Текст книги "Имя убийцы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Фридрих Евсеевич Незнанский

Имя убийцы

Город задыхался от весны и выхлопных газов. Турецкий привычно припарковался у чугунной ограды, распахнул дверцу… и чуть не ступил начищенным ботинком в свежее мазутное пятно. Пришлось переставлять железного коня. Пересекая парковку, он покосился на черный «Фьюжн», застывший у крыльца агентства «Глория». «Памой мне спинку, ну пажалуста», – умоляла надпись на заднем стекле, выполненная пальчиком прогульщика русского языка. Настроение испортилось окончательно.

Но в агентство он вошел, как всегда, стремительно, загадочно улыбаясь, стараясь шумно не дышать. Две таблетки от «вчерашнего», принятые полчаса назад, в принципе, работали…

Секретарша Лидочка стучала по клавиатуре, изображая кромешную занятость. Кукольное личико олицетворяло вселенскую грусть. Турецкий поздоровался, Лидочка кивнула, не отрываясь от монитора. Потянула носом – снова ничего не сказала.

– Как он там? – Турецкий кивнул на дверь из мореного дуба, за которой проистекало зловещее молчание.

– Нормально, – пожала плечами Лидочка. – Взгляд приветливый, лицо открытое. На вашем месте я бы к нему не ходила. Там Меркулов.

– А я уже знаю. – Турецкий вздохнул. – Грустно выглядишь сегодня, Лидочка, случилось чего?

– Влюбилась, Александр Борисович.

– Да что ты говоришь? Аппетит не пропал?

– Нет. – Лидочка хлопнула ресницами, отвела глаза от монитора, устремила их на сотрудника агентства «Глория», который в новом плаще с кожаными регланами смотрелся весьма импозантно. – Не пропал аппетит, Александр Борисович, плотно позавтракала… С обновкой вас.

– Это не любовь, – компетентно заявил Турецкий, – это увлечение. Если любишь, пропадает сон, аппетит, желание ходить на работу, формируется дрожь в коленках. Уж я-то знаю.

– Откуда вы знаете, Александр Борисович?

Он не ответил, вошел в кабинет Голованова, настраиваясь на все доступные неприятности.

В кабинете царило вполне естественное похоронное молчание. Голованов восседал за рабочим столом, испытывая неудобства – как будто сидел на пороховой бочке, к которой уже подносили фитиль. Меркулов был мрачнее сентябрьской тучи, сидел, нахохлившись, в кресле, постукивая пальцем по подлокотнику.

– Ух, как все серьезно, – буркнул Турецкий, разваливаясь в свободном кресле. – И куда уехал цирк?

– Опаздываешь, Александр Борисович, – заметил Меркулов, взглянув на часы. Турецкий удивленно посмотрел на Голованова. Директор агентства старательно прятал глаза.

– Пробки, уважаемый Константин Дмитриевич. В наше время стояние в пробках уже можно приплюсовывать к трудовому стажу.

– Ну, вы поговорите, – встрепенулся Голованов, слезая с пороховой бочки. – Не буду вам мешать, как говорится… – он торопливо вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Турецкий озадаченно проводил его глазами.

– Отличный плащ, – оценил обнову бывшего подчиненного Меркулов.

– Спасибо, – кивнул Турецкий. – На распродаже купил – у метро «ВДНХ». Знаешь, Костя, я всегда рад тебя видеть, и это не гипербола…

– Но только не сегодня, – проницательно заметил Меркулов и улыбнулся. – Ладно, оставим траур, без него тошно. Тебя еще приходится все утро ждать…

– Напомни, пожалуйста, – попросил Турецкий, – я по-прежнему работаю в прокуратуре или уже нет?

– Нет, в прокуратуре ты больше не работаешь. Досрочно, так сказать, освободился. – Старчески кряхтя, Меркулов полез за сигаретной пачкой. Пока он прикуривал, Турецкий успел задремать. – Не спать, Турецкий! Опять всю ночь играл, шатался по барам?

– Зависть плохое чувство, Костя, – Турецкий потряс головой, освобождаясь от прилипчивой дремоты. – Семейные неурядицы выходят на передний план, не обращай внимания. Главное, пульс есть, а ритм – хрен с ним.

– С Ириной поссорился, – догадался Меркулов, – с этой терпеливейшей, почти святой женщиной…

– Не почти, а святой, – перебил Турецкий. – Хватит, Костя, я слушаю тебя внимательно. Говори. Ты же не просто так сюда явился.

– Скажу, – согласился Меркулов, принимая удобную позу. – Двадцать третьего апреля текущего года был похищен генерал Бекасов.

– Ты забыл сказать, цинично похищен, – рассмеялся Турецкий. – Любишь ты, Костя, дарить свои проблемы людям. Кстати, я не сильно тебя расстрою, если скажу, что не знаю, кто такой генерал Бекасов?

– В твоем возрасте пора бы знать, – ядовито заметил Меркулов. – Прости, я начал неправильно. Начнем издалека. Постараюсь, чтобы от полученных знаний ты не скончался на месте. Существует такой городок – Мжельск. Рижское направление. Депрессивный районный центр. Тверская, если не ошибаюсь, область. Километров двести двадцать – двести тридцать от Москвы… Прости, о чем ты думаешь?

– Только об одном, Костя. Как бы превратить окружающую нас среду в окружающее нас воскресенье. В отпуск хочу. Нуждаюсь я в отпуске, понимаешь?

– В отпуске нуждается тот, кто только что из него вышел, – назидательно изрек Меркулов, – то есть я. А тебе еще работать и работать. Итак, городок Мжельск. Двести двадцать верст от Москвы. Сорок тысяч населения, ничего интересного. Проезжаешь речку с замечательным названием Зузава, проезжаешь Зубатов, еще километров пятнадцать, и… Ошибиться трудно, повсюду указатели.

– Ты на что-то намекаешь? – насторожился Турецкий.

– В трех верстах от районного центра имеется деревня Горелки. Места там живописные, пользуются спросом у состоятельных столичных жителей. Скупают за бесценок земли, давая взятки местной администрации, строят дома для белых людей, обносят их трехметровыми заборами. Чего там только нет – ягоды, грибы, рыба кишит в озерах. Плотность населения достаточно низкая – не Китай с его деревеньками в пол-Москвы. Теперь переходим к нашим баранам. Первое преступление произошло в конце апреля, а если быть точнее…

– Первое? Уточни, пожалуйста, сколько их всего.

– Хм, двадцать третьего числа, – Меркулов сделал паузу, рассматривая собеседника так, словно искал, куда бы ему в череп вживить электрод. – Исключительно для неграмотных. Генерал Бекасов – пятьдесят три года, представительный, хорошо образованный мужчина. Боевой когда-то генерал, служил в Чечне, в Абхазии, выдавая там себя за местного военнослужащего, имеет кучу правительственных наград. После травмы, полученной в ДТП неподалеку от Гадауты, вышел в отставку, но, поскольку не привык сидеть без дела, работал консультантом в министерстве обороны, курировал службы безопасности ряда банков, несколько раз был замечен в Кремле, когда там обсуждалась ситуация в непризнанных кавказских республиках. Так вот, двадцать третьего марта этот достойный со всех сторон человек гибнет при загадочных обстоятельствах…

– Ты сказал, что его похитили, – встрепенулся Турецкий, – искали, не нашли, сейчас он официантом в Лондоне, жалеет страшно. Путаешься, Костя.

– Нет, – покачал головой Меркулов, – я уже старый, но пока держусь. У генерала четырехкомнатная квартира в Москве на Кутузовском проспекте, небольшой, но уютный особнячок в Греции, приобретенный, безусловно, на честно заработанные деньги, однако все свободное время он любил проводить в Горелках, где имел хороший дом на восточной окраине деревни, приусадебное хозяйство и все такое. Генерал был заядлым рыболовом. Двадцатого апреля генерал ушел на неделю от дел, прибыл с семьей в Горелки. После того как случилась эта досадная неприятность, домашние вспоминали, что генерал был чем-то обеспокоен. Он даже взял с собой двух работников охранного предприятия, которые ни на шаг от него не отходили. Двадцать третьего апреля он решился сделать вылазку на озеро, собрал удилища, спиннинги и в сопровождении телохранителей рванул рыбачить. Его любимым местом было Лебяжье озеро в трех верстах от деревни…

– Был обеспокоен, но отправился рыбачить, – Турецкий скептически почесал бровь.

– Ты не знаешь, что такое фанатичный рыболов, – возразил Меркулов. – Он готов всегда, невзирая ни на что…

– Ну, почему же, я люблю посидеть с удочкой. Сколько раз мы с тобой ездили на озера…

– Это не то, – отмахнулся Меркулов. – Нам не важно, забыли ли мы дома удочки, червей, прочие мормышки. Главное, чтобы была бутылка, хорошая погода и такая же компания. Когда кончается выпивка, мы начинаем сматывать удочки. У настоящего рыболова все не так. Он с нетерпением ждет заветного дня, он тщательно к нему готовится, его не остановят преграды – тем более весной, когда вскрывается вода… В общем, генерал и два телохранителя – Гриша и Максим – в субботний день двадцать третьего апреля убыли на рыбалку. До вечера не было вестей, супруга Анастасия обрывала телефон, но связь отсутствовала. В конце концов домработница Ольга прыгнула в свою машину и помчалась на поиски хозяина. Она и вызвала к месту преступления милицию. – Меркулов сменил ногу и пристально воззрился за окно. Погода в Москве окончательно портилась – шел проливной дождь. Падал вертикально, почти бесшумно, серой стеной. – А ведь ничего такого не обещали, помнишь? Эх, приковать бы этих синоптиков к ртутному столбу… Напомни, где я остановился?

– Вызвала к месту преступления милицию.

– Ну да. Гриша и Максим, молодые охранники из бюро «Кутузов и компания», лежали на берегу с пулями в спинах. Брошенный джип генерала Бекасова, удочки, спиннинг, садок с двумя карасями… Тело генерала не нашли, из чего милиция сделала резонный вывод, что генерала похитили.

– Мог и сам пострелять своих ребят, – подкинул завиральную идею Турецкий. – Сделал вид, что его похитили. А сам – на паровоз, и за лучшей жизнью.

– Мог, – согласился Меркулов, – хотя и нет. Генерал слыл порядочным человеком, он не мог убить преданных ему людей. Но дело не в этом. Никого он не убивал. Семья, проливая горючие слезы, ожидала требования о выкупе или хоть какого-то известия о судьбе генерала. Милиция пребывала в ленивых раздумьях. Похитители не звонили, и на пятый день на дно озера спустились водолазы.

– Почему раньше не спустились?

– Ну, не знаю, – развел руками Меркулов, – Ты хочешь, чтобы я отвечал за действия провинциальных водолазов и их работодателей? Видимо, решили, что все понятно, генерал похищен, увезен в неизвестном направлении… пока в чью-то светлую голову не пришла эта простая мысль. Мертвое тело зацепилось за корягу, потому и не всплыло. Видимо, падая в воду, генерал был не вполне мертв, а окончательно умер уже в воде. В груди обнаружили пулю, аналогичную тем, что извлекли из Гриши и Максима.

– Понятно, – кивнул Турецкий. – Не было похищения.

– Было тройное убийство, – подтвердил Меркулов. – Бекасов рыбачил под обрывчиком, телохранители болтались поодаль, когда подкрался злодей. Застрелил охранников, а потом и генерала, который успел к нему обернуться и посмотреть в глаза. Хм, что-то жутенькое, говорят, осталось у него в глазах…

– И никакого фото убийцы на сетчатке глаза? – пошутил Турецкий.

– Это фантастика, сынок. Местная милиция, как водится, расписалась в полном бессилии. Упустили пять дней, с опозданием стали искать следы, опрашивать аборигенов, но куда там – проливные дожди сделали свое дело, а в отсутствии очевидцев ничего странного нет – мокрые дела совершаются, как правило, без свидетелей. Ввиду значимости потерпевшего, из Москвы прибыла специальная следственная группа во главе с советником юстиции Быстровым, но и ей ничего не удалось раскопать. Дело зависло.

– И не придумали ничего лучшего, как надавить на тебя, чтобы ты надавил на старинного друга, который, смею напомнить, давно оставил государеву службу.

– Не спеши возмущаться, – сделал протестующий жест Меркулов, – история еще не закончилась. Две недели спустя, в пятницу шестого мая, произошло очередное преступление. На этот раз, ни много ни мало, а в здании районной Мжельской прокуратуры.

– Ну, хоть что-то веселенькое, – пробурчал Турецкий.

– Там много интересного. – Меркулов понизил голос, стал изображать радиоведущего, повествующего в эфире страшную историю. – Начиная непосредственно со здания прокуратуры. Оно особенное. В прежнем здании, расположенном в центре городка, был опустошающий пожар, на месте пепелища в данный момент возводят новое, а прокуратуру, до переезда, временно разместили на окраине – в бывшем здании районной психоневрологической клиники.

– И провинциальная прокуратура не на словах, а на деле превратилась в страну дураков, – обрадовался Турецкий, – где витают души залеченных психов, по ночам раздаются стоны, скрипят перекрытия, бродят девочки в ночных рубашках…

– Не юродствуй, – поморщился Меркулов. – Случай в современной криминальной практике достаточно редкий, оттого и интересен с прикладной точки зрения.

– С какой? – не понял Турецкий.

– С прикладной, – неуверенно повторил Меркулов и разозлился: – Хватит меня перебивать. Ты слушай, скоро пригодится. Итак, в пятницу шестого мая, примерно в девять утра районную прокуратуру почтил визитом некий гражданин. Внешность гражданина была невзрачная, и речь такая, что… в общем, не интеллигент в пятом колене. Добрый человек с порога заявил охраннику, что ему известны все обстоятельства гибели генерала Бекасова, и разговаривать он будет только с районным прокурором Сыроватовым. Охранник растерялся и повел себя не так, как предписано инструкцией. Машинально предложил посетителю пройти на второй этаж, где посреди коридора находится кабинет районного прокурора. Посетитель поднялся по лестнице, охранник набрал с вахты номер Сыроватова, но в кабинете никто не снял трубку. В приемной тоже на звонок не ответили. Через десять минут именно там – в кабинете Сыроватова – обнаружили труп.

– Этого парня? – прищурился Турецкий.

– Ты удивительно проницателен. Обнаружил сам прокурор, который, по его словам, работал в архиве. Вошел, а в кресле сидит натуральный мертвец со стеклянными глазами. Прокурора чуть Кондрат не хватил. Ладно, труп, уж этого добра он в жизни насмотрелся, но где? – в лоне законности и правопорядка! Да еще в его собственном кабинете.

– Необычно, да, – подумав, согласился Турецкий. – Это как если бы я сейчас вышел покурить, вернулся – а тут…

– Типун тебе на язык, – сплюнул Меркулов. – Тут же начался тарарам. У прокурора хватило ума связаться с охраной, отдать приказ никого не выпускать из здания и вести строгий учет входящих. Вызвали криминалистов. Экспертиза показала, что обладатель ценных знаний о гибели генерала Бекасова в момент наступления смерти в этом же кресле и сидел. Убит ударом по затылку тяжелым тупым предметом.

– Головами с убийцей столкнулись, – неловко пошутил Турецкий.

– Личность потерпевшего установить не удалось. Документов у гражданина при себе не было. Хотя, возможно, их забрал убийца, чтобы затянуть следствие.

– И до сих пор не установили личность? – удивился Турецкий. – Ты же говорил, там населения с гулькин нос.

– Возможно, уже установили. Моя информация датирована минувшим понедельником.

– Орудие убийства?

– Нашли, – усмехнулся Меркулов. – Накопитель информации. Знаешь, такой устаревший увесистый кирпич, подсоединяемый к компьютеру. В цивилизованном мире такими давно не пользуются, но что ты хочешь с провинции? Финансирование у них на нуле. Убийца использовал первое, что оказалось под рукой. Отпечатков пальцев не нашли – убийца их стер. А также протер все дверные ручки – изнутри и снаружи. Предварительное следствие показало, что на момент совершения убийства – то есть с девяти до девяти пятнадцати – в здании находились шесть сотрудников и ни одного постороннего (если не считать самого трупа). Районный прокурор Сыроватое яростно уверял, что ни о каком посетителе не знал, работал в подвале, где расположен архив, а когда пришел к себе в кабинет, труп с проломленным черепом уже сидел в кресле. Секретарша трудилась в тот момент в соседнем кабинете на другом компьютере. Помощник прокурора, два следователя… вернее, две следовательницы, а шестой – охранник на входе. Остальные штатные работники были в разъездах – их в штате не так уж и много. Был еще второй охранник, но он покинул здание за минуту до появления посетителя. Несложно догадаться, что все, находившиеся в прокуратуре, открещиваются от причастности к убийству, заявляя, что о посетителе не знали, работали в поте лица на своих рабочих местах. Местные органы провели какие-то следственные мероприятия, но толком ничего не выяснили. Зато пришли к гениальному выводу, что виновный в совершении преступления, так или иначе, причастен к убийству генерала Бекасова. И убийца – по крайней мере, в последнем случае – один из шести работников прокуратуры.

– Извне злодей не мог проникнуть? Скажем, через окно или крышу? Можно также допустить одного из упомянутых мной призраков…

– Призраков не допускали. А что касается проникновения извне… Только теоретически. На окнах решетки – все-таки это бывшая психушка, чердак заперт на ключ, а ключ надежно утерян. В общем, сам все выяснишь.

– О, горе мне! – патетично вскричал Турецкий. – Я знал, что этим кончится. А я-то гадал, почему в моем гороскопе на эту неделю множество оригинальных знакомств! Как ты можешь, Костя? Не мы ли с тобой ели из одной миски, отстреливались из одного пистолета…

– Хватит юродствовать, – крякнул Меркулов. – Дело, между прочим, серьезное.

В кармане у него прозвенел звонок, Меркулов выхватил телефон – тоже позднее приобретение, модный слайдер с функцией 3G и прочими ненужными вещами, – прочел, шевеля губами, подсказку на экране, покачал головой, дескать, не буду отвечать, убрал телефон обратно. Перехватил насмешливый взгляд собеседника.

– Чего уставился?

– Ничего, – пожал плечами Турецкий – Приятно смотреть на наше растущее благосостояние.

– На себя посмотри… Прости, Александр, но я достаточно ясно выразился.

– Между прочим, не имеешь права…

– О каких правах ты говоришь? Генеральный давит, как бульдозер. Следственная группа расписалась в бессилии. Посылать вторую группу? А где нам взять столько Шерлоков Холмсов? У нас сплошные доктора ватсоны. Положение осложняется тем, что вдова Бекасова, Анастасия, и супруга нашего генерального являются по жизни подругами. Анастасия поплакалась жене генерального, та воздействовала на мужа. Итог понятен – с потолка поступил грозный приказ: расследованием должен заняться лучший сыщик Москвы, и неважно, состоит ли он на государственной службе или является частником. Испортить жизнь можно любому. Равно как улучшить. Прости, Саня, я вспомнил о тебе. А теперь можешь возмущаться.

– Вот спасибо огромное, Константин Дмитриевич, – Турецкий не поленился, выбрался из кресла, отвесил поклон до земли. – За доверие, за то, что не даете заскучать. Как бы мы жили, если бы в лучшие моменты жизни вы не вспоминали о нас?

– Поезжай. Лучше не затягивай, сделай это прямо сегодня. Посмотришь, чего там наработала следственная группа, дашь ей пинка.

– Да кто же мне позволит! Я никто, ты забыл? Меня и в прокуратуру не пустят – не то, что позволят прикоснуться к святая святых – уголовному делу, не говоря уж о том, чтобы дать кому-нибудь пинка! Или у тебя в рукаве припасено рекомендательное письмо капитану королевских мушкетеров? Так с этим письмом только в туалет сходить…

Меркулов терпеливо ждал, пока закончится буря. По мере ее затухания выкурил еще одну сигарету.

– Ты закончил? Теперь слушай. О твоем прибытии прокурора Сыроватова известят уже сегодня. Ему не нужно скомпрометированное учреждение, руководимое им же. Тебе окажут все возможное содействие. Соответствующие инструкции получит и милицейское руководство. Если будут инциденты – смело ссылайся на генерального. Не поможет – воспользуйся парой телефонных номеров, которые ты знаешь. Если убийца сам прокурор – не смущайся. Поступай так, как велит закон. Хотя не думаю, что этот запуганный человечек способен кого-то убить. Теперь о приятном. Голованов не зря выглядел таким мрачным и потрясенным. Я поговорил с ним. До отъезда получишь командировочные в размере оклада, зарплату за текущий месяц, а также моральную компенсацию – в размере двух минимальных месячных зарплат. Надеюсь, это утешит тебя?

– С трудом, – проворчал Турецкий. – Это не повод пуститься в пляс. И нисколько не меняет дело! Признайся честно, Костя, – он опустил очки на нос и уставился на Меркулова иронично-прожигающим взглядом, – почему ты решил подставить именно меня?

– Стыдно признаться, – пожал плечами Меркулов, – но ты лучший. И почему я об этом вынужден говорить?

Он остановил машину в двух кварталах от агентства «Глория», вблизи оживленного перекрестка, прогулялся до киоска за минеральной водой. Задумчиво прошелся взглядом (будто пальцем по батарее) по привлекательной шеренге пивных бутылок, мысленно прочел народную пословицу «Любишь кататься, не вздумай похмеляться», поборол искушение, вернулся в машину. Сидел, откинув голову, врачуя расшатанную нервную систему, смотрел из-под прикрытых век, как проносятся по лужам грязные машины, окатывая ни в чем не повинных граждан. От заднего крыльца ресторана «Харакири» отъезжали легковушки, спеша доставить заказы голодным москвичам (интересно, основатели этой пищевой сети знали какое-нибудь другое японское слово?). Из школы для одаренных детей за высокой решетчатой оградой вывалила на перемену толпа учащихся. Глубокая тайна, видать, есть, почему из сотен одаренных мальчишек и девчонок вырастают сотни бездарных мужчин и женщин…

Ирина не звонила, вероятно, обиделась. Хотя, если вдуматься, ничего предосудительного он вчера не совершил. Сидел в каком-то баре до двенадцати ночи, явился домой, распространяя амбре, тихий, никого не оскорблял, не буйствовал, свернулся калачиком на краешке кровати. Кто бы объяснил ему, что такое с ним опять творится? Надоели похожие дни? «Завтрашний день будет таким же, как сегодня. Жизнь проходит, пока мы готовимся жить». Жалко Ирину, за что ей с ним такие мучения?

– Вот уж воистину… – прокряхтел Турецкий, вытаскивая из глубин плаща телефон. – Мужчина создан для женщины, чтобы ей жизнь медом не казалась.

Ирина отозвалась. Голосок ее звучал достаточно ровно, нейтрально – и не друг, и не враг…

– Ну, здравствуй, герой моего кошмара, – однако нет, насмешливые нотки в ее голосе все же звучали.

– Ты можешь говорить?

– Могу, – подтвердила Ирина. – Могу даже слушать. Ты хочешь что-то сказать?

– Хотел, – вздохнул Турецкий, – да вот теперь даже не знаю… Ты как?

– Сан-суси.

– Знакомое слово.

– Без забот. Сейчас у меня перерыв. А после перерыва – беседа с очаровательным мальчиком, который придушил своего дедушку. Мне нужно хорошенько отдохнуть, набраться сил. Самое интересное, что мальчик действительно хороший, просто временами в него вселяется бес. Что с нами происходит, Саша?

– Я, кажется, виноват, – пробормотал он. – Только не говори, что между нами снова выросла стена.

– Запомни, – назидательно сказала Ирина, – самые прочные стены строят не из камня и бетона, а из непонимания.

– Я знаю, – вздохнул Турецкий.

– И перестань себя искать в этом мире. Нельзя объять необъятное. Чем больше нужно составляющих для счастья, тем меньше вероятность, что они образуют единое целое. Ты сегодня туго соображаешь?

– Да нет, я не тупой, – улыбнулся Турецкий, – просто у меня индивидуальная скорость восприятия знаний. Прости, но вечером меня не будет. А также не будет меня завтра, а возможно, и послезавтра. Заеду домой, соберу вещи.

– Ну что ж, понимаю, работа есть работа, – неуверенно сказала Ирина. – Нам ли быть в печали? Без расставаний не было бы встреч, правда, Шурик?

– Не разделяю твоего оптимизма. Если испытываешь сомнения в моей порядочности, позвони вечером Меркулову, он подробно распишет, куда меня послал. Он всерьез считает, что это дело государственной важности.

– Подожди, – забеспокоилась Ирина. – Если все так серьезно… я не хотела тебя расстраивать…

– Справлюсь, – самоуверенно заявил Турецкий. – Пару дней подышу свежим воздухом. Ты знаешь, на природе так хорошо.

– Знаю, – подтвердила Ирина. – В голову лезут навязчивые мысли, которые хочется осуществить с первой встречной… Прости, ничего личного, я просто шучу. Не забудь дома поесть, накорми кота – я забыла это сделать, и возьми с собой какие-нибудь теплые вещи.

– Возьму, – засмеялся Турецкий. – Некоторая противоречивость нашего климата видна уже прямо из машины. У меня на антресоли имеется тревожный чемоданчик. Он всегда готов – вдруг завтра в поход?

– Удачи, детектив, – напутствовала на прощание Ирина. – Я знаю, ты справишься. Ты же лучше всех…

Почему он должен куда-то спешить, лезть из кожи, нестись, задрав штаны? Он тоскливо мялся посреди комнаты, в которой давно пора все менять, вспоминал, куда он дел свой тревожный чемоданчик (на антресолях его почему-то не было). Пушистый Тихон полутора лет от роду – серый, пушистый, с белым потешным пятном на носу – увивался вокруг ног, в надежде задирая голову.

– Ну, давай ты еще скажи, что я лучше всех, а то давно мне об этом не говорили… – Он ногой отправил кота под кровать, пошел на кухню. Ссыпал корм в миску – подлетел домашний мерзавец, топая, как лошадь, оттолкнул, жадно зачавкал. Турецкий посмотрел на часы, взялся за уборку. Ведь уборка в доме, что ни говори, тоже один из способов ухаживания за любимой женщиной.

Однако перед смертью не надышишься. Вздохнув, он бросил это неугодное дело (есть жена – эффективное чистящее и моющее средство), начал складывать вещи. Драгоценный чемоданчик обнаружился на лоджии в шкафу – весь покрытый зеленью и с заклинившим замком. Чертыхнувшись, он отправился искать сумку.

– Забыл тебе сказать, – позвонил Меркулов, – ты всегда можешь рассчитывать на безвозмездную помощь нашей славной прокуратуры. Вертолет не обещаю, но если потребуется группа захвата, так и быть, телефонируй.

– Я не понял, ты издеваешься? – возмутился Турецкий. – Какая группа захвата? Пока работники вашей славной прокуратуры доберутся до Мжельска, на Земле наступит новый ледниковый период. Ты бы не портил настроение окончательно?

– Ладно, работай, – добродушно разрешил Меркулов. – По пустякам тревожить не станем. Надеюсь, ты уже проехал Волоколамск?

– Да иди ты… – Турецкий бросил трубку.

Порой возникало непреодолимое ощущение, что город Москва – это сам земной шар. Бесконечные перекрестия, забитые транспортом, развязки, тоннели, дома, дома, бессмысленная суета так называемой цивилизации. По Ленинградскому проспекту тащились с такой скоростью, что быстрее бы проехал инвалид на коляске. Волоколамское шоссе было менее загруженным, а к самому Волоколамску он подъехал в три часа дня. Перекусил бутербродами, поехал дальше. По мере отдаления от Москвы крепла подавленность, желание повернуть обратно становилось идеей-фикс. Не арестуют же его, в конце концов! На окраине Зубатова кончился бензин – первое мистическое событие, с которым он столкнулся в этом странном деле. Он точно помнил, что на днях заправлял полный бак. На заправках, конечно, не доливают, но чтобы с таким молодецким размахом… Машина встала на мосту через худенькую Зузаву. С ревом, едва не сбросив его с моста, промчался дальнобойщик. Отплевавшись, он подошел к перилам, свесился вниз. Берега реки представляли печальное зрелище: понурые худосочные камыши, голые обрывы с пучками недоразвитой зелени. Он махнул рукой, останавливая пожилого аборигена на старом «Москвиче» – выразительно показал на трос и сто рублей денег. Сумма оказалась достаточной, чтобы местный житель согласился дотянуть его до ближайшей АЗС. Забрал трос, побрел цеплять.

– Печальная у вас речушка, – заметил Турецкий, кивнув под ноги.

– Болеет, – лаконично объяснил дядечка. – Людям можно, а реке нельзя? В прошлом году вон там, выше по течению, поезд с мазутом до моста не дотянул, с рельсов сошел й весь свалился в воду. Представь, какая благодать. Неужто газет не читал? Эти края объявили зоной экологического бедствия, комиссии из Москвы в очередь выстраивались. Потом решили, что само восстановится. Приезжай лет через сто, нормально все будет…

– Вы, что, всю жизнь прожили в этом городке? – пробормотал Турецкий, озирая серые крыши, проглядывающие во впадине между холмами.

– Пока нет, – пожал плечами дядечка.

Качество бензина на Зубатовской АЗС взывало к немедленному вмешательству прокуратуры. Тоскливо прослушав работу мотора, Турецкий отъехал от заправки, остановился передохнуть. От гаража с самоуверенной вывеской «Автосервис» приблизился скучающий паренек лет шестнадцати в рабочем комбинезоне. Осведомился, широко зевая, не нужно ли чего-нибудь починить.

– Спасибо, бегаем пока, – отозвался Турецкий.

– Царапина вон у вас на борту.

– Ничего, сама заживет.

– Можем воздух в шинах поменять.

Турецкий засмеялся. Парнишка тоже хихикнул, сунул руки в карманы, потащился в свой гараж. В правое стекло постучалась размалеванная проститутка. Не женщина, а стыд божий – гадко рыжая, заштукатуренная, губа украшена лиловым герпесом, одета в растянутую кофту из верблюжьей шерсти (сразу видно по двум горбикам). Он машинально активировал стеклоподъемник и тут же пожалел об этом. Салон окутал приторный запах дешевых духов, девица всунулась в машину почти наполовину.

– Эй, эй, мадам, тут вам не Пляс Пигаль… – он заволновался, начал делать протестующие жесты. Но дева была с характером – отсутствие внешних данных окупала напористостью.

– Привет, красавчик, – она лукаво подмигнула. – Развлечемся?

– Потанцуем, что ли?

Девица заржала, как кобылка.

– Ну, ты даешь. А что, пятьдесят баксов, пять минут работы…

– Какая же это работа? – засмеялся Турецкий. – Работа, леди, должна требовать душевного полета и серьезного подхода. Отошла бы ты от машины, а?

– Нет, постой, – она скорчила жалобную мордашку. – А как прикажешь на хлеб зарабатывать? Мать больная, дом разваливается, жрать в доме нечего.

«И что характерно, у всех у них больная мать», – подумал Турецкий.

– Куда направляешься, красавчик? – накатывала шалава.

– В Ригу, – буркнул он.

– Ух, ты, – обрадовалась она. – Круто. Никогда в Эстонии не была.

– Ладно, вылазь, хватит, пообщались. А то доведешь меня, заеду в вашу ментуру и все на тебя накапаю. Сядешь в тюрягу.

– Врешь, – засмеялась путана. – У нас в стране проституция лега… лега… зирована.

Турецкий захохотал.

– Ну прямо как в анекдоте. В Германии недавно проституцию легализовали. Так там теперь такая ситуация: если неработающей тетке, живущей на социалке, приходят с биржи два предложения поработать проституткой и она отказывается, ее лишают социального пособия.

– Да иди ты… – девица от удивления открыла рот. Потом закрыла – испугалась, что муха залетит. – А с чего ты взял, что я проститутка? Я просто дарю людям свое тело, а люди дарят мне за это деньги…

– Отойди от окна! – рявкнул Турецкий. Тело, видите ли, у нее. Девица машинально отпрянула, он включил стеклоподъемник. Стекло закрылось. Но девица попалась упорная. Заняться в этот час ей было нечем, она продолжала колотиться в машину, взывая к его черствой душе. Турецкий бы отъехал, да, как на грех, зазвонил телефон.