Текст книги "Через Сибирь"

Автор книги: Фритьоф Нансен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Через Среднюю Амурскую долину

Вторник, 7 октября.

Рано утром пароход с нами на борту переправился на другую сторону Амура, где была станция небольшой временной железнодорожной ветки, построенной для нужд Амурской дороги. Когда мы сошли на берег, купавшийся в лучах солнца, на станции уже стоял маленький поезд, на котором мы и отправились в путешествие по Средней Амурской долине. До следующего вечера мы проехали 150 километров. Равнина представляет собой низменную болотистую дельту Уссури и Сунгари, впадающих в Амур, и весной во время половодья частично скрывается под водой. Почва тут состоит из песка и глины, и ещё очень много торфяных болот. В западной части, уже на границе с горной страной и неподалёку от отрогов Малого Хингана, я видел гравий и гальку, хотя встречались тут и большие камни размером с кулак. Из местного гравия делали насыпи железнодорожного полотна, но на многих участках его взять было негде. Повсюду чернозём или торф, на которых в будущем наверняка вырастут отличные урожаи при надлежащей обработке.

Долина тут в основном поросла травой. Кое-где виднеется жидкий лесок – чаще всего березняк. Очень болотисто, но дренаж, который проложили при строительстве дороги, дает поразительные результаты, особенно если вспомнить, что прошло совсем немного времени. Там, где раньше были топи, сейчас прекрасные плодородные поля, которые уже понемногу используются, а дренаж-то был проложен всего пару лет назад – зимой 1911 года. Инженер Вурцель считает, что одна только стоимость приобретённой таким образом пригодной для ведения сельского хозяйства земли полностью и очень быстро окупит затраты на строительство железной дороги. Для осушения земель используются большие землеройные машины, которые нам довелось увидеть в действии. Они движутся вперёд по широким временным рельсам, специально проложенным в полях, и больше всего напомнили мне громадные землечерпалки. Они роют широкие канавы-каналы, а весь вырытый песок, ил и гальку аккуратно складывают на один из их берегов, чтобы этот материал можно было использовать при строительстве железнодорожного полотна, или грузят его в вагонетки для отправки на другие участки. Вода очень быстро наполняет эти канавы-каналы, уходя из земли вокруг, и в результате участки, предназначенные для строительства, осушаются. Одновременно пригодной для земледелия становится и окружающая местность. Это очень тяжёлая и трудоёмкая работа. Мы видели целые горы песка, предназначенные для засыпки болот, по которым пройдёт железная дорога. Именно для подвоза строительных материалов и была построена временная ветка, по которой мы сейчас ехали. Вдоль неё были вырыты землянки рабочих. В будущем году, когда строительство тут будет завершено, землянки засыпят. Несомненно, что при строительстве приходится преодолевать громадные трудности, поскольку железная дорога идёт по сырым участкам, а часто и просто по болоту.

Получив наглядное представление о разных этапах и сложностях строительства в этой болотистой местности, мы вечером, уже в темноте, добрались до места ночёвки на станции Инь. Это был настоящий городок железнодорожных строителей, расположенный на реке Инь, притоке Урми, в свою очередь впадающей в Тунгуску. Нас накормили прекрасным ужином, вернее обедом. Нашим хозяином был красивый грузин, арендовавший тут местный станционный буфет. Он щеголял в национальном костюме – широком кафтане с нашитыми поперёк груди кармашками для патронов, которые, надо заметить, давно заменили на деревянные пробки. Так что и здесь мы вновь встретили кавказца.

Судя по тому, как богато был накрыт стол, мы попали в край, где не знали в продуктах недостатка. Начался обед с икры нескольких сортов – была тут и чёрная, и красная, и паюсная, и свежая. В Амуре водятся осетры и очень много лосося, или кеты, которая на мой вкус ничуть не уступала нашей норвежской, хотя знатоки говорят, что она не так нежна. Кроме того, кета даёт красную икру совершенно необыкновенного цвета – как бледные рубины. В краю полно и дичи в лесах, поэтому стол наш ломился от яств из рыбы и мяса. Начался обед с закусок, сначала холодных, а потом горячих. Я решил, что это и есть основные блюда, и ни в чём себе не отказывал. Однако вскоре я понял, что заблуждался на сей счёт! Всё со стола убрали и подали суп, наивкуснейший русский суп, который и был началом собственно обеда. Только тут я понял, что всё мною съеденное было всего лишь закуской! А затем подали чудесную рыбу, а за ней последовали одно за другим блюда из мяса с зеленью. Надо признаться, что я так и не смог привыкнуть к этой русской «закуске» за всё время моего путешествия по Приамурью, хотя именно с неё мы и начинали трапезу каждый день. Я всегда считал, что обед закончился, а оказывалось, что он ещё только начинался! А ещё нас угощали прекрасным кахетинским вином, дивного глубокого золотистого цвета, от одного вида которого уже можно опьянеть. А затем нам предложили отведать ташкентских фруктов – большие груши и крупный сочный виноград, который всегда подавали на стол в Сибири и здесь, в Приамурье. Что за фруктовый рай этот Туркестан!

Среда, 8 октября.

Далее дорога была ещё не построена окончательно, а потому мы продолжили наше путешествие не на поезде, а на дрезине. По-прежнему вокруг была плоская заболоченная равнина. Вода тут стоячая, и хорошей питьевой практически не найти. В колодце она довольна чистая, но всё равно в ней остаётся затхлый привкус даже на пятиметровой глубине. Растёт тут по большей части одна трава да изредка попадаются большие берёзовые рощи. Невольно любуешься красотой их ослепительно-белых стволов. Это так называемые белые берёзы – и они полностью соответствуют своему названию. В отличие от норвежских их ствол белый от самых корней до верхушки и как будто светится, особенно это заметно сейчас, когда листва уже облетела. Кажется даже, что такая белизна не может быть природной – как будто кто-то взял и побелил стволы известью, как это делают с фруктовыми деревьями, но сделал это с особой тщательностью и побелил заодно и стволы, и все ветки и сучья. Деревья здесь не растут скученно. По мере нашего продвижения к западу начинают попадаться дубы и даже одинокие лиственницы. Трава очень густая, даже в рощах.

Мы катили себе на дрезине весь день на запад и к вечеру увидели вдалеке синеющие горы. Это был Малый Хинган.

Вечером наше путешествие на дрезине было завершено, поскольку дальше не было проложено даже рельсов, и мы собирались пересесть на автомобиль и ехать по неровной грунтовой дороге, повсюду построенной параллельно железнодорожной линии. Её построили раньше, чем была проложена сама Амурская ветка. Эту дорогу решили сохранить и в будущем, преимущественно из стратегических соображений, потому что, если во время войны какой-то участок железнодорожного пути будет разрушен или повреждён, русские войска и пушки смогут двигаться вперёд по грунтовой дороге. Кроме того, дорога пригодится и поселенцам, которые приезжают сюда и сходят на станциях по всей длине ветки.

В нашем распоряжении было два автомобиля. Один – хороший, сильный дорожный автомобиль для нас, другой – блиндированный бронёй для багажа. Последний обычно используют в этой небезопасной для путешественников местности для перевозки почты. Поскольку почта перевозит и заработную плату рабочих, то автомобиль сопровождает конвой из жандармов или солдат с заряженными ружьями. Шины у него литые, из каучука, а не дутые, которые могут проколоться. Однако и трясёт на этом автомобиле по здешним дорогам ужасно.

На автомобиле мы двигались вперёд тоже довольно быстро, высоко подпрыгивая на ухабах. Просто удивительно, как эти прыжки выдержали наши рессоры и шины! Зато лошадей мы изрядно напугали: они вместе с телегами шарахались в разные стороны и часто оказывались в канавах. Как они оттуда выбирались, я не знаю, так как мы мчались дальше без остановки. А некоторые лошади пускались галопом от ужаса посреди дороги впереди автомобиля. Через болота были настланы гати из брёвен, по которым мы ехали иногда километры. Под весом автомобиля они прыгали и плясали, как живые.

Через Малый Хинган

Наконец мы уже почти вплотную приблизились к западной границе равнины и оказались у подножия гор. Ландшафт изменился. Березняки почти исчезли, зато стали попадаться густые дубравы, через которые шла дорога, извиваясь между вековыми деревьями, вверх-вниз по холмам. Удивительно, как чисто было в этом девственном лесу в глубине Приамурья. Как будто мы вдруг оказались в ухоженном английском парке! Однако такая чистота наверняка объясняется постоянно проводимым коренным населением выжиганием травы для улучшения её роста и обеспечения пастбищами диких животных. А быть может, траву выжигают и китайцы – искатели оленьих рогов. От таких пожаров страдают и сами леса.

Мы всё поднимались выше и выше в горы, и среди дубов стали попадаться лиственницы, потом – в изобилии ели и даже кое-где сосны.

И вдруг мы сквозь зелёные еловые лапы увидели внизу блестящую извилистую ленту большой реки, а за ней вдалеке синели поросшие лесом горы. Как будто я оказался дома в Норвегии! Река называется Бира.

Мы проехали ещё лесом, а река всё поблёскивала внизу. И вот мы остановились у новенькой станции, названной по имени реки, где должны были переночевать.

Четверг, 9 октября.

Рано утром, ещё на рассвете, отправился я в лес. Свежо и ясно, на холмах иней. Как бы мне хотелось отправиться на охоту на зайца в здешние горы! Спустить бы собак и прислушиваться к их звонкому лаю! Ведь скоро открывается охотничий сезон… Уж здесь-то непременно должны водиться зайцы!

Какое же тут сказочное царство для охотника! Какие девственные леса, какое обилие животных – медведей, лосей, кабанов, оленей, которые пасутся на луговых равнинах. И ещё тут множество глухарей и тетеревов, не говоря уже об утках. Чего ещё может пожелать охотник? Здесь даже попадается тигр. Они тут крупные – никак не меньше бенгальских, судя по виденным мною шкурам. Но шерсть у них гуще и длиннее, а шкуры красивее.

Прошлой зимой несколько рабочих остались зимовать неподалёку в землянке. Ночью один из них услышал, как за дверью кто-то шевелится. Он вышел посмотреть, прихватив топор, увидел перед собой какого-то зверя – и хватил его топором по башке. Темно было – хоть глаз выколи, так что рабочий и не понял, кого стукнул по голове, а потому вернулся в землянку и рассказал товарищам, что случилось у них перед дверью и что он, кажется, убил какого-то дикого зверя. Утром вышли они на двор – а там лежит мёртвый годовалый тигр, при виде которого от страха расплакался даже сам убивший его.

А ещё некоторое время назад двое охотников отправились побродить по лесу, провели там целый день, а вечером увидели между деревьев двух тигров. Расстояние было невелико, даже и ружья у них с собой были, но стрелять они не рискнули и дали тиграм уйти. Но и домой охотники идти побоялись, потому что начало уже темнеть. Всю ночь провели они у костра, не сомкнув глаз от страха, – ведь звери могли рыскать вокруг во тьме. Ночь та была ужасна, и один из охотников с тех пор ни разу больше не ходил в лес.

Но я всё-таки хотел бы поохотиться тут именно на зайца, несмотря на обилие другого зверя и дичи. В этих горах могла бы получиться отличная травля зайца собаками. Мне вообще хотелось бы иметь тут побольше личного времени, пойти побродить по лесам, изучить жизнь коренных народов, пожить их жизнью и вместе с ними сходить на охоту. Они ведь прирождённые охотники и исходили все леса вдоль и поперёк.

Но мы должны были ехать всё время дальше, вперёд и вперёд, чтобы проинспектировать строительство железной дороги, извивающейся по болотам, горам и лесам и открывающей путь так называемой культуре, которая постепенно очистит этот край и от коренных жителей, и от девственных лесов, и от зверей.

Мы неслись дальше с устрашающей скоростью по подмёрзшей ухабистой дороге и за первые же сорок минут, несмотря на сделанные две остановки, промчались 26 километров.

Мы уже были на восточном склоне горного хребта, который был северным продолжением Малого Хингана. Через горы железная дорога идёт на запад на протяжении 150–200 километров, а затем на другой стороне вновь спускается на равнину. Горная страна состоит из двух хребтов, очень невысоких, а между ними располагается равнина. Восточный из этих хребтов весь порос лесом. Синие хребты и синие вершины одна за другой, а кругом тёмные леса. Очень похоже на Норвегию. Лес повсюду хвойный, но ели часто растут вперемешку с кедрами. Здесь, как и везде в Сибири, редко когда можно увидеть старый лес – всё больше молодняк, и вовсе не потому, что старые деревья вырублены. Чаще всего старый лес спалён по глупости неразумными людьми. Лесным пожарам тут нет и не будет конца, и следы их заметны повсюду. А из-за суровых и снежных зим вырасти новому лесу тут нелегко, и растет он небыстро. Местами встречаются большие болота, на которых там и сям растут лиственницы или белые берёзы. Огромные болота тянутся на север к синим горам, и белые стволы берёз колеблются призрачной дымкой над болотами у горных подножий.

Мы постепенно поднимаемся в горы вверх по Бире к водоразделу между ней и речкой Хинган, притоком Амура. Сквозь самый высокий кряж тут пробит туннель длиной в 1300 метров. Мы, не доезжая до него, делаем остановку на ленч на станции Кимкан, названной так по одноимённой реке, впадающей в Биру. Кимкан переводится как «Золотая река». Станция расположена на высоте 260 метров над уровнем моря. Почва тут обычно промерзает на глубину восьми метров, а летом оттаивает не более чем на метр. Там, где возделываются поля, земля может оттаять и метра на два, но говорят, что с каждым годом она будет оттаивать всё больше и больше. В низине под станцией под слоем мха обнаружили трёхметровый пласт торфа, потом шёл двухметровый слой льда, а затем опять торф, промёрзший на глубину восьми метров. На голом склоне над низиной почва суше и не так промерзает, и там сейчас сажают картофель, овёс и всевозможные овощи, даже красивые цветы и кукурузу! Всё это я видел в огороде собственными глазами. И всё это смогли здесь обустроить всего лишь за год.

Гора, через которую пробит туннель, сложена из порфирита, в котором, однако, так много вкраплений каолина (фарфоровой глины), что он тут же белеет при соприкосновении с воздухом. На расстоянии он очень напоминает поблёскивающий мрамор. Внутри туннель не промерзает. Почва здесь зимой промерзает на глубину не более двух метров, а внутри туннеля температура практически не опускается ниже нулевой отметки, как мне сообщил инженер-немец. А в середине туннеля, проходящего где-то метров на семьдесят ниже вершин кряжа, температура ещё выше. Инженер говорил даже, что она около плюс семи. На этом участке дороги горы везде сложены из порфирита, но на востоке, у реки Каменушки, которую мы уже проехали, преобладает сланцево-гнейсовый гранит, который выветривается относительно быстро. На запад от туннеля железная дорога вновь идёт с горы. Здесь много долин и ущелий, так что для полотна сделали высокие – до 25 метров – насыпи из гальки и гравия, добытых при строительстве дренажных канав. Эти инженерные работы произвели на меня большое впечатление!

Пятница, 10 октября.

Мы проехали ещё немного и запад и увидели второй туннель, так называемый малый, всего лишь в 300 метров длиной, пробитый в горе возле станции Облучье. Эта гора также сложена из порфирита, но более твёрдого – в нём больше кварца. В горе земля промерзает на глубину семидесяти – восьмидесяти метров от поверхности. Однако после открытия туннеля температура внутри него всё-таки повысилась. В первую зиму она не превышала минус восьми, но с тех пор всё повышалась и повышалась. Мы сами могли убедиться в том, что в боковом коридоре на глубине сорока метров она была −0,3°, а на глубине шестидесяти метров −0,1°. В других местах тут подобных температур не наблюдается. В этом районе почва промерзает далеко не всегда, а только зимой и не более чем на два метра в глубину. Низкие температуры в малом туннеле объясняются, вероятно, выветриванием горных пород, вследствие чего везде возникли трещины и пустоты, очень длинные и глубокие, чаще глубже самого туннеля. Температура зимой падает внутри горы по мере проникновения холодного воздуха в эти трещины, а в результате промерзает весь кряж, а вода, которая есть в пустотах, замерзает. Летом же продевание горы происходит не так быстро, как замерзание зимой. Тёплый воздух, более лёгкий, чем холодный, не может сразу проникнуть в трещины, и гора в достаточной степени остается «охлаждённой». В ней образуется нечто наподобие ледников-погребов, где температура остаётся одинаковой и зимой и летом. Такая выветренная горная порода препятствует проникновению тепла и из земных недр. Подобные явления наблюдаются и в Норвегии, в заброшенных и невентилируемых старых шахтах. Там лёд не тает круглый год. Этим с успехом пользуются крестьяне в долине Хардангера для устройства холодильников, или попросту «холодильных ям», которые они выкапывают в россыпях камней. В этих погребах температура всё лето держится на минусовой отметке, а объясняется этот факт холодным воздухом, сохраняющимся между камней с зимы и промораживающим склоны гор. Тёплый летний воздух, как я уже говорил, внутрь таких холодильников не попадает.

В туннеле, который мы прошли насквозь, были очень красиво разрисованы морозными узорами стены. Боковые коридоры были сплошь в инее и сверкали и переливались, как белоснежный отполированный мрамор, в свете наших фонарей. Строительство туннеля ещё не окончено, и предстоит преодолеть ещё немало трудностей. Бетон не застывает при низкой температуре, которая постоянно сохраняется тут, а потому приходится прогревать стены. Когда же лёд оттаивает, это грозит выпадением больших глыб и даже обрушениями, поскольку земля спаяна со скалой исключительно морозом. Трудностей при прокладке таких туннелей более чем достаточно – и всё надо предусмотреть, прежде чем произойдёт авария.

К западу горы становятся ниже и постепенно переходят в волнистую, поросшую травой равнину между невысокими лесистыми холмами. Там расположена казачья станица Есауловка. Земли здесь очень хороши – и их стоило бы лишь вспахать, чтобы получить урожай, но казаки не думают об этом, а довольствуются покосом травы и заготовкой необходимого количества сена для своих лошадей и небольшого стада коров. Мы видели на равнине высокие стога. Кроме того, они ещё ходят на охоту.

Днём мы добрались до станции Кундур, где инженер Скугаревский живёт в милом доме с красивым садом и отличной площадкой для детских игр, где даже сделаны качели. Здесь ещё восемнадцать месяцев назад было одно сплошное болото, в котором, по словам немца-инженера, нас сопровождающего, он завяз вместе с лошадью. Зато теперь тут растут картофель, морковь и свёкла, помидоры и даже арбузы – все на свежем воздухе. Конечно, вызрели всего два арбуза, один из которых нам и подали на ленч. Но нам объяснили, что просто немного запоздали их посадить.

После грандиозного ленча мы поехали дальше и стали подниматься в горы к самому длинному туннелю дороги. Он пробит через западный отрог Малого Хингана (вернее, отдельную горную цепь к западу от Малого Хингана). Длина туннеля полторы тысячи метров, и он пробит в слюдяном сланце. Проехав километр по туннелю, который ещё не до конца пробит через гору, мы на автомобиле стали взбираться на склон, перевалили через хребет и помчались вниз с ужасающей скоростью. Я каждое мгновение ожидал, что мы врежемся в какой-нибудь пень, и смотрел только, за что бы мне в полёте ухватиться, но всё прошло благополучно. Мы спустились и проехали ещё отрезок пути по ровной местности, а затем нам вновь надо было подниматься в гору. Но тут, когда понадобилось переменить скорость, заупрямился автомобиль – мотор ревел, но с места мы не сдвигались. Оказалось, что в коробке скоростей совершенно стёрлось зубчатое колесо. На починку нужно было затратить не меньше четырёх часов, так что надо было дождаться блиндированного автомобиля, которые ехал за нами. Мы ждали – а он всё никак не ехал. Когда мы были на вершине кряжа, он ехал прямо за нами, а теперь куда-то запропастился. Зато на дороге показался верховой, которого мы и отправили посмотреть, что там случилось с нашим блиндированным автомобилем, и поторопить его, а заодно попросить побыстрее ехать конные экипажи, которые также следовали за нами – на всякий случай.

Наконец прибыла тройка. Тут-то и выяснилось, что у блиндированного автомобиля сломалась рессора. Итак, оба автомобиля одновременно сломались, что было совершенно неудивительно на такой дороге. Затем подоспела ещё одна тройка – и дальше мы продолжили путь на лошадях, надо сказать, в таком же безумном темпе. Лошади мчались рысью или вскачь безостановочно, однако, избалованные ездой на автомобиле и по железной дороге, мы были недовольны темпами нашего продвижения вперёд. Я ехал в одном экипаже с немецким инженером Ратиеном, который и строил все эти туннели и обладал большим опытом в этом деле, ибо работал ранее как раз на пробивке туннелей в Швейцарии и других странах. Вскоре мы обогнали верхового, который прислал нам лошадей. Это был русский с ружьём за спиной и торбами, перекинутыми через седло. Он с ругательствами поведал нам, что ищет свою лошадь, которую угнал какой-то разбойник. Но, сдаётся, дело это безнадёжное, особенно в здешних дремучих лесах и пустынных краях.

Суббота, 11 октября.

На другое утро мы вновь смогли продолжить путь на автомобиле. Горы остались уже позади. На равнинах тут растёт в основном берёза – белая и чёрная. Белая берёза стройна и красива, с тонкими ветвями, а чёрная намного кряжистей, с толстыми узловатыми сучьями, пышной кроной. Последняя очень напоминает дуб. Дубы тут тоже встречаются, но редко, а вот на холмах часто растут густые дубравы.

Последний туннель на этом отрезке дороги находится у Ганукана и пробит сквозь гору, вершина которой засыпана гравием, под которым идёт то мелкий песок с глиной, то глина с мелким песком попеременно, неравномерными слоями толщиной в несколько сантиметров. Надо полагать, это речные отложения, и обе гряды, сложенные из тех же пород, идущие по обе стороны широкой долины к западу, по-видимому, одинаковой высоты.

Возможно, эти мощные отложения остались после огромного озера, которое в незапамятные времена было на Зейско-Бурейской долине, в те времена, когда Амур ещё пробивал себя русла чрез горы (Малый Хинган?) на востоке. Отложения эти были возле берегов озера, у устьев впадающих в него рек. Чередование слоёв можно объяснить разными «материалами», которые приносились речными водами, что, в свою очередь, зависело от осадков. Озеро исчезло после того, как Амур пробил себе русло на востоке, а вот отложения остались. В них пробили русла малые реки, они образовали плоские долины, которые мы сейчас и видим. Некоторые горы, как та, через которую мы проехали, сохранились. В отложениях также найдены ракушки.