Текст книги "Горячий лед"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, вот вы этим и займетесь, – слегка обиделся следователь. – Хотя на одежде Синицына действительно были обнаружены следы пороха, но этого недостаточно для того, чтобы обвинить человека в убийстве.

– А что говорит охранник? Положим, свидетельские показания он действительно давать не может, но рассказать-то, как все было, неофициально, он имеет право? – Лена кивнула в сторону папки.

– Ну, что охранник… – Следователь открыл папку и перевернул несколько листов. – Он видел убийцу, бросился за ним следом, на какое-то время потерял из виду, нашел в лифте куртку и пистолет преступника, затем задержал этого самого Синицына, узнал его, как объясняет, по татуировке на затылке. Но это тоже, как вы понимаете, не сильный аргумент. Нужны более веские доказательства вины подозреваемого, поэтому Синицына пришлось отпустить.

– Чудесно, – недовольно произнесла Лена.

– Послушайте, – Фролов слегка понизил голос. – Положим, я верю охраннику и на девяносто пять процентов могу поручиться, что убийца – именно Синицын. Положим, вы, ознакомившись с показаниями, убедитесь, что убийца – Синицын. Но что мы с вами можем сделать, не имея достаточной юридической базы для ареста и передачи дела в суд? Допустим, я бы устроил здесь средневековые пытки, загонял бы иголки под ногти подозреваемому, растягивал на дыбе, прижигал каленым железом и все-таки вытребовал бы признание в убийстве, даже, может быть, имя заказчика бы узнал. Но все равно любой мало-мальски грамотный адвокат на суде растер бы все наши обвинения в порошок, развеял по ветру. Это безуспешное предприятие, и я искренне сочувствую, что вам придется им заниматься. Хотя от души желаю удачи. Вот материалы дела.

– Негусто, – грустно улыбнулась Лена, принимая из рук Фролова тощую картонную папку, завязанную белыми тесемками. – Впрочем, вы действовали полностью в рамках Уголовно-процессуального кодекса.

– с– Хорошо что вы это понимаете, – сердечно поблагодарил ее следователь.

– Все равно спасибо за помощь, – улыбнулась Лена.

– Не за что, – развел руками следователь.

Она встала, резко развернулась на каблуках и вышла из кабинета.

Оказавшись в узком коридоре, Лена свернула на черную лестницу, пристроилась на подоконнике между лестничными пролетами, прикурила сигарету, развязала завязки на папке и принялась изучать бумаги. Времени на это ушло немного: несколько жалких листочков, исписанных корявым почерком, с показаниями охранника офиса, описание места происшествия, несколько фотографий, адреса. Синицына и Фомина. Фотографии Лена смотреть не стала, не глядя, засунула в бумажный конверт и убрала на самое дно сумки.

«Что же делать теперь? – начала рассуждать она про себя. – Поехать к Синицыну и допросить его? Не лучшая идея. Во-первых, с него сняты все обвинения, и он имеет полное право отказаться, со мной разговаривать вообще, но даже если и не откажется, вряд ли при виде моих прекрасных глаз он немедленно решит признаться во всех грехах, включая глумление над хомячком, совершенное во втором классе средней школы. Поэтому встречу с ним отложим, а вот побеседовать с охранником Фоминым еще раз не помешает. Может, он добавит что-нибудь важное?»

Лена еще раз взглянула на адрес: спальный район на окраине Москвы. Ехать туда по утренним столичным пробкам под палящим июньским солнцем практически равнялось добровольному самоубийству, но делать было нечего. Лена надела солнечные очки, включила звук магнитолы на полную мощность и отправилась в путь.

Дверь Лене открыл сам Фомин. Густая щетина на его лице, мешки под глазами, дрожащие руки говорили о том, что прошедшие сутки дались охраннику нелегко.

– Вы из милиции? – спросил он, глядя на Лену. – Проходите.

– Я не из милиции. Елена Бирюкова, следователь Генеральной прокуратуры, – ответила Лена, оказавшись в прихожей.

– Вот оно как, – вздохнул Александр. – Но зачем вы пришли? Я уже все рассказал, и, кажется, ваши коллеги не поверили ни одному моему слову.

– Вы ошибаетесь, – мягко возразила Лена. – Вам верят. Но одной веры недостаточно для того, чтобы привлечь убийцу к ответственности, нужны еще и доказательства его вины.

– Доказательства! – воскликнул Александр. – Какие еще нужны доказательства, если я собственными глазами видел, как этот подонок застрелил человека, я схватил его. Да я на Библии могу поклясться, что этот Синицын – убийца. А мне толкуют про какие-то юридические тонкости и доказательства.

Лена хотела снова возразить, но тут поняла, что этот разговор в точности копирует ее беседу со следователем, только теперь она сама выступает в роли Фролова, поэтому она только развела руками.

– А эта сволочь еще прикидывалась невинным ягненочком, – не успокаивался охранник. – Он знаете что заявил? Что я подлый обкуренный наркоман, напал на мирного тихого прохожего, который прогуливался по улицам и наслаждался красотами столицы.

Вид у Александра был очень обиженный, и Лене даже хотелось его пожалеть, но следователю Генпрокуратуры это не пристало, поэтому она просто с сожалением покачала головой.

– Послушайте, Саша, я вам верю, мне не нужно ничего доказывать. Но ведь вы работник правоохранительных органов, должны понимать, что свидетелем обвинения быть не можете… Просто постарайтесь вспомнить, вдруг было еще что-то, что может нам помочь и о чем вы забыли рассказать Фролову?

– Нет. Я ничего не забыл, все рассказал, – горестно говорил Александр.

– Ну, неужели никто больше не мог увидеть этого убийства? – настаивала Лена.

– Нет…

– Может быть, ваш напарник, или сотрудники фирм, располагающихся на первом этаже, или еще кто-нибудь? – с отчаяньем спросила Лена.

– Нет. Милиция уже всех опросила. Хотя, мне кажется, что может быть еще один свидетель, но Фролов даже слышать про это не захотел, – со вздохом добавил Александр.

– Что за свидетель? – насторожилась Бирюкова.

– Бабка-попрошайка. Она отиралась около входа в офис как раз перед приездом Колодного. Я ей десятку дал – до того надоедлива была, а потом прогнал, но она не могла далеко уйти. Возможно, она что-то видела.

– Бабка. Где же искать ее, эту бабку? Вы можете ее описать? – Лена полезла в сумочку за блокнотом.

– Ну, как ее описывать? – пожал плечами Александр. – Бомжиха, она и есть бомжиха. По-моему, тронутая слегка. Когда говорит, шепелявит сильно и хромает еще. А, клюка у нее была такая…

– Какая? – насторожилась Лена.

– Такая, большая, деревянная. Кривая. Прямо как у колдуньи из сказки.

– Ну что ж, и на этом спасибо, – поднялась со стула Лена. – Авось и пригодится.

5

Лена отлично понимала всю абсурдность своей идеи, но совершенно серьезно собиралась разыскать бабку-попрошайку среди бездомных, обитающих и промышляющих в непосредственной близости от офиса Колодного. И хотя у Бирюковой не было никакой уверенности в том, что интересующая ее нищенка – постоянная жительница тех мест, Лена снова отправилась в центр. Припарковав машину, Лена двинулась в сторону метро, поскольку знала, что именно там имеют обыкновение обитать бродяги.

Центральная станция, недавно отстроенный новый «Макдональдс» неподалеку, открытое кафе тут же – отличное место для различного рода сброда. Промышляющая попрошайничеством публика была разношерстной. Возле главного входа в «Макдональдс» обосновалась молодежь. Мальчики и девочки несвежего вида, с волосами, выкрашенными во все цвета радуги, одетые в потертые кожаные куртки со множеством различных железяк, значков, брелоков с изображениями каких-то устрашающего вида музыкантов и исполнителей. Они тусовались своей достаточно большой компанией, всячески изображали презрение к сытой вальяжной публике, сосредоточенно поедающей буржуйские гамбургеры и запивающей их буржуйской кока-колой, изредка отпускали шуточки и едкие замечания в адрес того, кто смотрел на них с особенным негодованием. Чаще всего человек старался закончить свой обед как можно скорее и ретироваться. Но несмотря на это, классовая ненависть вовсе не мешала подросткам промышлять по чужим столам, доедая и допивая оставленное наевшимися посетителями.

Ближе к летнему кафе собиралась публика иного рода. Мужчины и женщины неопределенного возраста, со следами давней и глубокой алкогольной зависимости на лице, одетые в невообразимое тряпье, с сизыми носами и провалившимися глазами, распространяющие удушающий «аромат» в радиусе десятка метров вокруг себя. Они жадными глазами следили за людьми, допивающими пиво из стеклянных бутылок, и с последним глотком оказывались рядом, буквально вырывая заветную тару из рук посетителя, периодически переругиваясь между собой из-за трофея. И даже слабые попытки охраны кафе выставить их за пределы заведения не имели должного воздействия.

Лена, миновав и первую компанию, и колоритных бомжей, уверенным шагом направилась ко входу в метро. Там, на ступеньках, располагалась особенная порода людей – профессиональные нищие, демонстрирующие свои увечья, выставляющие напоказ страшные язвы и кровавые раны, предъявляющие справки о тяжелых неизлечимых болезнях, удостоверяющие документами наличие пятнадцати слабых здоровьем детей и престарелых родителей.

Она стала неторопливо спускаться по ступенькам, внимательно всматриваясь в лица этих людей. Те, будто почуяв добычу, хором, как по команде, запричитали с удвоенной силой и энергией. Отдельные особи, наделенные, видимо, недюжинными актерскими способностями, даже зарыдали в голос. Она, машинально впихивая мелкие монетки в протянутые руки, дошла до конца лестницы: ни одной старухи не было. Лена в раздумье остановилась.

«Что за бредовая идея?! – говорила она сама себе. – Глупо все-таки было тащиться сюда разыскивать какую-то полоумную старуху. С чего я взяла, что найду ее здесь? Может, в тот день к офису Колодного она попала случайно и живет в какой-нибудь глухой деревне, кур выращивает. А я тут ношусь, как стрекозлица бешеная, поиски веду».

С такими мыслями Лена вновь поднялась и направилась к машине, как вдруг услышала старушечий голос позади себя. Голос был жалобный, но в то же время наполненный обидой и негодованием:

– А мне?

– Что тебе? – рассеянно переспросила Лена.

– Ты всем дала, а мне нет. Почему? – с обидой спросила старуха.

– Я вас не видела, – Бирюкова полезла в сумочку за кошельком, как вдруг обратила внимание на тяжелую деревянную клюку, которую бабка сжимала своей морщинистой коричневой рукой.

«Неужели удача?! Похоже, что это она и есть!» – промелькнуло у Лены в голове.

– Я сейчас дам вам денежку, – сказала она. – Только можно я сначала попрошу вас кое о чем?

– О чем? – заинтересовалась нищенка.

– Вы только не удивляйтесь и не обижайтесь. Вы можете произнести скороговорку: кукушка кукушонку купила капюшон, надел кукушонок капюшон, как в капюшоне он смешон.

– Совсем тронутая, хоть и молодая, – сплюнула старуха с досадой и собиралась уже уйти, как Лена извлекла из кошелька купюру, достоинством в сто рублей, и повертела ею перед глазами попрошайки.

– Ну, пожалуйста, попробуйте, – ласково попросила она.

– Да ладно, шут с тобой, хохочи над бабкой, – махнула рукой попрошайка и на одном дыхании выпалила длиннющую скороговорку. Чуткое Ленино ухо не уловило ни одного чистого «ш». «Уже две приметы сошлись. Неплохо!»

– Давайте отойдем в сторонку, – обрадованно вскрикнула она.

– Ну, точно свихнувшаяся. Давай сюда деньги, сказала я про твою кукуфку.

– Ну, всего на несколько минут, – не сдавалась Лена и прибавила к гонорару еще полтинник.

– Ну, пойдем, – недовольно произнесла старуха. – Чего тебе еще, спеть? Или сплясать? Вот ведь народ! Лишь бы поиздеваться над старым человеком! Ни стыда ни– совести у этой молодежи!

Лена оттащила нищенку за палатку.

– Скажите мне, на той неделе вы были вон у того дома? – Лена махнула рукой в сторону офиса Колодного.

– Ну, была, допустим, – насторожилась попрошайка. – А тебе-то что? Давай сюда деньги. Некогда мне. Я не такая бездельница, как ты, чтобы ходить да лясы точить.

– Вы видели убийство, – не обращая внимания на слова, наступала Бирюкова. – Я знаю!

– Да что привязалась-то, шальная какая-то?! – испугалась старушонка. – Не видела я никакого убийства. Отстань от меня.

– Как не видели? Вы правда ничего не видели и не слышали?

– Не видала, – упрямо твердила старуха, впрочем, зорко следя за руками Лены, которые снова полезли в сумочку.

– Ну, может быть, заметили что-то подозрительное? – настаивала Лена. – Вы разговаривали с охранником офиса, а через несколько минут на том месте произошло убийство. Вы должны были что-нибудь заметить.

– Слушай, я ни-че-го-не-ви-де-ла, – жутким голосом отчеканила бабка. – Не впутывай меня. И сама не лезь.

– Почему это? – поинтересовалась Лена.

– Там дьявол. Там нечистая, – она подняла длинный, темный, узловатый палец. – Много крови я вижу. И смерть вижу. Все из-за богатства неправедного. Много зла вижу… Очень много.

Блеклые глаза старухи загорелись каким-то страшным огнем, она схватила Лену за руку и продолжала:

– Проклятье! На всех проклятье! Расплачиваемся за грехи! За грехи наши! Месть страшная всех ожидает! Смерть, всюду смерть! Я чую! Я вижу все!..

Под палящим июньским солнцем мороз пробрал Лену до костей. Она с трудом вырвалась из цепкой старушечьей руки, отдала той деньги и практически бросилась бежать. А попрошайка все продолжала кричать ей вслед свои страшные пророчества.

6

Ровно в десять утра Гордеев уже пил кофе в кабинете Розанова и выслушивал от начальника суть дела.

– Значит, так, – повествовал Розанов. – Наша клиентка Ульяна Старостина является хорошей знакомой некоего Соболева Михаила Васильевича. Сам Соболев очень крупный бизнесмен, владелец предприятия «Московский холод», тот самый, который практически монополизировал столичный рынок, восемьдесят процентов пищевых продуктов в городе хранятся в его «холодильниках». Помнишь, недавно по телеку в передаче «Хозяин» о нем как раз рассказывалось?

– И блинчики?

Генрих Афанасьевич осекся:

– Ну да, и пельмени, и блинчики, а ты что, с ним знаком?

– Как-то смутно. Больше с его блинчиками. Ну, да бог с ними. А кто ж такая Ульяна Старостина, и что значит «хорошая знакомая»?

– А вот это ты у нее сам и выясни. Судя по ее виду, – заговорщически понизил голос Розанов, – она его любовница.

– Неплохо. Обычно адвокатов нанимают родственники или жены. В крайнем случае дети. Так кого и из-за чего надо защищать?

– Ты слушай и не перебивай, – рассердился Розанов. – Так вот. Этого Соболева подозревают в организации убийства известного адвоката Якова Колодного.

– Ну и ну! Чего это Соболеву убивать адвоката?

– В том-то и дело, что незачем… К тому же ты удивишься еще больше, когда узнаешь, что клиентом Колодного он сам и являлся.

– Соболев? – не поверил собственным ушам Гордеев.

– Именно так.

– О как! – удивленно присвистнул Гордеев. – Интересный случай… Чего, хотелось бы знать, они не поделили?

– Это пускай следствие выясняет.

– Ну, вот тут вы не правы, Генрих Афанасьевич, – хохотнул Гордеев. – Надо же знать, какие конфликты бывают у адвокатов с клиентами? Кто знает, может, и меня кто-то готовится кокнуть. Вот именно сейчас, в этот самый момент.

– Типун тебе на язык. Ты мне еще нужен. В отпусках Все сейчас! – невозмутимо ответил Розанов.

– Вот те раз! – изумился Гордеев. – А осенью, значит, когда все вернутся из отпусков, погибай, Гордеев, на здоровье? Да, Генрих Афанасьевич?

– Ладно, хватит языком чесать, – улыбнулся Розанов. – Сейчас сходишь в Генеральную прокуратуру, ознакомишься с материалами дела, а пока иди к себе, скоро Старостина должна подойти, побеседуешь с ней подробно, вот и узнаешь, за что клиенты своих адвокатов заказывают.

– Хорошо, Генрих Афанасьевич. – Юрий сделал последний глоток кофе, поднялся с кресла и вышел из кабинета.

Ульяна Старостина появилась через полчаса после разговора с Розановым. Она бесшумно возникла на пороге кабинета Гордеева, некоторое время вглядывалась в лицо Юрия и только потом негромко поздоровалась. Гордеев оторвался от экрана компьютера и бросил взгляд на посетительницу. Перед ним стояла высокая стройная женщина лет тридцати, с безупречной прической, идеальным макияжем, одетая в светлый брючный костюм, благоухающая запахом дорогого парфюма, с красивым, но немного настороженным лицом.

– Добрый день, – ответил на приветствие Юрий. – Проходите, пожалуйста.

– Вы Юрий Петрович Гордеев? – спросила посетительница, шагнув в кабинет.

– Он самый.

– А я Ульяна Старостина.

– Да, меня предупредил о вашем приходе Генрих Афанасьевич. Чем обязан?

– Хочу обратиться к вам за помощью.

– Присаживайтесь и изложите суть дела, – попросил Гордеев.

– Да, конечно.

Она, чуть покачивая бедрами, прошла в кабинет и села на стул, приняв изящную позу.

– Я пришла просить вас защищать интересы Михаила Васильевича Соболева.

Гордеев кивнул, показывая, что это ему уже известно.

– Кем вы приходитесь Соболеву?

– Я уже, кажется, объяснила вашему начальнику, что прихожусь ему хорошей знакомой, – с некотором вызовом ответила Старостина. – Понимаете?

– Понимаю, отчего же не понять? – пожал плечами Гордеев.

– Но это не имеет никакого значения, потому что мы очень близки с Соболевым, и наши отношения совсем не подходят под классическую схему отношений состоятельного человека и корыстной любовницы.

– Я вовсе и в мыслях не имел подозревать вас в меркантильности, – начал оправдываться Гордеев. – И задал вопрос для проформы, для завязки разговора, так сказать. И потом надо же выяснить, какие мотивы послужили причиной того, что именно вы обратились ко мне?

– Я и сама не нищенствую, у меня косметический салон, который приносит мне вполне приличный доход, – продолжала Старостина, не обращая внимания на извинения адвоката. – В моем салоне, собственно говоря, мы и познакомились с Михаилом Васильевичем, с Мишей. Смешно, конечно, звучит, но он привел туда свою жену, а познакомился со мной.

– Можете рассказать подробнее?

Старостина кивнула:

– Дело было накануне Восьмого марта, он такой подарок жене приготовил: заплатил за полный курс процедур, а у меня салон недешевый, скажем прямо, ему это обошлось в приличную сумму. Ну и пока его женушку облагораживали-омолаживали, стригли, укладывали, красили, Миша отдыхал в специально отведенной для этого комнате. А я случайно в салон заехала, у меня в тот день никаких дел там не было, просто оказалась неподалеку, решила зайти проведать. И там увидела его. Хотя Миша говорит, что первый меня заметил, еще через окно, когда я из машины выходила. Он сказал, что практически влюбился в меня с первого взгляда и его тут же охватило отчаяние, потому что он встретил женщину своей мечты, но не может с ней познакомиться, так как рядом жена. И я едва его увидела, как мне что-то изнутри подсказало, что это мой мужчина. У вас так бывало?

– Чтобы сердце мне подсказывало, что это мой мужчина? Честно говоря, нет, – рассмеялся Гордеев.

– Да ну вас, – ответно улыбнулась Ульяна, переходя на чуть фамильярный тон, что, впрочем, получалось у нее весьма мило. – Миша потом рассказал, что тут же пошел к охране выяснять, кто я такая, и когда узнал, что хозяйка этого заведения, очень обрадовался, что теперь знает, где меня искать.

А на следующий день мне принесли роскошный букет цветов и бутылку дорогого вина, коллекционного, в простом магазине такого не купишь. Было так приятно и трогательно, и я потерялась в догадках, кто бы мог прислать мне такой подарок. И потом всю неделю, каждый день, я получала цветы – обычно розы, иногда лилии или орхидеи – и какие-нибудь небольшие презенты. Духи, конфеты, даже белье, но ничего вульгарного, белье очень дорогое и высокого качества. Я была заинтригована, но наконец он явился сам. Я, конечно, сразу его узнала, но виду не подала, изобразила удивление. Миша долго и путано объяснял, где меня увидел, и вообще был крайне смущен. Я даже не ожидала такого от человека его уровня. Я думала, что подобные мужчины всегда действуют уверенно, убеждены в успехе и не ждут отказа от женщин. Мне казалось, что меня ожидает танковый напор. А он краснел, как мальчик. Меня это очень растрогало, я согласилась с ним поужинать, ну, в общем, понеслось… С ним было здорово. Он очень порядочный и благородный человек. За все время мы с ним ни разу даже не поссорились. Миша очень умело сглаживал все острые углы, никогда не доводил ситуацию до конфликта, всегда действовал, как настоящий мужчина.

Может быть, из моих уст это прозвучит странно, но, знаете, за что еще я очень уважаю Мишу? Он никогда, ни единого раза не отозвался плохо о своей жене. Есть у некоторых мужчин такая привычка – хаять своих супруг перед любовницами, рассказывать, какие они нехорошие женщины, что никаких интимных отношений между ними уже давно нет, как нет и любви, что живут с ними исключительно из чувства долга и ответственности перед детьми. А так, если бы не было этих сдерживающих факторов, они бы уже давным-давно послали все к чертям собачьим и воссоединились со своей единственной и любимой. Ненавижу таких мужиков. Мне кажется, это очень подло. А Миша никогда не позволял себе хотя бы слово грубое произнести в адрес своей жены, всегда говорил мне, что уважает ее, что у них прекрасные отношения. Вам, может быть, странно это слышать, но мне не только не было неприятно слышать это, но и импонировало, что ли. Я понимала, что общаюсь с достойным человеком, на которого можно положиться, который не предаст, которому можно доверять. Миша как-то так умудрился, что я, против правил всех любовниц этого мира, не ненавижу его жену. Он незаметно сумел дать мне понять, что она действительно нормальная баба, что нам нечего с ней делить, что мы с ней вполне можем существовать в его жизни обе, ни капельки не мешая друг другу. Есть у меня подозрение, что она даже знает о моем присутствии. Я, конечно, не уверена, как-то все забывала спросить у Миши об этом. Но во всяком случае, он никогда не шифровался, знакомил меня со своими друзьями, коллегами, не прятался со мной по углам, боясь, что какой-нибудь знакомый жены увидит, уделял мне очень много времени, не бежал домой по часам. Одним словом, он доказал, что относится ко мне серьезно, уважает мои чувства и я что-то значу в его жизни. И мы вместе не потому, что человеку в его положении любовница по штату положена. Я себя даже любовницей не ощущала, мне повезло. Знаете, наверное, это очень несчастные женщины, те, которые постоянно чувствуют себя на втором месте, которым очень четко дают понять, что есть жена, и она главная, а ты так, девочка для постели, для удовлетворения мужского самолюбия и амбиций. Когда есть время и желание, тебя облагодетельствуют, уделят внимание, время с тобой проведут, а когда нет, извини, дорогая, ты же знала, на что шла, – я женат. Так что нечего сопли распускать и претензии предъявлять. Знай свое место, голубушка.

Гордеев уже немного подустал от нескончаемого монолога своей клиентки и подробностей ее личной жизни и прочих – лишних – подробностей, хотя изо всех сил делал заинтересованное лицо. Пытался иногда в такт кивнуть или вставить словечко, но Старостина была увлечена своим рассказом и на реакцию адвоката никакого внимания не обращала. Она все не унималась:

– Мне жаль таких женщин. Они чувствуют себя очень одинокими, даже более одинокими, чем по-настоящему одинокие. Они не имеют ничего, и когда мужчина, сделав свое дело, бежит в свой семейный дом к любящей жене и детям, где его ждут, встречают, где он чувствует заботу и тепло, она остается одна в своей пустой квартире и, наверное, рыдает в подушку.

Юрию показалось, что от жалости к этим несчастным обездоленным существа^ – любовницам подлых и непорядочных мужчин – Старостина сейчас сама будет плакать навзрыд.

«Бедняжка. Кто это ее так?» – подумал он.

– Но у нас с Мишей такого не было, вы не подумайте. Он совсем другой. У нас все было хорошо, – спохватилась Ульяна.

– Я очень рад за вас, – воспользовался моментом и секундной паузой Гордеев, почти обрадованный, что ему удается вставить слово. – Давайте все-таки подойдем поближе к делу.

– Да, простите. Это я увлеклась…

– Итак, вы хотите, чтобы я защищал Соболева Михаила Васильевича, которого подозревают в организации убийства известного адвоката Якова Колодного. Я правильно излагаю?

Старостина послушно кивала головой.

– Скажите, а в каких отношениях были Колодный и Соболев?

– Ну, во-первых, Колодный был адвокатом Миши, вел некоторые дела, представлял его интересы, обеспечивал юридическую сторону сделок, контролировал правовую сторону договоров. А во-вторых, они еще были и приятелями, любили общаться друг с другом, у них были общие интересы, много тем для разговоров. Да, короче говоря, у них были хорошие отношения. Они уважали друг друга. Я вообще не помню, чтобы они ссорились. Это верх идиотизма – обвинять Мишу в убийстве Колодного, да еще и арестовывать… Абсурд какой-то!

– Когда его взяли под стражу?

– Буквально вчера.

– Вот, кстати, почему обвиняют Соболева? Должны же быть какие-то причины, улики?

– Я не знаю, – растерянно хлопала длинными накрашенными ресницами Старостина.

– Как это? – изумился Гордеев.

– Ну, вот так, – пожала плечами Старостина. – Я не стала вдаваться в подробности. Мое дело нанять адвоката, а вы уж сами разбирайтесь. Вы же будете разговаривать со следователем, он вам все и расскажет.

«Вот, мать твою в душу! – выругался про себя Юрий. – Как рыдают в подушку несчастные любовницы, она знает, какие есть на свете мужчины-негодяи, она тоже знает, а за что обвиняют ее любовника, она не знает. Два часа ездила мне по ушам с рассказами о всякой хренотени, а по делу ничего сказать не может».

– Так, понятно, – произнес вслух Гордеев, которому далеко не все было понятно, а точнее говоря, и вовсе – ничего, кроме разве что факта, что Генрих Розанов скинул ему по привычке полную безнадегу, за которую есть шанс не получить вообще никаких денег. – Скажите, а Соболев знает, что вы нашли адвоката для его защиты?

– Да, разумеется, он и попросил меня это сделать.

– А почему Соболев сам не позаботился об этом, а попросил вас?

– Потому что Миша очень занятой человек и много времени проводит на работе, а потом, в последнее время он не слишком хорошо себя чувствовал, часто болел. Вот я и занялась этим вопросом сама.

– То есть, как я понимаю, вы этим занимались еще до его ареста?

– Да. Но Миша абсолютно мне доверяет, поэтому не волнуйтесь, никаких проблем не возникнет. Кроме того, он ведь в тюрьме.

– Я и не волнуюсь, просто странно, что человек сам не заботится о таких вещах, ведь обвинение, выдвинутое против него, крайне серьезное. Однако порядок есть порядок. Чтобы нанять адвоката, вы должны быть его доверенным лицом. У вас есть какой-то документ, который подтверждает это? Почему, в конце концов, этим занимается не жена?

Старостина замялась:

– Вы понимаете, я с женой не общаюсь, поэтому не знаю… А что касается доверенности – то я не знаю, как тут быть…

– В принципе, это решаемый вопрос. Вы должны получить от него бумагу, в которой было бы написано, что он вам доверяет нанимать адвоката и оплачивать его труд.

– Я для этого должна идти в тюрьму?

– Нет, достаточно телефонного разговора, он Ведь имеет право на некоторое количество разговоров. Конечно, все это может затянуться, но, в принципе, следователь должен сделать это немедленно. Позвоните следователю и попробуйте уладить это дело.

– Мы понимаем, но надеемся, что ваш талант и профессионализм помогут снять с Миши все обвинения и доказать его невиновность, – произнесла, потупив глаза, Старостина, то ли от лица Соболева, то ли просто решив для солидности именовать себя «мы». – Нам говорили, что вы лучший из лучших.

Гордеев был польщен, что, однако, не помешало задать ему следующий вопрос:

– Поскольку вы сами понимаете, что обвинение в убийстве – это дело серьезное и непростое, защита такого клиента требует больших физических, моральных и материальных затрат, может быть, сейчас самое время обговорить размер вознаграждения?

– Да-да, конечно, – всплеснула руками Старостина. – Я стала такой рассеянной. Я, разумеется, понимаю, что труд адвоката вашего уровня обязан оплачиваться должным образом.

Она раскрыла сумку, достала из нее внушительную стопку купюр с изображениями американских президентов и назвала сумму, от которой у Гордеева приятно защемило сердце.

– Это аванс, – добавила Ульяна. – Остальное по завершении дела. По рукам?

– По рукам, – Юрий пожал узкую ладонь Старостиной. – Я сейчас вам напишу расписку, а когда будет доверенность, то составим договор на защиту.

Он проводил посетительницу до двери и, дождавшись, когда звук ее шагов перестанет доноситься до его слуха, издал победный возглас, который был призван выражать и радость, и готовность приступить к своим прямым обязанностям. За время вынужденного бездействия Гордеев и вправду успел соскучиться по работе. Правда, он еще не мог безраздельно распоряжаться этой суммой, но все-таки деньги были в его руках, и что скрывать, этот факт его весьма радовал. Он чуть вприсядку не прошелся.

– Что с вами, Юрий Петрович? – спросил неизвестно откуда появившийся студент-практикант.

– Да вот, Саня, жизнь-то налаживается, – ответил Гордеев и помахал перед глазами удивленного студента стопкой купюр.

– Ого, – уважительно приподнял бровь тот. – Откуда такое богатство? Наследство, никак, получили? Или в казино выиграли?

– Ни разу не угадал. За абсолютным неимением богатых родственников наследства мне ждать неоткуда, а в казино меня бы не пустили, поскольку последние деньги я потратил вчера на кусок мяса и бутылку вина, так что играть было бы не на что.

– Так откуда же тогда?

– Вознагражден за терпение. Вот ты бы смог целый час выслушивать рассказы женщины о ее любовнике и воспринимать ее взгляды на взаимоотношения полов, законный брак и свободную любовь? Причем в этих взглядах мужики всегда предстают последними скотами, а женщины – невинными овечками.

– Нет, Юрий Петрович, определенно не смог бы.

– Вот поэтому ты сегодня отправишься в лучшем случае ужинать в «Макдональдс», в худшем купишь пачку пельменей в соседнем магазине, а я проведу сегодняшний вечер в одном потрясающем заведении, где подают лучший бифштекс в Москве, – веселился Гордеев.

– Ничего не понимаю, – вздохнул Саша.

– Да и нечего понимать, просто мой талант и профессионализм производит неизгладимое впечатление на женщин, и они готовы расстаться с последними деньгами, лишь бы такой знаменитый и гениальный адвокат, как Юрий Гордеев, взялся вести их дело. Вот так, Саня, учись в институте хорошо, тогда и на твоей улице будет праздник. Но главное, запомни то, чему в институте не учат.

– Чему? – весь превратился во внимание практикант.