Текст книги "Имя убийцы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– А мы знакомы? – поинтересовался Турецкий.

– Сейчас, подождите. – Женщина откашлялась, настроилась и вдруг исторгла неприятным высоким голосом: – Ну, что, красавчик, развлечемся?

– О, черт… – Он чуть не оступился с крыльца. – Так вот вы какая в жизни, девочка с картины Пикассо… Браво.

– Зубы вкривь, глаза вкось, рыжая, как апельсин… – она сдержанно рассмеялась. – А какие они, Александр Борисович, – девочки с картины Пикассо?

– Ну… – Турецкий замялся. – Скажем так, весьма своеобразны. Вроде того, что вы сказали – зубы, глаза, прическа… Вам славно удалась роль невезучей проститутки. Однако, с моей дилетантской точки зрения, вы немного перегнули.

– Но у вас же не возникло сомнений? – Она лукаво склонила головку. – Приняли меня за первую клюшку двора, осваивающую новые просторы?

– Да уж не за первую ракетку мира. – Он негромко, но с удовольствием рассмеялся. Женщина подхватила.

– Что поделать. Весь мир – театр, вся жизнь – борьба за роли. Эльвира Буслаева, – она протянула руку. Рукопожатие оказалось твердым, в сущности, даже не женским. – Младший лейтенант, оперуполномоченная местного отделения уголовного розыска. Прошу прощения, Александр Борисович, за все, что я сегодня натворила.

– Принимается, Эльвира… – Он засмущался, почувствовал, как заалели уши – ведь она еще не выпустила его руку. – Вы-то в чем виноваты?

– Вина исключительно моя и больше ничья. Мы работали по наркопритону в Зубатове. Нельзя сказать, что мы тут совсем ничего не делаем. Отсюда и костюм. Собиралась домой, а тут – вы на автозаправке. Вспомнила вчерашнюю ориентировку. Что бы там ни говорили, но вы, Александр Борисович, – вылитый Звонарев. Забросила удочку, вроде похож. Машина – «Ауди», та самая, из ориентировки. А тут еще ваша Рига, будь она неладна. Неудачно пошутили? Что мне оставалось делать? Связалась с руководством, сказала, что тип, похожий на Звонарева, движется по шоссе в сторону Мжельска. Схватила первую попавшуюся машину, пристроилась вам в хвост. Такая вот история. А что вы здесь стоите, Александр Борисович? Податься некуда?

– Прокурора жду. Вы домой?

– Да, хватит уж на сегодня. До подушки доползу, а утром снова в бой. Ночь, как всегда, пролетит незаметно. До встречи, Александр Борисович. Вы же не уедете из нашей дыры просто так?

– Пока побуду. Еще встретимся. Можете подождать, Эльвира. Сыроватов божился, что пригонит мою машину. Отвезу вас домой.

– Сами ждите, – фыркнула девушка. – Мне тут пару кварталов. А у вас еще беседа с прокурором – ведь так?

– Так, – признался Турецкий, – А вы правда считаете, что Рига в Эстонии?

– А где? – Эльвира звонко засмеялась. – Может, в Литве?

Девушка спрыгнула с крыльца, зацокали каблучки, и вскоре темнота поглотила женскую фигуру. Турецкий покосился на кусты, чернеющие за парковкой. Пока курил, из здания удалились еще несколько человек. Завелся «УАЗик», вернее, сделал попытку завестись, водитель вылез из кабины, пнул в сердцах по колесу:

– Ломается, зараза, как девочка… Ладно, завтра посмотрю, – и пешим ходом пустился за своими.

Минут через пятнадцать во двор въехала легковая машина. Водитель встал недалеко от кустов, погасил фары. Турецкий с умилением опознал родные формы. Выбросил сигарету, зашагал к машине. Водитель выбрался, придирчиво уставился на него.

– Это ваша машина?

– Моя, – признался Турецкий. – Все сделали?

– Да, я с автосервиса. Поставили новый «Бриджстоун», к сожалению, не успели отбалансировать, но при езде почти не чувствуется… Вы Турецкий?

– Так точно. Александром Борисычем мама назвала. Если хотите, могу показать документы.

– Не надо, Виктор Петрович описал вас, держите ключи. С вентилятором у вас что-то не в порядке…

– Переживу. Спасибо.

Он прошелся вокруг машины, попинал новую резину. Нет худа без добра. Хотя колеса могли бы и поплотнее надуть. Он сел в машину, завел двигатель, послушал его размеренную работу, включил в салоне свет, нагнулся, отодвинул коврик, забрался в скрытый от взора постороннего тайничок под коробкой передач. Тайничок ему варганил мастер на все руки в гаражах за Измайловским парком, уверял, что ни одна собака отыскать его не сможет. Не зря уверял. Он выключил свет, извлек, затаив дыхание, из тайничка девятимиллиметровую «Беретту» с магазином на девять патронов. Всякий раз, когда он брал ее руки, испытывал двоякое чувство. С одной стороны, ты уже не один, а с другой… Он спрятал пистолет, закрыл тайник, вышел из машины. Здание милиции погрузилось в темноту, как в воду. Свет оставался только в дежурке, да еще за шторой в угловом окне второго этажа – засиделся какой-то трудоголик. Он приблизился к кустам. Они стояли плотной стеной сразу за бордюром. Пакостное ощущение, что кто-то там сидит и пристально на тебя смотрит…

Кому там не нужна публичность? Он потряс головой, прогоняя наваждение. Какой дурак спрячется в кустах рядом со зданием милиции?

Резкий шум отвлек его от праздного созерцания. Загремело железо – словно шаман яростно затряс ведро с болтами и гайками. Сверкая фарами, к зданию милиции подкатил разлаженный «жигуленок». Из машины выбрался прокурор Сыроватов, засеменил к крыльцу. Взлетев на ступени, встал как вкопанный, извлек сотовый телефон, задумчиво на него уставился.

– Виктор Петрович? – Турецкий материализовался из темноты, прокурор попятился как от нечистой силы. Шумно вздохнул, опустил руки.

– Склероз не жена, Виктор Петрович, к другому не уйдет, – упрекнул Турецкий.

– Да нет, я помню про вас, Александр Борисович, еще как помню, – забормотал прокурор. – Закрутился, неприятность у нас на спасательной станции… Машину привезли? Вот и славно. – Замордованный делами прокурор стал усиленно растирать лоб. – Насчет гостиницы я уже договорился, администратор ждет…

– Вы страшно заняты, – подметил Турецкий. – Не терзайтесь, обойдусь без поводыря. Объясните, как проехать, а закончите с делами – милости просим.

– Да, правда? – обрадовался Сыроватов. – Простите, Александр Борисович, действительно закрутился…

Он долго и путано объяснял, как проехать к гостинице. Похвастался, что местный постоялый двор расположен почти на берегу Волги и с третьего этажа открывается чарующий вид на Мжельск и его окрестности. Потом, впрочем, поправился, что жить командированному придется на первом этаже, потому что в здании ремонт, и наслаждаться окрестностями Мжельска он будет в другой раз, если появится, конечно, желание приехать сюда вторично. Схватил зачем-то его руку, потряс и исчез в здании.

И откуда что берется? Опять ничем не обоснованное чувство, что из глубины кустарника за ним с интересом наблюдают. Он пересилил желание немедленно погрузиться в машину и врезать по газам. Закурил сигарету, наступил на бордюр, пристально уставился в темноту. Чепуха, не может быть. Это просто смена обстановки, удаление от дома, прочая паранойя, связанная с известными событиями… Он затаил дыхание, превратился в тонкий слух. И сразу услышал, как где-то далеко проехала машина, в дежурке надрывается телефон, ветер дует порывами, болтается раскрытая форточка. Шорох в кустах, зашуршали лапки, что-то пискнуло…

Продолжаем деградировать, Александр Борисович? Вам срочно нужно выпить. Вы уже со вчерашнего дня ничего не пили…

Из путаных объяснений прокурора явствовало, что главной улицей в городе является Большая Муромская. Она делит город на западную и восточную части. А Волга, протекающая примерно посередине, расчленяет его еше пополам – на север и юг. Северная часть так и называется Северной, а южная – Токаркой, благодаря наличию на ней скончавшегося в девяностые годы завода по производству токарных станков. На южной стороне городские прелести, включая магазины, парочку ресторанов и прочие более-менее пригодные для обитания кварталы, сосредоточены вокруг знаменитого памятника «катюше», который власти худо-бедно поддерживают в «товарном» виде. А на северной – вокруг Центрального рынка, местного форпоста цивилизованной жизни. Здесь же – парк культуры и отдыха, краеведческий музей, кинотеатр, который несколько лет назад пытались отправить на слом, но закончились деньги и весь этот хаос отдали коммерсантам, которые устроили в кинотеатре полигон для игры в пейнтбол. Здесь же находились городская администрация, прочие властные структуры, включая милицию. Гостиница же дислоцировалась в тех краях, где улица Большая Муромская встречалась с Волгой-матушкой (правда, здесь великая река больше напоминала детеныша). Турецкий сделал круг почета по главной городской площади, украшенной каменными мутантами в касках, особенно зловеще смотрящимися в лучах подсветки. Покатил на юг по Большой Муромской, свернул налево перед въездом на мост. Машин почти не было – после десяти вечера в этом городке просто некуда было ехать. Влево, вправо, плутал среди бесформенных строений, вырулил к безвкусной трехэтажной коробке, единственной гостинице в райцентре (не требующей, в этой связи, даже названия), которая и имела пристройку – так называемый «постоялый двор высшего разряда».

На электрическом освещении здесь решительно экономили. Дверную ручку в тамбуре пришлось искать, двигаться мелкими шажками, чтобы не стала сюрпризом крутая лестница в холл…

Он не стал высказывать свои недовольства и пожелания. Администратором была усталая полная женщина с хриплым голосом и расплывшейся по черепу завивкой. Она представилась Антониной Андреевной и в грубоватой форме приказала следовать за ней. Да, она в курсе, что должна предоставить постояльцу лучший из пустующих номеров (а пустуют, в принципе, все), она сделала все, что было в ее силах, и пусть уши от стыда горят не у нее, а у того, кто разворовывает деньги, выделяемые городским бюджетом на поддержание в норме этого несчастного заведения.

– Спасибо, любезная Антонина Андреевна, – проникновенно поблагодарил Турецкий. – Я не привередлив. Вода течет? Стены не рушатся? Ну и славно. Давайте ключи и можете заниматься своими делами.

Он мрачно смотрел, как женщина, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, уходит на свое рабочее место. По ее словам, до приезда Турецкого был занят лишь один номер – важным чиновником из департамента строительства областной администрации. Но проживал тот в противоположном конце коридора. Он настороженно покосился по сторонам, вставил ключ в замочную скважину. Пистолет, наверное, можно было взять с собой, не оставлять на ночь в машине. Сомнительно, что он вторично подвергнется атаке правоохранительных органов…

Он чудовищно устал за этот день. Бросил сумку на кровать, сел в кресло, стал разглядывать свои апартаменты. Номер явно не президентский. Чисто, убрано, но без изысков – обстановка в духе неприхотливых семидесятых. Квадратная кровать (с намеком на «тайный» список дополнительных услуг), миниатюрная софа, два кресла, журнальный столик, телевизор, DVD-проигрыватель. Что еще нужно для отдыха одинокому мужчине? Он задернул шторы, побрел в ванную, где имелся белый «друг человека», кафель в тон унитазу, коврик, отделанная акрилом ванна, безразмерный банный халат. С опаской посмотрел на кран. Опасения не подтвердились – кран для виду поупрямился, порычал, полилась коричневая вода, за ней желтая, потом прозрачная. Если в кране нет воды – это, стало быть, подъемный кран…

Он как чувствовал, что его подкараулят именно в ванной – взял с собой телефон.

– Ты в сознании? – поинтересовался Меркулов.

– Моюсь я, Костя…

– О, я слышу рев водопада. Ты один?

– С телефоном.

– То есть все нормально. Ну что ж, не буду тебя сегодня отвлекать.

– Все, Костя, достаточно, больше не звони, – раздраженно бросил Турецкий. – Из камеры я благополучно убыл, начинаю работу на благо отчизны и лично господина Генерального прокурора. Позвони Ирине, скажи, что у меня все в порядке… надеюсь, ты ей ничего не говорил о моем насильственном задержании?

– Каюсь, вырвалось, – смущенно признался Меркулов. – Но Ирина Генриховна сильная женщина. Она мужественно выдержала эти страшные новости. Не трусь, Турецкий, я поставил ее в известность уже после того, как все разрешилось.

– Гад же ты, – сказал Турецкий, выключил телефон и бросил его на корзину для белья.

Момент появления районного прокурора чудесно совпал с моментом засыпания. Турецкий завернулся в халат и побрел открывать, протирая глаза.

– Извините, Александр Борисович, вы уже отдыхать легли… – Прокурор мялся под дверью, держа перед собой увесистые пакеты – выглядывал из них, как из амбразуры. – Просто я решил… но ведь вы сами просили зайти.

– Не просил, а требовал. – Турецкий распахнул дверь. – Милости просим, Виктор Петрович. Поспим в другой раз.

Развалившись в кресле, он смотрел из-под прищуренных век, как прокурор выгружает на журнальный столик содержимое пакетов. Стоило признать, что не все безнадежно в здешнем королевстве. Дорогой коньяк в праздничной упаковке, нарезки мяса, фасовка груш, какие-то сыры, куриные «карачки» в кляре, складные походные стаканы.

– Ешьте, Александр Борисович, ешьте, – бормотал прокурор. – Вы же голодный, я понимаю, не сочтите за подлизывание. Хотя… – Он самокритично махнул рукой. – Можете считать, чего уж там. Два года до пенсии, хотел спокойно дожить, на хрена мне эти неприятности? Прокуратура по уши в дерьме, а Быстров – руководитель комиссии из Москвы – вы уж простите, Александр Борисович, – полный сноб, бездарь и любитель перекладывать свои проблемы на плечи других. Группа следователей вчера уехала – нам только легче стало, все равно от них толку не было. Сплошные нервы. Ни улик, ни подозреваемых…

– Совсем ничего?

– Абсолютно, – удрученно заключил прокурор. – В обоих преступлениях – ни малейшего просвета. Четыре трупа – ни одной ниточки.

– Ну что ж, давайте разбираться. Куда вы столько еды набрали, Виктор Петрович? Тоже из зарплаты оперативников вычтите?

– Из семейного бюджета, не волнуйтесь. За кого вы меня принимаете? – Сыроватое разлил по стаканам, поднял свой. – Давайте выпьем, Александр Борисович, прошу вас, не отказывайтесь.

– Чего же не выпить с хорошим человеком. Всенепременнейше выпьем, Виктор Петрович. – Он взял стакан. – И споем не без азарта, спасибо, как говорится, за доставку. За успех?

Коньяк не только снаружи оказался неплохим. Вспыхнул в организме адским пламенем, блаженство потекло по сосудам.

– Излагайте, Виктор Петрович, – благосклонно разрешил Турецкий, откидывая голову на спинку. – Расскажите мне такое, чего я не знаю.

– Я знаю, чего вы не знаете, – радостно объявил прокурор и вновь схватился за бутылку, покосился на собеседника, взгляд которого сделался предельно ироничным. – Нет, вы не думайте, я не алкоголик, работаю из последних сил… опять же семья, взрослая дочь, строгая супруга, сплошной бабовладельческий строй… С супругой моей, знаете, шампанским по-домашнему сильно не разгуляешься.

– Шампанским по-домашнему? – переспросил Турецкий.

– Это шутка такая, – хмыкнул Сыроватов. – Водка под шипение жены. Вот и нынче, буквально перед вашим… гм, приездом – несчастный случай на воде. Погибли двое спасателей – на катере искали пропавшего рыбака. Уплыли на моторной лодке в верховья… и сами пропали. Что характерно, рыбак нашелся – он, как выяснилось, никуда не пропадал, а вот ребятам из МЧС не повезло. Нашли на берегу, уже мертвых, эксперты говорят, что умерли от переохлаждения. Как их угораздило? Лодку не нашли, выдвинули версию, что напоролись на топляк, перевернулись, в воде потеряли сознание. Семьи в трансе, в МЧС истерика, прокуратура возбудила уголовное дело…

– Сочувствую, но давайте к нашим баранам, – предложил Турецкий. – Вы хотели рассказать то, чего я не знаю.

– Установили личность убитого в прокуратуре.

– Браво, – похвалил Турецкий. – Почти победа. Долго вы шли к этому событию.

– Так уж случилось, – развел руками Сыроватов. – Опер Татарцев вышел на него случайно, опрашивая жителей деревни Корольково. Да какая там деревня, хутор, четыре двора, наши там вообще никогда не бывают. Это севернее Горелок, севернее Лебяжьего озера. Соседка опознала. Убитому пятьдесят восемь лет, зовут Регерт Федор Алексеевич. Жил бирюком, с соседями практически не общался, угрюмый молчаливый тип. До выхода на пенсию по инвалидности работал лесником в Шаховском районе – вот и все, что удалось о нем собрать. На люди из своего Королькова практически не выезжал, постреливал втихую белок, зайчат, рыбачил, питался, так сказать, подножным кормом. Странный человек, если верить соседке. Затворник. Когда ей показали фото, она страшно разволновалась, она и не знала, что ее сосед уже четыре дня лежит в районном морге, считала, что он дома, просто не выходит – а с ним такое частенько случалось…

– Ага, – намотал на ус Турецкий. – В морге, стало быть, проводит время.

– Да ему без разницы, где его проводить, – пожал плечами Сыроватое. – Друзей нет, из всей родни – выжившая из ума мать, обитающая в Спиринской богадельне. Теперь установили личность, можно хоронить. Взять с него все равно нечего, умного он ничего не скажет…

Сыроватое осекся на полуслове. За дверью послышалось поскрипывание. Кто-то медленно прошел мимо номера – остановился, послушал, что творится за закрытой дверью, пошел дальше. Бусинка пота заискрилась на лбу прокурора, движения стали судорожными, нелогичными.

– Это женщина, работающая администратором, – успокоил Турецкий. – Милейшая Антонина Андреевна. Обходит дозором свои владения.

– Это не женщина, – раздраженно скрипнул Сыроватов, – это старая дизельная баржа… Прошу прошения, Александр Борисович, нервы истощены, вздрагиваю от каждого шороха. Если есть желание полюбоваться на убиенного, милости просим в морг. Доктор Евсеев даст вам всю необходимую информацию. Теперь по убийству в прокуратуре. Подозреваются пять человек…

– А вы не причастны к убийству, Виктор Петрович?

– Что, простите… – Вздрогнула рука, сжимающая стакан. Прокурор сглотнул, часто заморгал.

– Я обязан задать этот вопрос, – вкрадчиво вымолвил Турецкий. – По моей информации, в здании прокуратуры на момент убийства находились шестеро. По вашей информации – пятеро. Себя вы, надо полагать, по скромности исключили из списка. Без обид, Виктор Петрович. Вы не убивали господина Регерта?

– Я его даже не знал…

– А дело не в том, знали вы его или нет. У Регерта была информация, а если информация была стоящая…

– Послушайте, Александр Борисович. – Прокурор вспотел от волнения. – Меня даже не было в кабинете. Когда я вошел, он уже сидел…

– Прекрасно, – улыбнулся Турецкий. – Вы не убивали. Я очень рад.

– Ну и методы у вас… – помотал головой Сыроватов. – Впрочем, я понимаю, мы с вами только сегодня познакомились, вы новый человек…

– Именно. Предлагаю обсудить все вопросы согласно хронологии. Тройное убийство на Лебяжьем озере произошло в субботу двадцать третьего апреля. Генерал Бекасов изволили рыбачить. На месте преступления остались два трупа – охранники Гриша и Максим. Пару дней спустя из воды выловили тело генерала. Не буду высказывать претензии – почему не проверили озеро сразу, – что было, то было. В пятницу шестого мая случилось убийство в прокуратуре. Сегодня у нас среда, одиннадцатое… – Турецкий посмотрел на часы. – Практически четверг, двенадцатое.

– Весь день супруга генерала Анастасия Олеговна провела как на иголках. Телефоны молчали. Номер генерала был заблокирован – не удивительно, телефон в воде сразу вышел из строя, у обоих охранников были длинные гудки, никто не снимал трубку. Примерно в шесть вечера Анастасия взвинтилась до крайности и отправила за генералом домработницу Ольгу. По словам Ольги, уже через пятнадцать минут она была на озере, увидела трупы охранников, пустой джип, сразу позвонила в милицию, стала ждать их прибытия.

– В какое приблизительно время убили охранников?

– Примерно в полдень. Погрешность, допускаемая экспертом, – плюс-минус час. Считается, что в районе десяти утра генерал со своими ребятами прибыли на озеро, успели поймать пару карасей… Там повсюду кусты, к озеру от проселочной дороги ведет разбитая колея. Убийца выбрался, скорее всего, из кустов, начал палить, охранники не успели ничего предпринять. Ни следов, ни гильз. В тот же день, примерно в пять вечера, то есть перед появлением домработницы Ольги, прошел сильный дождь, он все и смыл. До ближайшего населенного пункта от Лебяжьего озера – а это Горелки – три километра. На другой стороне – Корольково, тоже версты три-четыре. Никаких очевидцев. Не сезон, знаете ли. Опросили деревенских в Горелках – не встречали ли незнакомую машину или что-то в этом роде. Все недоуменно пожимают плечами.

– Типичный глухарь, – кивнул Турецкий – Стало быть, домработница Ольга совершить убийства не могла. А в принципе удобно – примчалась на озеро в шесть вечера, всех перестреляла.

– Мы отрабатывали эту версию, – прокурор скептически покачал головой. – Не самая удачная, надо признаться. Но за неимением прочих… Нет, Ольга не убивала. По времени не сходится. В районе полудня она была в поместье в Горелках, там же находились все домашние. Люди хором твердят, что они вообще никуда в течение дня не отлучались. Либо все врут, либо это правда.

– Перечислите проживающих в поместье.

– Их немного. После отъезда Павла Аркадьевича с охранниками в доме оставались четверо. Домработница Ольга – тридцать три года, производит неплохое впечатление, умна, начитана, да и внешностью Господь не обидел. Работает у Бекасовых не меньше года, имеет сносные рекомендации с прежнего места работы – а трудилась Ольга у известного коммерсанта Лазарева, президента финансовой группы «Север». Уволилась в связи с семейными обстоятельствами, пару месяцев нигде не работала… Анастасия Олеговна – спокойная уравновешенная женщина, возраст примерно тридцать семь, жила с генералом душа в душу, совместных детей не нажили. Восемь лет в браке. Если не ошибаюсь, у нее что-то не в порядке со здоровьем. Плюс больная нога – Анастасия Олеговна заметно прихрамывает. Врожденный вывих бедра, одна нога короче другой. Много лет лечилась, но толку никакого. Знаете, Александр Борисович, я кое-что повидал в этой жизни, могу заявить с уверенностью: супруга генерала была потрясена известием о смерти мужа…

– Еще двое?

– Это теща Бекасова. Соответственно, мать Анастасии Олеговны Веретенникова Инесса Дмитриевна. Сухая особа с вечно поджатыми губами, до выхода на пенсию работала театральным администратором, считает себя человеком большого искусства, а всех вокруг – жуликами и невеждами. Лично мне эта фурия не понравилась… что, конечно, не повод подозревать эту достойнейшую из женщин в тройном, а то и более, убийстве. Есть еще мальчик по имени Леонид. Сын Павла Аркадьевича от первого брака. Мальчику пятнадцать лет, обучается в престижном колледже где-то за границей, вернулся домой в середине апреля – на данный момент находится с семьей. Высокомерный избалованный мальчик. Вы должны таких знать: чем больше у родителей достаток, тем больше у ребенка недостатков, – прокурор усмехнулся. После выпитого речь его становилась гладкой, он позволял себе удачные шутки, суждения. – Да, забыл сказать, в доме после убийства появился новый охранник, некто Константин, ничего о нем сказать не могу, кроме того, что к нашим событиям он отношения не имеет.

– Семья убитого до сих пор в Горелках?

– Да, – кивнул Сыроватов. – Мы попросили Анастасию Олеговну никуда не уезжать, пока ведется следствие. Она не обязана это делать, но согласилась. Думаю, в Москве ей будет еще тягостнее.

– Причастность генерала не отрабатывали? Существует мнение, что лучшее алиби – быть жертвой. Допустим, что-то пошло не так, пришлось умереть.

– Странная фраза. – Прокурор вздрогнул, вздрогнула и бутылка, которой он не позволял остаться в одиночестве. – Пришлось умереть, м-да… Не думаю, Александр Борисович. Павел Аркадьевич Бекасов – не из тех людей, что способны на убийство. Боевой генерал, обостренное чувство долга, совесть, порядочность. Не могу сказать, что хорошо его знал, несколько раз встречались, ездили на рыбалку в большой компании – генерал производил впечатление порядочного человека.

– Допустим, – согласился Турецкий. – Теперь перепрыгнем на пару недель во времени и остановимся на убийстве в прокуратуре. Итак, потерпевший некто Регерт. Этот человек имел информацию, иначе зачем его убивать? Что мы имеем на этот час? Если исключить из числа подозреваемых вас… – «А почему я должен вас исключать, дорогой Виктор Петрович? – подумал Турецкий. – Вы, похоже, единственный из подозреваемых, кто хоть как-то был знаком с генералом».

– Можете смело про меня забыть, Александр Борисович, – «откровенничал» прокурор, суя собеседнику стакан. – На работе я появился в восемь утра, примерно через полчаса покинул кабинет, спустился в архив. Просидел там минут сорок – сорок пять, а когда поднялся… Что мы имеем, говорите, на этот час? В здании находились пятеро. Охранник Лыбин сменился в девять, заступил Недоволин – ответственный, порядочный работник, ничего плохого о нем сказать не могу… Да, забыл вам доложить, что охрану и пропуск в прокуратуру осуществляет вневедомственная охрана. Выделены два человека. Недоволин когда-то работал в ППС, Лыбин – в уголовном розыске. Нормальные люди, ни в чем порочащем не замечены. А Лыбин вообще не при делах. Из штатных работников остаются четверо. Следователь Шеховцова Анна Артуровна. Тридцать восемь лет, толковый, ответственный работник. Пережила семейную драму – несколько лет назад в автокатастрофе погибла ее десятилетняя дочь, муж стал инвалидом. С тех пор ухаживает за мужем, живут на одну зарплату и его пособие по инвалидности. Сильная женщина. Насчет личных качеств… имеется в ней какая-то железная струнка, хотя и не всегда ее видно. Временами жесткая, временами вспыльчивая, а в сущности, несчастная женщина. Не каждому дано такое пережить и не сломаться… Следователь Ситникова Евгения Владимировна, двадцать девять лет, общительная, эмоциональная. Замужем не была, пока присматривается, ждет принца. В нашем городке, разумеется, все как один – принцы… Но она пробивная, когда-нибудь дождется… Мой помощник – Миша Лопатников. Душа прокуратуры, балагур, разгильдяй в быту, но работу выполняет исправно. Не побоюсь сказать, один из лучших работников нашей прокуратуры. Мише примерно сорок, был женат, но очень давно. Теперь у него любимая шутка: жена сбежала с лучшим другом. Кто такой – он не знает, но все равно он его лучший друг. Любит прогуляться по прекрасному полу, но избегает, как проказы, интриг с коллегами.

«Наш человек», – лениво подумал Турецкий.

– Флиртует с нашими женщинами, но не более. Порой мне кажется, что он не прочь жениться вторично. Типичный холостяк: хочет жениться и одновременно радуется, что не женился. Может выпить, но только не в рабочее время.

«Какие идеальные люди», – подумал Турецкий.

– Имеется еще секретарша Оксана Гальская, – озвучил последнюю фамилию прокурор. – Ответственная, прилежная работница. Возраст – чуть больше двадцати. Мечтает поступить на юридический в Москве, хочет набраться опыта, работая в прокуратуре. Моя правая рука, – похвалил работницу Сыроватов. – Может быть, не очень привлекательная… ну, вы понимаете, с какой точки зрения, но в работе ей равных нет.

«Ангелы, сущие ангелы, – думал Турецкий. – Вот она, оказывается, где – кузница самых ответственных в мире работников». Он мысленно прикинул: трое мужчин, три женщины. Тот еще рассадник, не заскучаешь.

– К сожалению, Оксана в момент убийства работала в соседнем кабинете – по моему поручению извлекала материалы из компьютера находящегося в отпуске Рябцева, поэтому она никого не видела. Не исключено, что, сиди она на своем месте – и никакого бы убийства не было.

«Или было бы еще одно убийство», – подумал Турецкий.

– Не будем, Виктор Петрович, уточнять диспозицию действующих лиц – займемся этим завтра на месте.

– Да, как скажете, – согласился прокурор. – Оперативники Багульника допросили всех. Соответствующие протоколы допросов хранятся в милиции – в оперативном отделе. Там работают ответственные люди – Татарцев, Сотников, Костромин, Буслаева… Если вам потребуются материалы, вы в любой момент их можете получить. Милиция не будет чинить препятствий. Можете ходить, где вздумается, и разговаривать со всеми, с кем хочется, включая нашего мэра Кругаря. Ссылайтесь на меня. Почувствуете сопротивление – звоните. Решим любую проблему.

– Кажется, я не понравился старшему лейтенанту Извекову.

– Да кто он такой, этот Извеков! – возмутился прокурор. – Один из замов Багульника, не больше. Курирует работу оперативного отдела, но пусть только попробует вставить вам палки в колеса!

– Спасибо за поддержку, – хмыкнул Турецкий. – Не буду вас больше мучить, Виктор Петрович, идите к семье, заждались, поди.

– Да-да, вам нужно отдохнуть. – Глаза прокурора как-то хитро заблестели. – Но есть еще один нюанс, так сказать…

– Вы оставили на десерт что-то важное? – насторожился Турецкий.

– Не знаю, важно ли это, – как-то неопределенно выразился Сыроватов, – но то, что любопытно, безусловно… – Он привстал, вытащил из бокового кармана мундира диск в квадратном бумажном конверте, повертел головой, зафиксировал взор на проигрывателе DVD. – Ага, у вас в номере имеется соответствующая аппаратура. Если не возражаете, сейчас я вам продемонстрирую небольшое, но очень возбуждающее, знаете ли, кино. Не волнуйтесь, оно короткое.

– Горячие немецкие медсестрички? – усмехнулся Турецкий.

Прокурор не понял. А когда понял, покраснел.

– Никогда не увлекался подобными просмотрами. В молодые годы предпочитал… натюрель, так сказать, а сейчас… Старость не за горами.

– И на смену здоровому интересу приходит нездоровый. – Турецкий засмеялся. – Не обращайте внимания, Виктор Петрович, с вами говорит специалист по неудачным шуткам. Что там у вас за кино?

Прокурор торжественно объявил:

– Видеоролик с камеры мобильного телефона. Сделан охранником Максимом. Зафиксирован момент, когда убийца генерала Бекасова открыл огонь…

– Вы издеваетесь? – произнес Турецкий хриплым голосом, когда надоело хранить молчание.

– Я не шучу, Александр Борисович… – Прокурор, покряхтывая, протискивался между креслами. Включил телевизор, вставил диск. – Оставил, как вы выразились, на десерт. Ну, уж простите, что не начал с этого. Любопытный материал, не больше. Экспертами подтверждено: заснято то самое место на Лебяжьем озере, где случилась трагедия. Запись подлинная. Генерал ловил рыбу, охранники слонялись без дела, Максим баловался телефоном. Когда у генерала клюнуло, он навел на него объектив. В этот момент все и случилось…

Турецкий не верил своим глазам. Чудны же дела Его… Ролик не отличался продолжительностью. Изображение размытое – как и должно быть на телефоне. Но все видно. Запись с телефона перенесли на компьютер, а с компьютера уже «тиражировали». Дрожит небо, усеянное легкими облачками. «Оператор» судорожно наводит камеру на нужный объект. «Отлично, Павел Аркадьевич, – доносится со стороны молодой мужской голос. – Этот уже крупнее. В третий раз вы, наверное, поймаете щуку». – «Шутишь, Гриша, откуда в этом озере щуки?» – голос, по всей очевидности, принадлежит человеку, ведущему съемку. Нужный объект пойман в объектив. От оператора его отделяет не больше трех метров. Объект, а это, видимо, генерал, мужчина в болотных сапогах, ватных брюках и стеганой куртке, стоит под небольшим обрывом. Дальше в воду он войти, вероятно, не может – глубина. Держит удочку, развернувшись к берегу. Над землей – между озером и оператором – болтается заглотнувший наживку карась вполне приличного размера. Генерал доволен, у него открытое скуластое лицо, стрижен под бобрик, глаза блестят от возбуждения. Карась совершает смазанный скачок, но не срывается с крючка, висит, болтая хвостом. В объектив попадает внушительная коряга, наполовину погруженная в ил, ветки тальника – конец апреля, проклюнулись почки, но листьев пока нет; дальний берег озера, покатый склон с разбросанными пучками кустарника. «Ладно, Максим, хорош снимать», – доносится голос генерала. Камера вздрагивает, делает медленный разворот, фиксируется на другом объекте – молодом человеке в утепленной кожаной куртке. Он улыбается, отмахивается от оператора, как от назойливой мухи. За спиной субъекта видны кусты, просматривается капот джипа, складной стульчик, кучка хвороста, приготовленная для костра…