Текст книги "Сказочные повести. Выпуск четвертый"

Автор книги: Галина Демыкина

Соавторы: Георгий Балл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Мальчик открыл глаза, будто кто-то толкнул его. И сразу увидел ТУ большую сосну. Она стала теперь совсем черной, а из-за нижней ветки ее глядела желтая луна. Мальчик немного удивился, что так быстро пришел вечер и что никто не позвал его спать. Он поднялся с земли и подошел к клетке. Было еще не темно и уже не светло, воздух был серый. И зайцы – тоже серые, но светлее, чем воздух, – свернулись теперь в один клубок. Мальчик постучал по решетке и позвал:

– Эй, зайцы! Зайцы!

От серого клубка отделилась половина и прыгнула к Мальчику.

– Иди сюда! – позвал Мальчик и просунул палец в решетку.

Зайчиха прикоснулась к нему теплым носом, дернула верхней губой и поглядела прямо в глаза Мальчику своими круглыми коричнево-лиловыми глазами. Она вздохнула, будто перевела дыхание, чтобы что-то сказать. Она хотела что-то сказать. Опять хотела.

– Ну, говори! – попросил Мальчик. – Говори же!

Зайчиха села на задние лапы, а передними ухватилась за решетку. Она вытянулась и казалась очень большой. Живот у нее был совсем белый, пушистый и то поднимался, то опускался от дыхания.

Мальчик приставил ухо к ее мордочке.

– Ну что?

– Пайпуша! – сказала Зайчиха.

– Что? – вздрогнул Мальчик.

– Пайпуша, – повторила она. – Ты – Пайпуша.

Она говорила как-то не так, как люди, – одними губами, и слова произносила по-другому. Но Мальчик понимал. Только он видел, что она ошиблась, приняла его за кого-то другого.

– Меня зовут Игорь, – сказал он.

– Нет – Пайпуша. По-нашему – Пайпуша. Ведь ты – младший в семье.

– А тебя как зовут? – спросил тогда Мальчик.

Зайчиха наклонила голову, смущенно опустила уши:

– Мой дорогой, если можно, говори мне «вы». Ведь я совсем взрослая.

Мальчик покраснел:

– Простите… Я…

– Ну, пустяки! – и добавила: – А меня называй просто Зая. Может, мы погуляем немного?

Мальчик открыл дверцу, и все трое – Зая и зайчата – выпрыгнули на поляну и быстро поскакали к кустам желтой акации, что росла вдоль забора.

«Ой, убегут!» – подумал Мальчик и поспешил за ними. Но Зая остановилась, и зайчата, налетев на нее, – тоже.

Не спешите, мои дорогие. Пайпуша не успевает.

– Пайпуша! Пайпуша! – пропищали оба малыша, оглядываясь.

Лужайка была мокрой от росы, луна висела высоко справа, и тень от кустов была черной и мохнатой. Зая уже впрыгнула под эту тень, зайчата – следом, и Мальчик нагнулся оттого, что акация провела по его щеке своим дряблым многопалым листом.

– Вот здесь! – сказала Зая. – Вот здесь!

Все уселись в неостывшей еще пыли под кустом и притихли, будто ждали чего-то. Вдруг на ближайшей березе зашуршала белая пленочка коры. Не было сомнения, ее царапали коготки.

Зайцы слушали, поставив уши.

– Это ОН, – сказала Зая.

– Кто? – спросил Мальчик.

– Тихо. Не оглядывайся. ОН, когда прыгает с дерева, не любит чтобы смотрели.

Зайцы теперь повернули головы в противоположную от березы сторону, и Мальчик – тоже.

И тогда в их укрытие под кустами впрыгнул красивый зверь с темной, золотисто блестевшей шкуркой, острыми ушками и хвостом, похожим на ветку акации. Зверь был почти того же роста, что Зая, даже немного меньше, но он был как-то крепче, четче. Мальчик сразу это заметил. И глаза у зверя были острее и быстрее. Он стал глядеть на Мальчика.

– Это Пайпуша, – сказала Зая.

– Я знаю, – ответил зверь. И вдруг резко протянул лапу. – А я – Старый Белк.

Мальчик пожал холодную жесткую лапу с когтями и, сам не замечая, нагнул голову, как это сделали зайцы, когда приветствовали Старого Белка.

– Этот зверь говорил не так, как Зая, – он не шептал, а прищелкивал, присвистывал, но Мальчик понимал его так же хорошо.

– Старый Белк живет здесь уже восемь лет, – почтительно заметила Зая.

– Да, я отлично помню, – кивнул он, – те времена, когда ты, Пайпуша, еще не умел ходить и спал в коляске во-он под той большой сосной.

Мальчик этого не помнил и немного нахмурился. Старый Белк тронул лапой его колено.

– Пойдемте, друзья, – сказал он.

Они пошли под ветками акации вдоль забора в ту сторону участка, где было много деревьев и задичавшего малинника.

– Осторожно, – говорила иногда Зая, которая была впереди.

Это значило, что здесь валяется осколок бутылки – Мальчик еще в начале лета разбил ее о дерево, – или железный кузов игрушечного грузовика, или густо наросла крапива. Потом они пересекли поляну, где весной цвели ландыши, а сейчас было полно их гладких, прохладных листьев, и вышли к ТОЙ большой сосне.

– Погляди туда, – сказал Старый Белк и резко вытянул лапу.

Мальчик глянул. Среди кустов стояло два – нет, три прозрачных домика, точно таких, какие он умел рисовать: черточка сверху вниз и – слева направо, а потом – снизу вверх и справа налево. И наверху две косых черточки – крыша. Только когда рисуешь на земле, в домике оказываются лишь камни да песок, иногда – муравьи. А здесь просвечивали листья черемухи, кусок соснового ствола, ветка малины – прямо вместе с толстыми ягодами, насаженными на белую сердцевинку.

– Входите, – сказала Зая и открыла прозрачную – из одних черточек – дверь.

Глава 4

Внутри дома были те же ветки, листья, ягоды. А еще был пенек, спрятанный в папоротнике.

– Садитесь, – сказал Старый Белк.

Все уселись вокруг пня. Здесь было хорошо – в этом домике, который Мальчик мог бы нарисовать и сам. Он прежде и не знал, как свежо пахнет земля и ночная трава, не замечал, какие крепкие и ловкие ветки живут вокруг него и как много всего: этой травы, и листьев над головой, и колючих веток хвои там, в вышине, и белых, кое-где рыжеватых от луны, облаков… Как всего много!

Младший зайчонок прижался теплым боком к ноге Мальчика, и бочок этот вздрагивал: зайчонок дышал. Мальчик погладил его по голове, провел пальцами по ушам, похожим на два теплых серых листа.

И тут, под самой крышей, на нижней ветке сосны, он увидел Птицу.

Домик он легко мог бы нарисовать и сам. Но такой птицы он не нарисовал бы никогда!

У нее были очень черные глаза, будто сделанные из двух очень черных стеклышек. А перья – темные и гладкие: одно перышко мягко прикрывало другое, так что выглядывал только закругленный кончик; другое перо прикрывало третье, и так получалось крыло, и так же – спинка, и хвост, и голова. Вся она была будто связана из этих перышек! Только на голове перья были меньше, и узор получался тоньше, нежней. Мальчику казалось, что он уже видел эту птицу. И она кивнула ему как знакомому:

– Здравствуй, Пайпуша!

Потом подняла голову, запрокинула ее, будто полоскала горло. А вода была серебристой и звонкой, и получился такой ручеек или, может, лесная речка с камешками на дне, черным овальным листом и узкими, как иголки, рыбами.

Мальчик глядел на Птицу и слушал ее. Он мог бы протянуть руку и снять ее с ветки, как игрушку с новогодней елки – так она была близко.

И зверьки были рядом и тоже слушали и глядели. Они все вместе сидели среди влажной травы и веток под ТОЙ сосной и были давно знакомы и дружны.

Потом Птица раскрылила черные крылья и стала похожа на ветку сосны. Эта черная ветка плавно слетела в траву.

– Полетим, Пайпуша! – сказала Птица.

– Я не умею, – ответил Мальчик.

– Просто взмахни руками.

Мальчик взмахнул и чуть-чуть отлетел от земли. А потом опять стукнулся об нее ногами.

– Если не устал, взмахни еще.

И Мальчик стал подлетывать – невысоко – над травой, над кустом и потом вдруг – над террасой.

– Ну вот ты и дома, – сказала Птица. – Залетай в окно.

– Можно, я еще полетаю? – попросил Мальчик.

– Нет-нет, завтра. Летать очень утомительно с непривычки. Спокойной ночи, Пайпуша.

Мальчик хотел ей ответить, но не ответил, потому что глаза сами закрылись.

– «А как же зайцы? – подумал он, забираясь под одеяло. – Они убегут».

Но встать уже не смог. Потому что когда любому мальчику очень хочется спать, он засыпает тотчас же, будто идет, идет по полю и вдруг – уух! – в овраг. И уж ничего не помнит.

Проснулся Мальчик в своей кроватке, которая была ему коротка: ноги просовывались между металлическими прутьями, и пальцы касались теплых бревен и пакли между бревнами.

Окно было открыто, и в него текла смолистая теплота. Острые лучики солнца прокалывали хвою сосны, книзу они расширялись, начинали светиться лиловым, синим и золотым.

– Мама! – крикнул Мальчик. – Мама! – И когда она вошла, потянулся к ней: – Я ночью летал! Только немножечко.

– Значит, растешь, – улыбнулась мама и поцеловала его в макушку. – Кто во сне летает, тот растет. Вставай, Игорек.

– Нет, я по правде летал! – крикнул он.

– Ну и молодец! – засмеялась мама. – Лети скорее завтракать.

Она не поверила. И Мальчик знал, что не сможет, никогда не сможет ей как следует растолковать.

Глава 5

После завтрака мама положила перед Мальчиком книгу и сказала:

– Давай почитаем. До школы – считанные дни.

– У-у-у, – ответил Мальчик.

– Давай-давай.

– Попозже, – попросил он.

– Позже мне некогда.

– У меня от чтения делается жирно во рту, – затянул Мальчик.

– Это я уже слышала. – И мама открыла книгу.

– «По го-ро-ду бе-гут…» – прочитал Мальчик и остановился. – Я не понимаю, что это значит – «по городу бегут». Кто бежит?

– Ты читай дальше, – сказала мама, – здесь ведь нет точки.

– Как же читать дальше, если я ЭТОГО не понимаю.

– Ты не там остановился. Ну читай же!

Мальчик стал читать вразвалку:

– «…ашины… рамваи…»

– Где же все первые буквы?

Мама начинала сердиться и сейчас, наверное, захлопнет книгу.

– О чем ты прочитал? – строго спросила она. – Расскажи.

– Я не понял, – ответил Мальчик. – Я ни одного слова не понял.

И тут возле террасы появился отец. Он весь – от подмышек до колен – был обвешан свертками.

– Держите, держите скорее, сейчас уроню! – закричал он.

Они стали распаковывать свертки с конфетами, мясом, какими-то консервами. Один большой куль отец отложил:

– Это потом…

– Ну, пап!

– Нет-нет. – И достал из коробки «Конструктор»: металлические колесики, палочки, винтики. – Ты все же парень, должен разуметь в технике.

– Почему должен? – спросил Мальчик.

– Потому что здесь надо работать головой. А ты только глазами работаешь. На зайцев глядишь. А тут – посмотри-ка, сынок, – можно сложить дом, трактор…

– А пароход?

– И пароход.

– Пусть он сложит «ашины», «рамваи», например, – все еще сердясь, сказала мама.

Мальчик поглядел на отца, отец – на Мальчика, и оба незаметно улыбнулись: вот, мол, мама говорит что-то непонятное и сердится притом. А чего сердиться? День хороший, суббота.

Теперь получалось, что Мальчик и отец вместе, а мама отдельно. И за обедом было так. Отец глазами показывал Мальчику, что он, дескать, скорее съест свой суп. Мальчик торопился, и тогда мама, которая, кажется, и не смотрела на них, чужим голосом говорила:

– Прекратить!

Как только кончился обед, Мальчик хотел сразу побежать к зайцам. Но мама удержала его за руку:

– Мы не дозанимались. Ты забыл?

– Нет, я не забыл, но…

– Тогда прошу.

Мальчик сидел на жестком-прежестком стуле, тер глаза, в которые точно песок насыпали, и читал:

– «По городу бегут…» – читал он.

– Ну дальше, дальше.

– «…машины. Трамваи, автобусы весело…»

– Что – весело?

– Вот и я не понимаю, что весело.

– Ты снова не там остановился.

– Почему не там?

– Потому что нет точки. Понял?

– Понял. Нет точки.

– Ну, читай до точки.

– Так ее же нет.

– Есть она. Вот где.

– У-у-у, как далеко! А ты говорила – две фразы…

– Ты еще и одной не прочитал.

– Ну да, уже вон сколько…

– Не торгуйся! Читай…

– «…домов смеются прохожие…» Как это «домов смеются»?

И так до самого вечера.

А вечером…

Мальчика уложили, когда было еще светло. Летом его всегда так укладывали. А сами ушли на террасу, там зажгли свет, и светло-желтый квадрат от этого света лежал на стволе ТОЙ сосны.

Мальчик долго глядел на ветки сосны – они казались черными, потому что все-таки было не очень светло, и они сплетались, перепутывались, и опять Мальчик видел в них черные ямы и светлые ходы и выходы, как в тот вечер, когда мама рассказывала ему про Филюшку.

Она тогда еще любила Мальчика и гладила по волосам, и им обоим очень нравился этот Филюшка. Маленький совсем, лупоглазый и лопоухий, крылышки слабые и – остался один.

 
– Нету, – говорит, – у меня силушки.
Я еще не Филин, а Филюшка,
Дальше этой рощи никуда не летал,
Чернее этой ночи ничего не видал…
 

Мальчику жалко Филюшку. И себя. И того вечера, когда мама его так баюкала, а вот теперь сердится и даже не поцеловала перед сном. И он не замечает, как пододеяльник, которым он укрылся до самого носа, делается мокрым и холодит лицо, а в горле начинает что-то перекатываться и хлюпать. И тогда он ревет, не раскрывая рта:

– М-м-м!

И прислушивается: не идут ли по лестнице.

Не идут.

Он ревет еще громче. Теперь на «а»:

– А-а-а!

Потом слышит шорох и замолкает, затаивается.

Глава 6

Мальчик услышал шорох и замолчал. Стало совсем тихо.

Он поглядел и увидел: на подоконнике сидела Птица. Сквозь ее черные перышки просвечивал черно-серый воздух, и опять казалось, что это слетела большая ветка сосны. Но это была не ветка.

– Здравствуй, Птица! – шепотом сказал Мальчик. – Я не знал, что ты прилетишь.

– Почему? – спросила Птица. – Ты не надеялся?

– Да, не надеялся.

– Но ведь я обещала.

И Птица раскрылила свои темные крылья.

– Летим.

Мальчик сразу вскочил с кровати, залез на подоконник и взмахнул руками. И полетел. Сразу же! С первого взмаха! Плавно стал набирать высоту. Внизу осталась дача и верхушка ТОЙ сосны, а воздух был легкий и плотный и прекрасно держал тело. Мальчик поднялся высоко и увидел весь их пригород, огоньки в домах, черные кусты и деревья садов, заборы…

Люди сидели в своих домах, и никто не знал, что он вот так летит!

«Может, – подумал Мальчик, – залететь к папиному племяннику Свету – он ведь живет не так далеко, ближе к центру города. Залететь и стукнуть в окно их третьего этажа: „Давай назад зайчонка!“»

А потом подумал: они уже, наверное, привыкли друг к другу.

И повернул назад, вылетел за город, в поле. Оно было черным и шло вниз к реке. Домов там не было, и все кругом было черно. Мальчик снизился немного и услышал, как пахнут ночные картофельные гряды, и даже разглядел во тьме редкие теперь, осенью, маленькие бледно-фиолетовые цветы картофеля, похожие на фонарики с желтой лампочкой посередке.

А дальше – Мальчик это знал, как знали все мальчики и девочки пригорода, – начинался фруктовый сад. Там были и яблоки, и сливы, и груши. Там было полно крыжовника и красной смородины. Но никто никогда не бывал в этом саду, потому что он был обнесен забором, а за забором был еще сторож с ружьем.

Мальчик сам не заметил, как пролетел над забором, и вот ноги его коснулись шероховатых яблоневых листов. Он сорвал яблоко и хотел съесть его, но, когда поднес руку ко рту и перестал махать ею, сразу начал падать.

– А-а-ай! – шепотом закричал Мальчик и плюхнулся на землю. Но он почти не ушибся, потому что там, внизу, были, оказывается, клубничные гряды. Теперь вся клубника была обобрана, и стояли одни жесткие листья. Мальчик уселся на грядку и откусил яблоко. Оно сладко хрустнуло на зубах и рассыпалось во рту чуть вяжущей прохладой. Яблоко хрупало. Оно брызгало соком. Мальчик впивался в его душистую мякоть, захлебывался ею. Никогда, никогда не ел он таких удивительных яблок!

Вдруг широкие крылья прошелестели над ним. Мальчик испугался, пригнул голову. Но это была Птица.

– Пайпуша! – сказала Птица. – Поспешим отсюда!

– А что?

– Мне показалось, что где-то близко, совсем близко – сторож.

– Я только сорву еще одно яблоко, ладно?

– Оно помешает тебе лететь, дорогой мой.

Но Мальчик, встав с грядки, потянул к себе ветку яблони.

– Стой! Кто здесь? – услышал он.

Грубый голос был близко. Мальчик побежал. Он от страха совсем забыл, что умеет летать.

– Стой! – летело ему вслед. – Стой! Стой!

– Взмахни руками! – услышал Мальчик слова Птицы. Она летела рядом, не поднимаясь над деревьями.

Мальчик раскинул руки, быстро замахал ими и… и только чуть приподнялся над землей. А за спиной, совсем близко, топал и проламывался сквозь кусты сторож.

– Не спеши! – крикнула Птица и снизилась почти до земли. – Не спеши, Пайпуша. Ты же хорошо умеешь летать!

Мальчик снова взмахнул руками, и еще, и еще раз. И вот ноги его, оттолкнувшись от земли, почувствовали знакомую густоту воздуха, и Мальчик увидел, как остаются внизу кусты, верхушки яблонь, а потом и весь сад с его забором и сторожем.

Они летели рядом – Мальчик и Птица, и теплый воздух от остывающих камней города плыл им навстречу.

Мальчик и не заметил, как долетел до своего дома. Свет на террасе не горел. В доме все спали. Птица полетела к ТОЙ сосне. Мальчик – за ней. Он распластался по воздуху, чуть шевелил ногами: вверх – вниз, вверх – вниз, и отводил воздух то правой, то левой рукой – так он рулил при полете.

У сосны, наверху, были толстые, пахнущие смолой ветки. На одной из них, прижавшись спиной к стволу, сидел Старый Белк. Мальчик так и знал, что там кто-нибудь бывает – не зря же эти ходы и выходы в ветках, среди хвои!

Мальчик ступил на толстый сук, перестал махать руками и пошатнулся. Нога в сандалике скользнула по стволу. Но он сразу ухватился за верхнюю ветку. Ему стало жарко.

– Добрый вечер, мой дорогой! – сказал Старый Белк. – Входи в мой дом.

Дом Старого Белка был точно такой, как у зайцев. Такой, какой Мальчик мог бы нарисовать сам: черточка сверху вниз и слева направо, и потом снизу вверх, и справа налево…

Сквозь него просвечивали сосновые иглы и высота. Мальчик вошел в дом. Теперь он уже не боялся упасть.

– Я летал, – сказал Мальчик Старому Белку.

– Я видел, – ответил тот. – Садись.

Они сели на сук, проходивший сквозь стену дома.

– Я рад, что ты пришел ко мне в гости. – Он глядел знакомо, и даже лапы у него были знакомые, до каждой шерстиночки, до каждого цепкого коготка. Ну, будто это были его, Мальчика, лапы.

Мальчик оглянулся, ища Птицу. Она сидела на тонком конце ветки и запрокинула голову, будто хотела прополоскать горло той светлой ручьевой водой. Мальчик передвинулся поближе к Старому Белку, зашептал:

– Скажите мне, а у Птицы есть свой дом?

– Конечно, – ответил Старый Белк.

– И там у нее снесены яйца?

– Сейчас уже яиц нет. Из них давно вылупились птенцы.

– Но были яйца?

– Да.

– Значит, она несушка?

– Что, мой дорогой? Я не совсем понял, – склонил голову Старый Белк.

– Птица несет яйца. Она, значит, несушка?

– А, вот ты о чем. Не обижай, Пайпуша, нашу прекрасную Птицу. Птица и эти бедные куры – они не схожи ни в чем.

– А почему? – спросил Мальчик. – Разве нельзя приручить Птицу.

– Нет, нельзя.

– Почему? – снова спросил Мальчик.

– Это тайна, – ответил Старый Белк. – Это тайна, которую не разгадал еще никто. – И вдруг спросил сам: – Вот почему ты – Пайпуша?

– Потому что я младший в семье, – сразу же вспомнил Мальчик слова Заи.

– Не только, – задумчиво покачал головой Старый Белк. – Думаю, что когда вырастешь, тоже останешься Пайпушей. Уж такой ты…

Старый Белк положил свою твердую холодную лапу на руку Мальчика.

– Мой дорогой, тебе не хочется проведать Заю и малышей?

– Очень хочется! – ответил Мальчик. – Я вообще волнуюсь.

– О чем же?

– Ведь зайцев тоже нельзя приручить, правда?

– Конечно.

– Почему же тогда мама говорит, что они несушки?

– Ты чего-то не понял, – ласково сказал Старый Белк.

В это время Птица завозилась среди хвои и вспорхнула, устремляясь вниз.

Тогда и Мальчик взмахнул руками и легко слетел с сосны. Его сначала занесло к террасе, но он стал рулить, рулить руками и ногами, и вот его тело послушно повернуло, поплыло…

Когда Мальчик ступил на землю, левую ногу обожгло холодной росой. Он и не заметил, как во время полета потерял сандалик.

Глава 7

– Почему ты пришел пить чай босиком? – Это первое, что сказала мама, увидев утром Мальчика.

– Доброе утро, – ответил он. – Я потерял сандалик.

– Где же ты, горе мое, его потерял?

– Даже сам не помню.

– Но вечером к себе наверх ты ведь шел в обеих сандалиях.

– Да.

– Ничего не понимаю. Растяпа какой-то!

– Вот и пусть идет в школу в одном сандалике, – сказал отец.

После чая Мальчик учился складывать.

– Два плюс два – сколько будет? – спрашивала мама.

– Мама, почему ты говоришь «плюс»? Я не понимаю.

– Ну, скажу иначе – два и два.

– Получается «едва-едва»!

– Ничего смешного! – рассердилась мама. – Как ты будешь учиться? Два дня осталось до школы!

Мальчик видел, что мама опять нисколечко его не любит. И папа тоже. Теперь получалось так, что они вдвоем, а он, Мальчик, – один. И это было грустно, тем более что собирался дождь. Вот по небу пошла рябь, как по реке. Ветер холодно растрепал березу, согнул ветки ТОЙ сосны. Потом стало темнеть. И вдруг:

– Кап! Кап! Кап!

– Мне везет, – сказал отец. – Как выходной – так дождик.

Мальчик сидел над книжкой, шевелил губами, бубнил тихонечко:

– «Весь день вы-ход-ной… вы-ход-ной…» – и опять ничего не понимал.

А капли по стеклу террасы все кап, да кап, да кап! Всему на свете было скучно – и дому, и березам, и ТОЙ сосне… И особенно Мальчику.

 
Весь день вы-ход-ной
Шел дождь про-лив-ной…
 

Мальчик прочитал и удивился: откуда они там, в книжке, знают, что сегодня выходной и что идет дождик?

 
Весь день выходной
Шел дождь проливной.
А куда он пришел?
В свой дом родной.
 

Мальчику стало смешно – оказывается, дождик не просто идет, а идет к себе домой. Что, интересно, там у него дома? И стал читать дальше:

 
Мама Туча разогрела чайник.
– Отчего ты, – говорит, – такой печальный?
Ты покушай, – говорит, – кашки сладкой,
Да скорее, – говорит, – ложись в кроватку. —
И пожаловался Дождик маме Туче:
– Невезучий я, невезучий,
И прилежный я, и послушный,
А вот люди говорят, что я скучный,
Что холодный, что косой и даже хуже,
Будто я, как малыш, наделал лужи!
 

Мальчик подумал, что и он часто говорил о Дожде: «Скучный», и еще: «Наделал много луж». А косой Дождик – это когда с ветром, так говорила мама. И этого невезучего Дождика было немного жалко.

 
Стал он плакать:
Кап-кап-кап,
Стал он капать:
Плак-плак-плак!
Приоткрыло Солнце глаз:
– Что за сырость развелась?
Подожди-ка лучше дня,
Подожди, дружок, меня.
Мы возьмемся за руки,
Побежим мы за реку,
Люди глянут – ты со мной,
Скажут: «Дождик-то грибной,
Вместе с Солнышком!»
 

– Вместе с Сол-ныш-ком! – совсем уже громко сказал Мальчик. – Мам! Солнышко!

А мама ничего не говорила и глядела на Мальчика, и ему даже показалось, что немного плакала.

Потом встала, обняла сзади теплой рукой за шею и поцеловала в макушку:

– Ты мое солнышко. – И крикнула вдруг: – Отец! Отец! Да он выучился читать!

* * *

– Вот теперь получай, – сказал отец и вынес из комнаты тот сверток, что не хотел показать вчера.

А это был школьный костюм. У Мальчика вообще еще никогда не было костюма, только короткие штаны и рубашки, да зимой рейтузы… А тут…

…был костюм – длинные серые брюки и теплая серая курточка, и еще белая рубашка. И новенькие желтые ботинки на целый номер больше, чем нужно. Мальчик надел все это, пошел в мамину комнату, открыл дверцу шкафа, глянул в зеркало. Вот это Мальчик! Только уши немного торчат. И брюки, кажется, длинны. А может, и нет. Может, так и надо.

Мальчик подошел к книжной полке, которую папа сбил специально для него. Он открывал то одну книгу, то другую, и читал, и все понимал, и было ему так интересно, и так хотелось пойти скорее в школу, чтобы там тоже читать вслух! Он стал считать, сколько осталось до школы: остался всего один день. Завтрашний.

Весь этот день Мальчик просидел на ступеньке террасы. Он читал прекрасную книгу: «Тема и Жучка» – про одного мальчика, который жил в давние времена. Как он там нечаянно сломал цветок на клумбе, а это был любимый цветок отца. И как пропала собака Жучка, и он потом нашел ее в колодце, где уже не было воды, а только всякая грязь, и как доставал ее оттуда. И потом, потом… Потом отец побил его, этого Тему, который ни в чем не был виноват!

Мальчик отложил книгу и долго сидел на ступенях и не знал, как же теперь, если бывает так несправедливо.

– Пора спать, сынок, – сказала мама.

Мальчик вздрогнул.

– Пора. Завтра рано вставать. – И зашептала ему на ушко:

 
Ты сложи-ка, Филюшка, крылышки,
Спи-усни, прибавится силушки.
Шу-шу-шу, полетишь, полетишь,
Белый свет поглядишь, поглядишь.