Текст книги "Горячий лед"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

17

После разговора с Гордеевым Вячеслав Иванович Грязнов набрал номер начальника подмосковной милиции.

– Здорово, – произнес Грязнов, услышав знакомый голос на другом конце провода.

– Здравствуй, Вячеслав Иванович. По делу звонишь или так?

– По делу, дорогой. Расскажи-ка мне, что за дела у тебя происходят в Петрово-Дальнем?

– А что за дела? – удивился собеседник. – Все тихо там.

– Тихо, да не очень, – возразил Грязнов. – Есть у меня сведения, что там, в одном из домов, удерживают в заложниках человека. Есть у тебя личности, вызывающие подозрение?

– Ну, есть несколько домов преступных авторитетов. Приказать моим ребятам, чтобы проверили их?

– Да, медлить нельзя, заложник при смерти. Но и осторожность не помешает, можно спугнуть.

– Какие-нибудь ниточки есть?

– Да, имеется у нас одна зацепка: серебристый джип «лексус» праворульный. По всем признакам именно на нем бандиты и разъезжают. Поставил б ты пост на повороте на поселок. Пускай твои ребята последят. Конечно, слабая надежда, но, возможно, заметят эту машину.

– Ну, можно попробовать. Сейчас же пошлю патруль туда. О результатах, если что, доложу. Хотя ты понимаешь, джип-то этот может и через неделю проехать.

– Понимаю, – вздохнул Грязнов, – ну и по другим каналам разузнай.

– Обязательно, Вячеслав Иванович, все силы задействуем.

– Вот спасибо. Если что, звони в любое время.

Через двадцать три минуты к повороту на Петрово-Дальнее подъехала неприметная «шестерка» с двумя пассажирами в салоне, съехала на обочину и максимально скрылась в кустах акации. Старший лейтенант милиции Сухарев и сержант Рубцов откинулись на спинки сидений и повели неторопливый разговор.

– Ну и чего нас сюда пригнали, спрашивается? – недовольно полюбопытствовал Рубцов.

– Когда начальство куда-то посылает, оно, как правило, не объясняет зачем. Мы с тобой люди маленькие, подневольные. Нам сказали – мы сделали, – разъяснял более опытный Сухарев.

– Ну-ка, покажи фотку.

Сухарев вынул из кармана фотографию серебристого джипа «лексус» и показал напарнику.

– Ишь ты… Хорошая тачка. Небось, тысяч тридцать стоит?

– Да больше… Хотя, в разработке написано, что праворульный. Значит, из Японии гнали. Скорее всего, подержанная. А тачки там копейки стоят.

– Все равно красивая… – прищелкнул языком Рубцов и, вздохнув, вернулся к более прозаическим вещам. – Обидно просто, день удачный был, и местечко мы с тобой хорошее нашли, еще бы пару часиков, и я бы на новые стекла подзаработал. Я тебе говорил, что моя мамаша выкинула?

– Нет, а что такое?

– Да совсем крыша у нее поехала, я с дежурства возвращаюсь намедни, смотрю – в доме ни одного целого окна, все перебила, говорит, что не она, грабители, говорит, лезли.

– Ну надо же! И давно у нее так? – посочувствовал напарнику Сухарев.

– Да как батяню подстрелили, так и началось. Сначала незаметно было, временные помутнения. То голоса ей какие-то мерещились, то еще какая-то дребедень, а потом совсем плохая стала. Вбила себе в голову, что соседи ее радиацией облучают. А у нас и соседей-то – никого, на площадке три квартиры пустуют. И теперь вот инопланетяне мерещятся. Уверяет, что только очищение огнем спасти может. Теперь в себе и не бывает никогда. Дома ее страшно одну оставлять. Когда ухожу, кухню на замок закрываю, боюсь, как бы не подпалила квартиру, с нее станется.

– А чего не сдашь куда следует?

– Да ты что! – оскорбился Рубцов. – Мама все-таки. Она ж меня родила и воспитала, а я ее в психушку? Так, что ли?

– Ну ладно, не кипятись, я спросил просто. Нет, так нет. Ну и правильно. Мама. Я бы свою тоже не сдал. Только ты парень молодой, жениться тебе надо, детей заводить, а с такой мамашей тяжеловато будет.

– Это да, но я как рассуждаю… Эй, гляди-ка, это не наш джип?

Мимо их машины проехал серебристый джип.

– Не… Это вроде «мерседес».

– Да, не наш… – согласился напарник, так вот я и говорю. Если девка хорошая, все сама поймет, а если гоношиться будет, так на хрена она мне такая сдалась?

– И то верно, – снова согласился Сухарев. – Ты слушай лучше, историю мне вчера ребята рассказали. Стояли они на Рублево-Успенском, на пятнадцатом километре, едет мимо них «ауди»-восьмерка нулевая. А за рулем там такой чисто конкретный пацан, весь в золоте, тридцать три мобилы на пузе, все дела. Подъезжает он к нашим ребятам и говорит, я, типа, тачку новую купил, хочу посмотреть, сколько из нее максимально выжать можно. Давайте, я сейчас развернусь и на обратном пути на всех парах мимо вас, а вы, типа, радаром замерьте, какая скорость была. Ну, и им сотку дает. А нашим что, сложно, что ли, они и согласились. Этот мужик, значит, разворачивается, разгоняется что есть мочи и мимо ребят. Они, конечно, замерили все, как обещали, двести семьдесят в час, можешь себе представить?

– Ни хрена себе, – присвистнул Рубцов. – Вот фашисты дают, вот это техника.

– Слушай дальше, возвращается этот браток и говорит: сколько? Ну, наши ему: двести семьдесят. Тот в бешеном слюнявом восторге, пишите протокол, говорит. Наши ему: ты чего, мужик, охренел, это ж штраф обалденный. А он им: неважно, пишите протокол, без документа пацаны не поверят, что тачка столько может. Прикинь, да?

– Ну, и чего? – заржал Рубцов.

– Ну, чего, наши ему объясняют, что если в протоколе скорость фиксировать, то за такое превышение права надо отнимать. А ему все по хрену, пускай, говорит. Отобрали, значит, у него права, на следующий день он в ГАИ за ними приходит. Там майор как на протокол посмотрел, чуть с инфарктом не слег. Да что, говорит, с тобой, уродом, делать? Максимальный штраф-то – пятихатка – за превышение на шестьдесят километров, а у этого почти в три раза больше дозволенной скорости. И наш конкретный пацан говорит: вот тебе штука штрафа и еще штука за копию протокола. Вот так интересно люди живут, – заржал в завершении рассказа Сухарев, как молодой колхозный конь.

– Во дела, бабки людям девать некуда! – возмутился напарник. – Лучше бы детям помогали.

– Да, о чем ты говоришь, – махнул рукой Сухарев.

– Время-то у нас сколько?

– Да уж начало второго.

– Интересно, какие идиоты будут по ночам разъезжать?

– А чего это им ночью не поездить?

– Клевая, кстати, тачка, – снова прищелкнул языком напарник. – Я бы себе такую купил.

– Чё ж не купишь? Жаба душит?

– Да не хочу от коллектива отрываться. Скажут, буржуй, возникнет классовая ненависть. А оно мне надо?

– Это да, купи что-нибудь поскромнее. «Поршню», например, маленький, неприметненький, будешь на огород ездить, рассаду возить, – подкалывал друга Рубцов.

– Ага, «поршик», он в Германии хорош, а по нашим дорогам лучше «хаммер» брать, почти трактор.

– Слушай, жрать охота, – жалобно произнес вдруг Рубцов. – Может, сгоняем до ближайшей палатки на станцию?

– Да ты что, нельзя ведь, нужно тачку караулить, – возразил Сухарев.

– Ну, всего ведь минут десять займет. У меня уже кишки в узлы завязались. Я только позавтракать сегодня успел.

– Нет, нельзя с поста уходить. Узнают, голову оторвут.

– Блин, чё ж делать-то тогда, у меня сейчас голодный обморок случится. Погибну на боевом посту.

– Будем подножным кормом питаться, пошли малину собирать, – предложил Сухарев.

– Ты сдурел, что ли, какая малина в темноте?

– Зажигалочкой посветишь, да и фонарик у нас в багажнике вроде был. Ну, чего, пойдешь?

– Хрен с тобой, давай сюда фонарь, я пошел.

Сухарев достал из багажника небольшой походный фонарик и вручил его Рубцову. Тот, кряхтя и ломая ветки, углубился в кусты. Сухарев остался один на посту. Он поймал на радиоприемнике любимую волну со спокойной музыкой, прикрыл глаза и начал медленно погружаться в сон. Тут участок дороги осветил яркий свет фар, и мимо милицейской машины бесшумно, едва касаясь колесами асфальтового покрытия, пролетел серебристый джип. Сухарев вскинулся на сиденье и бросился заводить машину. Он с трудом выехал из кустов акации и пустился вслед за ним, стараясь держаться на безопасном расстоянии, но в то же время не упускать автомобиль из виду. Иномарка проехала весь поселок, затормозила у самого крайнего дома с высоченным кирпичным забором и сторожевыми башенками по углам, чуть шурша шинами по щебенке, въехала в ворота, которые тут же наглухо закрылись. Сухарев запомнил дом, развернул машину и поехал за своим напарником.

Обескураженный Рубцов, в разорванной форменной рубахе, без единой пуговицы стоял на повороте, сжимая в руках фонарик.

– Ты откуда такой красивый? – рассмеялся Сухарев.

– Тьфу ты черт! – воскликнул Рубцов. – Ты куда делся? Я уж думал, заблудился. Выбрался по этой темнотище на дорогу, машины нет, и местность вроде другая. Все, думаю, теперь до утра буду блуждать.

– А малины-то набрал?

– Да какая, к дьяволу, малина?! Насилу из оврага выбрался. А страшно в лесу. Меня еще бабка запугала всякими там лешими да кикиморами, так до сих пор по лесу один ходить боюсь. А тут еще и ночь, да ты слинял куда-то.

– Я не куда-то, я наш таинственный «лексус» выследил. Теперь можем со спокойной совестью возвращаться в отделение. Доложим начальству – и свободны как ветер.

– Слава тебе, Господи, – произнес Рубцов, забираясь в машину. – Тогда поехали, мне уже и выпить надо, страху натерпелся.

– Впечатлительный больно, – усмехнулся Сухарев и рванул с места.

18

Гордеев проснулся среди ночи от телефонного звонка. Не понимая ничего спросонья, он, матерясь, дотянулся до телефона и взял трубку. Звонил Грязнов.

– Гордеев, ты все спишь?!

– Да это как бы вполне логично, в три-то ночи, – потирая глаза, ответил Гордеев, но тут же понял, что раз Грязнов звонит так поздно, значит, это очень важно. – Что-то выяснилось?

– Конечно. Мы-то не спим и времени даром не теряем!

– Что узнали-то? – Гордеев резко Сел на постели.

– Узнали, кому принадлежит дом, во двор которого въехала означенная машина.

– Кому? – Гордеев чуть не упал с кровати.

– Некоему Петру Буздыгану. Полагаю, такого ты не знаешь.

– А вы?

– В лицо, конечно, и я не знаю. Но заочно уже познакомился. Мне успели всю его подноготную рассказать.

– И что же там?

– Там? Весь материал, чтобы упечь его за решетку. Он член одной из подмосковных группировок. Кстати, в той же самой группировке числился и покойный Синицын.

– Да что ты? Вот и сошлись ниточки!

– Сошлись, сошлись. И ниточки, и веревочки. Только, Гордеев, если ты не поторопишься, придется захват без тебя производить. ОМОН-то я уже послал. То есть уже выезжаем.

– Бегу, – коротко ответил Гордеев.

Собрался он, как в армии, за сорок секунд. Уже сбегая вниз по лестнице, он набрал номер телефона Лены Бирюковой.

– Алло, – раздался в трубке бодрый голосок.

– Ты что, не спишь? – удивился Гордеев.

– Нет, Гордеев. В такое тревожное время совести спать хватает только у тебя.

– Чего? Это ты откуда взяла?

– Оттуда же, откуда и информацию о Буздыгане.

– Ах, тебе уже сообщили! Замечательно.

– Да, да. Вот я тебя и жду, чтоб ты за мной заехал.

– Ну, так я еду.

Лена ждала около своего подъезда. Она быстренько села в машину Гордеева.

– Здравствуй, миленький, – произнесла она, как всегда, в своей иронической манере.

– Привет, привет. Свежа и красива, как всегда. Даже в три часа ночи.

– Спасибочки. Ну что, мчим?

– Мчим.

Гордеев выжимал из своей машины все, что только можно.

– Я думал, мне тебя будить придется, – сказал он.

– Нет. Я же говорю, только у тебя хватает совести спать.

– Ты что, и не ложилась даже?

– С таким сожалением ты это говоришь, однако…

– Конечно. Почему бы не совместить полезное с приятным?

– Все вы, мужчины, одинаковые, – вздохнула Лена. – Давай будем совмещать полезное с приятным, когда все кончится.

– Лена, в том-то и дело, что никогда ничего не кончится. Одно кончится, другое начнется.

– Юр, я что-то так устала за все это время. Думаю, что, как только мы с этим делом разделаемся, я уеду куда-нибудь отдыхать…

– Кто тебя отпустит-то? – усмехнулся Гордеев.

– Думаешь, я такой незаменимый работник?

– А то! Ты просто клад! Золото.

Лена внимательно посмотрела на Гордеева, думая, что он над ней издевается. Но у него был серьезный, как никогда, вид. А уж Лена-то разбиралась, когда Гордеев шутит, а когда нет.

– Спасибо, – тихо сказала она.

– Я знаю, что ты очень устала. Но ты очень сильная. Столько всего навалилось, убийства, похищения отравления… А ты… Просто молодец! Я тобой восхищаюсь, честное слово.

Лена слабо улыбнулась, но на душе у нее было нехорошо. Время от времени в памяти возникала старуха с сумасшедшими глазами и ее страшными пророчествами. Нет, Лена всему этому не очень-то верила, но при слове «убийства» невольно вздрогнула и поежилась.

А Гордеев после разговора с Леной тогда, в летнем кафе, ни разу еще не спрашивал ее о Колодном, об их отношениях и о ее чувствах. Да и что можно спрашивать о чувствах человека, у которого убили любимого, если, конечно, Колодный заслуживал такого звания. И тем не менее Юрий понимал, что Лене очень тяжело. И еще одно убийство у нее на глазах! Ей действительно после всего этого нужен был хороший, продолжительный отдых где-нибудь на море.

– Юр, Знаешь, мне кажется, что если я после всего этого не отдохну, не приду в себя, я просто сойду с ума. Хочу на море. Ужасно хочу. Вчера смотрела в окно, представляешь: солнце светит, небо яркое-яркое, такого темно-голубого Цвета, и ни единого облачка. У нас, на севере, такое очень редко бывает летом. Обычно зимой, когда небо кажется высоким-высоким. И вот еще такое небо бывает на море и в горах. Я как только это поняла, мне прямо плакать захотелось. Нет, если я в скором времени не побываю на море, я на себя руки наложу.

– Ну, – протянул Гордеев, – если все так серьезно, тогда ладно, так уж и быть, придется мне за тебя просить у Меркулова. Авось смилостивится. Еще Турецкого к этому делу подключим. Только с одним условием. Ты возьмешь меня с собой на море!

– Какой хитрый! Ну конечно, если ты выступишь моим защитником перед Меркуловым, то придется-таки тебя с собой брать. Только и у меня будет одно условие: никаких разговоров о работе!

– Обещаю! – с готовностью ответил Гордеев. – Какие могут быть разговоры о работе, когда рядом такая женщина!

– Да! Боюсь, если ты будешь рядом со мной на отдыхе, то я так и не отдохну! – принялась кокетничать Лена.

– Отдохнешь еще как! – двусмысленно пообещал ей Гордеев.

Так они ехали на полной скорости и разговаривали о какой-то ерунде. Ни у Гордеева, ни у Лены не было ни сил, ни желания разговаривать о том, что им предстоит, к тому же, что именно ждет их в Петрово-Дальнем, ни Лена, ни Гордеев не знали… Каждый из них намеренно избегал этой темы. Наконец, Лена не удержалась и спросила:

– Юра, как ты думаешь, что сейчас будет?

– Что, что! Захват.

– А получится?

– У ОМОНа-то и не получится?!

– Да нет, я не об этом. У нас получится?

– Мне почти на сто процентов кажется, что все у нас получится. Столько совпадений подряд не может быть!

– Ты меня успокаиваешь.

– Я говорю правду.

Между тем они уже подъезжали к месту действия. Вдалеке были видны многочисленные огоньки – фары машин, какое-то шевеление. Машина Гордеева еще даже не успела подъехать к наибольшему скоплению людей, как человек в форме остановил их. Он отдал честь и с достоинством произнес:

– Ваши документы, пожалуйста. Здесь производится операция «Захват», боюсь, вам не проехать.

– Моя фамилия Гордеев, – сказал Юрий, доставая документы. – Вас должны были предупредить насчет меня.

– Хм, – тот нахмурился. – Гордеев? Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

– Но… – начал Гордеев.

Тут Лена достала свои документы.

– Следователь Генпрокуратуры Бирюкова, – отрекомендовалась она. – Думаю, нас ждут…

Ни сказав на это ни слова, а только мельком взглянув на Ленины документы, омоновец вновь отдал честь и пропустил их.

– Ну, ничего себе у Грязнова юмор! – возмутился Гордеев. – Тебе, значит, можно, а мне нет. Тебе, вроде того, дорога открыта. А я? А если бы я без тебя был, каким манером мне надо было бы пробираться к Грязнову? И зачем он, собственно, звонил мне и приглашал на захват!

– Не горячись. Я думаю, он все правильно сделал. Ну, сам посуди, кто ты такой, чтобы присутствовать при операции захвата? Адвокаты, знаешь ли, люди хорошие, но у них с ОМОНом и с захватом мало общего.

– И все равно, – не унимался Гордеев. – Как бы я без тебя проехал?..

– Хватит чушь говорить! Куда ты без меня? – И она улыбнулась одной из своих самых обворожительных улыбок.

По приказу Грязнова дом Буздыгана взяли в кольцо. Омоновцы были готовы к захвату и ждали только приказа. Примешивающийся к дорожным фонарям свет от фар милицейских машин окрашивал ночное небо в желто-фиолетовый цвет. Обстановка стояла напряженная. Сам Грязнов стоял за кольцом милицейских машин, облокотившись на один из автомобилей, в руке у него был громкоговоритель. Он доброжелательно смотрел на вылезающих из машины Гордеева и Елену.

– Быстро вы, – сказал он. – Мы уж хотели за вами съездить, а потом опять сюда вернуться. Буздыган тоже уже за вас волноваться начал, чего это, говорит, их так долго нет?

– Еще не начинали? – спросил Гордеев.

– Как же тут начнешь? Вас ждали.

– А Буздыган что же? – поинтересовалась Лена.

– А что Буздыган? Ты думаешь, он еще ничего не заметил? Да у него, наверно, крыша поехала. Думает, ОМОН приехал и не захватывает! Может, они в гости, только без приглашения стесняются? Ждут, чтобы их позвали?

– Ладно, – потупился Гордеев. – Мы ехали так быстро, как только позволяла моя машина.

– Не очень-то твоя машина хороша, скажу я тебе.

– Да? А кто запретил меня пускать? – вдруг опять завелся Гордеев.

– Я такого не говорил.

– Да, конечно, просто не предупредил, что я приеду.

– Но я же предупредил, что Бирюкова приедет.

– А если бы я приехал без нее?

– Ну, тогда извиняй, – усмехнулся Грязнов.

– В чем дело? – вмешалась в разговор Лена. – Что происходит? Хватит препираться. Почему ничего не начинается? Что-то случилось?

– Я жду, – изрек Грязнов. – Мне должны доложить обстановку, и тогда я приму решение о захвате.

Как раз с этими его словами к Грязнову спешно вторил Грязнов. – Так уж и быть, я забуду про этот твой необдуманный поступок!

Окошко опять открылось и оттуда полилась какая-то трудноразбираемая брань. Грязнов вопросительно посмотрел на Гордеева и на Лену.

– Чего, чего он там мне пожелал? Приятного аппетита? Я что-то не расслышал.

Лена с Гордеевым пожали плечами.

– Я не понял, что вы мне пожелали? – спросил в рупор Грязнов. – Повторите, пожалуйста, еще раз.

– Пошел ты на… – донес до них ветерок.

– В первый раз было длиннее, – отметил Грязнов и, приложив рупор ко рту, продолжил: – Эй, уважаемый! Мне надоело с тобой нянчиться! Повторять двести раз не собираюсь. Повторяю в последний. Не заставляй меня отдавать приказ на захват, сам знаешь, чем это чревато. Так вот, сопротивление, как я уже говорил и как ты сам, я надеюсь, уже убедился, бесполезно. И поэтому выходи с высоко поднятыми руками. И без всяких там фокусов!

Все безмолвствовало. Грязнов грустно посмотрел на Гордеева с Леной, так, как будто глубочайшую боль причиняло ему упрямство безрассудного Буздыгана, и проговорил:

– Замечательно. Это был отказ? Тогда начинаю считать. Считаю до пяти и отдаю приказ на штурм! Итак, раз…

Все молчало. Ветер шуршал в деревьях. Гордеев смотрел на это все, и все это казалось ему чем-то ирреальным, сном. Где-то он это уже все видел. Ах, да, в глупых американских боевиках, где доблестные герои всегда побеждали своих вероломных врагов.

– Два…

Тишина начинала давить на уши. Лена слышала, как бьется ее сердце, и ей казалось, что это слышат все вокруг. У нее было такое впечатление, что сейчас решается ее судьба, а не судьба Буздыгана.

– Три…

Тишина была оглушительной. Даже ветер в страхе притаился в верхушках деревьев… Лена видела, как омоновцы все крепче и крепче вцепляются за свои автоматы. Она поняла, что самое страшное – это ожидание. И хоть что-то и подсказывало ей, что с ними ничего не случится, что если это ожидание кому-то и грозит, то явно не им, но все равно ей было не по себе, потому что она точно знала: после оглушительной тишины непременно наступает буря.

– Четыре…

Все словно оцепенело, и Лена с нетерпением ждала, когда наступит «пять», чтобы все прекратить, потому что после «пяти» ожидания не будет, а будет молниеносный штурм. Грязнов повернулся к Лене и Гордееву и со значительным видом уже открыл было рот, чтобы произнести «пять», как окно опять открылось, и оттуда донесся крик:

– Выхожу, выхожу!

Грязнов быстро поднял руку и кивком головы дал понять, чтобы все приготовились. Четверо омоновцев подбежали к самой двери, чтобы принять в свои «объятия» сдавшегося преступника. Все были наготове.

– Руки высоко над головой! – напомнил в рупор Грязнов.

Все пристально смотрели на дверь, и Лена тихонько шепнула Гордееву:

– Сейчас у меня сдадут нервы.

А Гордеев даже вздрогнул от звука ее голоса.

Дверь медленно открылась, и из-за нее послышался грубый голос, скрывающийся на крик:

– Дорогу! Никому не подходить, или я убью ее!

Все застыли в недоумении. В проеме двери показался Буздыган, высокий, смуглый человек с приплюснутым, видимо, сломанным носом. Большой рукой он зажимал шею какой-то женщины, а в другой руке у него был пистолет, приставленный к виску несчастной.

– Спокойно! Не стрелять! – тут же выкрикнул Грязнов.

Буздыган с заложницей медленно двигались во двор.

– Не стрелять! Все отойдите! Я выбью ей мозги! – то и дело орал Буздыган, бешено вращая глазами.

Когда свет ярко осветил их, Гордеев даже ахнул:

– Это Старостина!

– Кто? – не понял Грязнов.

– Любовница Соболева! Старостина! Как она-то тут оказалась?

– Похитили? – предположила Лена.

– Соболева тоже похитили. Возможно, он тоже здесь находится! – отозвался Гордеев.

– Чего радуешься-то? – раздраженно заметил Грязнов. – Посмотри на нее – ни жива ни мертва! Что делать-то? Этот гад и правда ведь не шутит!

Гордеев вгляделся в лицо Старостиной. Она была вся белая, как мел, и часто открывала рот, как будто ей не хватало воздуха. Глаза ее были расширены и полны страха, но она не плакала. «Шок», – подумал Гордеев. Одной рукой она беспомощно хваталась за руку Буздыгана. И рука ее мелко дрожала. Но шла она, отметил Гордеев, вполне уверенно.

– Пропустите! – выкрикнул Буздыган.

Кольцо омоновцев не расступалось.

– Я сказал – пропустите! От ее головы ничего не останется! – Его рука затряслась.

Но команды пропустить не было, и омоновцы не расступались.

– Пожалуйста! – отчаянно закричала Старостина. – Пожалуйста! Не стреляйте! Не надо! – И тут она заплакала, почти переходя на крик, на истерику, и все кричала, чтобы никто не стрелял.

А Буздыган покрывал ее крик своим хриплым голосом и грозился выбить ей мозги. Грязнов с безысходностью на лице повернулся к Гордееву. Лена зажала уши руками и закрыла глаза.

– Может быть, приказать снайперам! – вырвалось у Гордеева. – Есть снайперы?

– Есть, конечно. Но снайперы тут не помогут, – тихо ответил Грязнов.

– Почему?

– Ты посмотри. Буздыган очень грамотно выбрал позицию. Очень большая вероятность промаха.

– Что же делать? – волновался Гордеев. – Мы ведь их упустим! Может, все-таки попробуем снайперов?

– Все, Юра, хватит! – Грязнов, кажется, уже принял решение. – Я сказал, хватит!

Он поднес рупор ко рту и отдал команду:

– Пропустить! Не стрелять!

Омоновцы расступились. Буздыган с заложницей медленно продвигались к машине. Теперь опять стояла тишина, не слышно было даже Буздыгана. Только тихие всхлипы Старостиной.

Они продвинулись к машине беспрепятственно. Буздыган открыл дверь и, прикрываясь Старостиной, сел в машину, а потом грубо затащил ее вслед за собой. Тут же джип дернулся и с места рванул на полной скорости.

– За ним! – только и скомандовал Грязнов.

А бойцы уже сами распределились на группы, и несколько машин пустилось вслед за Буздыганом.

Грязнов украдкой посмотрел на Гордеева. Тот был чернее тучи. Лена стояла бледная, держась рукой за лоб.

– Ну что, Юра, – горько усмехнулся Грязнов, – ты не волнуйся, их задержат.

Гордеев поморщился.

– Вы же знаете, для меня вы всегда были непререкаемым авторитетом… Надеюсь, что их действительно задержат, – ответил он и подошел к Лене.

– Ты в порядке? – спросил он ее.

Лена только кивнула. Она схватила его за руку и крепко ее сжала. Гордеев подумал, что какой бы сильной ни была женщина, она все равно всегда останется слабым существом. Он пожалел, что Лена сейчас была здесь, пережила все эти напряженные минуты.

Грязнов молча подал знак оставшейся группе захвата, ведь в доме еще оставались люди, а кто именно, было неизвестно, и что они могут предпринять в создавшейся ситуации, тоже оставалось загадкой. По крайней мере, охранники вполне могли оказать сопротивление. Омоновцы начали захват дома. Один за другим они скрылись внутри дома. Грязнов подошел ближе.

– Неудача! – вымолвила Лена.

– Да, неудача, – повторил за ней Гордеев. – Ничего. Буздыгану теперь никак не уйти. Он сам подписал себе смертный приговор.

– Бедная женщина! – сказала Лена.

– Ты о Старостиной? Я не понимаю, как она туда попала!

– Да как угодно! Похитили…

– Да зачем? Зачем Буздыгану нужна Старостина?

– Гордеев, откуда я знаю, зачем она ему нужна! Это второстепенный вопрос. Меня больше волнует, что с ней будет теперь! Заложников просто так не отпускают, ты разве не знаешь?

– Все-таки тут что-то не то, – задумчиво проговорил Гордеев. – Все не так просто.

– Может, она нужна была для того, чтобы шантажировать Соболева? – предположила Лена.

– Но ведь Соболева самого похитили!

– Черт! Я ничего не понимаю! Мне просто, за нее страшно.

– Не волнуйся, ничего он с ней не сделает. Ее освободят. Меня сейчас больше волнует Соболев. Как только омоновцы обследуют дом, мы попытаемся его найти.

Тут к ним подошел Грязнов:

– Ну что? Захват дома произведен. Все охранники лежат физиономией в пол. Вам неинтересно обследовать домик? Я думаю, там найдется много всего занимательного.

– Да, да, конечно. Пойдем, – сказала Лена.

Гордеев поддержал ее за руку. Они устремились к дому, вслед за Грязновым.

Зашли внутрь. Гордеева не удивляло ничего. Он на своем веку перевидал домов очень обеспеченных людей предостаточно. Выглядели они довольно однообразно – везде или ореховое, или красное дерево, помпезная мебель, ковры, тропические растения, всевозможные статуи, оружие, картины, гобелены и прочее, прочее. Почему-то Гордееву сразу хотелось вернуться в свою маленькую холостяцкую квартирку.

В доме Буздыгана все было примерно так же, с незначительными поправками. Здесь присутствовали пафосные крученые колонны, а витая лестница на второй этаж была украшена столбцами с вырезанными на них трогательными ангелочками.

– Буздыган на досуге размышлял о спасении своей грешной души? – спросила Лена, указывая на ангелочков.

– Гляди, он определенно был религиозным человеком, – сказал Гордеев, когда они вошли в просторную гостиную, стены которой были украшены гобеленами с теми же ангелочками и висела огромная картина с изображенным на ней Иисусом Христом.

– Что же он «Явление Христа народу» из Третьяковки не своровал? И в тему, и покруче.

– Знаешь, – ответил ей на это Гордеев, – если бы этот Буздыган хоть раз побывал в Третьяковке, он, наверно, так и поступил бы.

Между тем из дома выводили задержанных охранников Буздыгана. Несколько омоновцев обыскивали дом.

– Может, все-таки поищем Соболева?

– Давай поищем.

Они разделились. Лена пошла на второй этаж, а Гордеев стал обыскивать нижние комнаты. Никого.

Тут Гордеева позвал Грязнов:

– Юра! Скорее, скорее сюда!

Гордеев пошел на голос и, выйдя в коридор, увидел Грязнова, стоящего в проходе к кухне.

– Что случилось? – спросил он.

– Пойдем скорее, – поманил его Грязнов.

Гордеев проследовал за Грязновым. Тот, не доходя нескольких шагов до кухни, открыл дверь, которую Гордеев раньше принял за ведущую в кладовую. Но за этой дверью, в небольшой комнатке, действительно заваленной всякими мешками и предметами домашнего хозяйства, находилась еще одна дверь, а за ней ступеньки вниз. Гордеев с Грязновым спустились по лестнице и очутились в просторной обустроенной комнате. Там на диване лежал полуживой человек с землистым цветом лица. Гордеев сначала подумал, что это труп. Но потом догадался, что трупу не стали бы делать искусственное дыхание и приводить в чувства всевозможными способами, как это делали двое сотрудников ОМОНа. Когда Гордеев подошел ближе, он узнал человека. Это был Соболев. Его положили на носилки и спешным образом вынесли из душного, хоть и уютного, подвальчика. Гордеев пошел с ними. Соболева вынесли на свежий воздух, здесь он пришел в себя. Но все еще громко постанывал.

– Михаил Васильевич, все хорошо. Уже все позади, – успокаивал его Гордеев. – Сейчас приедет «скорая помощь». Вам помогут.

– Кто это? – слабо произнес Соболев.

– Я ваш адвокат. Гордеев Юрий Петрович, помните?

– Да, да, я помню. Юрий…

– Все будет хорошо.

– Я, наверно, умираю… Очень плохо… очень…

– Ну, что вы говорите! Все будет хорошо. Вот и «скорая»…

– Юрий… Вы… со мной… пожалуйста…

– Да, да. Конечно, я поеду с вами.

Соболева на носилках стали вносить в подъехавшую машину «скорой помощи». «Надо предупредить Лену, – подумал Гордеев. – И сказать ей, чтобы она осталась, обследовала здесь все тщательнейшим образом, может, еще что-нибудь найдет».

Но Лена сама вышла из дома.

– Ну, как он? – спросила она про Соболева.

– Да не знаю. Видно, очень плохо.

В это время Соболев опять застонал:

– Где… Где…

– Что «где»? – спросил у него Гордеев.

Ира… Где Ира?

– Ира? Ах, да… Мы ее обязательно найдем. Мы ведь, Михаил Васильевич, нашли причину вашей болезни. Но не успели вам рассказать…

– Нет, нет… Ира. Где Ира? – бредил Соболев.

– Не сейчас, не сейчас. Не беспокойте его, – обратился к Гордееву медицинский работник. – Вы едете?

– Да. Да, Лен. Я хотел сказать, Соболев хочет, чтобы я поехал с ним в больницу… Надо ехать. Ты тогда…

– Нет, нет, Юр. Подожди, не уезжай. Как раз насчет его жены… Она тоже там.

– Ирина там?! – изумился Гордеев.

– Да. Надо быстренько допросить. А потом поедешь.

– Черт. Хорошо. Ладно, езжайте, я приеду где-то через час, – махнул рукой Гордеев, и «скорая» умчалась, навстречу уже наступающему рассвету.

– Правда, она в ужасном состоянии, говорит, что ее тоже похитили.

– И ты ей веришь?

– Ты бы ее видел!

– А где ее нашли?

– В подвале.

– Там же, где и Соболева?

– Нет, ту комнату, где нашли Соболева, можно просто апартаментами назвать. А вот его жену нашли действительно в подвале. Похоже, что этот Буздыган просто маньяк какой-то, под домом целая сеть подвалов.

– Ясно. Ну, а какие-нибудь бумаги или что-нибудь ценное для следствия ты нашла на втором этаже?

– Нет, ничего. Только рисунки. Уж и не знаю чьи. Буздыган это рисовал или кто еще из его знакомых или родственников, но рисунки, честно признаться, классные, красивые.