Текст книги "Дурная слава"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Какое счастье!

Глава 14
ИСХОД

Бобровников проснулся, ощущая неприятную тяжесть в голове. За окном было светло, даже птахи какие-то щебетали и гукали. Воробьи, или как их… Что-то случилось с памятью! Он катастрофически стал забывать названия предметов… Имена людей. И вообще… Он ведь собирался предпринять что-то очень важное… А что? Вся информация, хранившаяся в клеточках мозга, словно провалилась куда-то… Ну ничего, доктор говорит, все будет хорошо…

Академик поднялся, натянул на пижаму бархатную куртку. Что-то нужно делать дальше, а что? В палату вошла девушка в белом халате.

– Доброе утро, Юрий Петрович! – улыбнулась девушка. – Вы уже умывались?

Ах да! Вот что нужно было сделать – умыться! Академик радостно улыбнулся:

– Нет, еще не умывался… Простите, как вас зовут, милая?

– Катя, – голосом, исполненным бесконечного терпения, ответила девушка.

– Очень хорошо! Очень славное имя!

– Ну, пойдем умываться? Давайте-ка я вам помогу.

Они прошли в ванную комнату.

– Бриться будем?

– Бриться? – Бобровников задумчиво смотрел в юркало. Там отражалось лицо старика со впалыми щеками и бессмысленным взором. На щеках выступала седая поросль. – Даже не знаю…

– Я думаю, нужно побриться. Вы ведь три дня уже не брились!

– Да? Ну хорошо, давайте побреемся. Кстати, деточка, как вас зовут?

– Катя.

– Очень мило! У кого-то еще такое же имя. Не помню у кого…

– А вы и не напрягайтесь. Зачем память тревожить? Сидите смирно, а я буду вас брить. Вот так. Нот и хорошо… Вот и умник…

Через полчаса умытый и выбритый старик сидел за столиком, поедая овсяную кашу. Медсестра сидела рядом с полотенцем в руке.

– Вот как мы хорошо кушаем, – приговаривала она. – То-то доктор наша будет довольна…

– А кто у нас доктор? – спросил Бобровников.

– Елена Вячеславовна у нас доктор, – приговаривала девушка, вытирая замазанный кашей подбородок.

– Елена Вячеславовна, – повторил старик, пытаясь запомнить трудное, длинное имя. – А вас как зовут?

– А меня Катя.

– Очень красивое имя!

Наконец с завтраком было покончено. Девушка поставила посуду на поднос.

– Ну вы полежите немного, отдохните, скоро доктор придет.

– А кто доктор? – спросил Бобровников, укладываясь поверх одеяла.

Но девушка, не ответив, уже исчезла. И тут же в палате чем-то запахло. Он уже чувствовал этот запах, который шел откуда-то сзади, обволакивал голову, словно пробивался сквозь пластиковую панель на стене, прямо за кроватью. Он еще, кажется, пожаловался кому-то, что в этой палате, куда его перевели, чем-то пахнет. И вроде бы на время перестало пахнуть. А чем ему не нравился этот запах? Вполне приятный… И почему его перевели в эту палату? Непонятно. А где он был раньше? Черт его знает… Что-то такое с ним случилось нехорошее… Но что? То есть не с ним самим… А с кем? Господи, как он устал от этой своей забывчивости! Нужно будет пожаловаться этому… Этой… Ну как их?..

Академик заснул, всхрапывая, шевеля губами, словно разговаривая с кем-то. Он проснулся от скрипа двери.

В палату вошла моложавая, худая женщина в белом халате:

– Юрий Петрович, добрый день! Как дела, голубчик?

– Благодарю вас, хорошо, – учтиво ответил академик, пытаясь вспомнить, кто эта женщина. У кого-то еще такие же желтые волосы и хищный подбородок.

– Вы меня не помните? – ласково улыбнулась она.

– Честно говоря, не припоминаю, – смущенно ответил Бобровников.

– Я ваш лечащий доктор, Елена Вячеславовна.

– Ах, ну как же, ну как же! – закивал Бобровников. – День добрый, Елена Вячеславовна! Рад вас видеть!

– Как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо! Очень… Хотя… Нет, не очень… Что-то я хотел вам сказать… Что-то… Нет, не помню, – смущенно проговорил он.

– А когда вы родились, Юрий Петрович?

– Родился?.. Ну как же! Сейчас скажу, это-то я помню! Господи… Ну как же? – начал сердиться он.

– Пятнадцатого января, верно?

– Ну конечно! Именно пятнадцатого! Января! – облегченно вздохнул Бобровников.

– Одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года, верно?

– Ну да! Ну да!

– А вы помните, что мы с вами сегодня должны написать завещание?

– Да? Разве? – удивился академик.

– А вы забыли? Как же так? Я уже и нотариуса пригласила! Вы же сами просили! – Женщина явно рассердилась. Так, по крайней мере, показалось Бобровникову.

– Ну конечно, конечно, помню! А как же! У меня с памятью все хорошо, – не желая ее огорчать, торопливо заговорил он. Почему-то он не мог ее огорчить, расстроить. Нужно было ей подчиняться. – Конечно, я помню, голубушка! Простите, запамятовал ваше имя-отчество?

– Елена Вячеславовна, – напомнила женщина. – Так нотариус скоро: приедет. А мы пока с вами начнем писать, да?

– Конечно, конечно!

– Я буду диктовать, а вы – писать, хорошо?

– Хорошо, очень хорошо, Елена Васильевна!

– Прекрасно. Садитесь к столу, давайте я вам помогу. Так, хорошо. Ну вот вам лист бумаги, вот авторучка, пишите: «Я, Бобровников Юрий Петрович, родившийся четвертого апреля одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года, дату можно цифрами, так, хорошо… Находясь в здравом уме…»

Женщина диктовала текст, мерно роняя слова, академик Бобровников, высунув кончик языка, как школьник во время диктанта, старательно выводил их на бумаге.

В этот момент он действительно казался себе школьником, маленьким мальчиком Юрой, который очень боится строгой учительницы и очень старается ей угодить.

Наташа наслаждалась болезнью. Она все же свалилась с ангиной. Праздный день, день ее увольнения, был торжественно отмечен прогулкой по Невскому, последующим походом в кино и поглощением трех порций мороженого. Кроме того, вечером, когда она возвращалась домой, поднялся страшный ветер, чуть ли не ураган. Ее жутко продуло. Ну и какое горло устоит? Летит прахом собственная теория, согласно которой она, Наталия Сергеевна, отвечает простудными заболеваниями на стрессовые состояния, ибо какой же это стресс, увольнение? Это освобождение от стресса. Ладно, организм, видимо, еще не осознал, что худшее позади.

Впрочем, не важно. Она свободна! И может валяться в постели хоть целую неделю. А уж потом думать о дальнейшей жизни. А пока Наташа приказала себе начисто забыть прошлое и… нежась в постели, поглаживая шелковистую шерстку примостившейся рядом Дуси, просматривала «Корпоративный кодекс клиники «Престиж». Менеджер Алена вручила ей этот талмуд еще при поступлении на работу. У Наташи просто руки не доходили пролистать данный шедевр. Теперь же она с упоением изучала сентенции, изложенные под заголовком «Наши ценности». Вот, например, славный подзаголовок: «Умение работать в команде». Ну-ка, ну-ка… Читаем:

«Наши сотрудники – это сплоченная и дружная команда единомышленников, несмотря на то что все мы очень разные по возрасту и характеру люди. Мы приветствуем в наших сотрудниках умение работать в команде, что способствует благоприятной рабочей атмосфере в компании…»

Интересно, Баркова знакома с этим документом? Вопрос, впрочем, риторический, ответа не требует. Что там дальше?

«…Сотрудники нашей компании уважительно относятся друг к другу. Если возникает конфликтная ситуация, всегда есть возможность привлечь третью сторону и найти компромиссное решение, которое удовлетворит обе стороны и будет наилучшим образом служить интересам компании. Мы стараемся выходить из конфликтных ситуаций путем переговоров».

Вона как! А что? Так и. есть! Возникла между Барковой и Ковригиной конфликтная ситуация, подключили менеджера Алену – и в результате переговоров Ковригина написала заявление об уходе. Конфликт исчерпан: нет человека – нет проблемы. Интересно, а если бы она отказалась писать заявление, дождалась бы возвращения генерального, что бы было? Да какая разница? Наташа представила себе, что завтра снова нужно идти в нарядное здание на улице Робеспьера, и поперхнулась чаем. Ну уж нет! Ладно, почитаем дальше.

«…Каждый сотрудник нашей компании имеет равные возможности для осуществления своих профессиональных обязанностей и одинаково объективную оценку своей работы со стороны руководства…»

Ха-ха-ха!! Наташа перевернула страницу. Следующий лист был посвящен внешнему виду сотрудников. Может быть, я не устраивала их внешним видом, а они стеснялись сказать? – ерничала про себя Наташа. Ну-с, что там? Каким таким особенным внешним видом должны привлекать клиентов сотрудники клиники? Жирным шрифтом было выделено: «Не допускается носить!» И что же именно? «…Галстуки ярких цветов и с крупным рисунком…» Не носила, видит бог! «…Водолазки, джинсовую одежду, одежду спортивного и пляжного стиля, белые носки к темному костюму…» И этого не было!

«…Платья и юбки с воланами и бахромой на подоле, прозрачные платья, юбки и блузки, ажурные колготки, декольте…» Да кому же придет в голову одеваться на работу подобным образом? «…Каблук женской обуви не должен превышать пяти сантиметров…» Не превышал! «…Сотрудники должны приходить на работу с чистыми волосами, аккуратной прической и ухоженными ногтями…» Ага! И с аккуратной, как у доктора Переходько, прической мошенничать, лгать, наговаривать на другого сотрудника.

Или руками с ухоженными, как у Барковой, ногтями вырывать лист из журнала, и тоже оговаривать, лгать, травить, как таракана, сотрудника, имеющего равные с ней возможности. Наташа вспомнила родной институт, где безо всяких «Корпоративных кодексов» никто не ходит на работу замарашкой, не смущает коллег короткими юбками и блузками с декольте, не носит белых носков к темному костюму. И вместе с тем люди работают единой командой, поддерживая друг друга в трудные минуты, радуясь успехам, своим и чужим, вместе переживая горечь неудач. Как же она могла променять этот бесценный дар настоящей дружбы, это золото высшей пробы – на фальшивые монеты клиники «Престиж»?! На показушность, нарочитый лоск и ложь, злобу, клановость. Какое счастье, что она ушла!

Наташа откинулась на подушку, пробормотав: «Нужно попробовать поспать, раз уж я беззаботная безработная».

Но уснуть не удавалось. Мысли все лезли в голову. Что делать дальше? На деньги, которые она получила при увольнении, месяц-другой продержаться можно. И искать работу. Может, вернуться назад? Стыдно. Ее так уговаривали остаться! Все – от директора до препаратора. Она твердила, что больше не может жить на копейки. И это правда! Нищета угнетает, она унизительна. Но, оказывается, ей не все равно, как зарабатывать деньги. И есть вещи, которые она не будет делать и за миллион долларов…

Зазвонил мобильный телефон. Наташа потянулась к трубке:

– Алло?

– Наташка? Ты где? – раздался испуганный голос Катерины.

– Дома.

– А тебе звоню, звоню, никто трубку не берет!

– Ой, у меня же телефон отключен, – вспомнила Ковригина. – Перезвони, я сейчас включу.

Телефон она отключила шестого вечером: не хотелось ни с кем общаться после злополучной конференции. Седьмого утром ее вызвали на работу по мобильному. И о том, что аппарат бездействует, Наития благополучно забыла. Едва связь была восстановлена, телефон задребезжал.

– Наташка? Ты что, уволилась? – испуганно проговорила Катерина.

– Да, – откликнулась Ковригина.

– Ничего себе… А я вышла сегодня на сутки, июню в лабораторию, а грымза с таким сладострастием сообщает, что, мол, Ковригина здесь больше не работает.

– Она и не работает, – весело откликнулась Наталья.

– А что она делает?

– Валяется в кровати с ангиной.

– Господи, Наташа, ну зачем ты написала заявление? Может, все рассосалось бы. Может, она бы к тебе привыкла.

– Не может! Мы с ней разных биологических видов. В одну узду запрячь не можно… Ты бы смогла работать, каждую минуту ожидая удара в спину? И потом, у нее какая-то непонятная власть над теми. Даже генеральный…

– Генеральный директор уволился, – сообщила Катя.

– Как?

– Так. Съездил в Москву, вернулся и уволился.

– Ничего себе…

– Мой Стоянов тоже уходить собирается. Значит, и мне придется работу искать.

– Почему это? Ты-то при чем? Ты хорошая медсестра, никому не мешаешь… А Стоянов чем провинился?

– Так его генеральный привел. А теперь его нет, значит, и Стоянова уберут. Вон и повод есть: Бобровников умер. Теперь на Стоянова шишки повалятся – плохо лечил. Хотя не он его лечил, а…

– Как – умер? – ахнула Наташа. – Я же с ним говорила буквально три дня тому…

– Сегодня ночью умер. Вот так. Правда, умер он на отделении Никитенко, но кто же спросит с жены Стрельцова? Не Стрельцов же!

– Никитенко – жена Стрельцова? – удивилась Наташа.

– Ну да, а ты что, не знала?

– Откуда? По радио не объявляли. Как жаль Бобровникова! Какой был замечательный человек! Умница такой… – вздохнула Наташа.

– Видно, не пережил смерти жены. Знаешь как у них, у стариков? – Один другого за собой тянет.

– Да, это верно… А кто теперь вместо генерального?

– Стрельцов. Говорят, он теперь будет всем руководить.

– Что ж, получается, что я приняла правильное решение. А почему генеральный ушел?

– Не знаю… Говорят, из-за облавы.

– Какой облавы?

– Рождественской ночью у нас облава милицейская была, и каких-то бандитов взяли, даже перестрелка была, какого-то мента крутого ранили… – Катя на мгновение замолчала и продолжила совершенно другим тоном: – Да, Елена Вячеславовна. Нет-нет, он в седьмой палате…

Запиликали короткие гудки. Наташа опустила трубку. Облава, милиция… Да ведь о том же говорили медсестры! Когда Наталия курила во дворе, переживая подделку в истории болезни Ачика Иванова, они шептались про облаву и бандитов, обнаруженных в клинике. Да не Ачик ли тот самый бандит? Уж больно смешное и нелепое сочетание имени и фамилии. Фамилия, значит, вымышленная. В тот момент Наталия не вникла в разговор медсестер, а сейчас представила себе весь ужас ситуации: ее могли вызвать для дачи показаний, ведь под фальшивыми анализами стояла дата ее дежурства! Этого только не хватало!

Наталия выскочила на кухню, бросила на стол «Кодекс», который почему-то так и держала в руках, схватилась за сигарету, закурила, тут же закашлялась – больное горло категорически возражало против никотина. Лучше выпить чаю с медом!

И коньяку! Если бы он был в доме. Постой, так ведь есть в нашем доме коньяк! Его принес странный усатый мужчина по имени Виктор. Она достала едва початую бутылку, налила на дно бокала. Что ж, светлая память академику Бобровникову! Хороший ныл человек! Жаль, что ушел. Земля ему пухом!

Наташа выпила. Мягкая, густая жидкость приятно обожгла горло. В голове слегка зашумело. Хорошая вещь хороший коньяк! Спасибо Виктору!

Кстати, а где он, Виктор? Собирался позвонить… Когда? Не то шестого, не то седьмого января… Шестого не звонил, она весь вечер провела дома. А седьмого, в знаменательный день жизни бывшего врача-лаборанта Ковригиной, может, он и звонил, да не застал: кто ж знал, что ее вызовут на работу? Да еще и уволят. И что вернется она поздним вечером, когда порядочные люди уже стесняются звонить малознакомым женщинам. А может, и не звонил? Сегодня-то уже десятое. Два дня она лежала, не вставая, – никто не звонил. Ха! Так телефон-то был исключен! Можно было бы позвонить самой, хотя бы поблагодарить за медицинскую помощь, безвозмездно оказанную мужчиной… Но его визитка куда-то запропастилась в суматохе последних дней. Все, связь оборвалась.

Ну и ладно! Забудем! Хотя, если честно, жалко… Как говорит соседка Надя, хорошие мужики на дороге не валяются. Ну да, они валяются на диванах. А вокруг них хлопочут нехорошие женщины… А мы обойдемся, не такие потери переживали. Еще неизвестно, кто он такой и чем занимается… Отрезав от себя таким образом воспоминания о загадочном Викторе, Наташа налила еще стопку коньяка. Чтобы выпить, забыться и уснуть.

И тут же раздался настойчивый звонок в дверь.

Глава 15
ПОДРОБНОСТИ

Наталия заметалась, выхватывая из шкафа юбку и свитер, одновременно причесывая растрепанные волосы, подкрашивая губы и припудривая нос. Почему-то она была уверена, что длинной, настойчивой трелью в квартиру названивает Виктор. Его стиль!

Наконец она подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке действительно стоял Виктор с пакетом в руке.

– Кто? – на всякий случай спросила Наташа.

– Вы же видите кто, – проворчали из-за двери.

Наташа открыла.

– Не стыдно? – вместо приветствия поинтересовался усач, отстраняя Наташу, заполняя собой прихожую, закрывая дверь и начиная снимать куртку. Словно муж после работы.

– Не поняла, – изумилась натиску Наталия.

– Я звоню, звоню, ты где пропадаешь?

– А что? Во-первых, это не я пропадаю… И никто не звонил…

– Разговорчики!

– И вообще… Я должна отчитываться? – начала заводиться Ковригина. Что это, в самом-то деле? Родная мать так себя не ведет, боится Наташиного гнева. Но усач ее гнева, похоже, ничуть не боялся, так как спокойно ответил:

– Не должна, но обязана! Если о тебе беспокоятся, ты, как человек воспитанный, обязана это учитывать! Зачем я тебе визитку оставил? Чтобы ты ее потеряла?

Наташа как-то даже испуганно посмотрела на мужчину. Ясновидящий, что ли? Может, пришелец? Посланец внеземной цивилизации, призванной облегчить жизнь отдельно взятых землян? Или землянок.

Пришелец тем временем снял ботинки, сунул ноги в гостевые шлепанцы, подхватил пакет и направился на кухню:

– Ого! Выпиваем в одиночестве?

Наталия мысленно чертыхнулась: занятая своим внешним видом, она забыла спрятать бутылку. И что он о ней подумает?

– Я думаю, данное времяпрепровождение тебе не очень свойственно, – тут же откликнулся Виктор. – Что случилось?

Противостоять телепатии бессмысленно. Лучше сдаваться сразу, без боя.

– Садись и рассказывай, все равно не отстану, – подтвердил Виктор. – Возражения есть? Возражений нет!

Он вынул из пакета фрукты, помыл их, положил и вазу, достал две тарелки, вторую рюмку, стаканы, открыл пакет сока, сел напротив Наташи, налил себе и ей и уперся взглядом умных серых глаз в Наташино лицо. И она, непонятно почему, начала рассказывать ему все с самого начала, с того момента, как приняла решение уйти из института. Он слушал ее внимательно, предлагая ей фрукты, подливая коньяк и сок. Она рассказала про смерть Бобровниковой, про бандитов, скрывающихся в клинике, про фальшивые анализы…

– И Баркова, и Стрельцов – они с самого начала хотели от меня избавиться. Я только одного не понимаю: зачем было принимать меня на работу?

– Постой, Стрельцов – это кто?

– Медицинский директор. Ну если переводить на язык муниципальной больницы – начмед.

– А как его зовут?

– Александр Арнольдович.

– Возраст?

– Лет сорок пять. А что?

– Да так. Служил я с одним Стрельцовым. Тоже Александр. Отчества не помню. Мы тогда без отчеств обходились… Он не из бывших военврачей?

– Не знаю, не докладывал. А вы что, из них?

– Во-первых, мы давно на «ты», – назидательно произнес Виктор. – Во-вторых, я не из них. Я из летчиков.

– Вы летчик?

– Ты! Повтори: ты летчик? А то заставлю пить на брудершафт со всеми вытекающими…

– Хорошо, хорошо, ты летчик? – торопливо поправилась Наташа.

– Да. Летчик. Подполковник запаса Туманов к вашим услугам! В прошлом – командир эскадрильи. Но не «Нормандии – Неман». Поздно родился. Сорок семь лет тому. В настоящее время работаю в компьютерной фирме, занимаюсь веб-программированием. На жизнь хватает.

– Вот и познакомились, – язвительно улыбнулась Наташа, изящно, как ей казалось, намекнув на то, что давно бы пора представиться по полной форме.

– Еще не совсем, – невозмутимо продолжил Туманов. – Разведен, имею взрослую дочь Машу и брюссельского гриффона Матильду. У первой характер ангельский, вторая – сущий дьявол! Но, как это часто бывает в жизни, живу не с ангелом, а с дьяволицей. Проживаем мы с ней в двухкомнатной квартире на соседней улице. Так что строгий и постоянный надзор тебе обеспечен.

– Зачем мне надзор? Я взрослая девочка и подписку о невыезде не давала…

– По поводу первого: взрослая не значит умная. По поводу второго: это временно! Запросто могут потребовать.

– Что?

– Подписку о невыезде.

– Кто?

– Тот, кто займется этой камарильей. У меня сосед по даче – начальник уголовного розыска, можно и его подключить…

– На предмет?

– Ну как же! Ты говорила, что там была облава милицейская, значит, и расследование будет. И всплывет твоя фамилия под липовыми анализами. И все будут на тебя валить как на покойника.

– И что же мне делать? – не на шутку испугалась Наташа.

– Положиться на меня. Считай, что я тебе послан Богом. И, так сказать, хранитель твой. Я тебе, часом, в сновидениях не являлся?

– Нет, Бог миловал, – слегка огрызнулась Наташа.

– Ладно, расслабься. Шучу. Думаю, милиция удовлетворилась тем, что поймала преступников. А па каждую частную клинику оперов и следаков не напасешься. Это что у тебя? – Он взял в руки буклет и прочитал: – «Корпоративный кодекс клиники «Престиж». Ого! Красиво издано. Бумага хорошая.

Открыв первый лист, Виктор пробежал его глазами, удивленно хмыкнул, затем надел очки, прочел еще раз, более внимательно.

– Чудны дела твои, Господи! – воскликнул он.

– Что? Что там? – Наташа протянула руку к буклету.

– Ты первую страницу читала?

– Нет.

На первой странице была изложена история создания клиники. Наташа ее пропустила.

– Читай вслух! – приказал бывший летчик.

Удивляясь и даже сердясь на себя, Наташа почему-то подчинилась.

– «…Хороший солдат хочет стать генералом, одаренный архитектор надеется построить дворец, талантливый врач мечтает об идеальной клинике…» – читала Наташа. – Ну и что?

– Дальше читай. То есть ниже. Четвертый абзац.

– «…Доктор Александр Арнольдович Стрельцов в условиях Крайнего Севера руководил медицинской службой летных войск…» – Наташа вопросительно взглянула на Виктора.

Тот кивнул, воскликнув:

– Что меня больше всего поражает – это размеры планеты! Вот нам кажется, что она такая большая… Вон как далеко, скажем, Владивосток или Курилы. Не говоря уж о какой-нибудь Индонезии. На самом деле мир на удивление мал. Особенно в пашей стране, где на фоне постоянно снижающейся численности населения скоро будет просто некуда друг от друга деться! Люди, с которыми ты пересекался сто лет назад и которых надеешься более никогда не увидеть, выпрыгивают из небытия как черт из табакерки!

– Так вы вместе служили?

– Ну да! Он у нас медслужбой заведовал. Служили, как в песне поется, два товарища в однем и тем полке… Правда, мы с Сашей Стрельцовым в друзьях не ходили.

Наташа испытала мгновенное облегчение.

– А что ж так? – спросила она. – Одного возраста, положения…

– Положение у нас было разное. Я, как говорится, слуга царю, отец солдатам. А доктор наш… Впрочем, не его вина… Время было такое… Хотя…

– А попонятнее можно?

– Нельзя, – сурово ответил Виктор. – Военная тайна! Надо же, он и воинами – «афганцами» успел заняться, – хмыкнул Виктор, снова заглянув на первую страницу. – Ладно, я об этом подумаю позже.

Он захлопнул буклет, решительно отложил, как бы давая понять, что эта тема исчерпана.

– Я считаю, очень хорошо, что ты оттуда ноги унесла!

– Только куда мне их теперь направить, вот в чем вопрос, – усмехнулась Наташа.

– Ну… Будем думать. А если назад вернуться, в институт твой?

– Стыдно.

– А что же тебе стыдно-то?

– Что ушла, что не получилось у меня на новом месте… Не знаю, как объяснить.

– В том, что ушла, ничего зазорного нет. Крепостное право давно отменили. И каждый человек может испытать себя на новом поприще. Что не получилось – понятно. У тебя там ничего и не могло получиться. Думаю, ты была просто пешкой, разменной фигурой, извини уж за откровенность. И твои деловые качества в их играх ничего не значили. Если у них там бандюганы отдыхают, зачем им в лаборатории чужой человек, сама-то подумай. Все диагнозы ставятся на основе лабораторных данных, ну и там рентгенах всяких, томографиях… У них там, я думаю, своя крепко сколоченная банда.

– Так зачем же они меня брали-то?

– Ну не они сами, – наверное, брали.

Виктор снова придвинул буклет, начал листать:

– Вон гляди, что написано: «…В апреле 2003 года пост генерального директора занял… Имеющий опыт работы в банковской сфере и в. инвестиционпых компаниях, а также в подготовке и реализации проектов реорганизации и запуска новых предприятий». Когда они новое здание отстроили?

– В августе переехали.

– Сколько там вначале врачей работало? Пять, – уткнувшись в текст, пересчитал Виктор, – її теперь пятьдесят. Ну вот! Решили расширяться, наняли топ-менеджера, а он, видимо, дал указание нанимать наивных гражданок, падких до легких денег и преступно нажитых капиталов…

– Нет, деньги тяжелые, а он хороший, – серьезно ответила Наташа.

– Кто?

– Генеральный директор.

– Сколько лет? – напрягся Виктор.

– Молодой, – отмахнулась Наташа.

– Тогда ладно… Однако! – Он снова углубился в текст… – Инвестиции-то составляют больше десяти миллионов баксов. И кто у них учредитель? Чьи дровишки?

– Нигде не написано, я тоже внимание обратила.

– Ладно, не наша печаль. Не горюй, Наташа, устроим тебя на работу. Ты как с компьютерами, ладишь?

– На уровне пользователя.

– А английский у тебя как?

– На уровне переводов.

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Что у тебя есть шансы. В нашей конторе, где я человек не последний…

– Я больше в незнакомый коллектив работать не пойду, хватит! И потом, спасибо, конечно, за участие, но… Как бы это выразиться…

– Не лезь не в свое дело?

– Ну я не хотела так резко, но… Мне нужно в себя прийти и самой определиться, что дальше делать. Самой, понимаешь?

– А-а, – протянул Виктор. – Ну ладно, определяйся. Не буду мешать.

Он встал, направился в прихожую. Наташа и хотела его удержать, но в то же время и не хотела. Раздражал он ее своей чрезмерной опекой… Или отвыкла она от этого за десять лет холостой жизни? Так или иначе, она заставила себя остаться на Месте.

Из прихожей послышалось короткое:

– Пока!

Хлопнула дверь. Дуся, дремавшая на диване, распахнула желтые глаза, уставилась на Наталию.

«Ну и дура!» – прочитала Наташа в ее взгляде.

– Сама знаю! – огрызнулась Ковригина.

Сама знаю, что похожа на вздорную кошку, которая хочет подружиться с котом, но едва его вводят в дом, бьет наотмашь лапой… Что за характер? Расстроенная, она прошла в прихожую, чтобы погасить свет. На столике лежала визитка. Под фамилией «Туманов» и номером телефона была сделана приписка: «Поумнеешь, позвони».

Понятно, продолжаем телепатировать… Ладно, жди, когда поумнею.

Настроение тем не менее улучшилось.

Вячеслав Иванович Грязнов заявился на Большую Дмитровку вскоре после возвращения из Питера. Едва разобравшись с неотложными делами, он заехал к Турецкому, дабы продемонстрировать свежий шрам – украшение настоящего мужчины и отчитаться о путешествии из Петербурга в Москву. То есть наоборот.

– Господи, Славка, как тебя угораздило? – разглядывая шрам, с некоторой даже завистью спросил Турецкий.

– Так ведь на охоту ездил! – весело откликнулся Грязнов, извлекая фляжку с коньяком. – Соскучился я по тебе, черту! Давай дернем по малой! За начало петушиного года.

– Без возражений! А то здесь без тебя и выпить не с кем, у меня прямо-таки кислородное голодание…

Друзья чокнулись, выпили.

– Ну рассказывай! Я пока кофе сварю.

– Отлично! Я уж соскучился по твоему кофе. Где Ириша его покупает?

– Это к ней, я не в курсе.

– Как они отдохнули с Ниночкой?

– Спасибо, хорошо. Ладно, ты мне голову не морочь, рассказывай. И в подробностях!

– Ну что? Можно сказать, охота вышла удачной…

Вячеслав начал живописать питерские события, Гурецкий слушал и колдовал над кофеваркой.

– В итоге за шесть дней раскрыли преступление, поймали и изобличили преступников. А все благодаря кому? Благодаря мне!

– Естественно! – хмыкнул Турецкий. – Ты самим фактом своего присутствия способствовал раскрытию… Не мог же Гоголев позволить себе оплошать.

– Дело не в тем, а в тем… Твой покорный слуга вовремя вспомнил ключевое слово! Вернее, разговор. Помнишь, Гоголев рассказывал о своем возвращении из деревни? Как он в одном купе с бандюганами ехал?

– Помню, – улыбнулся Турецкий. – Это те братки, что его по перрону бегать заставили?

– Ну да. Гоголеву нашему как видение было свыше: не связывайся, це раскрывай себя! Прикинься мышкой. Что он и сделал. И услышал из пьяного разговора о существовании некой клиники, где «наш брат бандос завсегда отлежаться может». Я ему об этом разговоре и напомнил. Нашли эту клинику! С громким именем «Престиж». А что? Укрывать бандитов – это нынче весьма престижно!

– М-да. – Александр разлил кофе, закурил. – Как говорит моя жена моей дочери, когда Нинка манкирует геометрией, лишних знаний не бывает!

– Особенно в нашем деле!

– Так тебя прямо в клинике и ранило?

– Ну! Там и зашивали, не отходя от кассы, так сказать. Кстати о кассе. Я просмотрел их прайс-лист, так те три шва, что они мне наложили, тянут на мою квартальную зарплату. Правда, учтено все, от первого взгляда медперсонала до заключительного «Приходите еще». Но с меня, честно скажу, денег не взяли. Видимо, в надежде на снисхождение угрозыска. Ладно, что мы все обо мне да обо мне. Вы-то здесь как без меня? Как Костя? Я ему еще не звонил.

– Мы что? Мы в облавах не участвовали. Пока. Мы собирали крупицы информации. Крупицы, правда, вышли довольно внушительные. Костя озадачил меня чиновником Муравьевым, а заодно и девицей, покусившейся на его честное имя.

– Это ты про барышню, что въехала в его честную рожу пирожными?

– Тортом, – уточнил Александр.

– Твоя поправка повлияет на ее судьбу?

– На судьбу Дарьи Устюговой повлияет, ясное дело, суд. А на решение нашего самого беспристрастного и справедливого суда – установка сверху. Пока есть установка шибко сильно не наказывать. Но года два впаяют как минимум. А жаль. Славная девушка, она мне понравилась.

– Ты с ней встречался?

– Ага, допрашивал. Мы надзор осуществляем за следствием. Жаль ее еще и потому, что она сирота. Родители погибли пару лет назад. А вот только что, буквально днями, умерли друг за другом старики. Дед-то у нее был известной личностью – академик Бобровников.

– Это… Математик, кажется?

– Физик… Вот ведь как жизнь непредсказуема: он нашему Меркулову письмо написал с просьбой изменить внучке меру пресечения на подписку о невыезде. Мотивировка: смерть жены, то, что он в уходе нуждается. Очень толковое письмо. Было это… Числа пятого. А через несколько дней и старика не стало. И осталась Даша полной сиротой.

– Что-то очень уж ты о ней печалишься, с чего бы это? – пытливо взглянул на друга Грязнов.

– Господи, что вам с Костей мерещится всякое… Я старый и больной, у меня жена хорошая…

– Ой, ну вот этого не надо! Не кокетничай, как Паниковский. А хорошая жена тебя раньше не останавливала…

– Ленивый я стал, Слава. А что до Устюговой, так она меня интересует с позиций отца, у которого дочь подрастает. Хочется понять, на какой почве революционный задор формируется. Или фашиствующий беспредел. Или религиозный фанатизм.