушки делает, – говорю я бабушке.

А бабушка:

– И мы сделаем.

– Щелк-щелк, мои ножки!

– Она ножки делает, – говорю.

А тетя Вера опять:

– Щелк-щелк, мои зубки.

– Слышишь, бабушка?!

– Ничего. Мы охотничками нарядимся, – говорит бабушка.

Но я больше хотел нарядиться медвежонком, потому что я люблю их, этих медвежат. Они коричневые.

– Ну и что ж, – сказала бабушка, – у меня как раз есть белый мешок, будешь белым медведем.

– Бабушка, – сказал я, – пускай даже белым. Даже зеленым. Но давай, давай мы Алошке что-нибудь на веточку повесим пониже, чтобы он достал.

Бабушка ничего не ответила. И я понял, что она уже не ждет Алошку.

Алошка, маленький Алошка, разве найти тебе папу, когда снег и ветер и черный лес… А если бы ты и нашел, как вам вернуться через этот лес?

Ведь там медведь – Михайло и волк – Левон, а у волчищи – хвост на сто верст…

– Щелк-щелк, мои когти, – пела за стеной тетя Вера.

И тут вошла мама.

Как увидела мама елку, обрадовалась.

– Ну что ж, – сказала мама, – давайте делать праздник. Наряжаться будем?

– Будем, будем! – закричал я.

И вдруг из соседней комнаты:

– Щелк-щелк, мой хвостик!

Мама прислушалась и пошла к тети Вериной двери. А я закричал:

– Мамочка не ходи! Она целый день щелкает!

Но мама засмеялась и вошла. Она меня не слушает.

Вот папу послушала бы, а меня нет.

И тетя Вера ее понемножку заколдовывает.

– Щекл-щелк, мой животик!

Гуси-лебеди

– Чего ты не веселый какой? – спросила меня бабушка. – Гляди-ка, елочка зажглась!

Среди елкиных иголок, как среди темного леса, горели маленькие огоньки: желтые, оранжевые и зеленые. Под ними качались голубые снегурочки, красные лисы, желтые олени. Но это все были игрушки. А там, у меня в домике с зеленым огоньком, жил НАСТОЯЩИЙ, ЖИВОЙ маленький Алошка.

Я подошел к домику. Нет, не было там Алошки. Сразу видно – дом пустой.

– Надевай-ка, голубчик, – сказала бабушка и подала мне костюм. Это был медвежачий костюм. И я стал совсем белым медведем.

– А мама не испугается? – спросил я у бабушки.

– Уж не знаю, – ответила она и поступала в тети Верину дверь: – Выходите! Мы готовы!

Из комнаты вышли два довольно больших зайчика. Я прямо даже растерялся. Где мама? Где тетя Вера?

Один зайчик погладил меня лапой по голове. Кто этот зайчик?

А другой подскочил к столу, оглядел блюда с пирогами да конфетами и сказал:

– Наготовили как на маланьину свадьбу, а народу нет никого.

Кто этот зайчик? Ну, это я немного догадался. «Вот если бы был папа, – подумал я, – кем бы он нарядился?»

Может, тоже медведем? Были бы мы с ним два белых мишки. А маленький Алошка сидел бы у меня на плече кии и макушке:

 
Мальчик, мальчик,
Динь-динь-динь,
Поскорее выходи…
 

И вдруг – динь-дань! – тихонько зазвонило.

Оба зайчика побежали к телефону, схватили трубку в две правые лапы…

– Алло! – крикнул один тоненьким голосом.

– Алло! Эй! – крикнул другой голосом грубым.

Никто не отозвался.

А когти! – оба зайчика ушли, я на цыпочках подошел к домику. И сразу понял: домик не пустой. Там КТО-ТО ЕСТЬ. Я просунул руку в окошко, зажег зеленую лампочку и увидел: на кроватке, прямо в шубе, шапке и валенках, лежал Алошка. Он спал. А на полу валялся звоночек.

Наверно, Алошка выронил его во сне – вот и зазвонило.

– Алошка, – позвал я. – Алошка, проснись.

Но Алошка не просыпался. Я начал тормошить его:

– Ты скажи, где папа, а потом спи сколько хочешь.

Тихонько подошла бабушка, погладила меня по голове.

– Нашелся, значит, наш маленький, – вздохнула бабушка. – Ох, какие-то вести принес?

Бабушка обняла меня за плечи, и мы стояли и глядели, как спит Алошка.

Вы подумаете, почему она мне бабушка? Потому что мой папа – ее сынок.

Вот почему.

Мы с бабушкой решили никому пока про Алошку не говорить.

Я погасил свет, и мы вышли на кухню. Огонь там не горел, но было светло от чужих окон.

– Ничего, – сказала бабушка и запела тихонько:

 
Ты заря ли, вечерняя зоренька,
Ты заря ли, вечерняя, меня застигала.
Я гусей стадо заганивала,
Я серых заворачивала…
 

Вдруг поднялся ветер. Не такой сильный и холодный, а теплый, ласковый.

– Бабушка, – сказал я, – погляди в окошко, что на улице делается.

Бабушка кивнула:

– Знаю, знаю.

– Бабушка, гляди: над городом гуси-лебеди летят!..

Они летели тихо да стройно. И все, что было в городе, перестало спешить. Остановилось. И все подняли вверх головы, потому что не каждый же день такое случается.

Над трамваями и над автобусами, маленькими домами и над высотными, среди проводов и антенн – разве бывает такое? – летели гуси-лебеди!

Вдруг они развернулись и стали кружить над нашим окном.

– Бабушка! Они к нам летят! – крикнул я.

Бабушка высунулась в форточку:

– Тега! Тега! Гуси-лебеди, домой! Нечего вам тут, летите домой, в Авдотию…

Гуси-лебеди махнули крыльями и стали подниматься все выше и выше.

 
В Авдотию, в Авдотию,
На зеленую травушку,
Там бабушка Авдотья.
Бабушка-ладушка,
Хорошая моя,
Старая моя,
Добрая моя
Волшебница.
 

Вот и скрылись гуси-лебеди. Улетели.

И тогда я заметил: по улице шагает человек. Очень высокий и очень мне знакомый. Он шел прямо к нашему подъезду.

Я побежал через коридор в комнату, и вдруг за входной дверью: тук-тук-тук!

Все так и повскакивали с мест.

Все так и побежали к двери. И закричали:

– Кто там?

И вошел человек.

Он был очень высокий – выше мамы, выше бабушки и даже немного выше тети Веры.

– Мама! – крикнул он и приподнял над полом… бабушку. И поцеловал ее в седые волосы.

Но я пока не верил.

– Любушка! – сказал он и снял с одного из зайцев маску.

Он не гадал, где какой заяц: под маской была мама. Он поцеловал ее в нос, а мама заплакала.

Но я еще не верил.

Потом этот человек подошел ко мне. Я ничему еще не верил.

Человек нагнулся, и вдруг я полетел вверх, к самому потолку, и все закружилось, поплыло – и пальтовая вешалка, и шкаф, и пыль на шкафу.

– Сынок! – говорил он. – Медвежонок! Большущий мой! Милый мой ПУРЗЯ.


– Папка! – закричал я.

Я знал… Теперь я точно знал – это папа!

И, вместо того чтобы обрадоваться, засмеяться, я почему-то тоже заплакал.

Папа
 
Когда возвращаются люди
Домой из далеких стран,
Когда возвращаются люди,
Громко гремит барабан:
Там-барабам-ба рабам!
Громко гремит барабан!
 

Я притащил папе мой барабан, и мы тихонечко побарабанили.

– А где твоя погремушка с попугаем? – спросил папа.

Я нашел погремушку. Я уже давно в нее не играю, но раз папе так хочется…

– А где лошадка-качалка, Любушка, ты помнишь…

Папа и мама что-то такое помнили, чего я не знал даже. И как это папа все помнил?

 
Когда возвращаются люди
Туда, где их очень ждут,
Кажется, будто люди
Всегда-всегда были тут.
И тогда не гремит барабан.
 

Мы сели за стол, я прижался к папиному боку…

И как это мы жили без папы?

Папа рассказывал, как он там работал на своей речке Ладоге, а может, и не на Ладоге. Папа скучал без нас.

А потом папа сказал, что он очень обрадовался, когда прибежал Алошка.

– Как он тут живет? – спросил папа.

– Нет нашего Алошки, – ответила мама. – Нет его.

– Как же так? – Папа даже вскочил со стула. – Как же так? – Он очень заволновался: – Ведь Алошка давно ушел от меня. И я просил его передать…

В комнате стало тихо, как будто это не был веселый-превеселый праздник Новый год. А тетя Вера скорее погасила елку. Взяла и огоньки все задула.

В комнате стало совсем темно. Тут мы с бабушкой как закричим:

– Есть! Есть Алошка!

И все увидели: там, в Алошкином домике, горит ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК.

Алошка снова запел свою песенку

Все побежали к Алошке, а он выскочил из домика и как бросится… вы думали к кому? Прямо ко мне! Обхватил меня за шею и смеется! А у него в руке колокольчик.

– Алошка! – говорю. – Где же ты пропадал, милый Алошка?

А он ткнулся носом мне в плечо и все смеется:

– ЧиПОчиТОМ, чиПОчиТОМ чиРАСчиСКАчиЖУ.

– Эй, эй, Алоха, – говорит папа. – Это что за секреты?

– Папка, ведь ты еще ничего не знаешь, у нас с Алошкой есть тайный язык!

– А меня научите? – спросил папа.

– ЧиНАчиУчиЧИМ! – крикнули мы с Алошкой. – Научим. – И мы сразу начали учить папу нашему тайному языку. Но вдруг все услышали:

 
Эх, превратилась бы я
В лебедь черную.
Эх, улетела бы я куда-нибудь
На третий этаж…
 

Это громко скучала тетя Вера.

– Друзья мои, – сказал папа. – А помнится мне, у нас на третьем этаже жил такой человек с усами – Иван Иваныч. Где он?

– Он на пенсии сидит, – сказала бабушка.

– Он, наверно, у чуда-телевизора сидит, – сказал я.

– Тары-бары-бум, – заворчала тетя Вера. – Он ОДИН сидит, и позвать его некому… И зачем я – щелк-щелк – делала этот хвостик… И зачем мне – щелк-щелк – эти ушки. – Она сняла свою заячью маску, надела очки, повязала голову полотенцем.

Вдруг мы услышали: динь-динь-динь!

– Ты что, Алошка!

А он быстро-быстро зашептал мне на ухо:

– ЧиЯ чиСБЕчиГАчиЮ.

– Куда сбегаешь? – не понял я.

– ЧиЗА чиНИМ.

– А, за Иваном Иванычем? Ну, давай!

Алошка спрыгнул на пол, побежал по коридору, снова пролез в щель почтового ящика, и вот уже на лестнице зазвучал его голосок:

 
И все зовут Алошку —
Алло! Алло!
Друг к другу шлют Алошку —
Алло! Алло!
Сидишь ты и вздыхаешь
Один, один.
Приду я, прибегу я —
И ты уж не один!
 
Все вместе

Как пришел Иван Иваныч с третьего этажа. Ох! Как улыбнулся он в свои рыжие усы… так сразу нам стало видно: добрый он и молодец!

– Ну, с Новым годом! С Новым счастьем! – сказал Иван Иваныч.

И он взял тетю Веру за руку и меня за руку, а я бабушку, а бабушка – маму, а мама – папу. А папа потянул нас к елке. А маленький Алошка забрался ко мне на плечо и держался за мое ухо.


Мы прыгали вокруг елки и шалили, сильно расшалилась тетя Вера – ведь она целый год тихо себя вела: не смеялась, не прыгала, не бегала. А теперь зато… она прыгала и пела:

 
Ой ли, ой люди,
Я капусту посажу,
Ладушки, ладушки,
Всю кочашенькую…
 

– Да как же вы, Вера Акимовна, – засмеялся Иван Иваныч, – зимой капусту сажать станете?

– А я все могу! – крикнула тетя Вера. – Я ведь волшебница… Ха-ха-ха!

– Не верю, – сказал Иван Иваныч.

– Каких же вы хотите доказательств? – спросила тетя Вера.

– А можете ли вы, уважаемая Вера Акимовна, сделать так, чтобы белочка с елки схватила бы ваши страшные слуховые очки и унесла бы их в лес?

– Пожалуйста, – сказала тетя Вера и забормотала:

 
Белочка, белочка,
Рыженькая белочка,
Прыгни мне на носик,
На широкий дворик,
Схвати очки,
Припустись в скачки!
 

И рыженькая белочка прыгнула с елки прямо тете Вере на носик, схватила страшные слуховые очки, выскочила в окошко и убежала в лес…

– Как же я теперь найду свои слуховые очки?! – закричала тетя Вера.

– Вы так добрее, – сказал Иван Иваныч.

– Какая же я теперь волшебница без своих слуховых очков?

– Чего печалиться, – сказала бабушка. – Может, доброй волшебницей станешь. Вместе будем гусей-лебедей домой загонять, вместе будем сказки рассказывать.

– А ведь я люблю добрых волшебниц, – сказал добрый молодец Иван Иваныч и улыбнулся мне.

Тетя Вера тоже улыбнулась. А потом засмеялась. А потом крикнула:

– Эх, да что там! Уж хватит мне сердиться да хмуриться. Буду я танцевать и веселиться. И вы, комарики-сударики мои, пошли плясать!

И мы опять стали прыгать, танцевать, КАК ВДРУГ…

Динь-динь-динь… Зазвонил серебряный колокольчик.

– Алошка, Алошенька! Где ты?

А он сидит в своем маленьком домике и смотрит на нас в окошко.

– ЧиХОчиЧУ чиБАчиЮчиШКИ!

– Алошка хочет спать, – сказал я. – Он ведь устал.

Мы собрались вместе около Алошкиного домика… Я попросил бабушку побаюкать. И она запела:

 
Бай да убай,
Наше дитятко.
Спи-тко усни
Малешенько.
 

И мы тихонечко начали подпевать:

 
Бай да люди,
Бай да люди,
Спи да усни,
Спи да усни…
 

ТИШЕ! АЛОШКА ЗАСНУЛ.

Г. Демыкина
Потерялась девочка

Кто живет в этой книжке

Здесь живет девочка с косичками. Ее зовут Зоя. Она очень любит рисовать. У нее в кармане всегда лежит блокнот и карандаш, а на столе – альбом и краски.

Еще живет Зоина мама и Зоина тетя – Янина. Она – в очках. Но надевает их не всегда, а только когда волнуется. Сейчас надела, чтоб вы ее не спутали с мамой.

Есть здесь и стриженая девочка Люба Вилкина. Постарайтесь ее запомнить, это пригодится.

Вот пока и все.

Остальные появятся дальше.

Начинается все очень просто.

Глава 1. Как просто все начинается

Зоя, и ее мама, и ее тетя Янина переехали в новую квартиру. Сначала впустили туда кошку – так велела их прежняя соседка. Она и кошку дала. И сказала: «Можете не возвращать». Но мама ответила: «Что вы, такая прекрасная кошка». Соседка не сдавалась: «Вы не смотрите, что у нее одно ухо откусано, это в драке, потому что она – кот. А вообще-то ей, то есть ему, цены нет!»

Как только открыли дверь новой квартиры, бесценный кот кинулся в кухню и спрятался под плиту. Там ему было неудобно, но он, как и его прежняя хозяйка, никогда не сдавался и громко кричал. Под этот крик внесли вещи, расставили их и стали вбивать гвозди и ввинчивать шурупы для занавесок, зеркала и картин. Это была тяжелая и шумная работа! Хорошо, что мама все умела.

Самую прекрасную картину она повесила в свою комнату. Картина эта и раньше висела у мамы, и тетя Янина, когда показывала ее кому-нибудь, говорила тихо и почтительно:

– Это картина Тадеуша.

На картине был зеленый куст. Он разросся, задичал и напирал на полу-поваленный старый забор, испещренный темными дырочками-норками жуков-короедов. Вдоль забора чуть прикрытая рамой картины вилась тропинка.

Ее протоптали. Ее кто-то протоптал. Зое всегда хотелось побежать по ней, сесть возле нагретого солнышком забора, вдохнуть запах веток и травы. И еще глянуть, что там белеет за забором. Там было что-то белое, а что – не рассмотреть.

Из Зоиной комнаты донесся стук – это мама приколачивала гвоздиками Зоины рисунки к стене. Мама думала, что дочке будет приятно жить среди этих картинок. Но Зоя все бы их отдала за ту картину, что у мамы в комнате.

– Зоя! – крикнула мама. – Иди помоги мне.

Зоя пришла.

– Принеси со стола рисунки, я не дотянусь.

Зоя принесла.

– Мам, я бы их все отдала за твою картину! – сказала она.

Мама засмеялась, но она держала гвоздь во рту, и поэтому смех получился как-то на одну сторону:

– Фы-фы-фы…

Вынув изо рта гвоздик, мама улыбнулась:

– Еще бы! – Потом добавила: – Конечно, дядюшка Тадеуш нам очень дальний родственник, но он знаменитый и прекрасный художник. И вполне мог бы передать тебе свой дар.

– Мам, а что такое «дар»?

– Это талант.

Зоя не поняла и немного помолчала. Потом опять спросила:

– Мам, а что такое талант?

– Это дар, – не задумываясь, ответила мама.

– Как так? – не поняла Зоя.

– А вот так! То, что подарено природой. Понятно?

– И что бы тогда? – спросила Зоя.

– Когда?

– Если бы дядюшка передал?

– Ты бы хорошо рисовала.

Зое вдруг стало обидно. Значит, маме не нравится, как она рисует?

– Ты все назло говоришь! – крикнула она. – Дар – это талант, а талант – это дар?! Да? И сперва должен был дать дядюшка, а теперь природа?!

В это время мама как раз нацелилась стукнуть по гвоздю, но от Зоиного крика промахнулась и попала по пальцу и ужасно рассердилась:

– А тебе не все равно, кто тебе чего-нибудь не дал. Ну, например, конфету – я или тетя Янина? Конфеты-то у тебя нет!

– А у тебя есть? – живо спросила Зоя, но мама усмехнулась, покачала головой и вышла из комнаты.

И тут только Зоя поняла: как-то так получилось, что ей никто ничего не дал. И очень загрустила. Она вынула из портфеля краски, альбом и книжку, в которой непонятными буквами было написано про дядюшку Тадеуша. Вообще-то Зоя умела читать, но этих букв не знала.

В книжке были еще и картинки – такие, какие рисовал сам дядюшка Тадеуш, только уменьшенные. Зое особенно нравились там двое ребятишек. У них были круглые рожицы с круглыми глазами и почти по самые глаза нахлобученные островерхие колпачки. Как будто это вовсе не мальчики, а грибы. У одного тускло-оранжевая шапочка, у другого – тускло-розовая.

Зоя в альбоме нарисовала точно таких ребятишек, только колпачки им раскрасила поярче. Получилось очень красиво, может, даже лучше, чем у художника, – так показалось Зое. Да, намного лучше! «Что же это такое – талант? – думала Зоя, водя кисточкой по бумаге. – И почему дядюшка не оставил его мне? Забыл или пожалел?»

– Мам, а где теперь дядюшка Тадеуш? – крикнула через комнату Зоя, забыв, что обиделась.

Мама открыла дверь, остановилась на пороге:

– Тетя Яня зовет нас лить чай.

Она говорила так, будто не слышала Зоиного вопроса. Но она ведь слышала, отлично слышала!

– Нет, мам, правда, где дядюшка?

– Какая разница? – суховато ответила мама.

– Но он жив?

– Запомни, Зоя… – Мамин голос звучал строго и торжественно. – Запомни, пожалуйста: художник всегда живет в своих картинах. Понятно?

Вот оно что! Зоя так и ахнула:

– В каких? – шепотом спросила она.

– Во всех.

– И в твоей?

– Ну разумеется.

Мама ушла, не закрыв дверь. По дороге она снова вбила какой-то гвоздик – маме хотелось, чтобы поскорей все вещи стояли, лежали и висели на своих местах. Из кухни долетал теплый запах только что испеченного капустного пирога. А Зоя все сидела за столом и думала, думала…

Вот что получается!.. Вот как все оборачивается! Видно, не зря тетя Янина, рассказывая о дядюшке Тадеуше, вздыхала: «Он, когда работал, весь уходил в свои картины!»

Зоя еще раз поглядела на ребятишек в своем альбоме. Теперь они ей понравились меньше.

А может, дядюшка все же этот дар для нее оставил, только не сказал, куда положил? Надо спросить у тети Янины.

Зоя захлопнула альбом и побежала на кухню, как вдруг…

Глава 2. Люба Вилкина

…Как вдруг громко позвонили в дверь. Зоя, и мама, и тетя Янина кинулись открывать. За дверью стояла маленькая, очень сердитая девочка.

– От вашего шума, – сказала девочка, – у нас у всех головная боль.

– А ты кто? – спросила мама.

– Я Люба Вилкина. Мы здесь живем за стеной. Меня мама послала.

– Но, милое дитя, – заговорила тетя Янина, – мы только что переехали.

Люба очень удивилась, что она – милое дитя, и стала осматривать стены.

– Небось гвозди загоняли молотком, – сказала она. – А надо сперва электродрелью дырочки сделать… – Но не договорила, а посмотрела на мамины ноли и тихо проворчала. – По квартире на каблуках! Срам какой!

Потом Люба увидела на столе пирог и спросила так же строго:

– Дадите пирога?

Тетя дала ей большой ломоть.

Люба Вилкина отъела кусок и поинтересовалась:

– Из чего печете?

Тетя Янина начала было объяснять, но тут Люба заметила Зою. И обрадовалась:

– Тебя как зовут?

Зоя сказала, что Зоя.

Тогда Люба позвала:

– Пошли через веревочку?

И Зоя пошла за ней по лестнице во двор.

Дорогой Люба Вилкина достала из фартучного кармашка конфету «Кис-кис», развернула и положила в рот, а полупрозрачную бумажку – серую с черной кошкой, похожей на кляксу, – бросила прямо под ноги. Потом спросила:

– Вы зачем столько картинок привезли? Вы, что ли, художники? – И вдруг громко крикнула: – Эй, Нинка, Нинка, не уходи, сейчас прыгать будем! – и достала из кармана прыгалки с двумя деревянными ручками.

Вообще-то Зоя хорошо прыгала через веревочку. В кармане ее платья были такие же прыгалки. Но тут у нее не получалось, потому что Люба очень даже заметно подсекала, так что веревка не доставала до земли. А Зое было неудобно сказать. И потому она и лохматая девочка Нинка все время крутили, держась за деревянные ручки, а Люба скакала.

Когда Люба вдоволь наскакалась, она сунула в рот еще одну конфету и позвала Зою:

– Пойдем к тебе!

А лохматую Нинку не позвала. И Зоя не решилась. Бумажку от конфеты поднять тоже постеснялась. И они пошли.

Люба сказала:

– Давай дружить?

Зое не очень хотелось дружить с Любой Вилкиной. Но здесь она никого не знала. И согласилась.

Когда девочки вернулись, мама и тетя Янина очень обрадовались: им как раз надо было выйти за покупками. Мама ушла в свою комнату, и через открытую дверь было видно, как она сбросила туфли и надела другие – тоже на каблуках.

Она что-то напевала под строгим взглядом Любы Вилкиной.

Когда девочки остались одни, Люба сказала:

– Давай у них чего-нибудь утащим?

– У кого? – не поняла Зоя.

– У твоих. У вас есть варенье?

– Есть. Но мне и так разрешают брать.

– Вот и возьми.

Зоя нашла банку с вишневым вареньем, разложила в блюдечки. Люба ела, а сама все вертелась, осматривалась.

– У вас сколько комнат?

– Две.

– И у нас две. Ты с мамой?

– Нет, мне дали целую комнату, потому что я рисую.

– Покажи!

Люба Вилкина вошла в Зоину комнату. Она сразу углядела на тумбочке возле кровати резную черную шкатулку, которую подарила тетя Янина.

– Копилка? – быстро спросила Люба.

– Нет, – строго ответила Зоя и поставила шкатулку наместо.

Шкатулка была очень давняя, «еще дядюшкина», сказала тогда тетя Янина. Шкатулка не открывалась – ключик потерялся, – но в ней, если потрясти, что-то шуршало и перекатывалось, и так хотелось знать – что.

А Люба уже ходила по комнате и разглядывала картинки.

– Это кто ж таких страхолюдов нарисовал?

Зое сразу расхотелось говорить, кто. Но она все же ответила:

– Я. Я их называю пурзи.

И Зоя раскрыла альбом, в который только что срисовала двух пурзей из книжки о пане Тадеуше.

Нет, они, конечно, не очень получились. Но все же можно было понять, что один помладше и такой лопоухонький – каждый его обидит! А другой – строже и вроде бы защищает маленького. Нет, не защищает, а помогает ему – ведь малыша и так никто не обижает. И не обижал никогда. Это сразу видно.


И одежки на них смешные: какие-то накидушки без рукавов поверх коротких штанишек, нескладные деревянные башмаки…

И мордочки под колпаками совсем безобидные. Почему Люба говорит «страхолюды»?

Люба долго рассматривала рисунок.

– Ну и кто это? – недовольно спросила она. – Таких не бывает. И все красками, красками! А краски-то денежек стоят! – И она провела пальцем по шершавому от акварели листу.

– У дядюшки художника тоже такие, – обиделась Зоя. – Ну не такие, а похожие.

– Какой еще «дядюшка»? Что мне твой дядюшка! – начала задираться Люба. – Я и знать-то его не знаю.

Может, его и нет совсем.

– А вот и есть, вот и есть! – заспорила Зоя. – Хочешь, покажу?

И она открыла книжку на странице, где был портрет художника: на девочек внимательно и немного грустно смотрел человек с узким длинным лицом. Глаза были коричневые, яркие, усы и брови тоже темные, на голове черный берет, у ворота бант. Рядом с ним сидела коричнево-красная птица. Такая нахохленная птица на тонких лапах. Немного сонная.

– Ну и что? – хмыкнула Люба. – Подумаешь – берет! У меня тоже есть! Может, он и не рисовал ничего, а только и делал, что кормил свою птицу!

– Ах, не рисовал? – рассердилась Зоя. – Ну тогда пошли!

Она повела Любу в мамину комнату, усадила на кушетку и задернула занавески. Зоя задернула их, чтобы Люба не начала бродить по комнате и рассматривать безделушки и флаконы на мамином столике.

Но лучше бы она этого не делала!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю