Текст книги "Дурная слава"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5
КРУТОЙ МАРШРУТ

Наташа недоуменно стояла во дворе клиники, поджидая Катерину, дабы покурить и обсудить ситуацию. Как только они вышли из кабинета Стрельцова, Иван Борисович умыкнул свою медсестру по делам службы. Но та успела шепнуть, что скоро освободится. И чтобы Наталья непременно ее дождалась.

Наташа и сама жаждала поговорить с приятельницей. Неулыбчивая девушка, секретарь Стрельцова, дала для ознакомления («читать только здесь, никуда не выносить») прайс-лист клиники. Перечень лабораторных услуг занимал восемь страниц и включал более пятисот наименований разнообразных исследований. От обычных рутинных – до самых современных методов, которыми владеют в городе несколько лабораторий, по пальцам пересчитать… И все это делали один врач и два лаборанта?

Во двор вылетела Екатерина, на ходу, словно гранату из чеки, выхватывая из кармана пачку сигарет.

– Ну, как настрой? – по-боевому спросила она.

– Ужасный! Куда ты меня втравливаешь? Я прочитала «прайс»… И общеклинические исследования, и биохимические… И гормоны, и онкомаркеры, и диагностика инфекций… И гистология. Господи, чего там только нет… Это же немыслимо: выполнять такой объем исследований втроем! Да и вчетвером!

– Наивняк! Кто тебе сказал, что все делается в нашей лаборатории?

– А где?

– Где угодно! Рассылается по городу. Есть специализированные лаборатории, которые выполняют один вид исследований, например биохимию. Но максимально широко. И так далее.

– А что же делают у вас?

– Ну… Клиническую кровь, мочу. Немного биохимии. Мазочки всякие. Ерунда, справишься! Борисыч сказал, что ты произвела благоприятное впечатление.

– Не знаю… Мне так не показалось. И зачем твой Борисович ляпнул про докторскую?

– А что он ляпнул?

– Что я подготовила диссер к защите. Это же неправда! Материал собран, но не оформлен.

– А что Стрельцов?

– Он резонно заметил, что раз подготовила, так и защищай, мол.

Катерина расхохоталась:

– Он прав: пришла в публичный дом, нечего из себя девственницу строить.

Наташа вскинула на Катерину расширившиеся глаза.

– Ну ладно-ладно, шучу… На чем расстались-то?

– Я так и не поняла. В середине разговора Стрельцов четко сказал, чтобы я подавала заявление об уходе. Завтра же. То есть получается, что меня берут.

– Ну?

– А когда уходила, кинул вслед: «Вам позвонят». И что это значит?

– Значит – позвонят.

– Интересно! Я завтра увольняюсь, а послезавтра мне звонят и говорят, что не берут?

– А ты пока не подавай никакого заявления.

– И не буду.

– Про зарплату говорили?

– Да.

– И что?

– Четыреста.

– Как? И ты не торговалась?

– Я не умею. Но Стрельцов сказал, что это на первые пару месяцев.

– Что ж, в конце концов, и четыре сотни баксов – это не три тысячи деревянных. На пару месяцев сойдет.

– Потом якобы прибавят. И премиальные будут. Врет?

– Нет, в этом не врет, – убежденно ответила Катерина.

– А в чем врет? – тут же вцепилась Ковригина.

– Ну… Ни в чем… Просто не все говорит. Имеет право. Тайна бизнеса и все такое.

Интересно! Он имеет право на тайну бизнеса, а я должна принимать решение вслепую!

– А что тебя пугает?

– Все.

– Ну тогда сиди на своих трех тысячах рублей и ничего не бойся, – сердито откликнулась Игнатьева. И, взглянув на расстроенное Наташино лицо, добавила: – Хуже не будет. Ты же видишь, это не лохотрон какой-нибудь. Ты на здание посмотри! Представляешь, сколько сюда вбухано? А аппаратура внутри знаешь какая?

– Откуда мне знать? Мне не показывали. И кстати! Обычно персонал подбирает руководитель подразделения. То есть в данном случае заведующая лабораторией. А вопрос, насколько я поняла, решается за ее спиной.

– Наташа! Это тебя не касается! Здесь совсем другие законы! – резко произнесла Катя.

– Ты сама-то в них разбираешься?

– Так, немножко. Ладно, мне пора, здесь вам, девушка, не бюджетный институт, куда поболтать приходят. Не журись! Все будет отлично! Я тебе позвоню.

Катерина убежала.

Ага, и эта позвонит… Это у них корпоративный слоган такой, что ли?

Наташа вышла, на улицу в полном смятении чувств. Вся ситуация вызывала неясное, на уровне подкорки, беспокойство. Впрочем, она действительно никогда не имела дела с частным бизнесом в любой форме его проявления. Конечно, там свои законы, отличные от других. Понятно, что Катя не может говорить всего, что знает, – ведь Ковригина пока не член команды.

«А хочешь ли ты им быть, Наталия?» – спросила она у своего отражения в витрине нарядного магазина. И не нашлась что ответить.

Наташа бегала по знакомым, работающим в диагностических лабораториях, освежая в памяти навыки практической работы. Оказалось, то, чем она владела когда-то – рутинная микроскопия крови и других, так сказать, биологических образцов, – вспоминалось достаточно легко. Опыт не пропьешь, как говорил ее первый научный руководитель – талантливый ученый и истый пьяница. А то, чем она не владела – работа на автоматических приборах, – требовало лишь внимательного изучения инструкции и четкого соблюдения оной. Как бытовая техника, к примеру.

Конечно, были и белые пятна – высокочувствительные генетические методы диагностики, требующие специальной подготовки. Но Наташа знала твердо: нельзя быть специалистом во всех областях. В любой диагностической лаборатории существует разделение по направлениям: кто-то занимается биохимией, кто-то иммуноферментным методом и гак далее. Клиническая лабораторная диагностика гак далеко шагнула вперед по сравнению с временами ее юности, что объять необъятное просто невозможно. Во всех отраслях знаний наступает время узких специалистов. Конечно, должна быть взаимозаменяемость, но до определенного предела. Терапевт никогда не заменит хирурга, невропатолог – окулиста и так далее. То же и в диагностике, успокаивали ее знакомые медики. «В конце концов, ты ведь не скрывала ничего из своей биографии, не утверждала, что всю жизнь работаешь врачом-лаборантом… Значит, работодатель понимает, что потребуется адаптация. Это нормально. Так происходит со всеми. В разных лабораториях разное оборудование. И нужно время, чтобы освоить конкретный прибор. Или компьютерную программу. Или новый метод диагностики. Всегда кто-то передает новичку свой опыт. А ты у нас девушка толковая и ответственная. Освоишь!» – утешали ее друзья.

В общем, она готовилась к новой работе, ощущая, что в равной степени хочет и не хочет, чтобы ее взяли в «храм здоровья» на улице Робеспьера. По вечерам сидела над справочниками, не признаваясь себе, что ждет звонка. Но Стрельцов не звонил. Не звонил и Иван Борисович, курирующий лабораторию. Куда-то провалилась Екатерина. Сама Наташа не звонила ей принципиально, из гордости. И от обиды. Во что втравила ее бессовестная Катька? А если бы она, Наташа, все же подала бы заявление об уходе, как приказал Стрельцов? Как бы она выглядела?

Ковригина решила поставить крест на всей этой затее.

Что ни делается, все к лучшему, утешила она себя старой как мир формулой.

Звонок раздался неожиданно, Наташа собиралась на работу.

– Наталия Сергеевна? Доброе утро! Это Стоянов.

– Кто? – не поняла Наташа.

– Иван Борисович Стоянов. Из клиники «Престиж».

– Слушаю, – покраснев от неожиданности, откликнулась Наталия.

– Рад сообщить, что ваша кандидатура прошла, гак сказать, конкурс.

– Но я… Честно говоря, я думала, вопрос уже закрыт.

– Напрасно. Вопрос как раз решен. Решен в вашу пользу.

– Видите ли, Иван Борисович… Прошло столько времени…

– Работодатель вправе отложить решение вопроса.

– Естественно. Но Александр Арнольдович обещал, что мне позвонят.

– Вот я и звоню.

– Через месяц.

– Сроки не оговаривались.

Возразить было нечего. Однако Наташа, оскорбленная столь длительным молчанием, произнесла:

– Знаете, Иван Борисович, боюсь, я вам не подхожу. И вообще, я передумала. Решила остаться в институте.

– То есть как? – изумились на том конце провода.

– Так. У вас ведь наверняка был конкурс. Значит, есть другие кандидатуры.

– Никаких других кандидатур нет! – ледяным тоном произнес Стоянов и, почувствовав заминку на другом конце провода, продолжил: – Я делал на вас ставку! Именно на вас! Вопрос решался по существу: открывать ли еще одну штатную единицу. Это вопрос финансов, я вам объяснял, что здесь принято считать каждую копейку. Решено штатную единицу открыть. А кандидатура имеется в виду именно наша. И теперь вы отказываетесь? В какое положение вы меня ставите? Как я буду выглядеть перед руководством? Перед генеральным директором? Вы подведете не только меня, но и всю клинику. Только что прошла рекламная кампания, ожидается наплыв клиентов, увеличение потока исследований. И вы отказываетесь!

Наташа растерянно молчала. Стоянов, чувствуя ос замешательство, отчеканил:

– Короче говоря, сегодня у вас встреча с генеральным директором клиники. Это значит, что вы приняты на работу.

– А-а…

– Никаких «а». Жду вас к тринадцати часам, – отрезал Стоянов.

– Хорошо, – вздохнула женщина.

«М-да, действительно, я всех подведу, если откажусь», – подумала Наташа, опуская трубку.

В небольшой комнате у офисных столов, выстроенных в две шеренги с компьютерами на каждом рабочем месте, сидели врачи клиники «Престиж». Стоянов проводил утреннюю конференцию. Молодой доктор со смешной фамилией Переходько сдавал суточное дежурство. Наташа сидела в углу ординаторской, чувствуя на себе настороженные взгляды, стараясь слушать доклад дежурного доктора. Получалось, что в клинике не так уж много пациентов. Врачи слушали, заглядывая в персональные компьютеры, где были зафиксированы истории болезни пациентов. Одна дама – средних лет, с тяжелым, как у бульдога, подбородком, серыми, навыкате глазами и раскиданными по плечам седыми волосами – сидела как бы отдельно от других. Дежурный доктор Переходько обращался больше к ней, чем к Стоянову, старшему, так сказать, по группе. Наташа отметила бравую выправку молодого врача. Развернутые плечи, прямая осанка выдавала бывшего военного. «Наверное, парень заканчивал Военно-медицинскую академию», – подумала Наташа, стараясь отвлечь себя посторонними мыслями. Она безумно волновалась, так как меняла место работы второй раз в жизни, почти вслепую, даже не познакомившись с непосредственным начальством. Вчера, когда ей сообщили, что нынче ее первый рабочий день, неведомая Нина Павловна все еще была в отпуске.

Переходько задавали вопросы, он толково и справно отвечал, врачи переговаривались, двигались стулья, дело шло к финишу.

– Еще пять минут, коллеги, – произнес Стоянов. – В нашем коллективе пополнение. На должность врача-лаборанта клинико-диагностической лаборатории принята Ковригина Наталия Сергеевна.

Наташа поднялась. Стоянов охарактеризовал вкратце ее творческий путь. Наташа не сразу поняла, что все взгляды устремлены не на нее, а на седую даму с властным подбородком. Лицо дамы покрылось красными пятнами. Она прошила Наташу исполненным ненависти взором. В аудитории воцарилась мертвая тишина.

– Конференция закончена. Прошу всех приступить к работе. Удачного дня, – произнес Стоянов.

Наташа прошла в помещение лаборатории, огляделась. Небольшая приемная, из которой сквозь распахнутые двери просматривались еще три кабинета. В одном из них сидела заведующая – та самая, с бульдожьей челюстью, женщина. Увидев Ковригину, женщина демонстративно отвернулась. Наташа храбро шагнула навстречу начальству:

– Здравствуйте, Нина Павловна! Очень рада вас наконец увидеть. Давайте знакомиться, – произнесла она как можно приветливее.

Баркова медленно повернулась к ней, прошипела, глядя в глаза:

– Кто ты такая, чтобы я с тобой знакомилась? Взяли рвань какую-то с улицы… Шелупонь… Да я тебя вышвырну отсюда в три секунды, козявка. Поняла?

Наталья окаменела.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Площадь Восстания», – объявил в микрофон басовитый женский голос. Электропоезд рванулся в тоннель.

Наташа продвинулась поближе к выходу. Ну вот, еще десять минут – и она на рабочем месте. Успевает вовремя. Правда, сегодня в клинике только дежурные врачи и медсестры, конференции не будет, но время ее прихода все равно зафиксируют верные клевреты Барковой. Наташа запретила себе вспоминать первый день работы в клинике – и все равно то и дело вспоминала.

Нет уж, лучше думать о чем-нибудь хорошем. Что у нас в меню? Во-первых, сегодня дежурит Катерина. Уже хорошо – будет с кем перекурить. И что-то еще приятное было прямо с утра… Ах да! Старичок, которого удалось доставить до супруги. И симпатичный усатый гражданин, проводивший ее до метро. Она, кстати, должна ему жетон! И он, кстати, оставил ей визитку!

Наташа вынула ее из кармана куртки. На кусочке картона значилось: «Туманов Виктор Алексеевич». И номер мобильного телефона. А больше ничего. Туманов… Красивая фамилия. И кто же он такой, этот туманный Туманов? Чем. занимается усатый защитник сирых и обездоленных?

– Станция «Площадь Восстания»… – пробасила микрофонная женщина.

Наташа сунула визитку в карман. Ладно, потом разберемся.

Глава 6
АРЕСТАНТКА

Из протокола допроса гр. Устюговой Д. Д.

(с применением звукозаписи):

Следователь отделения по борьбе с экстремистскими группировками УБОП г. Москвы Белокопытов С. Н. в своем кабинете с соблюдением требований ст. 157, 158 и 160 УПК РФ допросил в качестве подозреваемой по уголовному делу № 123429 Устюгову Д. Д.

Вопрос. Назовите свое имя, отчество, возраст.

Ответ. Устюгова Дарья Дмитриевна, двадцать шесть лет.

Вопрос. Где вы проживаете? Ваш адрес по прописке?

Ответ. Город Москва, улица Профсоюзная, дом пять, квартира семь. Там же и прописана.

В о п р о с. С кем проживаете?

Ответ. Одна.

Вопрос. Ваше семейное положение.

Ответ. Не замужем. Детей нет.

Вопрос. Дарья Дмитриевна, расскажите, что вы делали двадцать восьмого декабря сего года в здании Генеральной прокуратуры?

Ответ. В составе фирмы «Презент» обслуживала фуршет, устроенный там по случаю доклада генерального прокурора и в связи с новогодними праздниками.

Вопрос. Вы знали, что на этом мероприятии будут присутствовать президент и члены правительства?

Ответ. Знала.

Вопрос. Когда вы узнали об этом?

О т в е т. В процессе подготовительной работы.

В о п р о с. От кого конкретно вы узнали, что на вечере будет присутствовать руководство страны?

О т в е т. От руководителя нашей фирмы. Мне была получена организация фуршета, и генеральный директор нашей фирмы дал понять, что на приеме ожидается появление высшего руководства.

Вопрос. Вам прежде приходилось обслуживать подобного уровня мероприятия?

Ответ. Да. Мы работаем на презентациях, на совещаниях самого высокого уровня, в том числе международных и правительственных приемах.

Вопрос. Вы давно работаете в фирме «Престиж»?

Ответ. Три года.

Вопрос. Как вы попали туда?

Ответ. После окончания института.

Вопрос. Какого института?

Ответ. Санкт-Петербурского инженерно-экономического института.

Вопрос. Вы родом из Санкт-Петербурга?

Ответ. Да. Там и сейчас живут мои бабушка и дедушка.

В о п р о с. А где живут ваши родители?

Ответ. Они погибли полтора года тому назад в автомобильной катастрофе.

Вопрос. Расскажите подробнее, как вы устроились на работу в фирму «Престиж»

Ответ. Меня устроил туда мой отец, Устюгов Дмитрий Геннадьевич.

Вопрос. Род деятельности вашего отца?

Ответ. Он работал в Министерстве энергетики. Заместителем начальника одного из департаментов. Устроил в «Престиж» по моей просьбе через своих знакомых, я их не знаю.

Вопрос. Вам нравилась ваша работа?

Ответ. На эту работу меня направила партия.

Вопрос. Какая?

Ответ. Интернационал-социалистическая партия Эдуарда Вениаминовича Кравченко.

Вопрос. Вы состоите в этой партии?

Ответ. Да. Пять лет.

Вопрос. Акция, которую вы предприняли в отношении руководителя Федерального фармацевтического агентства, господина Муравьева, являлась заданием партии?

Ответ. Да.

Вопрос. Опишите, пожалуйста, подробно ваши действия по отношению к господину Муравьеву во время праздничного фуршета в здании Генеральной прокуратуры двадцать восьмого декабря сего года.

Ответ. Когда члены кабинета покидали праздничное мероприятие, они проходили мимо меня. Я стояла за стойкой, на которой размещались блюда с пирожными. В тот момент, когда указанный чиновник проходил мимо, я взяла блюдо и влепила пирожные в лицо господину Муравьеву. И объяснила ему за что.

В о п р о с. За что?

О т в е т. За геноцид собственного народа.

Вопрос. Вы оскорбляли господина Муравьева?

Ответ. Наверняка.

Вопрос. Как?

Ответ. В не очень цензурных выражениях. Точно не помню. Кажется, я назвала его мерзавцем. Так он мерзавец и есть.

Вопрос. Чем вы мотивируете свои действия?

Ответ. Это акция протеста против антинародной политики правительства и, в частности, против нынешнего порядка распределения льготных лекарств. Разработкой и реализацией данного приказа занимается ведомство Муравьева.

Вопрос. Вы признаете, что во время акции протеста, как вы ее назвали, вы выкрикивали призывы к изменению существующего конституционного строя?

Ответ. Безусловно – да!

Вопрос. То есть партия в лице господина Кравченко дала вам задание, за которое вам светит лишение свободы на срок до пяти лет?

О т в е т. До трех лет. По статье 280 УК.

В о п р о с. А по статье 213 УК – до пяти лет.

О т в е т. Не надо меня запугивать! Это моим товарищам вы влепили пять лет за того же Муравьева. Но они действовали в составе группы. А я одна! Сопротивления при задержании не оказывала. Статья 213, часть первая: максимальное наказание – до двух лет лишения свободы. И до трех лет по статье 280. Меньшее поглощается большим. Итог: три года.

Вопрос. Меру наказания определяет суд.

Ответ. Это понятно. Как и то, что он политически ангажирован. Но больше трех лет не получится! Мы обратимся в Европейский суд;

В о п р о с. И вам не жаль этих трех лет? Ваши товарищи выходят из тюрем больными туберкулезом инвалидами.

О т в е т. А вам не жаль гноить в тюрьмах совесть нации?

В о п р о с. Я не понимаю, что привело вас, девушку из обеспеченной семьи, получившую хорошее образование, в ряды экстремистов, люмпенов, маргиналов? За кого вы хотите отдать часть своей жизни? Лучшие свои годы?

Ответ. Это кто люмпен и маргинал? Кравченко? Он великий русский писатель, интеллигентный человек. Мои товарищи по партии – люди с высшим образованием, или студенты, или высокоэрудированные, широко образованные рабочие. Зачастую – дети привилегированных родителей. А вы познаете, что наличие совести – это удел исключительно обнищавших слоев общества? Вы думаете, в среде властей предержащих не вырастают дети, отрицающие преступное благополучие отцов? Еще как вырастают! Поскольку знают об этом благополучии больше других! О бессчетных надбавках к заоблачным окладам, о привилегиях, льготах. О мздоимстве, взятках за каждую подпись… Обо всем этом рассказывается вечерами за ужином. Как выгодно удалось продать свою подпись под документом… Как удачно прикупилось разоренное предприятие. Как вырван пакет акций из горла успешной фирмы. Как славно удалось продаться аулам империализма, вытесняющим отечественное производство. И тебе, дочка, полагается пенка с моих сливок: поездка в Испанию или кольцо с бриллиантом… Вы думаете, что все можно купить? Что совесть можно утопить в море удовольствий? Она или есть, или ее нет! Если есть, ничем не вытравишь, понимаете? Вы можете понять, как стыдно бывает быть богатой в нищей стране? Зарплата министра – девяносто тысяч рублей! А льготы? Вы знаете, сколько льгот имеют гос-чиновники? Ознакомьтесь с соответствующим законом. Мы считаем, что ни один лидер не должен иметь привилегий, пока народ голоден! А кто-нибудь из вас, представителей законности, занимался персоной того же господина Муравьева? Вы имеете хоть малейшее представление о его преступно нажитых богатствах, вы знаете о его теневой деятельности? Нет! А мы знаем! Мы, а не вы! А вы и не хотите знать! Поскольку он плоть от плоти…

Вопрос. Дарья Дмитриевна, я прошу вас успокоиться! Поберегите эмоции для судебного процесса! Итак, уведомляю, что вы, Устюгова Дарья Дмитриевна, признаётесь обвиняемой по уголовному делу № 123429. Мерой пресечения выбрано содержание под стражей. Ознакомьтесь с постановлением и распишитесь.

Александр Борисович Турецкий отодвинул стопку листков, снял очки, потер переносицу. Он словно видел перед собой стройную красавицу с разметавшимися по плечам рыжими волосами, с гневно горящими карими глазами…

– Ну как тебе? – кашлянув, спросил Костя.

Они сидели вдвоем в кабинете Меркулова.

– Пламенно! Я бы сказал, страстно!

– Народоволка, понимаешь! Софья Перовская!

– Ну… Будем надеяться, что все не так драматично. Все же виселицы отменены, как антигуманная мера наказания. Кроме того, она кидала нс бомбу, а торт. И не в царя-батюшку, а в его боярина.

– Все ерничаешь, Саша? Между прочим, она устроила погром в здании Генеральной прокуратуры! Это неслыханно! Генеральный в ярости!

– Что ты говоришь? – сузил глаза Александр. – Какой же такой погром она устроила? Кремом в пакостную рожу залепила? Скажите пожалуйста! Да к ней бы полстраны присоединилось! Погром?! Никакого погрома не было. А могло быть! А то сначала мы мочили боевиков, теперь принялись за стариков и инвалидов! Нельзя воевать с народом, неужели непонятно? Народ – он везде! В клозете пол подтирает, в буфете коньяк наливает. Куда от него денешься? Он ведь все равно достанет!

– Что ты прям как акын.

– Ладно! Не цепляйся, я нынче злой! Ты видишь, что на улицах творится? С этими льготными лекарствами всю страну на уши поставили! Ты видел очереди в поликлиниках? В аптеках? Вот вам Новый год! Ешь, молчи и подавись, как наш Моисеев говорит. И Муравьев этот… Он же ни черта не знает! Он не знает, сколько в стране льготников! Не то двенадцать миллионов, не то пятнадцать.

– Все он знает, – буркнул Меркулов.

– Вот именно! Все знает! И считает, что все сойдет с рук. Сунем им закон о федеральных льготах на лекарства под новогоднюю елку, дадим две недели каникул. Они так все упьются, что никто ничего не поймет и не заметит…

– Саша, успокойся! Ты же не в пивной, ты сам государственный чиновник!

– Ну подай на меня рапорт, что ли… Или мне заявление об уходе написать?

– Прекрати! – хлопнул Меркулов ладонью по юлу. – Что за истерика?

– А то… – сбавил тон Турецкий и достал сигареты. – Я закурю? Вон Ирка письмо получила из Питера, от подруги. Подруга эта астмой страдает. Пишет как раз про эти льготные лекарства. Ей по болезни ингалятор какой-то полагается. Она без него не жилец. Действительно, раньше ее ингалятор по льготному рецепту было не получить. Его хронически не было. А в соседнем отделе за деньги был. Но жить-то надо, дышать-то хочется. И она покупала. И подруга эта ужасно обрадовалась нынешнему закону. Теперь-то, думает, наведут порядок. Будет ее ингалятор при ней бесплатно. И что? Он вообще исчез. Его не стало, как будто в кислоте растворили… неделю нет, другую. Женщина в панике: она со своей зарплаты больше одного баллончика не покупала – дорого. Через неделю закончится тот, что под рукой, и как дальше жить? А потом появляется ее лекарство, но опять-таки за деньги. Только раньше она за него четыре сотни платила, а теперь – девять. Хватает на месяц. Это ей, питерской училке, с зарплатой шесть тысяч, почти тысячу ежемесячно нужно тратить на то, чтобы не умереть от удушья!! Здорово?! Правильно девчонка говорит: государство устроило геноцид собственного народа! И мне нынче стыдно, что я у этого государства в чиновниках!

– Ты занимайся своими служебными обязанностями, вот и не будет стыдно, – буднично произнес Меркулов.

– То есть? – опешил Александр. – Ты хочешь сказать, что я ими не занимаюсь?

– Занимаешься. Но новые песни приносит нам жизнь.

– А конкретнее?

– Конкретнее могу сказать следующее: как ты знаешь, с Нового года вступила в действие новая система распределения лекарственных средств на отечественном рынке. Лица, имеющие право на бесплатное обеспечение лекарствами, разделены теперь на несколько групп: это федеральные льготники, региональные и так далее. И едва закон вступил в силу, началась полная неразбериха. Тот случай с ингалятором, что описан подругой твоей жены, он, так сказать, частный пример общей тенденции. Лекарства стали исчезать. Даже в крупных больницах, чуть ли не в Кремлевке. Исчезает импортный инсулин для диабетиков. Импортные сердечные средства… Короче, есть намерение разобраться и наказать виновных. То есть имеется негласное указание заняться сбором информации на господина… Фамилию с трех раз угадаешь?

– Неужели господина, пострадавшего от рук бесчинствующих экстремистов?

– Именно. Видимо, достал он по-крупному. И экстремисты почему-то именно в его харю целятся. Кроме того, как уже говорилось, нужен жертвенный агнец. Поводом послужила статья в одной из центральных газет о незаконных финансовых операциях, которые проводятся Федеральным фармацевтическим агентством. Журналистское расследование, так сказать. Приказано разобраться.

– Понятно. Что ж, это по-нашему: одного выпорем, другие продолжат его нелегкий труд.

– Ты чего это разошелся? Государство не устраивает? Поищи другое.

– Есть такое понятие – Родина, – буркнул Турецкий.

– Вот именно. И еще: президент дал указание Генпрокуратуре в порядке прокурорского надзора отслеживать ведение уголовного дела Устюговой на всех этапах предварительного и судебного следствия. Чтобы наказание было адекватным деянию.

– Не понял? Смертную казнь обратно ввести по такому случаю?

– Наоборот. Есть мнение, что с ее товарищами но партии переусердствовали. Помнишь, летом они учинили погром в служебном кабинете того же Муравьева? Кстати, это была первая акция протеста против закона о перераспределении льготных лекарств, который тогда только еще обсуждался.

– И получили по пять лет за обыкновенное хулиганство. А скинхеды у нас таджикских детей убивают. И никто их наказывать не спешит.

– Хулиганство, конечно, не обыкновенное, а политически окрашенное. Но в том-то и дело: чересчур строгая мера наказания привлекает к этим экстремистам излишнее внимание публики. Создает вокруг них ореол мучеников. Наш народ любит страстотерпцев. Так что поставлена задача: не ваять из экзальтированной барышни образ великомученицы. Условия содержания должны быть пристойными, все следственные действия – строго в рамках закона, а наказание – не чрезмерным.

– Так, может, ей и меру пресечения изменить? Она же из идейных, как я понял. Значит, от следствия скрываться не будет.

– Это дело следствия. Следствие ведет УБОП. Мы в данном случае надзорный орган.

– Понятно. Мне вот что интересно. Барышня три года отработала в фирме, куда ее внедрила партия. Это что же, они на три года вперед видели, что будет причина чиновничью ха… прошу прощения, лик… кремом измазать?

– Так они не вчера и сформировались в партию. Может, у них в каждой фирме по партийцу сидит, ждет своего часа.

– Прямо шахиды какие-то… Вот я и говорю, с народом воевать невозможно. Он везде.

Турецкий помолчал, затем спросил:

– А что о ней ее начальство говорит? Как характеризует? Что ж они не видели, кого пригрели?

– Директор фирмы «Престиж» в шоке. Он ведь знал ее отца, который не так давно погиб. Говорит, что относился к ней как к дочери. Тем более что девушка сирота. Характеризует Устюгову как отличного работника, прекрасного организатора. В коллективе ее все любили. Никто не знал, что она из социалистов. Создала она им проблемы! Можно сказать, она эту фирму похоронила.

– Мы все думаем, что молодежь наша выбрала пепси, а оказывается, у них там широкое разнообразие биологических видов.

– Ага, романтики революции, понимаешь… Вот такие романтические барышни и юноши и устраивают государственные перевороты. Только результат, как правило, далек от замысла. Желают увидеть «город Солнца», а видят колымские снега. Или еще чего похуже…

– Ладно, будем делать то, что в наших силах. Для начала прошу дать санкцию на допрос гражданки Устюговой, заключенной под стражу, – неожиданно улыбнулся Турецкий.

– Это зачем же? – улыбнулся в ответ Меркулов, радуясь, что раздражение Турецкого растаяло.

– Во-первых, девушка понравилась. Не буду лгать, мне это несвойственно. Во-вторых, это требуется в рамках прокурорского надзора. И потом, есть ведь еще одно задание – сбор компромата на подвергшегося нападению чиновника. Думаю, их партия уже собрала подробное досье на этого господина. Может, вотрусь в доверие, она со мной информацией поделится…

– Ты там поосторожнее втирайся… Как бы сам не получил…

– Обижаете, начальник! Мы люди смирные, порядок помним. Что не дозволено – не делаем. Мы про таких барышень понимаем. У них на первом месте партия. И на втором тоже.

– Ну-ну, – хмыкнул Меркулов. – Ладно, втирайся…

Александр Борисович Турецкий сидел почти в пустой, небольших размеров комнате для проведения следственных действий. Стены, выкрашенные угрюмой темно-серой краской, привинченные к полу стол и два стула, настольная лампа, закрепленная на столе, вмонтированные в стены глазки камер видеонаблюдения– все это производило гнетущее впечатление. Давненько не приходилось ему проводить допрос в СИЗО.

Женщина-контролер ввела подследственную Устюгову. Высокая красавица в шикарном черном платье, какой он увидел Дарью Дмитриевну на злополучном вечере, сейчас предстала перед Турецким в потертых джинсах и просторной, навыпуск, клетчатой рубашке. Рыжие волосы гладко зачесаны и собраны на затылке в узел. Отсутствие косметики делало лицо моложе. Рыжие пушистые ресницы оттеняли светло-карие глаза. Нос был усыпан веснушками. Выглядела она как-то по-домашнему и очень трогательно.

Контролер вышла, оставив их вдвоем.

– Присаживайтесь, Дарья Дмитриевна. Давайте знакомиться. Моя фамилия Турецкий. Зовут – Александр Борисович. Я следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам.

– Вот как? То есть мое скромное дело признано особо важным? – усмехнулась Устюгова.

– Ну… Есть дела и поважнее. Я здесь в рамках прокурорского надзора. У вас есть жалобы на условия содержания?

– Нет, – пожала плечами девушка. – Я знала, на что шла.

– Понятно. Из искры возгорится пламя.

– Надеюсь. А вы, значит, призваны проследить, чтобы мне, так сказать, влепили по максимуму? Чтобы мало не показалось? Генпрокуратура встала на защиту бедного чиновника Муравьева?

– Напрасно вы так. В прокуратуре тоже люди работают. И есть свое отношение к закону, вызвавшему ваш, так сказать, экстравагантный протест. И не всем из нас нравится тот или иной чиновник. Но тортами мы в них не кидаем, это правда. Моя же задача – надзор за тем, чтобы ваше дело велось строго в рамках существующего законодательства. Без какой-либо ангажированности.

– А-а, – усмехнулась Даша. – Что ж, надзирайте.